ГЛАВА 44
Крестьянская телега, запряженная парой изнуренных лошадей, медленно подъезжала к Парижу. На ней сидели трое крестьян, которые везли пару бочек соленой рыбы. Мужики за долгую дорогу привыкли к рыбьей вони, но свежий человек чувствовал этот запах за целое лье. По их бедной одежонке можно было судить, что это «добро» они везли на продажу. Только непонятно, зачем в Париж. Там этого товара и без них хватало. Наверное, рассчитывали продать подешевле, у себя и этого не взять, а на эту деньгу купить кое-какую одежонку. Над простаками посмеивались, но они упрямо продолжали путь. И вот далеко на горизонте появились городские очертания. Это были крепостные стены с башнями.
Их спокойную езду едва не нарушила чья-то карета, ехавшая им навстречу. Не то возница заснул, не то выбитая колея повела, но карета едва не столкнулась с крестьянской телегой. Возница не выдержал и крепко ругнулся. Он даже замахнулся было кнутом, но, встретив решительный взгляд рослого бородача, медленно опустил руку.
На шум в окне кареты показалось женское личико. Взгляд незнакомки задержался на этом решительном бородаче. Она даже тихонько вскрикнула:
– Неужели он?
– Кто еще там? – раздался женский голос. – Что там случилось, Агнесса?
– Мама, это… он.
– Кто он? – мать, отстранив дочь, выглянула в окошко. – Простые крестьяне, Агнесса. Не сходи с ума. Ты уже в каждом мужчине начинаешь видеть его. Это к добру не приведет. Его нет. Нет в живых. И ты брось всякие ссылки на свое чутье. Чтобы я больше этого не слышала.
Голос был категоричен, требователен. В нем не было и нотки сочувствия. Такой тон заставляет человека замкнуться в себе. То же случилось и с Агнессой. Они почти всю дорогу ехали молча. Матери это нравилось. Ей не мешали строить воздушные замки.
Этот крестьянин был несколько озадачен. Поняли его и напарники, спросив:
– Что случилось? Уж не знакомую ли увидел?
– Нет! Просто показалось.
– Бывает, – сказал один из них.
Под вечер, когда сумрак начинает путать краски, у ворот графского дома остановилась крестьянская телега. Высокий крестьянин бросил одному из них:
– Стучи, – и показал на ворота.
Мужик соскочил с телеги. Подойдя к воротам, робко постучал.
– Стучи сильнее, – приказал высокий.
Мужик, осмелев, забарабанил что есть мочи. Вскоре послышался чей-то голос:
– Чево надо?
– Рыбу продаем, дешево!
– Ступайте, не надо вашей рыбы.
– Возьми, мил человек. Нам сказали, что святой отец ее любит.
– Давай проваливай, а то мужиков позову.
Послышались удалявшиеся шаги.
– Уходит, не хочет разговаривать, – сказал крестьянин.
Высокий так застучал по воротам кулачищами, что вся ограда заходила ходуном. Страж вернулся и начал открывать ворота. По той ругани, которой он сопровождал свои действия, можно было догадаться, что этот стук вывел его из себя. Из дома выскочили слуги. Показался и хозяин.
– Что случилось? – крикнул он с крыльца.
– Люди какие-то, – показал на крестьян мужик.
– Чего надо, добрый человек? – хозяин спустился с крыльца и подошел к высокому.
Сзади выстроился отряд слуг, готовых ринуться на крестьян.
– Да вот, – высокий крестьянин повернулся к телеге, – рыбку вам привезли. Хорооошая!
– Ладно, возьму бочку. Сколько вам?
– Сколько не жалко, сеньор.
– Откуда сами-то будете?
– С югов, сеньор, с югов.
– Ладно, дайте им ливр.
– Обижаешь, сеньор, с юга приехали. Почитай, с твоей родины.
– А ты откуда знаешь, что там моя родина?
– Да как не знать. Одним воздухом дышали.
– Ты кто такой будешь? – хозяин подошел почти вплотную.
Мохнатая шапка, надвинутая на глаза, поднятый высокий воротник мешали ему разглядеть его лицо.
– Сними-ка малахай.
Крестьянин, снимая его, низко поклонился, да так, что скрыл свое лицо. Не то хозяину надоела эта игра, не то он посчитал за унижение столько возиться с неизвестными, только он повернулся и кому-то сказал:
– Ладно, дай два.
– Две тысячи, дядя, – крестьянин выпрямился и, держа шапку в руках, встал перед ним.
Глаза того расширились. Он сделал шаг назад:
– Не может быть!
– Может, может, дядя!
– Раймунд?
Он подошел, еще не веря, и взял его за плечи, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Раймунд?! Дорогой! Раймунд! – и стал его целовать в обе щеки.
Изумленная дворня замерла. Освободившись от цепких объятий де Буа, Раймунд, глядя на своих недавних товарищей, приказал:
– Заезжайте во двор. Эй вы, – он повернулся к толпе, – накормите мужиков, лошадей. Дядя, я им должен две тысячи ливров.
– Сейчас, сынок, сейчас же отдам, – догадываясь, что эти огромные деньги племянник отдает им за свое спасение. – Ну пошли, – он обнял племянника, и они двинулись к дому.
Первое, что спросил у дяди Раймунд, было ли приглашение короля.
– Нет, – почему-то смутился дядя.
– А костюмы пошили?
– Тоже нет, – он вздохнул.
– Вот видишь, а я успел вернуться!
В этот день они долго сидели вдвоем. Раймунд рассказывал о своих новых злоключениях, а дядя с ужасом в глазах внимательно его слушал. Когда Раймунд закончил повествование, дядя сделал резюме услышанному:
– Мне думается, что все это дело одних рук – тамплиеров. Это опасный противник. Надо всегда быть начеку. И мне непонятно, почему король до сих пор не дал мне ответа. Я даже обратился с письмом к моему давнему другу, ныне маршалу Франции Патэ. И он молчит.
Раймунд почувствовал, что дяде было неловко за то, что он не может до сих пор добиться решения, казалось бы, не очень сложного вопроса. Чтобы замять этот разговор, дядя начал рассказывать про одно событие, которое здесь недавно было.
– Ты знаешь, в людях иногда проявляются такие способности, что диву даешься. У нас в гостях была, ты думаешь, кто? – он смотрит на него с интригующей улыбкой.
Раймунд почему-то сразу подумал об Агнессе. Лицо его покраснело. Дядя понял.
– О, да ты у меня еще совсем, совсем юный! Да, она, она, юная герцогиня Водан, и она убеждала меня, что ты жив, – он хлопнул его по коленке. – Но хороша! Ой как хороша! Боюсь, беды ты с ней не оберешься.
– А это почему? – Раймунд смотрит на дядю серьезными глазами.
– Да от кучи поклонников. А я твою натуру знаю, малейшее оскорбление и… шпага в руке. Кстати, я тебя подготовлю. Завтра придет учитель фехтования, лучше которого во всей Франции нет.
Раймунд промолчал. Но, чтобы как-то отойти от этой темы, спросил:
– Дядя, а как ты думаешь, почему король нас не принимает?
Дядя задумался. Он встал, прошелся по комнате. Поправил в канделябре покосившуюся свечу. Подошел к окну. Раймунд понял, что это трудный для него вопрос и дядя что-то знает, но почему-то не хочет сказать.
Он подошел к нему и тоже посмотрел в окно. Там двое южан вертелись около телеги.
– Хорошие ребята? – спросил де Буа, поворачиваясь к племяннику.
– Хорошие.
– Я с ними рассчитался.
– Дядя, ты не будешь против, если они еще поживут?
– Да сколько угодно, – он еще раз взглянул на нечаянных гостей и пошел к креслу.
Вернулся к креслу и Раймунд. Подвинулся к дяде поближе.
– Дядя, ты не ответил на мой вопрос. Я чувствую, что тебе почему-то трудно об этом говорить. Не бойся, я выдержу. Для меня лучше знать, чем об этом думать.
– Ты прав, – он потер ручки кресла.
– Дело в том, что, спасая сестру, ты лишился графства.
В голове Раймунда это сообщение нашло иное выражение. Граф де Буа напрямую не хочет сказать, что он раскрыт, а раз так, то его лишают наследства в пользу настоящей графини.
– Дядя, – он решил во всем признаться сам, – что мне оставалось делать, по…
– Подожди, подожди, – дядя приподнял руку, – ты хотел сказать, что остается делать нам. Я пока не знаю, и торопиться не будем. Свадьба еще не назначена, поэтому решения нет. Король чего-то выжидает.
В голове Раймунда все смешалось: свадьба, ожидания короля…
– А при чем тут свадьба? – осторожно спросил он.
– А то, что в брачном договоре записано: тулузские земли идут в собственность брата короля как приданое.
Совсем запутался Раймунд: «При чем здесь брат короля? Неужели он женится на Констанции? Ба, тогда все ясно!» Лицо его просветлело. Он вспомнил совет Грозного: если не хочешь беды, никому, слышишь, никому – ни жене, ни другу, никому никогда не говори о своей тайне. «А я чуть не проболтался. Нет, все. Урок на всю жизнь. Держаться до последнего. Итак, я пока граф. Там видно будет. Возвращаться туда – смерти подобно».
– Тогда ясно. Король делает вид, что меня нет. Свадьба прошла, земли вошли в королевский домен. И будет поздно.
Де Буа как-то странно посмотрел на племянника. Его взгляд как бы говорил: «Ну и головаст же ты, мой племянничек». Да, так и подумал.
– А позже, дядя, как ты думаешь, он нас примет?
Дядя опять задумался, потом сказал:
– Надеюсь на маршала.
Маршал старался. Хорошо изучив короля, он выжидал момента. И в один из дней Ферри Патэ подумал, что время для этого наступило.
– Ваше величество, – сказал он перед уходом, глядя на доброе выражение лица своего господина, – у меня есть старый друг.
– Уж не граф ли де Буа? – голова короля наклонилась, а сам он весь собрался, точно приготовился к прыжку.
– Он, – сознался маршал.
– Я его, Ферри, принять не могу.
– Почему? – искренне удивился маршал.
– Если я его приму сейчас, то сильно пострадают интересы Франции.
Маршал сник:
– А почему?
Король подошел к Ферри и, как делают друзья, положил на его плечо руку. Патэ увидел, как в глазах его промелькнуло глубокое сожаление. Да, король был великий человек.
– Моя совесть не позволит посмотреть в глаза этого юноши!
– Вы, сир, удивительный король! – Ферри поднялся, а от нахлынувших чувств его глаза заблестели.
