Четыре слова, вырвавшихся у Селены, были до того непристойными, что Лока даже поперхнулся. Селена, не шевелясь, смотрела вниз. На толстую зубчатую белую полосу, протянувшуюся под красным глазом. Полоса была пугающе длинной.

– Валим на берег, – шепнула она Локе. – Быстро!

Белая полоса была вовсе не полосой, а зубами. Крупными, каждый из которых мог мгновенно откусить руку. И зубы эти стремились прямо к полынье, проделанной силой ее магии. Теперь понятно, почему в пещере не было ни скелетов, ни костей. Только оружие, не уберегшее дурней, сунувшихся в этот страшный мрак.

– Боги милосердные, – пробормотал Лока, опасливо выглядывая из-за плеча Селены. – Это что?

– Заткнись, и идем, – прошипела она.

Рован смотрел на них во все глаза. Лицо у фэйца было напряженным. Он и не подозревал, что в пещере обитает какая-то красноглазая зубастая тварь.

– Лока, поторопись! – сердито крикнул он.

В одной руке Рован держал свой меч, в другой – найденный в нише.

А тварь неторопливо двигалась к ним. Ей было любопытно. Селена уже видела змееподобное тело, такое же бледное, как камни на дне озера. Огромное и невероятно древнее чудовище, о котором Селена не слышала даже легенд. Оно было совсем рядом, отделенное тонким слоем льда.

Лока задрожал. Его загорелая кожа сделалась мертвенно-бледной. Селена вскочила на ноги. Лед угрожающе застонал.

– Не смотри вниз, – велела она Локе, хватая парня за локоть.

У них под ногами образовалась полоска льда потолще, протянувшаяся к берегу.

– Иди!

Она толкнула Локу вперед. Он заскользил к берегу, громко шаркая ногами. Селена немного задержалась на месте и снова взглянула вниз.

Крик застрял у нее в горле. Из воды на нее смотрел уже не глаз, а громадная чешуйчатая голова. В этом чудовище было что-то от дракона, змея и гигантской рыбы. Второго глаза у него не было – только шрам на месте пустой глазницы. Кто же мог лишить его глаза? Или эта тварь – не единственная обитательница пещерного озера? Вдруг на глубине прячется кто-то покрупнее и пострашнее? Селена усмехнулась горькой иронии: дно озеро усеяно оружием, а она – с пустыми руками.

– Быстрее! – прорычал Рован Локе, одолевшему уже половину расстояния.

Селена тоже заскользила к берегу, подражая шагам парня. Бежать она не решалась, опасаясь поскользнуться и сломать лед. Она успела сделать всего пару шагов, когда лед пропороло нечто белое и извивающееся, как змея перед атакой.

Хвост чудовища хлестанул по льду, и окружающий мир всколыхнулся.

Лед вздыбился. Селену подбросило в воздух, и она упала на четвереньки. Усилием воли она загнала поглубже магическую силу, уже готовую защищать ее, жечь и калечить противника. Поднявшись на ноги, Селена едва успела отскочить. Огромная чешуйчатая рогатая голова была совсем рядом. Лед треснул, пока еще далеко от берега, однако трещина приближалась с пугающей скоростью. Казалось, у Рована не осталось больше сил, чтобы удерживать тонкий мостик льда между Селеной и берегом.

– Оружие! – выдохнула она, не решаясь отвести глаз от чудовища.

– Торопись! – велел ей Рован.

Он все-таки бросил ей найденный меч. Ветер донес ножны и опустил к ногам Селены. Краем глаза она видела, как Лока отшвырнул мешавшую ему меховую подстилку. Селена на ходу подняла ножны. В эфес был вделан рубин величиной с куриное яйцо. Она вытащила меч и удивилась. Ножны были очень старыми и сильно потертыми, а меч – сверкающим, без зазубрин, словно кто-то за ним бережно ухаживал. Из ножен выпало что-то еще. Это оказалось простое золотое кольцо. Селена запихнула его в карман и прибавила шагу.

И снова лед вздыбился. Чудовище молотило по нему хвостом, явно намереваясь раскрошить. На этот раз Селена не упала, а лишь присела на корточки, успевая одновременно любоваться красотой и легкостью меча. Все это мгновенно забылось, когда она услышала вопль Локи. Парень упал в разлом. Подскочив к Локе, Селена успела схватить его за воротник камзола и вытащить на лед. Лока не держался на ногах. Селене и самой было трудно устоять. Ледяная поверхность ходила ходуном.

Они выбрались на мелководье. Селена чуть не вскрикнула от облегчения, увидев подо льдом белесые камни. В это время у нее за спиной треснул лед. Ее и Локу обдало холодной водой. Вперед! Нельзя останавливаться. Чудовище шумно выдохнуло. Селена чуть ли не волоком тащила Локу к берегу.

Когти чудовища полоснули по льду, оставив четыре глубокие борозды. Лоб Рована покрылся потом. Сил, чтобы сохранять ледяной покров, почти не было.

До берега оставалось десять ярдов. Лока буквально висел на Селене. Пять ярдов… Берег. Рован тяжело, содрогаясь всем телом, выдохнул. Только теперь Селена решилась обернуться… Увиденное превосходило самые кошмарные сны. Чудовище пыталось выбраться на лед, сверкая голодным красным глазом и скаля свои жуткие зубы, каждый из которых обещал мучительную смерть. Выдох Рована прекратился. Лед растаял, и чудовище плюхнулось в воду.

Лед служил дополнительной преградой. Как она раньше не догадалась об этом? Лока раскачивался из стороны в сторону. Чувствовалось, его сейчас вытошнит. Селена схватила парня за руку и поволокла к выходу. Теперь ничто не мешало чудовищу выбраться из воды и броситься на них. А ее меч перед ним – все равно что зубочистка. Вдруг эта тварь на суше еще проворнее, чем в воде?

Лока беспрерывно бормотал молитвы, пока Селена волокла его к выходу, на яркое послеполуденное солнце. Выбравшись из пещеры, оба бросились вниз по склону, к кромке леса. Стена сумрачных деревьев теперь выглядела манящей. Просто чудо, что они нигде не споткнулись и ни разу не упали.

Окрестные склоны потряс рев, похожий на гул землетрясения. С задрожавших ветвей вспархивали птицы. Чудовище ревело от гнева и голода. Оно добралось до выхода из пещеры, но после тысячелетий, проведенных в водной тьме, не выдержало яркого солнечного света. О том, что могло случиться, окажись они здесь под вечер, думать не хотелось. Рев чудовища действовал как хлыст, подстегивая их бег.

Все это время Селена не вспоминала о Роване, решив, что он превратился в белого ястреба и улетел. Но сейчас она вдруг ощутила его за спиной. Селена решила не оборачиваться. Хватит с нее перепуганного Локи. Весь путь до крепости парень тяжело дышал и бормотал уже не молитвы, а ругательства.

До крепости оставалось совсем недалеко. Стены Стража Тумана уже виднелись в просветах между деревьями. Селена сказала Локе, чтобы дальше шел один и о случившемся в пещере помалкивал. Дождавшись, пока смолкнет треск и хруст его шагов, она обернулась.

Рован стоял почти рядом. Он тоже тяжело дышал. Его меч был убран в ножны. Свой новый меч Селена воткнула в землю. Рубин эфеса ярко вспыхнул, оказавшись в узкой полоске солнечного света.

– Я тебя убью, – прорычала Селена и бросилась к Ровану.

Даже в своем фэйском обличье она уступала Ровану в быстроте и силе. Он легко увернулся от ее удара, и Селена ткнулась лицом прямо в дерево. Конечно, это было лучше, чем столкновение с каменными стенами крепости, но ненамного. У нее заныли зубы. Развернувшись, она снова атаковала. Рован стоял почти рядом, оскалившись. На этот раз он не сумел увернуться. Селена схватила его за отвороты камзола.

С каким наслаждением она въехала ему по физиономии – правда, до крови ободрав костяшки пальцев.

Зарычав, Рован швырнул ее на землю. У Селены перехватило дыхание. Струйка крови из носа попала прямо в горло. Не дав Ровану усесться на себя верхом, она толкнула его ногами, вложив в удар всю свою бессмертную силу. Он упал. Они поменялись ролями. В глазах Рована отражались ярость и удивление.

Селена вторично ударила его по лицу. Ка́к только у нее пальцы не отвалились?

– Если ты еще хоть раз затащишь кого-то в эту поганую пещеру… – Теперь она лупила Рована по татуировке. – Если позволишь себе рискнуть еще чьей-то жизнью…

Кровь из ее разбитого носа капала ему на лицо, смешиваясь с его собственной, доставляя Селене извращенное наслаждение.

– Я тебя попросту убью.

Новый удар, теперь левой рукой. А почему он лежит и смиренно принимает побои? Эта мысль проскользнула на задворках ее сознания и исчезла.

– Я разорву твою поганую глотку! – Она обнажила клыки. – Понял?

Рован повернул голову вбок и выплюнул кровь.

У Селены стучало в висках. Тело требовало действий. Непрерывных, решительных. Иначе ее разнесет по кускам. Она позволила себе крошечную паузу, отвлеклась всего на мгновение. Ей казалось, Рован едва шевельнулся. Но почему она опять оказалась на земле, а он навис над нею? Селена и сейчас вцепилась ему в лицо, однако Ровану это ничуть не мешало.

– Я буду делать все, что захочу, – прорычал он.

– Ты не потащишь туда больше никого! – Селена завопила так, что птицы на ветвях прекратили щебетать. Ее обломанные ногти впивались ему в запястья. – Больше никого!

– Это почему, Аэлина?

Опять проклятое имя…

Неужели его запястья не чувствовали боли?

– Потому что меня тошнит от твоих фокусов!

Селена глотала воздух. Ее трясло от жутких мыслей, которых она избегала с самого дня гибели Нехемии. Она боялась вызвать их снова. И вот теперь они рвались наружу, превращаясь в слова.

– Я отказалась ей помогать, и тогда она устроила собственную смерть. Точнее, гибель. Она думала… – Селена диковато рассмеялась. – Она думала, что ее смерть подстегнет меня к действиям. Она думала, что я сделаю больше, чем она, и пожертвовала собой. Но она врала мне. Обо всем. Она врала из-за моей трусости, и я ее за это ненавидела. Я и сейчас ее ненавижу, потому что она ушла и оставила меня одну.

Рован не отпускал ее. Его теплая кровь капала ей на лицо.

Она все-таки сказала это. Произнесла слова, столько недель подряд застревавшие у нее в горле. Следом вырвалась волна гнева. Селена разжала пальцы.

– Ну пожалуйста. – Ей было наплевать, что она превратилась в просительницу. – Не води больше никого в ту пещеру. Я сделаю все, что скажешь. Но только на таких условиях. Никогда и никого.

Наконец он убрал руки и сел, прикрыв глаза. Селена смотрела на кроны деревьев. Больше он не увидит ее слез. Никогда.

– Как она умерла? – спросил он.

Селена ответила не сразу. Влага мха, на котором она лежала, впиталась в одежду и теперь приятно холодила тело.

– Она хитростью убедила нашего общего знакомого, что ради успеха их дела он должен ее убить. Тот нанял ассасина, выбрал время, когда меня не было в замке, и… вот так ее и убили.

Ох, Нехемия. Пошла на поводу у своей дурацкой надежды, не понимая, что лишь напрасно губит свою жизнь. Она могла бы заключить союз с Галаном Ашериром и спасти мир. И ее родное королевство увидело бы лучшие времена.

– А что случилось с теми двумя? – с холодным любопытством спросил Рован.

– Ассасина я выследила… Потом его… останки нашли в глухом переулке. Что же касается того, кто его нанял… – Она вспомнила перекошенное ужасом лицо Шаола. Кровь на своих руках, волосах, одежде. – С ним я тоже расправилась. Тело бросила в сточную канаву.

Это были самые злодейские из всех убийств, совершенных ею. В обоих случаях ее рукой водил гнев и желание отомстить. Селена думала, что Рован начнет читать ей мораль.

– Вот и правильно, – сказал он.

Его слова настолько удивили Селену, что она повернулась к нему и увидела «деяния рук своих». Лицо расцарапано в кровь, камзол и рубашка порваны. Там, где она цеплялась за его руки, одежда была сожжена дотла, а кожу покрывали ярко-красные пузыри.

Отметины. Хуже всего, что она повредила ему татуировку на левой руке. Селена вскочила, не зная, как теперь быть. Ползать на коленях, вымаливая прощение?

Она представила, как ему было больно. И от ударов, и от ожогов. Неудивительно, что с подавляемыми словами наружу вырвалась и ее магическая сила.

– Ты меня… я такое наделала, – запинаясь, начала она, однако Рован махнул рукой:

– Не надо. Ты защищала тех, кто тебе небезразличен.

Нечто вроде извинения, поскольку напрямую фэйцы никогда не признавали себя неправыми.

Селена кивнула. Рован счел это за ответ.

– Я оставлю меч себе. – Она вытащила лезвие из земли.

– Ты его не заработала. – Рован помолчал, потом добавил: – Можешь считать это наградой. Но на время наших упражнений оставляй меч в своей комнате.

Спорить Селена не посмела. Пойдя на уступку, Рован и от нее ждал ответной уступки. Интересно, часто ли за последние сто лет он бывал так покладист?

– А вдруг эта тварь по нашим следам явится в крепость, когда стемнеет?

– Даже если и явится, ей не пересечь круг защитных столбов… Что тебя удивляет? Ты же сама чувствуешь их силу. На них наложены особые заклинания, отвращающие врагов. И от вражеской магии тоже.

Теперь понятно, почему крепость называется Стражем Тумана.

Они продолжили путь. Шли молча, и молчание было на редкость приятным.

– Ты уже второй раз даешь мне немыслимые задания. Все обучение летит вверх тормашками. Наверное, ты самый худший учитель из всех, что у меня были.

– Странно, что ты только сейчас это поняла, – отозвался Рован, бросив на нее косой взгляд.

Селена фыркнула. На крепостных стенах зажглись факелы, в окнах – свечи. Казалось, крепость приветствовала их возвращение.

– Более печального зрелища я еще не видел, – поморщился Эмрис, когда Рован и Селена появились в кухне. – Вы с ног до головы в крови, грязи и листьях.

Зрелище и впрямь было печальным. У обоих – расцарапанные, перепачканные лица, где своя кровь перемешалась с кровью другого. Волосы – как гнезда сумасшедших птиц. Селена вдобавок еще и прихрамывала. Суставы двух пальцев были содраны чуть ли не до кости, а где успела разбить коленку, она уже позабыла.

– Вы напоминаете бродячих котов. Те способны грызться сутки напролет. Ешьте. – Эмрис поставил перед ними по миске жаркого. – Приводить себя в порядок будете потом. Тебя, Элентия, я освобождаю от вечерней работы на кухне и от утренней тоже.

Селена собралась возражать, но старик поднял руку:

– Еще только не хватает, чтобы ты забрызгала кровью пищу и посуду.

Морщась, Селена плюхнулась рядом с Рованом на скамейку. Боль от многочисленных ран была такой, что она заковыристо выругалась. Ей совсем не хотелось сидеть рядом с Рованом, и она добавила эпитетов.

– Когда будешь мыться, не забудь выполоскать рот, – сердито заметил ей Эмрис. – А то из него лезет сплошная дрянь.

Лока устроился возле хлебной печи и подавал Селене отчаянные знаки, водя ладонью по горлу. Это было предостережение: «Не повтори утренней ошибки». Даже Малакай, сидящий с другого краю в компании двух суровых караульных, внимательно поглядывал на нее.

Рован склонился над тарелкой. Казалось, кроме жаркого, его сейчас ничего не занимало. Селена вновь посмотрела на Локу. Тот отчаянно дергал себя за уши.

Вот оно что! Она не совершила обратного превращения. И все, кто был в кухне, это заметили. Ни кровь, ни грязь, ни листья им не помешали. Малакай выдержал ее взгляд. Сама не зная зачем, она мысленно подзадоривала старика: «Ну давай, скажи что-нибудь». Но Малакай лишь пожал плечами и вернулся к еде. Похоже, здесь никого это особо и не удивило. Селена откусила кусочек мяса и чуть не вскрикнула. Может, все дело в обостренных фэйских чувствах? Или сегодня жаркое действительно было вкуснее?

Эмрис стоял у плиты и тоже поглядывал на нее. Селена и ему бросила молчаливый вызов. Потом вернулась в свое смертное обличье, добавив к болячкам еще одну порцию боли. Эмрис принес им по ломтю свежего хлеба и сказал:

– Мне безразлично, у кого круглые уши, а у кого заостренные. И вид зубов меня тоже не волнует.

Еще раз взглянув на Рована, старик добавил:

– Не стану отрицать, принц, мне приятно видеть, что и вашему лицу сегодня досталось.

Рован вскинул голову. Эмрис ложкой указал на него:

– Может, вы больше не будете колошматить друг друга? Невелика заслуга – превратить лицо в отбивную.

Малакай застыл, однако Эмрис продолжал:

– Мне от ваших потасовок – сплошной убыток. С таким личиком, как у нее сегодня, только караульных пугать. Мне на кухне помощники нужны, а не пугала. Думаете, мы не слышим, как вы ежедневно орете друг на друга? Уши вянут. Такие словечки вылетают, что просто диву даюсь, как еще в Вендалинском королевстве молоко от них не киснет.

Рован опустил голову и пробормотал что-то себе под нос. А у Селены впервые за долгое, очень долгое время приподнялись уголки губ.

Она встала, подошла к Эмрису и опустилась на колени. Потом, не жалея слов, извинилась перед ним, Локой и Малакаем. Они заслуживали ее извинений. Малакаю и Локе этого, похоже, было достаточно, однако из глаз Эмриса не уходила тревога. И боль тоже. Слова, выплеснутые Селеной утром на него и других, – как пятно, которое сразу не смоешь.

А потом… Имен Эмрис не называл. Он говорил очень деликатно, и все равно у Селены взмокли ладони и свело живот. Эмрис сообщил ей, что он и другие полуфэйцы старшего поколения знают, кто она такая на самом деле. Они были знакомы с ее матерью, которая тоже работала здесь на кухне. Селену слова Эмриса не удивили. Ее удивило, когда Рован встал рядом с нею возле чана и стал помогать ей мыть их миски и ложки.

Трудились они молча. В жизни Селены оставалось достаточно тайн, о которых она не собиралась говорить. И пятен на душе, к которым даже она сама боялась прикасаться. Но быть может… быть может, когда ей хватит смелости рассказать, он не отвернется и не полоснет по ней ледяным равнодушием.

Лока улыбался во весь рот. Значит, случившееся сегодня не так сильно его испугало.

– У нас сегодня было приключение, – глядя на Эмриса, сказала Селена.

Малакай перестал есть.

– Не с ним ли связан душераздирающий рев, который мы слышали днем? У нас в крепости весь скот взбесился. Еле успокоили.

Селена не улыбнулась, а лишь прищурилась:

– Что вам известно о чудовище, которое обитает в озере под… – Она вопросительно посмотрела на Рована.

– Под Лысой горой, – докончил тот. – Но таких историй Эмрис не знает.

– Я – Хранитель Историй, – напомнил ему старик. Вид у Эмриса был такой же сердитый, как у железных фигурок на решетке плиты. – Это значит, я собираю все истории, какие слышу из уст фэйцев и смертных. Порой они нескладны, однако я запоминаю и такие.

Он сел за стол, сложив руки перед собой:

– Несколько лет назад повстречался мне дурень. Другого слова не подберу. Он решил, что может попасть в Доранеллу и без приглашения. Достаточно найти перевал в Камбрианских горах. Просто чудо, что дикие волки Маэвы не загрызли его насмерть. Но когда он приковылял сюда, жизнь в нем едва теплилась. Приютили мы его у себя и послали за целителями.

– Так вот почему ты ни на минуту от него не отходил, – пробормотал Малакай и подмигнул своему парному.

Эмрис криво усмехнулся:

– У него было воспалено все тело. Я слушал его бессвязные фразы и сомневался: не бредит ли? Рассказал он, как по пути к Камбрианским горам ночь застигла его у подножия Лысой горы. Шел дождь, было холодно. Увидев пещеру, этот дурень решил в ней переночевать, а на рассвете отправиться дальше. Добрался до озера, развел там костер. И все время его не покидало ощущение, будто кто-то на него из озера смотрит. Потом сморил его сон. Заснул он да вдруг проснулся. Что такое? По озеру волны бегут. Откуда взяться волнам, когда в пещере – ни ветерка? Видит – издали к нему кто-то плывет. Какой-то громадный зверь.

– И ужасно жуткий, – вставил Лока.

– Ты мне говорил, что ходил с Бассом и другими караульными в дозор! – крикнул парню Эмрис.

Затем он выразительно посмотрел на Рована. Взгляд его означал нечто вроде: «В следующий раз, принц, вы к еде повнимательней отнеситесь. А то и отравиться можно».

Эмрис прочистил горло и ненадолго замолчал, будто вспоминая.

– В ту ночь у дурня состоялся с чудовищем разговор. Зверь признался, что он – почти ровесник горы. Родился в другом мире, а сюда попал, воспользовавшись невнимательностью богов. Поначалу он жил, охотясь на фэйцев и смертных. Но нашелся храбрый воин и вызвал зверя на поединок. Воин погиб, но успел вырвать зверю глаз и наложить проклятье: пока стоит Лысая гора, жить ему в подземном озере.

Чудовище из иного мира. Не в те ли времена он попал сюда, когда валги вели свои войны? Им открыть и закрыть портал в иной мир было не сложнее, чем дверь. И сколько еще ужасных чудовищ оставалось здесь со времен древних войн за обладание Ключами Вэрда?

– С тех пор этот зверь и живет в подземном озере. Он давно уже забыл свое имя. Те, кто забредает в пещеру, назад обычно не возвращаются.

Селена растирала саднящие пальцы. Рован пристально смотрел на Эмриса, чуть склонив голову набок. Потом взглянул на Селену – слушает ли рассказ? – и спросил:

– А что за воин сделал чудовище одноглазым?

– Дурень этого не знал. Зверь – тоже… Странно, что меня никто до сих пор не спросил, на каком же языке они беседовали. На фэйском. Зверь говорил на каком-то очень давнем диалекте древнего языка, и дурень едва его понимал. Зверь помнил, что у воина на пальце было золотое кольцо, а как выглядел он сам – напрочь забыл.

Селена едва удержалась, чтобы не полезть в карман за кольцом или не начать разглядывать меч, оставленный ею у двери. Быть может, рубин на эфесе – вовсе и не рубин. Но такое вряд ли возможно. Слишком много совпадений.

Быть может, она бы и поддалась искушению, если бы Рован не потянулся за стаканом воды. Вряд ли это кто-то заметил, кроме нее. Фэец умел владеть собой. И все же он слегка поморщился. Ожоги давали о себе знать. Вздувшиеся пузыри лопнули, и теперь любое прикосновение отзывалось сильнейшей болью.

– Так что довольно приключений, – сказал Эмрис, внимательно глядя на принца.

Рован посмотрел на Локу. Парень был готов шумно возражать.

– Договорились, – ответил Рован.

– И больше никаких потасовок.

Рован поймал взгляд Селены. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Мы постараемся.

Кажется, даже Эмрис остался доволен таким ответом.

Усталость обступила Селену со всех сторон, будто каменная стена. Однако сон не шел. Селена продолжала думать о монстре из пещеры. О мече, внезапно появившемся у нее. О кольце, которое она разглядывала целый час, так ничего и не обнаружив. Пусть совсем чуть-чуть, но она научилась управлять льдом. И все же в основном мысли Селены крутились вокруг ее стычки с Рованом и ожогов на его руках.

«У него такая терпимость к боли, что можно позавидовать», – думала она, ворочаясь на холодной койке. А ведь у нее есть мазь. Смертные при таких ожогах побежали бы к целителю. Она поворочалась еще несколько минут, потом встала, обулась, схватила мазь и вышла. Возможно, ей откусят голову. Но не может она спать, чувствуя себя виноватой. Боги, она чувствовала себя виноватой!

Подойдя к двери его комнаты, Селена тихонечко постучалась. Она втайне надеялась, что комната пуста.

– Кто там? – послышалось из-за двери.

Селена сжалась и толкнула дверь.

Его комната была теплой и уютной. Возможно, чуть старомодной и с потертой утварью. Особенно это касалось ковров на сером каменном полу. Изрядную часть помещения занимала большая кровать под балдахином, застеленная и пустая. Рован сидел за столом перед камином, отделанным резными каменными плитами. Он был без рубашки. На коленях у него лежала карта. Черные крестики отмечали места обнаружения трупов.

Его глаза раздраженно сверкнули, но Селена не обратила внимания. Разинув рот, она смотрела на его татуировку. Узоры покрывали лицо, шею, плечи, левую руку вплоть до кончиков пальцев. Тогда, в лесу, она не особенно приглядывалась к татуировке Рована. Но сейчас искренне восхищалась, разглядывая красивые непрерывные линии. Почти непрерывные, поскольку на запястьях, словно следы кандалов, темнели ожоги.

– Что тебе надо?

Загар на теле свидетельствовал, что Рован немало времени проводил на солнце. Все его мышцы – безупречные, как у статуи, – были испещрены шрамами. Следы нескончаемых сражений, которые он вел по приказу Маэвы. Он сотнями лет шлифовал свое тело. Тело воина.

– Я подумала, тебе это пригодится.

Селена бросила ему баночку с мазью. Рован поймал ее одной рукой, почти не глядя, поскольку его взгляд был устремлен на Селену.

– Я это заслужил.

– Мне все равно было… неловко.

Рован вертел баночку между пальцами. По правой стороне его груди тянулся длинный, пугающего вида шрам. В каком сражении фэец его получил?

– Это подкуп? – спросил он.

– Если ты и дальше собираешься меня мучить, тогда верни.

Селена протянула руку. Однако Рован мазь ей не отдал, поставив баночку на стол.

– Ты можешь сама себя исцелить. И меня заодно. Раны пустяковые. У тебя ведь есть этот дар.

Селена пожала плечами. Когда-то у нее получалось убирать у себя порезы и ушибы. Как именно – она не знала.

– Я чуть-чуть умею управлять водой. Это я унаследовала по линии Мэбы.

Огонь был наследием ее отцовской линии.

– Мама говорила мне, что капелька воды в моей магии – это мое спасение.

При упоминании матери у Селены внутри все сжалось.

Рован кивнул.

– Когда-то давно я очень хотела стать целительницей. Мне этого не позволяли. Взрослые говорили… напрасная трата времени. Меня ждет другая жизнь. Нельзя быть сразу королевой и целительницей.

Кто ее тянет за язык говорить все это?

– Иди спать, – сказал Рован, и тоненькая ниточка доверительности оборвалась. – Раз тебя освободили от кухни, начнем занятия с самого утра.

А чего еще она ждала после издевательства над его запястьями? Она заслужила такое отношение. Должно быть, все, что чувствовала сейчас Селена, отражалось у нее на лице.

– Подожди, – вдруг остановил ее Рован. – Дверь закрой поплотнее.

Селена повиновалась. Рован не приглашал ее сесть. Она стояла, прислонившись спиной к двери, и ждала. Рован сидел к ней спиной. Он глубоко дышал. Это было видно по движениям его мышц. Вдох. Выдох. Снова вдох. Потом…

– Когда умерла моя женщина, я очень… очень долго приходил в себя.

– А давно это было? – почти не задумываясь, выпалила Селена.

– Две тысячи три года и двадцать семь дней назад. – Рован коснулся своего лица, шеи, рук. – Здесь рассказано, как это случилось. Повествование о позоре, который останется со мной до последнего вздоха.

Значит, воин с опустошенными глазами, который был здесь недавно…

– И другие приходят к тебе, чтобы ты запечатлел у них на теле истории их позора?

Рован кивнул.

– В горах на юге Гарель и его отряд попал в засаду. Сам он уцелел, но потерял трех солдат. Все его тело покрыто именами погибших, кто служил под его началом. Но тело – как пергамент. А главным хранилищем позора является душа.

– Ты считаешь себя виновным в смерти твоей женщины?

– Да. – Он медленно кивнул. – Когда я был молод, я думал только о доблести. Мною двигало желание прославить себя и свой род. Я сражался везде, куда бы меня ни посылала Маэва. Однажды мне встретилась фэйка по имени Лирия. – Это имя Рован произнес почти с благоговением. – Она торговала цветами на рынке в Доранелле. Маэва была против наших отношений… но когда ты встречаешь свою пару – это сильнее тебя. Лирия стала моей, и никто не смог бы ни уговорить, ни заставить меня расстаться с нею. Я обрел пару, но лишился благосклонности Маэвы. А тогда ее благосклонность еще значила для меня очень много. Мне хотелось выглядеть безупречным в глазах королевы. Когда началась очередная война, я увидел в этом шанс… искупления вины перед Маэвой. Теперь-то я понимаю, что был ни в чем не виноват. Лирия умоляла меня не ходить на войну, но честолюбивые мысли затуманили мне сознание. Я думал только о скорых сражениях и грядущей славе. Мы с Лирией тогда жили в горном доме. Я оставил ее там одну и ушел.

Рован снова посмотрел на Селену.

«Бросил ее, как недавно бросил меня». Вот почему он так взвился, услышав от Селены эти слова. Память далекого прошлого вдруг поднялась и схватила его за горло. У Селены бывало то же самое, хотя ее воспоминания измерялись всего лишь годами, а не столетиями.

– Месяц за месяцем я сражался, умножая славу и утоляя свои дурацкие амбиции. А потом мы получили тревожную весть. Наши враги задумали втайне проникнуть в Доранеллу через горные перевалы.

Рован запустил руку в волосы, потом почесал исцарапанный Селеной лоб.

– Я полетел домой. Летел, не останавливаясь ни на миг, а когда добрался… Вместо дома я нашел пепелище. Лирию они убили. Она была беременна.

Селена затаила дыхание.

– Когда ты теряешь свою пару, ты не… – Рован мотнул головой. – Я потерял все. Себя. Представления о времени и месте. Я выследил всех, кто ее убивал, и расправился с каждым. Их смерть от моих рук была долгой и мучительной. Слишком поздно я понял, почему Лирия так умоляла меня не ходить на войну. Она уже тогда была беременна. Но честолюбивые замыслы притупили мое обоняние, и я этого не почуял. Отправился умножать славу, оставив подругу с будущим ребенком.

– А что ты делал после расправы с убийцами? – дрогнувшим голосом спросила Селена.

Лицо Рована стало каменным. Судя по глазам, он сейчас находился далеко в прошлом.

– Первые десять лет я вообще ничего не делал. Я исчез. Тронулся умом. Ушел за пределы безумия. Перестал что-либо чувствовать. Меня больше не занимали войны и сражения. Меня носило по свету, то в этом облике, то в обличье ястреба. Я едва замечал смену времен года. Ел я лишь тогда, когда об этом мне напоминал ястреб. Иначе он мог умереть. Я не раз думал покончить жизнь самоубийством, но у меня… не поднималась рука…

Рован помолчал.

– Так могло продолжаться до бесконечности, если бы не Маэва. Она разыскала меня и сказала, что я уже достаточно времени отдал скорби, а теперь должен вернуться к ней на службу и вместе с другими воинами охранять ее владения. Все те десять лет я провел в молчании. Я думал, что вообще разучился говорить. Только услышав свое имя, я вспомнил, как меня зовут.

– И ты стал служить Маэве?

– У меня не было выбора. Я был совершенно один. Меня уже не манила ни доблесть, ни слава. Я пошел на службу, надеясь погибнуть в сражении и воссоединиться с Лирией. Вернувшись в Доранеллу, я запечатлел на теле историю своего позора. А потом связал себя с Маэвой клятвой на крови и с тех пор ей служу.

– Как… как ты смог вернуться к жизни после такой потери?

– Долгое время мне казалось, что вернулась лишь моя оболочка. Наверное, я вряд ли смогу вернуться целиком.

Селена кивнула. Ей было тяжело смотреть на Рована. Она плотно сжала губы и отвернулась к окну.

– Но быть может… – тихо продолжал он.

Удивившись продолжению, Селена вновь повернулась к нему. Рован не улыбался, однако его глаза пытливо смотрели на нее.

– Быть может, вместе мы бы смогли вернуться.

Он не станет извиняться ни за случившееся сегодня, ни за вчерашнее. Его извинений она не услышит и сама не будет их требовать. Все недели общения с Рованом были равнозначны созерцанию себя в зеркале. Селена вдруг поняла: он был ее отражением. Неудивительно, что он вызывал у нее такую неприязнь.

– Я бы этого очень хотела, – едва слышно прошептала Селена.

Рован протянул руку:

– Тогда вместе.

Она посмотрела на мозолистую, покрытую шрамами ладонь Рована, потом на его татуированное лицо, полное угрюмых надежд. Ему не надо объяснять, что́ значит быть раздавленной до самой сердцевины. Каждый из них побывал на дне своей пропасти. Рован и сейчас выкарабкивался оттуда.

Возможно, им никогда не удастся выбраться окончательно и снова обрести цельность, но…

– Вместе, – сказала Селена, принимая его ладонь.

Где-то далеко, в потаенных ее глубинах, затеплился огонек.