Прошла еще одна неделя. Новых жертв неведомой сущности, выпивающей из людей жизнь, не появлялось. Каких-либо иных следов, указывающих на ее присутствие, тоже. Но Селена продолжала думать о жертвах, стараясь вспомнить все до мельчайших подробностей. Даже здесь, на развалинах храма солнечной богини, где Рован заставлял ее зажигать свечи. Убедившись, что Селена научилась усилием воли совершать превращение, он дал ей новое задание – магически зажигать свечи, и ничего более. Пока что не получалось. Очередная свеча загоралась, но при этом Селена подпаливала себе плащ, крушила камни или, хуже того, воспламеняла окрестные деревья. Но у Рована был неиссякаемый запас свечей, и каждый день она упражнялась до тех пор, пока глаза не начинали смотреть в разные стороны. Селена часами, потея от напряжения, пыталась оттачивать свой гнев, придавая ему форму тонкого огненного лезвия. Легкий дымок – это все, на что был способен ее «управляемый огонь». Зато она не жаловалась на отсутствие аппетита. Ела в любое время и любую пищу, поскольку магия забирала слишком много жизненных сил.

Снова зачастили дожди, и у Эмриса опять появились слушатели. Селена слушала рассказы старика, моя посуду после ужина, но это не мешало ей впитывать затейливые легенды Вендалина: повествования о девах-воительницах, чудесных животных, коварных чародеях и так далее. Рован тоже слушал – в обличье ястреба. Иногда Селена садилась возле задней двери, и тогда он тоже выбирал место поближе.

Селена домывала последний медный котел. У нее болела спина и урчало в животе (после ужина снова захотелось есть). Эмрис только что закончил историю о смышленом волке и огненной птице. После недолгого молчания слушатели начали просить старика рассказать еще.

– А ты знаешь истории про королеву Маэву? – вдруг спросила Селена, удивляясь своему вопросу.

Она продолжала возиться с котлом и потому не видела, как головы всех слушателей повернулись в ее сторону.

Воцарилась мертвая тишина. Глаза Эмриса удивленно округлились.

– Я знаю множество историй о ней. – Старик улыбнулся одними губами. – Какую ты хочешь услышать?

– Самые древние, какие знаешь. Все.

Если ей предстоит снова встретиться с теткой, надо заблаговременно разузнать о ней. Чем больше, тем лучше. Возможно, Эмрис знал такие истории, которые не достигали берегов Террасена. Если истории про оборотней – не выдумка, если бессмертные олени действительно существуют… быть может, она узнает кое-что полезное.

Кто-то из слушателей беспокойно заерзал.

– Тогда я начну с самого начала, – предложил Эмрис.

Селена кивнула. Обтерев руки, она села на стул возле задней двери, поближе к остроглазому ястребу. Рован щелкнул клювом, однако Селена не решилась оглянуться. Жуя принесенный с собой внушительный ломоть хлеба, она приготовилась слушать.

– В незапамятные времена, когда на вендалинском троне еще не восседал смертный, фэйри считали себя хозяевами земель и не прятались от людей. Как есть разные люди, так и фэйри тоже были разными. Одни отличались добротой и честностью, другие любили немного пошалить. Но попадались и такие, что были опаснее самого дикого зверя и чернее самой черной ночи. И всеми ими правила Маэва вместе со своими сестрами Морой и Мэбой. Смышленая Мора умела превращаться в ястреба. (Вот в кого пошел Рован!) Белолицая Мэба предпочитала обличье лебедя. Что же касается темноволосой Маэвы, необузданность ее нрава не вмещалась ни в какое обличье.

Историю, которую рассказывал Эмрис, Селена слышала и раньше. Мора и Мэба полюбили смертных мужчин и принесли в жертву любви свое бессмертие. Версии этой истории разнились. По одной – Маэва принудила их это сделать, покарав за своеволие. По другой – они сами отказались от дара вечной жизни, только бы вырваться из-под власти сестры.

Воспользовавшись паузой, Селена спросила, а был ли возлюбленный у самой Маэвы. Слушатели снова затихли. Может, задавать подобные вопросы здесь было опасно? Эмрис ответил уклончиво: и да и нет. Если верить слухам, на заре времен она влюбилась в воина, отличавшегося остротой ума и чистотой души. Но воин погиб в одном из нескончаемых сражений, так и не успев преподнести ей кольцо. С тех пор Маэва заботилась о своих воинах, ценя их выше всех остальных подданных. И воины платили ей такой же любовью. С их помощью Маэва стала могущественной королевой, на которую никто не отваживался нападать. Селена думала, что Рован сейчас встрепенется и захлопает крыльями, но он сидел не шелохнувшись.

Эмрис еще долго рассказывал истории о королеве народа фэ, рисуя портрет проницательной и безжалостной правительницы. Если бы Маэва пожелала, она бы могла завоевать весь мир, но она предпочла лесной край Доранеллу, построив свой каменный город в месте слияния нескольких рек.

Селена запоминала подробности, стараясь не думать о принце, сидевшем на жердочке в нескольких футах от нее. Этот принц связал себя клятвой на крови с бессмертным чудовищем.

Селена хотела попросить Эмриса рассказать что-нибудь еще про Маэву, но ее внимание привлек шелест ветвей. Вслушиваясь, она не забывала уплетать черничный пирог и чуть не подавилась очередным куском, когда из леса выскочил громадный горный лев. Мягко ступая по мокрой от дождя траве, он направлялся прямо к задней двери. Золотистая его шкура тоже успела намокнуть, отчего казалась темнее. В сверкающих глазах отражался свет уличных факелов. Неужели караульные не заметили зверя? Неужели все в кухне были так поглощены рассказом Эмриса, что тоже не слышали шороха? Селена уже собиралась выкрикнуть предостережение, но ее пронзила догадка…

Караульные на парапетах видели зверя. Видели, но не выстрелили. Значит, это не горный лев, а…

Неяркая вспышка, словно где-то далеко мелькнула молния, и горный лев превратился в высокого широкоплечего воина, направлявшегося к задней двери. Рован вспорхнул и тоже вернул себе привычный облик, оказавшись за спиной гостя.

Они оба переплели локти, затем похлопали друг друга по спине. Приветствие было быстрым. Шум дождя и голос Эмриса мешали Селене слушать разговор между Рованом и незнакомцем. Она напрягала слух, молча проклиная свои смертные уши.

– Я тебя полтора месяца разыскиваю, – сказал золотоволосый незнакомец.

Говорил он тихим, но довольно резким голосом, в котором ощущались усталость и непонятная Селене досада.

– Ваган утверждал, что ты на восточной границе. А Лоркан считал, что тебя отправили на побережье проверять флот. Потом близнецы мне рассказали: королева побывала здесь, но вернулась одна. Вот я и решил проверить…

Селена почему-то думала, что все воины Маэвы похожи на Рована: суровые и молчаливые. Оказалось, не все. По сравнению с ее учителем незнакомец был просто болтуном. И лицо его, на удивление обаятельное, отличалось от сурового лица Рована.

– Гарель, я слышал о случившемся. – Рован опустил руку на плечо воина.

Может, к ним в гости пожаловал один из таинственных друзей принца? Жаль, что кухня сейчас полным-полна народу, а то она бы спросила у Эмриса. Рован почти ничего не рассказывал ей о своих пятерых соратниках, но чувствовалось: они с Гарелем – не просто знакомые. Иногда она забывала, что у Рована может быть жизнь за пределами крепости. Раньше ее это совершенно не интересовало. Однако сейчас появление Гареля как-то странно отозвалось внутри ее, словно мысли о тех пятерых воинах были гирями, забившими ей желудок. Ей почему-то захотелось, чтобы Рован объяснил Гарелю, почему он здесь. Рассказал бы о ее существовании. Почему это стало для нее так важно?

Гарель поскреб щеку, потом вздохнул:

– Может, ты и не захочешь…

– Скажи, что тебе надо, и это будет сделано.

Похоже, этот ответ удовлетворил Гареля. Рован повел его к другой двери. Оба двигались с необыкновенным изяществом, в котором ощущались сила и уверенность. Казалось, дождь расступился, давая им проход. За все это время Рован ни разу не оглянулся.

На свой насест Рован не вернулся. В кухне тоже не появился. Почему же он не привел Гареля ужинать или сам не сходил за едой для гостя? Тот наверняка проголодался с дороги. Селеной двигала не столько забота о Гареле, сколько любопытство.

Прижимая бедром тяжелый поднос с миской жаркого и хлебом, Селена постучалась в дверь комнаты Рована. Негромкий разговор за дверью сразу стих. Что, если Гарель явился сюда не просто повидать соратника, а для более тесного, так сказать, общения? Эта мысль заставила Селену на мгновение окаменеть.

– Что надо? – послышался недовольный голос Рована.

Свой вопрос Селена могла бы задать из-за двери. Однако все то же любопытство заставило ее приоткрыть щелочку.

– Я подумала, твой гость проголодался с дороги и не откажется от жаркого.

Увиденное поразило ее не меньше, чем если бы она застала обоих в постели. Полуобнаженный Гарель лежал на столе Рована, на спине. Рован сидел рядом, полностью одетый, но жутко рассерженный вторжением Селены. Похоже, она увидела нечто такое, что никак не предназначалось для ее глаз.

На том же столе были разложены плоские иглы. Рядом с ними стоял блестящий котелок, полный черной жидкости. Подстилка, на которой лежал Гарель, пропиталась чернилами и кровью. Начиная с левой груди, вниз, к бедру, уходила вязь татуировки.

– Убирайся, – велел Рован, даже не взглянув на нее.

Гарель, наоборот, поднял голову. Чувствовалось, что ему больно. В его рыжих глазах отражалась боль вместе с ярко горящими свечами. Неужели уколы иглами могли заставить страдать такого сильного, смелого воина? Или виной слова на древнем языке, которые Рован выкалывал ему вокруг сердца и грудной клетки? По каким-то причинам Гарель решил добавить к имеющимся татуировкам новые. А старых у него было более чем достаточно. Издали они сливались в один черный узор, пересекаемый белыми линиями шрамов.

– Хочешь поесть? – спросила Селена, продолжая глазеть на татуировку, кровь и железный сосуд с чернилами.

Похоже, Рован с одинаковой легкостью и умением держал в руках и меч, и иглу. Не сам ли он делал татуировки на своем теле?

– Оставь здесь, – бросил ей Рован.

Чувствовалось, он готов откусить ей голову. Придав своему лицу выражение полного безразличия, Селена поставила поднос на кровать и направилась к двери.

– Прошу прощения, что помешала.

Какими бы ни были причины для новой татуировки, какими бы ни были отношения между Рованом и Гарелем, она не имела права вторгаться. Боль в глазах гостя была красноречивее слов. Такая боль была ей знакома. Взгляд Гареля метался между нею и Рованом. Он раздул ноздри. Пытался ее почуять.

Ей нужно немедленно убираться отсюда.

– Простите, – еще раз пробормотала Селена и вышла.

Пройдя всего пару шагов, она привалилась к стене, растирая себе лицо и лоб. Какая же она дура! Рован – ее учитель. Она – ученица. Какое ей дело до того, чем он занимается вне развалин храма, куда они ходят каждый день? С чего она взяла, что он будет рассказывать ей о своей жизни? Происходящее за дверью его комнаты не касалось ее и не должно было касаться. Разве она охотно рассказывает другим о себе?

Умом она все понимала. Но скрытность Рована почему-то больно задевала.

Селена уже собиралась брести к себе, как дверь комнаты снова открылась и оттуда выскочил взбешенный Рован. Он буквально искрился гневом. Однако это не испугало, а, наоборот, подхлестнуло Селену вновь приблизиться к опасной черте. Лучше гнев, чем беззвучная тьма, норовящая увлечь ее в бездонную пропасть. Селена знала: сейчас он накричит на нее. И все же она успела спросить:

– Ты делаешь это ради заработка?

– Во-первых, это не твое дело. – Рован сверкнул зубами. – Во-вторых, я бы никогда не опустился так низко.

Рован выразительно посмотрел на нее, и в его взгляде было все, что он думал о ее прежнем ремесле.

– Лучше бы дал мне пощечину, чем так.

– Чем как?

– Чем без конца напоминать мне, до чего я жалкая и никчемная трусиха. Поверь, я и сама это знаю. Так что лучше ударь меня. Я устала глотать оскорбления и утираться. Между прочим, ты даже не соизволил предупредить, чтобы тебя не беспокоили. Если бы ты сказал хоть слово, я бы и не сунулась в твою комнату. Мне стыдно, что я влезла вот так. Но ты бросил меня внизу.

От последних слов ей самой стало страшно. Потом горло сдавила боль.

– Ты бросил меня, – повторила Селена.

Вокруг нее снова разверзалась бездна. Возможно, отчаянный страх перед этой бездной заставил ее прошептать:

– Я не бросала никого. Никого.

До этого момента Селена и не подозревала, как ей это важно и как ей хочется, чтобы Ровану не было на нее наплевать.

Его лицо снова начало мрачнеть.

– Я ничего не могу тебе дать. И ничего не хочу давать. Иных объяснений, кроме тех, что связаны с твоим обучением, ты от меня не услышишь. Меня не волнует, через какие испытания ты успела пройти или что ты собираешься дальше делать со своей жизнью. Чем раньше ты перестанешь скулить и жалеть себя, тем раньше мы расстанемся. Ты для меня ничего не значишь, и мне наплевать, как ты к этому относишься.

Тоненький звон в ее ушах перерос в гул. А ниже был такой знакомый пласт оцепенения и отупения, когда уже ничего не видишь, не слышишь и не чувствуешь. Селена сама не понимала, почему все происходит именно так. У нее тоже были все основания ненавидеть Рована, но… Как было бы здорово, если хотя бы одна живая душа знала о ней всю-всю правду и при этом не испытывала бы к ней ненависти.

О таком можно было только мечтать.

Она молча пошла к себе. И с каждым шагом свет внутри ее дрожал, как пламя свечи на ветру.

Пока не погас.