В течение последующих трех лет Снежный Цветок приезжала к нам каждые два месяца. Ее небесно-голубая рубашка с узором из облаков уступила место другому наряду из шелка цвета лаванды с белой отделкой — странное цветовое сочетание для такой юной девочки. Когда она входила в комнату, то сразу переодевалась в одежду которую моя мать готовила для нее. Следовательно, мы были двумя половинками не только внутри, но и снаружи.

Мне все же полагалось навестить Снежный Цветок в ее доме в Тункоу. Я не просила об этом, и не слышала, чтобы мои родители обсуждали этот вопрос. Но однажды, когда мне было уже девять, я подслушала, как Мама пыталась выяснить у Мадам Ван это странное обстоятельство. Они стояли за порогом нашего дома, и до меня разговор доносился сквозь зарешеченное окно.

«Мой муж говорит, что нам каждый раз приходится кормить Снежный Цветок, — сказала Мама, понизив голос и надеясь, что никто ее не услышит. — Когда она приезжает, нам приходится брать больше воды для питья, готовки и стирки. Он хочет знать, когда Лилия сможет поехать в Тункоу. Так ведь обычно делается?»

«Обычно должны совпадать все восемь знаков», — напомнила Мадам Ван, — но мы обе знаем, что один из очень важных знаков не совпадает. Снежный Цветок приезжает в семью, которая ниже ее». Мадам Ван помолчала, потом добавила: «Я не слышала, чтобы вы жаловались на это, когда я впервые предложила вам этот союз».

«Да, но…»

«Вы просто не понимаете, в чем дело, — гневно продолжала Мадам Ван, — я с самого начала объяснила вам, что надеюсь найти Лилии жениха в Тункоу, но свадьба никогда не состоится, если будущий жених хоть одним глазом увидит вашу дочь до свадьбы. Более того, семья Снежного Цветка несет урон от общественного неравенства двух девочек. Вы должны быть благодарны зато, что они не требуют положить конец этому союзу. Никогда не поздно все изменить, если ваш муж действительно этого хочет. Для меня это будет лишь еще одна неловкость».

Моей матери не оставалось ничего, кроме как сказать: «Мадам Ван, я была не права. Пожалуйста, войдите к нам. Не хотите ли выпить чаю?»

В тот день я была свидетелем стыда и страха моей матери. Она не могла подвергать критике ни один из аспектов нашего союза, даже если он возлагал лишнюю ношу на нашу семью.

Вы хотите знать, что я почувствовала, узнав, что семья Снежного Цветка не считает меня равной ей? Это не беспокоило меня, поскольку я знала, что не заслуживаю любви Снежного Цветка. Я очень много трудилась, чтобы заставить ее полюбить меня так, как я любила ее. Мне было жалко — нет, мне было неудобно за свою мать. Она почти потеряла свое лицо в разговоре с Мадам Ван. Но по правде говоря, мне не было дела до папиных затруднений, маминого неудобства, упрямств Мадам Ван и странностей нашего союза со Снежным Цветком, потому что, если бы я даже могла приехать в Тункоу и при этом не попасться на глаза будущему мужу, мне совсем не нужно было ехать туда, чтобы узнать о жизни моей лаотун. Она уже рассказала мне о своей деревне, своей семье и своем красивом доме больше, чем я узнала бы, если бы увидела все это своими глазами. Однако дело этим не кончилось.

Мадам Ван и Мадам Гао всегда вели войну за территорию. Как посредница, обслуживающая людей из Пувэя, Мадам Гао устроила хороший брак для Старшей Сестры и нашла подходящую девочку из другой деревни для Старшего Брата. Она думала сделать то же самое для меня и Прекрасной Луны. Но Мадам Ван со своими идеями относительно моей судьбы изменила не только мою жизнь и жизнь Прекрасной Луны, но и жизнь Мадам Гао. Наши деньги больше не текли в ее кошелек. Как говорится, скупая женщина всегда вынашивает месть.

Мадам Гао отправилась в Тункоу, чтобы предложить свои услуги семье Снежного Цветка. Это известие быстро дошло до Мадам Ван. Хотя их конфликт не имел к нам никакого отношения, стычка между ними произошла в нашем доме, когда Мадам Ван приехала забрать домой Снежный Цветок и обнаружила у нас Мадам Гао. Та ела тыквенные семечки и обсуждала с Папой организацию церемонии Официального Свидания в главной комнате. В его присутствии ничего не было сказано. Ни одна из свах не была настолько невоспитанной. Мадам Гао могла бы избежать ссоры, если бы быстро ушла после того, как ее дела были закончены. Вместо этого она поднялась наверх, плюхнулась на стул и начала хвастаться своим профессиональным искусством. С ее стороны это было неосторожностью, все равно что сунуть палец в кипяток. Наконец Мадам Ван не выдержала. Она начала огрызаться: «Только сучка в период течки настолько безумна, чтобы приходить в мою деревню и пытаться украсть одну из моих маленьких племянниц».

«Тункоу не ваша деревня, Престарелая Тетушка, — спокойно ответила Мадам Гао. — Если это ваша деревня, зачем вы приходите и что-то вынюхиваете здесь, в Пувэе? По вашему раскладу, Лилия и Прекрасная Луна должны быть моими. Но разве я плачу от этого?»

«Я найду прекрасных женихов для этих девочек. И для Снежного Цветка тоже. Вы не сможете найти лучше».

«Не будьте такой самоуверенной. Вы не так уж преуспели со старшей сестрой Снежного Цветка. Я ей лучше подхожу, учитывая ее обстоятельства».

Упомянула ли я о том, что Снежный Цветок находилась в это время в той же комнате и слышала, как о ней и ее сестре говорили, словно они были мешки скверного риса, которые рвут друг у друга из рук два бессовестных торговца? Она держала в руках кусок материи, который она вышила. Она теребила пальцами, вытягивая из него нитки, и не поднимала глаз, но я видела, как ее лицо и уши стали красными. На этой стадии спор мог бы разгореться еще пуще. Но Мадам Ван протянула свою руку с прожилками и нежно обняла Снежный Цветок за талию. До этого момента я не знала, что Мадам Ван способна на жалость или на отступление.

«Я не разговариваю с уличными торговками, — проскрипела она. — Пойдем, Снежный Цветок. Нам еще предстоит долгий путь домой».

Мы перестали думать об этом случае, но с этого дня обе свахи были друг с другом на ножах. Если Мадам Гао слышала, что паланкин Мадам Ван прибыл в Пувэй, она надевала свое чересчур яркое платье, румянила щеки, приходила к нам домой и везде совала свой нос, как… как сучка во время течки.

К тому времени, как нам со Снежным Цветком исполнилось одиннадцать лет, наши ноги окончательно зажили. Мои ноги были сильными и явно совершенными: ровно семь сантиметров в длину. Ноги Снежного Цветка были чуть больше, а у Прекрасной Луны еще больше, но исключительной формы. Это обстоятельство вкупе с хорошим домашним обучением делали Прекрасную Луну желанной невестой. Когда период бинтования закончился, Мадам Ван начала свою деятельность относительно Договора о Родстве для наших трех браков. Наши восемь знаков совпадали со знаками наших будущих мужей, и были назначены дни обручения.

Как и предполагала Мадам Ван, благодаря совершенству моих «золотых лилий», мне удалось подобрать очень удачную партию. Она сосватала меня в самую лучшую семью Лу в Тункоу. Дядя моего жениха был цзиньши, ученым, получившим много земли от императора в ленное владение. Дядя Лу, как его называли, был бездетным. Он жил в столице, и за его владениями следил брат. Поскольку мой будущий тесть был старостой в деревне — он сдавал участки земли крестьянам в аренду и собирал арендную плату, — все считали, что мой муж тоже станет старостой. Прекрасная Луна тоже собиралась выйти замуж в семью младшей ветви Лу, жившую поблизости. Ее нареченный был сыном крестьянина, который обрабатывая в четыре раза больше му, чем Папа и Дядя. Нам такая семья казалась процветающей, но ее владения все же были намного, намного меньше, чем владения, находившиеся под надзором моего будущего тестя.

«Прекрасная Луна, Лилия, — сказала Мадам Ван, — вы близки, как сестры. Теперь вы будете, как мы с моей сестрой. Мы обе вышли замуж в Тункоу. Хотя нас обеих постигло несчастье, нам повезло, что мы провели всю свою жизнь вместе». И на самом деле Прекрасная Луна и я были благодарны за то, что нам предстоит и дальше идти по жизни вместе, начиная с наших дней риса-и-соли, когда мы будем женами и матерями, и до дней спокойного сидения, когда мы будем вдовами.

Снежный Цветок должна была выйти замуж и уехать из Тункоу, но ей предстояло жить поблизости, в Цзиньтяне — Деревне Неогороженных Полей. Мадам Ван обещала нам с Прекрасной Луной, что мы сможем увидеть Цзиньтянь и, возможно, даже окно Снежного Цветка из наших новых зарешеченных окон. Мы мало слышали о том, что представляла собой семья, в которую выходила замуж Снежный Цветок, за исключением того, что ее жених родился в год петуха. Это беспокоило нас, потому что всем известно, что это не идеальный союз, поскольку петух стремится сесть лошади на спину.

«Не беспокойтесь, девочки, — заверяла Мадам Ван, — прорицатель изучил элементы воды, огня, металла, земли и дерева. Я вам обещаю, что это не тот случай, когда огонь и вода будут жить вместе. Все будет хорошо», — сказала она, и мы поверили ей.

Семьи наших женихов прислали первые подарки — деньги, сладости и мясо. Дядя и Тетя получили свиную ногу, а Мама и Папа — целую жареную свинью, которую потом разрубили на части и раздали нашим родственникам в Пувэе. Наши родители также отправили подарки в семьи женихов — яйца и рис, что символизировало наше плодородие. Потом мы ждали, когда подойдет следующий этап — Назначение Дня наших свадеб. Представьте себе, как мы были счастливы. Наше будущее было устроено. Наши будущие семьи были выше по положению, чем наша семья. Мы были еще достаточно молоды, чтобы верить, что наши добрые сердца преодолеют все трудности, которые могут возникнуть с нашими будущими свекровями. Мы были заняты своим рукоделием. Но больше всего мы радовались общению друг с другом.

Тетя продолжала учить нас нушу, но мы учились и у Снежного Цветка, которая, приезжая к нам, каждый раз приносила новые иероглифы. Некоторые она подхватывала, заглянув в упражнения своего брата, поскольку многие иероглифы нушу были курсивной версией мужских иероглифов; другим иероглифам ее учила мать, которая была очень сведуща в тайном женском письме. Мы часами упражнялись в написании этих иероглифов, пытаясь чертить их пальцем на ладонях друг друга. И всегда Тетя предупреждала нас, чтобы мы были осторожными, выбирая слова, поскольку мы используем фонетические иероглифы, и в отличии от пиктографических иероглифов мужского письма, значение наших иероглифов может быть неправильно понято.

«Каждое слово должно быть помещено в контекст, — напоминала она нам каждый день в конце урока. — Из-за неправильного прочтения может произойти большая трагедия». После этого предупреждения она вознаграждала нас романтической историей о местной женщине, которая изобрела наше тайное письмо.

«Давным-давно, во времена династии Сун, — начинала она свой рассказ, — император Чжэцзун искал по всему своему царству новую наложницу. Он путешествовал долго и, наконец, приехал в наш уезд, где услышал о крестьянине по имени Ху, человеке здравомыслящем, который умел немного читать и писать. Он жил в деревне Цзиньтянь — да, в Цзиньтяне, где будет жить наша Снежный Цветок, когда выйдет замуж. У господина Ху был сын, он был ученым, молодым человеком очень высокого положения, который успешно сдал императорский экзамен. Но императора больше всего заинтересовала старшая дочь господина Ху. Ее звали Юйсю. Она была не совсем никчемной ветвью, потому что отец следил за ее образованием. Она знала классическую поэзию и выучилась мужскому письму, умела петь и танцевать. Ее вышивание было изящным и красивым. Все это убедило императора, что она будет прекрасной императорской наложницей. Он посетил господина Ху, поговорил с ним о его умной дочери, и довольно скоро Юйсю была на пути в столицу. Счастливый конец? В некотором роде. Господин Ху получил много подарков, а Юйсю предстояла придворная жизнь среди шелка и нефрита. Но, девочки, я говорю вам, что даже такая яркая и умная девушка, как Юйсю, не может избежать печальных минут расставания с родной семьей. О, как текли слезы по щекам ее матери! О, как рыдали ее сестры! Но никто из них не был так печален, как Юйсю».

Эту часть истории мы знали хорошо. Расставание Юйсю со своей семьей было только началом ее горестей. Даже с помощью всех своих талантов она не могла удержать императора навсегда. Он устал от ее красивого личика, подобного луне, миндалевидных глаз, вишневого ротика. А ее таланты, казавшиеся такими замечательными в уезде Юнмин, были незначительными по сравнению с талантами придворных дам. Бедняжка Юйсю. У нее не было союзника в дворцовых интригах. Остальные жены и наложницы не видели проку в деревенской девушке. Она была печальна и одинока и не могла поедать весточку своей матери и сестрам так, чтобы это не обнаружилось. Одно неосторожное слово могло стоить головы, или же ее могли бросить в один из дворцовых колодцев, чтобы заставить замолчать навеки.

«Днем и ночью Юйсю приходилось скрывать свои чувства, — продолжала Тетя. — Злые женщины при дворе и евнухи наблюдали, как она спокойно вышивала или упражнялась в каллиграфии. Они постоянно высмеивали ее работу. Они говорили: «Ее работа неряшливая» или «Посмотрите, как эта деревенская мартышка пытается скопировать мужское письмо». Их слова были жестокими, но Юйсю не старалась скопировать мужское письмо. Она изменяла его, делала более женственным и постепенно создала совершенно новые иероглифы, которые имели очень мало общего с мужским письмом. Она потихоньку изобретала секретный шифр, и теперь могла писать домой своим сестрам и матери».

Мы со Снежным Цветком часто спрашивали, как мать Юйсю и ее сестры смогли прочитать секретный шифр, и сегодня Тетя вплела ответ в свой рассказ.

«Может быть, какой-нибудь евнух и посочувствовал ей и тайным образом передал письмо Юйсю, где все было объяснено. А может быть, ее сестры не знали, что означает ее послание, отшвырнули его в сторону и с другой точки увидели и расшифровали закругленные иероглифы. Со временем женщины из этой семьи изобрели новые звуковые иероглифы, которые они научились понимать из контекста, как вы учитесь понимать их сейчас. Но именно ими особенно интересуются мужчины». Она произнесла эти слова со строгим видом, напоминая нам, что это не нашего ума дело. «Мы должны извлечь из жизни Юйсю только один урок: она нашла способ поделиться тем, что происходило за внешне счастливым фасадом ее жизни, и ее дар сквозь бесчисленные поколения дошел до нас».

С минуту мы сидели тихо, думая об одинокой наложнице. Тетя начала петь первая, и мы все втроем присоединились к ней, в то время как Мама слушала. Это была печальная песня, как говорили, ее сочинила сама Юйсю. Наши голоса изливали ее жалобы:

Звуки песни вылетели из зарешеченного окна и поплыли вдоль по улице. «Помните, девочки, — сказала Тетя, — не все мужчины — императоры, но все девушки выходят замуж. Юйсю изобрела нушу для женщин в нашем уезде, чтобы мы сохраняли связь с нашими родными семьями».

Мы взялись за иголки и стали вышивать. На следующий день Тетя рассказала нам эту историю снова.

В тот год, когда Снежному Цветку и мне исполнилось тринадцать лет, наше обучение стало более многообразным, и, помимо этого, мы должны были помогать старшим в работе по дому. Женщины в доме Снежного Цветка превосходили Маму и Тетю в знании изящных искусств, но уступали им в ведении домашнего хозяйства, поэтому Снежный Цветок следовала за мной, как тень, когда я выполняла разную работу по дому. Мы вставали на рассвете и разжигали огонь в очаге. После мытья посуды мы готовили свиное пойло. В полдень мы выходили из дома, чтобы принести свежих овощей с огорода, а потом готовили второй завтрак. Когда-то все это делали Мама и Тетя. Теперь они наблюдали за тем, как это делаем мы. После полудня мы сидели в женской комнате, а вечером помогали готовить обед и накрывать стол.

Каждый день и каждую минуту мы чему-нибудь учились. Все девочки, включая и Снежный Цветок, были хорошими ученицами. Прекрасная Луна лучше всех пряла, у нас со Снежным Цветком для этого не хватало терпения. Мне нравилось готовить, но я очень не любила ткать, шить и делать туфли. Никто из нас не любил убираться и стирать, но Снежный Цветок этого просто терпеть не могла. Мама и Тетя не ругали ее, как меня или мою двоюродную сестру, если мы, например, не побрызгали как следует пол или плохо постирали отцовские рубашки. Думаю, они были снисходительны к ней, так как знали, что у нее скоро будут слуги и ей никогда не придется заниматься всем этим самой. Я же была другого мнения. Снежный Цветок никогда не научится убираться и стирать, как полагается, потому что она, похоже, всегда витает в облаках, вдалеке от практических вещей.

Мы также учились и у мужчин в нашей семье, но не так, как вы можете подумать. Папа и Дядя никогда не учили нас чему-то впрямую. Это было бы неприлично. Я хочу сказать, что узнавала многое о мужчинах из того, как Снежный Цветок обращалась с ними, и по их реакции. Рисовый отвар — самая простая вещь, которую можно приготовить, — просто рис, побольше воды, и размешивать, размешивать, размешивать, — поэтому мы разрешали Снежному Цветку готовить его на завтрак. Когда она увидела, что Папа любит лук, она стала добавлять ему лишнюю пригоршню в миску. За обедом Мама и Тетя молча ставили блюда на стол, а Папа и Дядя сами накладывали себе еду. Снежный Цветок обходила стол, низко склонив голову, и предлагала каждое блюдо сначала Папе, потом Дяде, потом Старшему Брату, потом Второму Брату. Она всегда стояла достаточно далеко от них, чтобы не быть слишком навязчивой, но в то же время источала грацию и красоту. Я поняла, что благодаря этим маленьким знакам внимания, мужчины воздерживались от того, чтобы жадно хватать еду и запихивать ее в рот, плевать на пол или чесать свои набитые животы. Вместо этого они улыбались и разговаривали с ней.

Моя жажда знаний превосходила навыки, необходимые в женской комнате, в комнатах внизу, и даже изучения нушу было мало. Мне хотелось знать о своем будущем. К счастью, Снежный Цветок любила поговорить и много рассказывала о Тункоу. Теперь она часто путешествовала между обеими нашими деревнями и хорошо знала дорогу. «Когда ты отправишься к своему мужу, — рассказывала она мне, — ты будешь переезжать реку и проследуешь мимо многих рисовых полей по направлению к низким холмам, которые видны из Пувэя. Тункоу гнездится в объятиях этих холмов. Они никогда-никогда не дрогнут, и мы тоже, по крайней мере, так говорит мой папа. В Тункоу мы защищены от землетрясений, голода и разбойников. У нашей деревни совершенный фэншуй».

Когда я слушала ее, Тункоу представала предо мной в моем воображении. Но невозможно описать, что я чувствовала, когда моя лаотун рассказывала о моем будущем муже и о будущих родственниках. Ни Прекрасная Луна, ни я сама не присутствовали при встречах Мадам Ван с нашими отцами, но нам было известно основное: все, кто жил в Тункоу, принадлежали к семейству Лу, и обе наши будущие семьи процветали. Эти обстоятельства особенно интересовали отцов, а нам хотелось знать о наших мужьях, свекровях и других женщинах в будущих семьях. Только Снежный Цветок могла ответить на эти вопросы.

«Тебе повезло, Лилия, — сказала однажды Снежный Цветок. — Я видела этого мальчика Лу. Он мой четвероюродный брат. У него иссиня-черные волосы, волосы цвета ночи. Он добрый по отношению к девочкам. Однажды он поделился со мной пирожком. Он не обязан был этого делать». Она рассказала мне, что мой будущий муж родился в год тигра, то есть его знак такой же энергичный, как и мой, и это означало, что мы превосходно подходим друг другу. Она поведала мне о тех вещах, которые мне необходимо было знать, чтобы ужиться с семьей Лу. «Это деловая семья, — объяснила Снежный Цветок. — Поскольку господин Лу — надзиратель, он принимает множество посетителей, которые живут в деревне и за ее пределами. Кроме этого, в доме живет много народу. У него нет дочерей, но будет много невесток. Ты будешь невесткой номер один. Твое положение с самого первого дня будет высоким. Если ты родишь сначала сына, ты будешь занимать это положение всегда. Это не значит, что тебе не грозят те же затруднения в жизни, что были у Юйсю, императорской наложницы. Хотя жена господина Лу родила ему четырех сыновей, у него три наложницы. Он обязан иметь наложниц, потому что он надзиратель. Это показывает людям его силу».

Мне бы следовало забеспокоиться по этому поводу. Ведь если отец берет себе наложниц, сын, возможно, тоже будет их брать. Но я была так юна и невинна, что это не задевало моей души. А если бы и задело, то я не знала, какие конфликты могли возникнуть из-за этого. Моим миром все еще были Мама и Папа, Тетя и Дядя — просто, очень просто.

Снежный Цветок повернулась к Прекрасной Луне, которая ожидала, когда мы вспомним о ней. Снежный Цветок сказала: «Прекрасная Луна, я счастлива за тебя. Эту семью Лу я знаю хорошо. Твой будущий муж родился в год кабана. Его качества — это смелость, галантность и умение заботиться, а твоя натура овцы заставит тебя любить его до безумия. Это еще один прекрасный союз».

«А как насчет моей свекрови?» — нетерпеливо спросила Прекрасная Луна.

«Эта госпожа Лу приходит к моей матери каждый день. У нее доброе сердце, добрее, чем я могу рассказать».

Внезапно в глазах Снежного Цветка появились слезы. Это было так странно, что мы с Прекрасной Луной захихикали, думая, что это какая-то шутка. Моя лаотун быстро сморгнула их.

«Дух попал мне в глаз», — воскликнула Снежный Цветок и засмеялась вместе с нами. Потом она продолжила с того места, где прервалась. «Прекрасная Луна, ты будешь очень довольна. Они будут любить тебя всем сердцем. А лучше всего то, что ты сможешь каждый день приходить к Лилии домой. Вот как близко друг к другу вы будете жить».

Снежный Цветок снова обратилась ко мне. «Твоя свекровь очень уважает традиции, — сказала она. — Она следует всем женским правилам. Она очень осторожна в речах и очень хорошо одевается. А когда приходят гости, для них всегда готов горячий чай». Так как Снежный Цветок учила меня всему этому, я не боялась совершить ошибку. «В доме больше слуг, чем когда-либо было в нашей семье, — продолжала Снежный Цветок. — Тебе не придется готовить самой, разве что особые блюда для госпожи Лу. Тебе не нужно будет нянчить своего ребенка, если только сама не захочешь».

Пока она говорила все это, я думала, что она сошла с ума.

Я спросила ее об отце моего мужа. Она задумалась и ответила: «Господин Лу — добросердечный и щедрый человек, но он также очень умен, поэтому и стал надзирателем. Все уважают его. Все будут также уважать его сына и его невестку». Она посмотрела на меня и повторила: «Тебе очень повезло».

Разве после рассказа Снежного Цветка мне трудно было представить себя в Тункоу с любящим мужем и превосходными сыновьями?

Мои знания о мире не ограничивались теперь пределами нашей деревни. Мы со Снежным Цветком побывали в Храме Гупо пять раз. Каждый год мы взбирались по лестнице к храму, возлагали дары на алтарь и жгли ладан. Потом мы шли на рынок, где покупали нитки для вышивания и бумагу.

Мы всегда заканчивали день посещением Старика Цзо и ели у него таро в сахаре. По дороге туда и обратно, пока Мадам Ван дремала, мы выглядывали из паланкина и осматривали окрестности. Мы видели тропинки, ведущие в другие деревни. Мы видели реки и каналы. От наших носильщиков мы узнали, что эти водные пути соединяют наш уезд с другими частями страны. В своей верхней комнате мы видели только четыре стены, но люди в нашем уезде не были настолько изолированы. Они могли поехать почти куда угодно на лодке, если того хотели.

Все это время Мадам Ван и Мадам Гао сновали по нашему дому, как две хлопотливые курицы. Что? Вы думаете, раз мы были уже просватаны, они оставили нас в покое? Они должны были следить и ждать, устраивать заговоры и обхаживать всех, чтобы защитить свое предприятие. Нельзя было допустить ошибок. Было очевидно, что они опасаются за четыре брака, которые должны быть заключены в одной семье, за то, сумеет ли Папа заплатить обещанный выкуп за невесту Старшего Брата, дать соответствующее приданое трем девушкам и, самое главное, вознаградить свах за их услуги. Когда мне исполнилось тринадцать, борьба между двумя свахами стала еще более ожесточенной.

Все началось обыденно. Мы сидели в верхней комнате, и Мадам Гао стала жаловаться, что местные семьи не платят ей вовремя, намекая на то, что наша семья — одна из них.

«Крестьянин, который поднял восстание на холмах, усложняет нам всем жизнь, — высказала свое мнение Мадам Гао. — Ничего нельзя ни ввезти, ни вывезти. Ни у кого нет наличных денег. Я слышала, что некоторым девушкам пришлось отказаться от обручения, потому что их семьи не могли дать им приданое. Эти девушки теперь станут маленькими невестками».

То, что в нашем уезде жизнь стала труднее, не было для нас новостью, но дальнейшие речи Мадам Гао всех поразили.

«Даже положение маленькой госпожи Снежный Цветок небезопасно. Еще не поздно мне присмотреть ей кого-нибудь более подходящего».

Я была рада, что Снежный Цветок не слышит этого оскорбления.

«Вы говорите об одной из лучших семей в уезде», — возразила ей Мадам Ван тоном, не мягким, как масло, но твердым, как камень.

«Может быть, Старая Тетушка, вы хотите сказать, «была одной из лучших»? Ее хозяин слишком много играет, и у него слишком много наложниц».

«Он делает только то, что соответствует его положению. Разумеется, вам можно простить ваше невежество. Высокое положение вам неизвестно».

«Ха! Вы меня смешите. Вы лжете так, словно говорите правду. Весь уезд знает, что происходит в этой семье. Если учесть события на холмах да прибавить сюда плохой урожай и небрежность в делах, и чего еще можно ожидать, кроме того, что этот слабый человек возьмется за свою трубку…»

Моя мать решительно поднялась с места. «Мадам Гао, я благодарна вам за то, что вы сделали для моих детей, но они дети, и им не следует слышать о таких вещах. Я провожу вас; я уверена, вас ждут и в других домах».

Мама буквально подняла Мадам Гао со стула и потащила ее к лестнице. Как только они скрылись из виду, моя тетя налила чаю Мадам Ван, которая сидела неподвижно, с отсутствующим взглядом, в глубоких раздумьях. Потом она моргнула несколько раз, оглядела комнату и подозвала меня к себе. Мне было тринадцать лет, и я все еще боялась ее. Я научилась называть ее в лицо Тетушкой, но в душе она оставалась для меня все той же грозной Мадам Ван. Когда я приблизилась к ней, она притянула меня к себе, зажала между колен и крепко ухватила за руки, как и при нашей первой встрече.

«Никогда, никогда не говори то, что ты здесь слышала, Снежному Цветку. Она невинная девушка. Не нужно, чтобы бабья грязь пачкала ее душу».

«Да, Тетушка!»

Она сильно встряхнула меня: «Никогда!»

«Я обещаю».

В то время я не поняла и половины того, что было сказано. Но даже если бы поняла, зачем повторять эти злые сплетни Снежному Цветку? Я любила ее. Я бы не оскорбила ее пересказом ядовитых замечаний Мадам Гао.

Я могу добавить только одно: должно быть, Мама что-то сказала Папе, потому что Мадам Гао больше не появлялась в нашем доме. Все дела решались с ней за порогом. Так Мама и Папа заботились о Снежном Цветке. Она была моей лаотун, и они любили ее, как любили меня.

Настал десятый месяц моего тринадцатилетия. За нашим зарешеченным окном белое от жары летнее небо приобрело глубокую голубизну осени. До свадьбы Старшей Сестры оставался один месяц. Семья жениха вручила нашей семье последние подарки. Названые сестры Старшей Сестры продали одну из своих двадцати пяти мер риса и купили подарки. Девушки приходили к нам для Сидения и Пения в Верхней Комнате. Женщины из нашей деревни заходили пообщаться, дать совет, выразить сочувствие. Двадцать восемь дней мы пели песни и рассказывали истории. Названые сестры помогли Старшей Сестре с ее последними одеялами и завернули туфли, которые она сделала для членов новой семьи. Мы все вместе работали над ее книгами третьего дня свадьбы, которые затем должны были вручить Старшей Сестре. Они представят ее женщинам в новой семье, и мы старались подобрать нужные слова, чтобы описать ее лучшие качества и черты характера.

За три дня до того, как Старшая Сестра ушла в свой новый дом, у нас был День Печали и Тревоги. Мама села на четвертую ступеньку лестницы, ведущей в верхнюю комнату, ноги поставила на третью и начала петь жалобную песню.

«Старшая Дочь, ты была жемчужиной в моей руке, — пела она. — Мои глаза переполнены слезами. Два ручья текут по моему лицу. Скоро твое место опустеет».

Старшая Сестра, ее названые сестры и деревенские женщины начали плакать, услышав печальную песню моей матери: «Ку, ку, ку».

Затем запела Тетя, она следовала ритму, заданному моей матерью. Как всегда, Тетя пыталась быть оптимисткой даже в печали. «Я некрасива и не так уж умна, но я всегда старалась быть доброй. Я любила своего мужа, и он любил меня. Мы с ним парочка некрасивых и не очень умных уточек-мандаринок. У нас было много радостей в постели. Я надеюсь, у тебя будет тоже».

Когда настала моя очередь, я спела высоким голосом: «Старшая Сестра, мое сердце плачет от разлуки с тобой. Если бы мы были сыновьями, нас бы не разлучили. Мы были бы всегда вместе, как Папа и Дядя, Старший Брат и Второй Брат. Наша семья в печали. Верхняя комната будет пуста без тебя».

Желая сделать ей самый лучший подарок, какой только могла, я спела наставление, которое услышала от Снежного Цветка.

«Всем нужна одежда — неважно, прохладно ли летом и тепло ли зимой. Поэтому шей одежду для других без просьб с их стороны. Даже если стол полон еды, позволь своим родственникам поесть первыми. Работай усердно и помни о трех вещах: будь доброй к своим новым родственникам и всегда оказывай им уважение, будь доброй к своему мужу и всегда работай для него, будь добра к своим детям и всегда будь им примером. Если ты будешь делать все это, твоя новая семья будет по-доброму относиться к тебе. В этом прекрасном доме будь спокойна душой».

Вслед за мной начали петь названые сестры. Они любили свою названую сестру. Она была внимательной к другим людям, талантливой девушкой. Когда последняя из них выйдет замуж, союз названых сестер распадется. У них сохранятся лишь воспоминания о том, как они ткали и вышивали вместе. В утешение им останутся лишь слова в их книгах третьего дня свадьбы. Если одна из них умрет, они клянутся, что остальные сестры придут на ее похороны и сожгут записи, чтобы слова отправились в загробный мир вместе с ней. Да, все сестры испытывают боль от разлуки с ней, но надеются, что она будет счастлива.

После того, как спели песни и много слез было пролито, Снежный Цветок совершила свое особое подношение. «Я тебе ничего не буду петь, — сказала она, — вместо этого я покажу, как мы с твоей сестрой решили сохранить твой образ среди нас навеки». Она вынула из своего рукава наш веер, раскрыла его и прочитала простое двустишие, которое мы написали вместе с ней. «Старшая Сестра и хороший друг, спокойная и добрая. Ты — счастливое воспоминание». Затем Снежный Цветок указала на маленький розовый цветочек, который она нарисовала на гирлянде из листьев на верхнем крае веера, и который теперь всегда будет напоминать нам о Старшей Сестре.

На следующий день все собирали бамбуковые листья и наполняли ведра водой. Когда прибыли новые родственники Старшей Сестры, мы осыпали их этими листьями в знак того, что любовь новобрачных будет такой же вечной и свежей, как бамбук. Затем мы черпали пригоршнями воду и подбрасывали ее вверх, чтобы показать родственникам жениха, что невеста так же чиста, как эта чистая и животворная вода. Все эти действия сопровождались смехом и множеством добрых пожеланий.

В жалобных песнях и за трапезой прошло еще несколько часов. Приданое разложили перед гостями, и все могли оценить качество рукоделия Старшей Сестры. Она выглядела красивой, хотя ее глаза были заплаканы. Так прошел день, прошла ночь. Утром она села в паланкин, который должен был отвезти ее в новую семью. Все стали снова плескать водой и кричать: «Выдать замуж дочь — все равно, что вылить воду прочь!» Мы все проводили Старшую Сестру до околицы и смотрели, как процессия пересекла мост и покинула Пувэй. Через три дня в новую деревню Старшей Сестры отправили пирожки из клейкого риса, подарки и все наши книги третьего дня свадьбы, которые должны были быть прочитанными вслух в ее новой верхней комнате. Еще через день, как требовал обычай, Старший Брат взял нашу повозку, съездил за Старшей Сестрой и привез ее домой. За исключением супружеских визитов несколько раз в год, она оставалась жить с нами до конца своей первой беременности.

Из всех событий, связанных со свадьбой Старшей Сестры, я лучше всего помню ее возвращение после супружеского визита в дом мужа следующей весной. Обычно она была такая спокойная — сидела на табурете в уголке и тихо работала иглой, никогда не спорила, всегда была послушной, — но теперь она сидела на полу, уткнувшись лицом в мамины колени, плакала и горько жаловалась. Ее свекровь оказалась вздорной, всегда ныла и придиралась. Ее муж — невежествен и груб. Новые родственники хотят, чтобы она носила воду и обстирывала всех в доме. Видите, как разбухли суставы на ее руках после вчерашней работы? Они не хотят кормить ее и плохо отзываются о нашей семье, потому что мы не даем ей достаточно еды с собой.

Прекрасная Луна, Снежный Цветок и я окружили ее, цокая языками в знак сочувствия. Однако, хотя мы и жалели Старшую Сестру, в душе были уверены, что с нами такого никогда не случится. Мама гладила Старшую Сестру по голове и похлопывала по вздрагивающим плечам. Я ожидала, что Мама посоветует ей не беспокоиться, скажет, что все это пройдет со временем, но Мама молчала. Она беспомощно оглянулась на Тетю, ожидая от нее поддержки.

«Мне тридцать восемь лет, — сказала Тетя без горечи, но с покорностью. Я прожила жалкую жизнь. Моя семья была одной из лучших, но мое лицо и мои ноги определили мою судьбу. Даже такая женщина, как я — не очень умная и некрасивая, даже изуродованная или глухонемая, — найдет себе мужа, потому что даже самый ничтожный мужчина может сделать сына. Нужен всего лишь сосуд. Мой отец выдал меня замуж в лучшую семью, какую только мог найти для меня. Я плакала, как ты сейчас плачешь. Судьба оказалась еще более жестокой. Я не могла иметь сыновей. Я была обузой для моих новых родственников. Мне хотелось иметь сыновей и счастливую жизнь. Я хочу, чтобы моя дочь никогда не выходила замуж, чтобы она всегда оставалась со мной и облегчала мои горести. Но так уж положено женщинам. Ты не можешь избежать своей судьбы. Она предопределена».

Услышать подобные слова от моей тети — единственной в нашем доме, от кого всегда ждали чего-нибудь забавного, которая всегда говорила, как счастливы они с Дядей бывают в постели, всему учила нас, постоянно ободряя и похваливая, — было ударом. Прекрасная Луна схватила мою руку и стиснула. Ее глаза наполнились слезами перед лицом этой истины, которая не высказывалась вслух в женской комнате до этих пор. Никогда раньше я не задумывалась о том, какой тяжелой была жизнь для моей тети. Но сейчас мои мысли убегали в прошлое, и я ясно увидела, как она поворачивает улыбающееся лицо к неумолимым жизненным разочарованиям.

Нечего говорить о том, что эти слова не утешили Старшую Сестру. Она зарыдала еще громче, закрыв уши руками. Мама должна была сказать ей хоть что-нибудь, но когда наконец заговорила, слова вышли из самой глубины ее инь — они были неутешительными, недобрыми, женскими.

«Ты вышла замуж, — сказала Мама странным спокойным тоном. — Ты уехала в другую деревню. Твоя свекровь жестока. Твоему мужу нет до тебя дела. Нам хотелось, чтобы ты никогда нас не покидала, но каждая дочь выходит замуж и покидает свой дом. Ты можешь плакать и просить нас забрать тебя домой, мы можем горевать о том, что ты уехала, но у тебя — и у нас — нет выбора. Старая пословица ясно говорит об этом: «Если дочь не выйдет замуж, значит, она никому не нужна, если огонь не разрушит гору, земля не будет плодородной».