Сыновья
Лилия,
Я пишу тебе уже как мать.
Мой ребенок родился вчера.
Мальчик с черными волосами.
Он длинный и худенький.
Мои послеродовые выделения еще не закончились.
Сто дней мы с мужем будем спать отдельно.
Я думаю о том, как ты сидишь в твоей верхней комнате.
Я жду новостей о твоем ребенке.
Пусть он родится живым.
Я молю Богиню защитить тебя от всех трудностей.
Я очень хочу увидеть тебя и знать, что у тебя все хорошо.
Пожалуйста, приезжай ко мне на празднование
одного месяца со дня рождения моего сына.
Ты увидишь, что я написала о моем сыне на нашем веере.
Снежный Цветок
Я была рада, что сын Снежного Цветка родился здоровым, и надеялась, что так будет и впредь, ведь жизнь в нашем уезде — очень хрупкая вещь. Мы, женщины, надеялись, что хотя бы пятеро из наших детей достигнут взрослого возраста. Для того чтобы это произошло, мы должны были рожать каждые год или два. Многие дети умирали из-за выкидышей, при рождении или от болезней. Девочки — слабые от плохого питания и недосмотра — всегда были слишком уязвимы. Мы либо умирали совсем юными — от бинтования ног, как умерла моя сестренка, при родах или от слишком тяжелой работы при слишком плохом питании, — либо мы переживали тех, кого любили. Маленькие мальчики, такие драгоценные, могли умереть так же легко: их тела были слишком хрупкими, чтобы укорениться в этой жизни, а души слишком притягательными для духов загробного мира. Уже став мужчинами, они подвергались риску заражения из-за порезов и ран, могли отравиться едой, они умирали от трудной работы в поле, гибли в дороге, или же их сердца не выдерживали напряжения, если им приходилось следить за всем хозяйством. Вот почему у нас так много вдов. Однако первые пять лет жизни — самые хрупкие и у мальчиков, и у девочек.
Я тревожилась не только за сына Снежного Цветка, но и за своего ребенка. Тяжело было все время бояться и не иметь рядом никого, кто мог бы ободрить и утешить меня. Пока я находилась в своем родном доме, моя мать была чересчур занята тем, что старалась усилить все традиционные ограничения, вместо того, чтобы дать мне хоть какие-нибудь практические советы, а моя тетя, чьи несколько детей родились мертвыми, старалась полностью избегать меня, дабы ее злосчастье не коснулось меня. Теперь же, в доме моего мужа, у меня вовсе не было никого. Муж и его родные, конечно, беспокоились о благополучии ребенка, но, казалось, никто из них не волновался из-за того, что я могу умереть, рожая им наследника.
Письмо Снежного Цветка стало добрым знаком. Если роды прошли легко для нее, то, конечно, мы с моим ребенком выживем тоже. Это помогло мне убедиться в том, что, хотя мы жили теперь своей новой жизнью, наша любовь друг к другу не уменьшилась. Она стала еще сильнее, когда мы вступили в наши годы риса-и-соли. В наших письмах мы делились своими испытаниями и победами, однако были обязаны соблюдать определенные правила. Как замужним женщинам, живущим в домах своих мужей, нам следовало оставить девические привычки. Мы обменивались письмами и выражали свои мысли при помощи определенного набора слов. Отчасти мы вынуждены были это делать потому, что были чужими в домах наших мужей и занимались изучением обычаев своих новых семей. Отчасти потому, что не знали, кто может прочитать наши послания.
Мы должны были быть осмотрительными в своих словах. Мы не могли написать ничего чересчур негативного о нашем окружении. Это тоже было трудно, потому что сама форма письма замужних женщин включала в себя обычные жалобы — мы такие никчемные, бессловесные, измученные работой, тоскующие по дому и печальные. Предполагалось, что мы должны говорить о своих чувствах, не будучи при этом неблагодарными, толстокожими и не помнящими родства. Любая невестка, которая написала бы истинную правду о своей жизни, навлекла бы позор как на свою родную семью, так и на семью мужа. Поэтому мне и пришлось ждать, пока они все умрут, прежде чем написать свою историю.
Мне просто повезло, что ничего плохого сообщать не приходилось. Когда состоялась моя помолвка, я узнала, что дядя моего мужа — цзиньши, императорский чиновник самого высокого уровня. Пословица, которую я слышала в детстве: «Если кто-то становится чиновником, то все кошки и собаки в его семье попадают на небеса», теперь стала понятной. Дядя Лу жил в столице, предоставив заботиться о своих владениях Господину Лу, моему свекру, который чаще всего покидал дом до рассвета, обходил поля, разговаривал с крестьянами о посеве и урожае, проверял систему полива и встречался с другими старейшинами в Тункоу. Ответственность за то, что происходило на полях, целиком лежала на его плечах. Дядя Лу тратил деньги, не думая о том, откуда они текут в его сундуки. Он так преуспевал, что два его младших брата жили в своих собственных домах по соседству, хотя и не в таких красивых, как дом моего мужа. Они часто приходили пообедать вместе со своими семьями, а их жены почти ежедневно заходили к нам в нашу верхнюю комнату. Иными словами, все в семье Дяди Лу: собаки, кошки и так далее, вплоть до пяти большеногих служанок, живших в комнатах за кухней, — получали выгоды от его положения.
Дядя Лу был главным хозяином, но я обеспечила себе положение в его доме тем, что была первой невесткой и родила мужу его первого сына. Когда мой сын появился на свет и повитуха отдала его мне в руки, я испытала такое блаженство, что забыла о родовых муках и даже перестала беспокоиться, что с ним может что-то случиться. Все в доме были счастливы, и их благодарность изливалась на меня в различных формах. Мать моего мужа прислала мне специальный суп на мясном бульоне с имбирем и земляными орехами, чтобы помочь приливу молока и сокращению матки. Мой свекор передал мне через своих наложниц шелковую парчу синего цвета, чтобы я сшила его внуку жакет. Пришел мой муж, сел около меня и поговорил со мной.
Именно поэтому я говорила всем молодым женщинам, вышедшим замуж в семью Лу, и другим женщинам, с которыми я знакомилась, обучая их нушу, что они должны как можно скорее родить сына. Сыновья — это основа жизни женщины. Женщина, родившая сыновей, становится личностью, они придают ей достоинство и обеспечивают ее защиту. Они образуют связь между ее мужем и его предками. Это единственное, чего мужчина не может создать без помощи своей жены. Только она может обеспечить продолжение семейной линии, что, в свою очередь, является главным долгом любого сына. Для мужчины это самый лучший способ исполнить долг перед своей семьей, а для женщины сыновья — это вершина ее славы. Я выполнила все это и была в восторге.
Снежный Цветок,
Мой сын лежит здесь, подле меня.
Мой послеродовой срок еще не закончился.
Мой муж приходит ко мне по утрам.
Его лицо счастливо.
Глаза моего сына смотрят на меня вопросительно.
Я не могу дождаться, когда увижу тебя
на празднике одного месяца твоего сына.
Пожалуйста, опиши моего сына на нашем веере
самыми замечательными словами.
Расскажи мне о твоей новой семье.
Я нечасто вижу своего мужа. А ты?
Я смотрю через свое окно на твои окна.
Ты всегда поешь в моем сердце.
Я думаю о тебе каждый день.
Лилия
Почему эти годы называются годами риса-и-соли?
Потому что они состоят из обычных дел: вышивания, шитья, штопанья, изготовления туфель, стряпни, мытья посуды, уборки дома, стирки белья, поддержания огня в очаге и готовности по ночам заниматься постельными делами с человеком, которого все еще плохо знаешь. Эти годы и дни наполнены беспокойством и нудной работой молодой матери, родившей своего первого ребенка. Почему он плачет? Он голодный? Получает ли он достаточно молока? Он вообще когда-нибудь спит? Не спит ли он слишком много? А как насчет лихорадки, сыпи, укусов насекомых, перегрева, переохлаждения, колик, не говоря уж о болезнях, которые распространялись по уезду и каждый год уносили множество детских жизней, несмотря на все усилия лекарей-травников, возложение даров на алтари и слезы матерей? Даже отбросив мысли о ребенке, который сосет твою грудь, ты продолжаешь беспокоиться уже на более глубоком уровне об истинном долге всех женщин: иметь больше сыновей и обеспечить этим рождение новых и новых поколений. Но в первые недели жизни моего сына у меня была совсем иная забота, далекая от моего долга невестки, жены, матери.
Когда я попросила свекровь пригласить Снежный Цветок на празднование месяца со дня рождения моего сына, она ответила отказом. Подобное неуважение к просьбе в нашем уезде считается ужасным оскорблением. Я была унижена и возмущена, но бессильна изменить ее решение. Этот день стал одним из самых важных и радостных событий в моей жизни, а я пережила его без своей лаотун. Семья Лу посетила храм предков, чтобы написать имя моего сына на стене рядом с именами других членов своей семьи. Красные яйца — символ жизни — были розданы родственникам и гостям. Было приготовлено великолепное угощение — суп из птичьих гнезд, соленые птицы, которые пролежали в рассоле целых шесть месяцев, и утка в вине с имбирем, чесноком и свежими острыми красными и зелеными перцами. Весь этот день мне ужасно недоставало Снежного Цветка, и потом я описала ей все как можно подробнее, не думая о том, что допускаю бестактность по отношению к ней. По-видимому, она поняла и простила мою оплошность, потому что прислала в подарок моему сыну вышитый жакет и шапочку, украшенную маленькими амулетами.
Когда моя свекровь увидела все это, она сказала: «Любая мать должна осторожно выбирать тех, кого впускает в свою жизнь. Мать твоего сына не может иметь отношений с женой мясника. Послушные женщины растят послушных сыновей, и мы надеемся, что ты будешь повиноваться нашим желаниям».
Услышав эти слова, я поняла, что мои родственники не только не хотят, чтобы Снежный Цветок приезжала на праздники, но и вовсе не позволят мне встречаться с ней. Я была в страхе и ужасе, и поскольку совсем недавно пережила роды, все время плакала. Я не знала, что мне делать. Мне предстояло вступить в борьбу с моей свекровью, но я не понимала, насколько это опасно.
Тем временем мы со Снежным Цветком тайно писали друг другу почти каждый день. Я раньше думала, что знаю о нушу все и что мужчины не могли ни под каким видом прикасаться к нашим посланиям. Но теперь, когда я жила в доме семейства Лу, где почти все мужчины знали мужское письмо, я поняла, что наша женская тайнопись не такой уж большой секрет. Затем до меня дошло, что мужчины в нашем уезде должны знать о нушу. Да и как не знать? Они носили знаки нушу на своих туфлях, вышитых нашими руками. Они видели, как мы делаем тканые послания на материи. Они слышали, как мы поем наши песни или похваляемся книгами третьего дня свадьбы. Просто мужчины считают наше письмо не стоящим их внимания.
Говорят, что у мужчин сердце из железа, а у женщин — из воды. Это видно и в мужском, и в женском письме. В мужском — более 50000 иероглифов, и каждый из них отличается от других, имеет глубокое значение и нюансы. Наше женское письмо содержит порядка 600 иероглифов, которыми мы пользуемся, как дети, на слух, для того, чтобы создать около 10000 слов. Для изучения мужского письма требуется целая жизнь. А женскому письму мы учимся в детстве, еще девочками, и полагаемся на контекст, чтобы уловить значение того или иного иероглифа. Мужчины пишут о внешнем мире литературы, расчетов и урожая; женщины пишут о внутреннем мире детей, повседневных забот и чувств. Мужчины в семье Лу гордились познаниями своих жен в нушу и их мастерством в вышивке, хотя эти вещи для выживания имеют такую же важность, как поросячий хвост.
Поскольку мужчины считали наши письма чем-то незначительным, они не обращали внимания на те послания, которые я отправляла или получала. С моей свекровью все было иначе. Мне приходилось действовать обходными путями. До сих пор она не требовала сообщать ей, кому я пишу, но уже в следующие несколько недель мы со Снежным Цветком изобрели новый вид почты. Для этого мы использовали Юнган, которая бегала от одной деревни к другой, нося наши письма, вышитые носовые платки и вытканные сообщения. Я любила сидеть у зарешеченного окна и наблюдать за тем, как она бежит. Так много раз я думала: «Я могла бы проделать этот путь сама!» Путь был недалеким, а мои ноги — достаточно сильными, чтобы проделать его, но у нас были правила на все случаи жизни. Даже если женщина могла пройти большое расстояние, ей не следовало показываться на дороге одной. Ей грозило похищение, но еще большей опасности подвергалась репутация женщины, если она не имела соответствующего сопровождения — мужа, сыновей, свахи или носильщиков. Я могла бы пойти к Снежному Цветку, но я никогда бы не рискнула сделать это.
Лилия,
Ты спрашиваешь о моей новой семье.
Мне очень повезло.
В моем родном доме нерадостно.
Нам с матерью приходится таиться день и ночь.
Наложницы, мои братья, мои сестры и слуги ушли отсюда.
Мой родной дом опустел.
Здесь у меня есть свекровь, свекор, муж и его младшие сестры.
Здесь нет наложниц и слуг.
Только я исполняю эти роли.
Я не возражаю против тяжелой работы.
Все, что мне необходимо было знать,
пришло от тебя, твоей сестры, твоей матери, твоей тети.
Но женщины в этой семье не похожи на твоих родных.
Они не любят вышивать.
Они не рассказывают историй.
Моя свекровь родилась в год крысы.
Можешь ли ты представить себе что-либо худшее
для того, кто родился в год лошади?
Крыса считает, что лошадь эгоистична и глупа, хотя я не такая.
Лошадь считает, что крыса хитра и слишком требовательна; она такая и есть.
Но она не бьет меня.
Она не кричит на меня, за исключением тех случаев,
когда принято кричать на новую невестку.
Слышала ли ты о моем отце и о моей матери?
Через несколько дней после того,
как я переехала в дом мужа, мама и папа продали остатки имущества.
Они взяли деньги и растворились в ночи.
Как нищие они не должны будут платить налоги и другие долги.
Но где они?
Я беспокоюсь о своей матери.
Жива ли она?
Или она уже в загробном мире?
Я не знаю.
Возможно, я никогда ее больше не увижу.
Кто бы мог подумать, что моя семья будет так несчастна?
Должно быть, они совершили дурные поступки в своих предыдущих жизнях.
Но если они делали это, почему плохо мне?
Слышишь ли ты что-нибудь, можешь ли рассказать мне?
А ты сама, ты счастлива?
Снежный Цветок
Теперь, когда я узнала трагические новости о родителях Снежного Цветка, я начала внимательнее прислушиваться к домашним сплетням. От торговцев и разносчиков, которые странствовали по уезду, просочился слух, будто они видели родителей Снежного Цветка сидящими под деревом; те выпрашивали еду и были одеты в грязные лохмотья. Я часто думала о том, какой могущественной была когда-то семья моей лаотун, и о том, что чувствовала ее красивая мать, когда выходила замуж в семью императорского ученого. А теперь посмотрите, как низко она пала! Я боялась за нее и ее лилейные ноги. Без помощи влиятельных людей родители Снежного Цветка были обречены попасть под власть стихий. Без родного дома Снежный Цветок стала несчастней сироты. Я думала о том, что лучше иметь умерших родителей, чем родителей, растворившихся в бродячей жизни попрошаек. Когда они умрут, как она узнает об этом? Сможет ли она устроить им надлежащие похороны, убирать их могилы на Новый Год или умиротворять их беспокойные души, мятущиеся в загробном мире? Поэтому она и была так печальна, а меня не было рядом, чтобы выслушать ее. Мне было тяжело осознавать это, а ей, должно быть, просто невыносимо.
Что касается последнего вопроса моей лаотун — счастлива ли я? — я не знала, что ответить. Следовало ли мне написать о женщинах в моем новом доме? В нашей верхней комнате всегда находилось слишком много женщин, которые недолюбливали друг друга. Я была первой невесткой, но вскоре после того, как я перебралась жить в Тункоу, жена второго сына также приехала в дом. Она забеременела сразу же. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она день и ночь плакала о своей семье. Она родила дочку, что огорчило мою свекровь и ухудшило общее положение. Я пыталась подружиться со Второй Невесткой, но она сидела в своем углу с чернилами и кисточкой и беспрестанно писала своей матери и своим названым сестрам, которые остались в ее родной деревне. Я могла бы написать Снежному Цветку о низких способах, при помощи которых Вторая Невестка пыталась произвести впечатление на госпожу Лу, постоянно делая перед ней коутоу, нашептывая подобострастные речи, ища ее расположения. Или о том, как три наложницы господина Лу без конца пререкались между собой; мелкая зависть терзала их души и лишала их аппетита. Однако я не осмеливалась доверить все это бумаге.
Могла ли я написать Снежному Цветку о моем муже? Думаю, что могла бы, но я не знала, что сказать о нем. Я редко видела его, а когда мне доводилось быть рядом, он обычно разговаривал с кем-то другим или был занят важным делом. Светлые часы суток он проводил, объезжая поля, наблюдая за строительными работами, а я в это время занималась вышиванием или другой работой в верхней комнате. Я прислуживала мужу во время завтрака и за обедом, стараясь держаться так же скромно и спокойно, как это делала Снежный Цветок, обслуживая мужчин в нашем доме. В этих случаях он со мной не разговаривал. Иногда он приходил в нашу комнату посмотреть на сына или заняться со мной постельными делами. Я решила, что мы похожи на все остальные супружеские пары — даже на Снежный Цветок с ее мужем, — поэтому не о чем было и писать.
Как я могла ответить на вопрос Снежного Цветка о моем счастье, когда причиной разлада в моей жизни была она сама?
«Я признаю, что ты многому научилась у Снежного Цветка, — сказала однажды моя свекровь, застав меня за письмом к моей лаотун, — и мы все благодарны ей за это. Но теперь она не живет в нашей деревне и не находится под защитой господина Лу. Она не может изменить свою судьбу, и ей не следует этого делать. Как тебе известно, у нас есть свод правил, которые относятся к войне и пограничным конфликтам. Когда женщина гостит в другой деревне, ей нельзя причинять вред даже в разгар кровной вражды, во время набегов и войн, потому что мы принадлежим как к деревням наших мужей, так и к своим родным деревням. Ты понимаешь, Лилия, что в качестве жен мы пользуемся защитой и покровительством с двух сторон. Но если что-нибудь случится с тобой в деревне Снежного Цветка, то любой шаг с нашей стороны может привести к мести и, возможно, к долгой междоусобице».
Я выслушивала объяснения госпожи Лу, но знала, что у нее было намного больше причин, чтобы возражать против моего общения со Снежным Цветком. Ее родная семья была опозорена, сама она вышла замуж за человека грязной профессии. Родные моего мужа просто не хотели, чтобы я зналась с нею.
«Судьба Снежного Цветка предопределена, — продолжала моя свекровь, уже ближе подбираясь к истине, — и она никоим образом не связана с твоей. Мы с Господином Лу благосклонно посмотрим на невестку, которая решится разорвать договор с особой, не являющейся теперь ее настоящей половинкой. Если тебе нужны подруги, я могу напомнить тебе о тех молодых женщинах из Тункоу, с которыми тебя познакомила».
«Я помню их. Спасибо», — пробормотала я беспомощно, а все внутри меня кричало от ужаса. Никогда, никогда, никогда!
«Они могли бы стать твоими назваными сестрами».
«Опять же, благодарю вас…»
«Тебе следует почитать за честь их приглашение».
«Я так и делаю».
«Я просто говорю, что ты должна вычеркнуть Снежный Цветок из своей жизни, — произнесла моя свекровь и закончила разговор одним из своих обычных замечаний, — я не хочу, чтобы воспоминания об этой несчастной девушке влияли на моего внука».
Наложницы хихикали, прикрывая рты ладонью. Они наслаждались моими страданиями. В подобных случаях их статус поднимался, а мой — опускался. Но за исключением постоянного давления в отношении Снежного Цветка, что приводило меня в ужас и давало всем остальным почву для пересудов, моя свекровь была добрее ко мне, чем моя родная мать. Она следовала всем правилам, как и рассказывала Снежный Цветок. «Девочкой повинуйся отцу, женой повинуйся мужу, вдовой повинуйся сыну». Я слушала это всю свою жизнь, и меня это не страшило. Но моя свекровь как-то научила меня еще одной аксиоме: «Повинуйся, повинуйся, повинуйся, а потом делай, что хочешь». И теперь мои родственники не могли помешать мне видеться со Снежным Цветком, потому что они не могли мне запретить любить ее.
Снежный Цветок,
Мой муж обращается со мной хорошо.
Я даже не знаю, где находятся все наши поля.
Я тоже много тружусь.
Моя свекровь следит за всем, что я делаю.
Женщины в моем доме знают нушу.
Моя свекровь обучила меня новым иероглифам.
Я покажу тебе их при нашей следующей встрече.
Я вышиваю, тку и шью туфли.
Я пряду и готовлю еду.
Я молю Богиню, чтобы у меня был еще сын.
Ты тоже должна это делать.
Пожалуйста, послушай меня.
Ты должна повиноваться своему мужу.
Ты должна слушать свою свекровь.
Я прошу тебя не беспокоиться так сильно.
Наоборот, вспомни, как мы вышивали и шушукались по ночам.
Мы — две уточки-мандаринки.
Мы — два феникса, летящие в небе.
Лилия
В своем следующем письме Снежный Цветок ничего не писала о своей новой семье, кроме того, что ее сынок научился сидеть. В конце она снова спрашивала меня о моей жизни.
Расскажи мне о ваших трапезах и о том, что вы обсуждаете.
Цитируют ли они классиков за столом?
Развлекает ли твоя свекровь мужчин историями?
Поет ли она для них, чтобы улучшить их пищеварение?
Я старалась отвечать как можно правдивее. Мужчины в нашем доме обсуждали финансовые вопросы: сколько земли еще можно сдать в аренду, кто будет возделывать ее, сколько составит арендная плата, налоги. Они хотели «взобраться выше», «достичь вершины горы». В каждой семье говорят об этих вещах в Новый Год и готовят специальные блюда, которые вызывают такое желание. Но мои новые родственники много трудились, чтобы достичь своей цели. Это выливалось в скучные разговоры, которые я не понимала и не старалась понять. У них уже было больше земли, чем у кого-либо в Тункоу. Я не могла себе представить, чего еще можно желать, но их глаза никогда не отрывались от вершины горы.
Я надеялась, что Снежный Цветок сейчас чувствует себя счастливее, приспособившись — как все жены приспосабливаются — к обстоятельствам, полностью отличающимся от тех, в которых она жила раньше. Однажды днем, когда я кормила грудью своего сына, я услышала, что паланкин Мадам Ван остановился у нашего порога. Я ожидала, что она поднимется наверх. Но вместо нее в комнату вошла моя свекровь и, глядя на меня с осуждением, уронила письмо на стол рядом со мной. Как только мой сын уснул, я подвинула масляную лампу поближе и вскрыла письмо. Я сразу же заметила, что его формат был необычным. Дрожа от волнения, я принялась читать его.
Лилия,
Я сижу наверху и плачу. Там, снаружи, мой муж убивает свинью. Он нарушает законы об осквернении.
Когда я только приехала в их дом, моя свекровь заставила меня стоять на помосте и смотреть, как убивают свинью, чтобы я видела, откуда приходят наши средства к существованию. Мой муж и свекор принесли свинью к нашему порогу. Ее несли, подвязав к жерди вверх ногами. Свинья без конца кричала. Она знала, что должно произойти. Теперь я уже слышала эти крики много раз, потому что они все знают, что произойдет, и их крики раздаются в нашей деревне слишком часто.
Мой свекор подтащил свинью к большому котлу, наполненному кипятком. (Ты помнишь котел перед нашим домом? Тот, что влит в помост? Под ним находится очаг, где жгут уголь.) Мой муж перерезал свинье горло. Сначала он собрал всю кровь для кровяной колбасы, а потом засунул свинью в котел. Свинью сварили, чтобы кожа ее смягчилась. Мой муж попросил меня очистить шкуру от шерсти. Я все плакала и плакала, но не так громко, как кричала свинья. Я сказала им, что никогда не буду больше присутствовать при этом грязном деле. Моя свекровь осудила меня за мою слабость.
Каждый день я все больше становлюсь похожей на Жену Ван. Ты помнишь, как моя тетя рассказала нам эту историю? Я стала вегетарианкой.
Моим родственникам это безразлично. Им достается больше мяса.
Я одна в целом мире. У меня нет никого, кроме тебя и моего сына.
Я бы хотела никогда не лгать тебе. Я обещала всегда говорить тебе правду, но мне не хочется, чтобы ты знала о моей мерзкой жизни. Я сижу у зарешеченного окна и смотрю через поля на свою родную деревню. Я представляю себе, как ты смотришь из своего окна на меня. Мое сердце летит над полями к тебе. Сидишь ли ты там сейчас? Видишь ли ты меня? Ты чувствуешь меня?
Без тебя мне грустно. Я прошу тебя написать мне или приехать поскорее.
Снежный Цветок
Это было ужасно! Я посмотрела сквозь решетку окна в сторону Цзиньтяня, желая увидеть Снежный Цветок. Мне становилось плохо при мысли о том, что она страдает, а я не могу обнять и утешить ее. Прямо в присутствии своей свекрови и других женщин, находившихся в верхней комнате, я достала лист бумаги и развела чернила. Прежде чем написать хоть что-то, я перечитала письмо Снежного Цветка. Читая письмо в первый раз, я уловила только ее печаль. Теперь я увидела, что она нарушила традиционно стилизованные линии, которые жены используют в своих письмах, и использовала свое нушу, чтобы искренне и правдиво описать нашу жизнь.
Ее смелый поступок раскрыл мне глаза на истинное предназначение нашего секретного письма. Оно предназначено не для девичьих посланий и даже не для того, чтобы представлять женщин семьям их мужей. Наше тайное письмо даст нам голос. Нушу было средством, при помощи которого наши перебинтованные ноги несли нас друг к другу, а наши мысли летели над полями, как писала Снежный Цветок. Мужчины никогда не думали, что мы можем говорить друг другу что-то важное. Они не думали, что у нас есть чувства, которые мы можем выразить творчески. Женщины — наши свекрови и другие особы женского пола — ставили нам еще большие преграды. Но с этого дня я стала надеяться, что мы со Снежным Цветком сможем писать правду о наших жизнях, будем ли мы с ней рядом или разлучены. Мне хотелось отбросить набор фраз, обычных для женщин в их годы риса-и-соли, и выразить свои истинные мысли. Мы будем писать друг другу так, как мы разговаривали, когда лежали, свернувшись калачиком, в верхней комнате в моем родном доме.
Мне нужно было увидеть Снежный Цветок и сказать ей, что все еще переменится к лучшему. Но если я навещу ее против желания моей свекрови, я совершу одно из самых тяжелых преступлений. Тайная переписка просто бледнела перед подобным проступком, но я должна была его совершить, если хотела увидеть мою лаотун.
Снежный Цветок,
Я плачу, когда думаю, как ты живешь в том месте.
Ты слишком хороша для этой мерзкой жизни. Мы должны увидеться. Пожалуйста, приезжай в мой родной дом на праздник Изгнания Птиц. Мы привезем с собой своих сыновей. Мы снова будем счастливы. Ты забудешь о своих бедах. Помни, что рядом с колодцем никто не страдает от жажды. Рядом с сестрой никто не отчаивается.
В моем сердце я навеки твоя сестра.
Лилия
Сидя в верхней комнате, я строила планы, но мне было страшно. Самым простым и самым верным вариантом казалось захватить Снежный Цветок по дороге в свой родной дом, но это был и самый легкий способ быть пойманной. Наложницы могут выглянуть из окна и увидеть, как мой паланкин поворачивает к Цзиньтяню. Еще большая опасность заключалась в том, что на дорогах будет много женщин, включая и мою свекровь, которые будут возвращаться на праздник в свои родные дома. Кто угодно мог увидеть нас; кто угодно мог на нас донести, только чтобы угодить семейству Лу. Но к началу праздника я расхрабрилась и решила, что все пройдет удачно.
* * *
В первый день второго лунного месяца начинается работа в полях и, следовательно, праздник Изгнания Птиц. Этим утром женщины в нашем доме встали рано, чтобы делать шарики из клейкого риса. А на улице птицы уже поджидали, когда мужчины начнут сажать семена риса. Я помогала своей свекрови лепить шарики — они должны были сберечь гораздо большее количество риса — нашей самой ценной повседневной пищи. Когда настал нужный момент, незамужние девушки вынесли птичье угощение на улицу и насадили шарики на палки в полях, чтобы привлечь птиц, а мужчины в это время разбрасывали отравленные зерна вдоль краев полей, чтобы птицы их съели. Как только птицы приступили к своей смертельной трапезе, замужние женщины уселись в свои паланкины, взобрались на повозки и на спины большеногих женщин, чтобы уехать в свои родные дома. Старухи говорили нам: если мы не уедем, птицы склюют рисовые семена, которые собрались сажать наши мужья, и мы не сможем родить им сыновей.
Как я и задумала, мои носильщики остановились в Цзиньтяне. Я не стала выходить из паланкина из-за боязни, что кто-нибудь сможет увидеть меня. Дверца паланкина отворилась, и Снежный Цветок с сыном, сидящим у нее на плече, села ко мне в паланкин. Прошло семь месяцев с тех пор, как мы виделись с ней в Храме Гупо. Я думала, что от тяжелой работы она потеряет округлость, приобретенную во время беременности, но ее формы сохранились и были заметны под ее рубашкой. Ее грудь была больше моей, хотя ее сын был намного худее моего. Ее живот выдавался вперед, поэтому она и положила сына на плечо, а не держала его на руках. Снежный Цветок осторожно повернула своего малыша лицом ко мне, чтобы я могла рассмотреть его. Я отняла своего сына от груди и подняла его, чтобы мальчики могли посмотреть друг на друга. Им теперь было семь и шесть месяцев. Говорят, что все дети красивые. Мой сын был красивым, но сын Снежного Цветка был тоненьким, как речной камыш. У него были густые черные волосы, болезненно-желтоватая кожа, а личико было хмурым. Но, конечно же, я похвалила его, а она похвалила моего сына.
Раскачиваясь в паланкине, который подскакивал и кренился то в одну, то в другую сторону в такт ходьбы наших носильщиков, мы со Снежным Цветком говорили о наших планах. Она ткала ткань, в рисунке которой содержалась строка из поэмы, — работа очень сложная и требующая времени. Я училась готовить птиц в рассоле — сравнительно легкая задача, за исключением того, что все надо делать правильно и не дать им испортиться. Но это были простые удовольствия; а у нас были серьезные темы для разговора. Когда я спросила Снежный Цветок о ее жизни, она не колебалась ни секунды.
«Когда я встаю по утрам, у меня нет иной радости, кроме как покормить сына, — призналась она, глядя мне прямо в глаза. — Я люблю петь, когда стираю или ношу хворост, но мой муж сердится, если слышит, как я пою. Если он недоволен мной, то не разрешает мне выходить за порог, только по моим домашним делам. Если он доволен, то разрешает мне сидеть на помосте, где он убивает свиней. Но когда я сижу там, я могу думать только о тех животных, которых убили здесь. Когда я засыпаю вечером, я знаю, что завтра я снова поднимусь с постели, но восхода не будет, будет только тьма».
Я попыталась утешить ее. «Ты говоришь так, потому что ты молодая мать и потому что была зима». У меня не было права сравнивать свое одиночество с ее одиночеством, но и меня тоже окутывала печаль, когда я тосковала по своему родному дому или на сердце становилось тяжело от темных и все укорачивающихся зимних дней. «Сейчас весна, — произнесла я как для нее, так и для себя. — Дни будут длинные, и мы будем веселей».
«Мои дни тем лучше, чем они короче, — ответила она сухо. — Жалобы прекращаются, только когда мы с мужем ложимся спать. Я не слышу, как свекор ворчит, что чай слишком слабый, как моя свекровь укоряет меня за то, что мое сердце слишком мягкое; как мои невестки требуют чистое белье; как мой муж велит мне быть попроще; как мой сын требует, требует, требует».
Меня потрясло скверное положение моей половинки. Она была несчастна, а я не знала, что ей сказать, хотя всего несколько дней тому назад я пообещала, что мы будем более откровенны друг с другом. Меня все еще связывали условности, поэтому я была смущена и чувствовала себя неловко.
«Я попыталась приспособиться к своему мужу и своей свекрови, и от этого моя жизнь стала лучше, — произнесла я. Тебе следует сделать так же. Ты сейчас мучаешься, но когда-нибудь твоя свекровь умрет, и ты будешь в доме хозяйкой. Все жены старших сыновей, которые тоже имеют сыновей, в конце концов выигрывают».
Она горестно улыбнулась, и я вспомнила ее жалобы, касающиеся сына. По правде сказать, я их не понимала. Сын — это жизнь женщины. Это ее работа — делать все, что требуется для сына.
«Скоро твой сын начнет ходить, — сказала я. — Ты будешь повсюду бегать за ним. Ты будешь очень счастлива».
Снежный Цветок крепче прижала сына к себе. «Я опять беременна», — сказала она.
Я поздравила ее, но мысли мои пришли в смятение. Так вот чем объяснялась полнота ее груди и выдающийся вперед живот. У нее должно быть уже большой срок. Но как она могла забеременеть так скоро? Было ли это тем самым нарушением закона об осквернении, о котором она писала в своем письме? Занимались ли они с мужем постельными делами, не выждав положенных ста дней? Видно, так оно и было.
«Я желаю тебе еще одного сына», — выдавила я из себя.
«Я тоже надеюсь, — вздохнула она. — Мой муж говорит, лучше иметь собаку, чем дочь».
Мы обе понимали, какая правда заключена в этих словах, но кто бы смог сказать их своей беременной жене?
Паланкин остановился, и веселые крики и приветствия моих братьев избавили меня от необходимости дать надлежащий ответ. Я была дома.
Как все изменилось в доме! У Старшего Брата и его жены теперь было двое детей. Жена уехала в свой родной дом на праздник, но оставила своих малышей, чтобы мы могли на них посмотреть. Мой младший брат еще не женился, но приготовления к свадьбе шли полным ходом. Официально он уже считался мужчиной. Старшая Сестра приехала со своими двумя дочерьми и сыном. Она старилась у нас на глазах, хотя я думала о ней как о девушке в ее годы закалывания волос. Мама не могла уже критиковать меня с прежней легкостью, хотя она и пыталась это делать. Папа гордился нами, но даже я видела, как тяжела эта ноша для него — кормить столько ртов, пусть даже всего несколько дней. Всего под нашей крышей было семь детей, от шести месяцев до шести лет. Весь дом трещал и гремел от топота маленьких ножек, требований внимания и песен, которые пелись для успокоения малышей. Тетя в окружении всей этой ребятни чувствовала себя счастливой — дом, полный детей, был мечтой всей ее жизни. И все же иногда я видела в ее глазах слезы. Если бы мир был честнее, Прекрасная Луна тоже была бы здесь со своими детьми.
Мы провели три дня все вместе, мы болтали, смеялись, ели и спали — никто из нас не ссорился, не сплетничал за спиной, не осуждал и не обвинял. Для нас со Снежным Цветком самое лучшее время наступало ночью, в верхней комнате. Мы клали наших сыновей на постель между нами. Когда они лежали рядом, разница между ними была еще более заметна. Мой сын был толстеньким, с чубчиком черных волос, торчавшим надо лбом, как и у его отца. Ему нравилось сосать мою грудь, он булькал у меня на руках, пока не наедался молока по самое горлышко, и отрывался от этого занятия только для того, чтобы взглянуть на меня и улыбнуться. Сын Снежного Цветка сосал ее грудь с трудом, он выплевывал молоко ей на плечо, когда она давала ему срыгнуть. Он доставлял много хлопот и в другое время — кричал днем, при этом его личико краснело от гнева, а попка становилась алого цвета и покрывалась сыпью. Но когда мы вчетвером уютно устраивались под одеялом, оба малыша затихали, прислушиваясь к нашему шепоту.
«Тебе нравится заниматься постельными делами?» — спросила Снежный Цветок, убедившись, что все уснули.
Так много лет мы слышали непристойные шутки пожилых женщин и бесцеремонные замечания Тети о том, какое удовольствие они с Дядей получали в постели. Все это очень смущало нас тогда, но теперь я поняла, что смущаться было незачем.
«Мы с моим мужем, как две уточки-мандаринки, — заявила Снежный Цветок, не дождавшись от меня ответа. — Мы впадаем в блаженство, когда улетаем вместе».
Я была ошарашена ее словами. Лгала ли она, как делала это много лет? Видя, что я молчу, словно прибитая, она заговорила снова.
«Но как бы мы оба ни наслаждались при этом, меня беспокоит, что мой муж не соблюдает правила относительно постельных дел после родов. Он ждал только двадцать дней». Она помолчала, а потом призналась: «Я не осуждаю его. Я была согласна. Мне тоже хотелось».
Несмотря на то, что я была потрясена ее признанием, мне стало легче. Должно быть, она говорила мне правду, потому что никто не стал бы лгать, оговаривая себя подобным образом. Что может быть постыднее, чем совершить оскверняющий акт?
«Это очень плохо, — прошептала я. — Ты должна следовать правилам».
«А если не буду? Стану такой же нечистой, как мой муж?»
Эта мысль уже приходила мне в голову, но я ответила так: «Я не хочу, чтобы ты заболела или умерла».
Она засмеялась в темноте. «Никто не заболевает от постельных дел. Это только доставляет удовольствие. Я целый день работаю на свою свекровь. Разве я не заслуживаю удовольствия по ночам? И если у меня будет еще один сын, я буду только счастливее».
Эти последние слова я считала правдивыми. Малыш, лежавший между нами, был и капризным, и слабым. Снежному Цветку нужен был еще один сын… в любом случае.
Праздник закончился слишком быстро. У меня стало легче на сердце. Я высадила свою лаотун у порога ее дома, потом отправилась к себе домой. Никто не заметил моих проделок, а деньги, которые я заплатила моим носильщикам, гарантировали их молчание. Ободренная успехом, я решила, что смогу видеться со Снежным Цветком чаще. В течение года отмечается много праздников, на время которых замужние женщины возвращаются в свои родные дома, а, кроме того, у нас есть праздник Храма Гупо. Мы замужем, но мы по-прежнему две половинки, независимо от того, что говорит моя свекровь.
* * *
В тот год Снежный Цветок и я продолжали переписываться. Наши слова летели друг к другу над полями, свободные, как птицы в полете. Она стала меньше жаловаться, и я тоже. Мы были молодыми матерями, и каждый день был отмечен каким-нибудь успехом в жизни сыновей — появлением первого зубика, первым словом, первыми самостоятельными шажками. Мне казалось, мы обе были довольны тем, как мы приспособились к ритму жизни наших новых семей, научились угождать своим свекровям и утвердились в своих супружеских правах и обязанностях. Мне даже стало сподручнее писать Снежному Цветку о моем муже и наших интимных отношениях. Но теперь я поняла старинное правило: «Ложась в постель, веди себя как муж; встав с постели, веди себя как благородный человек». Я предпочитала, когда мой муж вставал с постели. Днем он соблюдал Девять Правил. У него был ясный ум, он внимательно слушал других и выглядел приветливым. Он был скромным, верным, уважительным и справедливым. Если он в чем-то сомневался, то советовался со своим отцом, а в тех редких случаях, когда он гневался, старался не показывать этого. Поэтому по ночам, когда он ложился в постель, я радовалась тому, что он получает удовольствие, но мне становилось легче, когда он оставлял меня в покое. Я не понимала, о чем говорила моя тетя, когда я была еще девушкой, и решительно не могла постигнуть, какое такое удовольствие в постели находит Снежный Цветок. Но каким бы глубоким ни было мое непонимание, я твердо знала одну вещь: нельзя нарушать законы об осквернении безнаказанно.
Лилия,
Моя дочь родилась мертвой. Она ушла, не пустив корней, и поэтому не узнала ничего о горестях этой жизни. Я держу ее ножки в своих руках. Они никогда не узнают безумной боли от бинтования.
Я касаюсь ее глаз. Они никогда не узнают слез печали при разлуке с родным домом или при вечной разлуке с матерью, или при прощании с мертвым ребенком. Я кладу ей руку на сердце. Оно никогда не узнает боли, горя, одиночества, стыда. Я думаю о ней в загробном мире. С ней ли моя мать?
Я ничего не знаю о судьбе моих родителей.
Все в доме обвиняют меня. Моя свекровь говорит: «Зачем мы брали тебя в дом, если ты не будешь рожать сыновей?» Мой муж говорит: «Ты молодая. У тебя будут еще дети. В следующий раз ты родишь мне сына». Мне некому излить свое горе. У меня нет никого, чтобы выслушать меня. Мне так хотелось бы услышать, как ты поднимаешься ко мне наверх по лестнице.
Я воображаю себя птицей. Я бы парила в облаках, а мир внизу казался бы таким далеким.
Кусочек нефрита, который я носила на шее, чтобы защитить мое еще не рожденное дитя, давит мне на грудь. Я не могу перестать думать о своей мертвой девочке.
Снежный Цветок
В нашем уезде выкидыши были обычным делом, и считалось, что женщинам нечего об этом беспокоиться, особенно если ребенок был девочкой. Рождение мертвого ребенка считалось несчастьем, если только это был мальчик. Если рождалась мертвая девочка, родители обычно были даже благодарны этому. Никому не был нужен лишний рот. Что до меня, то во время беременности я просто каменела при мысли о том, что с моим ребенком может случиться несчастье. Честно говоря, я просто не знала, как бы я себя чувствовала, если бы это была девочка и она умерла бы, не вдохнув ни глотка воздуха этого мира. Я хочу сказать, что была озадачена тем, как это переживает Снежный Цветок.
Я просила ее говорить мне правду, но теперь, когда она сделала это, я не знала, что ей ответить. Мне хотелось выразить сочувствие. Мне хотелось дать ей поддержку и утешение. Но я боялась за нее и не знала, что ей написать.
Все, что случилось в жизни Снежного Цветка: события ее детства, ее ужасный брак, а теперь еще и это, — находилось за пределами моего понимания. Мне был только двадцать один год. Мне не приходилось испытывать истинной нужды, моя жизнь была благополучной, и потому мне было трудно поставить себя на место другого.
Я старалась подобрать нужные слова, чтобы написать той, которую я любила, и к своему великому стыду я позволила условностям, в которых была воспитана, взять верх над моими чувствами, как это случилось в паланкине, когда мы со Снежным Цветком ехали в мой родной дом.
Взяв в руки кисточку, я укрылась за строчками, общепринятыми у замужних женщин, надеясь этим напомнить Снежному Цветку, что единственной нашей защитой является наше спокойствие, наше лицо, которое мы сохраняем даже в самые горькие минуты. Она должна попытаться забеременеть снова, и как можно скорее, потому что долг всех женщин состоит в стремлении родить сыновей.
Снежный Цветок,
Я сижу в верхней комнате, глубоко задумавшись.
Я пишу, чтобы утешить тебя.
Пожалуйста, выслушай меня.
Милая, успокой свое сердце.
Думай о том, что я рядом, моя рука в твоей руке.
Представь себе, что я плачу вместе с тобой.
Наши слезы — четыре потока, бегущие вечно.
Знай об этом.
Твое горе глубоко, но ты не одинока.
Не печалься.
Это было предопределено,
как предопределены богатство и бедность.
Многие дети умирают.
Это разрывает сердце их матерям.
Мы не можем этому помочь.
Мы можем только попытаться еще.
В следующий раз — сын…
Лилия
Прошло два года, в течение которых наши сыновья научились ходить и говорить. Сын Снежного Цветка сделал это первым, как и должно было быть. Он был на шесть недель старше моего сына, но его ножки не были такими крепкими, как у моего мальчика. Он оставался тоненьким, и казалось, эта тонкость — признак его натуры. Нельзя сказать, что он не был сообразительным. Он был очень умненьким, но не таким, как мой сын. К своим трем годам мой сын уже брался за кисточку, чтобы писать. Он был великолепен, этот любимец верхней комнаты. Даже наложницы не оставляли его без внимания и ссорились из-за него, словно из-за нового куска шелка.
Через год после рождения первого сына у меня родился второй. Снежному Цветку в этом отношении не везло. Она могла наслаждаться постельными делами со своим мужем, но из этого ничего не выходило. Она всего лишь родила еще одну мертвую девочку. После этой ее потери я посоветовала ей пойти к местному травнику, чтобы он дал ей травы, которые способствуют зачатию сына и повышают мужскую силу. Как написала мне Снежный Цветок, благодаря моему совету, они с мужем были довольны во всех отношениях.
