Глава 22
Николаи приехал в Брюгге около полуночи. Молодой валлон на этот раз постарался одеться как можно неприметнее. На нем был черный спортивный костюм и короткий шерстяной пиджак. В его нейлоновом рюкзаке лежал тонкий трос для скалолазания длиной двести футов, пара спортивных кед, ремень безопасности, около дюжины крюков, пакет с магнезией, магниевым порошком, используемый для альпинизма. В правой руке у него была спортивная сумка без лейбла. Вчера вечером он позвонил заказчику и бросил в трубку лишь одну короткую фразу: «Завтра я начинаю восхождение». «Хорошо», – ответили на том конце линии.
В Брюгге было на два градуса теплее, чем в Генте. Согласно прогнозам синоптиков, температура этой ночью не должна была упасть ниже четырех градусов. Это был самый удобный момент, чтобы забраться на башню и заложить туда взрывчатку. Этого дня Николаи ждал уже давно.
Автобус, на который сел Николаи, направлялся в центр города. Он задумчиво смотрел в окно на проносившиеся мимо темные здания. Второй раз в жизни он видел памятник королю Альберту верхом на коне. Все мускулы его тела были напряжены. Он дрожал от волнения. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Кровь стучала в висках. Николаи всегда нервничал перед трудными восхождениями, хотя по собственному опыту знал, что перед трудным восхождением нужно иметь трезвый ум и быть совершенно спокойным.
Автобус остановился у Рыночной площади, и Николаи вышел. Статуи Яна Брейдела и Питера Деконинка смотрели на него безучастным взглядом. Николаи же в восхищении долго не мог отвести от них взгляд. Ян Брейдел и Питер Деконинк боролись за независимость Брюгге. В 1302 году они выиграли битву с французской кавалерией и избавили Брюгге от гнета феодальной знати.
Брюгге, так же как Генту и Ипру, пришлось долго и упорно бороться за свою независимость. Бесценные документы, которые являлись свидетельством этих великих исторических событий, хранились в башне Белфорт. Вся башня была памятником великим жителям Брюгге, которые избавили город от гнета французских феодалов. Нижние залы символизировали свободную торговлю.
Николаи проработал свой план до мельчайших деталей. Последние несколько дней он только и делал, что читал о Брюгге и его истории. Он считал, что нужно как следует изучить своего противника.
Николаи даже проникся уважением к башне XIII века, которую он должен был взорвать. Как ни странно, но ему было жаль, что целый пласт бельгийской истории окажется погребен под обломками. Но делать нечего, заказ отменить он не мог. И теперь ему придется испортить этот прекрасный памятник архитектуры за горстку серебра. Из-за сознания собственной низости и из-за того, что ему было жаль калечить такое красивое здание, Николаи нервничал еще сильнее. Но как бы там ни было, ему нужно было взять себя в руки, успокоиться и довести это дело до конца.
* * *
Ван-Ин в эту ночь спал очень неспокойно. Он не переставая ворочался в постели и совершенно не давал Ханнелоре уснуть. В конце концов она не выдержала, спустилась на первый этаж и легла на диване. Она знала, что иногда во время депрессии или других психологических кризисов Ван-Ина нужно оставлять одного. Поэтому никаких угрызений совести Ханнелоре не испытывала. Она понимала, что причиной нервного состояния Ван-Ина послужил рассказ Ксавьера. По правде говоря, он тоже выбил ее из колеи.
Она привыкла к тому, что в мире должен существовать порядок. И неожиданности, подобные появлению Ксавьера и его странного и страшного рассказа, ей были совершенно не по душе.
На следующее утро Ханнелоре принесла чашку кофе Ван-Ину в постель. Он крепко спал, и в комнате раздавался его громкий храп. Она поцеловала его, но он не проснулся. Ханнелоре потрясла комиссара за плечо.
– Вставай, дорогой. Уже восемь часов, – объявила она. – Ты опоздаешь на работу.
Ван-Ин открыл глаза, в изумлении уставился на Ханнелоре, заморгал от яркого солнечного света и укрылся одеялом с головой.
– Сегодня воскресенье, – проворчал он. – Опять твои дурацкие шутки!
Ханнелоре пожала плечами, быстро разделась, легла рядом с Ван-Ином и прижалась к нему. Буквально через тридцать секунд он окончательно проснулся.
– Мой дорогой, к сожалению, это не шутка. Сегодня среда, – сказала Ханнелоре.
Когда закончилось их утро любви, Ван-Ин закурил и взглянул на часы.
– Уже двадцать минут девятого, – проворчал Ван-Ин. – Бог мой! Мы потратили целых двадцать минут.
– Ну, тебе уже давно не двадцать. Ты должен с этим смириться, – насмешливо улыбнувшись, проговорила она.
Ван-Ин затушил сигарету и пошел в ванную. Конечно, он был уже не молод, но все еще сохранял мужскую силу греческих богов.
– Ты сегодня вечером свободна? – прокричал он из ванной и включил воду.
– Я тебя не слышу, – откликнулась Ханнелоре, забежала в ванную, задернула занавеску и скользнула к нему под душ.
Они стояли под горячими струями целых десять минут. Потом вытерлись и быстро оделись. С мокрых волос Ван-Ина капала вода. Ханнелоре попыталась пригладить их, но безуспешно. Его непокорные волосы торчали во все стороны.
В половине восьмого вечера Ван-Ин ждал Ханнелоре возле здания суда. Он очень спешил, чтобы не опоздать и прийти сюда вовремя. Сегодня у них с Версавелом выдался на удивление тяжелый день. Им пришлось сделать всю канцелярскую работу и еще массу таких же неприятных дел. Но, несмотря на это, настроение у Ван-Ина было просто отличным. Сердце его радостно билось в предвкушении. Если повезет, к следующему утру это сложное, запутанное дело наконец-то закончится.
Им без труда удалось найти ферму Энзо Скаглионе. Его дом был виден с шоссе, соединяющего Торхаун и Диксмиде. К его владениям вела узкая дорожка, посыпанная гравием.
Одна половина фермерского участка была укатана асфальтом и представляла собой автостоянку. На ней могли спокойно разместиться три машины. Вторая половина участка была превращена в сад. Впрочем, садом этот унылый клочок зелени можно было назвать с большой натяжкой. Видно, садовник, которого нанял Скаглионе, страдал полным отсутствием фантазии и вкуса. Напротив дома была разбита длинная клумба с розами. Остальную же часть зеленого участка составлял аккуратно подстриженный газон. Посреди газона росли три березы.
Традиционная ограда из бирючины скрывала земельный участок Скаглионе от посторонних глаз.
Фермерский домик был почти полностью перестроен. В узкие окна вставили крепкие современные рамы, старинную двойную дверь искусно отреставрировали, стены дома покрасили белой краской. В нише над дверью стояла глиняная фигурка Девы Марии.
Ван-Ин оставил свою машину у двери сарая.
– Ты думаешь, он сейчас дома? – спросила Ханнелоре, когда они вышли из машины.
Ханнелоре дрожала от холода, тонкая курточка совсем не защищала ее от холодного, пронизывающего ветра.
– Мы скоро об этом узнаем, – беззаботно ответил Ван-Ин.
Энзо Скаглионе из окна видел, как к его дому по дорожке, усыпанной гравием, подъехала полицейская машина. Он много раз представлял себе этот момент, как появляется полицейский у его дверей, знал, что рано или поздно это произойдет. Сердце его билось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Но, когда он увидел, что машина всего одна, немного успокоился. Ведь если бы полицейские приехали из-за того, чего он боялся, то их было бы значительно больше. Машина подъезжала ужасно медленно. И все это время, пока мучительно долго тянулись минуты, Скаглионе пытался понять, где он совершил ошибку. Андриан Френкель, единственный свидетель преступления, был мертв. Голландец по каким-то неизвестным причинам в тот вечер из бара пошел за Фиддлом. И потому Скаглионе не удалось добить немца на месте. К счастью, Фиддл умер в больнице от полученных ран. Скаглионе не мог понять, как копам удалось обнаружить связь между всеми этими происшествиями. Герр Витц уверял его, что Френкель ни о чем не успел сообщить в полицию. А судья, расследующий это дело, – один из главных членов общества «Туле».
Энзо спрятал свой «магнум» в тайник на балке, он сделал его своими руками. Тайник представлял собой небольшое углубление между потолочными балками. Там имелась незаметная постороннему глазу дверца, которую Скаглионе открывал щелчком пальца.
– В доме горит свет, – сказал Ван-Ин, указав на щель в плотно задернутых шторах. – Значит, Энзо дома.
– Будь осторожен, Питер. Надеюсь, ты вооружен? – с беспокойством глядя на него, спросила Ханнелоре.
Он покачал головой. И ей стало страшно, но она знала, что отступать уже поздно.
Ван-Ин внимательно осмотрел входную дверь. Звонка не было, и он постучал в нее кулаком.
Энзо перевел дух, пригладил волосы и направился к двери. Он дождался, пока полицейский постучит второй раз, и только тогда открыл.
– Добрый вечер, – сухо поздоровался он.
– Добрый вечер, мистер Скаглионе. Я комиссар Ван-Ин из полиции Брюгге. – Он специально не стал представлять Ханнелоре. – Мы можем войти?
«На вид самый обычный коп. Может быть, все еще обойдется. Но нет ли тут подвоха?» – с подозрением рассматривая комиссара, подумал Скаглионе.
– Конечно, входите, – пригласил он.
Энзо впустил их в дом и указал на диван, жестом предлагая присаживаться.
– Чем могу быть полезен, мистер Ван-Ин? – как можно спокойнее спросил он.
Энзо сел на стул под потолочной балкой с тайником. Он был готов в любой момент достать пистолет.
– Это неофициальный визит, мистер Скаглионе, – приветливо улыбнувшись, объяснил Ван-Ин. – Вы не возражаете, если я закурю?
– Конечно. Чувствуйте себя как дома. На столике рядом с вами стоит пепельница.
Ван-Ин закурил, а Скаглионе пришла в голову одна неприятная мысль. На Сицилии киллеры иногда надевают полицейскую форму, чтобы втереться в доверие к своим жертвам. Вдруг это именно тот случай? А женщина рядом с ним – это всего лишь прикрытие.
Скаглионе встал со стула и незаметно переместил руку на балку с тайником.
– Вообще-то ко мне не каждый день приходят полицейские, – смущенно заговорил он. – Не обижайтесь, но вы не могли бы предъявить мне свое удостоверение?
– Без проблем.
Ван-Ин сунул руку в карман и вынул удостоверение. Энзо держал палец на дверце тайника все время, пока комиссар рылся в кармане.
– Моя ферма находится вдали от цивилизованного мира, – с нервным смешком проговорил Энзо. – Если что, защитить меня будет некому. Как говорится, доверяй, но проверяй.
Ван-Ин и Ханнелоре пропустили мимо ушей банальную поговорку.
– Могу я узнать о причинах вашего неожиданного визита, мистер Ван-Ин? – спросил Энзо, сел и поправил галстук.
– Думаю, вы прекрасно знаете, почему мы здесь, мистер Скаглионе. Вы ведь читаете газеты, не так ли? – сказал Ван-Ин.
Ханнелоре напряглась, приготовившись к возможному нападению Скаглионе. Одно его подозрительное движение – и она сразу бросится на пол.
Энзо пожал плечами.
– Нет, я не читаю газет, мистер Ван-Ин, – сказал он.
– Вот как? – усмехнулся Ван-Ин. – Но неужели вы не слышали даже о таком громком событии, как взрыв памятника Гвидо Гезелле? Это произошло на прошлой неделе, не припоминаете? – с холодной насмешкой поинтересовался он.
Атмосфера в крошечной гостиной с каждой минутой накалялась все сильнее. Ханнелоре взглянула на Скаглионе. Он заметно нервничал, и это ей очень не понравилось. В таком состоянии он мог повести себя самым непредсказуемым образом.
– Наверное, вы думаете, что я пошел по стопам своего отца, – сухо проговорил Энзо. – Его дурная репутация, похоже, будет преследовать меня всю жизнь.
Глаза его сверкнули, словно начищенные серебряные монеты, освещенные лучом солнца. Ван-Ин ничего ему на это не ответил, молча выпустив целый клуб дыма в потолок.
– Боюсь, что разочарую вас, мистер Ван-Ин, но мой отец бросил нас с матерью, когда я учился в университете, и с тех пор мы не общались. Потом я узнал, что он умер. Я честно зарабатываю себе на жизнь. Посмотрите на мой дом. БМВ, который стоит в гараже, – самая дорогая вещь, которую я смог себе позволить за всю мою жизнь.
Ван-Ин кивнул и с сомнением осмотрел комнату. Действительно, никакой роскошью в этом доме не пахло. В гостиной стояла только самая необходимая мебель. Телевизор по виду был очень старым. Картины, висевшие на стенах, судя по всему, были куплены на дешевых распродажах.
– Если бы я собирался вас арестовать, то пришел бы не один, – сказал Ван-Ин, чтобы хоть немного разрядить обстановку. – По правде говоря, ваше прошлое нисколько меня не интересует.
Энзо сделал неопределенный жест рукой.
– Недавно я узнал, что взрыв памятника – дело рук общества «Туле». Члены этого общества собирались свалить преступление на Валлонское революционное движение, которое перестало существовать много лет назад. И им практически удалось убедить в этом жителей города и даже полицию. Я по чистой случайности узнал, что все это – хитроумный обман.
На Скаглионе упоминание общества «Туле», казалось, не произвело никакого впечатления.
– Чья это была идея? Фиддла? Вандекерхове? Бостоена? Или ваша, мистер Скаглионе? Интересно, каким будет ваш следующий шаг?
– Мистер Ван-Ин, – запротестовал Скаглионе. – Простите, но я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.
Сицилиец сделал вид, что слова Ван-Ина его расстроили. Ханнелоре, следившая за каждым его жестом, видела, что его поведение – сплошное притворство.
– Ну хорошо, тогда я перейду к главному, Энзо. – Комиссар намеренно назвал Скаглионе по имени, чтобы его смутить. – Если я не ошибаюсь, восемь лет назад вашу мать сбил пьяный водитель?
Скаглионе вскочил со стула. «Прекрасно! Кажется, мне удалось задеть его за живое и вывести из равновесия», – радостно подумал Ван-Ин.
– Сядьте, Энзо, и выслушайте меня внимательно, – строго произнес комиссар.
Скаглионе рухнул на стул, словно мешок с мукой. Ван-Ин знал, что одержал верх над Скаглионе, упомянув о гибели его матери. На лице Скаглионе показалась неподдельная скорбь. Хотя со дня гибели его матери прошло много лет, Энзо все еще остро переживал эту утрату.
– Убийца, – Ван-Ин намеренно упомянул это слово, – сбежал, его не смогли найти, и это дело так и не было раскрыто. Полицию подкупили, и преступника намеренно не стали искать. Вы знали об этом, Энзо?
Ван-Ин взглянул на Скаглионе. Энзо плотно сжал зубы, и его верхняя губа дрожала. Такая сдержанность была для итальянца необычным явлением. Обычно они бурно выражают свои эмоции, будь то гнев, печаль или радость. И часто эти состояния духа перетекают у них одно в другое без всякой видимой причины.
– Вы говорите ерунду! – закричал Скаглионе, вскочил со стула и принялся нервно ходить туда-сюда по комнате.
– Сядьте, Энзо. Я и сам узнал всю правду об этом преступлении только вчера, – признался Ван-Ин.
Да, ему удалось выбить Скаглионе из колеи. Он сильно нервничал. Из полицейских отчетов, которые ему прислали по факсу из Нойфшато, Ван-Ин узнал, что в тот день Энзо вернулся домой позже обычного. Он обещал своей матери пойти вместе с ней в магазин. По крайней мере, так он рассказал полиции. Она его не дождалась и решила пойти одна. И как только мать Энзо вышла из дома, ее сбила машина. Ван-Ин предполагал, что Энзо мог все эти годы чувствовать вину перед матерью. Ведь, если бы он пришел раньше, она бы осталась жива. И под влиянием этого чувства он мог чем-то выдать себя. Так оно и оказалось.
– Значит, вы знаете, кто убил мою мать, мистер Ван-Ин? – спросил Скаглионе.
– Да, и я могу это доказать, Энзо.
Скаглионе тяжело вздохнул и огляделся. Его скорбь вдруг каким-то чудесным образом улетучилась. Он взглянул на Ханнелоре. От его пронзительного взгляда ей стало не по себе.
– Значит, вы приехали, чтобы рассказать мне, кто убил мою мать? – абсолютно спокойным тоном спросил он. – Но сомневаюсь, что вы собираетесь сделать это просто так, по доброте душевной. Что вы хотите получить от меня в обмен на эту информацию?
– Это я и пытался вам объяснить, Энзо, когда вы меня перебили, – сказал Ван-Ин. – Я хочу, чтобы взрывы прекратились.
Скаглионе опять принялся ходить туда-сюда по комнате. С одной стороны, у него, как и у всех сицилийцев, был свой особый кодекс чести, запрещающий выдавать чужие секреты. С другой стороны, ему очень хотелось узнать, кто убил его мать восемь лет назад, к тому же он был наполовину бельгийцем. В конце концов желание услышать имя убийцы своей матери перевесило все другие факторы.
– Мне стало известно, что теракты как-то связаны с новым польдерным проектом, – сказал Ван-Ин.
Похоже, этот коп слишком много знал. Скаглионе сердито взглянул на Ван-Ина и сказал:
– Памятник Гвидо Гезелле взорвали, чтобы запугать мэра и тем самым заставить его подписать согласие на польдерный проект.
– Это было своего рода предупреждением мэру, не так ли? – спросил Ван-Ин.
Скаглионе кивнул. Он находился перед непростым выбором и не знал, как ему поступить. Промолчать и никогда не узнать о том, кто убил его мать? Или же выдать чужой секрет и узнать ответ на вопрос, который мучил его целых восемь лет?
– Отличное начало, Энзо, – одобрил Ван-Ин. – А теперь сядьте, и мы все спокойно обсудим.
Скаглионе неохотно сел на стул. В эту минуту он напоминал заключенного, который выполняет приказы конвоира, и при этом всей душой его ненавидит.
– Хорошо, я согласен. Я расскажу вам все. Но за это вы должны сообщить мне, кто убил мою мать, – сказал Энзо.
– Разве я похож на человека, который не выполняет своих обещаний? – притворившись, что сердится на недоверие Энзо, проговорил Ван-Ин. – Я всегда держу свое слово.
– Нет, – спокойно сказал Скаглионе.
Он встал со стула и подошел к старому шкафу, рядом с которым стояла печка. Ханнелоре опять начала нервничать. Ван-Ин тоже с подозрением наблюдал за Скаглионе. Не выкинет ли он какой-нибудь номер? Комиссар перехватил встревоженный взгляд Ханнелоре и подумал, что, наверное, повел себя слишком рискованно, но, услышав звон стаканов, они оба сразу же успокоились.
Когда Энзо повернулся к ним, в руках его была бутылка «Амаретто» и три стакана с золотым ободком. Он поставил все это на кофейный столик, пододвинул стул, сел и молча разлил «Амаретто» по стаканам.
– Следующей целью станет башня Белфорт, – начал свой рассказ Энзо. Он говорил так спокойно, словно сообщал результаты футбольного матча.
– Когда они собираются ее взорвать? – резко спросил Ван-Ин.
– На следующей неделе, – все тем же невозмутимым тоном ответил Энзо.
– На следующей неделе? В какой именно день?
– В среду. – Олимпийскому спокойствию Скаглионе в эту минуту можно было только позавидовать.
– Каким образом ее собираются взорвать?
– Я этого не знаю, мистер Ван-Ин.
– Кто это сделает?
– Я разговаривал с этим человеком по телефону, но никогда его не видел, – пожав плечами, проговорил Скаглионе. – Он звонил мне сам. Я не знаю, где он живет, как его зовут и где его найти.
Ван-Ин одним глотком осушил свой стакан. «Амаретто» оказался слишком сладким и терпким. Ханнелоре последовала его примеру. Она совершенно успокоилась и была рада, что Скаглионе не предпринял никаких неожиданных шагов. Но все-таки, на ее взгляд, Ван-Ин очень рисковал.
Скаглионе опять разлил ликер по стаканам. Он тоже, по-видимому, чувствовал облегчение.
– Члены общества «Туле» планируют взорвать еще какие-нибудь объекты? – спросил Ван-Ин.
– Не думаю. После того, как башня Белфорт будет взорвана, «Трэвел инк.» сделает городским властям предложение. Вандекерхове предложит администрации Брюгге возместить ущерб, если они подпишут согласие на польдерный проект. Хотя конечно же он будет действовать не столь прямолинейно.
– Да, я знаю его манеры, – согласился Ван-Ин. – Он тот еще хитрец.
– Я рассказал вам все, что знал. А теперь, пожалуйста, назовите мне имя убийцы моей матери.
Ван-Ин вытер губы ладонью.
– Я же сказал вам, что держу свое слово, Энзо, – произнес он и достал из кармана какие-то бумаги. – Это копия официального полицейского отчета. Как вы помните, расследование смерти вашей матери велось очень вяло, и в конце концов вы, не выдержав, подали жалобу. После этого полицейские нашли свидетеля, который смог описать машину, сбившую вашу мать, и даже запомнил первые две буквы номера. Полицейские сделали запрос на «мерседесы» с номерными знаками, начинающимися на «АВ». Полиции Брюгге удалось найти темно-коричневый «мерседес» с номером АВ 886. Спустя два дня эта информация была передана в офис прокурора. Но, хотя на капоте «мерседеса» была серьезная вмятина, судья Крейтенс, занимающийся этим делом, не стал искать владельца автомобиля. А владельцем «мерседеса», сбившего вашу мать, был не кто иной, как Джордж Вандекерхове. Тот самый Вандекерхове, для которого вы столько лет выполняли разную грязную работу.
– Крейтенс? – удивленно спросил Скаглионе. – Крейтенс замял это дело?
– Вы, наверняка неплохо знакомы с ним, – как бы между прочим сказал Ван-Ин.
Ханнелоре удивило, почему слова Ван-Ина о том, что убийцей его матери является Вандекерхове, не произвели на Скаглионе никакого впечатления.
– Мой отец был другом Крейтенса на протяжении многих лет, – сказал Энзо, помолчав с минуту.
– Крейтенса-старшего?
– Конечно. Кого же еще! – проворчал Энзо.
– Ну да, как же я мог забыть? Сокровище нибелунгов, – усмехнулся Ван-Ин. – Значит, ваш отец все-таки нашел сокровище?
Скаглионе ничего не ответил и с сердитым видом стал пить свой «Амаретто».
– Успокойтесь, Энзо. Это дело было закрыто много лет назад. Ни для кого не секрет, что дело вашего отца было передано во французский суд стараниями Крейтенса-старшего. Но ваш отец, Луиджи Скаглионе, был слишком нетерпеливым человеком. Вместо того чтобы спокойно ждать, пока его дело будет передано в суд Тоурнвэя, Луиджи попросил своих друзей, чтобы они заложили бомбу с часовым механизмом у входа в здание суда. На самом деле в этом уже не было никакой необходимости. Дело Скаглионе на тот момент было передано во французский суд. Но по роковой случайности адвокат вашего отца попал в больницу и не смог вовремя сообщить ему о том, что его просьба выполнена. Если бы не это обстоятельство, ваш отец никогда бы не пошел на такой отчаянный и совершенно безрассудный шаг.
Скаглионе налил себе еще «Амаретто». Ван-Ин заметил, что его руки дрожат. «Как видно, дело близится к развязке», – подумал он, и сердце его радостно забилось.
– Меня всегда интересовал вопрос, каким образом обычному гангстеру из Марселя удалось воздействовать на судью? – задумчиво проговорил Ван-Ин.
– Все очень просто: отец предложил ему золото, – объяснил Скаглионе. – Ради золота люди готовы сделать все, что угодно.
– Какое отношение имел Крейтенс ко всей этой истории с сокровищем нибелунгов? – резко спросил Ван-Ин.
– После войны Крейтенс помог офицеру СС тайно уехать из страны. Этот офицер очень доверял Крейтенсу и рассказал ему о том, что на дне озера Топлиц находится сокровище нибелунгов. В 1966 году он опять связался с Крейтенсом и пообещал заплатить ему и Вандекерхове два миллиона, если они перевезут контрабандой сокровище нибелунгов в Парагвай.
– Но почему он решил связаться с Крейтенсом именно в 1966 году? – спросила Ханнелоре. Впервые за все это время она решила вмешаться в разговор. Скаглионе не обратил на нее никакого внимания.
– Общество «Туле» распалось в 1944 году. А в 1966-м оно возродилось в новом качестве, – сказал Энзо, обращаясь к Ван-Ину, словно это он, а не Ханнелоре задал ему вопрос. – Теперь оно состояло из амбициозных и жадных бизнесменов. Они пришли к выводу, что война была слишком тупым и прямолинейным инструментом и потому не привела ни к чему хорошему. Новые члены общества «Туле» разработали совершенно иную стратегию, с помощью которой они могли подчинить себе всю Европу. И для этого им не нужно было проливать кровь и держать население в страхе, чтобы воплотить свою идею в жизнь. Членам общества «Туле» были нужны деньги. Много денег. И потому молодой Вандекерхове решил связаться с Крейтенсом.
– Значит, у новоявленных фашистов остались сбережения, отложенные на черный день, – неприязненно заметил Ван-Ин.
Ван-Ин прекрасно знал, каким способом эсэсовцы получили это золото.
– Но перевезти контрабандой шестнадцать тонн золота не так-то просто, – пропустив замечание Ван-Ина мимо ушей, сказал Скаглионе. – Поэтому Вандекерхове решил связаться с Летуалем.
– Если не ошибаюсь, это тот самый несчастный владелец ночного клуба, к которому у вашего отца возникли претензии? – спросил Ван-Ин.
– Совершенно верно. Мой отец поручил ему сбыть это золото на черном рынке, – сказал Скаглионе.
– Но он оказался слишком жадным и прикарманил часть выручки, – предположил Ван-Ин.
– Да, все так и было. Мой отец не прощал обмана и решил преподать ему урок, – сказал Скаглионе.
– Но в 1966 году вы были еще ребенком. Неужели отец посвящал вас в свои дела? – удивилась Ханнелоре.
– Нет, в свои дела он меня не посвящал, мадам. Но в нашем мире подобные истории передаются из поколения в поколение, – объяснил Энзо.
* * *
– Ты сошел с ума, Питер Ван-Ин, – сказала Ханнелоре, когда они садились в машину. – Этот человек – опасный преступник, и даже не считает нужным скрывать свою вину. Ты же делаешь вид, будто все его преступления – мелкие шалости, а он – твой лучший друг. Распиваешь с ним ликер и ведешь задушевные беседы.
Ван-Ин закурил и выпустил облако дыма в сторону запотевшего ветрового стекла.
– Без улик мы все равно ничего бы не смогли доказать, – сухо отреагировал он. – Если бы я арестовал Скаглионе, то его выпустили бы через двадцать четыре часа. А зачем нам это нужно?
Ханнелоре вздохнула. Она понимала, что Ван-Ин совершенно прав, но не желала этого признать.
– Скаглионе из тех людей, которые никогда не выдают чужие секреты. Впрочем, это и неудивительно. Он сицилиец, и этим все сказано, – объяснил Ван-Ин, включив двигатель.
– Но ведь он выдал нам секреты общества «Туле», – возразила Ханнелоре.
– Нет. Он сказал нам лишь, что следующей целью является башня Белфорт. И ничего больше. Мы до сих пор не знаем ни кто взорвет башню, ни каким образом это произойдет. Я думаю, он знает гораздо больше, чем говорит, но вытянуть из него это будет невозможно.
– Но он же сказал, что это произойдет в среду.
– И ты ему веришь?
Когда они выехали на главную магистраль, Ван-Ин превысил скорость.
– Скаглионе рассказал нам о том, что следующей целью является башня, лишь по одной причине. Ему хотелось узнать, кто убил его мать. К тому же Скаглионе прекрасно понимает, что на данный момент мы совершенно бессильны.
– Я никак не могу понять, почему Скаглионе так равнодушно отнесся к известию о том, что его мать убил Вандекерхове? – задумчиво проговорила Ханнелоре.
– А какой реакции ты от него ждала? Он просто сделал для себя определенные выводы.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ханнелоре. – Какие выводы?
– А такие, что дни Вандекерхове сочтены. Скаглионе хотел узнать имя убийцы своей матери только для того, чтобы свести с ним счеты, – объяснил Ван-Ин.
– Ты серьезно? – засомневалась Ханнелоре.
– Не забывай, что Скаглионе – сицилиец. У них свои законы. Стоит только пальцем тронуть жену, сестру или мать сицилийца – и ты труп, – уверенно произнес Ван-Ин.
– Выходит, ты заранее продумал весь этот план и специально рассказал Скаглионе о том, кто убил его мать? – спросила Ханнелоре.
Ван-Ин кивнул.
– Но почему ты мне этого не сказал? Почему ты всегда все от меня скрываешь? – возмутилась Ханнелоре.
Ван-Ин никак не отреагировал на ее замечание. Ему нужно было следить за дорогой. Они ехали очень медленно. Машина то и дело вязла в жидкой грязи. Ханнелоре с величайшим трудом сдерживала гнев. Она чувствовала себя как школьница, которую после трех недель отношений, полных любви и страсти, бросил бойфренд.
– Интересно, мы когда-нибудь отсюда выберемся? – в раздражении спросила она.
– Ты замерзла? – спросил Ван-Ин и включил печку.
– Перестань вести себя как последний идиот, Питер! – взорвалась Ханнелоре.
Он попробовал положить руку ей на плечо, чтобы ее успокоить, но она его оттолкнула.
– Ты просто негодяй. Оставь меня в покое! – крикнула Ханнелоре, когда Ван-Ин попробовал ее обнять.
– Ты ведь хотела выйти за меня замуж. Помнишь? – спросил Ван-Ин, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
– Теперь я еще десять раз подумаю, прежде чем сделать это, – сердито возразила она.
Печка была включена на полную мощь, и в машине вскоре стало гораздо теплее. Но это тепло не могло растопить лед, возникший между Ван-Ином и Ханнелоре.
– Ты смотришь на меня так, словно я твой заклятый враг, – помолчав с минуту, заметил Ван-Ин. – Не могу понять, из-за чего ты так взъелась.
– Ты сам виноват в этом, Питер Ван-Ин.
– Но я люблю тебя, Ханне. Очень люблю.
– Тебе все равно не удастся разжалобить меня подобными признаниями, – проворчала Ханнелоре.
Ван-Ин заехал в какую-то канаву, заполненную жидкой грязью, и остановился.
– Что случилось? Зачем ты здесь остановился? – спросила Ханнелоре. – Объясни мне, в конце концов, что происходит.
– Я объясню тебе все. Но чуть позже, – пообещал Ван-Ин.
– Но почему не сейчас? Что за дурацкая таинственность?
– Я не хочу, чтобы ты из-за меня попала в беду. Не хочу, чтобы из-за меня у тебя возникли проблемы, мой дорогой заместитель прокурора, – загадочно усмехнувшись, объяснил Ван-Ин.
– Но если у меня до сих пор не возникло проблем, значит, их и не будет и дальше, – проворчала Ханнелоре.
– Я не имел в виду проблемы на работе, дорогая моя, – все с тем же загадочным видом проговорил Ван-Ин.
Он обнял Ханнелоре. На этот раз она не отстранилась от него.
– Может быть, ты все-таки объяснишь, зачем мы здесь остановились? – примирительным тоном спросила она.
– Мы следим за опасным преступником, – прошептал Ван-Ин на ухо Ханнелоре.
От этого аргумента гнев Ханнелоре поневоле рассеялся.
– Ты думаешь, что Скаглионе может предпринять какие-нибудь действия? – уточнила она.
– Это меня бы не удивило, – сказал Ван-Ин. – Ты заметила, какие на нем были туфли?
– Черные мокасины, – с гордостью проговорила Ханнелоре. Подумать только, она, как и Ван-Ин, умеет запоминать разные мелочи.
– Совершенно верно. А ты обратила внимание на пол?
– Он был чисто вымыт, – ответила Ханнелоре, но уже без гордости, нахмурившись, не понимая, к чему он клонит.
– А масляный обогреватель был включен на самый низкий режим. Хотя в доме у Скаглионе, как ты, наверное, заметила, было довольно холодно, – продолжал гнуть свою линию Ван-Ин.
– Я ничего не понимаю, Питер. Хватит ходить вокруг да около. Пожалуйста, переходи уже к сути. Ты меня просто убиваешь.
Ван-Ин состроил гримасу, которой позавидовал бы любой профессиональный клоун.
– Нам повезло, – сказал он. – Скаглионе как раз собирался выйти из дому. Он снял тапки, надел уличную обувь и выключил все электроприборы. Но наш приход расстроил его планы.
Ханнелоре, нахмурившись, смотрела на Ван-Ина. Она все еще не могла понять, к чему он клонит.
– Рядом с дымоходом стояли домашние тапочки, – объяснил комиссар.
– И что из этого?
– Энзо Скаглионе воспитывала мать. Она научила его ходить дома в тапках, а уличную обувь оставлять у порога.
– Питер Ван-Ин, ты всегда придираешься к каким-то мелким деталям, и мне от этого…
– Неуютно?
– Но пойми и ты меня, – сказала Ханнелоре, – ты считаешь, что человек собирается совершить преступление на основании того, что он не переобулся в домашние тапочки. На мой взгляд, это…
– Гениально? – улыбнувшись, предположил Ван-Ин.
– Перестань. Я имела в виду совсем не это.
В эту минуту Ханнелоре выглядела очень соблазнительно. Ван-Ин уже собирался запустить руку ей под блузку, когда запищала рация. В очередной раз комиссар проклял это чудо техники.
– Привет, Питер, – раздался по рации голос Версавела.
– Привет, Гвидо.
– Надеюсь, я не помешал?
– Он не помешал нам, Ханне? – с усмешкой спросил Ван-Ин свою возлюбленную.
– Прости, если помешал вам, Питер, но у меня очень важные новости, – виновато проговорил Версавел.
– Я слушаю. Говори. И ради бога, Версавел, хватит извиняться.
– Сегодня вечером Крус прислал мне по факсу фото некоего Николаи. Этого человека сфотографировал постовой. Николаи вел себя подозрительно и шел в сторону башни Белфорт. Говорят, что Николаи известный вор.
– И Крус прислал нам его фото только сегодня вечером? – тяжело вздохнув, уточнил Ван-Ин.
– Мы сообщили об этом полиции Гента. Они проникли в квартиру Николаи и обнаружили там подробную схему Белфорта.
– О Гельмут Христос Спаситель!
Ван-Ин тщетно пытался успокоиться и собраться с мыслями. Если сейчас он поднимет тревогу и ничего страшного не произойдет, то он попадет в глупое положение. Сначала он должен узнать, что замышляет Скаглионе.
– Этот Николаи вообще довольно подозрительный тип. Он профессиональный альпинист и, по словам соседей, часто тренируется в скалолазании на своем доме.
– Значит, когда в квартиру Николаи вломились полицейские, его там не было? – уточнил Ван-Ин.
– Ты совершенно прав, Питер. Я подумал, что тебе стоит об этом знать.
– Большое спасибо, Гвидо, что сообщил эту новость. Как только у меня будет больше информации, я сразу же позвоню дежурному офицеру. Пока, Гвидо!
– Спокойной ночи. И передай привет Ханнелоре, – отозвался Версавел.
Ханнелоре взяла у Ван-Ина из рук рацию.
– До свидания, Гвидо, – сказала она.
* * *
В пятнадцать минут второго ночи Энзо Скаглионе выехал со своей фермы. Под колесами его машины хрустел гравий, пока он ехал по дорожке, окружающей его дом. Через пару минут Энзо выбрался на главную автомагистраль. На шее у Скаглионе была золотая цепочка, которую мать подарила ему на день рождения, когда ему исполнилось двадцать один год. На пассажирском сиденье лежал пульт – самый обыкновенный пульт, который используется для управления моделями самолетов. Такой можно купить практически в любом магазине. Но Энзо изменил его частоту. Теперь диапазон пульта был рассчитан на полмили. А частота была настроена на детонаторы, которые за два часа до этого установил Николаи.