Книга: Убийцы Мидаса
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14

Глава 13

Крейтенс ушел домой раньше обычного. Но никто и не подумал о том, чтобы его задержать. Его коллеги были даже рады тому, что он раньше ушел. Здесь Крейтенса многие недолюбливали.
Дома посмотрев семичасовые новости, Крейтенс отправился в свой кабинет. Так он поступал каждый вечер. Его жена осталась у телевизора смотреть какое-то очередное шоу. К приходу мужа она приготовила ужин на скорую руку и слегка прибрала в гостиной. Сюзанна – так звали его жену – решила, что на этом ее супружеские обязанности исчерпаны, и теперь она может спокойно отдохнуть.
Крейтенс постоянно страдал несварением желудка. И теперь, после того как он поужинал соленой селедкой, его мучила изжога. В этот вечер у Крейтенса было плохое настроение, но причиной тому был не скудный и вредный для него ужин. За тридцать лет супружеской жизни Крейтенс успел смириться с тем, что его жена совершенно не умеет готовить. Единственное, на что была способна Сюзанна, – это развести водой суп из пакета, так что подобная еда была для него делом привычным. Однажды, когда они только-только поженились, Сюзанна попыталась приготовить ростбиф. Крейтенс до сих пор с содроганием вспоминал, как Сюзанна выбросила обугленный кусок мяса в мусорное ведро. С тех пор Крейтенс отказался давать Сюзанне деньги на ее кулинарные эксперименты.
Доходы у Крейтенса были довольно скромными. Сюзанна не желала этому верить, но смирилась, поскольку не могла уличить его в обмане. Родители Сюзанны принадлежали к среднему классу. И потому брак с судебным следователем был лучшим, на что она могла рассчитывать. У Сюзанны была одна маленькая тайна. Когда муж был на работе, она обедала в модном ресторане на Блайнд-Эзел-стрит. Крейтенсу же она покупала в магазине самые дешевые продукты. Она считала, что ее мужу все равно, что есть.
Крейтенс прекрасно об этом знал, и его забавляло, что Сюзанна думает, будто ловко обводит его вокруг пальца.
Крейтенс снял старомодный, изрядно поношенный пиджак и выключил отопление. Термометр показывал девятнадцать градусов. По мнению Крейтенса, этого было вполне достаточно. Крейтенс не понимал, почему его коллеги вечно дрожат от холода, как кролики, – температура в здании суда была почти тропической, двадцать два градуса. Крейтенсу было невдомек, зачем городские власти так усиленно отапливают помещение. Ведь ученые давно доказали, что в жаркой температуре люди ничего не соображают и становятся апатичными и вялыми. Крейтенс тяжело вздохнул и сел на жесткий дубовый стул. Стул этот был очень старым и неудобным. Он скрипел при каждом движении Крейтенса. К тому же кожаная обивка местами прохудилась, и из нее торчали острые пружины.
Крейтенс откинулся на спинку стула и открыл папку, на которой было написано: «Фиддл». При тусклом свете торшера Крейтенс с трудом разбирал слова. Он достал из письменного стола позолоченный ящик, в котором хранились сигары. Он всегда курил эти сигары, когда был не в духе.
Тонкие сигары, доставшиеся Крейтенсу от покойного отца, были единственной слабостью, которую он мог себе позволить. В военные и послевоенные годы у его отца Эдгара Крейтенса, работника прокуратуры, было много конфискованного товара. Поэтому он никогда не испытывал недостатка в сигарах.
Крейтенс зажег сигару и глубоко затянулся.
– Дитрих Фиддл, – пробормотал он. – Подумать только, как тесен мир.
В далеком 1944 году Крейтенсу было восемь лет. Хотя с тех пор прошло много времени, он помнил этот период своей жизни так, как будто это было только вчера. В те годы к его отцу часто приходил Франц Фиддл, отец убитого недавно немца. Все в этом человеке восхищало маленького Крейтенса: его черная форма, нашивки СС на рукавах и отворотах и начищенные до блеска ботинки.
Отец Крейтенса восхищался национал-социалистами, но ему хватало ума никому в этом не признаваться.
Франц всегда приходил после комендантского часа. Крейтенс-старший каждый вечер оставлял входную дверь открытой, чтобы Франц мог незаметно проскользнуть в его жилище. Офицер-эсэсовец обычно уходил далеко за полночь. Франц и Эдгар Крейтенс пили превосходный французский коньяк и слушали Вагнера. К счастью, никто так и не узнал об их дружбе. После войны Франца Фиддла приговорили к смертной казни за преступления против человечества.
У Крейтенса сохранились о том времени самые счастливые воспоминания. Франц Фиддл часто приносил маленькому Крейтенсу подарки: вишню в шоколаде и ананасы. Поэтому Крейтенс-младший всегда был рад его приходу.
Следователь Крейтенс глубоко затянулся, и на лице его показалась счастливая улыбка. Он любил вспоминать те времена.
Во время войны у них часто бывал и военный советник Людвиг Зайтерик. В отличие от Франца Фиддла он носил штатский серый костюм и был похож на обычного чиновника. Во время его визитов Людвиг и отец Крейтенса слушали Баха и спорили о Гегеле и Канте. Людвиг никогда не приносил Крейтенсу-младшему подарков. По его мнению, дружеского рукопожатия было вполне достаточно. Единственное преимущество, которое давали маленькому Крейтенсу визиты Зайтерика, состояло в том, что он мог позже лечь спать, если не слишком докучал взрослым. Но, даже если Крейтенс-младший вел себя примерно, в десять он все равно должен был уже лежать в постели.
Эдгар и Людвиг беседовали по-французски, но Крейтенс-младший понимал каждое их слово. В то время детей из благородных семей с раннего детства обучали французскому. Крейтенс-старший и Зайтерик были людьми начитанными, и мальчику всегда было интересно слушать их разговоры.
Следователь Крейтенс пролистал дело и стал рассматривать фотографии «Мадонны» Микеланджело. Ему вспомнился один разговор между Людвигом и его отцом. И хотя с тех пор прошло много лет, Крейтенс помнил каждое слово.
Это случилось в начале сентября 1944 года. Три месяца назад союзники высадились в Нормандии, вели наступление по всей Европе и вот-вот должны были оказаться в Бельгии. В тот вечер Людвиг был очень взволнован.
– Боюсь, что это наша последняя встреча, мой дорогой Эдгар, – сказал он, когда Крейтенс-старший разлил по рюмкам шампанское, которое принес из подвала, и провозгласил тост за мир и свободу. – Они планируют увезти статую послезавтра.
– Очень жаль, Людвиг. Но что я могу сделать? – спросил Эдгар.
– Теперь нет никакой необходимости увозить статую. Война уже практически закончилась. Ты староста в церкви Богородицы и можешь им помешать. «Мадонна» Микеланджело бесценна.
– Не нужно преувеличивать, Людвиг. Неужели ты думаешь, что на данном этапе их волнует какая-то скульптура?
– Нацисты на все способны. Им удалось разграбить пол-Европы, – возразил Зайтерик.
– Но почему ты думаешь, что я могу на них повлиять? Я так же бессилен, как и все остальные, – попробовал объяснить ему Эдгар.
Зайтерик покачал головой и сделал глоток шампанского. Оно было просто превосходным.
– Ты можешь на них повлиять, Эдгар. У тебя есть вес и положение в обществе. Я не понимаю, как ты можешь сидеть сложа руки? Позвони в епархию. Попроси их спрятать скульптуру, пока еще не поздно.
– Это было бы глупо, Людвиг.
– Что ты имеешь в виду? – с подозрением глядя на Эдгара, спросил Зайтерик.
– Потому что приказ о вывозе из Бельгии скульптуры пришел из Берлина. Гиммлер не хочет, чтобы она досталась американским евреям, – с циничной усмешкой проговорил Эдгар.
Услышав эти слова, Людвиг побледнел.
– Наверное, ты хочешь спросить, откуда у меня такие сведения, но не решаешься этого сделать? – насмешливо глядя на него, спросил Эдгар.
Зайтерик кивнул. Этот разговор вдруг показался ему совершенно нелепым. Кто из них был нацистом?
– Думаю, ты знаешь Франца Фиддла не хуже меня, – тщательно подбирая слова, заговорил Эдгар.
– Да, конечно. Но я не имею никакого отношения к СС, – сказал Зайтерик.
– Я знаю, Людвиг. Я знаю. Ты не настолько глуп. Только такой болван, как я, мог ввязаться во все это.
Казалось, эти слова Крейтенса-старшего немного успокоили Людвига.
– Фиддл принадлежит к специальному подразделению СС. И его присутствие в Брюгге не случайно. Ему приказали инвентаризировать все культурные ценности нашего города для дальнейшей репатриации.
– Господи! Откуда вы все это знаете? – изумленно глядя на него, спросил Зайтерик.
Эдгар зажег сигару и глубоко затянулся. Он заметил, что немец выглядит смущенным.
– По некоторым причинам вывоз скульптуры из Бельгии задержали. А вчера из Берлина приехал специальный отряд СС. Гиммлер во что бы то ни стало хочет заполучить «Мадонну». Он угрожает стереть наш город с лица земли, если мы откажемся отдать ее.
– Все это полная чушь, Эдгар. Ты, наверное, шутишь. Они проиграли эту войну. И Гиммлеру сейчас не до того, чтобы думать о какой-то скульптуре.
Крейтенс-младший сидел в углу за креслами и с жадностью поедал вишню в шоколаде, которую в последний свой визит принес ему Франц. Был уже двенадцатый час, и Эдгар с Людвигом думали, что он давно уже спит. Им и в голову не могло прийти, что он подслушивает их разговор.
– Франц Фиддл – мой лучший друг. Так же как и ты. Не думаю, что он ввел меня в заблуждение. Франц любит наш город и потому умолял сказать ему, где спрятана «Мадонна».
– Но разве она спрятана? Она там, где и была всегда! – всплеснув руками, воскликнул Зайтерик. Его охватило настоящее отчаяние.
– Да. Но их отряд плохо знает город. Если бы я не сказал им, где «Мадонна», они искали бы ее целую вечность, – с самым невозмутимым видом сказал Эдгар.
– Господи! – воскликнул Зайтерик и до краев наполнил бокалы шампанским. Он был на грани нервного срыва.
– Ты должен понять одну вещь, Людвиг. Если мы не согласимся, то немцы сровняют Брюгге с землей. Даже силы Сопротивления понимают это.
Зайтерик нахмурился. Он начинал понимать, как обстоит дело.
– Поверь мне, дорогой мой друг, – сказал Эдгар. – «Мадонна» Микеланджело в Германии будет в большей безопасности, чем у нас. А после войны мы сможем вернуть ее обратно.
– Но если все это выплывет наружу, никто тебе не поверит, Эдгар.
– Не волнуйся, Людвиг. Когда все закончится, я буду по правую сторону баррикад.
– Мне каждый раз приходится напоминать себе, что мы оккупанты, – со вздохом произнес Зайтерик. – Великое произведение искусство вот-вот будет украдено. И ты в сговоре с врагом. Ты хотя бы сам это понимаешь?
– Я доверяю Францу Фиддлу, – твердо ответил Эдгар.
Он затушил сигарету и тут же закурил новую.
– Но целый город гораздо важнее, чем одна скульптура. История нас рассудит.
Зайтерик сидел на краешке стула. В эту минуту он напоминал гнома, присевшего на шляпку высохшей поганки.
– Но почему ты мне не веришь? – в отчаянии воскликнул он. – Я военный советник, и, уверяю тебя, немецкая армия никогда не будет бомбить Брюгге. Никогда!
– А ты можешь это гарантировать, Людвиг?
Зайтерик нервно заморгал. В последние несколько недель все так запуталось.
– Верхушка вермахта совсем потеряла голову. Они готовы броситься врассыпную, как стайка испуганных кроликов. И только СС предпринимает последние отчаянные попытки к сопротивлению, – сухо говорил Эдгар. – Я реально смотрю на вещи, Людвиг. Они безумные фанатики и за сутки могут разрушить больше, чем обычная армия за четыре года войны. Случалось даже, что эсэсовцы казнили представителей верховной власти за отказ подчиняться приказам.
Зайтерик ловил ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
– Надеюсь, что история нас действительно рассудит, – сказал он наконец. – Но я все равно сделаю все, что от меня зависит. Иначе я буду мучиться угрызениями совести до конца своих дней. Ты это понимаешь, Эдгар? Я сделаю все, чтобы скульптура не была вывезена из Бельгии.
– Это очень благородно с твоей стороны, Людвиг. Но неужели ты думаешь, что сможешь чего-то добиться? Не забывай, что для нас, жителей Бельгии, ты прежде всего враг.
– Видимо, я не смогу тебя переубедить, – со вздохом заключил Зайтерик.
– Боюсь, что это действительно так, Людвиг.
Зайтерик поднялся, неловко поклонился и пожал Эдгару руку.
– Думаю, что уже поздно. Слишком поздно. И ничего изменить нельзя, – сказал он. – Надеюсь, когда закончится война, мы обязательно встретимся… При других обстоятельствах, более благоприятных.
Он протянул к нему руки. Эдгар порывисто обнял его.
– До свидания, мой друг, – с искренним чувством произнес он по-французски.
– До свидания, – ответил ему Зайтерик по-немецки.
В самом начале знакомства Крейтенс-старший и Зайтерик говорили по-немецки. И теперь, при прощании, Людвиг захотел вернуться к этой традиции.
Эдгар пошел провожать расстроенного военного советника. Они вышли из комнаты в прихожую. Крейтенс-младший сидел в своем укрытии за креслами, словно испуганный кролик. Если отец обнаружит его здесь, то очень рассердится. В кармане у маленького Крейтенса осталось еще две конфеты. Он решил съесть их тихо, как мышь, проскользнуть в свою комнату и лечь в постель.
Неожиданно дверь отцовского кабинета распахнулась. Маленький Крейтенс съежился в своем укрытии. Обычно его отец после ухода гостей никогда не возвращался в кабинет, но теперь он почему-то нарушил это правило. Он подошел к телефону и стал набирать какой-то номер. Лицо его исказилось от волнения. Он нервно барабанил пальцами по столу.
– Я знаю, что уже очень поздно, но, пожалуйста, позовите к телефону епископа. Передайте ему, что это срочно.
Епископ долго не подходил к телефону. Крейтенс-старший в ожидании нервно курил. Наконец епископ ответил. Крейтенс-старший откашлялся и, извинившись за поздний звонок, стал излагать суть дела.
– Разумеется, Зайтерик свяжется с вами, милорд, и попробует вас переубедить, – в волнении говорил Эдгар. – Но если мы откажемся выполнить требования нацистов, они сровняют город с землей.
На том конце провода повисло напряженное молчание. Эдгар воспользовался паузой и налил себе уже успевшего нагреться шампанского.
– Да, этот приказ поступил из Берлина. Я в этом совершенно уверен. И, если они не получат скульптуру, то совершат массированную бомбардировку Брюгге, – сказал Крейтенс-старший. Он уже начал терять терпение. Эпископ никак не хотел его понять.
Молчание на том конце провода затягивалось. Эдгар потушил дешевую папиросу и закурил трофейный «Кэмел». Судя по всему, епископ советовался с главным викарием.
Наконец он откликнулся и дал согласие.
– Большое спасибо, ваше преосвященство, – облегченно вздохнув, проговорил Крейтенс-старший. – Фиддл – умный человек. Имейте это в виду.
Крейтенс до сих пор помнил удовлетворенную улыбку, которая в ту минуту появилась на лице его отца. Он повесил трубку, подошел к буфету и налил себе полную рюмку коньяка. Маленький Крейтенс сидел в своем укрытии, согнувшись в три погибели. Его отец, судя по всему, не скоро собирался покинуть кабинет. Веки мальчика налились свинцом. Он уже не мог бороться с усталостью и заснул, не дождавшись, пока отец поднимется к себе. Он так и не успел съесть те две конфеты, которые оставались в его кармане.
Крейтенс-старший бросил окурок в старинную пепельницу со скрещенными костями и надписью: «Memento mori».
Немцы не стали обстреливать Брюгге. Но в этом не было никакой заслуги ни Крейтенса, ни Франца Фиддла. Брюгге был спасен благодаря молодому капитану немецкого военно-морского флота. Он отказался подчиниться приказу, поступившему из Берлина.
Но епископу удалось спасти «Мадонну» Микеланджело. Когда в ночь на 7 ноября 1944 года специальный отряд обыскал церковь Богоматери, им не удалось найти скульптуру. За день до этого «Мадонну» переправили в Альтаусзее через Нидерланды и Маутхаузен и спрятали в соляной шахте.
Крейтенс-старший и епископ пребывали в твердой уверенности, что, пообещав отдать немцам скульптуру, они тем самым спасли город от разрушения. Но на самом деле Гиммлер и не собирался бомбить Брюгге. И молодой капитан избежал трибунала. Никто так и не узнал о его героическом поступке, и он умер в безвестности. Исчезновение скульптуры тоже навсегда осталось окутанным тайной.
По понятным причинам Крейтенс никому не рассказывал о своей дружбе с офицером-эсэсовцем и представителем нацистской власти. Если бы об этом узнала хоть одна живая душа, его карьере пришел бы конец.
В 1955 году Крейтенс-старший стал генеральным прокурором в апелляционном суде Гента.
Спустя десять лет Джорис Крейтенс окончил университет в Левене. На то, чтобы получить степень по юриспруденции, Крейтенсу-младшему понадобилось целых семь лет. Если бы не связи его отца, ему никогда не удалось бы этого добиться. Его короткая карьера адвоката по уголовным делам окончилась довольно плачевно.
Эдгару Крейтенсу пришлось употребить все свое влияние, чтобы уладить проблемы сына. Когда Крейтенсу-младшему исполнилось тридцать два года, он стал следователем по уголовным делам в суде. С тех пор прошло уже тридцать лет, а он все еще занимал эту должность. После смерти Эдгар Крейтенс оставил своему незадачливому сыну большое наследство. Крейтенс-младший прекрасно знал, откуда у его отца взялись эти деньги, и потому он вынужден был изъять улики из дела об убийстве Дитриха Фиддла.
Крейтенс закрыл папку с делом и набрал номер Джорджа Вандекерхове.
– Привет, Джордж, – сказал он в трубку, взял телевизионный пульт и выключил звук. – Я звоню по делу об убийстве Фиддла. Боюсь, у нас возникли непредвиденные сложности.
– Все это ерунда, не беспокойся. Никому и в голову не придет связывать нас с этим убийством. У меня безупречное алиби. Что касается тебя, то ты вообще вне подозрений.
– Но я не могу не беспокоиться, Джордж. Этот комиссар Ван-Ин страшно въедливый тип. Он будет копать и копать.
– И что из того? Пускай себе копает. Мы ведь не убивали Дитриха, не так ли? – со смехом проговорил Вандекерхове. – Кроме того, Лайтнер на нашей стороне. Не стоит об этом забывать. Дитриха нужно было убрать. Он стал для нас слишком опасен. Он напился до бесчувствия и рассказал эту идиотскую историю о «Мадонне» Микеланджело. Это могло испортить все дело. Последние два месяца он болтал об этом на всех углах. Мы уважаемая всеми организация с безупречной репутацией. А Дитрих был для нас прямой угрозой. Мы не могли допустить, чтобы он все загубил. Этот идиот думал, что я должен пасть перед ним ниц. Он был уверен, что, если бы не он, я бы никогда не оказался в Брюгге. Из-за его глупости я едва не погиб. Мы должны были его устранить. У нас не было другого выхода.
– Значит, это была хорошо спланированная операция, – задумчиво произнес Крейтенс.
– Конечно, Джорис. Но пусть тебя это совершенно не беспокоит. Все, что от тебя требуется, – это следить за ходом расследования и вовремя информировать меня. Остальное я сделаю сам.
– Надеюсь, что никаких непредвиденных сложностей больше не возникнет, Джордж, – со вздохом проговорил Крейтенс.
– Кстати, пока я не забыл. На прошлой неделе у меня возникла проблема с транспортной полицией. Мой водитель превысил скорость.
Крейтенс достал из портсигара высохшую от времени отцовскую сигару и закурил.
– Я постараюсь это уладить, Джордж.
– Я буду очень благодарен тебе, Джорис. Увидимся в клубе на следующей неделе.
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14