Глава 11
– Я считаю, что мы обязаны посвятить Версавела в это дело, – сказал Ван-Ин. – Посудите сами, как я могу работать с человеком, который не до конца понимает задачу нашего расследования?
Начальник полиции Картон молча слушал Ван-Ина, сложив руки на коленях.
– Но вы же знаете, что мэр потребовал сугубой секретности, – шумно вздохнув, возразил Картон.
– Да, я помню, но, к сожалению, Моенс ничего не смыслит в полицейских расследованиях, – поморщился Ван-Ин. – Политиков волнуют только их собственные интересы.
Картон ослабил галстук. Ему вдруг стало нечем дышать. Воздух в комнате был сухим и горячим. Картон подошел к радиатору и проверил, не засорился ли увлажнитель воздуха.
– Я и сам прекрасно это понимаю. Но мы не должны нарушать этих гребаных обещаний, – проворчал Картон.
– Но расследование подобного масштаба невозможно проводить в одиночку, – продолжал настаивать Ван-Ин. – Я не могу все делать сам. У меня просто не хватит на это ни времени, ни сил.
Картон подошел к Ван-Ину и посмотрел ему прямо в глаза. Через три года он собирался уйти на пенсию. Ему никогда не нравилась работа начальника полиции.
– Я слышал, что у вас вчера был сердечный приступ, – сказал Картон. – Как вы себя чувствуете? Вам уже лучше?
Ван-Ин кивнул.
– Не беспокойтесь, – сказал он. – Со мной все в порядке. Если бы я не пил литрами кофе на голодный желудок и спал по ночам, то никакого приступа не было бы. Я слишком стар для подобного образа жизни. Все-таки мне уже давно не восемнадцать.
Кажется, Картона совершенно успокоили объяснения Ван-Ина.
– Но, сдается мне, вы уже посвятили в это дело Версавела, – неожиданно заявил Картон.
У Картона не было диплома о высшем образовании, но это не мешало ему быть необыкновенно проницательным во всем, что касалось человеческих характеров и отношений.
– Как вы догадались? – со вздохом спросил Ван-Ин. Картон его удивил.
Тот ничего не ответил, вернулся на свое место, сел и положил на стол локти.
– Ну, значит, одной проблемой меньше, – с угрюмым видом произнес он. – Но если из-за этого у нас с Моенсом возникнут неприятности, пеняйте на себя. Ведь это будет целиком и полностью ваша вина.
– Простите, но я…
– Не стоит тратить время на извинения, Ван-Ин, – сухо прервал комиссара Картон. – И сделайте мне одолжение: возвращайтесь к работе и постарайтесь распутать это дело как можно быстрее. А еще предупредите Версавела, чтобы он держал рот на замке.
– Я доверяю этому человеку, как самому себе, – сказал Ван-Ин. – Он честен и благороден, как Муций Сцевола.
– Мусий? Какого Мусия вы имеете в виду? – спросил Картон.
Картон был страстным поклонником телевидения. И он решил, что Ван-Ин говорит о герое из фильма «Крестный отец».
– Сцевола был римским аристократом, – стал объяснять Ван-Ин. – Он жег свою руку этрусским огнем, чтобы доказать…
– Хватит, Ван-Ин. Мне это совершенно неинтересно, – грубо оборвал его Картон. – Если у вас нет ко мне вопросов, можете идти.
– Как скажете, комиссар.
С трудом сдерживая гнев, Ван-Ин вылетел из кабинета. Картон не стал его задерживать. Он показал свою власть, и этого было совершенно достаточно.
– Как спалось, комиссар? – приветливо улыбнувшись Ван-Ину, спросил Версавел.
– Прекрасно, Гвидо. Я спал, как ребенок. Последнее, что я успел услышать перед тем, как заснуть, – это щелчок ключа в замке, когда ты закрывал дверь, – соврал Ван-Ин.
Несмотря на холодный северо-восточный ветер, который дул все эти дни и постоянные снегопады, Версавел был одет в рубашку с короткими рукавами. Это объяснялось несколькими причинами. Во-первых, в полиции всегда было очень жарко. Во-вторых, Версавел хотел похвастаться своим замечательным загаром. Он недавно вернулся из Лансароте. Загар был особым предметом его гордости.
– Надеюсь, у тебя не возникло проблем с этим старым тиккером? – спросил Версавел.
Ван-Ин пожал плечами.
– Босс всегда останется боссом, что бы ни произошло. Картон – типичный босс. Только и всего, – равнодушно констатировал он.
В половине десятого утра в кабинет, словно ураган, влетел Лео Ванмаэль. Этот жизнерадостный гном стал бурно отряхиваться от снега, словно такса после дождя.
– Я должен тебе сорок восемь порций «Дювеля»! – прокричал он.
Версавел уставился в монитор, сделав вид, что полностью поглощен работой и его не интересуют никакие глупые пари. Лео положил на стол Ван-Ина толстую папку.
– Не пугайся, тебе не нужно читать все это дерьмо, – насмешливо улыбнувшись, сообщил он. – Лейтенант Грамменс подтвердил мою версию о том, что преступники использовали «семтекс» для взрыва памятника. Я опущу технические детали. Скажу лишь, что преступники использовали профессиональную систему детонации. Так что действовали профессионалы.
– Значит, этот были не обычные вандалы?
– Боюсь, что нет, Питер.
Лео сел на стул и расстегнул куртку.
– Грамменсу даже удалось узнать, откуда мог быть завезен этот детонатор, – продолжил он с торжествующей улыбкой. – Вообще-то такие детонаторы используются только в военных целях.
– Это уже что-то, – оживился Ван-Ин. – Если детонаторы были украдены с какой-нибудь военной базы, то наверняка об этом сообщили в соответствующие службы.
– Нам нужно проверить три европейских страны, – начал Лео.
– Германию, Францию и Великобританию, – продолжил Ван-Ин.
– Как ты догадался? – удивленно глядя на комиссара, спросил Лео.
– Все очень просто, – с невозмутимым видом ответил Ван-Ин. – Фрицы изобрели детонатор, французы купили у них изобретение, а британцы получили их бесплатно от американцев.
– Может быть, мне стоит связаться с Европолом? – спросил Версавел и выключил свой компьютер, понимая, что должен принять в этом разговоре непосредственное участие.
– Связаться с Европолом? Не смеши меня, Гвидо. Мы будем ждать от них ответа до второго пришествия.
– Но ситуация действительно очень серьезная. Мы должны что-то делать, – сказал Лео. – У террористов такого уровня, как правило, нешуточные намерения.
– А я-то надеялся, что памятник взорвала кучка взбунтовавшихся студентов, – вздохнул Ван-Ин.
Он открыл папку, которую принес Лео, и прочитал первый абзац.
– Анализ письма и конверта ничего не дал, – сказал Лео. – Давай лучше я все расскажу тебе сам.
Ван-Ин отложил папку и стал внимательно слушать Ванмаэля.
– На письме были обнаружены только отпечатки мэра, Картона и твои, – начал Лео. – Преступники их не оставили. Что касается конверта, то, кроме вышеперечисленных лиц, мы смогли найти на нем отпечатки нескольких человек. Но, скорее всего, они принадлежат почтальону, фасовщице, секретарше мэра и еще десяткам людей, которые трогали конверт, но к нашему делу не причастны. Этих отпечатков нет в базе данных. Думаю, что, раз уж они не оставили отпечатков на письме, значит, позаботились и о конверте.
– Логично, – проворчал Ван-Ин.
– Но у меня есть и хорошая новость, – поспешил обрадовать его Лео. – Я показал письмо одному специалисту-филологу.
– Боже мой, Лео! – воскликнул Ван-Ин. – Ты же обещал мне…
– Не волнуйся, Питер. Я скопировал письмо и тщательно зачеркнул некоторые фразы. Так что этот специалист не понял, о чем в действительности идет речь, – заверил комиссара Лео.
– Слава богу, – вздохнув с облегчением, кивнул Ван-Ин.
В груди у Ван-Ина опять закололо, но он не обратил на это никакого внимания.
– В письме есть речевые конструкции, которые валлоны и французы никогда не используют, – продолжил Лео. – Филолог считает, что это письмо было переведено на французский с голландского. Такие речевые конструкции используют, как правило, голландцы.
– Голландцы… Это интересно, – задумчиво проговорил Ван-Ин. – Есть какие-то новости из голландской полиции, Гвидо?
Версавел нервно покрутил ус и ничего не ответил.
– Вчера я не успел с ними связаться, – виновато проговорил Версавел. – Я был занят тем, что…
– Да, это я виноват, – поморщился Ван-Ин. – Мы должны немедленно с ними связаться.
Версавел просиял и вскочил со стула.
– Я сейчас же отправлю им факс, комиссар, – заверил он.
– Я буду безмерно благодарен тебе за это, Гвидо.
– Кстати, нам поступила жалоба по поводу поддельного чека, – нахмурившись, сообщил Версавел.
Ван-Ин удивленно посмотрел на Версавела:
– Что еще за поддельный чек?
Сержант положил чек на стол перед Ван-Ином.
– Узнаешь? – спросил он.
Ван-Ин взглянул на чек и вдруг страшно побледнел. Конечно же он сразу узнал этот чек.
– Вот ведь сучка, – задыхаясь, пробормотал он.
– Нам еще повезло. Если бы обстоятельства сложились иначе, завтра утром этот чек лежал бы на столе у окружного прокурора, – мрачно констатировал Версавел.
– И что теперь? – с беспокойством спросил комиссар.
– Ты родился под счастливой звездой. Это произошло во время дежурства Вербека. Если бы дежурил какой-нибудь другой полицейский, ты полетел бы отсюда ко всем чертям, – заверил Версавел Ван-Ина.
– Ты просто ангел, Гвидо. Вербек составил рапорт об этом происшествии?
Версавел вытащил из кармана брюк лист бумаги.
– А он не стал возражать, когда ты решил забрать у него рапорт? – спросил Ван-Ин.
– Нет, не стал. Вообще-то Вербека уже ничем не удивишь. Даже если бы к нему в спальню среди ночи зашел голый сантехник, чтобы починить прохудившуюся трубу, Вербек и глазом бы не моргнул, – съязвил Версавел. – По правде говоря, я сделал это ради Ханнелоре, комиссар.
Ван-Ин опять вспомнил о Муции Сцеволе, который жег свою руку до тех пор, пока она полностью не обгорела, чтобы доказать Персенне, что в дальнейшей осаде Рима нет никакого смысла. Версавел, судя по всему, был скроен из того же теста, что и этот римский аристократ.
– Ты, как всегда, делаешь слишком поспешные выводы, – заметил Ван-Ин, чтобы как-то охладить пыл своего подчиненного.
– Думаешь, я поверю, что ты всю ночь рассказывал Веронике сказки? – с презрением спросил Версавел.
– Нет, я хотел получить от нее информацию, Гвидо.
– Совсем как Джеймс Бонд, – усмехнулся Версавел.
– Да, Гвидо. Я, как и он, хотел получить информацию. Не более того. Вчера она рассказала мне…
– Так, значит, ты действительно был там? – тоном прокурора, обвиняющего подсудимого во всех смертных грехах, спросил Версавел.
Ван-Ину стало стыдно. Он опустил глаза, чтобы не встречаться с Версавелом взглядом. Ван-Ин знал, что Версавел осуждает его за связь с Вероникой, и понимал, что он прав.
– Начнем с того, что я с ней порвал. Между нами все кончено, – сказал Ван-Ин. – И на этот раз все действительно очень серьезно. Я вычеркнул ее из своей жизни. Навсегда. Поверь мне.
– Ты уже столько раз это обещал, комиссар… Не беспокойся, сегодня же вечером я сам зайду в бар и заплачу этой шлюхе. А теперь вот что я тебе посоветую. Просто порви этот поддельный чек и давай поговорим о чем-нибудь другом.
В последний раз Ван-Ин плакал на похоронах своей матери. Но благородство Версавела тронуло его до слез. Он и предположить не мог, что Версавел так к нему относится.
– В кофеварке еще остался кофе, Гвидо? – спросил Ван-Ин, чтобы перевести разговор на другую тему.
Версавел сразу же понял намек комиссара.
– Тебе, как обычно, два куска сахара, комиссар? – как будто и не было этого неприятного разговора, спросил он.
Ван-Ин кивнул и с благодарностью взял из рук сержанта чашку горячего кофе.
– Значит, человек, с которым Фиддл сидел в баре, был не немец? – помолчав с минуту, сказал Ван-Ин. – Это осложняет дело.
– А кем он был? Геем? – лукаво улыбнувшись, спросил Версавел.
– Хуже, Гвидо. Гораздо хуже, – ответил Ван-Ин.
– Неужели политиком?
Ван-Ин и Версавел расхохотались. Этот смех несколько разрядил обстановку. Ван-Ин со всего размаха плюхнулся на стул. В эту минуту он и думать забыл о заботах, свалившихся на него.
– Его зовут Джордж Вандекерхове, – сказал он.
– Он глава туристической компании? – догадался Версавел.
– Да, ты абсолютно прав, – подтвердил Ван-Ин.
– Ты собираешься его допросить?
Ван-Ин взял со стола бумажную салфетку и высморкался. По щекам его струились слезы.
– Ничего другого не остается. Если мы будем сидеть сложа руки, Картона хватит удар. Как и все копы, он не способен на простые радости – например, наслаждаться красотой леса. Картон считает, что деревья созданы для того, чтобы из них делали бумагу. И чтобы ее получалось как можно больше. А остальное его не интересует.
– А разве ты с этим не согласен? – со смехом спросил Версавел.
– Ты думаешь, это смешно, Гвидо? – удивился Ван-Ин. У него опять закололо в груди.
– Это закон природы, – философски заметил Версавел. – Деревья рубят и делают из них бумагу. А на их месте вырастают новые. Все просто.
– Может быть, ты и прав, Гвидо, – согласился Ван-Ин. – Но мы отвлеклись. Ты бы на моем месте смог сообщить Моенсу о том, что собираешься допросить одного из крупнейших промышленных магнатов нашей страны? И знаешь, что самое забавное в этой истории? Вандекерхове, кроме всего прочего, владелец «Итальянской виллы». Можешь себе представить?
– О, тогда нам повезло! Мы можем арестовать его за сутенерство! – с жаром воскликнул Версавел.
Ван-Ин прекрасно понимал, что если Вандекерхове придется предстать перед судом, то это будет иметь самые ужасные последствия не только для него и Версавела, но и для всех полицейских. Но ведь и Версавел не первый день в полиции и не понимать этого не может. К чему тогда этот его наивный энтузиазм?
– Завтра я собираюсь нанести Вандекерхове неофициальный визит, – сказал Ван-Ин. – Для начала я спрошу у него, почему он никак не отреагировал на гибель Фиддла. Ведь Фиддл был его другом.
– Думаю, комиссару Крусу это не понравится, – поморщившись, возразил Версавел.
– Черт бы побрал этого Круса.
– А что ты думаешь насчет Крейтенса?
Ван-Ин помешал остывший кофе. Конечно, Версавел прав, но…
– Крейтенс играет в нечестную игру, – сказал Ван-Ин. – Если следователь утаивает улики и хочет замять дело, значит, ему нельзя доверять. Спорим на обед в ресторане «Виттеркоп», что Крейтенс в чем-то замешан и хочет таким образом замести следы.
– На обед в ресторане «Виттеркоп»? – уточнил Версавел. – Да, я бы не отказался от филе «Фламбе».
– Но ты же знаешь, что там не подают филе «Фламбе», – возразил Ван-Ин.
– О, конечно. Я совсем забыл об этом, комиссар. Впрочем, я не отказался бы и от самого обыкновенного стейка. Но вернемся к Крейтенсу. Согласен, он действительно ведет себя очень странно. Такое ощущение, что земля горит у него под ногами, и он всеми силами старается отвести от себя подозрения. Так обычно ведут себя те, у кого нечиста совесть.
– Тебе нужно было стать не полицейским, а папой римским, Гвидо, – сказал Ван-Ин. – Произносил бы проповеди на трибунах, собирая толпы народа.
– Надеюсь, что я не поплачусь за свои слова, – ответил Версавел.
– Обязательно поплатишься, – решил поддразнить сержанта Ван-Ин. – Но ты можешь облегчить свою участь. Узнай кое-что об одном агенте по недвижимости, и тогда ты будешь спасен.
– Об агенте по недвижимости? А что, ты собираешься переезжать? – насмешливо спросил Версавел.
– Замолчи, сержант. Записывай имя, – прикрикнул на него Ван-Ин.
И вдруг ему стало душно. Он почувствовал, что срочно должен выйти на свежий воздух. Ван-Ин выбежал из кабинета так стремительно, словно там вспыхнул пожар. Версавел не стал его задерживать. Комиссар несся по городским улицам не разбирая дороги. Не прошло и часа, как он пересек город из одного конца в другой. И наконец остановился на Бург-сквер, чтобы перевести дух. Энергичный гид вел толпу туристов к художественной галерее, словно пастух стадо овец. У подножия лестницы, ведущей к базилике, гид принялся шумно восхвалять Брюгге. Он утверждал, что Брюгге – лучший город земли.
Ван-Ин замерз и решил зайти в кондитерскую, где в камине уютно потрескивали дрова. Этот звук подействовал на Ван-Ина словно песнь сирены. Но в последний момент комиссару все-таки удалось побороть искушение. Комиссар вспомнил о святом Антонии, который удалился в пустыню, отказавшись от всех радостей жизни. Он подошел к художественной галерее и стал протискиваться сквозь толпу туристов, которые с равнодушным видом слушали своего гида. Ван-Ин пошел коротким путем и спустя пять минут оказался у церкви Богоматери.
Отряхнув с ботинок снег, Ван-Ин зашел внутрь. В церкви было так же холодно, как и на улице, но туристов, казалось, это совершенно не беспокоило. Они сидели на церковных скамьях и с жаром обсуждали мрачное очарование готического храма. Наверное, с таким же видом они бы обсуждали новый фильм Спилберга.
Ван-Ин подошел к алтарю, где «Мадонна» Микеланджело равнодушно взирала на туристов. Они же смотрели на нее с искренним восхищением. На стенах церкви висели таблички с просьбой соблюдать тишину на пяти разных языках. Но, похоже, служитель церкви даже не удосужился их прочесть. Он громогласно рассказывал туристам об истории церкви и ее достоинствах. Голос его эхом отдавался под сводами. Ван-Ин тоже стал слушать его речь. Служитель часто употреблял в своей речи архаизмы. Судя по всему, в прошлом он преподавал историю искусств в каком-нибудь колледже или университете.
Ван-Ин сел на стул, стоявший около алтаря, и уставился на «Мадонну» Микеланджело. Между этой скульптурой и римской «Пьетой» было поразительное сходство. Эти статуи походили не только лицом, но и одеянием. Ван-Ин не был ни художником, ни скульптором, но его не оставляло ощущение, что у «Мадонны Брюгге» лик гораздо печальнее, чем у римской «Пьеты». Очертания «Мадонны Брюгге» были гораздо резче, чем у ее римской предшественницы. По мнению Ван-Ина, младенец на руках «Мадонны Брюгге» был непропорционально большим.
– Мои дорогие друзья, Леонардо да Винчи и Микеланджело – величайшие итальянские художники эпохи Ренессанса, – вешал официальный представитель церкви сначала на английском, а потом на французском языках. Это был пожилой мужчина в безупречной спортивной куртке. – XV век стал новой эпохой в итальянской живописи. Леонардо да Винчи и Микеланджело явились предшественниками нового направления, которое совершило в Восточной Европе целый переворот. Микеланджело Буонарроти был сверхчеловеком: надменным, умным и изворотливым. Он пользовался расположением римских пап, но при этом не был придворным художником. Его картины совершенно не похожи на работы его косных современников. Работы Микеланджело – великий вклад в культуру и искусство. И эта статуя – лучшее тому подтверждение.
Все повернулись к статуе «Мадонна». Ван-Ин с удивлением взглянул на представителя церкви. Он был хвастлив и излишне самоуверен. Но надо отдать ему должное: он искренне восхищался Микеланджело и его работами.
– Позвольте рассказать вам одну легенду, – заговорил все это время молчавший гид.
Туристы сразу же повернулись к нему, и гид расплылся в довольной улыбке.
– Когда Микеланджело решил создать статую «Мадонна», у него возникли непредвиденные сложности, – заговорил гид. – В качестве натуры Микеланджело хотел найти девушку, целомудренную, как ребенок, и грациозную, как светская дама. Но найти такой образец было практически невозможно. Наконец одна девушка из знатной семьи согласилась ему позировать. Из-за ее благородного происхождения Микеланджело дал своей натурщице прозвище la comtessina. За время работы над статуей Микеланджело влюбился в свою натурщицу. Но девушка не ответила ему взаимностью. Впоследствии она вышла замуж за флорентийского купца. Микеланджело был сильно огорчен отказом своей возлюбленной и вырезал на постаменте ее инициалы М. Ф.
Слушатели были просто очарованы этой историей. Незамысловатый рассказ гида заинтересовал их куда больше, чем занудная лекция о Ренессансе официального представителя церкви.
– Всем известно, – авторитетным тоном продолжал гид, – что Микеланджело никогда не подписывал своих работ. Поэтому «Мадонна Брюгге» – уникальное творение. Эта скульптура – своеобразная ода любви. Великий художник посвятил ее своей возлюбленной М. Ф. Знаете, как он называл ее, дамы и господа? – с театральными интонациями спросил он. – Mia Florentina, «Моя маленькая Флорентина».
Официальный представитель церкви молча стоял и слушал речь гида. Когда кто-то протянул ему пожертвование, он принялся кланяться и благодарить.
Ван-Ин в последний раз посмотрел на скульптуру и с равнодушным видом направился к выходу. На улице стало еще холоднее из-за пронзительного ветра, дувшего с востока. Ван-Ин поднял воротник куртки и быстрым шагом направился к полицейскому участку. Зубы его стучали от холода. В эту минуту больше всего на свете он мечтал о чашке ирландского кофе.
