Чарльз Полсон зашел в комнату, где сидели пятеро с «Интрепида».

– Простите, что заставил ждать, – извинился продюсер и указал на вошедшего следом. – Вы хотели видеть ведущего сценариста – вот и он. Знакомьтесь, Ник Вайнштайн. Я объяснил ему, что происходит.

– Привет, – поздоровался Ник, оглядывая астронавтов. – Ух ты! Чарльз и в самом деле не шутил!

У всех пятерых отвисли челюсти.

Первым молчание нарушил Хестер.

– Ничего себе сюрприз! – пробормотал он.

– Что за сюрприз? – осведомился сценарист.

– Мистер Вайнштайн, вы когда-нибудь снимались в эпизодической роли в своем шоу? – спросил Даль.

– Однажды, несколько сезонов тому назад. Потребовался живой манекен для сцены похорон, меня сунули в костюм и приказали опечалиться. А в чем дело?

– Мы знаем человека, которого вы играли. Его имя – Дженкинс, – пояснил энсин.

– В самом деле? – сценарист улыбнулся. – И какой он?

– Он – полоумный депрессивный затворник, до сих пор горюющий о смерти жены, – сообщила Дюваль.

Вайнштайн перестал улыбаться.

– Простите.

– Вы, однако, выглядите более опрятно, – заметил Хэнсон в качестве утешения.

– Думаю, обо мне такое говорят впервые, – отозвался Вайнштайн, указывая на свою бороду.

– Вы говорили, вам необходимо побеседовать со мной и Ником, – напомнил Полсон.

– Да, необходимо, – подтвердил Даль. – Пожалуйста, садитесь.

– Кто такой Дженкинс? – спросил шепотом Керенский, воспользовавшись паузой.

– Я слушаю, – оповестил Полсон, а взгляд его то и дело, будто помимо воли, упирался в Хестера.

– Мистер Полсон, мистер Вайнштайн, у нас была весомая причина отправиться в путешествие во времени и прибыть сюда. Мы хотим убедить вас закрыть шоу.

– Что? – поразился Вайнштайн. – Почему это?

– Потому что, если оно не закроется, мы умрем. Мистер Вайнштайн, всякий раз, когда вы убиваете второстепенного персонажа в сценарии и он умирает в сцене, игравший его актер просто уходит со съемок пообедать. Но в нашем мире умирает человек. По-настоящему. А убивают кого-нибудь в каждой серии.

– Не в каждой, – возразил Вайнштайн.

– Джимми? – попросил Даль.

– По сей день выпущено шесть сезонов «Хроник „Интрепида“», всего сто двадцать восемь серий, – поведал Хэнсон. – В девяноста шести из них гибли члены экипажа «Интрепида», один или более. В ста двенадцати сериях прямо или косвенно изображалась смерть. Вы убили по меньшей мере четыреста членов команды. Плюс к тому вы изображали гибель звездолетов, атаки на обитаемые планеты и эпидемии на них. Счет выписанных вами смертей идет на миллионы.

– И это не считая врагов, – добавил Даль.

– Их смерти лишь незначительно увеличат приведенную выше оценку, – возразил Хэнсон.

– Он основательно изучил ваше шоу, – заметил Даль, адресуясь к Вайнштайну.

– Я не виноват в этих смертях! – воскликнул сценарист.

– Вы написали их, – отрезала Майя.

– Не все! Над сериалом работают и другие сценаристы.

– Но вы же ведущий сценарист, – вставил Хестер. – Все сценарии поступают к вам на одобрение.

– Мы не хотим обвинять вас в убийствах, – вмешался Даль. – Вы же не могли знать. С вашей точки зрения, вы всего лишь сочиняли сценарий. Но для нас изображаемое вами – реально.

– Да как это вообще возможно? Как могут наши выдумки влиять на вашу реальность? Это же нелепость!

– Нелепость? – Хестер фыркнул. – Добро пожаловать в нашу жизнь!

– Вы что имеете в виду? – спросил изумленно Вайнштайн.

– Думаете, наша жизнь имеет хоть какой-то смысл? Вы сунули нас во Вселенную, где по космическим станциям бродят роботы-убийцы с гарпунами! О, сколько смысла в роботах-убийцах с гарпунами!

– Или ледяной акуле, – добавила Дюваль.

– Или борговианских земляных червях, – вставил свое Хэнсон.

Вайнштайн предостерегающе поднял палец:

– За борговианских червей я не в ответе. Я тогда провалялся две недели с птичьим гриппом. Сценарист, писавший про Борговию, обожает «Дюну». К тому времени, когда я вернулся, было уже поздно. Наследники Херберта нас чуть живьем не съели.

– Нам пришлось лезть в черную дыру, чтобы попасть сюда! – поведал Хестер и ткнул пальцем в Керенского. – Нам пришлось похитить этого пришибленного ублюдка, чтобы обезопасить себя, потому что он – главный герой и не может умереть вне экранного времени! Только подумайте: ради него изменяются законы физики!

– Но это не спасает меня от постоянных увечий, побоев и ран, – вмешался Керенский. – Я все удивлялся, почему со мной случается столько плохого. Теперь понимаю: по крайней мере один главный герой должен страдать. И это, скажу вам, скверно!

– Вы даже лечите его на удивление быстро, чтоб поскорее снова отметелить, – заметила Майя. – Знаете, как-то это жестоко.

– А ведь есть еще Ящик, – сообщил Хэнсон, указывая на Даля.

– Ящик? – удивился сценарист, послушно взглянув на энсина.

– Когда вы вписываете что-нибудь антинаучное, разрешается проблема так: мы суем ее в Ящик и тот выплевывает решение в наиболее драматичный момент, – пояснил тот.

– Но я никакого Ящика не описывал!

– Но вы пишете антинаучную чушь, причем постоянно. Оттого и Ящик.

– Кстати, вас учили в школе азам естественных наук? – осведомился Хестер.

– Я окончил Оксидентал-колледж! Там очень хорошие курсы по естественным наукам.

– Возможно, они там и есть. Но кажется, вы их не посещали, – заметила Дюваль. – Скажу вам по секрету, наша Вселенная – жутко несуразное место.

– В других фантастических сериалах есть научные консультанты и советники, – сказал Хэнсон.

– Но это же фантастика! Хоть и научная, все-таки фантастика!

– Это плохая научная фантастика, – припечатал Хестер. – А нам приходится в ней жить!

– Ребята, давайте не будем уклоняться от основной темы, – попросил Даль.

– А что за основная тема? – осведомился Полсон. – Вы сказали, у вас идея, которую вы хотите обсудить, а пока всего лишь донимаете моего главного сценариста.

– Я даже испытываю легкое чувство вины, – признался Вайнштайн.

– Не стоит, – сказал Даль. – Повторю: вы не могли знать. Но теперь вы знаете, откуда мы и почему явились остановить ваш сериал.

Полсон открыл рот – должно быть, чтобы возразить и привести целый ряд причин, по которым сериал остановить невозможно и немыслимо. Но Даль поднял руку, предупреждая возражения.

– Но сейчас, когда мы увидели и немного поняли здешнюю жизнь, я уяснил: вот так взять и остановить шоу невозможно. Отправляясь сюда, мы многого не знали. А теперь я понимаю: закрывать сериал нет нужды, потому что его можно обратить нам на пользу. И вам тоже.

– И как же? – спросил Полсон.

– Чарльз, ваш сын в коме.

– Да.

– И он не выйдет из нее.

– Нет, – подтвердил Полсон спустя минуту и отвернулся.

На глазах его заблестели слезы.

– А ты и не говорил, – удивился Вайнштайн. – Я думал, еще осталась надежда!

– Нет. Доктор Ло мне вчера сказал, что снимки мозга показывают постоянное ухудшение. Все хуже и хуже. Сейчас жизнь в его теле поддерживают только аппараты. Мы ждем, пока соберется вся семья, чтобы попрощаться. А тогда попросим, чтобы аппараты отключили. – Он посмотрел на сидящего молча Хестера, затем на Даля. – И чего же вы хотите? Как это касается моего сына?

– Чарльз, я думаю, мы можем спасти его, – ответил Даль.

– Скажите же как!

– Мы возьмем его с собой – на «Интрепид». Там его вылечат. Наша медицина может гораздо больше вашей. А если и не сможет, то у нас есть Сюжет. – Энсин указал на сценариста. – Мистер Вайнштайн напишет сценарий для серии, в которой Хестер будет ранен, но спасен, доставлен в лазарет и подвергнут срочному лечению. Терапия успешна, Хестер выздоравливает. Ваш сын выздоравливает.

– То есть вставить его в сериал – в этом ваш план?

– В этом. Почти.

– Почти? – нахмурился Полсон.

– Есть определенные проблемы с логистикой. А еще, если можно так выразиться, с телеологией.

– Что за проблемы?

Даль посмотрел на Вайнштайна, тоже нахмурившегося.

– Кажется мне, и вы сейчас о них подумали.

– Ну да, – ответил тот и указал на Хестера. – Прежде всего их окажется двое в той вселенной.

– Так придумай, как это обыграть, – подсказал продюсер.

– Я-то придумаю. Но ведь выйдет неестественно и вообще несуразно.

– А раньше вам это мешало? – осведомился Хестер.

– Но если в той вселенной их двое, значит здесь – ни одного, – заметил сценарист, проигнорировав колкость. – Если оба исчезнут, некому будет сниматься.

– Найдем нового актера, похожего на Мэттью, – предложил Полсон.

– Но тогда возникнет проблема, на какого из, э-э…

Сценарист посмотрел на Хестера, и тот подсказал: «Хестеров!»

– Да, на какого из Хестеров подействует наше средство. Кроме того, признаюсь сразу: я представления не имею, как действует это чудное колдовство со сценариями. Но во всяком случае, я бы не использовал подменного Хестера, поскольку непонятно, как подмена скажется на исцелении твоего сына. Он, может, станет на себя не похож.

– Именно, – подтвердил Даль. – Поэтому мы предлагаем другое решение.

– Я остаюсь здесь, – сказал Хестер.

– То есть вы остаетесь, притворяясь моим сыном, – резюмировал Полсон. – Изображаете чудесное исцеление. Затем мы делаем серию, в которой вы играете роль вместо моего сына и вас исцеляют по сценарию.

– Почти, – согласился Хестер.

– Все «почти» да «почти»! – фыркнул Полсон. – Что теперь?

Даль снова посмотрел на сценариста и попросил объяснить коллеге.

– О боже мой! – Вайнштайна передернуло. – Это вы про атомы?

– Атомы? – удивился продюсер. – Какие, к черту, атомы?

Вайнштайн схватился за голову.

– Так глупо, – пробормотал он себе под нос. – Чарльз, когда мы написали серию про путешествие Абернати и прочих назад во времени, мы и придумали про атомы. Что их атомы будут оставаться здесь всего шесть дней, а потом вернутся к своей временной линии. В будущее.

– Ник, я понятия не имею, о чем ты! Скажи на нормальном человеческом языке!

– Это значит: если мы останемся в этом времени больше чем на шесть дней – умрем, – пояснил Даль. – А мы тут уже третий день.

– Соответственно, если Мэттью перенесется в их время, у него тоже будет шесть дней, а потом он умрет, – добавил Вайнштайн.

– Что за идиотская выдумка?! – взорвался продюсер. – Какого хрена ты это вставил?

– Да разве я мог представить, что когда-нибудь придется вот так говорить про эти несчастные атомы? – ответил он жалобно. – Господи, Чарли, мы же просто пытались вытянуть ту серию. Надо было вогнать их в раж. Показать опасность. Тогда все казалось к месту.

– Ну так перепиши! Новое правило: люди путешествуют во времени как хотят и сколько вздумается.

Вайнштайн посмотрел на Даля умоляюще.

– Уже слишком поздно, – сказал тот, правильно истолковав взгляд сценариста. – Это условие уже действовало, когда мы вернулись во времени. Вдобавок мы сейчас не на экране. Мы живем вне Сюжета, а значит, даже если написать новое, оно не сработает, поскольку мы не на съемках. Закон шести дней не обойти.

– Они правы, – заключил Полсон, указывая на делегацию с «Интрепида». – Дерьмовый ты придумал мир.

Вайнштайн потупился.

– Он не знал, – вступился Даль. – Нельзя его винить. Он нам нужен, так что, пожалуйста, не увольняйте его!

– Увольнять я его не собираюсь, – заметил Полсон, все еще не сводя глаз со сценариста. – Я хочу знать, как исправить все это дерьмо!

Тот открыл рот, закрыл, открыл снова и обратился в растерянности к Далю:

– Я был бы признателен, ну, за помощь…

– Хорошо. Но план покажется вам, так сказать, немного безумным.

– А все, что тут было сказано раньше, думаете, не казалось? – спросил обреченно Вайнштайн.

– Хестер остается здесь, мы забираем вашего сына. Возвращаемся в наше время и Вселенную. Но он, – Даль указал на сценариста, – пишет, что улетел с нами Хестер. Нам не придется провозить двоих Хестеров или протаскивать его тайно. Он должен быть центром событий. И мы будем звать его по имени. По полному имени. Его зовут Джаспер Аллен Хестер.

– Джаспер? – заинтересовалась Дюваль.

– Не сейчас, – предупредил тот.

– Значит, мы назовем его Джаспер Аллен Хестер, – повторил Полсон. – И что с того? Он все равно мой сын, а не ваш друг.

– Нет. Если напишете, что он не ваш сын, значит он не ваш сын. Если по Сюжету он Хестер – значит он Хестер.

– Но… – начал было Полсон и осекся. – Ник, это же бессмысленно! Чертов бред!

– Бессмысленно, – согласился Вайнштайн. – Но в том-то и дело. Событие не обязано быть осмысленным. Оно просто должно произойти. – И добавил, обращаясь к Далю: – Вы злоупотребляете убогостью моего мира!

– Я бы, пожалуй, такие слова не использовал, но в общем вы правы, – подтвердил энсин.

– А как с атомами? – спросил Полсон. – Кажется, с ними были трудности?

– Если бы Хестер просто остался здесь, а ваш сын улетел, да, были бы, – объяснил Вайнштайн. – Но если мы напишем, что ваш сын здесь, а Хестер там, все атомы окажутся на своих местах, и никаких трудностей. Понимаешь?

– В этом и есть суть идеи, – подтвердил Даль.

– Она мне нравится! – воскликнул сценарист.

– И вы уверены, что она сработает? – спросил Полсон.

– Не уверены, – ответил Хестер.

Все посмотрели на него.

– Чему вы так удивились? Конечно, мы не уверены. Можно ведь и ошибиться. И в этом случае, мистер Полсон, ваш сын умрет.

– Но и вы умрете, – заметил продюсер. – А вы вполне здоровы.

– Мистер Полсон, дело в том, что, даже если бы ваш сын не попал в аварию и не оказался в коме, рано или поздно ему наскучило бы заниматься актерством, и вы немедленно умертвили бы меня. – Хестер указал на Вайнштайна. – Ну и он бы прикончил меня. Наверное, выдумал бы космического барсука или что-нибудь поглупее. Сейчас ваш сын в коме, то есть, возможно, я проживу еще немного, а потом вдруг окажусь на шестой палубе во время космического сражения и стану одним из безымянных бедолаг, кого выкинуло в пространство. Так или иначе, я погибну бессмысленно.

Он обвел взглядом всех сидящих за столом.

– А если я останусь и мне выпадет умереть, то, по крайней мере, я умру не зря – но ради спасения вашего сына. Значит, моя жизнь сгодится хоть на что-то. До сих пор за нею не водилось такого. А если все получится, мы оба с вашим сыном останемся в живых – никак иначе этого не добиться. В любом случае остаться сейчас здесь – это лучшее, что я могу сделать в своей жизни.

Полсон встал, подошел к Хестеру и рухнул на него, рыдая. Хестер, не зная, что делать, осторожно погладил продюсера по спине.

– Как мне благодарить тебя?! – выдохнул Полсон, когда наконец выпустил Хестера.

Затем посмотрел на остальных и выдавил:

– Как же мне вас отблагодарить?!

– Если уж говорить по существу, – сказал Даль, – я могу предложить кое-что.