Остались сны. Он снова лишился звания капитана и был сослан ухаживать за цветами в горшках в корабельной оранжерее. Их надо было поливать и заставлять цвести. Но у горшков были колеса, и растения ездили за его спиной, переговариваясь тихим треском, выжидая момент. То, что было красивым, стало непонятной угрозой. Фам всегда любил поливать и пропалывать эти создания, он всегда ими восхищался.

Но сейчас он был единственным, кто знал: они — враги жизни.

Фам Нювен не раз в своей жизни просыпался внутри медицинских автоматов. Он почти привык к тесным, как гробы, бакам, ровным зеленым стенам, проводам и трубкам. Но сейчас было по-другому, и он не сразу понял, где он. Над ним склонялись гибкие деревья, чуть шелестя на теплом ветерке. Он лежал на мягчайшем мху поляны над прудом. Дрожал над землей теплый летний воздух. Все это было так приятно, только листья были шерстистые и зеленые совсем не той зеленью, к которой он привык. Это было чье-то чужое представление о родном мире. Фам потянулся к ближайшей ветви, и в пятидесяти сантиметрах от лица рука уперлась в неподдающуюся преграду. Закругленная стена. Несмотря на все хитрые картинки, это был хирург тех же размеров, что помнил Фам.

За головой у него что-то щелкнуло; вся идиллия скользнула в сторону, забрав с собой теплый ветерок. Кто-то — Равна! — плавал за пределами цилиндра.

— Привет, Фам!

Она сунула руку мимо купола хирурга и слегка стиснула его плечо. Поцелуй ее был слабым, и вид у нее был измученный, словно она много плакала.

— Привет и тебе! — ответил он.

Память восстанавливалась обрывками. Фам попытался оттолкнуться от ложа и нашел еще одно сходство между этим хирургом и теми, которые он знал во времена Кенг Хо: его крепко держали.

Равна негромко рассмеялась.

— Хирург! Отпустить пациента.

В следующую секунду Фам свободно всплыл в воздух.

— Он все еще держит мою руку.

— Нет, это подвеска. Твоя левая рука еще довольно долго будет отрастать. Она была сожжена почти полностью.

— А! — Он поглядел на кокон, привязывавший руку к боку. Вспомнил бой… и понял, что частично его сны чертовски реальны. — Как долго я был в отключке?

В его голосе проскользнула озабоченность.

— Примерно тридцать часов. Мы уже ушли от Гармоничного Покоя на шестьдесят световых лет. Идем хорошо, если не считать того, что за нами, кажется, гонится все население космоса.

Свободная рука Фама резко сжалась на руке Равны выше локтя.

— А где наездники?

— Т-то… то, что осталось от Зеленого Стебля, — в другом хирурге. Синяя Раковина…

Глаза Фама обежали каюту. Любое оружие отсюда не ближе двадцати метров. Хм. А вот что важнее оружия: командные права на «Внеполосном»… если еще не поздно. Он оттолкнулся от ложа хирурга и поплыл из каюты.

Равна за ним.

— Легче, Фам. Ты же только что из хирурга.

— Что они рассказали о перестрелке?

— Бедняжка Зеленый Стебель не в том состоянии, чтобы что-то рассказывать. А Синяя Раковина рассказал примерно то же, что и ты: Зеленый Стебель была захвачена дикими наездниками и ее заставили заманить тебя в западню.

— Хм, хм. — Фам старался говорить непринужденным тоном. Так, может быть, еще есть шанс. Может быть, Синяя Раковина еще не обращен.

Он пробирался на одной руке по главному коридору и через минуту вышел к мостику. Равна держалась рядом с ним.

— Фам, в чем дело? Мы должны многое решить, но…

Он нырнул на командную палубу и подплыл к консоли.

— Корабль! Ты узнаешь мой голос?

— Фам, что за… — начала Равна.

— Да, господин.

— …фигню ты затеял?

— Командные права, — не обращал на нее внимания Фам. — Предоставленные мне во время отлучки наездников. Они еще в силе?

— Так точно.

У наездников было тридцать часов на планирование обороны. Слишком легко все получается, слишком легко.

— Прекратить командные права наездников. Изолировать их.

— Сделано, господин! — донесся ответ корабля. Врет! Но что можно сделать? Поднимающийся панический страх достиг апогея — и вдруг Фам ощутил полное хладнокровие. Он ведь из Кенг Хо… и он несет в себе богошок.

Оба наездника были в одной каюте, Зеленый Стебель в другом коконе хирурга. Фам открыл окно в эту каюту. Синяя Раковина сидел на стене возле хирурга. Вид у него был увядший, как тогда, когда он услышал о Сьяндре Кеи. Он выгнул ветви в сторону окна.

— Сэр Фам! Корабль мне сказал о прекращении моих командных прав?

— Что ты творишь, Фам?

Равна зацепилась ногой за пол и смотрела на него горящим взглядом. Фам оставил без ответа оба вопроса.

— Как там Зеленый Стебель? — спросил он.

Ветви отвернулись в сторону и, казалось, обвисли еще больше.

— Она жива… Я благодарен вам, сэр Фам. Сделать то, что вы сделали, — великое искусство. Учитывая все обстоятельства, я бы не решился просить о большем.

Он вспомнил, как стрелял по Зеленому Стеблю. Он что, сдвинул прицел? Фам заглянул внутрь хирурга. Там было все не так, как в приборе для людей. Пространство было почти полностью заполнено водой с интенсивной аэрацией вокруг ветвей пациента. Спящая (?) Зеленый Стебель казалась еще более хрупкой, чем ему помнилось, и ветви ее беспорядочно колыхались в воде. Некоторые были оборваны, но тело, кажется, не пострадало. Глаза Фама опустились к основанию стебля, которым обычно наездник крепился к тележке. Обрубок заканчивался облаком трубок хирурга. И Фам вспомнил последний выстрел, выбивший тележку из-под Зеленого Стебля. Что же представляет собой наездник, которому не на чем ездить?

Он с усилием отвел глаза от обрубка.

— Я удалил твои командные права, потому что я тебе не доверяю. Мой бывший друг, орудие моего врага.

Синяя Раковина не ответил. Тогда заговорила Равна:

— Фам, без Синей Раковины я бы ни за что не вытащила тебя с этой базы. И после этого мы торчали в самой середине системы «Вечного Покоя». Охранные спутники вопили, требуя нашей крови, — они догадались, что мы люди. Апраханти хотели взять штурмом гавань и добраться до нас. Без Синей Раковины мне бы никогда не убедить местную охрану позволить нам уйти в гиперпрыжок — нас бы наверняка взорвали, стоило нам только выйти из плоскости кольца. Мы бы все уже были мертвы, Фам.

— Ты знаешь, что там было?

В лице Равны стало чуть меньше негодования.

— Знаю. Но ты пойми, что такое тележка. Это же механическое дополнение. И кибернетическое сердце от механических исполнителей очень легко отсоединить. Это те парни крутили колеса и наводили бластер.

Хм. В окне за спиной Равны Синяя Раковина стоял, не шевеля ветвями, не выражая согласия. Торжествуя?

— Это не объясняет, почему Зеленый Стебель заманивала меня в западню. — Он поднял руку. — Да, я знаю, ее вынудили, но маленькая закавыка, Равна: она не колебалась. Она это делала с энтузиазмом, радостно. — Фам оглянулся через плечо. — Она была не под принуждением.

Долгое молчание, и голос Синей Раковины:

— Да, сэр Фам.

Равна повернулась, отплывая назад, чтобы видеть их обоих.

— Но ведь… но ведь это все равно абсурд! Зеленый Стебель была с нами с самого начала. Она тысячу раз могла бы уничтожить корабль — или передать информацию наружу. Зачем же рисковать такой дурацкой засадой?

— Да. А почему они не предали нас раньше…

Пока Равна не задала этот вопрос, Фам не знал на него ответа. Он знал факты, но теория, которая бы их объясняла, не складывалась. Теперь все стало на места: и засада, и его сны в хирурге, и даже все парадоксы.

— Потому что раньше она не была предательницей. Мы и в самом деле ускользнули с Ретрансляторов без преследования, так, что никто не знал о нас, и уж тем более о нашей цели. Конечно, никто не ожидал появления людей на Гармоничном Покое. — Он помолчал, сопоставляя все это еще раз. Засада… — Эта засада, она не была глупой, она была только полностью импровизированной. У противника не было резервов. Оружие было безмозглое и простейшее… — догадка! — …да если ты посмотришь на остатки тележки Зеленого Стебля, спорить могу: ее лучевой пистолет переделан из плазменного резака. Единственным датчиком на поставленной мине был детектор движения — тоже с какой-то мирной аппаратуры снятый. Все эти приспособления были собраны в спешке лицами, которые не ждали боя. Нет, для противника наше появление было большим сюрпризом.

— Ты думаешь, апраханти могли…

— Да не апраханти! По твоим словам выходит, что они появились на сцене только после стрельбы, когда луна наездников стала вопить про нас на всю систему. Кто бы за этим ни стоял, он не зависит от больших бабочек и должен иметь по очень немного агентов в очень многих звездных системах — широкая сеть ушей, слушающих то, что ему интересно. Они заметили нас, и, как бы ни был слаб этот их форпост, они попытались захватить наш корабль. Объявили они о нас, только когда мы от них отбились. Так или иначе, а они не хотели, чтобы мы ушли. — Фам ткнул пальцем в окно ультраволнового слежения. — Если я правильно понял эту картинку, у нас на хвосте кораблей пятьсот.

Глаза Равны метнулись к дисплею и обратно. И голос ее был лишен интонаций:

— Да. Это часть главного флота апраханти и…

— Их будет еще целая куча, только уже не от бабочек.

— Так что ты хочешь сказать, в конце концов? Зачем наездникам желать нам зла. Заговор? Бессмыслица. У них никогда не было национального государства, не говоря уже о межзвездных империях.

Фам кивнул:

— А только мирные поселения — вроде этой охранной луны — в многовидовых цивилизациях по всему Краю. — Его голос стал тише. — Нет, Рав, наш настоящий противник — не наездники, а то, что за ними стоит. Страумское Отклонение.

Недоверчивое долгое молчание, но Фам заметил, как крепко сжались ветви Синей Раковины. Этот знал.

— Это единственное объяснение, Равна. Зеленый Стебель на самом деле была нашим другом, и преданным другом. Мое предположение состоит в том, что лишь немногие наездники находятся под управлением Отклонения. Когда Зеленый Стебель попала с ними в контакт, ее тоже обратили.

— Это невозможно, Фам! Здесь же Середина Края! У Зеленого Стебля есть храбрость, есть упорство! Никакая промывка мозгов не изменила бы ее так сразу.

И в глазах Равны мелькнули искры отчаянного страха. Так или иначе, а какая-то ужасная вещь должна оказаться правдой.

А я стою здесь, живой, и говорю. Аргумент в пользу богошока. Может быть, еще есть шанс! И Фам произносил слова чуть ли не в тот момент, когда начинал понимать сам:

— Зеленый Стебель была верным другом, и все же обращена за несколько секунд. Это не было перепрограммированием ее тележки, не было наркотиком. Это было так, как если бы и наездник, и тележка были заранее запрограммированы на немедленный ответ. — Он посмотрел на Синюю Раковину, желая оценить реакцию на то, что он сейчас скажет. — Наездники долго ожидали своего создателя. Раса эта древняя, древнее всех, кроме уже одряхлевших. Они есть повсюду, но их немного, они всегда практичны и миролюбивы. Когда-то в самом начале — несколько миллиардов лет назад — их предшественники попали в эволюционный тупик. Их создатель построил первые тележки и создал первых наездников. Теперь я, кажется, знаю, кто это был и зачем. Да, я знаю, что были и другие ветви их эволюции. Что поразительно именно в этой — насколько стабильной она оказалась. Синяя Раковина говорит, что большие тележки — это «традиция», но я бы это слово применял к культурам, да и то в гораздо меньших масштабах времени. Большие тележки сегодняшних дней идентичны тем, что были миллиарды лет назад. И это устройства, которые можно построить в любом месте Края — но конструкция их, несомненно, принадлежит Верхнему Краю или Переходу.

Когда-то это был один из величайших щелчков по самолюбию, полученных им от Края. Он тогда смотрел проектные чертежи — на самом деле результаты рассечения — тележек. С виду это было механическое устройство, даже с движущимися частями. Текстовое пояснение гласило, что всю конструкцию можно изготовить на простейшей из фабрик, едва ли более сложной, чем встречаются кое-где в Медленной Зоне. И все же ее электроника казалась случайной массой компонентов без какой бы то ни было иерархической структуры или модульности. И она работала, и гораздо лучше, чем любая аналогичная конструкция людей, хотя вопросы ремонта и отладки даже и не возникали.

— В Крае никто не понимает всего потенциала тележки, не говоря уже об адаптационных возможностях ее наездника. Верно, Синяя Раковина?

Наездник сильно хлопнул всеми ветвями по своему центральному стеблю. И снова раздался яростный треск. Такого Фам раньше не видел. Гнев? Ужас? Голос из кодера Синей Раковины был искажен нелинейностями:

— Ты спрашиваешь? Спрашиваешь? Чудовищно просить меня помочь тебе в этом… — Голос соскользнул в ультразвук, и наездник онемел, дрожа всем телом.

Фам из Кенг Хо почувствовал укол стыда. Тот, другой, знал и понимал… и заслуживал лучшего. Наездников следует уничтожить, но нельзя заставлять слушать его рассуждения. Рука его метнулась отключить связь… и остановилась. Нет. Это последний шанс увидеть Отклонение… во плоти.

Взгляд Равны метался между человеком и наездником, и Фам знал, что она поняла. На лице ее было то же страдание, как тогда, когда дошла весть от Сьяндры Кеи.

— Ты говоришь, что Отклонение создало исходные тележки.

— И наездников тоже переделало. Это было сделано давно и, конечно, не тем экземпляром Отклонения, который создали страумеры, но…

«Погибель» — это было другое общепринятое название Отклонения и куда более близкое к точке зрения Старика. Несмотря на всю Переходную природу Отклонения, его поведение было больше похоже на эпидемию, чем на что-либо другое. Может быть, именно этим оно смогла обмануть Старика. Но теперь Фам понял: Погибель жила в кусочках, неимоверно разбросанных во времени. Она пряталась в архивах, выжидая идеальных условий. И создала для своего расцвета помощников.

Фам посмотрел на Равну и понял кое-что еще.

— Рав, у тебя было тридцать часов на размышление. Ты видела записи из моего скафандра. Наверняка ты сама кое до чего додумалась.

Она опустила глаза.

— Немного, — призналась она. Но хотя бы больше не отрицала.

— Ты знаешь, что мы должны сделать, — мягко сказал он. Теперь, когда он понял, что надо сделать, богошок ослабил хватку. Его воля будет исполнена.

— Что же именно? — спросила Равна. Будто сама не знала.

— Две вещи. Сообщить это на Сеть.

— А кто поверит?

Сеть миллионов неправд.

— Достаточно. Те, кто посмотрят, поймут, увидят, где правда… и предпримут нужные действия.

Равна покачала головой:

— Нет.

Это слово было сказано почти неслышно.

— Сеть должна знать, Равна. Мы открыли то, что может спасти тысячи миров. Это — скрытый кинжал Погибели, по крайней мере в Среднем Крае.

Равна опять покачала головой:

— Но сказать эту правду — тоже значит убить миллиарды.

— Это самозащита! — Он медленно оттолкнулся от потолка и притянулся к палубе.

У Равны в глазах стояли слезы.

— Именно это они и говорили, убивая мою семью и мои миры… И я в таком участвовать не буду.

— Но ведь в этот раз это правда!

— Хватит с меня погромов, Фам.

Мягкая решимость… и почти невероятная.

— Ты хочешь сама принять решение, Рав? Мы же знаем кое-что о том, что другие — лидеры, мудрее каждого из нас — должны быть свободны решать. Ты не дала бы им сделать этот выбор?

Она заколебалась, и на минуту Фаму показалось, что ее цивилизованная законопослушная сущность возьмет вверх. Но Равна упрямо подняла голову.

— Да, Фам. Я отказываю им в этом выборе.

Он издал какой-то нечленораздельный звук и подплыл к командной консоли. Нет смысла зря болтать, когда еще так много нужно сделать.

— Фам, мы не будем убивать Зеленого Стебля и Синюю Раковину.

— Нет выбора, Рав. — Его пальцы бегали по кнопка консоли. — Зеленый Стебель уже превращена, и мы не знаем, сколько этого осталось после разрушения ее тележки. Мы понятия не имеем, когда превратится Синяя Раковина. Мы не можем ни взять их с собой, ни отпустить.

Равна отплыла в сторону, не сводя глаз с его пальцев.

— П-подумай, Фам, кого ты будешь убивать, — тихо произнесла она. — Ты сам сказал, у меня было тридцать часов, чтобы обдумать мои решения, тридцать часов, чтобы предвидеть твои.

— Вот как. — Фам убрал руки от кнопок. Гнев (богошок?) на миг овладел его мыслями. «Равна, Равна, Равна!» — прозвучал в голове его голос, будто прощаясь. И снова им овладело хладнокровие. Он так боялся, что наездники обратили на свою сторону корабль! А вместо этого эта глупая дура добровольно стала на их сторону. Он медленно подплыл к ней, почти автоматически принимая боевую стойку. — И как же ты намерена помешать мне сделать то, что должно сделать?

Но он уже догадался.

Она не попятилась, даже увидев его руку в сантиметре от своего горла. И залитые слезами глаза смотрели храбро.

— К-как ты думаешь, Фам? Пока ты был в хирурге… я кое-что переделала. Рань меня — и ты будешь ранен сильнее. — Ее глаза метнулись к окну у него за спиной. — Убей наездников… и ты умрешь сам.

Они смотрели друг на друга, оценивая. Может быть, в стенах и не было скрытого оружия. Может быть, он может убить ее и она не сможет защищаться. Но корабль можно было запрограммировать убить его тысячью способов. И тогда останутся только наездники… летящие в сторону Дна за своим призом.

— Что же мы будем тогда делать? — спросил он наконец.

— Т-то, что и раньше, — лететь спасать Джефри. Восстанавливать Контрмеру. Я наложу на наездников ограничения.

Перемирие с чудовищами под наблюдением дуры.

Он оттолкнулся, обогнул ее, как предмет мебели, и выплыл в осевой коридор. За своей спиной он услышал всхлипывания.

Несколько дней они избегали друг друга. У Фама был поверхностный доступ к консоли управления кораблем. Он нашел самоубийственные программы, пронизывающие весь уровень приложений. Но странная вещь, которая была бы причиной для злости на себя, если бы Фам был на таковую способен: все изменения были сделаны через несколько часов после его стычки с Равной.

Эта мысль исчезла, как только появилась.

Итак, этот фарс будет продолжаться до конца — тягучая игра лжи и уверток. И Фам сурово настроился на выигрыш этой игры. За ним — флоты, вокруг — предатели. Но силой Кенг Хо и его собственного богошока Отклонение будет разбито. Наездники будут разбиты. И при всей ее храбрости и честности, будет разбита и Равна Бергсндот.