Глава 18
Они были в четырех световых годах от нас, но мы слышали шум, как будто они находились в соседней комнате.
Сьюзен д’Агостино о торжествах в Международном космическом агентстве
по случаю прибытия первых людей в окрестности Альфы Центавра
В течение ста тринадцати лет – начиная с 1288-го, когда ему исполнился двадцать один год, – Таттл стремился к заветной цели. Первые десять лет он работал стажером-археологом на «Карибе», принадлежавшем Юпитерианскому фонду. В 1298 году фонд прекратил свою деятельность. Таттл поступил в летную школу и тридцать пять лет провел в разведке, работая пилотом и исследователем. В конце концов ему надоело измерять характеристики звездного света и анализировать гравитационные колебания в сингулярностях – такие задачи он называл «приземленными», Он обратился за финансовой поддержкой к тем, кого интересовал поиск инопланетных цивилизаций, и нашел множество сторонников. Сперва ему пришлось довольствоваться старой, потрепанной «Андромедой». Едва не погибнув при отказе противометеоритной защиты во время полета к Деллаконде, он смог собрать больше пожертвований и приобрести второй, куда более совершенный корабль. Звездолет носил имя «Джулиан Баккарди», но Таттл переименовал его в «Каллисто». В одном из интервью он сказал: «Надеюсь, что она, как и ее тезка, поможет мне совершить открытия и встряхнуть наше сонное общество».
В основном Таттл совершал экспедиции в Даму-под-Вуалью, но не только: он обследовал системы у границ Конфедерации, путешествовал в Облако Кольвера и даже в скопление Хоккайдо. И все это – на звездолете со старым двигателем, от которого лишь недавно отказались в пользу новых технологий. В итоге следующие полвека Таттл, по сути, прожил на борту «Каллисто». Несмотря на это, он трижды был женат и, видимо, завоевал сердце Рэчел Баннистер, женщины на сто лет младше его. Я видела фотографию Таттла и не представляла, как он этого добился.
Обычно он летал один, иногда – с очередной женой, несколько раз – с Хью Коновером. Судя по сообщениям в прессе, в первые годы постоянные неудачи нисколько не уменьшали его энтузиазма. Как сказал сам Таттл в интервью, для него это был лишь вопрос времени. Он вел поиски в океане звезд, будучи не в силах поверить, что вокруг них не возникают иные цивилизации, что из праха не восстают иные существа, задающиеся теми же вопросами, что и мы. Есть ли смысл в существовании Вселенной? Наступит ли время, когда разум всех созданий в галактике станет единым, поднявшись на новый уровень бытия? Появятся ли новые технологии, делающие жизнь лучше, и общее искусство, делающее ее богаче?
Его критики, естественно, указывали на то, что люди тысячелетиями путешествовали к тысячам планет земного типа и обычно не находили там никаких следов жизни. Лишь однажды за долгую историю человечества мы обнаружили планету, на которой горели огни.
Лишь однажды.
Таттл утверждал, что причина всего – недостаток воображения. Позже он заявил: поставленная им задача настолько грандиозна, что решать ее стоит хотя бы только из-за этого. «Мы не смогли бы осознать все значение нашего дара, если бы наши соседи жили у нас на пороге».
С годами, однако, уверенность сменилась надеждой, а потом – чем-то вроде отчаяния.
«Они существуют, – заявил Таттл на одной из выпускных церемоний под конец своей карьеры. – И нам следует их найти».
В начале нового века он уже не говорил о необходимости поисков, о потребности в них. Интервью стали редки. Таттл знал, что интервьюеры смеются над ним, и теперь говорил лишь одно: он еще не готов сдаться, но, возможно, будет вынужден передать дело всей его жизни следующим поколениям. Иногда он отвечал своим критикам: «Если бы все думали так же, мы никогда не покинули бы Испанию». Я не совсем поняла, что он имеет в виду.
– Колумб, – тихо пояснил Алекс.
В конце концов у него начали иссякать средства. Сторонники, поддерживавшие Таттла в течение большей части столетия, стали покидать его. В 1403 году он объявил об уходе на пенсию.
– В этом же году Рэчел и Кавальеро ушли из «Края света», – сказала я.
– Что-то случилось, – кивнул Алекс.
– Что?
– Ответь на этот вопрос, и выиграешь кусок камня с высеченной на нем надписью.
Когда мы причалили к Скайдеку, нас уже ждала Одри. Немедленно появился служащий из станционного цветочного магазина, вручивший мне розы. У Робина были занятия в школе, и он обещал позвонить позже.
Мы вернулись на челноке на планету. Радость от возвращения домой омрачала лишь пропажа бортжурналов Таттла. Алекс не скрывал своего разочарования.
– Что ж, – заметила Одри, – их украли четверть века назад. Ничего не поделаешь. Не пора ли с этим заканчивать?
Я сразу же поняла, как мало она знает Алекса.
– Одри, – сказал он, – это лишний признак того, что все непросто.
Я надеялась, что мы получим доступ к бортжурналам, ничего в них не обнаружим и сможем со спокойной душой свернуть поиски. Как бы Рэчел ни поступала с нами, она мне нравилась, и я предпочла бы, чтобы все оставалось как есть. Но попросить Алекса забыть о плите, когда мы не получили ответа ни на один вопрос… Об этом не могло быть и речи.
Мы вошли в терминал, и Алекс увидел Пегги Гамильтон, продюсера «Шоу Питера Маккови»: она стояла у выхода и явно высматривала нас. Любимым развлечением Маккови, ведущего шоу, были постоянные выпады в сторону Алекса, который представлял собой идеальную мишень. Грабежи могил, похищения ваз, место которых в музее, разорение мест раскопок – все это мало интересовало обывателя, но Маккови представлял дело так, будто Алекс крал драгоценности из кармана у зрителей.
– Чейз, – недовольно проворчал Алекс, – займись ею, ладно? И скажи «нет».
– Кто это такая? – спросила Одри.
Алекс не успел объяснить: Пегги уже стояла перед нами, лучезарно улыбаясь. Она сказала, что очень рада нас видеть, и спросила, нашел ли Алекс то, что искал.
– Кстати, а что вы искали? – добавила она.
Длинноногая Пегги уверенно нагнала нас и зашагала рядом, изо всех сил стараясь изображать дружелюбие и искреннюю заинтересованность в нашем благополучии. По слухам, в свое время она рассчитывала стать актрисой, но оказалось, что эта блондинка с невинным взглядом не умела играть.
– У меня нет времени, – ответил Алекс, бросая взгляд на огромные часы над сувенирной лавкой. – Может, побеседуете с Чейз?
– Алекс, я отниму у вас не больше двух минут.
Посмотрев на меня, Алекс понял, что общение с Пегги не доставит мне радости, и остановился.
– Пегги, сейчас я не могу участвовать в шоу.
– Почему, Алекс? Вы очень популярны у публики. Да и Питер будет очень рад.
– У меня масса дел, Пегги. Когда появится время, я с вами свяжусь.
Он попытался уйти, но Пегги не отставала:
– Алекс, скажите только одно: ваш полет имел отношение к Рэчел Баннистер?
– Нет.
– Что ж, хорошо. Мы слышали другое.
Алексу не нравился Маккови, а искусственную улыбку и вечно жизнерадостный вид Пегги он просто терпеть не мог. Но рядом была Одри, и ему не хотелось показаться грубым.
– То, что вы слышали, Пегги, не соответствует действительности.
– Что, если завтра вечером вы придете на шоу и скажете это? Там будет профессор Хольверсон, мы ждем также Пира Уилсона.
– Похоже, шоу и впрямь неплохое. Но, увы, придется его пропустить.
Мы направлялись к выходу, на стоянку такси.
– Алекс, – сказала Пегги, – поймите, если вы откажетесь участвовать, выступить на вашей стороне будет некому.
– Пегги, я действительно очень занят.
Она повернулась ко мне:
– Чейз, а вы? Мы будем очень рады, если вы сможете выступить вместо вашего босса.
– Нет-нет, – ответила я. – Спасибо, но я страшно боюсь выступать на сцене.
– Ладно, – кивнула она, – как хотите. Алекс, если передумаете, мой номер у вас есть.
Блеснув улыбкой, она зашагала прочь.
– Пожалуй, тебе стоит пойти, – сказала я Алексу, когда мы остались одни. По дороге домой Одри посоветовала ему то же самое.
– Не хочу делать никаких публичных заявлений, пока не буду знать, о чем идет речь.
– Тогда они, скорее всего, просто поставят кресло.
Такое уже случалось несколько раз, когда Алекс отказывался от приглашений на ток-шоу: на сцене ставили пустое кресло, напоминая зрителям о том, кто оказался слишком труслив и не появился перед публикой.
– Я серьезно, – в замешательстве пробормотал Алекс. – Не знаю, о чем с ними говорить.
– Всегда можно заявить, что ответов у тебя пока нет, а когда будут, ты обо всем расскажешь.
– Нет, мне так просто не отвертеться. Маккови наверняка спросит: «Что вы скрываете от нас, Бенедикт?» – Он спародировал слащавый голос ведущего. – А еще притянет ко всему этому Рэчел.
– Этого в любом случае не избежать, – сказала я.
Вечером Робин повел меня в один из своих любимых ночных клубов, рассчитывая потанцевать от души. Но ничего не вышло – я так и не стряхнула с себя мрачное настроение.
Робин в тот вечер был особенно хорош. В течение многих лет, когда у нас с Алексом случались проблемы, меня всегда поддерживала вера в правоту нашего дела – или по крайней мере в то, что у нас есть серьезные основания заниматься этим. На этот раз я чувствовала себя совсем иначе. Робин заметил это и спросил, что случилось. Я рассказала.
– Значит, у вас есть лишь несколько символов на камне? – спросил он.
Несколько символов на камне. Я не могла избавиться от ощущения, что мы не столько ищем инопланетную цивилизацию, сколько нарываемся на скандал. Алекс, конечно, был прав: Маккови наверняка сосредоточится на Рэчел. Где-то между одиннадцатью и полуночью я наконец поняла, как следует поступить.
Извинившись, я вышла на балкон и позвонила Алексу:
– Думаю, нужно сообщить Рэчел, что мы больше этим не занимаемся. Предупредить ее насчет Маккови, но при этом заверить, что мы тут больше ни при чем. И сказать, что мы не собираемся продолжать расследование.
– Это невозможно, Чейз.
– Почему? Просто прекратим это, и все.
Я стояла, глядя на огни города. Андиквар был прекрасен, но поздней осенью в нем бывало холодно. Той ночью действительно было холодно.
– Чейз, я понимаю твои чувства…
– Сомневаюсь, Алекс. Если человек хранит тайну, это его право. Нет доказательств того, что Рэчел кому-нибудь причинила вред, в том числе и Таттлу. Вероятно, вопрос очень личный, и это ставит ее в неловкое положение.
– Какой, например?
– Не знаю. Может, она специально заказала плиту для любовника: такому человеку, как Таттл, это непременно понравилось бы. Стоит поинтересоваться у местных камнерезов, не осталось ли у кого-нибудь сведений…
– Я понял тебя. Мне это тоже не доставляет удовольствия. Но если я вдруг все брошу, то буду думать об этом до конца жизни.
– Алекс, дело не в тебе.
Внезапный порыв ветра пошевелил ветви, свисавшие над балконом.
– Ладно, Чейз. Спасибо, что рассказала мне о своих чувствах. Я тебя понимаю. Но у меня и вправду нет выбора.
– Конечно. И ты все равно поступишь по-своему, что бы я ни говорила. Но не рассчитывай, что я стану защищать действия нашей корпорации.
На следующий вечер мы сели в зале, устроились поудобнее и приготовились к просмотру. Джейкоб переключился на шоу; оказалось, что это заключительный фрагмент «Жизни у всех на виду», где говорили об эстрадных артистах и их ближайших планах. Затем настало время Питера Маккови. Слащаво и самодовольно улыбаясь, ведущий вошел в студию, уставленную книжными шкафами. Его чуть полноватая фигура отчетливо выделялась на фоне переплетенных в кожу томов, которые он, вероятно, никогда не раскрывал.
– Добрый вечер, леди и джентльмены, – сказал он. – Сегодня у нас есть основания считать, что известный антрополог Сансет Таттл обнаружил инопланетную цивилизацию. Таттл скончался почти тридцать лет назад, но эта история лишь сейчас становится достоянием гласности. Почему? Не потому ли, как полагают некоторые специалисты, что он не мог обнародовать такое ужасное открытие? И было ли вообще открытие? Эксцентричный торговец антиквариатом Алекс Бенедикт, прославившийся решением всевозможных странных загадок, снова взялся за дело. Что это может означать? Не играем ли мы с огнем? Через минуту мы спросим об этом наших гостей.
Последовала реклама женского белья фирмы «Блэвис», перед которым не может устоять ни один мужчина.
– Похоже, этот час будет долгим, – заметил Алекс.
– Разве могло быть иначе?
Комната с Маккови отодвинулась на задний план, и мы увидели, что он сидит в кресле, а в помещении присутствуют еще трое. Пустое кресло, разумеется, стояло на своем месте.
– Сегодня с нами, – объявил ведущий, – Пир Уилсон, выдающийся лингвист из Андикварского университета; Эдвин Хольверсон, бывший коллега Сансета Таттла, в настоящее время на пенсии; и Мэделин Гринграсс, нашедшая у себя в саду интересную каменную плиту. Мы пригласили также Алекса Бенедикта, но он ответил, что очень занят. – Маккови подмигнул и улыбнулся.
Появилось изображение плиты. Гринграсс объяснила, как нашла ее, и сказала, что Алекс сразу же проявил интерес к ней, но кто-то другой добрался до плиты первым. Она выглядела намного лучше, чем при нашей первой встрече. Казалось, эта история теперь интересовала ее куда больше. Гринграсс говорила уверенно и гладко, как человек, много времени проводящий с туристами.
Затем ведущий задал вопрос Уилсону:
– Я никогда прежде не встречал подобного алфавита, профессор Уилсон. Он вам знаком? Могут ли символы на плите действительно иметь инопланетное происхождение?
Уилсон улыбнулся. Высокий, неприступный, абсолютно спокойный, он выглядел настоящим аристократом.
– Могут ли? Конечно могут. Возможно все. Но если есть другие свидетельства в пользу этого, то я с ними незнаком. Это вполне может быть подделка: камень с непонятными, ничего не значащими символами. – После короткой паузы он продолжил: – Чтобы лучше понимать происходящее, нужно знать, кто такой Алекс Бенедикт. Знаете, Питер, я не стану отрицать его заслуг – они не так уж малы для того, кто зарабатывает на жизнь торговлей антиквариатом. Но он склонен превращать что угодно в Священный Грааль. Ему приносят цветочный горшок эпохи бедствий, ну и конечно же, эта вещь принадлежала Эндрю Колтави. Алекс обожает купаться в лучах прожекторов. Нет, я вовсе не критикую его – таких, как он, немало.
Гринграсс изложила суть наших с ней разговоров, отметив, что я вела себя «слишком эмоционально», и сказала, что плита всегда лежала у нее в саду. Она даже не знала, как плита оказалась там.
Ведущий показал видеозапись с участием Терезы Хармон, купившей дом у Бэзила Таттла. Тереза нашла плиту в шкафу и не решилась ее выбросить.
«Я использовала ее в качестве садового украшения», – сказала она.
– Вам когда-нибудь предлагали за нее деньги? – спросил Маккови у Гринграсс.
– Да.
– Кто?
– Чейз Колпат.
– От имени Бенедикта?
– Да.
– Много предложили?
– Да. Очень.
– Что вы почувствовали, когда вам сказали об этом?
– Я была в шоке. Если честно, Питер, я пожалела, что позволила забрать плиту другим людям.
– Вы пытались ее вернуть?
– Когда я узнала, что ее забрала эта… как там… Рэчел Баннистер, я позвонила ей и попросила вернуть плиту.
– И что сказала госпожа Баннистер?
– Что плиту сбросили в реку.
– Сбросили в реку?
– В Мелони.
– Я должен сообщить нашим зрителям, – пояснил Маккови, – что госпожу Баннистер также пригласили поучаствовать в нашем шоу, но она занята, как и Бенедикт. – Он снова повернулся к Гринграсс. – Она сделала это нарочно? Нарочно сбросила плиту в реку?
– Видимо, да.
– Зачем?
– Она сказала, что передумала и что плита ей не нужна.
– Вам известно, что плиту пытались искать в реке, но так и не нашли?
Гринграсс раздраженно взглянула на него:
– Правда? Нет, я об этом ничего не знаю.
Маккови повернулся к Хольверсону: тот выглядел так, словно слишком долго засиделся у себя в гостиной. Видно было, что он стар и страдает лишним весом. Отвечал он с большим самомнением, наклонившись вперед, кивая и поджимая губы, будто давая понять, что все сказанное им – непреложная истина.
– Профессор, – сказал Маккови, – неделю назад вы утверждали, что если бы Таттл обнаружил инопланетную цивилизацию, он не стал бы хранить свое открытие в тайне. Вы до сих пор придерживаетесь этого мнения?
– Нет, – ответил Хольверсон. – Немного подумав, я понял, что у Таттла могли быть причины для молчания, даже если он что-то видел.
– Какие же?
– Вот самая очевидная: они могли оказаться слишком опасны. Вдруг мы для них – всего лишь обед?
– Что еще?
– После разглашения информации вы не контролируете доступ к ней. Допустим, какой-нибудь придурок с кораблем захочет слетать туда – просто взглянуть, что и как. Может, инопланетяне попросили уважать их право на личную жизнь, и все.
– И Таттл согласился?
– Забавно, но в свое время я считал, что для Сансета куда важнее было прославиться в качестве первооткрывателя иной цивилизации, чем совершить само открытие.
– А теперь вы больше так не считаете?
– Нет. Поэтому, если бы Таттл обнаружил инопланетян и они попросили оставить их в покое, думаю, он пошел бы им навстречу.
– Почему?
– Он был человеком чести.
– Понятно. Были другие причины хранить тайну?
– Естественно. Сразу задумываешься о том, что они могут опережать нас на миллион лет.
– По-вашему, они представляют угрозу?
– Не в том смысле, как вам, скорее всего, кажется. Что будет с нами, если мы внезапно обретем их знания – например, получим полную карту галактики? Возможно, им известны альтернативные вселенные. Они способны решить все наши проблемы…
– И вы считаете это опасным? – прервал его ведущий.
– Какие свершения тогда останутся на нашу долю? А вот еще кое-что: как мы поведем себя, познакомившись с цивилизацией, где все живут сколь угодно долго? Никто не умирает, каждый многократно умнее любого из нас, а по сравнению с их творениями и достижениями все, что есть у нас, – детские игрушки.
– Не могу не согласиться с вами, – сказал Пир. – Это действительно опасно.
Алекс яростно уставился на голограмму.
– Что же вы предлагаете? – требовательно спросил он. – Всем оставаться дома, чтобы гарантированно ничего не найти?
– Алекс… – сказала я.
– Идиоты. Что с ними не так?
– Вот поэтому тебе стоило пойти туда.
Мы услышали фамилию Баннистер.
– Итак, Баннистер купила плиту и избавилась от нее, – сказал Маккови. – Что это может значить?
– Они с Сансетом были близки, – ответил Хольверсон. – Вряд ли он хоть что-то утаил бы от нее, особенно то, о чем мы говорим сейчас.
– Вам звонят, Алекс, – вмешался Джейкоб.
– Кто?
– Лесли Клауд.
– Меня нет, связаться со мной нельзя.
– Как пожелаете. Вам звонили еще двое.
– Скажи им то же самое.
– Алекс, тебе все равно придется ответить, – заметила я.
– Знаю.
Завибрировал мой собственный коммуникатор.
– Кто такая Лесли Клауд? – спросила я.
– Обозреватель из «Археологии сегодня».
– Нельзя же просто так… – Я пожала плечами и открыла коммуникатор. Кармен.
– Чейз, – сказала она, – знаю, ты не любишь, когда тебя беспокоят, но тебе три раза звонили представители прессы. Нет, уже четыре.
– Скажи им, что меня нет.
– Хорошо, Чейз.
– Узнай, кто это. Я сама им позвоню.