Глава тридцатая

Зал с ручьем изменился. Небо над головой потемнело, как ночью, птицы больше не порхали среди ветвей, сами деревья превратились в черные безликие силуэты, нависая со всех сторон, словно грозовые тучи. Звери тоже затихли, и Антуанетта заметила, что больше не слышит веселого плеска водопада. Возможно, его никогда и не существовало в реальности.

Она повернулась к капитану, который в этот раз сидел за столом один. Бренниген опять перенесся вперед на несколько десятков лет; сейчас он демонстрировал новый срез истории. В прошлый раз на нем был серебристый металлический скафандр, одну руку заменял механический протез. Теперь процесс механизации тела продвинулся еще дальше. Мудреный сам по себе скафандр мешал определить, сколько в капитане осталось живого тела, а сколько заменено протезами; с уверенностью можно было судить только о голове, благо Бренниген снял шлем и положил перед собой на стол. Капитан был лысым как колено, растительность на лице тоже практически отсутствовала – только усы, спускавшиеся подковой по сторонам рта, рисунок которого не изменился с первого явления капитана Антуанетте: по-прежнему небольшой, прямой, выдающий нерасположенность к пустым разговорам. Но это была единственная черта, которую Антуанетта узнала в капитане. Глаз у него больше не было, их закрывала полоска неизвестного полупрозрачного материала, пересекавшая лицо от края до края. Под этой перламутровой полосой мерцала сложная оптика. Череп под кожей был исчерчен тонкими светлыми линиями. Кое-где ее приподнимали изнутри неправильной формы пластины имплантатов.

– Что-то случилось, капитан? – спросила Антуанетта.

– Посмотри на небо.

Антуанетта послушалась и сразу заметила, что за те несколько мгновений, что она потратила на изучение нового капитанского облика, многое изменилось. Небо расчерчивалось полосами света – будто умелый мясник делал быстрые аккуратные надрезы на его мягкой коже. Поначалу линии казались случайными, но потом стало ясно: их расположение что-то означает.

– Джон…

– Смотри.

Появлялись все новые полосы, потом небо замерцало и покрылось яростными всполохами, и те, казалось, уже не гасли.

Полоски сложились в слова:

ВЗЛЕТАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО

– Я хотел, чтобы ты увидела это своими глазами, – сказал Джон Бренниген.

В тот же миг она ощутила, что зал с ручьем дрогнул под ее ногами. Антуанетта едва успела понять, что происходит, как вдруг вес ее тела резко увеличился. Ей пришлось опуститься на грубое деревянное сиденье перед столом. Гравитация мягко навалилась на плечи. Ничего удивительного – корабль весом несколько миллионов метрических тонн не может рывком подняться в небо. В особенности если перед этим двадцать три года простоял в километровой толще моря.

На другой стороне бухты взошло новое Яркое Солнце и осветило море и остров от горизонта до горизонта. Поначалу Васко видел только выброс перегретой воды, гору пара, выросшую вокруг нижней надводной части корабля и облепившей его зеленой массы. Потом сквозь пар, словно лампа сквозь слои оберточной бумаги, засиял бело-голубой свет; даже пройдя через темно-фиолетовый фильтр шаттла, он остался до рези ярким, рисующим на сетчатке зубчатые тени. Далеко в стороны от тучи пара по воде разлилось бирюзовое сияние. Это было грозное и прекрасное зрелище, ничего подобного за свои двадцать лет Васко не видел.

Он смотрел, как вокруг корабля поверхность моря вздымается на многие сотни метров. Чудовищная энергия высвобождалась под водой, порождая расширяющиеся пузыри сверхплотной, сверхгорячей плазмы.

Поднявшись вокруг «Ностальгии по бесконечности», вода устремилась в стороны двумя концентрическими волнами.

– Корабль далеко от лагеря? – спросил Васко.

– Сейчас увидим, – отозвался Скорпион.

Поверхность моря покрылась зеленой коркой спекшейся биомассы. Пассажиры шаттла смотрели, как эта корка, недостаточно гибкая, чтобы принимать форму бегущих валов, трескается, делится на неровные пластины. Волны преодолевали сотни метров в секунду; через несколько мгновений они ударят в низкий мыс.

Васко взглянул в сторону источника цунами. «Ностальгия» взлетала, ее нос показался из пара. Движение было завораживающе медленным, казалось, что смотришь на неподвижную деталь местности – на древнюю, истерзанную непогодой башню с острым шпилем, вокруг которой медленно рассеивается утренний туман.

Притенив ладонью, точно козырьком, глаза от режущего света, Васко смотрел, как вершина «Ностальгии», первый ее километр, выходит из паровой горы. На корпусе уже почти не осталось жонглеров: он смог заметить лишь несколько полосок прилипшей зелени.

Корабль поднялся еще на километр, высвобождаясь из пара. Похожие на канаты толщиной с дом скопления биомассы теряли сцепление с обшивкой и одно за другим соскальзывали в море.

Сияние двигателей стало невыносимым. Корпус шаттла еще больше потемнел, защищая находящихся в нем людей. «Ностальгия по бесконечности» почти целиком поднялась над водой. Сквозь почти черный фильтр Васко видел только сияющий шар света, медленно идущий вверх.

– Обратного пути нет, – сказал он.

Скорпион повернулся к Хоури:

– Я бы полетел за кораблем, если ты не против.

Хоури посмотрела на дочь:

– Я ничего не слышу от Ауры, Скорп, но уверена, что наверху нас встретит Ремонтуар. Он велел ждать знака. Думаю, ему можно верить, да и нет у нас другого выбора.

– Будем надеяться, что это Ремонтуар, – сказал Скорпион.

Хотя и так было ясно, что он принял твердое решение. Свинья приказал остальным рассесться и приготовиться к любым сюрпризам, которые могут их подстерегать на орбите Арарата. Васко заказал себе кресло, но, прежде чем сесть, заметил, что днище шаттла снова стало прозрачным. Далеко внизу ослепительный свет взлетающего корабля рисовал в невероятно четких деталях улицы Первого Лагеря. Виднелись крохотные силуэты людей, бегущих между постройками.

Потом Малинин взглянул в сторону бухты. Огромная волна уже достигла мыса и истратила на него почти всю силу, но все же сумела перевалить. С чувством мучительной отстраненности Васко смотрел, как остатки цунами пересекли бухту, замедляясь и поднимаясь на отлогом шельфе. Потом волна захлестнула берег, на мгновение на нем задержавшись, и поглотила улицы с домами. Помедлив, вода двинулась вспять, унося обломки и оставляя прямоугольные пятна на месте снесенных целиком домов. Крупные строения из раковин, оказавшиеся недостаточно сбалансированными или плохо закрепленными, плыли по морю, словно возвращаясь в родную стихию.

В бухте цунами столкнулось с самим собой, породив несколько малых выплесков, но ни один из них уже не причинил таких разрушений. Примерно через минуту бухта успокоилась. Но Васко не мог не видеть, что около четверти Первого Лагеря попросту исчезло. Оставалось надеяться, что жителей из этих наиболее опасных прибрежных домов эвакуировали в первую очередь.

Блеск угасал. Корабль уже поднялся выше шаттла, набирая скорость, устремляясь к разреженным слоям атмосферы и дальше, в космос. Ландшафт, утратив привычный ориентир, казался незнакомым. Всю свою жизнь Васко провел на берегу этой бухты, и внезапно она стала чужой. Появилась уверенность, что его дома тут больше нет.

Малинин успокаивал себя мыслью, что от него ничего не зависело. Волею обстоятельств он оказался среди привилегированных, среди тех, кому не нужно возвращаться в лагерь и восстанавливать его из руин. Он улетал. Надо попрощаться с Араратом, сказать «до свидания» планете, на которой Васко родился и вырос.

Он опустился в выросшее из пола кресло, и сиденье ласково обняло его, подстраиваясь под форму человеческого тела. В тот же миг шаттл с ускорением двинулся вертикально.

Очень скоро они догнали «Ностальгию по бесконечности». Васко вспомнил, что ответила Антуанетта Бакс, когда он спросил, сможет ли капитан улететь с Арарата. Она тогда сказала: это дело возможное, но не быстрое. Подобно всем кораблям этого типа, грандиозный субсветовик был построен в расчете на ускорение в одно g, которое должно было разгонять его почти до скорости света. Однако на уровне моря сила тяжести Арарата была близка к одному g. При обычной, крейсерской тяге корабль мог лишь противодействовать планетарной силе, зависнув на определенной высоте. Посадка не представляла сложности, надо было лишь позволить гравитации взять верх, аккуратно контролируя ее воздействие. Другое дело взлет: тут кораблю приходилось преодолевать гравитацию и сопротивление воздуха. Имелся резерв мощности для экстренного маневра, позволявший повышать тягу до десяти g, однако им можно было пользоваться лишь секунды, тогда как выход на орбиту или разгон до межпланетных скоростей требовал долгих минут. Таким образом, для расставания с Араратом двигатели должны были создать ускорение чуть выше одного g; избыточная тяга перегрузила бы их и подвергла риску. Достаточное и безопасное превышение составляло одну десятую g.

Антуанетта сказала, что такой взлет уступает в скорости большинству примитивных химических ракет и даже той славной шутихе, которая доставила на орбиту первого астронавта (его звали Нил Гагарин, сказала она, и у Васко не было оснований не верить). Но вес «Ностальгии по бесконечности» в несколько сот тысяч раз превышал вес самой тяжелой химической ракеты. Эти штуковины очень быстро развивали первую космическую, но только потому, что имели запас топлива лишь на несколько минут тяги. «Ностальгия» могла годами лететь с одним и тем же ускорением.

По мере подъема субсветовика сопротивление воздуха уменьшалось. Ускорение понемногу росло, но шаттлу по-прежнему не составляло труда держаться с ним рядом. Бегство с планеты было неторопливым, даже казалось сонным. Васко понимал, что это ошибочное и опасное впечатление.

Успокоив себя мыслью, что полет будет продолжаться плавно по крайней мере несколько минут, он встал и прошел вперед. Скорпион и пилот сидели в креслах управления.

– Есть связь с «Ностальгией»? – спросил Малинин.

– Никакой, – ответил пилот.

– Надеюсь, с Антуанеттой все в порядке, – сказал Васко.

Потом вспомнил и о других людях – на борту, по последним данным, находилось минимум четырнадцать тысяч.

– С ней все будет хорошо, – пообещал Скорпион.

– Думаю, через несколько километров выяснится, кто пишет нам в небе эти слова – Ремонтуар или кто-то другой. Или вас это нисколько не заботит?

– Нисколько, – ответил Скорпион. – И знаешь почему? Потому что ни я, ни ты, ни кто другой не можем на это повлиять. Я не в силах был остановить взлет этого корабля, и мне не предотвратить того, что ждет нас наверху.

– У нас был выбор – последовать совету или нет, – возразил Васко.

Свинья зыркнул в ответ – глаза превратились в щелки то ли от усталости, то ли от презрения.

– Ошибаешься, – сказал он, – выбор был, но только у меня и Хоури. А вот у тебя не было – ты бы отправился туда же, куда и мы.

Васко хотел вернуться в свое кресло, но подумал и остался. Была ночь, но он ясно видел изогнутый горизонт Арарата. Малинин летел на шаттле в космос. Происходило то, чего ему всегда хотелось больше всего на свете. Но он никогда не думал, что покинет родную планету как беженец и что цель полета будет столь опасной и непредсказуемой. Вместо радости он чувствовал холодную тяжесть в груди.

– У меня есть право здесь находиться, – сказал он тихо, но так, чтобы свинья услышал. – Я тоже поставил свое будущее на Ауру.

– Ты хороший парень, Малинин, вот только плохо понимаешь, о чем говоришь.

– Мы были вместе – на айсберге и потом…

– Ты был одним из группы. А это не то же самое.

Васко хотел было возразить, но в это время красный дисплей перед пилотом зарябил от статики. Шаттл тряхнуло.

– Помехи на всех частотах, – доложил пилот. – Контакт с наземным передатчиком и Первым Лагерем потерян. Здесь полно электромагнитных шумов – гораздо больше, чем мы привыкли. Есть и такой, что датчики не могут определить. Приборы навигации постоянно сбоят. Похоже, мы вошли в зону подавления связи.

– Можешь держаться рядом с «Ностальгией»?

– Мы летим практически на ручном управлении. Надеюсь, если не потеряем корабль из виду, то и не оторвемся. Но обещать ничего не могу.

– Высота?

– Сто двадцать километров. Должно быть, входим в боевое пространство.

Картина наверху с момента взлета почти не изменилась. Световые письмена исчезли, – наверное, Ремонтуар убедился, что его послание принято и корабль взлетел. Но наверху непрестанно полыхало, возникали огненные шары и дуги, раскалялись заскочившие в атмосферу объекты. Фоновая же тьма сгустилась до непроглядности: никакой разницы с ночной поверхностью планеты.

Подошла Хоури:

– Я слышу Ауру. Она проснулась.

– Хорошо, – кивнул Скорпион.

– Это еще не все. Я кое-что видела, и Аура тоже. Должно быть, именно это мы с Клавэйном замечали, пока каша не заварилась всерьез. Утечки войны.

– Наверное, мы уже близко, – сказал Васко. – Волки блокируют любые сигналы, видимо, не хотят, чтобы Ремонтуар связался с планетой. Но теперь мы близко, и кое-какие передачи проходят.

Откуда-то донесся звук, который Васко слышал впервые: пронзительный, полный боли. Звук заглушался пластиком. Малинин понял, что это кричит Аура.

– Дочке не нравится то, что она видит, – сказала Хоури. – Ей больно.

– Есть контакт, – доложил пилот. – Работает радар. Пятьдесят километров, дистанция сокращается. Несколько секунд назад там никого не было.

Внезапно шаттл очень сильно тряхнуло, Васко и Хоури бросило на переборку.

Стена деформировалась, чтобы смягчить удар, но Малинину показалось, что из него вышибли дух.

– Что это было? – спросил он, придя в себя.

– «Ностальгия» выполняет маневр уклонения. Она видит на своих радарах то же, что и мы. Я пытаюсь не отстать. – Пилот взглянул на дисплей. – Тридцать километров. Двадцать – она тормозит. Усилились помехи.

– Делай что можешь! – приказал Скорпион. – Остальные – по местам! Наверняка будет трясти.

Васко и Хоури вернулись к Ауре, где несли дежурство доктор Валенсин и его машины. Девочка продолжала шевелиться, но, по крайней мере, перестала плакать. Васко от души жалел, что не в силах помочь ей, избавить от вопящих в морщинистой младенческой головке голосов. Он даже представить не мог, что она чувствует. Ясно было одно: ей рано было появляться на свет, осознавать себя разумным существом и постигать огромный мир. Малинин понимал, что Аура не обыкновенный ребенок – речь у нее как у двух-трехлетней, – но едва ли все части ее мозга развивались с одинаковой бешеной скоростью. Да, Ауре дана способность решать совершенно необычные задачи, но при этом у нее сохраняется младенческое восприятие мира. Васко вспомнил, что ему было на два года больше, чем этой девочке сейчас, и его собственный мир ограничивался несколькими комнатами родного дома. Все прочее словно тонуло в тумане: несущественное, подчас понимаемое до смешного неправильно.

«Ностальгия по бесконечности» увеличила расстояние между собой и шаттлом минимум до десяти километров. Корпус малого корабля не восстановил прозрачность полностью, однако при свете двигателей Васко увидел, что тени волков уже близко. Машины не только дружно устремлялись вперед и откатывались, но и трепетали, и описывали круги, вращались вокруг собственной оси, и меняли форму.

Они приближались. Теперь в свете двигателей стала ясно видна их уступчатая структура: слои, террасы, зигзаги. Это были такие же машины, как и те, что разорвали корветом Скади; такая же нечисть тянула из облаков щупальце к спасателям. Но на этот раз кубы были не с дом величиной и составляли построения с гранью в сотни метров. Волки находились в непрестанном движении: скользили друг по другу, разрастались и сокращались, собирались в большие структуры и рассыпались с гипнотической плавностью. Кубы соединялись в длиннейшие нити, и те сплетались в невообразимую путаницу; гроздья волков неслись от точки к точке, словно доставляли послания. Масштабы по-прежнему было трудно оценить, однако ингибиторы наступали практически со всех сторон, и Васко решил, что машины уже сформировали две полые сферы, заключив в них шаттл и «Ностальгию по бесконечности». Не вызывало сомнений то, что сферы сокращались и зазор между машинами и людьми уменьшался.

– Ана? – спросил Васко. – Ты уже видела подобное, верно? Волки нападали на твой корабль. Они всегда ведут себя так вначале?

– У нас большие неприятности, – ответила Хоури.

– Что будет, если попытаемся сбежать?

– Волки догонят. – Голос Хоури звучал глухо, словно треснувший колокол. – Прорвутся в шаттл, а потом залезут тебе в голову. Лучше бы до этого не дошло, поверь мне, Васко.

– Сколько у нас останется времени, когда они догонят?

– Секунд десять, если повезет.

Вдруг Хоури так резко выгнулась, что ударилась об ограждающую поверхность, которую корабль соорудил вокруг нее. Глаза закрылись и открылись, зрачки закатились к потолку, белки стали огромными и страшными.

– Убей меня. Немедленно.

– Это ты, Ана?

– Нет, это Аура, – ответила Хоури. – Убей нас обеих. Быстрее.

– Нет, – ответил Васко.

Потом оглянулся на Валенсина, надеясь на объяснения.

Доктор только покачал головой.

– Я не смогу, – сказал он. – Как бы она ни просила. Я не способен отнять жизнь.

– Послушайте, – настойчиво заговорила Хоури, – то, что мне известно, – очень важно. Машины могут заполучить эти сведения. Они умеют читать наше сознание. Этого нельзя допустить. Убейте нас скорее.

– Нет, Аура. Я не смогу. Никогда, – ответил Васко.

Рядом с инкубатором зашевелились помощники Валенсина. Их суставчатые конечности изгибались, стуча о серые корпуса. Вот робот протянул манипулятор и попятился, пытаясь вытащить инкубатор из ниши.

Васко бросился вперед и вырвал инкубатор из манипулятора. Машина была легче, чем выглядела, но сильнее, чем он ожидал. Его отталкивали многочисленные конечности, металл едва не рассаживал кожу.

– Валенсин! – крикнул Васко. – Да помогите же!

– Ими управляю не я, – спокойно ответил Валенсин, словно происходящее его не касалось.

Малинин втянул живот, образовал пустое пространство между собой и машиной, уворачиваясь от острого хлещущего манипулятора. Но не избежал ранения. Треск разрываемой одежды, холод прикосновения металла к коже – падая навзничь, ударяясь о стену, он ухитрился попасть ногой в широкое основание серворобота. Тот шатнулся, гулко ударился о напарника. Мечущиеся манипуляторы сплелись, лезвия со звоном стукнулись друг о друга.

Васко ощупал грудь, взглянул на руки – кровь.

– Позовите Скорпиона! – крикнул он Валенсину.

Но Скорпион уже бежал к ним. В его руке гудело расплывчатое металлическое пятно, серебристая полоска. Сервороботы распутались, и один снова ухватился за инкубатор, попытался его вскрыть. Скорпион зарычал и вспорол броню машины. Лезвие прошло сквозь тускло-зеленый корпус как сквозь масло. Затрещали короткие замыкания, отчаянно заскрежетала сломанная механика. Нож с воем вырвался из руки Скорпиона и упал на пол, продолжая там гудеть и вибрировать.

Серворобот застыл, протянув к инкубатору обессилевшие манипуляторы.

Опустившись на колени, Скорпион выключил пьезонож и спрятал в чехол.

Ингибиторы за бортом шаттла были совсем близко – казалось, можно прикоснуться. Между роями проскакивали розовато-синие молнии.

– Кто-нибудь может объяснить, что тут происходит? – рявкнул Скорпион.

– Это Аура, – ответил Васко, вытирая окровавленные руки о штанину. – Заставляла сервороботов убить ее. – Он тяжело дышал, каждое слово вырывалось с хрипом. – Она не хочет попасть к волкам живой.

Хоури кашлянула. У нее были глаза загнанного зверя.

– Убей меня, Скорп. Иначе будет поздно. Ты должен это сделать.

– После всего, через что мы прошли? – спросил свинья.

– Ты должен лететь на Хелу, – сказала Хоури. – Найди там Куэйхи. И договорись с тенями. Они все знают.

– Черт! – выдохнул Скорпион.

Васко увидел, как свинья опять достает нож. Кривя от отвращения губы, Скорпион взглянул на молчащее пока лезвие. Что дальше – нож будет пущен в ход или выброшен, прежде чем обстоятельства вновь заставят Скорпиона расправиться с тем, кто ему дорог?

Преодолевая не только страх, но и растущую слабость, Васко взял свинью за рукав.

– Нет, – сказал он. – Не надо. Не убивайте их.

На лице Скорпиона отразилось чувство намного более сильное, чем ярость. Но Васко не отпускал. Скорпион не мог включить нож одной рукой – не позволяла анатомия.

– Малинин, отпусти.

– Послушайте, есть другой способ. Мы заплатили такую цену… и теперь не можем просто избавиться от девчонки, хочет она того или нет.

– Думаешь, я забыл, чего она нам стоила?

Васко отрицательно покачал головой. Он не знал, что еще сказать. Силы были на исходе. Он не думал, что ранен серьезно, но разрез был глубок, и вдобавок сказывалась усталость.

Скорпион попытался вырваться. Они стояли лицом к лицу. Васко не сомневался, что его противник сильнее. Но сам он был выше и подвижнее.

– Бросьте нож, Скорп.

– Я ведь убью тебя, Малинин.

– Подождите, – спокойно вмешался Валенсин, снимая очки и протирая их полой форменной куртки. – Оба подождите. Думаю, вам стоит посмотреть наружу.

Не оставляя попыток завладеть ножом, Васко последовал совету доктора. Скорпион, сопротивляясь, тоже обернулся.

Пока на борту шаттла шла борьба, события в окружающем космосе тоже не стояли на месте. Из причудливых образований на корпусе корабля, отражавших капитанские метаморфозы, появлялись орудия. «Ностальгия по бесконечности» открыла ответный огонь.

Васко отметил, что это не сочленительский «главный калибр», прятавшийся где-то в корабельных недрах, в тайном складе. Пока в ход было пущено штатное вооружение – все ультра обзаводились таким, чтобы внушать уважение торговым партнерам и отпугивать потенциальных конкурентов и пиратов. Об одном таком случае Малинин знал: с «Ностальгии» был сделан выстрел по Ресургему, чтобы руководство тамошней колонии поскорее выдало Дэна Силвеста.

Скорпион отпустил Васко и медленно вернул нож в чехол.

– Против волков толку не будет, – сказал он.

– Но можно выиграть время, – сказал Малинин.

Он тоже отпустил противника. Стоя лицом к лицу, они испепеляли друг друга взглядами. Васко знал, что переступил еще одну черту, из-за которой нет возврата.

Но будь что будет. Он ведь обещал Клавэйну защищать Ауру.

Из «Ностальгии по бесконечности» вырывались огненные полосы и хлестали вдоль и поперек по приближающейся стене волков. Бой проходил очень высоко над Араратом; там было слишком мало воздуха, чтобы выпускаемый боевой луч виднелся по всей его протяженности, – светящаяся линия обрывалась уже через несколько десятков метров. Васко подумал, что огромный корабль слишком долго пробыл в атмосфере и теперь оставшиеся в его ноздреватой обшивке воздух и вода вытекают в космос.

Он увидел, как черная гроздь волков увернулась от луча, – так кусочек намагниченного железа отклоняется от магнита. Луч метнулся следом, но кубы оказались проворнее, они перескакивали с места на место с головокружительной быстротой. Васко с ужасом признал правоту Скорпиона. У него на глазах разыгрывался акт отчаяния – сопротивление было бесполезно.

На основании нескольких кратких контактов с волками люди уже сделали вывод, что их обычное оружие против такого врага бесполезно. Оно может немного замедлить продвижение ингибиторов, но не более того.

Должно быть, Аура права. Лучше ей умереть, чем оказаться в плену у волков, которые выкачают из ее черепа все знания до последней капли. Аура говорила, что самое важное сейчас – добраться до Хелы. Быть может, никто не спасется и этот совет пропадет зря. Но если хоть один выживет, люди получат возможность действовать и волки не будут знать об их истинных намерениях.

Васко взглянул на чехол, в котором свинья держал свой нож.

Нет. Должен быть другой выход. Если ради тактического преимущества они начнут убивать детей, то можно считать, что ингибиторы уже выиграли войну.

– Смотрите, они отступают! – воскликнул доктор Валенсин. – Кто-то напал на волков, и они несут урон. По-моему, это не «Ностальгия».

В стене волков появились редкие неодинаковые дыры, словно в самодельной перечнице. В центре построения замигали яркие вспышки. Фрагменты стаи бестолково заметались, натыкаясь друг на друга и разлетаясь во все стороны. Щупальца кубов нелепо, беспомощно извивались. В сполохах метались уродливые дергающиеся тени. Внезапно в проделанные бреши влетели другие машины,

Васко узнал сглаженные, словно оплавленные, контуры мощных кораблей, очень похожих на его шаттл. Они двигались скорее как проекции, чем как реальные объекты, мгновенно останавливаясь и разгоняясь.

– Ремонтуар! – воскликнула Хоури.

Сквозь пробоины в строю волков Васко увидел вспышки другой большой битвы, той самой, что не прекращалась в радиусе нескольких световых секунд от Арарата. Там медленно распускались и увядали великолепные огненные цветы. Будто из ниоткуда появлялись темно-красные шары, заметные только на более ярком фоне, а через несколько секунд съеживались, таяли, возвращаясь в небытие.

Потом Васко потерял сознание. Когда он очнулся, над ним хлопотал Валенсин.

– Рана неглубокая и чистая, но ее нужно обработать, – сказал доктор.

– Ничего серьезного?

– Вряд ли Аура хотела тебя убить.

Васко почувствовал, как напряжение оставляет его. Потом он понял, что после схватки за нож Скорпион почти ничего не сказал.

– Скорп, – заговорил Васко, – мы не могли просто взять и убить ее.

– Теперь легко говорить. Не забудь, она сама нас об этом просила.

Валенсин промокнул рану чем-то едким. Малинин резко втянул воздух.

– О чем она говорила? О каких-то тенях, да? И как это следует понимать?

На лице Скорпиона не отражались его мысли. Пусть свинья и кажется спокойным, вряд ли он забыл, как Васко пытался отобрать у него нож.

– Не знаю, – ответил Скорпион. – Могу сказать только одно: все это мне совершенно не нравится.

– Важнее всего Хела, – сказала Хоури.

Вздохнув, она помассировала черные круги усталости под глазами. Васко хотелось верить, что это говорит Ана, а не Аура.

– А тени? Она сказала, что нам нужно договориться с тенями.

– Разберемся. Потом, на месте.

По громкой связи из кабины обратился пилот:

– «Ностальгия по бесконечности» вышла на связь. Нас приглашают на борт.

– Кто вызывает? – спросил Скорпион.

– Антуанетта Бакс, – ответил пилот после секундной заминки. – А также вам передает наилучшие пожелания капитан Джон Бренниген.

– Вопросов нет, – кивнул Скорпион.

Васко почувствовал, как шаттл развернулся, взяв курс на большой корабль. Рядом летели другие малые корабли людей, и было видно, как им трудно не обгонять беженцев с Арарата.