P Эридана 40, год 2675-й
Сражение бушевало в непосредственной близости от планеты жонглеров образами. В самой гуще битвы и в геометрическом центре своего огромного корабля «Свет Зодиака» Ремонтуар сидел в дзенской позе совершенного покоя. Его лицо отражало лишь слабый интерес к ходу событий. Глаза были закрыты, кисти рук неподвижно лежали на коленях, на лице скука и отстраненность, как у посетителя, задремавшего в приемной.
Но Ремонтуар не скучал, и его не тянуло в сон. Такое состояние, как скука, было почти забыто наряду с ненавистью и яростью, равно как и детская жажда материнского молока. Покинув пятьсот лет назад Марс, он пережил многое и познал разные состояния, включая и те, для которых в языке базово-линейных людей вряд ли найдется название. Однако среди них никогда не бывало скуки. Нет ему места и теперь, считал Ремонтуар, когда возле кораблей кружат волки. Сон тоже не входил в его ближайшие планы.
Время от времени вздрагивали его веки или покачивалась голова, и это едва заметное движение выдавало напряженную работу мозга. В нем непрерывно неслись тактические данные, охлаждение морально устаревшей архитектуры сочленительского мозга работало с перегрузкой. Скади посмеялась бы, узнав, чего ему стоило мыслить с интенсивностью, которая по ее меркам была едва ли не нулевой. Эта женщина умела не только думать с поразительной скоростью, но и делить сознание на полдюжины параллельных потоков, каждый из которых занимался обработкой индивидуальной задачи. При этом она жила обычной жизнью и занималась физическим трудом, тогда как Ремонтуару требовалась медитативная неподвижность, чтобы избавить от дополнительных нагрузок и без того перенапряженные тело и разум. Ремонтуар и Скади были существами разных эпох.
Хотя обычно Скади занимала не последнее место в его мыслях, сейчас он совсем не думал о ней. Решил, что, скорее всего, она умерла. Даже успел уверовать в эту догадку к тому моменту, когда разрешил Хоури спуститься на планету жонглеров. От полета Аны Ремонтуар не ожидал слишком многого. Если Скади мертва, погибла и Аура.
Кое-что изменилось: гигантский мрачный планетарий войны, посреди которого плыл «Свет Зодиака», теперь щелкал и гудел по-другому. Противостоящие силы – базово-линейные люди, сочленители Скади и ингибиторы – кружили вокруг планеты четкими построениями, словно достигнув наконец максимально устойчивых, математически оптимальных конфигураций. Другие сочленители предпочитали держаться в стороне от драки. Не рискуя связываться с ингибиторами, они уже которую неделю силились одержать верх над возглавляемым Ремонтуаром хлипким союзом людей, свиней и беженцев с Ресургема. Эти сочленители похитили Ауру и получили от нее большой объем секретной информации, позволившей Ремонтуару одолеть ингибиторов у Дельты Павлина. Позже Ремонтуар передал похитителям новую порцию информации в обмен на Хоури. Но вскоре исчезла Скади, и вместе с предводителем сочленители потеряли цель и смысл, что вряд ли могло бы случиться с какой-нибудь аналогичной группировкой из поколения Ремонтуара.
Скади была слишком сильна, слишком ловка в манипулировании и управлении. В ходе войны с демархистами (которая теперь казалась Ремонтуару невинной детской забавой) жесткая демократическая структура сочленителей постепенно разделилась, образовав иерархию органов безопасности: Узкого совета, Внутреннего святилища и полумифического Ночного совета. Скади была логичным конечным продуктом этой дифференциации: обладающая громадным запасом знаний и превосходными навыками, чрезвычайно деятельная и эффективная. Под давлением войны с демархистами народ Ремонтуара, едва ли сам того желая, сотворил себе тиранов.
Скади была великолепным тираном. Она хотела одного – прогресса для своего народа, даже если это означало уничтожение всего остального человечества. Ее целеустремленность, неутолимое желание расширить границы плоти и разума вдохновляли даже Ремонтуара. В свое время он колебался между ней и Клавэйном, выбирая, на чьей стороне сражаться. И нисколько не удивительно, что сочленители в группировке Скади забыли, что значит думать самостоятельно. Надо отдать ей должное: нужда в этом никогда не возникала.
И вот теперь Скади пропала, и ее армия безупречных марионеток не знает, что делать дальше.
За последние десять часов войска Ремонтуара перехватили от отрядов Скади двадцать восемь тысяч независимых приглашений начать переговоры. Эти послания проникали через короткоживущие окна в коммуникативной сфере, которая включала в себя весь театр военных действий. После всех предательств, после распада непрочных союзов, после губительной вражды сочленители Скади по-прежнему были уверены, что с Ремонтуаром можно иметь дело.
Конечно, за этим стояло и кое-что другое: охватившее вдруг противника беспокойство, причину которого еще предстояло узнать. Возможно, это был гамбит, разыгрываемый с целью привлечь внимание Ремонтуара и склонить его к переговорам.
Он решил, что заставит сочленителей подождать, хотя бы до поступления новых данных с планеты.
Но теперь ситуация изменилась. Только что он уловил перемену в диспозиции противоборствующих сил, и за прошедшее с того момента время – одну пятнадцатую секунды – не случилось ничего, что доказало бы ошибку его восприятия.
Враг пришел в движение. Стая (ингибиторы двигались стаями, роями, мерцающими облаками и никогда – организованным строем) ушла со своей позиции. Из волков, находившихся вокруг p Эридана 40 (если оценивать по массе, а не по объему, а вообще очень трудно было определить, сколько машин-убийц гналось за людьми от Дельты Павлина), от девяноста пяти до девяноста девяти процентов остались на прежних позициях. Но по данным приборов, которым не всегда можно было доверять, небольшой отряд – от одного до пяти процентов всего войска – взял курс на планету.
Волки плавно набирали ускорение, оставляя кильватерный след искаженного пространства. Казалось, ингибиторы вовсе не используют ньютоновскую физику инерционного движения. Последние модификации сочленительских двигателей создавали похожий эффект: выброшенные частицы подвергались быстрому распаду до необнаружимого квантового состояния. Однако было ясно, что волки используют другой принцип. Даже при ближайшем наблюдении не отмечалось никакого намека на выброс. Самым логичным предположением – так и оставшимся гипотезой – было следующее: движение ингибиторов основано на разновидности эффекта Казимира, когда несбалансированное давление вакуума между парой пластин заставляет их перемещаться в пространстве-времени. Тот факт, что машины могли развивать скорость в триллионы раз больше теоретически допустимой, смущал, пожалуй, меньше, чем отсутствие какой бы то ни было теории.
Ремонтуар запустил симуляцию, чтобы рассчитать траекторию полета ингибиторов. Стая может разделиться на мелкие группы или соединиться с другим отрядом, но если движение будет продолжаться по прежнему маршруту, значит волки намерены войти в атмосферу.
Ремонтуар встревожился. До сих пор пришельцы никогда не подходили так близко к планете. Казалось, что в базовой программе этих машин содержится строгий наказ избегать ненужных контактов с мирами жонглеров образами. Но люди затеяли биться за планету-океан. Насколько строга программа ингибиторов? Быть может, тот факт, что корвет Скади упал в здешнюю гидросферу, является приемлемым оправданием для атаки? Быть может, волки уже вошли незамеченными в биосферу планеты? В этом случае миры жонглеров больше нельзя считать безопасными.
C точки зрения Ремонтуара, стая волков провела в пути уже около секунды. Если волки удержат имеющиеся на данный момент ускорение и курс, они достигнут планеты минут через сорок. Для состояния, в котором сейчас находился Ремонтуар, это целая вечность.
Но он был слишком мудр, чтобы верить в это.
Корабль в форме трезубца покинул стояночную нишу в боку «Света Зодиака». Почти мгновенно Ремонтуар ощутил, как включился главный двигатель: тяжесть свирепо ударила в спину, словно пилот упал на бетон. Корпус корабля протестующе скрипел – ускорение возрастало, проходя через пять, шесть, семь g. Единственный вынесенный на кронштейне маршевый двигатель представлял собой миниатюрную копию сочленительского; каждая деталь была уменьшена до крайности и уложена в сложный и деликатный механизм, из которого сейчас выжималась запредельная мощность. Это нервировало бы Ремонтуара, если бы он не держал свои чувства под железным контролем.
На борту построенного совсем недавно корабля он был единственным живым существом. Вовсе не без колебаний Ремонтуар забирался в крошечную, похожую на глазницу полость в игольно-узком и черном как смоль корпусе. Корабль не имел иллюминаторов, лишь несколько выступов с минимумом необходимых датчиков, но имплантаты позволяли Ремонтуару почти не замечать его, как будто он был стеклянной оболочкой пилотского тела. А за этой оболочкой находилась еще менее ощутимая сфера действия датчиков; активные и пассивные контакты фиксировались мозгом Ремонтуара, создавая для него проприоцептивный образ собственного тела.
Ускорение остановилось на восьми g. Корабль не имел средств защиты от такой сильной перегрузки, хотя сочленители научились управлять инерцией еще полвека назад. В данном случае от этого знания не было проку, поскольку на борту корабля присутствовала новинка – гипометрическое оружие, совершенно нетерпимое к изменениям локальной метрики. Даже в обычном, стабильном пространстве-времени применять гипометрическое оружие было крайне трудно. И оно становилось непредсказуемым и опасным, когда на него воздействовала технология управления инерцией. Ремонтуар мог набрать еще большее ускорение, но за пределами восьми g существовала опасность разлаживания деликатного механизма гипометрической пушки.
Со стороны она не казалась чем-то особенным: сигарообразный корпус на таком же кронштейне, что и двигатель; ни ствола, ни иных функциональных выступов. Единственная внешняя конструктивная особенность заключалась в том, что орудие было установлено на максимальном удалении от оператора. Однако легендарная мощь этого устройства была столь грозной, что Ремонтуар, пожалуй, был рад иметь между собой и пушкой нестабильный сочленительский миниатюрный двигатель.
Он проверил курс ингибиторов, не испытав ни воодушевления, ни разочарования по поводу того, что волки оказались в предполагаемой точке. Однако кое-что изменилось: отлет одноместного корабля от «Света Зодиака» не остался незамеченным. Кто-то из союзников Скади устремился к нему по траектории перехвата, с ускорением выше допустимого. Этот сочленительский корабль достигнет цели в течение пятнадцати минут. А еще через пять или шесть минут ее догонит вторая стая волков.
Ремонтуар позволил себе на секунду обеспокоиться – только для того, чтобы подкачать в кровеносную систему адреналина. Затем он блокировал свою тревогу, как захлопывают дверь в комнату, где гремит вечеринка.
Он понимал, что разумнее было бы остаться на борту «Света Зодиака» – там от его проницательности и управленческих навыков больше проку. С пилотированием этого корабля справилась бы его бета-копия или доброволец. Их нашелся бы добрый десяток, с сочленительскими имплантатами не хуже, а то и лучше его собственных. Но он настоял на том, что полетит сам. И не потому, что имел больше опыта в применении гипометрического оружия, чем другие. Причина крылась в чувстве долга: он обязан это сделать, и все тут!
Ремонтуар допустил ошибку, позволив Ане Хоури отправиться на планету в одиночку. С тактической точки зрения это было верное решение: нет смысла расходовать и без того истощившиеся человеческие ресурсы, тем более что Аура, по всей вероятности, уже мертва. Да если и жива, разве не отдала она без остатка все, чем располагала? В любом случае преодолеть сплошную блокаду и достичь поверхности планеты могла только одноместная капсула.
Но Клавэйн наверняка поступил бы иначе. В девяти случаях из десяти он принимал решение, во всем полагаясь на свое чутье солдата. А иначе старик не прожил бы пятьсот лет. Но в одном случае из десяти он полностью отбрасывал правила и совершал поступок, объяснимый только с точки зрения человеческой морали.
По мнению Ремонтуара, сейчас обстоятельства сложились именно так. Пусть Аура и Скади, скорее всего, погибли: Клавэйн отправился бы на планету вместе с Хоури, не думая о том, что попытка спасения почти наверняка закончится смертью их обоих.
На протяжении многих лет Ремонтуар раз за разом анализировал обстоятельства жизни Клавэйна, самые сложные ее моменты; вспоминал, что́ такие вот иррациональные поступки приносили его старому другу: выгоды или потери. Как всегда, Ремонтуар не пришел к определенному выводу. Ничего, подумал он, настала пора жить по правилам Клавэйна, забыв на время о жестких рамках тактического анализа.
В его мозгу сработал таймер: пятнадцать минут истекли.
Думать о приближающемся сочленительском корабле до его прибытия не имело смысла. Быстро просчитав варианты, Ремонтуар решил, что ничего не добьется, если отклонится от курса.
Чужой корабль пронизывал концентрические волны его радаров, словно рыба, осторожно продвигающаяся против сильных океанических течений. Зыбкий образ, созданный по поступающим от приборов данным, постепенно обретал четкость и вещественность.
Это был корвет того же класса «Мурена», что у Скади, с черным, поглощающим свет корпусом, как у корабля Ремонтуара. Однако формой он больше напоминал жутко зазубренный рыболовный крючок, а не изящный трезубец. Даже в такой близи спектральный шепот двигателей-невидимок был едва различим. Среднее тепловое излучение составляло всего лишь 2,7 градуса Кельвина – практически абсолютный нуль. При ближайшем рассмотрении корабль представлялся лоскутным одеялом из пятен тепла и холода. Ремонтуар отметил расположение криоарифметических двигателей: одни работали менее эффективно, чем соседние, другие – в опасно холодном режиме, на грани разрыва алгоритмического цикла. Время от времени голубые искры мерцали на участке, сбросившем температуру ниже одного градуса Кельвина, но потом алгоритм разогревал его до общего уровня.
Корабль был холоден почти как окружающая среда, и его легко маскировало реликтовое излучение Вселенной, пережившее пятнадцать миллиардов лет. Но фоновая радиационная карта не была однородной: космическая инфляция увеличивала крохотные изъяны разбегающейся Вселенной – в зависимости от направления взгляда наблюдателя. Это были небольшие отклонения от полной анизотропии, морщинки на лике творения. Пока люди не научатся имитировать эти флуктуации, заставляя обшивку повторять пульс Вселенной, их корабли останутся для зоркого глаза белыми пятнами на фоновом спектре. В ряде случаев лишь это несоответствие колебаниям космоса давало единственную возможность обнаруживать вражеские корабли.
Сочленительский корабль охлаждал свой корпус только для того, чтобы укрыться от находящихся поблизости ингибиторов. Он не прятался от Ремонтуара. Совсем напротив – даже пытался контактировать с ним.
У сочленителей была черта, восхищавшая даже их ненавистников: они никогда не сдавались. Двадцать восемь тысяч оставшихся без ответа призывов к переговорам не помешали этому кораблю отправить двадцать восемь тысяч первый призыв.
Ремонтуар позволил несущему лазерному лучу, скользнувшему по корпусу его судна, нащупать одно из сенсорных пятен.
Через многоуровневую блокировку он пропустил сигнал к себе в разум, подверг его предварительному анализу и спустя несколько секунд решил, что можно без опаски раскрыть пакет данных и переместить их в более чувствительные зоны сознания. Сообщение было на естественном языке, такой формат не соответствовал сложным протоколам. Тонкий оскорбительный намек, подумал Ремонтуар. Для союзников Скади общение на обычном языке все равно что детский лепет.
«Это ты, Ремонтуар? Почему не отвечаешь нам?»
Он сформулировал мысленный ответ в том же формате:
«С чего вы взяли, что я Ремонтуар?»
«Ты всегда был склонен к отчаянным жестам, хотя и не признавал этого. А нынешняя выходка просто взята из книги о рискованных поступках Клавэйна».
«Кто-то должен был это сделать».
«Смелый поступок, но бессмысленно беспокоиться о населении планеты. Мы уже ничем не поможем этим людям. Их жизнь или смерть не повлияет на исход войны».
«Поэтому проще всего бросить их на произвол судьбы? Конечно, Скади так и сделала бы».
«Если бы это что-то меняло, Скади постаралась бы их выручить. А твоя выходка только все испортит. Зачем нести на планету войну? Не усугубляй наше положение, лучше давай объединим силы в космосе».
«Еще одна просьба о союзничестве? Скади небось в гробу переворачивается».
«Она была прагматиком, Ремонтуар, таким же как ты. Скади говорила, что пора объединить наши силы и знания и нанести необратимый урон противнику».
«То есть вы уже получили все, что могут дать воровство и предательство? А когда припекло, вас потянуло на переговоры. Вы понимаете, что я не смогу доверять вам по-прежнему?»
«Мы с сожалением признаем допущенную тактическую ошибку. Но сейчас, как ты успел заметить, Скади, по всей вероятности, мертва…»
«Цыплята мечутся по курятнику в поисках новой наседки».
«Ты вправе выбирать аналогии, Ремонтуар. Мы просто протягиваем тебе руку для дружеского пожатия. Ситуация гораздо сложнее, чем нам казалось. Ты и сам видишь странные расхождения в данных. Порознь эти признаки мелки и неинформативны, но вместе они подводят к четкому выводу. Ремонтуар, мы имеем дело не только с волками. Здесь есть кто-то еще».
«Я не вижу ничего, чему нельзя найти объяснение».
«Просто ты невнимательно смотришь. Проанализируй наши данные, если не веришь на слово. Возможно, тогда картина для тебя прояснится».
В мозг Ремонтуара поступил пакет данных. Чутье требовало удалить посылку, не распаковывая. Но сочленитель решил до поры до времени оставить ее в памяти.
«Вы предлагаете союз?»
«Врозь нам их не одолеть. Если объединимся, у нас появится шанс».
«Может, и так. Но ведь вы не только этого хотите».
«Конечно, Ремонтуар, мы хотим не только этого».
Он улыбнулся: сочленители остались без вожака, и теперь их толкает к Ремонтуару инстинктивное желание заполнить пустоту. Но еще больше они хотят получить гипометрическое оружие, технологию, которую им не удалось ни выкрасть, ни скопировать, ни воспроизвести обратным инжинирингом, даже несмотря на то, что Скади похитила Ауру. Им нужен всего один прототип, даже необязательно целый и невредимый, поскольку сочленители способны вернуть ему работоспособность.
«Спасибо за предложение, но сейчас я занят. Почему бы нам не вернуться к этому разговору позже? Скажем, через несколько месяцев?»
«Ремонтуар, не нарывайся».
Он дал максимальное ускорение и резко свернул в сторону, одновременно картируя те зоны мозга, чья деятельность ослабевала или замирала, по мере того как затруднялось движение крови в голове. Через мгновение чужой корвет повторил его маневр с идеальной точностью, словно насмехаясь.
«Нам нужно это оружие, Ремонтуар».
«Как я и догадывался. Почему вы не сказали сразу?»
«Мы хотели дать тебе возможность взглянуть на ситуацию нашими глазами».
«Похоже, я должен быть вам благодарен за это».
Его корабль вздрогнул. В голове вспыхнули сигналы о повреждениях, яркие геометрические фигуры, как в калейдоскопе. Корвет стрелял бронебойной картечью, нацеленной на важные узлы корабля. Удар был мастерским – сочленители хотели не разбить кораблик вдребезги, а только лишить подвижности, уложить в дрейф, чтобы потом без труда разграбить. Собирались ли они оставить Ремонтуара в живых? Вряд ли.
«Извините, но в мои планы это не входит».
Корабль снова вздрогнул, и новые важные функции засбоили или вовсе отказали. Он боролся за выживание, включал дублирующие системы, старался продолжить полет, но его восстановительные возможности были ограниченны. Ремонтуар подумал об отступлении, но ему хотелось сохранить свое положение относительно ингибиторов. Не было другого выхода, как воспользоваться гипометрическим оружием, даже не прошедшим необходимую тщательную калибровку.
Он отдал мысленный приказ, и пушка начала копить активационный заряд энергии, компенсируя смещение вектора движения корабля передачей углового момента в собственное сияющее нутро. Внешне она не претерпевала никаких изменений. Ремонтуару стало интересно, какого типа датчики стоят на преследующем корвете, способны ли они уловить и распознать идущие в орудии процессы.
Пушка была маленькая, с ограниченной точностью и радиусом стрельбы (эти общепринятые термины были лишь условно применимы к гипометрическому оружию). Но готовность к выстрелу достигалась очень быстро. Ремонтуар подрегулировал прицельную шкалу, нашел в сложной топографии орудийных параметров точку, которая соотносилась с определенной точкой в трехмерных координатах окружающего пространства.
Потом он восстановил связь с корветом:
«Отойдите назад».
«Ремонтуар, одумайся. Не заставляй нас применять силу».
Орудие произвело выстрел.
На микроволновой карте холодных участков корвета внезапно появилась выемка идеальной полусферической формы. Криогенные температурные градиенты со всех сторон потекли в эту рану, закружились, как вода над стоком раковины, стремясь поскорее восстановить равновесие. Пару узлов охлаждения заклинило в режиме нестабильной осцилляции.
Новый выстрел. Ремонтуар проделал вторую полость в теле корвета, на этот раз глубже.
Противник открыл ответный огонь. Ремонтуар неохотно защищался ракетами «корабль-корабль»; основную часть боекомплекта он хотел сберечь для ингибиторов.
Его орудие снова изготовилось к бою. Он сосредоточился, заставил себя проверить и перепроверить расчеты. Ошибка могла стать фатальной для обеих противоборствующих сторон.
Результат его третьего выстрела был невидим. Если Ремонтуар правильно проделал вычисления, то на сей раз сферическая пустота образовалась внутри корабля, не задев корпуса. Не хотел он повредить и важные узлы системы жизнеобеспечения. Ну и в качестве эффектного жеста постарался расположить третью дыру так, чтобы она оказалась на одной линии с двумя предыдущими, с погрешностью до микрона.
Ремонтуар выждал несколько секунд, чтобы сочленители оценили точность и красоту его атаки, – и снова связался с ними:
«Следующий выстрел будет по системам жизнеобеспечения».
Корвет медлил с ответом. Уходили секунды, союзники и ученики Скади анализировали тысячи и тысячи вариантов развития событий, выстраивали из них, как дети из кубиков, шаткие башни действий и противодействий. Скорее всего, они были убеждены, что Ремонтуар не намерен их уничтожить. Кроме того, даже самые точные выводы и далекоидущие прогнозы не позволили предположить, что ему доступна стрельба с такой потрясающей точностью. И даже придя к выводу, что противник намерен их уничтожить, они, скорее всего, решат, что удар придется по двигательной установке и корвет мгновенно исчезнет в ослепительной вспышке.
Вместо этого он послал предупреждение. Ремонтуар не считал, что сейчас походящее время заводить новых врагов.
На этом переговоры закончились. Он с интересом наблюдал, как криоарифметические двигатели размывают температурные градиенты вокруг пробоин, старательно маскируют повреждения. После этого корвет повернул в сторону, развил максимальную тягу и скрылся.
Ремонтуар позволил себе маленькую слабость – краткий миг заслуженного торжества. Он с честью вышел из переделки. Его корабль получил повреждения, но не утратил маневренности и боеспособности. Беспокоиться стоило только из-за приближающейся стаи ингибиторов. Машины должны были прибыть через три минуты.
Две тысячи километров, потом тысяча, потом пятьсот. Все ближе. Датчики его корабля выбивались из сил, пытаясь исследовать стаю ингибиторов как единое целое, давая противоречивые оценки расстояния до объекта, а также его размеры и форму. Но в лучшем случае приборам удавалось сосредоточить свои тщетные старания на самых крупных группах и, основываясь на их характеристиках, скорректировать маскировку корпуса на космическом фоне.
Ремонтуар поправил вектор тяги, потеряв при этом в ускорении, но зато отвернув выброс от непрерывно перемещающихся скоплений неприятельских машин. Обнаружить работу двигателей при помощи известных ему средств было невозможно. Он надеялся, что чувствительность неприятельских датчиков не выходит за обычные рамки, но слишком уж полагаться на это допущение не стоило.
Рой ингибиторов перестроился, неотвратимо приближаясь к нему. Дистанция была еще слишком велика и машины слишком рассеяны в пространстве, чтобы рассчитывать на эффективное применение гипометрического оружия. Ремонтуар решил приберечь его в качестве последнего козыря. Нельзя было исключать, что ингибиторы, несколько раз испытав на себе действие этого новшества, смогут разработать средство защиты. Так уже случалось с другими типами вооружений: раз за разом ингибиторы находили средства защиты от человеческих технологий, в том числе от тех, что предоставила Аура.
Возможно, машины ничего и не изобретали, а просто извлекали все необходимое из битком набитой древней расовой памяти. Такая гипотеза беспокоила Ремонтуара куда больше, чем умение ингибиторов адаптироваться и вооружаться посредством мышления. Если имеешь дело с враждебным разумом, всегда есть надежда превзойти его интеллектуально; существует также шанс, что излишняя самоуверенность или, напротив, чрезмерные сомнения в себе сослужат противнику плохую службу. Но что, если деятельностью ингибиторов руководит не рассудок, а некий древний инстинкт, заархивированная программа противодействия, безынициативный бюрократический аппарат тотального уничтожения?
Галактика очень стара, каких только умников она не повидала на своем веку! Весьма вероятно, что ингибиторы накопили и проанализировали сведения о созданных разумными расами технологиях. И если волки до сих пор не применили эффективные системы защиты и нападения, то лишь потому, что разархивирование – медленный процесс, а сам архив распределен между большими и малыми группами ингибиторов. Но это лишь означает, что в отдаленной перспективе люди ничего не смогут противопоставить машинам. У человечества нет средств для полной победы, а выигранные бои местного значения его не спасут. Если прогнозировать в галактических масштабах, смотреть за пределы горстки солнечных систем, то человечество обречено.
Впрочем, Аура через свою мать сообщила, что еще не все потеряно. Она дала надежду если не разгромить ингибиторов, то, по крайней мере, выиграть время.
Из разрозненных, спутанных сообщений Ауры удалось понять только жалкие клочки. Лишь изредка сквозь шум помех пробивались краткие осмысленные сигналы, гроздья четких слов.
Хела. Куэйхи. Тени.
Детали большой мозаичной картины, изобразить которую целиком Аура не могла по причине младенческого возраста. Ремонтуару оставалось только экстраполировать, опираясь на эти фрагменты и на сведения, полученные до того, как Скади похитила Ауру и, возможно, погибла вместе с ней. Эти обрывки определенно что-то значили, какими бы бессмысленными ни казались. Между двумя словами соблазнительно проглядывала связь: имена Хела и Куэйхи бередили в памяти Ремонтуара какие-то ассоциации. Но ему ничего не было известно о тенях.
Что же это за тени, почему Аура сочла необходимым сказать о них?
Стая ингибиторов находилась уже совсем близко. Машины перестраивались, образуя вокруг его корабля два рога, черные клещи с просверками фиолетовых молний. Уже угадывались признаки кубической сингонии, обрезные кромки, ступенчатые кривые.
Ремонтуар проверил боевые системы корабля, учел ущерб, полученный в перестрелке с сочленителями. Применять гипометрическую пушку он пока не хотел, да и сомневался, что успеет изготовиться для второго выстрела, прежде чем до него доберутся недобитые ингибиторы.
Впереди заметно увеличилась планета жонглеров образами и паразитов-людей. Некоторое время он не следил за первой стаей машин, но те по-прежнему находились прямо по курсу, уже заныривали в хрупкую биосферу. Половина мира перед ним была погружена во тьму, другая казалась бусиной из мраморной бирюзы, с крапинами белых облаков и воронками ураганов.
Ремонтуар решился: он выпустит мины-пузыри.
Через долю секунды в корпусе корабля-трезубца открылись люки. Еще через миг из люков в разные стороны вылетело полдюжины желтых снарядов величиной с дыню. Тотчас отверстия исчезли, корпус вновь стал непроницаемым.
Наступила тишина.
Прошла целая секунда, и мины взорвались в четкой хореографической последовательности. При этом не было ослепительных белых вспышек, поскольку устройства не имели ни инициирующего заряда, ни боевой части с антиматерией. В сущности, их и минами-то называли с большой натяжкой. Там, где срабатывала такая штуковина, образовывался двадцатикилометровый пузырь, как будто мгновенно надувался аэростат заграждения. Поверхность такой сферы была покрыта морщинами, как на усохшем плоде, и окрашена в густой пурпур, а еще она имела неприятную склонность спорадически менять радиус и гамму оттенков. Если мины в момент подрыва находились менее чем в двадцати километрах друг от друга, сферы пересекались, создавая космы фиолетовых и пастельно-синих эманаций.
Заключенный внутри мины-пузыря заряд был исключительно сложным, практически необъяснимым, как и устройство гипометрического оружия. Эти технологии были в чем-то схожи, и сходство позволяло предположить, что они созданы одной расой инопланетян или по крайней мере в один период галактической истории. По мнению Ремонтуара, мины-пузыри представляли ранний этап разработки затворниками технологии изменения метрики космоса. Как известно, затворники научились умещать целые звездные системы в малые объемы преобразованного пространства-времени, наделенные к тому же сверхъестественными оборонительными свойствами. При взрыве же мины-пузыря образовывалась нестабильная оболочка диаметром всего двадцать километров. Через несколько секунд пузырь сдувался, таял в нормальном пространстве-времени, исчезал из бытия, разбросав во все стороны экзотические кванты. Там, где только что находилась сфера, в параметрах континуума оставались крошечные следы стрессового воздействия.
При помощи технологии, полученной от Ауры, невозможно было создать сферу большего диаметра или хотя бы существующую на секунду дольше.
Выпущенные Ремонтуаром пузыри уже схлопывались, пропадали в случайной последовательности.
Он оценил нанесенный противнику урон. Там, где возникли сферы, угодившие в них ингибиторы прекратили существовать. В строю кубических машин появились круглые, математически правильные полости. Там мелькали кривые молнии, их бешеная пляска говорила о боли и ярости, охвативших неприятельскую армию.
«Кто сказал, что нельзя бить лежачего?» – подумал Ремонтуар и мысленно приказал кораблю выпустить оставшиеся мины веером в сторону окружающих его машин.
Однако на этот раз ничего не случилось. На его разум обрушился град сообщений об ошибке: механизм выброса мин, поврежденный в ходе недавнего обстрела, не сработал. Ремонтуару еще повезло, что корабль сумел отправить часть мин.
Ремонтуар впервые позволил себе пережить несколько мгновений ужаса – настоящего, замораживающего в жилах кровь. Запас средств защиты существенно сократился. У корабля не было брони: хоть Аура и предоставила сведения об этой инопланетной технологии, как и о технологии подавления инерции, вблизи укрепленного корпуса гипометрическое оружие работало нестабильно. Броня досталась от личинок; гм-оружие и мины-пузыри – от другой культуры. Увы, совместимость оставляла желать лучшего. Ремонтуар поступился штатными средствами защиты, чтобы вооружиться гипометрической пушкой, но пустить ее в дело до сих пор не решился.
Корабль вздрогнул, выпустив обычные торпеды. Ядерные взрывы испятнали небо. Через имплантаты Ремонтуара пронесся электромагнитный вихрь, разум и поле зрения наполнились мерцающими абстрактными образами.
Но ингибиторы упорно гнались за ним. Он выпустил две ракеты класса «Жало», и они унеслись с ускорением в двести g по траекториям перехвата. Безрезультатно: им не удалось даже толком взорваться. Лучевого оружия у Ремонтуара не было, средства противодействия закончились.
Он сохранял полное спокойствие. Если верить опыту, гипометрическая пушка его не спасет, зато даст ингибиторам шанс узнать принцип своего действия. Он также знал, что волкам еще не удалось захватить ни одной исправной гм-пушки, и нельзя допустить, чтобы это случилось.
Ремонтуар подготовил команду на самоликвидацию, проверил цепь из термоядерных мин, ждущих своего часа в отсеках для инопланетного оружия. Отличный получится взрыв, почти такой же яркий, как та вспышка, что последует за ним, – уничтожающая сочленительский двигатель. Хотя вряд ли этот фейерверк вызовет восторг у зрителей.
Он настроил сознание так, чтобы не испытывать ни страха, ни сожаления по поводу своей гибели. Осталась только слабая досада оттого, что он не сможет узнать о дальнейшем развитии событий. Мысли же о скорой гибели доставляли не больше неудобств, чем нарастающий зуд в носу – скорей бы уж прочихаться. Что ж, подумал он, судьба сочленителя дает кое-какие преимущества.
Он уже был готов отдать команду, как вдруг ситуация изменилась. Недобитые волки рванули прочь, понеслись с возрастающей скоростью. Датчики корабля Ремонтуара уловили движение больших масс и выстрелы позади стаи машин. Это взорвались пузыри, но оставленные ими сигнатуры в метрике космоса отличались от следов его торпед. Затем в ход пошли боеголовки с антиматерией и обычные термоядерные, пронеслись ракеты, чертя пространство струями выбросов, и наконец полыхнул мощнейший взрыв, – должно быть, сработал пробойник планетарной коры.
В обычных условиях эта атака вряд ли могла увенчаться успехом, но Ремонтуар ослабил ингибиторов своими торпедами. Детектор массы определил присутствие одного малого корабля, по всем параметрам соответствующего корвету класса «Мурена».
Ремонтуар догадался, что это тот самый корабль, который он пощадил. Сочленители вернулись, а может быть, следовали за ним на расстоянии. Теперь они делали все возможное, чтобы отвлечь от Ремонтуара ингибиторов. Он нисколько не сомневался, что атака корвета – чистое самоубийство: у этих сочленителей нет шансов добраться живыми до своих. Но они решили помочь Ремонтуару, хоть он и отказался передать гипометрическое оружие, и даже вступил с ними в бой. Типично сочленительская логика, отметил он. Стремительная подстройка под обстоятельства, смена тактики в последнюю минуту. Любые меры оправданны, если они несут выгоду Материнскому Гнезду. Сомнение, сожаление, стыд – все это чуждые для сочленителей понятия.
Они пытались торговаться с Ремонтуаром, а когда тот не пошел на уступки, решили применить силу – и получили показательную порку. Ремонтуар мог легко уничтожить их, но пощадил. И что же, теперь его пытаются отблагодарить? Скорее всего, дело тут не в благородстве, подумал он. Самоотверженный приход на помощь предназначен для тех, кто следит за боем, для союзников Ремонтуара и других сочленительских фракций: пусть видят, как герои принесли себя в жертву, пусть убедятся в чистоте их помыслов. Двадцать восемь тысяч попыток начать переговоры не дали плодов, но этот красивый жест, возможно, сдвинет дело с мертвой точки.
Впрочем, сейчас Ремонтуару было не до раздумий на эту тему. Имелись дела поважнее.
Его корабль вырвался из объема пространства, где ингибиторы сцепились с сочленителями Скади. За кормой бушевали чудовищные силы, сокрушая физику космоса, норовя ее снести до самых основ. Небо залилось сиянием невероятной интенсивности; Ремонтуар готов был поклясться, что черный корпус корабля не стал препятствием для этого света.
Он сосредоточил внимание на новой стае ингибиторов, которая уже почти достигла планеты. При максимальном увеличении увидел, как черная масса снизилась в нескольких часах от теневой границы планеты и зависла над поверхностью. Волки что-то затевали.