Скорпион обходил корабль. Это отвлекало его от мыслей о судьбе Йеллоустона. Он то и дело ловил себя на том, что надеется – все окажется дурным сном, одним из тех навязчивых кошмаров, которые приходят в период медленного восстановления после холодного сна. В любой миг этот иллюзорный слой может смениться реальностью, и тебя наконец вынут из криокапсулы. Новости будут плохие: волки мчатся к Йеллоустону, но пока не добрались туда. Ты успеешь что-то сделать – как минимум отправишь предупреждение планете. Если у системы будет хотя бы месяц, можно спасти много миллионов. Волки все равно уничтожат этот мир, но если «Ностальгия» сумеет продлить ему жизнь, это будет лучше немедленной гибели.

Хотелось верить в это – иначе все было напрасно.

Но он не просыпался. Кошмар, наступивший после разморозки, имел сильный и стойкий привкус реальности.

И к этому придется привыкнуть.

Пока Скорпион спал, на борту корабля многое изменилось. Релятивистские эффекты сжали двадцать три года перелета между Араратом и Йеллоустоном в шесть лет корабельного времени, бо́льшую часть которого основная часть команды бодрствовала. Некоторые вообще не пожелали лечь в криокапсулы – какой в этом смысл, когда нет уверенности в будущем. Эти люди занимались производством и отладкой новых технологий – не только гипометрического оружия, но и других новшеств, оставленных Ремонтуаром. Когда Скорпион и его спутники выбирались в ремонтной капсуле за борт корабля, они оказывались в пространстве холоднее и темнее самого космоса. Установленные снаружи криоарифметические двигатели вытягивали тепло из окружающей среды посредством хитроумных квантовых вычислений. Техники пытались объяснить принцип работы криоарифметических устройств, но Скорпион сбился уже на середине лекции. В Городе Бездны он однажды нанял бухгалтера, чтобы скрыть свои доходы от налоговых органов Купола. И пережил подобное же ощущение, когда бухгалтер пытался растолковать ему тонкие нюансы своей патентованной технологии отмывания денег: от некоторых подробностей у Скорпиона болела голова. Он просто был не в силах постичь эти хитрости, как не мог постичь парадокс квантовых вычислений, благодаря которым двигатели умыкали тепло из-под носа у законов термодинамики.

Но пока эти двигатели работали, пока не выходили по спирали из-под контроля, как случилось на корабле Скади, его не интересовал принцип их действия.

Было и другое. Шаттл шел с ускорением, но сочленительские двигатели не давали выброса. Кораблик мчался сквозь космос, оставляя в кильватере тьму.

– Они модифицировали двигатели, – объяснил Васко, – сделали что-то с реакциями в ядре. Выброс, который дает ускорение, больше не взаимодействует со Вселенной. Он существует лишь несколько мгновений планковского времени, и этого хватает, чтобы создать для корабля момент импульса, – а после распадается на нечто такое, чего мы не можем уловить. Возможно, на то, чего здесь просто не существует.

– А ты подучил физику, пока я спал.

– Нужда заставит. Но не стану утверждать, что все понял.

– Важно то, что волки не могут нас выследить, – добавила Хоури. – Или, по крайней мере, им это теперь нелегко. Если бы ингибиторы точно знали наше местонахождение, они бы нас нашли. Но для этого им нужно подобраться поближе.

– А как насчет нейтрино, излучаемых двигателями в процессе реакции? – спросил Скорпион.

– Мы их больше не видим. Возможно, нейтрино распадаются на какие-то никому не известные частицы.

– И вы надеетесь, что волки о нас ничего не знают?

– Скорп, единственный способ проверить – подойти поближе.

Речь шла о шаттле. Удалось еще кое-что выяснить о нем – это был аппарат с необтекаемым корпусом, не предназначенный для полетов в атмосфере. Обычный корабль из тех, что тысячами летали в космосе вокруг Йеллоустона до прибытия волков. Довольно большой для вспомогательного судна и тем не менее достаточно компактный, чтобы уместиться в трюме субсветовика. Можно было только догадываться, сколько времени оставалось у команды и пассажиров, чтобы занять места, но в таком корабле с легкостью могло поместиться пять или шесть тысяч человек, и даже больше, если их заморозить или усыпить другим способом.

– Их нельзя бросить просто так, – настаивал Скорпион.

– Это могут быть волки, – отвечал Васко.

– Мне не кажется, что это волки. По мне, это просто шаттл, на котором люди спасаются бегством.

– Скорп, послушай, – снова заговорила Хоури. – Мы приняли сигналы бедствия с некоторых субсветовиков. Обращенные ко всем, кто слышит. Сначала от первых, которые вскоре погибли. Они передавали, что атакованы волками. Все шло по известному нам сценарию – вторжение черных кубов, точно таких же, как на корвете Скади. Но корабли, уничтоженные позже, успели передать другое.

– Вот именно, – подхватил Васко. – Сообщения были обрывочными – естественно, ведь волки уже шли на штурм, – но все же нам удалось разобрать, что это не простые ингибиторы. Они освоили приемы маскировки, научились перемещаться среди нас незамеченными. Как только волки захватили и разнесли в клочья первый субсветовик, они поняли, как можно выдавать свои стаи за наши корабли. Они принимают вид шаттлов и других транспортников, имитируют выброс наших двигателей и передают идентификационные сигналы. Эта мимикрия несовершенна – вблизи отличить такую подделку от корабля не составляет труда, но издалека можно ввести в заблуждение какой-нибудь субсветовик, и тот начнет спасательную операцию. Если командование этого субсветовика посчитает себя добрым самаритянином и решит, что способно помочь беженцам.

– Что ж, отлично, – кивнул Скорпион. – Итак, у нас есть прекрасный повод не затевать никаких спасательных операций.

– Если это волки, то все, что мы делали до сих пор, мы делали напрасно. – Васко понизил голос, словно боясь напугать Ауру. – У нас на борту семнадцать тысяч человек. Они в безопасности. В относительной безопасности. И вот теперь вы предлагаете поставить на карту эти семнадцать тысяч жизней ради сомнительной попытки спасти несколько тысяч беженцев.

– То есть мы должны просто бросить их, обречь на смерть?

– Знай вы, что на борту шаттла несколько десятков человек, все равно бы рискнули? – спросил Васко.

– В этом случае – нет.

– Тогда где проходит граница? Когда допустимо пойти на риск?

– Никогда, – ответил Скорпион. – Но сегодня я провел границу. Здесь. И сейчас. Мы спасем этот шаттл.

– Может быть, посоветоваться с Аурой? – предложил Васко. – Потому что речь идет не только о семнадцати тысячах жизней. От того, выживет Аура или нет, может зависеть судьба миллионов. А то и существование всего рода человеческого.

Скорпион взглянул на девочку в платьице, с аккуратной прической, и абсурдность ситуации рухнула на него словно бетонная плита. Если забыть историю Ауры, забыть о той цене, которую пришлось за нее заплатить, забыть о том, что творится в ее голове, то все сведется к простой вещи – шестилетний ребенок повсюду ходит со своей матерью, говорит только тогда, когда к ней обращаются. И вот теперь ему предлагают спросить ее, возможна ли боевая операция, от исхода которой зависят тысячи человеческих жизней.

– У тебя есть что сказать нам на этот счет? – спросил он Ауру.

Она взглянула на мать, без слов спрашивая разрешения.

– Да, – ответила Ана.

Чистый голосок Ауры разнесся в «Пауке», словно пение флейты:

– Да, мне есть что сказать, Скорпион.

– Хотелось бы услышать.

– Ты не должен спасать этих людей.

– Не возражаешь, если я поинтересуюсь, почему?

– Потому что они уже не люди, – ответила Аура. – И никогда больше не будут людьми.

Скорпион сидел в большом командном кресле, в отсеке без иллюминаторов, давным-давно, во времена триумвирата, служившем центральным артиллерийским постом «Ностальгии по бесконечности». Он казался себе младенцем в мире взрослых, среди огромной мебели: его сапоги едва доставали до решетчатого упора для ног.

Окружавшие свинью экраны показывали процесс осторожного сближения с шаттлом. Лазеры, нащупавшие его во тьме, теперь скользили по тупоносому треугольному корпусу. С каждой уходящей секундой трехмерное изображение шаттла становилось все более подробным. Уже было видно стыковочное оборудование, антенны связи, трубки Вентури, панели шлюзов и иллюминаторы.

– Осторожней, Скорпион, – сказал Васко.

– Я готов, – ответил тот, держа импровизированную рукоять управления огнем, которую потребовал установить на подлокотнике кресла. Рычаг по форме подходил к его копыту, но все равно казался неудобным.

Одно сильное нажатие, и все. Гипометрические орудия кружатся штопорами в своих шахтах, готовые выстрелить в любой миг. Все три пушки нацелены на одну движущуюся цель. Единственное оставшееся орудие класса «Ад» и все штатные артсистемы тоже наведены на шаттл. Скорпион от души надеялся, что если шаттл окажется замаскированной волчьей стаей, то пушка с тайного склада сможет справиться с ними. Обычные огневые средства вряд ли нанесут им мало-мальский урон. Они лишь задержат волков, заставят искать средство противодействия.

Трудно сказать, много или мало сил сосредоточено под его рукой. «Нужен полный спектр превосходства» – так бы выразился Клавэйн.

Но на столь малом расстоянии невозможно было полагаться даже на гипометрические орудия. Существовало неустойчивое, в высшей степени капризное соотношение между величиной зоны поражения и дистанцией выстрела. Когда цель далеко – в одной или более световой секунде, – можно разделаться с ней за один раз, сделав диаметр уничтожающей сферы достаточно большим. Но близкая цель – всего в сотне метров, как в данном случае, – увеличивала степень непредсказуемости неизмеримо. Чтобы иметь возможность локализации зоны поражения, приходилось очень сильно уменьшать ее диаметр, вплоть до десятка метров. После выстрела гипометрическому орудию требовалось несколько секунд, чтобы вновь раскрутиться до скорости выстрела, поэтому лучшее, на что Скорпион мог надеяться, – это несколько мелких ран, которые тем не менее ослабят противника.

Он сомневался, что успеет раскрутить гм-пушки снова и произвести новый залп. Но надеялся, что это и не понадобится. Когда шаттл находился на безопасном расстоянии, на борту «Ностальгии» решали, не отправить ли ему навстречу свой транспорт – проверить, что собой представляет этот корабль. Но Скорпион запретил. На разведку уйдет много времени, за этот срок другие волки могут засечь их и окружить. И даже если пилоты разведывательного шаттла доложат, что судно действительно принадлежит человеческой цивилизации, кто даст гарантию, что его экипаж не захвачен волками, проникшими в мозги экипажа и просканировавшими их в поисках кодов и паролей? Точно так же невозможно было бы доверять изображению, которое поступало бы с разведчика на экраны «Ностальгии», а также голосам и лицам команды. Лица и голоса могут показаться подлинными, но у волков были миллионы лет, чтобы освоить искусство моментальной мимикрии. На «Ностальгии» никто не сможет с уверенностью утверждать, что она принимает на борт дружественных беженцев.

Нет, у них было только два варианта: оставить шаттл в покое (а лучше уничтожить) или уповать на то, что он настоящий и на его борту действительно беженцы. Никаких полумер.

Скорпион не сомневался, что Клавэйн согласился бы с его выводами. Единственное, в чем он не был уверен, – это в окончательном выборе старика.

Клавэйн, когда обстоятельства того требовали, умел быть хладнокровным подонком.

«Значит, смогу и я, – подумал Скорпион. – Просто еще не время».

– Двести метров, – сообщил Васко, глядя на дисплей лазерного дальномера. – Приближаемся, Скорп. Вы уверены, что не стоит отступить?

– Уверен.

Внезапно свинья почувствовал, что рядом стоит Аура. Каждый раз, встречая девочку, Скорпион отмечал, что она все меньше похожа на ребенка.

– Слишком опасно, – сказала она. – Нельзя так рисковать, Скорпион. Слишком много можно потерять.

– Ты знаешь об этом шаттле не больше моего, – ответил он.

– Я только знаю, что этот шаттл мне не нравится, – сказала Аура.

Скорпион осклабился:

– Сегодня ты не маленькая девочка, верно? Сегодня ты пророк с пугающими вестями?

– Она говорит только то, что чувствует, – вступилась за дочь Хоури, сидящая рядом со Скорпионом с другой стороны. – Разве у нее нет на это права?

– Я в курсе, – ответил он.

– Уничтожь этот корабль немедленно, – потребовала Аура, властно сверкая золотисто-карими глазами.

– Сто пятьдесят метров, – доложил Васко. – Скорп, мне кажется, Ауру стоит послушать.

– Мне кажется, ей лучше заткнуться.

Но его копыто непроизвольно сжало рукоятку. Еще чуть-чуть, и он сам откроет огонь.

«Что успели увидеть люди с этого корабля, – подумал он, – прежде чем на нем поняли, что все кончено?»

– Сто тридцать. Скорп, сейчас шаттл окажется на прожекторной дальности.

– Тогда включите прожекторы. Посмотрим, что будет.

Изображение сменилось другим, получаемым от оптических камер. Потоки света залили все вокруг. Приближающийся шаттл вращался, демонстрируя то один борт, то другой. Свет выхватывал детали корпуса: обшарпанную керамику, обзорные блистеры из гипералмаза, полустертые расплывчатые надписи, проблески голого металла на стыках панелей, спирали пара из маневровых дюз. Шаттл кажется до жути реальным, думал Скорпион. Слишком реальным для маскировки. Машины-волки похожи на творение рук человеческих только на расстоянии; при ближайшем рассмотрении очевидно, что это лишь грубая модель, не собранная тщательно из металла и керамики, а слепленная второпях из мириад черных кубов. Грани и углы такой подделки не сглажены, там нет мелких деталей, защитного покрытия, специальных обозначений, следов повреждения или ремонта…

– Сто десять, – сказал Васко. – Еще десять метров, и я отключу орудие. Вы не против, Скорп?

– Подтверждаю.

Они заранее договорились об этом. На близком расстоянии пушка из тайного склада могла причинить вред и шаттлу, и «Ностальгии по бесконечности». Конечно, орудие класса «Ад» было единственным по-настоящему действенным средством против волков, но Скорп предпочитал об этом не думать.

– Орудие дезактивировано, – доложил Васко. – Девяносто пять метров. Девяносто.

На экране медленно проплывали кормовые дюзы шаттла. Скорпион отметил, что они сгруппированы, как стволы у родственных пулемету Гатлинга систем оружия. Дюзы еще не остыли до конца после недавнего ускорения, их цвет менялся, проходя весь спектр. Потом появилась одна из опор, используемая при посадках на безвоздушные планеты, возникли блистеры и стержни непонятного назначения. И нечто совсем иного рода: уступчатые черные наросты, выстроившиеся по корпусу геометрическими линиями.

– Волки, – понизил голос до шепота Васко.

Скорпион, которому холод мгновенно объял сердце, неотрывно смотрел на шаттл. Васко прав, черные наросты в точности похожи на те, что они видели на корабле Скади, внутри айсберга.

Рука еще крепче сжала рукоять управления огнем. Ему показалось, что гипометрические орудия задрожали в предвкушении расправы.

– Скорп, – сказал Васко, – уничтожьте их. Немедленно.

Скорпион сидел неподвижно.

– Стреляйте же! – крикнул Васко.

– Это маскировка, – проговорил Скорпион. – Они просто инфицированы…

Выхватив рукоятку управления у Скорпиона, Васко сдернул ее с кресла. За джойстиком тянулись провода. Замешкавшись, Малинин вертел добычу перед собой, не мог понять, как управляться с этим незнакомым, для свиного копыта приспособленным инструментом. Скорпион рванулся к Васко, перегнулся через подлокотник. Вцепившись копытом в рукоятку, он другой рукой отталкивал Малинина.

– Ты заплатишь за это, мать твою! – прохрипел он.

– Убей их! – крикнул молодой человек. – Убей немедленно, а со мной разберешься потом. Осталось всего семьдесят пять метров, Скорп!

Внезапно Скорпион почувствовал, как что-то холодное прижалось сбоку к его шее. Он дернул головой и увидел Эртон. Еще ему удалось заметить серебристый блеск. Это мог быть пистолет, или нож, или шприц – не важно.

– Отпусти, Скорп, – проговорила она. – Все кончено.

– Что это? – спокойно спросил он. – Мятеж?

– Не драматизируй. Это просто смена власти.

Васко схватил рукоятку и нажал спуск.

Свет погас и снова вспыхнул.

Ему позволили взглянуть на беженцев.

Шаттл завели в один из портов «Ностальгии», и теперь находившиеся в нем люди под присмотром офицеров СБ спускались по трапу. Охранники производили тщательный досмотр каждого прибывшего. Некоторые беженцы понимали, с кем имеют дело, по крайней мере догадывались. На лице у многих было написано облегчение – их наконец спасли. Другие казались подавленными, словно знали, что это лишь временная передышка и новая беда не заставит себя ждать.

Всего на шаттле летели тысяча двести человек, включая две дюжины членов экипажа. Замороженных не оказалось: когда волки напали на субсветовик, времени едва хватило, чтобы перегнать на шаттл малую часть спасаемых. На субсветовике осталось несколько сот тысяч человек, и они превратились в сырье для производства новых волков. К счастью, в момент нападения большинство пребывало в замороженном состоянии. Внедрять им в голову зонды и выкачивать память вряд ли ингибиторы сочли необходимым – к тому времени они наверняка уже добыли все необходимые тактические данные. Скорее всего, люди представляли ценность только как набор химических элементов.

Экипаж и беженцев опросили, и их рассказы были ужасны. Некоторые имели при себе записи, свидетельства из первых рук о нападении волков. Буйная оргия трансформации стремительно пожирала корабль, разрывала на куски каюты и одновременно исторгала новорожденных волков. Скорпион просмотрел видеозапись уничтожения недавно отстроенных куполов Города Бездны – в полусферах появлялись пробоины, образовавшиеся из дыхательной смеси спиральные ветры уносили наружу все живое и неживое в холодную, бесконечно терзаемую бурями атмосферу Йеллоустона. Чернильными водопадами волки устремлялись к руинам; неподвластные гравитации, они собирались в огромные тучи и спаривались с изуродованными плавящей чумой городскими постройками. Здания вздувались и выворачивались наизнанку под напором нового волчьего поколения.

Там, где люди пытались отражать атаки, волки испепеляли их огнем, возникающим прямо из вакуума.

Беженцы рассказывали о хаосе, который воцарился в Ржавом Поясе, когда люди прорывались на борт последних звездолетов. Тысячи погибли во время паники, часть уцелевших резаками прокладывала себе путь в субсветовики, наводняя их словно микробы, пытаясь отыскать хоть малейший уголок для существования внутри набитых оборудованием корпусов. Атакуемые толпами беженцев, ультра отстреливались из корабельных орудий или смирялись, позволяя заполнить свои корабли до предела. Никто не проверял документов, не требовал медицинских свидетельств, даже не спрашивал имен. Имена в хаосе были забыты, прошлые заслуги отметены. Люди несли с собой только свои воспоминания. Но холодный сон творит с человеческой памятью нечто ужасное.

Скорпиону позволили наблюдать за высадкой и присутствовать при опросе беженцев, а потом увели. На него не надели наручников или других оков – проявили должное уважение, – но он не питал иллюзий. Люди на борту «Ностальгии» больше ничем ему не обязаны, и уж они постараются, чтобы свинья об этом не забыл.

Офицеры пытались расспросить старика, который, похоже, забыл все, даже собственное имя. Должно быть, его разморозили недавно и второпях, чтобы перевести с одного корабля на другой. Он частил и бурно жестикулировал, очевидно пытаясь донести до охранников что-то особенно ему дорогое. У старика была седая бородка и густые седые волосы, аккуратно зачесанных назад. На секунду они со Скорпионом встретились взглядами. В глазах старика была какая-то мольба, горячее желание пообщаться с другим живым существом, способным понять его мучения. Не обязательно помочь – что-то в осанке и выражении лица этого человека говорило о его солидности и достоинстве даже в такую минуту, – но лишь на короткий миг разделить его эмоциональную ношу, осознать, чего он хочет и ищет.

Скорпион отвернулся, понимая, что не в силах оказать старику ни малейшего содействия. Когда он снова взглянул в ту сторону, со стариком уже закончили; данные, каковы бы они ни были, записали, а его самого отправили в жилой ярус. Теперь офицеры СБ уже допрашивали другую заблудшую душу. На борту «Ностальгии» семнадцать тысяч спящих, подумал Скорпион. Вряд ли пути его и старика когда-нибудь пересекутся вновь.

– Ну что, Скорпион, вы все видели? – спросил Васко.

– Да, достаточно, – ответил он.

– И не изменили мнение?

– Да вроде не изменил.

– Вы были правы, Скорп. Никто с этим не спорит. – Васко взглянул на людей, стоящих в очереди к столам регистрации. – Теперь мы все это видим. И все равно так нельзя. Риск был слишком велик.

– Похоже, капитан думает иначе. Что, удивил он вас?

Васко медлил с ответом, и этого было достаточно. Положа руку на сердце, Скорпион и сам удивился не меньше других. Когда Васко нажал на гашетку гипометрического орудия, выстрел произошел нормально, но точка прицела сместилась. Вместо того чтобы уничтожить весь шаттл, пушка с хирургической точностью удалила ту часть, где устроили плацдарм волки. Капитан согласился со Скорпионом – шаттл был не ловушкой ингибиторов, а обычным человеческим кораблем, в незначительной степени зараженным. Возможно, зароненные семена были слабы, иначе волки уже поглотили бы весь шаттл. Однако в данном случае еще оставался шанс, и капитан его точно распознал. Изменив прицел, он дал понять, что способен управлять внутренними процессами корабля куда лучше, чем казалось всем.

Васко пожал плечами:

– Нам придется учитывать этот фактор в долгосрочном планировании. Ничего другого не остается, корабль по-прежнему держит курс на Хелу. Капитан считает, что мы должны лететь именно туда.

– Ты, главное, следи за тем, чтобы всегда находиться на нужной стороне, – проворчал Скорпион. – А место назначения может оказаться и не столь привлекательным.

– Капитан – не проблема для нас.

– Угу. Я тоже теперь не проблема.

– Скорпион, я не хотел, чтобы так вышло. К этому привели ваши действия.

Да, свинья сам этого добился. Выбор невелик: либо уход с поста по состоянию здоровья, либо возвращение в капсулу, чтобы сохранить достоинство. Что там сказал Валенсин? В следующий раз у него будет пятьдесят шансов из ста на пробуждение. Но даже если криосон не убьет его, то превратит в развалину, живущую только на лекарствах. Еще один сеанс в капсуле, и статистическая вероятность смерти превысит разумные рамки.

– Значит, ты не хочешь признать, что это бунт?

– Не смешите, – ответил Васко. – Мы ценим ваш вклад в существование колонии. Номинально вы по-прежнему глава. Просто теперь стали в большей степени консультантом.

– Буду шлепать печати на твои с Эртон приказы? Легализовать решения вашей шайки?

– К чему такой цинизм?

– Зря я не утопил тебя, когда была возможность, – сказал Скорпион.

– Кто бы говорил! Я, между прочим, очень многому научился у вас и у Клавэйна.

– Ты провел рядом с Клавэйном всего день, сынок.

– А сколько с ним были знакомы вы, Скорпион? Двадцать или тридцать лет? Это один час по сравнению с тем, что он прожил. По-вашему, тут есть разница? Мы оба толком не знали Клавэйна, если на то пошло.

– Может быть, я его не знал, – ответил Скорпион, – но почему-то уверен, что Клавэйн тоже спас бы этот шаттл.

– Скорее всего, вы правы, – ответил Васко, – но все равно это было бы неоправданным риском. Клавэйн тоже ошибался, и вам это известно. Он не был непогрешим, иначе его не прозвали бы Фарсидским Мясником.

– Вы и его решили скинуть с пьедестала, я правильно понял?

Васко обдумал услышанное и кивнул:

– Он тоже устарел. Иногда приходится вырубать старые деревья.

Аура пришла повидаться со Скорпионом, прежде чем его снова положили в криокамеру. Она стояла впереди матери – прямые ножки, сцепленные кисти рук. Хоури приглаживала волосы на голове дочери, поправляла и без того ровную челку. Обе были в белом.

– Прости, Скорпион, – сказала Аура. – Я не хотела, чтобы от тебя избавились.

Скорпиону захотелось сказать что-нибудь грубое, причиняющее боль, но слова застряли в горле. В глубине души он знал: Аура ни при чем. Она не просила, чтобы в ее голову были вложены знания и механизмы.

– Ничего страшного, – наконец ответил он. – От меня им так легко не избавиться. Я просто посплю до тех пор, пока им не понадобится моя помощь.

– Тогда это ненадолго, – сказала Хоури.

Она опустилась на колено, ее голова оказалась на одном уровне с головой дочери.

– Ты был прав, – сказала она. – Что бы там ни говорила Аура, что бы ни говорили другие, твой поступок был верным и смелым. И в тот день, когда мы об этом забудем, мы станем называться волками.

– Я тоже так думаю, – кивнул Скорпион. – Спасибо за поддержку. Не то чтобы у меня никогда не было союзников. Просто их никогда не бывало достаточно.

– Никто из нас никуда не денется, Скорп. Когда ты проснешься, мы все будем рядом.

Он кивнул в ответ, думая о другом. Глядя на него, Хоури сказала себе, что шансы Скорпиона на благополучное пробуждение не так уж велики.

– А ты? – спросил Скорпион. – Ты ляжешь в капсулу на этот раз?

Он ждал ответа от Хоури: вопрос был задан ей. Но заговорила Аура:

– Нет, Скорпион, я не собираюсь спать. Мне всего шесть. Я должна повзрослеть, пока мы не доберемся до Хелы.

– Ведь это ты все устроила, да?

– Ничего я не устраивала, – ответила Аура. – Просто с каждым днем я помню все больше и больше.

– О тенях?

– Это люди, – ответила она. – Не такие, как мы, но похожие на нас, очень похожие. Просто они живут… по другую сторону. И там у них очень плохо. Их мир пришел в страшный беспорядок. Поэтому они больше не могут там жить.

– Иногда она говорит о мирах-бранах, – пояснила Хоури, – бормочет во сне какую-то математику, что-то о складках и гравитационной связи через балк. Мы считаем, Скорп, что тени – это живые существа, обитатели соседней вселенной.

– Это многое объясняет.

– Из старых теорий известно, что иная вселенная может существовать всего в нескольких миллиметрах от нашей, в гиперпространстве балка.

– И как это касается нас?

– Аура уже сказала: тени больше не могут жить в своем мире. Они хотят уйти оттуда. Надеются пройти через балк, но для этого им нужно, чтобы кто-то с нашей стороны помог им.

– Только и всего? Но выгодно ли это нам?

– Скорп, Аура утверждает, что нужно вступить в переговоры с тенями. Дает понять, что тени помогут справиться и с нашими бедами.

– При условии, что мы пропустим их через балк, – добавил Скорпион.

– Да, суть в этом.

– Знаешь, что я скажу? – спросил свинья, глядя на техников, которые уже приступили к его замораживанию. – На этот раз я собираюсь хорошо выспаться.

– Что это у тебя в руке? – спросила Хоури.

– На счастье. – Скорпион показал ей кусок плавника, полученный от Ремонтуара.