В космосе вокруг Арарата бушевала энергия. Скорпион наблюдал за далеким сражением из «Паука», удобно устроившись в кресле с плюшевой обивкой.

Алые огненные цветы распускались и увядали за несколько секунд. Фейерверк полыхал в небольшом сферическом объеме, центром которого была планета. Вокруг этого шара царила непроглядная тьма. Медленное разгорание и угасание, приятное непостоянство вспышек воскрешали в памяти – возможно, очень далекой, наследственной – образы морских животных: общаясь между собой в немыслимых глубинах, они стреляли друг в друга порциями биолюминесцентной массы. Не битва, а редкая встреча единомышленников, торжество в честь жизни, которая ухитряется существовать даже во мгле и стуже океанских глубин.

На начальном этапе космической войны близ p Эридана противоборствующие стороны соблюдали максимальную скрытность. И люди, и ингибиторы старались применять двигатели, приборы и оружие, не излучавшие никаких энергий; в самом крайнем случае излучение было рассчитано на слепые пятна известных датчиков. Ремонтуар это сравнил с поединком, когда бойцы бесшумно движутся в абсолютно темной комнате и разят практически наугад. Когда один из противников получал рану, он не выдавал себя даже возгласом, не пытался воспрепятствовать продвижению клинка в своем теле и не силился остановить кровотечение. Второй же боец спешил как можно быстрее выдернуть меч, чтобы не обнаружить свое местонахождение. Неплохая аналогия, вот только комната протяженностью в световой год, и сражаются не мечники, а космические корабли и машины-волки, и оружие с каждым новым выпадом или отражением атаки увеличивает свою силу и дальнобойность. Корпуса кораблей становятся все холоднее, чтобы не выделяться на температурном фоне космического пространства; скрываются выбросы двигателей; оружие незамеченным проницает тьму и убивает расчетливо и осторожно.

Однако наступал момент, когда та или другая противоборствующая сторона отказывалась от маскировки. Едва принималось такое решение, противник делал то же самое. Сражение переходило в принципиально иную стадию, оружие не пряталось, ресурсы тратились безрассудно, в огромных количествах.

Глядя из капсулы наблюдения на битву, Скорпион вспоминал слова Клавэйна о далеких войнах: битва прекрасна, если тебе посчастливилось не быть ее участником. Битва – это гром и ярость, цвет и движение; это массированная атака на все органы чувств. Битва бравурна и театральна, от ее вида захватывает дух. Битва драматична и романтична, но только если ты зритель. «Однако мы, экипаж „Ностальгии“, тоже участники этой битвы, – напомнил себе Скорпион. – Мы пока не сражаемся, но наша судьба целиком зависит от исхода сражения». Более того, Скорпион несет личную ответственность за этот исход. Он не отдал все орудия с тайного склада, которые просил Ремонтуар. И потому тот не мог гарантировать, что операция прикрытия пройдет успешно.

Просигналила панель – через «Ностальгию по бесконечности» промчалась необычная гравитационная волна.

– Это она, – тихо, деловито произнес Васко. – Последняя пушка класса «Ад», если мы не сбились в счете.

– Ремонтуар не собирался пустить их в дело все сразу, – заметила Хоури.

Она тоже была тут, в капсуле, сидела с Аурой на коленях.

– Похоже, что-то не так.

– Поживем – увидим, – сказал Скорпион. – Возможно, Ремонтуар придумал новую стратегию, более выигрышную.

Они увидели луч неизвестной природы; испуская в стороны зримый даже в вакууме свет, тот с элегантной медлительностью продвигался в боевом пространстве. Было нечто непристойное в том, как этот кровавый язык тянулся к одному из крупных соединений волков. Скорпиону не хотелось думать о том, насколько ярок этот луч вблизи, если он виден даже без оптики или усилителей интенсивности света. Свинья погасил все лампы в ремонтной капсуле, притушил навигационные приборы, чтобы лучше видеть бой. Насчет излучения двигателей можно было не беспокоиться, оно надежно экранировалось.

«Паук» вздрогнул, что-то отделилось от субсветовика. Скорпион приучил себя не вздрагивать в подобных случаях. Он дождался, пока капсула не переориентируется и не выберет путь к новому месту стоянки, куда и двинется с неторопливостью и осторожностью тарантула, управляемая древним алгоритмом ухода от столкновений.

Хоури смотрела в иллюминатор на нижнюю половину корабля, держа Ауру так, чтобы и та могла видеть своими щелочками.

– Странный участок, – сказала Ана. – Кто это постарался, море или капитан?

– Думаю, море, – ответил Скорпион. – Хотя не могу ручаться, что тут потрудились жонглеры. Экологическая система на Арарате очень сложна, она состоит не только из жонглеров, как и на любой аквапланете.

– Почему вы говорите шепотом? – спросил Васко. – Мы же снаружи – разве он может нас услышать?

– Я говорю шепотом потому, что это прекрасное и удивительное зрелище, – ответил Скорпион. – Вдобавок голова болит. С нами, свиньями, такое бывает. Говорят, череп маловат для мозга, и с возрастом становится все хуже. Из-за давления на зрительные нервы развивается слепота, если только возрастные изменения не приканчивают тебя раньше. – Он улыбнулся, глядя в темноту. – Приятная перспектива?

– Я просто спросил.

– Ты не ответил на вопрос, – сказала Хоури. – Он слышит нас?

– Джон? – переспросил Скорпион. – Не знаю. Я лично считаю, что у него есть право сомневаться. Так что будем вежливыми.

– С каких это пор ты стал вежливым? – спросила Хоури.

– Я над этим работаю.

Аура булькнула горлом.

Опоры капсулы напряглись и согнулись, она прижалась к корпусу, осторожно стукнув о поверхность корабля. Капсула висела под плоским торцом огромного субсветовика, которым тот еще недавно опирался на дно океана. Повсюду вокруг простирались окрашенные в пастельные тона сложные коралловидные образования. Некоторые серо-зеленые выступы были величиной с шаттл: целый лес кривых каменных пальцев. Все это наросло за двадцать три года пребывания корабля на Арарате, чтобы разительно контрастировать с побочными эффектами «эволюции» капитана Бреннигена, обусловленной плавящей чумой. Наросты пережили и буксировку «Ностальгии» в открытое море, и взлет с Арарата, и столкновение с волками. Несомненно, капитан Джон Бренниген смог бы избавиться от этих псевдокораллов – когда-то он даже полностью изменил форму кормы, чтобы сделать возможной посадку в океан. Корабль был целиком во власти капитана и, даже более того, олицетворял его психику. Это был монумент, изваянный виной, ужасом и жаждой искупления.

Однако на корме не было и следа трансформаций. Наверное, капитан предпочел сохранить эти наросты, следы умершей морской фауны, как Скорпион оставил шрам у себя на плече, срезав вытатуированного скорпиона. Иначе вместе с этим шрамом свинья стер бы часть того, что делало его Скорпионом.

Арарат изменил капитана. Скорпион это знал, и сам Бренниген, несомненно, тоже. Но что именно стало иным? «Придется нам в скором времени подвергнуть его обследованию», – подумал свинья.

Скорпион уже приготовил все необходимое. В его кармане лежала пригоршня ярко-красного порошка.

Васко повернулся, скрипнув новенькой портупеей.

– Да, вежливое обхождение с капитаном стоит дорого, – сказал он. – С другой стороны, без его согласия здесь ничего не происходит. Думаю, мы все отдаем себе в этом отчет.

– Так говоришь, словно кто-то решил помериться с капитаном силами, – проворчал Скорпион.

Все это время он продолжал следить за удлиняющимся лучом орудия класса «Ад» – яркой чертой, пересекающей сферу военных действий. К этому времени луч вконец истончился. Там, куда приходился удар пушки, оставался только гаснущий пепел уничтоженной материи. Это оружие было одноразового действия: выстрелил и выбросил.

– А вы полагаете, в этом нет необходимости? – спросил Васко.

– Я оптимист. Надеюсь, что меня окружают здравомыслящие люди.

– Вы победили в торге за орудия класса «Ад», – продолжал Васко. – Часть забрал Ремонтуар, но часть осталась на «Ностальгии». Меня это не удивляет: кораблю спокойнее с такими пушками, чем без них. Но мы по-прежнему не знаем, как следовало поступить. Что будет в следующий раз?

– В следующий раз? Я не предвижу никаких споров.

Но он кривил душой. Ремонтуар и Антуанетта улетели, и Скорпион чувствовал, что остался один. Вчера Ремонтуар забрал часть сервороботов, оборудования и пушек с тайного склада. Взамен на «Ностальгии» появились новые фабрики и та блестящая штуковина, за сборкой которой в шахте наблюдал Скорпион. Ремонтуар объяснил, что оружие и механизмы едва испытаны. Перед применением эту технику необходимо тщательно настроить, насчет чего сочленители перед отлетом оставили подробные инструкции. Их техники не могли остаться на «Ностальгии» и заняться отладкой, в противном случае их маленькие корабли не смогли бы вернуться к Арарату, чтобы воссоединиться с основной боевой группировкой. Несмотря на широкое применение систем подавления инерции, сочленители по-прежнему сильно зависели от запасов топлива и допустимых пределов приращения скорости. Законы физики все еще действовали. И вовсе не собственное выживание заботило сочленителей, а польза, которую они еще могли принести Материнскому Гнезду. Поэтому они улетели, забрав с собой единственного человека, который, по мнению Скорпиона, посмел бы противостоять Ауре, если бы того потребовали обстоятельства.

«Единственный, если не считать меня», – подумал Скорпион.

– По крайней мере один спор нас ожидает в самом ближайшем будущем, – сказал Васко.

– Будь добр, объясни.

– Нам нужно решить, куда мы летим – в дальний космос, к Хеле, или назад, на Йеллоустон. И всем нам известно ваше мнение.

– Ого! Уже «всем нам»?

– Вы в меньшинстве, Скорп. И это просто констатация факта.

– Нет необходимости в конфронтации, – тихо, примирительным тоном проговорила Хоури. – Аура располагает особой информацией, и к ее словам нужно отнестись серьезно. Васко имеет в виду, что так считает большинство руководителей.

– Но это не означает, что они рассуждают правильно. Это не означает, что мы, если доберемся до Хелы, найдем там что-то полезное, – возразил Скорпион.

– В той системе наверняка что-то есть, – сказал Васко. – Исчезновения Халдоры наверняка что-то означают.

– Они означают массовый психоз, – сказал Скорпион. – Они означают, что отчаявшимся людям мерещится всякая чепуха. Считаешь, на этой планете есть что-то стоящее? Отлично. Отправляйся и проверь. И объясни мне, почему тамошним обитателям не было от этого никакого проку.

– Их называют вертунами, – заметил Васко.

– Мне плевать, как их называют. Их взяли и уничтожили, к такой-то матери. Неужели ты не способен сделать из этого элементарный вывод? Неужели тебе непонятно: будь в той системе что-то действительно полезное, они бы воспользовались этим, и спаслись, и сейчас были бы живы?

– А если этим воспользоваться не так-то просто? – спросил Васко.

– Ты хочешь слететь туда и выяснить, чем же это так нелегко воспользоваться, даже когда альтернатива – полное истребление? Да ради бога, отправляйся. Пришлешь мне открытку. Я буду неподалеку, в двадцати световых годах.

– Вы боитесь, Скорпион? – спросил Васко.

– Не боюсь, – ответил свинья, удивившись своему спокойствию. – Просто стараюсь быть разумным. Есть разница. В один прекрасный день ты ее увидишь.

– Не побывав на Хеле, мы никогда не узнаем, что там происходит, – сказала Хоури. – Вот о чем говорит Васко. Сейчас нам почти ничего не известно об этой планете и о населявших ее вертунах. Церкви не позволяют научным экспедициям даже приблизиться к этой системе. Ученым, которых не контролируют попы, вход туда заказан. Ультра не суют нос слишком глубоко, поскольку торговля бесполезными артефактами дает им неплохую прибыль. Но мы должны выяснить как можно больше.

– Больше, – повторила за матерью Аура и засмеялась.

– Если она считает необходимым лететь туда, то почему не объяснит зачем? – Скорпион кивнул на молочно-серый сверток с ребенком. – Что же там прячется такое, без чего нам не обойтись?

– Она не скажет, – ответила Хоури.

– Не скажет сейчас? Или вообще никогда?

– Ни то ни другое, Скорп. Просто ей пока неизвестно, что находится на Хеле. А что будет потом – кто знает?

– Не понимаю, – вздохнул Скорпион.

– Повторю слова доктора Валенсина. Он каждый день осматривает Ауру, и каждый день ему кажется, что она находится на другой стадии развития. Нормальные дети не появляются на свет в ее возрасте. Не говорят и даже не дышат. Иногда у нее речь трехлетнего ребенка, иногда хуже, чем у годовалого. Доктор видел, как меняется структура ее мозга: новые конфигурации приходят и уходят, словно облака. Вот мы, Скорп, тут разговариваем, а она в это время меняется. Это происходит постоянно. У нее голова как плавильная печь. Можно ли ждать от этого ребенка четкого объяснения, зачем нам нужно лететь на Хелу? Все равно что спрашивать, зачем людям еда. Любой малыш скажет тебе: еда нужна, потому что хочется есть, вот и все.

– Как понимать твое «а потом – кто знает»?

– Понимай так, что ответ есть, – проговорила Хоури. – Есть ответы на все вопросы, по крайней мере на все те, которые нам следовало бы задать, чтобы принять решение. Но они зашифрованы. Они слишком тщательно скрыты, чтобы их мог добыть и прочитать разум ребенка, даже через два или три года. Смысл подобных вещей не откроется Ауре, пока она не подрастет.

– Ты взрослая, – сказал Скорпион, – и можешь читать у нее в голове. Вот и найди ответы.

– Все не так просто. Я понимаю только то, что понимает она. В основном получаю от нее детские представления о разных вещах. Простые, кристально чистые, яркие. В основных цветах спектра.

В полумраке Скорпион увидел, как сверкнула улыбка Хоури.

– Тебе бы стоило посмотреть на краски, какими их видит ребенок.

– Да я вообще не очень хорошо различаю цвета.

– Можешь хоть на минуту забыть о том, что ты свинья? – спросила Хоури. – Избавься от привычки все сводить к этой разнице, и тебе наверняка полегчает.

– Для меня эта разница важна. Извини, если обидел.

Он услышал вздох Хоури.

– Я просто хочу сказать, Скорп, что мы никогда не поймем, чем важна Хела, если не побываем на ней. И сделать это надо тихо и скрытно, а не с оружием наперевес. Следует разобраться, что именно нам требуется, прежде чем от нас спросят за это высокую цену. И взять это необходимое лучше с первой попытки, которую нужно тщательно подготовить. Но прежде всего надо добраться туда.

– Но что, если этот полет станет нашей самой большой ошибкой? Что, если это ловушка, подготовленная ингибиторами, чтобы разделаться с нами одним ударом?

– Аура за нас, Скорпион. Ингибиторы для нее враги.

– Это лишь предположение, – сказал он.

– Она моя дочь. Неужели ты думаешь, что я не способна понять ее намерения?

Васко дотронулся до плеча Скорпиона.

– Думаю, вам следует на это взглянуть, – сказал он.

Скорпион повернулся к иллюминатору, за которым разворачивалась битва, и мгновенно понял, о чем говорил Васко. Происходило ужасное. Луч орудия класса «Ад» отклонился от первоначальной траектории, как будто преломился в воде. Казалось, в том месте, где он изменил направление, не было ничего, но не могло быть сомнений, что в этой точке сфокусировалась направленная ингибиторами энергия, которая и сбила его с курса. Другого орудия, чтобы произвести новый выстрел, не было, оставалось только ждать, что сотворит отраженный луч.

Скорпион догадывался, что он отражен не просто в межзвездное пространство, чтобы сгинуть во тьме, не причинив вреда.

Неприятель был не таков.

Ждать пришлось недолго. Повысив кратность увеличения иллюминатора, они увидели, как луч ударил в ближайший спутник Арарата, пронзил сотни километров камня и вырвался с другой стороны. Спутник начал разваливаться, как игрушка-головоломка. Из раны, нанесенной лучом, с сонной медлительностью изливалась красная магма. Казалось, в космосе, в точке, где замедлилось время, распускается цветок.

– Нехорошо, – проговорила Хоури.

– По-прежнему думаете, что все идет по плану? – спросил Васко.

Из пробитой луны вынырнуло вишневого цвета щупальце и, остывая, вытянулось по ее орбите. Скорпион в страхе наблюдал, пытаясь представить, чем это грозит людям на Арарате. Даже несколько миллионов тонн лунного материала, рухнув в океан, способны вызвать катастрофу, а ведь масса упавших на планету обломков может оказаться на порядки больше.

– Не думаю, – честно ответил Скорпион.

Чуть позже на пульте раздался новый сигнал.

– Расшифрован пакет от Ремонтуара, – сказал Васко. – Показать?

Скорпион кивнул. На экране появилось расплывчатое, сложенное из крупных пикселей изображение Ремонтуара. Информация при отправке была плотно упакована, но в пути разрыхлилась, поэтому образ Ремонтуара часто замирал, хотя голос продолжал звучать.

– Мне очень жаль, – сказал сочленитель. – Я рассчитывал на другой результат.

– Что случилось? – прошептал Скорпион.

Казалось, Ремонтуар слышит его.

– За вами гонится небольшая стая ингибиторов. Меньше той, что преследовала нас от Дельты Павлина, но игнорировать ее нельзя. Вы уже приступили к испытаниям гипометрического оружия? Сейчас это должно стать первоочередной задачей. Но не мешает проверить и все остальное оборудование. – Ремонтуар помолчал, его лицо рассыпалось на части и снова собиралось воедино. – Хочу кое-что добавить, – снова заговорил сочленитель. – Я ошибся. И причина не в пушках класса «Ад» или их количестве, которым мы располагаем. Даже если бы я забрал все пушки, исход был бы тот же. Да что говорить, ты совершенно правильно сделал, что оставил себе часть арсенала. Чутье не подвело вас, мистер Пинк. Я рад, что мы успели переговорить перед моим отлетом. У вас по-прежнему есть шанс.

Улыбка, как обычно, у Ремонтуара получилась натянутой, но Скорпион был рад и такой.

– Возможно, ты захочешь ответить на это сообщение. Не следует этого делать. Волки попробуют уточнить ваши координаты, и четкий сигнал им поможет. Прощайте, и желаю удачи.

Сообщение закончилось.

– Мистер Пинк? – спросил Васко. – Кто такой мистер Пинк?

– Когда-то так звали меня, – ответил Скорпион.

– Ремонтуар ничего не сказал про свои планы, – сказала Хоури.

– Думаю, он не счел это уместным, – предположил Скорпион. – В любом случае мы ему ничем не поможем. Он сделал для нас все, что мог.

– Этого мало, – сказал Малинин.

– Может быть, мало, – кивнул Скорпион, – но все-таки лучше, чем ничего. Ты и сам это понимаешь.

– Он сказал, что у вас с ним был разговор, – вспомнила Хоури. – О чем?

– Это наше с мистером Клоком дело, – отрезал Скорпион.