Глава 9

На следующий день Алекс дал мне выходной в качестве компенсации за поездку, но днем я все равно пришла в офис. Алекс просматривал на экранах информацию о Джессе Тальяферро.

Есть три подробные биографии бывшего директора разведки, и, кроме того, он вскользь упоминается в десятках исторических трудов, посвященных той эпохе. К тому времени я ознакомилась со многими материалами на эту тему. Тальяферро не был выдающимся политиком или ученым, а Департамент планетарной разведки и астрономических исследований за тринадцать лет его руководства не совершил никаких прорывов. Но похоже, Тальяферро был лично знаком со всеми сильными мира сего. Он постоянно общался с советниками и президентами, представителями шоу-бизнеса, лауреатами Галактической премии и прочими персонами, не сходившими с первых полос новостей. Но для меня главное заключалось в другом: он обладал железными принципами. Он отстаивал права человека, заботился об окружаю щей среде, старался, чтобы никто не получил слишком много власти, настаивал на том, чтобы дети получали хорошее образование, а не просто набор знаний, искал способ достичь прочного мира с «немыми».

Он не скупился на усилия и никогда не отступал. Он всячески поддерживал борьбу за снижение уровня коррупции в правительстве, стабилизацию численности населения на всех планетах Конфедерации, уменьшение власти средств массовой информации, преследование воровства в корпорациях. Он боролся с застройщиками, которые стремились уничтожить археологические памятники и древнюю природу, и делал все возможное, чтобы защитить от вымирания редкие виды животных.

Ближайшими союзниками Тальяферро в этих культурных войнах стали Боланд и Класснер. «Люди никогда его не ценили, – замечал один из биографов, – до того последнего вечера, когда он запер свой кабинет, попрощался с сотрудниками и ушел в неизвестность».

В те дни разведка располагалась в Юнион-холле, старом каменном здании, где когда-то находился суд. Обычно Тальяферро отправлялся домой на скиммере, взлетавшем с посадочной площадки на крыше. Но в тот последний день он сообщил своему искину, что хочет поужинать и вызовет транспорт позже, когда тот потребуется. Если потребуется.

– С кем он собирался ужинать?

– Никто не знает, – сказал Джейкоб. – Следователи пытались выяснить, что случилось. Но оказалось, что он забрал почти все деньги со счетов. Осталась лишь небольшая сумма, которая перешла к Мэри, его дочери. Кстати, других детей у Тальяферро не было.

– А жена?

– Он рано овдовел. Несчастный случай во время лодочной прогулки. Друзья утверждали, что он постоянно горевал о ней. Но позднее в его жизни появилась другая женщина.

– Кто? – спросил Алекс.

– Айви Камминг. Врач.

– Сколько у него было денег?

– Миллионы.

– Откуда? – удивился Алекс.

– Старое состояние. Он происходил из древнего и богатого рода. Когда средства перешли к нему, он начал пускать их на благие дела. Похоже, Тальяферро отличался полным бескорыстием.

Поужинав с подругой, я вернулась домой и решила попытать счастья с аватаром Тальяферро. Я уже видела его на конференции поклонников «Поляриса», еще не зная, кто он такой. Теперь мне хотелось задать ему несколько вопросов.

С аватарами всегда возникают проблемы. Аватар внешне ничем не отличается от человека, которого изображает, но на самом деле это лишь проекция, создаваемая системой хранения данных. Впрочем, люди доверяют этим системам, и аватары выглядят предельно реалистично. Они смотрятся настолько убедительно, что им готовы верить на слово, хотя вся заложенная в них информация основана на сведениях, предоставленных оригиналом, – а в таких случаях человек старается выставить себя в выгодном свете. К тому же заинтересованные лица могут добавить что-то от себя. В итоге аватар заслуживает доверия не больше, чем заслуживал бы оригинал. Если ваша цель – что-то узнать, а не просто развлечься, стоит запастись здоровым скептицизмом.

Джесс Тальяферро стоял на каменистом берегу – невысокий мужчина средних лет с редеющими темно-рыжими волосами, которые торчали во все стороны, и глазами, посаженными чуть шире обычного. Слишком большой живот, слишком узкие плечи. Во время нашего разговора он постоянно расхаживал туда-сюда, неуклюже раскачиваясь из стороны в сторону. Он сильно напоминал камару, большую юго-восточную птицу, которая вразвалку бродит по берегу в поисках выброшенной волнами морской живности. Никогда бы не подумала, что этот человек мог быть столь целеустремленным. Вот тебе и на.

– Здравствуйте, госпожа Колпат, – сказал он. – Вы ведь, кажется, были на конференции?

– Да. Мне понравилось ваше выступление.

– Весьма любезно с вашей стороны. – Он остановился возле каменной скамьи, глядя в сторону моря. Похоже, скамья была единственным рукотворным предметом поблизости от него. – Вы не против?

– Пожалуйста, – ответила я.

Он сел.

– По ночам здесь очень красиво.

Он был одет по моде того далекого времени: цветастая рубашка, широкий воротник, брюки с отворотами, щегольская голубая шляпа с кисточкой.

– Да, – кивнула я.

– Чем могу помочь?

И в самом деле – чем? На берег накатилась длинная волна.

– Доктор Тальяферро, пожалуйста, расскажите о себе. Что вас заботит, чем вы гордитесь? Что вы ощущали в день отлета «Поляриса»? Что, по-вашему, случилось?

– О себе? – удивленно переспросил он.

– Да, – подтвердила я. – Пожалуйста.

– Большинству людей хочется услышать о «Полярисе», а не обо мне.

– Вы знаете, почему я спрашиваю.

– Конечно. Но выглядит это так, будто я совершил лишь одно дело в жизни: отправил тех людей к Дельте К.

Он рассказал о своей семье, о своих мечтах, о годах, отданных разведке.

– Есть ли подтверждения тому, – спросила я, – что в космосе могут существовать другие цивилизации, кроме «немых»?

Тальяферро закрыл глаза.

– Нет, – проговорил он. – Конечно, мы знали, что где-то есть своя разумная жизнь. Мы всегда это знали. Вселенная громадна, и если разум появился в двух местах, он обязательно существует где-то еще. Надо лишь понять, что речь не идет о редчайшем, почти невозможном стечении обстоятельств: тогда станет ясно, что должны быть и другие цивилизации. Должны быть. Настоящая проблема в другом: действительно ли они так разбросаны в пространстве и времени, что мы не встретим их за все время нашего существования?

Далеко в море медленно двигались огни.

– Такая встреча представляется крайне маловероятной, и мы никогда не относились к этому всерьез. Были определенные правила, указания на тот случай, если кто-то встретит в космосе чужой корабль. Но мы никогда не верили, что это действительно случится. И еще, была уверенность, что инопланетяне не проявят к нам враждебности. Любопытство – возможно, но не враждебность.

– Почему бы и нет? «Немые» враждебно относятся к нам.

– Лишь потому, что в самом начале, когда мы обнаружили друг друга, случился ряд инцидентов, которые привели к конфликту. Вина лежит в основном на нас и лишь отчасти – на «немых». А может, вообще никто не виноват. Люди попали в непредвиденную ситуацию и повели себя неразумно. Похоже, это у нас врожденное: мы не можем выносить их присутствия. Вам приходилось оказываться рядом с «немым»?

Он имел в виду не только способность «немых» читать мысли, но и тот факт, что подсознательно они вызывали глубокое отвращение. Трудно сказать почему – ведь они были гуманоидами. Но люди реагировали на них примерно так же, как на больших пауков или змей. К тому же в их присутствии ваш мозг превращался в открытую книгу, и приходилось всячески заставлять себя не думать о чем-нибудь постыдном или тайном. Эти существа знали о вас намного больше, чем вы сами, ибо для них не существовало никаких преград, никаких рациональных обоснований или притворства. К примеру, они в точности знали, как мы на них реагируем, что до предела осложняло любую дипломатию.

– Нет, я никогда их не видела. – В Конфедерации «немых» было не так уж много, к тому же они не слишком нас любили. – Вы уверены, что они тут ни при чем?

– Мы об этом думали. Вы, конечно, знаете, что для полета к Дельте Карпис им пришлось бы проследовать через территорию Конфедерации или преодолеть огромное расстояние.

– Это единственная причина?

– Вовсе нет. Когда случилась история с «Полярисом», в наших отношениях уже долгое время царило спокойствие. – Он потер затылок и взглянул на луну. Это была не луна Окраины – слишком большая, с туманной дымкой атмосферы. На ней даже виднелись океаны. – Мы не сумели найти никаких причин для похищения «немыми» людей с «Поляриса», тем более таких, ради которых стоило рисковать войной. Мы говорили с некоторыми из них. Я лично беседовал с их представителем. – Тальяферро поморщился, словно отгонял неприятные воспоминания. – Тот сказал, что они тут совершенно ни при чем. Я поверил ему и не вижу никаких причин менять свое мнение.

– Почему вы ему поверили? Вряд ли можно подозревать кого-то еще.

– Что бы о них ни говорили, Чейз, они совершенно не умеют лгать.

– Ладно.

– Более того, непонятно, как они вообще могли бы это сделать. Они не могли подойти к «Полярису» незамеченными: Мэдди наверняка бы подняла тревогу, и мы узнали бы об этом.

– А потом, – сказала я, – вы бросили все силы на их поиски.

– Да. Собственно, на поиски отправилась немалая часть флота Конфедерации. Мы не бросали никаких призывов – по крайней мере, официально, – но в поисках участвовали корабли многих корпораций и даже нескольких частных лиц. Все это продолжалось больше года.

– Я думала, вы организовали кампанию, в которой мог поучаствовать каждый.

– Мы не нуждались в такой кампании. Вы плохо знаете, какие настроения царили тогда. Люди попросту боялись. Появилось, как мы считали, нечто неизвестное нам, враждебно настроенное и намного превосходящее нас технологически. Нечто, совершенно не принадлежащее к нашему миру. Это все равно что обнаружить сверхъестественное существо. Дела были столь плохи, что шли даже разговоры о союзе с «немыми». И поэтому многие корпорации послали свои корабли, внося свой вклад во всеобщие усилия. – Он пошевелил сандалией, разбросав песчинки. – Для них это стало хорошей рекламой. Я имею в виду, для корпораций.

– Но ничего необычного так и не нашли?

– Совершенно верно. Ничего не нашли.

Включился вентилятор, и в комнате стало прохладнее. Мы молча сидели и прислушивались к его шуму. Законы физики продолжали действовать: это успокаивало.

– Доктор Тальяферро, – спросила я, – у вас есть какая-нибудь теория? Что, по-вашему, с ними случилось?

Он задумался.

– Полагаю, их похитили, – наконец ответил он. – Но кто и с какой целью – неизвестно.

Скамья, на которой он сидел, стояла у самой кромки прилива. Мы проследили за тем, как набегает волна, как она впитывается в песок.

– Почему на «Полярисе» оказалась свободная каюта?

– Вы хотите спросить, почему пассажиров было всего шесть, а не семь?

– Это одно и то же. Да, я именно об этом.

– Все просто. Восьмая каюта была зарезервирована для меня. Я тоже собирался лететь.

– Для вас?

Он кивнул.

– Вам повезло. Почему вы передумали?

– Что-то случилось на работе. Не знаю, что именно: мне об этом не сообщали. Я имею в виду, мне, аватару. Так или иначе, случилось нечто серьезное – настолько, что я счел нужным отказаться от полета.

– В последнюю минуту.

– Да. Можно сказать, мы уже садились на «Полярис».

Я стала добиваться объяснений, но аватар заявил, что ничего не может сказать. По какой-то причине Тальяферро предпочел сохранить все в тайне. Я вспомнила, как директор ушел раньше всех во время старта «Поляриса» со Скайдека.

– Доктор Тальяферро, что насчет вашего исчезновения? Почему вы решили уйти именно таким образом?

Я понимала, что это риторический вопрос, и не ожидала ответа. Передо мной был лишь виртуал, собранный из того, что было известно о человеке. Публичный образ, и только. Но разочарования я не чувствовала.

– Вы считаете, это странно?

– Да. А вы как считаете?

Я слышала, как этот вопрос задавали ему на конференции: он ничего не ответил. Но тогда он находился среди шумной толпы в зале заседаний. Я могла надеяться на большее: сейчас он был один, на пляже, мы беседовали в неофициальной обстановке.

– Остается полагать, что я стал жертвой преступления. Кое-кому и вправду хотелось моей смерти.

– Например?

– Баркрофту, Тулами, Инь Гао… господи, даже Чарли Миддлтону. Их слишком много, чтобы назвать каждого, Чейз. Но все это есть в документах, и, если вам интересно, вы легко их найдете. В свое время я многим наступил на мозоль.

– В том числе тем, кто готов был лишить вас жизни?

– Нет, – ответил он, подумав. – Вряд ли. Но похоже, меня все-таки прикончили.

– На конференции вы сказали, что в последний день убрали у себя на столе, и добавили, что это было вам несвойственно.

– Я такое говорил?

– Да.

– Возможно, я преувеличил для пущего эффекта. Когда появляешься на конференции, всегда хочется устроить небольшое шоу.

– И вы сняли все деньги со счетов.

– Да. Что ж, похоже, я и впрямь подумывал об уходе.

– Вы могли покончить с собой?

– Мне было для чего жить. Я сделал хорошую карьеру и еще не достиг старости – шестьдесят с небольшим. На здоровье тоже не жаловался. А мое положение позволяло участвовать во многих хороших делах.

– Каких делах?

– В свое время я активно занимался улучшением системы образования и помогал собирать средства для группы Керна.

Группа Керна, некоммерческая организация, посылала добровольцев и продовольствие в места, страдавшие от голода, вроде Талиоса. (Талиос, естественно, находился не на Окраине: здесь мало кто недоедал.)

– А недавно я встретил женщину.

Айви Камминг. После исчезновения Тальяферро Айви ждала несколько лет, но наконец смирилась с неизбежным и вышла замуж за преподавателя университета. Она родила двоих детей и была еще жива.

– Нет-нет, – сказал он, – кто-то наверняка меня подстерег. Я понимаю, как должно выглядеть снятие денег со счетов. Но все-таки вряд ли я ушел добровольно.

После теракта я заходила к Винди справиться о здоровье – тогда она еще выздоравливала. На следующий день после моей беседы с аватаром Тальяферро Алекс объявил, что считает нужным нанести ей визит.

– Зачем?

– Желаю удостовериться, что с ней все в порядке.

– Она прекрасно себя чувствует.

– Пусть она знает, что я о ней беспокоюсь.

– Мы послали Винди цветы. Я заходила к ней. Не вижу в твоем посещении особого смысла. Но если ты действительно хочешь…

– Гражданский долг, – сказал он. – Это самое меньшее, что я могу для нее сделать.

И мы пошли. К тому времени Винди уже вернулась на работу, и единственным напоминанием о случившемся была синяя трость в углу офиса. При желании Винди могла увидеть из окна, как строительные роботы убирают остатки мусора на месте «Проктор юнион».

Мы принесли конфеты, и Алекс галантно преподнес их Винди. Он бывал по-настоящему обаятельным, когда хотел. Винди приняла подношение; со стороны могло показаться, будто эти двое – лучшие друзья. От обиды на отказ вернуть артефакты не осталось и следа.

Несколько минут мы говорили о том о сем. Винди хотелось, как и прежде, играть в сквэббл, но для этого ей требовались здоровые ноги. Постепенно мы подошли к истинному поводу нашего визита. По словам Алекса, он только что закончил читать «Быстрины» Эдварда Ханта, историю общественных движений прошлого века. Целая Главабыла посвящена Тальяферро.

– Ты знаешь, – невинно спросил он, – что Тальяферро должен был лететь на «Полярисе»?

– Да, – ответила Винди. – Верно. В предварительном списке пассажиров есть его имя.

– Что случилось?

– Что-то непредвиденное, причем в последний момент. Точно не знаю.

– В последний момент…

– Они уже поднимались на борт и собирались стартовать.

– А почему он отказался? У тебя нет никаких идей?

– Нет. Говорят, что ему позвонили, что у него возникли проблемы на работе. Но откуда берет начало эта история, я не знаю. Ни в одном документе таких сведений не найти.

– В разведке были проблемы? Настолько серьезные проблемы, что он отказался лететь?

Она покачала головой:

– В записях за тот день ничего нет. Во время отлета на Скайдек действительно звонили, но не по работе – только желали удачи всем.

– Возможно, это был личный звонок, – заметила я.

– Он сказал Мендосе, что звонили с работы. – Винди явно не желала больше говорить на эту тему. – Конечно, звонок мог быть и личным. Возможно, ему просто что-то передали. Какая разница?

– Он вернулся в управление разведки в тот день? – настаивал Алекс.

– В тот день, когда улетел «Полярис»? Честное слово, не имею понятия, Алекс. – Винди притворилась, будто у нее болит голова. – Послушай, у нас нет никаких сведений о том звонке. И это было очень давно.

Я спросила Джейкоба, что у нас есть на Чека Боланда.

Боланд специализировался на взаимодействии тела и разума. Главная его мысль заключалась в том, что нас постоянно сбивает с толку мысль о двойственности тела и души, понятие разума как бестелесной сущности, отличной от мозга. Люди тысячелетиями получали свидетельства в пользу обратного, но продолжали цепляться за прежнюю идею.

Боланд проделал выдающуюся работу, составив карту мозга и продемонстрировав, что его наиболее отвлеченные функции скорее голографичны, нежели присущи определенным областям: они необходимы для функционирования мозга.

Боланд был самым младшим из пассажиров Мэдди. Этот темноглазый мужчина выглядел так, словно каждый день два-три часа проводил в спортзале. Я просмотрела видеозаписи: Боланд дает интервью, выступает на приемах, принимает награды. Премия Пенбрука. Премия Беннингтона. Премия Камаля. Он был самокритичен, обладал легким характером, отдавал должное коллегам. Похоже, все его любили.

Он не только был известен научными достижениями, но и считался лучшим на то время специалистом по стиранию памяти. В течение тринадцати лет Боланд работал на правоохранительные органы, исправляя – если так можно выразиться – тех, кто был склонен к противоправным поступкам.

В конце концов он оставил эту работу, а позднее начал выступать против подобной практики. Я нашла запись его выступления перед одной из судейских ассоциаций – примерно через год после того, как он прекратил сотрудничать с органами.

«Это равносильно убийству, – говорил он. – Мы уничтожаем личность и заменяем ее другой, созданной исполнителем наказания. Мы вживляем ложную память, не оставляя от человека ничего. Вообще ничего. Он становится мертв, так же как если бы его сбросили с самолета».

Но ведь Боланд занимался этим тринадцать лет. И если он так думал, то почему не отказался от сотрудничества раньше?

«Я считал свою работу полезной, – говорил он в одном из интервью. – Она меня вполне удовлетворяла: я думал, что устраняю преступные наклонности человека и заменяю их другими, в результате чего и он, и окружающие становятся счастливее. Я очищал улицы от преступников, возвращая обществу добропорядочных законопослушных граждан. Процедура была безболезненной – мы заверяли каждого, что все будет хорошо и к обеду он снова вернется в мир. Так я им и говорил: „К обеду ты будешь на свободе“. А потом, да поможет мне Бог, я забирал у них жизнь.

Я не могу ответить на вопрос, почему я так поздно осознал суть содеянного мной. Если меня решат осудить, то, надеюсь, ко мне отнесутся снисходительнее, чем я относился к другим. Сейчас я могу лишь настоятельно просить о рассмотрении закона, запрещающего эту варварскую практику».