1

Сегодня, в субботу, у моей племянницы день рождения, и я обедаю у нее. Я купил ей в подарок коллекцию ярких бабочек, по сто долларов за штуку. Я очень люблю, нет, я просто обожаю свою Алю и потому с нетерпением всю неделю ждал этого визита. Да и к мужу племянницы я отношусь хорошо. Сначала мне не понравилось, что он старше ее на много лет. Но потом я понял: он спокойный, деловитый, не самодур. Не ангел, конечно, но главное, к родственникам жены относится уважительно.

Аля сказала, что сейчас у них гостит племянник мужа. Помня об этом, я на днях зашел в гипермаркет, чтобы купить игрушку – револьвер. Специально купил без пистонов, чтобы племянник, чего доброго, не оглушил и не напугал до разрыва сердца порхающих бабочек.

Я думаю, это будет выглядеть очень красиво. Восточный ужин и экзотические бабочки. Такой вот воздушный подарок.

По традиции, кушать будет подано на полу, благо, его устилает толстый персидский ковер ручной работы. А под самым потолком будут летать, словно сошедшие с ковра краски и блики, мои бабочки.

2

И точно, когда я вошел, посередине большого мягкого ковра – ели, сидя на полу, – скатерть уже поблескивала изумительной хозяйкиной вышивкой. А на скатерти красовались и чудесно пахли, словно живые цветы, различные блюда, щедро украшенные искусной рукой.

В центре в прозрачной супнице белел суп «Яиля» с нежно-зелеными вкраплениями веточек укропа. От одного его вида у собравшихся текли слюни. Вокруг супницы теснились подносики со шпинатом, горшочки с долмой, с баклажаны «Имам баилди», кюфай из баранины со стручками бамии. Все хотелось немедленно попробовать, и только правила приличия, внушенные с детства, не позволяли сейчас же опустошить богатый стол.

Лишь племянник Мурад сидел и смотрел на яства без особого аппетита. Племянница сказала, что он только сегодня встал с постели, перенеся тяжелый грипп.

Помимо меня пришли еще друзья семьи и подружки племянницы по ее богадельне. Хозяин, Мунир-ага, наполнил стаканы ярко-рыжим апельсиновым соком. Для желающих стоял глиняный кувшин с прохладной водой.

Пока длилось неторопливое вкушение, мужчины разговаривали о мужском, а женщины о женском, временами стараясь почти притихнуть, чтобы краем уха незаметно уловить, о чем беседует противоположный пол. Впрочем, разговоры были самые обычные: мужчины – о политике, философии и, наконец, о футболе, а женщины – о здоровье, родственниках, детях и новых блюдах. Но процесс очевидного подслушивания был так увлекателен, что вызывал только добрый смех.

3

Когда же всем показалось, что чай будет уже лишним, лишним оказался хозяин. Мунир-ага попросил разрешения покинуть трапезу – много забот на работе. А спустя минуту, проводив мужа, хозяйка внесла на огромном подносе чудо кулинарии под названием «Пилав». Огромной белой горой он возвышался на серебряном подносе, словно слепленный великаном гигантский кулич. Между рисинками кое-где проглядывали кусочки рыжей морковки, сероватых шампиньонов, розовой курятины, а также зеленые кочанчики брюссельской капусты. Вокруг красным сочным ободом возлежал салат из помидор со сладким перцем, подчеркивая белизну и аромат дымящегося плова. От такого великолепия у нас закружились головы и вырвались вздохи восхищения. Пришлось найти еще немного места в наполненных желудках.

– Как дела? – спрашиваю я Алю, улучив момент, когда она всех попотчевала своим угощением. – Что нового?

– Очень плохо, – отвечает она, а глаза грустные-грустные. – Жаль, что мои родные не смогли приехать на мой день рождения. И муж тоже ушел. Но он дал мне денег, чтобы я могла купить любое платье. А еще подарил колье.

– Понимаю, – выдохнул я. – У каждого свои трудности.

– Я очень скучаю по родине, – добавила Аля.

– Ну а ты как? – хлопаю я мальчика по плечу, чтобы отвлечь Аллу от ее грустных мыслей.

– Нормально, – отвечает он нехотя.

Мурад, так зовут племянника Мунира-аги, оказался несколько старше, чем я думал, и не очень обрадовался пистолету для первоклашек.

4

Понимая, что не сто́ит отвлекать хозяйку досужими разговорами, я вернулся к гостям.

Благо, они тоже решили размять затекшие ноги и встали. Женщины начали помогать Алле убирать посуду и расставлять стеклянные стаканчики для чая. Мужчины перешли в другую комнату и продолжили разговаривать стоя, чтобы развеяться табачным дымом после обильной пищи.

Через несколько минут дымящийся медный чайник появился на скатерти и привлек к себе внимание всех гостей. К тому же рядом с ним возвышался многоярусный торт и высокий традиционный двухцветный кекс, песочные шарики и медовая пахлава, чельпек и гульбанак.

Чай – то ли сорт такой, то ли способ заварки – был в этом доме всегда красноватый, насыщенный и необыкновенно вкусный. Поэтому он красиво смотрелся в стеклянных стаканчиках с крохотными металлическими ложечками. А куски сахара переливались и таяли в нем так, что завораживали взгляд.

Вот тут-то, глядя, как чаинки парят в стакане, я и решил выпустить бабочек. Устроить фейерверк из живых созданий.

Ковер «Райский сад» и бабочки: адмирал, аполлон, махаон, медведица-хозяйка, траурница, парусник Улисса. Комната сразу наполняется цветочными благовониями: капустница пахнет красной геранью, брюквенница цветами лимона, от репницы исходит аромат резеды, а от самца тутового шелкопряда – мускуса. Плюс еще запахи земляники и шоколада и еще десятки неопознанных, но приятных ароматов…

Некоторые бабочки из рода толстоголовок и пестрянок часто машут крыльями, а другие – из семейств нимфалид и парусников, как, например, голубой Икар, парят под самой люстрой. А рядом с Икаром уже кружатся лунная бабочка из Бангладеша с острыми полумесяцами на бледно-зеленых крыльях и дневная бабочка из Пакистана, на крыльях которой заметны узоры, напоминающие арабскую вязь. Поэтому-то бабочку и назвали «библис», что означает «книга». «Книга судьбы».

«Что-то будет, что-то будет», – думаю я. Тем более что когда бабочки вспорхнули под потолок, на небесно-голубых глазах Али вдруг выступили слезы. Почему-то, увидев моих бабочек, племянница сильно расстроилась.

Она, рыдая, ушла на кухню. Я последовал за ней, чтобы разобраться, в чем причина ее слез, чем я так не угодил Алле.

5

– Ну что случилось, милая? – приобнял я ее за плечи.

– Я его встретила вчера, – ответила Аля.

– Кого?

– Его, свою первую любовь. Помнишь, я тебе говорила про Али? Там, в гостинице, он приехал на семинар и был с одной из этих порочных женщин.

– Ну, ну что такое? Подумаешь, с одной из этих женщин! Это ничего еще не значит, – пытался я хоть как-то успокоить Аллу, мол, не он первый, не он последний.

– Что ты мне посоветуешь? – спросила Аля, вытирая слезы. – Что мне теперь делать?

– Тебе не надо больше ходить в гостиницу, – сказал я, что мог, в голове не укладывалось, что моя милая девочка должна из-за кого-то страдать. – Пока он не уедет. Ты ведь теперь замужняя женщина. Так будет легче и тебе, и ему.

– Но я не могу, – возразила Аля, – я должна помочь мужу завтра. Он меня очень просил быть на этом мероприятии. Такой напряженный день, столько гостей! Многие президенты будут с женами. Кто их будет встречать на правах хозяйки?

– У меня плохие предчувствия, Аля. Скажись больной, притворись, что заразилась гриппом. Поверь, для твоего мужа тоже будет лучше, если ты лишний раз не столкнешься с Али.

– Нет, не могу, – покачала головой Аля. – Это исключено.

Она рыдала навзрыд здесь, на кухне, среди гор грязной посуды. Ее слезы, как капли «Фэйри», смывали румяна цвета розово-лепесткового варенья с нежных, словно фарфор, щек.

Теперь я понимал, в чем дело, и сочувствовал Алле. В этот семейный праздник на нее нахлынули воспоминания о родине и маме, навеянные приездом Али.

6

Выйдя замуж не по любви, Алла тут же зачала ребенка. Чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество вне семьи и друзей, в далекой холодной стране. А может, это Мунир сразу настоял на детях, стараясь удержать и занять молодую красивую жену.

Когда ребенку было полтора года, Мунир повез показать свою дочь к матери в родной аул на Кавказ. Там малютку и нянчившегося с ней отца Мурада Мансура взяли в заложники боевики. Требовали огромный выкуп. Мунир спешно собирал деньги, чтобы отдать, а Алле казалось, что деньги собираются слишком медленно. Когда же сумма была собрана и передана, по телевизору показали штурм дома, в котором укрывались боевики, похитившие маленькую Фирдаус.

Выкуп стал бессмысленным, и они обратились в ФСБ.

– Я плохая мать! – рыдала Алла на моем плече, не останавливаясь. – Это я во всем виновата! Это я виновата, что пропал наш ребенок!

– Нет, ты хорошая, ты добрая, – успокаивал я ее. – Не бери на себя ложную вину. Смотри, сколько ты добра делаешь людям, вон и бездомным помогаешь.

Когда Аля только приехала в Петербург, она ужаснулась количеству местных бомжей и открыла для них приют.

– Нет, это все неправда. И ребенка похитили, потому что я не любила своего мужа, как должна была. Это все мне в наказание. И приют я открыла из эгоистических соображений, потому что мне надо было кого-то любить и о ком-то заботиться. А потом, даже богадельню меня попросили использовать в нехороших целях.

– Что значит «попросили»? – не понял я. – Кто попросил, в каких еще нехороших целях?

– Потом. Потом как-нибудь я тебе расскажу. А сейчас не могу. Извини. Скажу только, что, когда похитили моего ребенка, я решила отомстить. Я не успокоюсь, пока либо не найду живым своего ребенка, либо не уничтожу этих извергов всех до одного. До последнего! – Искры гнева исказили лицо Аллы и мгновенно высушили слезы на щеках.

7

Я недоумевал, с беспокойством заглядывая ей в глаза: «О какой мести она говорит?» Где-то я читал, что впавших в глубокую депрессию и потерявших веру в справедливость легче всего завербовать и зазомбировать. Кто лучше подойдет на роль смертницы, чем женщина, потерявшая ребенка или любимого? Кто бесстрашнее бросится на врага за свое дитя, чем загнанная в угол мать? Впрочем, женщине вообще свойственно жертвовать собой – срабатывает комплекс спасительницы.

А еще спецслужбы рекомендуют первыми уничтожать террористок-смертниц, потому что они более опасны, отчаянны и непредсказуемы. Они, как девушки, на которых напали насильники, скорее пожертвуют своей жизнью, чем уступят. «Так, может, надавать Алле пощечин, – думаю я, – и прекратить ее истерику?» Но не решаюсь ударить юную мать.

– Почему у меня был только один ребенок, и его теперь нет? – продолжила Алла. – Разве это справедливо? Почему бедняки рожают и рожают, не заботясь о будущем своих детей, а я потеряла единственную дочь, которую любила, холила и лелеяла? Разве это справедливо?

«Если у богатого господина много овец, а у простолюдина всего одна единственная…», – вспомнил я библейскую историю о Давиде. Все оставшееся время в гостях у Мунира и Аллы я только и думал о ее словах. Что на нее нашло? Почему она решилась отдельно от мужа заняться поисками ребенка и даже, как она сама выразилась, мстить. Может, дело в том, что, по ее мнению, ее муж не исполняет функции мужчины. Может, она считает, что он, защищая семью, приложил недостаточно усилий. И в итоге она разочаровалась в нем и теперь уже никогда не сможет полюбить.

А может, угодив в эмансипированное по сравнению с родной страной общество, Аля не захотела довольствоваться ролью тихой хозяйки у плиты. Когда у нее был ребенок, она с этим мирилась. А теперь она решила доказать, что не хуже мужиков в обществе, где мужчины перестали быть мужчинами.

8

После праздничного обеда, когда гости разошлись, я вытаскиваю слегка успокоившуюся Алю и Мурада на улицу. Сейчас ее нельзя оставлять одну. Приступ черной меланхолии в любой момент может повториться. Мы берем такси и едем на другую сторону Невы.

За долгие годы жизни в этом городе-музее у меня выработалось нечто вроде ритуала. Каждую пятницу, субботу или воскресенье я обязательно посещаю музеи, чтобы, как это ни пафосно звучит, прикоснуться к сокровищам духа человеческого и не быть отторгнутым от вершин мировой культуры. Живя в городе-музее, я хожу на экскурсии регулярно, как на работу. Обычно это Эрмитаж или Русский музей. Сегодня я решил сходить в Эрмитаж вместе с Алей и Мурадом, а потом сводить их в театр. Когда-то, по приезде в Питер, Алю поразила классическая опера. Особенно Пуччини. В «Мариинке» сегодня как раз давали «Мадам Баттерфляй». Билеты я купил заранее – это был мой второй подарок.

Находясь в отличном расположении духа, я решил так разгуляться, потому что затворническая жизнь порядком надоедает. К тому же черновой вариант романа почти закончен, и можно побаловать себя и своих близких. Осталась пара последних музыкальных аккордов для вдохновения. А красивая девушка в качестве спутницы в оперу – это только на пользу моему роману. Тем более такая изящная, с тонкой, ранимой душой, как Аля. Она, как и все женщины, – спасение этого мира от замкнутости и одиночества. Мне нравится общаться с ней и вообще быть рядом.

9

«Неужели женщина, родившая целый мир, способна мстить целому миру?» – думаю я, проходя через ворота с кованой решеткой во внутренний дворик-садик Эрмитажа. В голове не укладывалось, как одна и та же женщина может рожать и убивать.

Я специально привел Аллу во дворец, называющийся так же, как и ее богадельня, «приютом для странников». Привел, чтобы показать, что страдания и страждущие были всегда. Показать блудного сына Рембрандта и зачатие Данаи от золотого дождя-света Зевса, на которую маньяк-террорист пролил черный дождь серной кислоты…

Конечно, все залы за один раз обойти невозможно. И поэтому я хочу показать Алле и Мураду самое ценное и значительное. Мы поднимаемся по Иорданской лестнице – и прямиком к «Уходу Агари из дома Авраама», к «Иосифу и его братьям», к «Христу в терновом венце» и, наконец, к мадоннам Рафаэля и Леонардо да Винчи.

Я могу сидеть возле «Мадонны Бенуа» и «Мадонны Литта» часами, наслаждаясь их совершенством. Сидеть и размышлять о святости женщин. И об их способности через боль и страдание рождать счастье и спасение – себе и миру. Рождать оправдание и давать свет всему окружающему. Ибо все дети, принимая на себя грехи мира, наполняют мир непосредственной радостью, наполняют смыслом все вокруг себя и нас. Однажды, после бессонной ночи, я заснул под «Мадонной Бенуа». И это был один из самых благостных и светлых снов. Проснулся я от щелканья затворов и ослепляющих вспышек фотоаппаратов. Целая толпа японцев «фоткали» вовсе не шедевр Леонардо, а загадочную русскую душу.

10

Странное дело, сегодня, глядя на мадонн, я вспоминаю, что в Палестине террористок маскируют под беременных, а в Шри-Ланке учат прятать гранаты во влагалище. Когда Аля была беременной, мне все время попадались беременные женщины. Когда она гуляла с коляской, мне казалось, что город наводнили женщины с колясками. А вот теперь, когда ребенка Али похитили террористы, все женщины мне кажутся потенциальными террористками. А тут еще мой роман о террористах, через призму которого я вижу сейчас весь мир в дыму. Да я и сам весь в дыму, у меня словно лихорадка. Я будто вижу всю планету через кровавое месиво плаценты. Я занят своим романом, наполнен им до краев, я им беременен. Более того, я на сносях, на последнем месяце. Вот-вот должны отойти воды и родиться концовка.

Мне вспоминается эсерка Мария Спиридонова. Дворянского происхождения, она примкнула к эсерам и стала членом их боевой дружины. Пятью выстрелами Спиридонова смертельно ранила жандармского полковника. В полицейском участке над девушкой надругались. Ее жестоко избили, раздели донага, потом снова подвергали пыткам, тушили о тело сигареты и насиловали. По решению окружного суда приговорили к смертной казни через повешение. Но после публикации отрытых писем Марии ее дело получило широкую международную огласку. Смертную казнь заменили бессрочной каторгой в Нерчинских тюрьмах.

Товарищи отомстили за Спиридонову, выявив и ликвидировав всех насильников ее свободной воли до последнего. Их находили и уничтожали на улицах, в квартирах, в кафетериях и гостиницах, хотя неизвестно, не инспирировала ли Спиридонова изнасилование. Не были ли ее жертвы убиты невинно, как не была ли Спиридонова невинна сама.

А взять другую эсерку – Евстолию Рогожникову. Тося, как ее ласково называли революционные товарищи, прикинулась беременной. С гуттаперчевой подушкой под платьем, будто в животе – дитя, пришла как просительница к начальнику Главного тюремного управления Максимовскому ходатайствовать якобы за своего мужа.

Когда Евстолию пустили в кабинет, Рогожникова, подойдя к столу начальника, рванула на себе шнур взрывателя. Но произошла осечка, и бомба не взорвалась. И тогда Тося использовала запасной вариант: пистолет. Во время заседаний суда, приговорившего ее к смертной казни, Тося смеялась в лицо присяжным, судьям и адвокатам, чем очень их смущала.

А Геся Гельфман была хозяйкой конспиративной квартиры, на которой собирались заговорщики, убившие царя Александра II. Казнить Гесю не решились из-за ее беременности. Ее и ее ребенка просто приговорили к вечной каторге, но она умерла в тюрьме во время родов. Вот такие матери, такие Марии. Они приносили в жертву и свою непорочность, и своих детей ради новой веры двадцатого века. Знали ли они, что новый век принесет новые жертвы? Охрана индийского премьера Раджива Ганди не среагировала на молодую беременную женщину-тамилку, которая подошла к нему и взорвала опоясавшее ее под сари взрывное устройство. Имя этой без пяти минут матери до сих пор неизвестно.

Мир сошел с ума. Я тоже сойду с ума, если мои роды будут неудачны. Надо срочно куда-нибудь присесть, я чувствую страх пустоты внутри живота. Выбрать какое-нибудь кафе и набить растянутый желудок. У меня так бывает часто, что из гостей я возвращаюсь голодным. А тут еще и усталость накатилась.

11

Так после Эрмитажа я предлагаю своим посидеть в кафе и попить чаю. Поднять тонус. Да и перекусить не помешало бы. Все-таки для Аллы день выдался тяжелым. Столько блюд надо было приготовить для гостей, а самой и поесть некогда было.

По выбору Аллы мы заходим в кафе «Абрикосов», садимся за столик и берем в руки меню. Я хотел отвести их в дом, где в ресторане «Лейнера», по преданию, выпив стакан воды, заразился холерой Чайковский и где находится бывшая кондитерская Вольфа и Беранже, а ныне «Литературное кафе». Известно, перед дуэлью и смертельным ранением в живот сюда заскочил Пушкин выпить какого-то напитка. К счастью, секундант Пушкина Данзас не запомнил, что пил поэт, иначе по рыночным законам нашего времени этот напиток обязательно бы подавали как фирменное блюдо заведения под названием «Коктейль «Пушкин». И хорошо, что Чайковский выпил лишь стакан холодной воды. Вода, она и в Африке вода.

В «Абрикосове» выясняется, что Алле хочется кипяченой воды и заварки, Мураду – мороженого, а мне чего-нибудь посытнее, и я уже собираюсь заказать, как Алла вдруг возмущается:

– Ты что, не наелся? Что, я невкусно приготовила или мало тебе положила?

– Нет, что ты! – пытаюсь я оправдаться.

– Тогда либо мы берем такси и едем есть ко мне и ты подтвердишь мои кулинарные способности, либо я смертельно обижусь.

– А как же чай? – упавшим голосом спрашиваю я. – Ты вроде хотела чаю.

– Уже перехотела, – спешит Алла встать из-за стола. Она явно хочет побыстрее покинуть это заведение. Очень странно, может, ей что-то здесь ужасно не понравилось? Я подозрительно оглядываюсь по сторонам.