1

Опалово-пепельный «Опель» Федора Сергеевича на всех парах мчался по адресу загородного проживания профессора Петрова. Проблесковой маячок на крыше автомобиля возвещал о том, что вершатся дела неотложной государственной важности.

Накануне поздно вечером пришло заключение химического анализа о том, что порошок, найденный на останках обгоревшего тела заведующего лабораторией соответствует веществу, выявленному в пепле взорванного автобуса.

Пока удалось дозвониться до прокурора и убедить его немедленно получить разрешение на обыск, пока оформлялись соответствующие бумаги и пока Федор Сергеевич связался с отделом криминалистики, прошел не один час.

– Чертова бюрократическая волокита, – ударил по рулю ФСБ. У него было еще много дел по гостинице. Но здесь тоже нельзя было медлить.

Наконец, агенту 008 с помощью наглого сигнала удалось вырваться из клещей пробки, и Бабенко свернул с магистрали Ленинского проспекта в микрорайон Купчино.

Федор Сергеевич спешил в частный сектор, где была дача Петрова и где в последнее время проживал и работал Степан Иванович. Бабенко знал, как быстрее добраться до места, – он уже бывал здесь у вдовы покойного, но копаться в личных вещах не посмел.

Вообще, по имеющимся сведениям, профессор с женой последнее время постоянно ругались, что отражалось на самочувствии уже взрослых детей. В конце концов Петров предпочел перебраться на утепленную дачу. Тем более что дача, как выяснил Бабенко, была нехилой. Участок в двадцать соток. Большой, на две машины, кирпичный гараж и обшитая вагонкой баня. Просторный двухэтажный дом с кирпичным первым этажом и деревянным вторым. В доме полно книг, кабинет для занятий и мини-лаборатория.

Когда профессор погиб, жена сразу попала в список подозреваемых как возможная, на почве ревности к науке, заказчица убийства. Людмила Николаевна тут же переехала на дачу, обозначая свои законные права на нее. У Петрова ведь была еще старшая сестра, которая взяла на себя хлопоты по организации похорон.

2

С одной стороны, немного странно, что у профессора было две машины, одна из которых «Хендай» премьер-класса, а другая – старенький народный «Фольксваген». Но, с другой стороны, лаборатории – чуть ли не единственные подразделения в нынешних вузах, не считая «иностранных отделов», приносящие большую прибыль.

Так думал ФСБ, пока на перекрестке его не подрезали пожарные машины. У них тоже горели проблесковые маяки. Не слишком ли много на один квадратный метр сигналов экстренного вызова?

Чем ближе был объект, тем мрачнее становилось лицо Бабенко, упертое в массивный круп одного из пожарных ЗИЛов… И вот уже каракулевой шапкой поднялся столб дыма из-за красного остова. Пожарные и милиция, как всегда, подоспели к шапочному разбору… Дача, объятая огнем, пылала, словно сигнальный факел, предупреждающий о нашествии на город новой темной силы.

Бабенко выскочил из машины и ринулся в толпу зевак.

– Есть кто-нибудь из свидетелей? – стал спрашивать он первым делом, тормоша и отрывая зрителей от красочного зрелища. – Кто-нибудь видел, как все произошло?

Спустя несколько минут он уже выслушивал у машины показания единственного очевидца.

– Горе, горе-то какое! – причитала соседка баба Варя. – Поистине беда не ходит одна. Не успел помереть, так и дом сгорел. Ведь ничегошеньки не осталось, ничегошеньки.

– Прямо уж и ничегошеньки, баба Варя? Вы не отвлекайтесь, рассказывайте, как все было, по порядку, – пытался проявить терпение Бабенко.

– Да как произошло? – Баба Варя, в свою очередь, пыталась успокоиться и восстановить канву событий. – Как только покойного увезли и дом закрыли, сюда пришли попрошайки. И давай крутиться и спрашивать, где, мол, хозяева и как поминать будем. Правильно, им, бездомным, опохмеляться-то надо. Вот они и узнали, что здесь поминки могут быть. А Манька, соседка моя, им и говорит, что здесь поминок не будет, что в столовой институтской поминки организуют. Мол, езжайте туда. А они: нет, все равно хозяйку дождемся. И сели во дворе дожидаться. Вон там, у заднего крыльца, и сели. А кто с ними связываться-то будет? Грязные и вонючие слишком. Да и грех в такой день пришедших помянуть со двора-то гнать. Сидели-сидели, минут десять сидели, да и стали соображать, видимо. Похмелка-то, она отлагательства не терпит. И откуда ни возьмись, может, кто к Ивановым успел сбегать, у них выпивка на крыльце появилась. Я еще гляжу: они банку спирта достали и бутылки, ну и начали пить. А потом у них конфликт из-за конфетки на закусь возник. И они стали друг друга материть, на, мол, выкуси, и матюгами друга на друга махать. А потом – бах! – что-то стало трескаться, вроде стекло. Ну мы еще с Манькой смеемся: сейчас, мол, свою опохмелку разольют. Давай из окна смотреть, но морозно, окно-то заморозило и видно плохо, что там происходит.

3

А потом мы отвлеклись, дальше чай пить стали. И только смотрим: пламя уже большое. Наверно, они спирт разлили и случайно окурком подожгли. Вот такой несчастный случай. А эти бородатые давай тикать дворами. Испугались, чего натворили. Тьфу ты, ваххабиты проклятые, – отплюнулась баба Варя.

– Так, баба Варя, – заерзал Бабенко. – Ты знаешь этих бомжей? Местные они? Видела ты их когда раньше?

– Нет, вроде незнакомые. Да разве ж их разберешь, в чобонтах и шобоньях своих. Морды черные, шапки лохматые на лоб натянуты, бороды грязные, сальные и сверху и снизу. Да случайно это с их домом произошло. – Старуха, словно входя в привычную роль, вздохнула и опять запричитала: – Горе, горе-то какое. Я еще Маньке говорю: беда не приходит одна. Кормилец умер, а тут еще дом сгорел…

– Ты опознать, баба Варя, кого-нибудь сможешь?

– Может, и смогу. А может, и нет. Кто ж его знает?

– Так, бери-ка ты свою подругу Маньку – и быстро в машину, – приказал Бабенко тоном, не терпящим возражений. – Поездим по округе, поищем их в поселке и окрестностях.

– Сейчас-сейчас, только прихорошусь! Когда меня еще так по поселку, как невесту, на машине прокатят! Мань, Мань, беги сюда, покатаемся!

– Я тебе «прихорошусь»! – прикрикнул Федор Сергеевич. – Давай в машину, живо!

– Ага, сейчас, сейчас, сынок.

4

Но объезд территории, как и предполагал Бабенко, ничего не дал. По опыту предыдущей службы Федор Сергеевич уже знал, что такие роковые совпадения маловероятны. Всего скорее этих бомжей-поджигателей кто-то нанял, и треск бьющегося стекла был от окна, куда они и закинули свои бутылки с горючей смесью. Все сходилось, и даже неустановленная личность в автобусе наверняка была лицом без определенного места жительства.

Делая третий почетный круг по местным магазинам и ларькам, Бабенко думал: «Может, зря все это, может, уже поехать в лаборатории и затем в гостиницу? Чего я здесь ловлю, как баран, у зеленых ворот? Но, с другой стороны, было бы непростительным разгильдяйством не попытаться взять бродяг-поджигателей по горячему следу вокзале».

Где еще можно выловить бомжей, как не на вокзале? Они наверняка сейчас поспешат перебраться в другой пригород. И тут он вспомнил про богадельню возле Московского вокзала, организованную Аллой, где бесплатно кормили бомжей.

«Заодно и вокзал проверим», – решил Федор Сергеевич, лихо выворачивая руль. Тем более хозяин сказал, что ни в какую Англию они с Аллой не собираются.

Дождавшись милицейских экипажей и криминалистов во главе с Михаилом Владимировичем Девушкиным, он отправил их обыскивать и опечатывать университетские лаборатории. А сам поспешил на другой берег Невы.

Всю дорогу до вокзала бабки-подружки шелестели, не останавливаясь ни на минуту. Федор Сергеевич опять включил свою сирену. Гаишники отдавали честь.

«Неужели, – думал Бабенко, – уже бомжи начали совершать теракты? Дожили! Теперь каждый придурок может себе позволить стать террористом? Тем более уже февраль, считай, весна, начинаются всякие обострения…»

5

Помещение центра для бездомных «Эрмитаж» состояло из нескольких комнат: просторная кухня со столовой, медицинский кабинет, комната отдыха и так называемая «ванная», где было несколько душевых кабинок. Еще в отделенной перегородкой маленькой подсобке стояли две стиральные машины и гладильная доска.

Центр, чтобы, видимо, привлечь внимание властей к проблемам бездомных, назвали «Эрмитаж» – приют для странников. Это не удивляло Бабенко. По школьным урокам краеведения он знал, что в его родном Чистополе в позапрошлом веке открылось заведение общественного призрения, а проще говоря, ночлежка, которая носила громкое имя Его Императорского Величества Александра III.

Если в заведение Аллы бомжи могли прийти раз в день, то в чистопольской ночлежке можно было обитать целый месяц. И имели право там жить за казенный счет не только бомжи и босяки, но и ограбленные до нитки ворами или разбойником-огнем погорельцы. По истечении месяца беспечное нахлебничество пресекалось, и постояльцев выпроваживали в шею. Получалось, что через ночлежку, при вместимости в тридцать человек, проходило несколько тысяч душ ежегодно. А некоторые, наиболее ушлые, умудрялись с перерывами квартироваться в ночлежке годами.

В заведении Аллы спать было нельзя и негде. Работали в приюте волонтеры. Кормили раз в день простейшим супом и гарниром без мяса: гречневой или рисовой кашей. Стригли, осматривали, выдавали мыло, полотенце и «шайку горячей воды» для помывки.

Когда Федор Сергеевич пришел с двумя бабушками, все подумали, что он привел очередных бомжих.

На правах хозяина города ФСБ заглянул в комнату отдыха.

– Вот он был, – показала баба Варя на одного бомжа. – Я хорошо его запомнила.

6

– А я че? – говорил бомж пару часов спустя, за которые Федор Сергеевич успел отвезти бабок домой и добраться до своего офиса в Большом доме, что на Литейном 4. – Я ниче! Меня хозяйка попросила.

Бабенко не очень хотелось сажать бомжа к себе в машину, потом привожать к себе в кабинет. Но работа есть работа, и теперь он старательно записывал показания.

– Какая хозяйка?

– Ну хозяйка наша, добрая душа. Аллушка. Она нам столько добра сделала, что грех было отказать. Она ведь нас кормит и моет. Она одна на весь город к нам добрая.

– Зачем ей это понадобилось? – спросил шокированный Федор Сергеевич.

– Ну так, обидел, говорит, он меня.

– Как обидел?

– Чего-то там не дал.

И хотя Бабенко уже подозревал свою опекаемую, все равно признание бомжа, которое он тщательно запротоколировал, стало для него шоком. Как эта милая девушка пошла по стопам убийц и похитителей ее ребенка из группы «ДОМ»? Вот для мужа будет неприятное открытие!

– Вы готовы подписать свои показания сейчас и подтвердить их в суде? – спросил ФСБ, протягивая протокол.

– Отчего же не подписать, раз уж я вам все рассказал, – кивнул Борис Олегович Муравьев-Жуков, как выяснил, устанавливая личность бомжа из дворянского рода, Бабенко.

7

И только Борис Олегович взялся за скрипучее перо, как дверь распахнулась и в кабинет № 114 ворвался Константин Геннадьевич Бабинов, непосредственный начальник Федора Сергеевича.

– Ты совсем, Федька, долбанулся, – громко забасил генерал. – По всему коридору вонища стоит. Ты зачем сюда бомжа притащил? Да еще кофеем поишь? – покосился на дымящуюся в пустой чашке сигарету.

– Так ведь ценные показания, – вытянулся по струнке Бабенко, – о тайной организации.

– Какие ценные показания?! – возмутился Бабинов: мол, как посмел перечить? – Какая организация у тех, кто вне всякого социума и организаций?! Совсем с ума посходили со своими теориями заговоров. А ну, гони немедля этого голодранца-вонючку в шею. Или переправь в ГУВД. Даром их отсюда поперли. Пусть там твои ценные показания разнюхивают.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – козырнул Бабенко. Говорить о том, что бомж дал показания против жены его хозяина, Федор Сергеевич не стал. Хотел, было, оправдаться, но сердце его сжалось, только он представил себе печальные глаза Али. Хотя информация, и правда, была ценной. Борис Олегович поведал о том, что в городе якобы давно началась охота на них, бомжей, особенно доставалось тем, кто из интеллигентов, ученым разным и писателям. И только благодаря ей, матушке, они живы.

– А начальнику своему, – заметил разговорчивый бомж, когда дверь за Константином Геннадьевичем закрылась, – скажите, что я не бомж, я бродяга. Бомжи – это те, кто не следит за собой, кому главное – нажраться и отключиться. А мы – бродяги-чернушники, потому что занимаемся черным металлом. А то, что по помойкам лазаем, так и некоторые домушники, те, кто в квартирах живет, в баках ковыряются. Одну такую девушку в норковой шубе я спросил как-то: «Что ищете? Что потеряли? Выкинули, может, что случайно?» А она в ответ: «То же, что и вы!»

Отпуская Бориса Олеговича, Бабенко строго-настрого запретил ему кому-либо рассказывать о том, что он во всем признался на допросе.

– Сам, чай, понимаю, не дурак! – ухмыльнулся бородач. А Бабенко подумал, что надо немедленно позвонить Девушкину и попросить его поднять информацию по всем погибшим в последнее время бомжам. Погибшим насильственной смертью, пусть даже по собственной неосторожности. Кого, конечно, удалось найти.