Глава 34
Внутри цилиндрического экрана, установленного на мостике «Зодиакального Света», появился мерцающий силуэт. Клавейн, Ремонтуа, Скорпио, Кровавый, Круз и Фелка сидели полукругом перед проектором, наблюдая, как жемчужное пятно приобретает очертания человеческого тела.
— Ну, — сказала бета-копия Клавейна. — Вот я и дома.
Глядя на собственное отражение, перевернутое слева направо, Клавейн испытывал неприятное чувство. Неправдоподобное спокойствие скрадывало все естественные асимметрии его копии. Клавейн не любил симуляции, особенно собственные. Он терпеть не мог, когда его передразнивают — и тем более передразнивают точно. А может быть, ему просто льстила та легкость, с которой его сущность воплощалась в ансамбле бессознательных алгоритмов?
— А тебя порезали, — сказал Клавейн своей копии.
— Извини?
Ремонтуа склонился к экрану и заговорил:
— Вольева стерла часть тебя, причем не маленькую. Это грубая работа, она бросается в глаза, но сказать, что именно произошло, мы пока не можем. Очень вероятно, Вольева просто уничтожила некоторые блоки памяти. Пока остаются какие-то сомнения, нам придется обращаться с тобой, как с потенциальным носителем вируса. Это значит, что ты будешь на карантине, пока не завершится обследование. Твои воспоминания не соединят с воспоминаниями Клавейна, так как риск заражения слишком велик. Тебя заморозят, превратят в неизменную структуру воспоминаний и заархивируют. Можно сказать, ты умрешь.
Бета-копия смиренно пожала плечами.
— Надеюсь, до этого я еще немного послужу, верно?
— Ты что-нибудь выяснил? — спросил Скорпио.
— Думаю, да, и немало. Правда, я не могу точно сказать, какие из моих воспоминаний настоящие, а какие внедренные.
— Разберемся, — сказал Клавейн. — Просто расскажи нам, что ты выяснил. Капитан корабля — действительно Вольева?
Бета живо кивнула.
— Да, именно она.
— Она знает про орудия? — спросил Кровавый.
— Да.
Клавейн огляделся, затем снова обратился к «цистерне».
— Пока все верно. Она согласна отдать их добровольно?
— Не думаю, что на это стоит рассчитывать. На самом деле, по моим предположениям, Илиа может создать для нашей миссии некоторые затруднения.
— Она знает, что это за орудия? — задала вопрос Фелка.
— По-моему, почти ничего. У нее есть какие-то туманные подозрения, но похоже, это ее не слишком интересует. Зато она кое-что знает о Волках.
Фелка нахмурилась.
— А точнее?
— Не знаю. Мы не беседовали по этому поводу. Нам лучше просто принять тот факт, что Вольева уже имела с ними дело… и выжила, что вряд ли надо доказывать. По крайней мере, это заслуживает уважения, как я полагаю. Между прочим, она называет их Подавляющими. Я не уточнял, почему.
— Я знаю, почему, — спокойно произнесла Фелка.
— Вольевой не обязательно сталкиваться с ними напрямую, — проговорил Ремонтуа. — В этой системе давно наблюдается активность Волков. Вполне возможно, что она понаблюдала за ними и пришла к определенным логическим выводам.
— Мне кажется, ее опыт немного глубже, — заметила бета-копия, но не стал развивать мысль.
— Я с ним согласна, — сказала Фелка.
Все, кто находился на мостике, обернулись к ней.
— Ты дал ей понять, что мы настроены серьезно? — спросил Клавейн, снова привлекая внимание к проектору. — Объяснил, что ей лучше иметь дело с нами, чем с остальными Объединившимися?
— Думаю, она поняла.
— И что?
— Ее ответ можно свести к двум словам. «Спасибо, справлюсь».
— Эта Вольева — упертая кретинка, — произнес Ремонтуа. — А жаль. Было бы намного лучше придти к взаимопониманию, не прибегая к демонстрации силы.
— Есть еще одно обстоятельство, — сказала бета-копия. — Они проводят эвакуацию населения Ресургема. Вы уже видели, что машины Волков делают со звездой. Они долбят ее чем-то наподобие гравитационного лазера. Скоро воронка достигнет сердцевины звезды, эпицентра ядерного синтеза, и произойдет мощный выплеск энергии. Это все равно, что сверлить отверстие в основании плотины, чтобы обеспечить максимальный напор воды. Только в данном случае речь не о воде, а о расплавленном водороде с температурой и давлением ядра звезды. По моим предположениям, они превратят Дельту Павлина в нечто наподобие огнемета. Как только «сверло» достигнет ядра, энергия, заключенная там, вырвется наружу, и звезда умрет… Или, по крайней мере, станет более тусклой и холодной. Но это не главное. Волки получают оружие, способное сжечь любую планету в радиусе нескольких световых часов, просто направив туда струю плазмы. Думаю, оно сможет и сорвать атмосферу с газового гиганта, и превратить каменистую планету в оплавленный шар. Людям не обязательно знать, что произойдет с Ресургемом. Поверьте… они хотят убраться оттуда, чем быстрее, тем лучше, и совершенно правы. Сейчас на борту корабля уже находятся беженцы, перевезенные с планеты. По меньшей мере, несколько тысяч,
— И у тебя есть свидетельства этого, да? — поинтересовался Скорпио.
— Нет ничего, что я мог бы доказать.
— Тогда мы предположим, что их не существует. Это, очевидно, попытка убедить нас не атаковать.
Овод стоял на поверхности Ресургема. Полы его пальто трепал ледяной ветер, проникающий везде и царапающий холодом каждый дюйм кожи. Конечно, не «бритвенная буря», но достаточно неприятно, чтобы отбить желание прогуляться. Овод поправил тонкие пылезащитные очки и посмотрел на крошечную звездочку, которая двигалась в небе. Шаттл-перевозчик.
Опускались сумерки. Впереди небо окрасилось в насыщенные бархатно-фиолетовые тона, переходящие на южном горизонте в черный. Сквозь очки можно было видеть только самые яркие звезды, но время от времени даже они становились тусклыми, когда их затмевала очередная вспышка орудийного залпа. На севере, растянувшись почти на полгоризонта, на невидимом ветру трепетал нежно-розовый сияющий занавес. Прекрасное зрелище… Световая феерия, которая на самом деле является светопреставлением. Занавес был образован ионизированными частицами, вырванными из оболочки звезды орудием Подавляющих. Оно рыло в плазме туннель, который уже наполовину достиг эпицентра ядерного синтеза. Вокруг стен того туннеля, которым не давала сомкнуться стоячая гравитационная волна, менялись сами внутренние структуры звезды. Нормальные теплообменные процессы пытались приспособиться к атаке орудия. По мере сдвига плотности верхних слоев ядро уже начало менять свою форму. Песня нейтрино, вырывающихся из сердца звезды, сменила тональность, предвещая прорыв ядерных масс. Пока люди не имели четкого представления о том, что произойдет, когда оружие Подавляющих закончит свою работу. Пожалуй, не стоит задерживаться, чтобы ответить на этот вопрос.
Он ждал, пока очередная группа поднимется в шаттл, чтобы совершить перелет — последний на этот день. Внизу на площадке красовалось суденышко — элегантное, окруженное толпой людей, которые ожидали эвакуации. Время от времени кто-то пытался пролезть без очереди, и ту же закипала драка. Толпа всегда вызывала у Овода отвращение, хотя к каждому человеку в отдельности он испытывал уважение и симпатию. За все эти годы Овод встречал слишком мало людей, которым можно было доверять. Впрочем, это в порядке вещей. Большая масса народа всегда становится толпой. Эту толпу он создал сам. Но кто сказал, что ты должен любить то, что сам создал?
Хватит. Сейчас не время презирать людей, которых он спасает — презирать лишь за то, что они позволили своим страхам выйти наружу. Овод не был уверен в том, что если бы сам оказался на их месте, то вел бы себя более достойно. Ему бы тоже захотелось увезти свою семью с планеты. И если ради этого кто-то другой должен остаться и погибнуть, то это его личные проблемы.
Но он не был одним из толпы. Он был одним из тех, кто нашел возможность вывезти людей с обреченной планеты. И сделал это возможным.
Овод полагал, что это кое-чего стоит.
Так что… Выше голову.
Скользящий в высоте перевозчик пересек зенит и ушел в тень. Значит, все еще здесь… почему-то при этой мысли Овод почувствовал облегчение, короткое, как вспышка. Траектория шаттла была жестко ограниченной. Любое отклонение повлекло бы за собой атаку системы обороны класса «земля — космос». Хоури и Вольева прибрали к рукам половину правительственных департаментов, но некоторые были неподвластны их прямому влиянию. Например, Служба Гражданской Безопасности. Именно она сейчас представляет наибольшую опасность, так как ей поручено не допустить повторения инцидента, спровоцированного Триумвиром. Именно в ее распоряжении находились ракеты быстрого реагирования класса «земля — космос», оборудованные самонаводящимися боеголовками. Они были спроектированы для уничтожения заходящих на орбиту кораблей, прежде чем те могли создать угрозу для колонии. Мелкие челноки Ультра ухитрялись быстрым маневром проскакивать под сеть радара, но эвакуационный шаттл был для этого слишком велик. Оставалось только использовать некоторые закулисные рычаги. Результатом стало соглашение: Служба закрывает глаза на полеты перевозчика и прочих трансатмосферных шаттлов, пока они не нарушают границ летного коридора. Овод знал это. Навигационные системы на борту шаттла тоже это знали. И все равно он чувствовал иррациональное облегчение, когда видел шаттл.
Зазвонил мобильный телефон. Овод выудил из кармана пальто громоздкий аппарат и потыкал кнопки неуклюжими пальцами в толстых перчатках.
— Овод?
Он узнал голос одного из операторов Дома Инквизиции.
— Записанное сообщение с «Ностальгии по Бесконечности», сэр. Воспроизвести его сейчас или вы перезвоните с орбиты?
— Сейчас, пожалуйста.
Овод подождал, слушая слабое щебетание электромагнитных переключателей, а затем шипение аналоговой пленки. Он неплохо представлял себе секретную телефонную машинерию Дома Инквизиции, которая теперь работала на него.
— Это Вуалюмье. Слушай внимательно. Наши планы слегка изменились. Это длинная история… В общем, мы летим к Ресургему. Новые координаты я передам прямо на перевозчик, так что не беспокойся. Но теперь перелет будет занимать куда меньше, чем тридцать часов. Может быть, мы даже подойдем так близко, что перевозчик вообще не понадобится. Мы просто будем возить людей на шаттлах и высаживать борту «Ностальгии». Это значит, что все сведется к челночным полетам на орбиту. Нам понадобится только пятьсот рейсов, чтобы вывезти всех! Овод… кажется, у нас неплохие шансы. Ты подготовишь все со своей стороны?
Овод посмотрел на бурлящую толпу. Скорее всего, Хоури ожидает ответа.
— Оператор? Примите сообщение, запишите и передайте, хорошо? — он выдержал паузу и заговорил: — На связи Овод. Сообщение принято. Я сделаю все, что смогу, чтобы ускорить эвакуацию, как только пойму, что это имеет смысл. Но… можно одно маленькое «но»? Если вы сократите время перелета — отлично. Я от всей души за. Но вы не можете вывести звездолет на орбиту Ресургема, даже на удаленную. Даже если я сумею сорвать половину населения планеты с насиженных мест, останется Служба Гражданской Безопасности, которая может создать нам большие проблемы. Я хочу сказать, по-настоящему большие проблемы. Поговорим позже, Ана. Боюсь, что у меня много работы.
Овод попросил оператора уведомить о получении и ожидать ответа. Потом снова засунул в карман телефон, увесистый, как полицейская дубинка. И начал спускаться по склону, к толпе, время от времени проскальзывая и поднимая клубы пыли.
— Мы снаружи, Антуанетта.
— Отлично, — ответила она. — Думаю, теперь можно вздохнуть спокойно.
Из иллюминаторов мостика «Зодиакальный свет» казался невообразимо огромным — длинный скальный риф, темный, повсюду усеянный странными выходами пород и каменистыми выступами, изрезанный узкими проходами. Ангар, который только что покинула «Штормовая Птица», напоминал золотистое прямоугольное окошко, прорезанное в ближайшем склоне. Оскаленные челюсти ворот скользили навстречу друг другу, но проем был все еще достаточно велик. Антуанетта переводила взгляд с иллюминаторов на тактические дисплеи и экраны радаров. Бронированные челюсти плавно смыкались, а в зазор врывались стаи маленьких скелетообразных штурмовиков, немногим превосходящих трициклы. Они стремительно ныряли внутрь — скорость обеспечивали высокотемпературные реактивные двигатели, термоядерные, с запалом антивещества. Глядя на них, Антуанетта подумала о рыбках-паразитах, которые чистят рот какому-то подводному монстру. По сравнению с ними «Штормовая Птица» казалась довольно крупной рыбиной.
Это был самый сложный маневр из всех, что Антуанетта когда-либо осуществляла. Клавейн внезапно отдал приказ: держать ускорение три «g», пока «Зодиакальный Свет» не окажется на расстоянии десяти светосекунд от «Ностальгии по Бесконечности». На тех же трех «g» вылетали все штурмовики в текущей волне. Вывод космического аппарата из ангара летящего звездолета — вообще непростое дело, особенно если учесть, что на борту находился полный запас вооружения и топлива. Но при таком ускорении? Это был настоящий экзамен на мастерство. Даже если бы Клавейн сбросил ускорение до пол-«g» — именно так пилоты прибывают и отходят от обода Карусели Нью-Копенгагена — Антуанетта сочла бы это напряженной работой. Но три «g»? Это просто издевательство.
Но она справилась. Теперь «Штормовую Птицу» окружали сотни метров пустого пространства. И никого вокруг.
— Корабль? По моей команде запускай токамак. Пять… четыре… три… два… и… поехал.
Антуанетта напряглась. Многолетний опыт подсказывал, что сейчас последует легкий толчок под сиденье, и ждала этого момента с замиранием сердца. Именно так происходил переход с ядерных реактивных двигателей на термоядерные.
Но толчка не последовало.
— Реакция синтеза поддерживается и стабильна. На борту можно осуществлять передвижения. Три «g», Антуанетта.
Она покачала головой.
— Ох, мать твою… кажется, все прошло гладко.
— Ты можешь поблагодарить Ксавьера, и, возможно, Клавейна. Они обнаружили сбой в одной из самых старых подпрограмм управления двигателями. Она вызывала небольшую нестыковку при смене топливного режима.
Девушка уменьшила изображение «Зодиакального света». Теперь звездолет был виден во всю длину. Из пяти ангаров на корпусе судна тянулись непрерывные потоки самодельных штурмовиков. Большинство были так малы, что казались игрушечными, но это были настоящие маленькие шаттлы. Некоторые из них были просто «макетами», которые несли лишь запас топлива, позволяющий оказаться в пределах светосекунд от «Ностальгии по Бесконечности». Но даже зная об этом, невозможно было отрицать: зрелище впечатляло. Казалось, огромный корабль истекает плотными потоками светящейся крови.
— И ты никогда не пытался с этим что-то сделать?
— Я всегда пытался делать все как можно лучше.
— Не сомневалась, Кораблик.
— Извини за то, что произошло, Антуанетта…
— Это уже в прошлом.
Она не могла больше называть его Тварем. И Лайлом Мерриком, естественно, тоже. Он все-таки оставался субличностью корабля.
«Корабль» — он и есть корабль.
Антуанетта еще уменьшила изображение. В поле зрения сенсоров попали многочисленные штурмовики, возле каждого светилась колонка цифровых кодов и короткая стрелка вектора — тип, дальность полета, численность экипажа и вооружение. Теперь масштаб атаки стал более очевиден. В ней участвовало около сотни летательных аппаратов. Примерно шестьдесят из них были «фальшивками». Остальные тридцать предназначались для транспортировки штурмового эскадрона — обычно на борту находился один тяжело вооруженный гиперсвин, — плюс пара тандемных «трайков», на которых разместили тактических специалистов. Все эти шаттлы несли различное вооружение — от одноразовых гразеров до гигаватных бозеров Брейтенбаха. Бойцы были одеты в сервоброню, большинство получили огнестрельное оружие, а остальные, оказавшись на борту вражеского звездолета, могли снять мелкие орудия со своих летательных аппаратов.
Шествие сопровождали еще примерно тридцать судов среднего размера — двух— или трехместные шаттлы гражданского образца, с закрытыми корпусами, позже переделанные для выполнения боевых задач. Это были собственные шаттлы «Зодиакального Света», которые находились на борту, когда звездолет угнали, и рейдеры из флота Хи. Помимо вооружения того же типа, что на «трайках», они несли более тяжелую артиллерию — ракетные установки и устройства для жесткой стыковки. И наконец — девять корветов, шаттлов среднего класса, способных вместить дюжину бойцов в полной экипировке членов экипажа. Длина корпуса позволяла установить самые мелкие электромагнитные пушки. Три корвета оснастили установками для управления инерцией, что позволяло этим шаттлам развивать ускорение от четырех до восьми «g». Неуклюжие, асимметричные, они не предназначались для полетов в атмосфере, но в будущем сражении это не помешает.
«Штормовая Птица» была намного крупнее любого из кораблей, которые находились на борту «Зодиакального света». В ее ангарах могли поместиться три шаттла и дюжина трициклов вместе с экипажами. Создать для корабля Антуанетты установку для управления инерцией не удалось — оборудование на борту «Зодиакального Света» не позволяло воссоздать технологию, но вооружение и броня с лихвой компенсировали это. Теперь никто не назовет ее судно грузовозом, подумала Антуанетта. Теперь это боевой звездолет, и ей пора к этому привыкать.
— Маленькая… я имею в виду, Антуанетта…
Она заскрежетала зубами
— Ну?
— Я просто хотел сказать… сейчас… пока не стало слишком поздно…
Антуанетта нажала на кнопку, отключив динамики, затем поднялась с кресла и втиснулась в экзоскелет.
— После, Кораблик. Пора устроить смотр войскам.
Один, сжимая за спиной руки, стараясь не чувствовать жестких объятий экзоскелета, Клавейн стоял в смотровом куполе и следил за вылетом своей штурмовой эскадры.
Шершни, трициклы — пустые и с экипажем на борту, шаттлы…
Корабли покидали ангары «Зодиакального Света», кружили и поворачивали, собираясь в эскадрильи. Хитроумно тонированное стекло купола защищало глаз от слепящих вспышек, деликатно затеняя огненные пятна за дюзами и превращая их в тусклые лиловые кисточки. На некотором расстоянии, в стороне от скопления кораблей, висел серо-коричневый щербатый полумесяц, похожий на осколок шарика для пинг-понга — Ресургем. Имплантаты Клавейна уже засекли местоположение корабля Вольевой. Другие члены экипажа еще не видели «Ностальгию по Бесконечности» — судно находилось слишком далеко, чтобы увидеть его невооруженным глазом. Единственная нейрокоманда — и «Ностальгия по Бесконечности» словно выплыла из темноты. Корабль Триумвира находился на расстоянии световых секунд отсюда. Однако четырехкилометровый корпус «Ностальгии» образовывал угол около трети угловой секунды, что позволяло наблюдать судно даже в самый мелкий оптический телескоп «Зодиакального Света». Впрочем, с тем же успехом Триумвир может разглядеть его собственное судно. И, если будет внимательна, не пропустит вылета эскадры.
Теперь он знал, что причудливые наросты, появление которых он приписывал сбою программы, существуют на самом деле. Похоже, с кораблем Вольевой произошло нечто из ряда вон выходящее. Что-то превратило звездолет в грубую омерзительную карикатуру на самого себя. Что это было? Неужели Комбинированная Эпидемия? Клавейн мог только предполагать. Один-единственный раз он видел подобного рода трансформации. Это была фантасмагорическая архитектура Города Бездны. Клавейну доводилось слышать о том, как Эпидемия заражала корабли. Ее споры проникали в судовые механизмы, которые позволяли звездолетам восстанавливать и обновлять себя. Но корабль, искаженный до такой степени, как тот, что висел сейчас за стеклом купола, должен был просто выйти из строя. При виде этого чудовища Клавейна бросало в дрожь. Оставалось только надеяться, что трансформация не затронула ни одного живого существа.
Зона сражения должна охватить все пространство протяженностью в десять светосекунд, которое разделяет «Зодиакальный Свет» и «Ностальгию», хотя его центральную точку будут определять действия Вольевой. Есть где развернуться, подумал Клавейн. Как раз в таком объеме тактику начинает определять такой фактор, как время пересечения пространства.
При трех «g» сферу можно пересечь в течение четырех часов, а самым быстрым кораблям его флота хватит чуть более двух часов. Гиперскоростному снаряду потребуется еще меньше — сорок минут. Клавейн уже просматривал свои воспоминания о предыдущих кампаниях, отыскивая тактические параллели.
Битва за Англию. Полузабытое воздушное столкновение во время одной из межнациональных войн древности, когда сражение вели дозвуковые летательные аппараты, оснащенные поршневыми двигателями. Соотношение объема пространства и скорости пересечения было почти таким же, как в этот раз, хотя элемент трехмерности играл куда меньшую роль. Мировые войны двадцать первого века были в этом отношении еще менее показательны. Тогда суборбитальные радиоуправляемые устройства могли в пределах сорока минут достичь любой точки планеты и уничтожить любой объект. Но войны, которые начались в Солнечной системе полстолетия спустя, предлагали больше полезных параллелей. Клавейн вспомнил кризис, которым завершился раскол между Землей и Луной, и битву за Меркурий, отмечая причины побед и поражений. Затем вспомнил Марс конца двадцать второго века, бои с Объединившимися. Зоны этих сражений охватывали пространство, простиравшееся далеко за орбиты Фобоса и Деймоса, так что фактически затраченное время пересечения даже для самых быстрых одноместных боевых файтеров составляло три-четыре часа. Уже тогда встала проблема измерения временных промежутков между взаимосвязанными событиями. Для нарушения коммуникации в зоне прямой видимости противники заполоняли пространство огромными облаками посеребренной «соломы».
Потом были другие кампании, другие войны, которые уже не стоило подгружать в собственное сознание. Оно уже сохраняло молчаливые уроки этих боев. Клавейн знал, какие ошибки совершили другие, но и помнил каждую ошибку, которую допустил на протяжении своей долгой военной карьеры. Наверно, это были не самые страшные ошибки. Иначе он не стоял бы здесь, на мостике «Зодиакального света». Но все уроки имели цену.
В стекле купола возникло еще одно отражение.
— Клавейн?
Он обернулся, и экзоскелет встревоженно зажужжал.
— Фелка…
Признаться, он не ожидал ее здесь увидеть.
— Я пришла посмотреть, как это произойдет.
Экзоскелет придавал ее движениям неестественность. Казалось, Фелка марширует, ведомая под руки невидимой охраной. Потом они стояли рядом и наблюдали, как остатки штурмового эскадрона падают в космос.
— Если бы ты не знала, что это война… — начал он.
— …это было бы почти красиво, — отозвалась Фелка. — Да. Я согласна.
— Я поступил правильно, так?
— Почему ты меня спрашиваешь?
— Ты — самое близкое мне существо, которому я могу вручить свою совесть. Я продолжаю спрашивать себя, что бы сделала Галиана, если бы сейчас…
Фелка не дала ему договорить.
— Она бы беспокоилась, так же, как ты. Есть люди, которые не беспокоятся… и никогда не сомневаются, что всегда делают все хорошо и правильно… От них все беды. От таких, как Скейд.
Клавейн вспомнил вспышку, которая уничтожила «Ночную тень».
— Я сожалею о том, что произошло.
— Но ведь я сказала, что это нужно, Клавейн. Я знаю, что Галиана этого хотела.
— Чтобы я убил ее?
— Она умерла много лет назад. У нее не было… конца. Все, что ты сделал — это закрыл книгу.
— И лишил ее последнего шанса вернуться в жизнь.
Фелка взяла его за руку, покрытую старческими пятнами.
— Она бы сделала с тобой то же самое. Я знаю.
— Возможно. Но ты все еще не сказала, согласна ли с этим.
— Если мы вернем орудия, то это послужит нашим краткосрочным интересам. С этим я согласна. Больше я ни в чем не уверена.
Клавейн пристально посмотрел на нее.
— Нам нужны эти орудия, Фелка.
— Знаю. А вдруг ей… Триумвиру… они тоже нужны? Твой «представитель» сказал, что она пытается вывезти людей с Ресургема.
— Это не… — он понял, что с трудом находит слова, — не то, что беспокоит меня в первую очередь. Если Вольева проводит эвакуацию — а я не вижу никаких тому подтверждений, — у нее появляется еще одна причина отдать мне то, что я хочу. Чтобы мне не приходилось вмешиваться.
— А тебе не приходило в голову — хотя бы на миг, — предложить им помощь?
— Мы здесь для того, чтобы получить орудия. Все остальное неважно. Включая и благие намерения.
— Так я и думала, — сказала Фелка.
Пожалуй, лучше вообще было не начинать этот разговор.
В молчании они смотрели, как фиолетовые огни атакующих кораблей двигаются к Ресургему, к звездолету Триумвира.
Составив ответ на последнее послание Овода, Хоури пришла к весьма тревожному заключению. Ходить становилось тяжелее. Похоже, предсказания Вольевой сбывались. Капитан не остановился на одной десятой «g» и продолжал наращивать скорость. По оценке Хоури, с которой согласилась бета-копия Клавейна, ускорение с тех пор удвоилось и, вероятно, продолжало расти. Угол наклона бывших горизонтальных поверхностей составил двадцать угрожающих градусов — достаточно для того, чтобы скользкий пол превратился в почти непреодолимое препятствие. Но это была не самая серьезная проблема, которая волновала ее.
— Илиа, послушай меня. У нас все весьма хреново.
Вольева оторвала взгляд от своей любимой сферы. Внутри тыквообразного облака по-прежнему плавали разноцветные значки, похожие на ярких замороженных рыбок. С тех пор, как Хоури последний раз посещала Илию, вид изменился — в этом можно было не сомневаться.
— Что у нас, ребенок?
— Отсек, где у нас находятся беженцы.
— Продолжай.
— Он не предназначен для того, чтобы во время полета в нем находились люди. Мы планировали, что они будут там только до тех пор, пока «висим». В этом отсеке центробежная гравитация — со всеми вытекающими. Ты понимаешь, что сейчас происходит? Капитан увеличил скорость, появился новый вектор тяготения… Пока только пол-«g», но голову даю на отсечение — только пока. Даже если мы отключим вращение, это ничего не изменит. Стены становятся полом.
— Мы на космическом корабле, Хоури. Это нормальный переход в режим полета.
— Ты не понимаешь, Илиа. Две тысячи человек торчат в помещении, в котором не могут находиться физически. Они на взводе. Пол наклонился слишком сильно, они чувствуют себя, словно на тонущем корабле, и никто не говорит им, что происходит… — Хоури сделала паузу, переводя дух. — Илия, дело вот в чем. Ты оказалась права насчет горлышка бутылки. Я попросила Овода ускорить процесс на Ресургеме. Это значит, что к нам действительно очень скоро прибудут тысячи людей. Мы всегда знали, что надо освободить помещения, где можно будет разместить беженцев. Теперь нам придется сделать это немного быстрей.
— Но тогда получается… — казалось, Вольева не в состоянии закончить мысль.
— Да, Илиа. Народу предстоит прогулка по кораблю. Нравится нам это или нет.
— Только прогулка может закончиться очень скверно. По-настоящему скверно.
Ана посмотрела на свою старую наставницу:
— Знаешь, Илиа, что в тебе мне нравится? Твой гребаный оптимизм, который лезет из всех щелей.
— Заткнись и посмотри на дисплей. Нас атакуют… и очень скоро.
— Клавейн?
Вольева едва заметно кивнула.
— «Зодиакальный Свет» отправил к нам эскадру штурмовых космолетов, в общей сложности около сотни. Большинство чешут сюда на трех «g». Мы можем из кожи вон вылезти, но максимум через четыре часа они нас догонят.
— Клавейн не должен получить орудия.
Триумвир, которую Хоури еще не видела такой старой и хрупкой, едва заметно качнула головой.
— И не получит. Без боя не получит.
Они обменялись ультиматумами. Клавейн предоставил Илии Вольевой последний шанс передать орудия — тогда он отзывал свой флот. Триумвир предупредила Клавейна: если он не отзовет свой флот немедленно, она повернет против него оставшиеся тринадцать орудий.
Клавейн ответил.
— Извини. Неприемлемо. Мне очень нужны эти орудия.
Он очень удивился, когда ответ на это послание пришел спустя три секунды. Он повторял его слово в слово. У Илии уже не оставалось времени, чтобы прочесть его сообщение.
