Глава 27

В тех редких случаях, когда прогулки по кораблю было не избежать, Клавейн пользовался поддерживающим экзоскелетом, из-за чего постоянно ходил в синяках и ссадинах: рама нещадно давила и натирала кожу. Сейчас ускорение составляло пять «g», они медленно догоняли «Ночную Тень», сократив разрыв до трех световых дней. Как только Скейд увеличивала скорость, Клавейн убеждал Сухой сделать то же самое, только чуть больше, на что та соглашалась с неохотой. Примерно через неделю судового времени Скейд отвечала очередным разгоном. Даже если она не желала заставлять свои машины работать в более жестком режиме, чем это было необходимо, преследователь вынуждал ее.

Паулина не пользовалась экзоскелетом. Когда они с Клавейном встретились, ученая дама полулежала в передвижной анатомической кушетке, тяжело дыша в паузах между фразами. Как и многое другое на корабле, кушетка выглядела временным приспособлением, собранным кое-как на скорую руку. «Фабрика» работала сутками напролет, выпуская оружие, боевое снаряжение, криосаркофаги и запчасти; все остальное собиралось в мастерских попроще.

— Ну что? — спросила Сухой. Ускорение сделало ее еще больше похожей на привидение, кожа вокруг запавших глаз потемнела.

— Мне надо семь «g», — сказал Клавейн. — В самом крайнем случае — шесть с половиной. Можешь?

— Я уже сделала все, что могла.

— Не тот ответ, который мне хотелось услышать.

Она ткнула в схему на стене — толстые красные линии на коричневой поверхности ржавого металла. На чертеже изображалось поперечное сечение «Зодиакального света». Широкая корма корабля, где крепились двигатели, была обведена окружностью, проходящей примерно по средней линии.

— Видишь это, Клавейн? — Сухой обвела круг, сделав его поярче. — Пузырь, подавляющий инерцию, поглотил судно почти на всю длину. Этого достаточно, чтобы снизить нашу полезную массу в пять раз. Но здесь, в носовой области корабля, мы чувствуем все пять «g», — она указала на маленький конус, выступающий из пузыря.

Клавейн кивнул.

— В этом месте поле настолько слабое, что тебе приходится использовать самые чувствительные детекторы, чтобы просто его обнаружить.

— Правильно. Наши тела и материал корабля, окружающий нас, до сих пор почти полностью сохраняют инерционную массу. Пол давит на нас с силой в пять «g» — но только потому, что находимся за пределами пузыря.

— К чему ты клонишь?

— Вот к чему, — Сухой изменила картинку, увеличив круг, который полностью поглотил звездолет. — Геометрия поля непроста, Клавейн. И оно отнюдь не напрямую зависит от степени подавления инерции. При пяти «g» мы можем полностью исключить жилые отсеки из основной зоны воздействия установки. Но при шести «g»… Мы окажемся в пузыре.

— Но мы и так внутри.

— Да, но пока ничего не чувствуем. При шести «g» эффект воздействия превысит порог психологического восприятия. Это произойдет мгновенно — здесь нет линейной зависимости. Мы почти сразу перестанем чувствовать себя как при пятикратной перегрузке и будем чувствовать нормальный вес.

Клавейн поменял позу. Он пытался пристроиться так, чтобы рама экзоскелета вызывала наименьший дискомфорт.

— Звучит не так уж плохо.

— Но одновременно ты будешь чувствовать, что твое тело весит в пять раз меньше, чем должно. Каждая часть тела, каждый мускул, каждый орган, каждая кость, все внутренние жидкости рассчитаны на определенные условия, в том числе и определенную инерцию. Все изменится, даже вязкость крови, — Сухой заставила кушетку проехать вокруг Клавейна, одновременно восстанавливая дыхание. — Я видела, что происходит с людьми, которые попадали в поле сильного подавления инерции. Очень часто они умирали. У них останавливалось сердце. Случалось кое-что еще, особенно если поле было нестабильным… — с явным усилием Паулина посмотрела ему в глаза. — Не могу гарантировать, что такого не произойдет.

— Я все-таки хочу это сделать, — сказал Клавейн. — Обычные устройства будут работать нормально? Криосаркофаги, например?

— Не могу ничего обещать, но…

— Тогда именно это мы и сделаем. — Клавейн улыбнулся. — Заморозим армию Скорпио. Хотя бы ту часть, на которую хватит новых шкатулок. Тех, кого не можем заморозить, или тех, кто нам нужен для консультаций, снабдим системами жизнеобеспечения — чтобы поддерживать дыхание и кровяное давление. Это поможет, верно?

— Опять же, ничего не обещаю.

— Шесть «g», Сухой. Это все, о чем я прошу. Ты сможешь сделать это, правда?

— Смогу. И сделаю, если ты настаиваешь. Но пойми… квантовый вакуум — это гнездо со змеями…

— Знаю. И мы потыкали в них острой палкой.

Сухой терпеливо позволила ему закончить свою фразу.

— Нет. Так было раньше. А при шести «g» можешь считать, что сидишь в яме со змеями.

Клавейн дал ей насладиться эффектом собственных слов, потом похлопал по железному корпусу кушетки.

— Просто сделай это, Паулина. А я позабочусь об аналогиях.

Сухой развернула кушетку и направилась к лифту. Клавейн посмотрел ей вслед и поморщился от боли. Похоже, он заработал очередной синяк.

Через некоторое время пришло сообщение. Клавейн проверил его на предмет скрытой информационной атаки, но ничего не обнаружил.

Отправителем оказалась Скейд. Клавейн просматривал послание у себя в каюте, наслаждаясь короткой передышкой. Гравитация снова была в норме: экспертам Сухой предстояло покопаться в своей установке, а они не слишком любили этим заниматься, когда система функционировала. Загрузив запись в устройство для просмотра, Клавейн попивал чай.

В овальном проекционном поле, затуманенном по краям, появились голова и плечи Скейд. Клавейн вспомнил, что в прошлый раз, когда он получил ее послание по пути к Йеллоустоуну, она выглядела точно так же. Тогда он думал, что причина ее странной скованности — специфический формат послания, но теперь начал в этом сомневаться. Скейд держала голову совершенно неподвижно, словно находилась в хирургических тисках перед операцией на мозге. Шея торчала из какого-то странного металлического воротника, наводящего на мысль о средневековых доспехах. Было еще что-то странное, но что именно, Клавейн не мог понять.

— Клавейн, — сказала Скейд. — Пожалуйста, сделай одолжение — просмотри это сообщение полностью и подумай над моим предложением. Оно дается мне нелегко, и я не буду повторять его дважды.

Она выдержала паузу. Клавейн ждал.

— Ты доказал, что тебя непросто уничтожить. На данный момент все мои попытки провалились, и я не уверена, что смогу сделать что-нибудь еще. Не подумай, будто теперь я хочу, чтобы ты остался в живых. Тебе не случалось последнее время интересоваться, что творится у тебя за кормой? Глупый вопрос. Уверена, что доводилось. Думаю, даже твоя аппаратура обнаружения засекла корабли. Помнишь оперативную группу, которую ты должен был вести? Производитель Работ завершил строительство. Три корабля идут за тобой. Они вооружены еще лучше, чем «Ночная Тень»: тяжелые релятивистские электромагнитные пушки, бозонные батареи типа корабль-корабль, гразеры… не говоря уже о дальнобойных стингерах. И у них цель. Очень заметная.

Клавейн знал это, хотя звездолеты только что появились на границе зоны действия детекторов. Фотонные паруса, запущенные Скейд, сослужили ему службу: наводя на них оптические лазеры «Зодиакального Света», Клавейн заставлял проносящиеся мимо сверхтонкие полотнища выходить на траекторию неизвестных кораблей. Шансы столкновения были невелики, к тому же преследователи могли воспользоваться приемом Клавейна и тоже выбросить «защитные паруса». Однако со стороны Скейд подобная практика прекратилась.

— Знаю, — прошептал Клавейн.

— Но я попытаюсь с тобой договориться. Ты не хочешь умирать, а я на самом деле не желаю убивать тебя. Откровенно говоря, у меня есть другие проблемы, на которые мне скоро придется тратить силы.

— Прелестно, — Клавейн хлебнул чая.

— Я оставлю тебя в живых. И, что более важно, верну тебе Фелку.

Клавейн поставил кружку на стол.

— Она очень больна, Клавейн. Она снова ушла в свои грезы о Стене. Сейчас ее занимает только одно: она выкладывает вокруг себя какие-то круговые структуры, играет в какие-то запутанные игры, которые требуют полного внимания постоянно и круглосуточно. Это заменяет ей Стену. Фелка перестала спать — совсем как настоящая Объединившаяся. Я волнуюсь, действительно волнуюсь. Вы с Галианой столько трудились, чтобы сделать из нее полноценного человека… но все, что вы сделали, сейчас рушится. Изо дня в день, как Стена на Марсе… — Скейд растянула губы в печальной улыбке. — Сейчас она совсем не узнает людей. И не выказывает никакого интереса к чему бы то ни было, что выходит за рамки невероятно узкого круга ее навязчивых идей. Она не спрашивает даже о тебе, Клавейн.

— Если ты причинишь ей боль… — он обнаружил, что начал говорить.

— Однако кое-что еще можно исправить… может быть, даже исправить все. Это зависит только от тебя. Сейчас разница в скорости между нашими кораблями достаточно мала, и мы можем произвести передачу. Уйди с моего курса и дай понять, что больше не собираешься им следовать. Тогда я вышлю к тебе корвет с Фелкой на борту. Разумеется, направлю его в глубокий космос.

— Скейд…

— Надеюсь, ты ответишь немедленно. Хотелось бы получить от тебя послание, но, за неимением, буду рада увидеть, что пламя твоих двигателей направлено в другую сторону.

Она вздохнула, и Клавейн понял, что его беспокоило с самого начала, когда он просматривал это сообщение: Скейд не сделала ни единого вдоха, ни разу не перевела дух между фразами.

— И последнее. Я даю тебе предостаточно времени на размышление, прежде чем сочту твое молчание отказом. Когда время выйдет, я все-таки посажу Фелку на корвет и отправлю его в космос. Разница в том, что ее будет сложно найти. Подумай над этим, Клавейн. Как тебе такое — Фелка одна посреди звезд, далеко от людей… Может быть, она и не поймет, что происходит. А может быть, прекрасно поймет, — Скейд немного помолчала. — Полагаю, ты знаешь — лучше, чем кто бы то ни было. В конце концов, она твоя дочь. Вопрос только в том, что она на самом деле для тебя значит?

Сообщение кончилось.

Ремонтуа уже пришел в себя. Каюта, где он находился, служила ему и жилищем, и тюрьмой. Когда Клавейн вошел, Ремонтуа улыбнулся — спокойно и чуть с удивлением. Как всегда, он выглядел не блестяще, но уже не походил на человека, которого только что извлекли из криосаркофага, а еще раньше — вытащили с того света.

— А я все ждал, когда ты ко мне заглянешь, — с обезоруживающей веселостью произнес Ремонтуа.

Он лежал на спине и казался расслабленным и спокойным: голова на подушке, руки сложены на груди. Клавейн присел рядом, и экзоскелет переместился с одних синяков на другие.

— Боюсь, это было несколько затруднительно, — сказал Клавейн. — Рад видеть, что ты оживаешь. Извини, но тебя все-таки рановато «отогрели».

Ремонтуа небрежно махнул рукой.

— Понимаю. Невозможно…

— Подожди.

Клавейн внимательно разглядывал друга. Для того, чтобы внедриться в общество Йеллоустоуна, Ремонтуа пришлось немного изменить внешность. Например, обзавестись волосами, без которых он был похож на заготовку для манекена.

— Что подождать, Клавейн?

— Есть кое-какие незыблемые правила, Рэми, которые тебе надо усвоить. Ты не можешь покидать эту комнату. И будь добр, не пытайся этого сделать. Не ставь меня в неудобное положение.

Ремонтуа пожал плечами, словно это не имело никакого значения.

— У меня и в мыслях не было. Что еще?

— Ты не можешь общаться с какой-либо из систем за пределами своей каюты, пока находишься здесь. Опять же, пожалуйста, не пытайся.

— А как ты узнаешь, если попытаюсь?

— Узнаю.

— Ладно, хотя бы честно предупредил… Что-нибудь еще?

— Пока я не знаю, могу ли тебе доверять. Отсюда все эти предосторожности. Кстати, поэтому я тебя до сих пор не размораживал.

— Предельно ясно.

— Я не закончил. На самом деле, мне бы очень хотелось доверять тебе, Рэми. Но я не уверен, что это возможно. Нельзя рисковать этой миссией.

Ремонтуа попытался заговорить, но Клавейн предостерегающе поднял палец.

— Поэтому никакие оправдания не принимаются. Вообще никакие. Если ты что-нибудь выкинешь — неважно что, неважно, насколько это будет серьезно — что угодно, что может каким-то образом помешать миссии… я тебя убью. Никаких «если», никаких «но». Абсолютно ни одной попытки. Мы далеко от Феррисвильского Конвента и от Материнского Гнезда.

— Я уже понял, что мы на корабле, — пробормотал Ремонтуа. — И летим быстро… очень быстро. Знаешь, я хотел уронить что-нибудь на пол, чтобы точно определить ускорение. Но ты хорошо постарался, здесь совсем ничего нет. Ладно, попробую догадаться. М-м… четыре с половиной «g»?

— Пять, — ответил Клавейн. — Скоро увеличим до шести, а потом еще.

— Судя по каюте, мы не на «Ночной Тени». Ты что, захватил субсветовик? Наверно, было непросто.

— Мне слегка помогли.

— А скорость? Как ты умудрился так разогнаться без волшебной шкатулки Скейд?

— Она не создала эту технологию с нуля. Просто кое-что украла — этого оказалось достаточно, чтобы понять общий принцип. Но она оказалась не единственной. Я встретил человека, у которого был доступ к первоисточнику.

— Этот человек здесь?

— Нет. Он обеспечил нас аппаратурой, а сам остался. Это мой корабль, — Клавейн поднял руку, заключенную в жесткий каркас, и похлопал по грубой металлической стене. — Он называется «Зодиакальный Свет». Еще мы везем небольшую армию. Скейд впереди нас, но я ей орудия так просто не отдам.

— А, Скейд… — Ремонтуа с улыбкой кивнул.

— Что тебя так позабавило?

— Она выходила на связь?

— Можно сказать. Поэтому я тебя разбудил. А что, собственно?

— Скейд не сказала, что… — Ремонтуа запнулся, и Клавейн понял, что его друг пристально следит за его реакцией. — Очевидно, нет.

— Ты о чем?

— Она чуть не умерла. Когда ты сбежал с кометы, где мы встречались с Производителем Работ.

— Ей явно стало лучше.

— Ладно, это очень сильно зависит… — Ремонтуа снова запнулся. — Но ведь дело не в Скейд, правильно? Я вижу в твоем взгляде отеческое беспокойство, — одним легким движением он поднялся с кровати и уселся на край, будто не замечая ускорения в пять «g», только маленькая жилка, вздувшаяся на виске, выдавала напряжение. — Дай подумать. Фелка все еще находится у нее, так?

Клавейн ничего не сказал, ожидая продолжения.

— Я пытался сделать так, чтобы Фелка пошла со мной и Скорпио, но Скейд не согласилась. Фелка якобы была ей нужна на борту «Ночной Тени»… в качестве предмета для сделки, как я понимаю. Я так ее и не переубедил. Конечно, можно было попробовать, но тогда меня бы тоже за тобой не послали.

— Ты собирался убить меня.

— Я собирался тебя остановить… уговорить вернуться обратно в Материнское Гнездо. Нет, я не спорю: если бы другого выхода не оставалось… А разве ты бы меня не убил, если бы возникла необходимость? — Ремонтуа перевел дух. — Мне казалось, что я смогу отговорить тебя не переходить на сторону врага. Никто другой не смог бы дать тебе шанс.

— Поговорим об этом позже. Сейчас меня интересует Фелка.

В каюте стало очень тихо. Потом Клавейн сменил позу. Возможно, Ремонтуа не видит, насколько ему неудобно.

— Что случилось? — поинтересовался тот.

— Скейд предлагает вернуть Фелку, при условии, что я прекращу преследование. Посадит ее на корвете и выпустит в нашу сторону. Корвет будет двигаться на максимальной скорости в пределах нашей досягаемости, и мы сможем перехватить его одним из шаттлов.

Ремонтуа кивнул. Похоже, он на самом деле серьезно задумался. Клавейн почти почувствовал, как его друг мысленно просматривает возможности и комбинирует их в разных сочетаниях.

— А если ты откажешься?

— Она все равно выбросит Фелку в космос. Разница в том, что корвет будет очень трудно найти. В лучшем случае, я прекращу преследование, чтобы Фелку вернули в целости и сохранности. В худшем — я никогда не найду ни ее, ни корвет. Мы в межзвездном пространстве, Рэми. Здесь до черта пустого пространства. Впереди — двигатели Скейд, позади — наши. И огромное пространство мертвых зон, которое не просматривает ни один из наших сенсоров.

Последовала еще одна длинная пауза. Некоторое время Ремонтуа размышлял, потом лег обратно, чтобы восстановить кровоснабжение головного мозга.

— Клавейн, Скейд нельзя доверять. Ей абсолютно незачем убеждать тебя в своей искренности: по ее мнению, у тебя нет ничего полезного и ничего опасного. Ты не можешь отплатить ей той же монетой, как в истории с заложниками на Деймосе.

— Похоже, я ее напугал, — сказал Клавейн. — Она не ожидала, что мы с такой легкостью догоним «Ночную Тень».

— Даже если и так… — Ремонтуа не договорил и умолк.

— Ты понимаешь, для чего я разбудил тебя.

— Похоже, начинаю догадываться. Сейчас Скейд находится в том же положении, что и Ран Сэвэн. А ты выступаешь в роли Ирравель Веды, которая хочет спасти своих пассажиров.

— Сэвэн заставил тебя служить ему, дать совет, тактику, которую он мог бы использовать против Ирравель.

— Так что ситуация выглядит чуть-чуть иначе.

— Для меня сходство достаточное, — Клавейн заставил раму подняться. — Думаю, картина ясна, Рэми. Скейд ожидает услышать или увидеть мой ответ в течение ближайших дней. Ты поможешь мне выбрать этот ответ. В идеале, я хочу получить Фелку и не потерять цель из виду.

— И вот, значит, ради чего ты меня разморозил. Просто от отчаяния. Как говорят, «лучше черт, да знакомый»?

— Ты мой самый старый и самый близкий друг, Рэми. Просто я не знаю, можно ли тебе еще доверять.

— А если совет, который я дам тебе, окажется хорошим?..

— Полагаю, это отчасти восстановит мое доверие, — Клавейн натянуто улыбнулся. — Конечно, хорошо было бы поговорить об этом с Фелкой.

— А если у нас не получится?

Клавейн ничего не ответил, развернулся и ушел.

Четыре маленьких шаттла отошли от «Зодиакального Света» по ровным дуговым траекториям, каждый в своем направлении, рассекая искаженную релятивистскими эффектами звездную сферу на ровные четверти. Потоки их выхлопов сияли в струях пламени, исходящих из дюз корабля Клавейна, подобно загнутым ответвлениям блестящего канделябра. Их траектории были пронзительно, до боли красивы.

Если забыть, что это военная акция, можно было бы даже испытать что-то вроде гордости…

Клавейн наблюдал за отлетом из купола обозрения, который располагался почти на носу корабля. Надо смотреть на шаттлы, пока они не исчезнут… На борту каждого находился один из опытных членов команды и горючее, которое Клавейн собирался сохранить до Ресургема. Если все пройдет успешно, он получит обратно и шаттлы, и их экипаж… но запас антивещества, увы, невосполним. Шаттлы загрузили горючим настолько, что на борту, кроме пилота, мог находиться только еще один человек.

Будем надеяться, что это правильный ход.

Говорят, принимать трудные решения становится легче, если это происходит неоднократно — тогда они входят в привычку и становятся чем-то вроде тяжелой повседневной работы. Возможно, отчасти так оно и есть. Однако Клавейн не мог отнести это к себе. За последнее время ему пришлось принять несколько крайне трудных решений, и каждое давалось ему по-своему тяжело, каждое следующее тяжелее предыдущего. В том числе и решение, связанное с Фелкой.

Дело было не в том, что он не хотел вернуть ее. Достаточно было только пожелать. Впрочем, Скейд знала, что Клавейн не в меньшей степени стремится заполучить орудия. Это желание не было продиктовано соображениями личной выгоды, именно поэтому его было невозможно подкупить — в том смысле, в каком это обычно подразумевается. Но Фелка оказывалась превосходным орудием для достижения договоренности. Скейд знала о глубокой душевной связи между ними, которая зародилась еще на Марсе. Действительно ли Фелка — его дочь? Клавейн не знал, даже сейчас. Он убедил себя, что это правда, к тому же она сама так сказала… но, может быть, только для того, чтобы убедить его вернуться? Как бы то ни было, признание Фелки медленно, но верно подрывало его уверенность. Чтобы узнать правду, придется спросить саму Фелку, когда такая возможность появится… если появится.

Но если разобраться — какое это имеет значение? Разве ее ценность как человеческого существа зависит от того, есть ли между ними генетическая связь? Даже если Фелка — его дочь, разве он знал об этом, когда спасал девочку на Марсе? Но что-то заставило его, с огромным риском, вернуться за ней в Гнездо Галианы. Он чувствовал, что должен спасти Фелку. Галиана твердила ему, что это бессмысленно, что Фелку нельзя считать мыслящим человеческим существом, что она — лишенное сознания устройство для переработки информации, живой компьютер.

Но он доказал, что Галиана неправа. Возможно, первый и единственный раз в жизни.

Так что это не имело значения. Он делает все это по соображениям человечности — не кровных связей или верности. Если он забудет об этом, то позволит Скейд забрать орудия. Он может вернуться к «паукам» и предоставить остальное человечество своей роковой судьбе. Если миссия будет провалена — какая польза от единственного гуманного жеста, сколь бы он ни был оправдан?

Шаттлы ушли. Клавейн надеялся и молился, что принял правильное решение.

Машина правительства, похожая на спинку, неслась по улицам Кювье. Дождь все еще лил, но облака начали понемногу расходиться. Разрушенная планета вот уже несколько часов ясно просматривалась в вечернем небе. Теперь облако освобожденной материи напоминало какую-то многорукую тварь. Мерцающие пятна пурпура, бледной зелени и охры, среди которых изредка пробегали бесшумные вспышки электрических штормов, казались брачной окраской этого глубоководного животного, не занесенного ни в один в каталог. Мрачные тени и яркие симметричные фокусы отмечали точки, где машины Подавляющих появлялись на свет, собирались вместе и твердели. До сих пор все, что происходило с Рухом, можно было счесть очень редкой формой природного явления. Теперь такой уверенности не было.

Овод видел, как люди в Кювье относились к феномену. Большинство просто не обращало на него внимания. Когда объект появлялся в небе, люди как ни в чем не бывало ходили по улицам, и никто не задирал голову и не указывал пальцем. Сейчас, когда факт существования странного предмета стало невозможно отрицать, жители Кювье старались обходить скользкую тему, а если возникала необходимость, пользовались косвенными терминами. Как будто Подавляющие, обиженные этим бойкотом, заставят остатки Руха покинуть небосвод и испарятся, словно привидение, в которое никто не верит!

Овод сидел на заднем сидении легкового вездехода, за водительским креслом. В спинку переднего сиденья был встроен телевизионный экран. Голубой свет освещал лицо Овода, наблюдавшего за репортажем, который был сделан очень далеко от города. Мерцали снежинки помех; съемку производили ручной камерой, и картинка дрожала, но главное можно было увидеть. Первый из двух шаттлов находился на поверхности — камера показала его в панораме, задержавшись на живописном контрасте изящного обтекаемого корпуса машины и кучи скальных нагромождений, — а второй в воздухе и плавно спускался. Он уже совершил несколько рейсов за пределы атмосферы Ресургема, на орбиту, где находился крупный внутрисистемный корабль. Камера задрожала, пошла вверх и поймала в объектив заходящий на посадку шаттл, который выпустил три струи пламени и осторожно опускался на плоскую каменистую площадку.

— Это можно подделать, — сказал спокойно Овод. — Я знаю, что съемка подлинная… Но кто помешает людям думать иначе?

Хоури, в форме Инквизитора, сидела рядом.

— Можно подделать что угодно, если хорошо постараться, — возразила она. — Только не сейчас, когда все записи хранятся на аналоговых носителях. Сомневаюсь, что такое сможет сотворить весь правительственный департамент соединенными усилиями.

— Попробуй докажи это людям.

Теперь объектив скользил, показывая редкую толпу. Люди выглядели встревоженными и обеспокоенными. Метрах в трехстах от места посадки шаттлов был разбит лагерь — множество запыленных палаток, теряющихся среди валунов и гальки. Его обитатели… так могли выглядеть беженцы любого мира, любого века. Они прошли тысячи километров, собираясь в этой точке из самых разных поселений. Это оказалось нелегко: по грубым подсчетам, одна десятая их числа так и не сумела добраться до лагеря. В этот марш-бросок люди брали с собой множество личных вещей, хотя знали — если подпольная сеть разведки верно донесла информацию, — что им позволят взять на борт корабля только одежду, которая будет на них на момент отлета. Возле лагеря вырыли яму, и каждая группа отбывающих сбрасывала туда свои пожитки. Это были предметы, с которыми люди не могли расстаться до последнего момента. Может быть, разумнее было бы оставить все это дома перед трудным переходом через половину Ресургема. Фотографии, детские игрушки… — их погребут, как человеческие реликты, в добавление к артефактам амарантян, имеющим возраст миллион лет.

— Мы об этом позаботились, — сказала Хоури. — Есть свидетели, которые добрались до лагеря, а потом вернулись в главные населенные пункты. Конечно, людей приходится уговаривать. Представь себе — вернуться, проделав такой путь. Но…

— Как тебе удалось?

Машина завернула за угол, колеса истерично взвизгнули. За окнами показались кубические строения Дома Инквизитора — серые и плоскостенные, как гранитные утесы. Овод смотрел на них с тревогой.

— Им пообещали, что по возвращении можно будет пронести на борт немного личных вещей.

— Другими словами, дали взятку, — он покачал головой. Черт возьми, неужели ни одно великое дело нельзя сделать без взяток?! — Полагаю, эта мера себя оправдает и вы хоть что-то будете узнавать. Сколько их сейчас?

Как всегда, Хоури держала в голове все цифры.

— По последним подсчетам, пятнадцать тысяч человек уже на орбите. На земле осталось от двухсот до трехсот. Когда мы наберем пять сотен, шаттл отправится на орбиту. Внутрисистемник будет полон, и людей можно будет переправить на «Ностальгию».

— Смелости им не занимать, — усмехнулся Овод. — Или глупости. Точнее сказать не могу.

— Смелости, Овод. Можешь не сомневаться. А еще они боятся. И в этом их винить нельзя.

На самом деле, эти люди действительно отважны. Они шли к шаттлам, располагая лишь скудными свидетельствами. После ареста Овода среди сторонников массовой эвакуации бурно распространялись всевозможные слухи. Правительство продолжало выступать с умело составленными опровержениями, призванными сеять сомнения в собственной правдивости. Люди должны были придти к выводу, что шаттлы Овода действительно существуют. Добираясь до кораблей, люди фактически нарушали распоряжение правительства. Им грозила тюрьма или смерть за вторжение в запретную зону.

Овод восхищался ими. Смог бы он поверить подобным слухам или логическим доводам, если бы сам не был инициатором движения? Вряд ли. Но гордости за свои достижения он не испытывал. Людей обманывали, рассказывая о том, какая судьба их ждет в итоге, и он завяз в этом обмане по самое некуда.

Автомобиль подъехал к Дому Инквизиции с заднего фасада. Овод и Хоури прошли в здание через обычный контроль. Личность народного героя до сих пор была строго засекречена. Его снабдили всеми необходимыми документами, что позволяло свободно передвигаться по Кювье и его окрестностям. Охранники считали его обычным чиновником, который приезжал к Инквизитору по делам правительства.

— Ты до сих пор думаешь, что у нас что-то получится? — спросил Овод, стараясь не отставать от Хоури, которая быстрым шагом поднималась по ступенькам.

— Черт бы нас подрал, если не получится, — глухо отозвалась она.

Триумвир ждала их в офисе Инквизитора. Она устроилась на стуле, где обычно сидел Овод, и курила, стряхивая пепел на стерильно чистый пол. От этой нарочитой, вызывающей небрежности Овода передернуло. Но он промолчал. Вольева приведет неопровержимый аргумент: скоро вся планета превратится в пепел — какая разница, если немножко появится уже сейчас?

— Ирина, — начал он. Поскольку для него она оставалась женщиной из Кювье, к ней следовало обращаться именно так.

— А, Овод… — Илиа встала, затушив сигарету о ручку стула. — Хорошо выглядишь, Правительственное попечительство не так уж сурово, как говорят.

— Если это шутка, то скверная.

— Конечно, — Триумвир пожала плечами, будто извинение было лишним. — Ты видел, что они недавно сделали?

— Они?

Вольева указала глазами на окно.

— Догадайся.

— Да, конечно. Этого уже невозможно не заметить. Ты знаешь, что они выращивают в облаке?

— Некое устройство, Овод. Я бы сказала, устройства для уничтожения солнца.

— Давайте поговорим в офисе, — вмешалась Хоури.

— О, только не это, — отозвалась Вольева. — Там нет окон, Ана, а вид из окон так здорово помогает сосредоточиться… Тебе так не кажется? Через минуту факт сговора Овода с правительством станет публично известен, — она смерила его жестким взглядом. — Верно?

— Если хочешь, называй это сговором.

Овод уже записал на пленку «заявление», в котором выступал от лица правительства. Он сообщал, что шаттлы действительно существуют, равно как и угроза планете, и в связи с этим администрация неохотно дала ему официальное разрешение организовать и провести массовую эвакуацию населения. В течение часа репортаж покажут по всем каналам телевидения Ресургема и будут несколько раз повторять в последующие дни.

— Это не будет выглядеть как сговор, — произнесла Хоури, холодно глядя на подругу. — По заявлению ясно, что Овод старается ради безопасности жителей Ресургема, а не своих собственных интересов. Все получилось вполне убедительно, потому что это правда, — она повернулась к Оводу. — Верно я говорю?

— Я просто озвучила расхожее мнение, — усмехнулась Вольева. — Ладно, не обращай внимания. Достаточно скоро мы сами увидим реакцию населения. Кстати, Ана, это правда, что в некоторых отдаленных поселениях уже были случаи общественных беспорядков?

— Которые были успешно подавлены.

— Уверяю, это еще только цветочки. И не удивляйся, если последует попытка переворота.

— Этого не случится, — ответила Хоури. — Сейчас люди понимают, сколько поставлено на карту. Они увидят, что правительственный аппарат выполняет свои функции — обеспечивает организованную эвакуацию.

Илиа покосилась на Овода и фыркнула.

— Видишь? Она до сих пор остается неисправимой оптимисткой.

— К сожалению, Ирина права, — проговорил он. — Нам стоит ожидать намного худшего. Ты же никогда не думала, что получится вывести всех сразу.

— Но мы можем… — сказала Ана.

— Люди не просто груз. Их нельзя просто перевозить на корабле, как маленькие аккуратные единицы. Допустим, большинство поверит, что правительство не пудрит им мозги насчет эвакуации — это само по себе можно считать маленьким чудом. Но непременно найдется кучка недовольных, от которых будет большая куча проблем.

— В качестве такового ты и сделал карьеру, — прокомментировала Хоури.

— Да, именно так, — Овод печально улыбнулся. — К сожалению, я не один. И все равно, Ирина права. Мы достаточно скоро узнаем, как отреагирует народ. Кстати, как там у нас с внутренними угрозами? И что думают об этих махинациях другие отделения?

— Скажем так: стоит рассчитывать на пару-тройку убийств, — сказала Инквизитор. — Но об этом пусть болит голова у наших злейших врагов. Главное — не допустить большего, пока этот массовый исход не закончится…

— Ты изучала эту штуку в небесах более плотно, чем мы оба, — перебил Овод, обращаясь к Вольевой. — Можешь сказать, сколько времени у нас в запасе?

— Нет, не могу. Разумеется, я не могу, потому что не знаю, что за дрянь они там строят. Все, на что я способна — выдать крайне обоснованное предположение.

— Сделай милость.

Вольева презрительно фыркнула и пошла вдоль окна, словно мерила его шагами. Овод покосился на Хоури. Интересно, как она на это реагирует? Между женщинами буквально звенел воздух — ничего подобного он раньше не замечал… Впрочем, может быть, действительно не замечал, хотя это было весьма сомнительно.

— Скажем так, — заявила Триумвир, развернувшись на каблуках, так что они звучно скрипнули по полу. — Что бы там не возводили эти засранцы — оно большое. Намного больше, чем любая структура, которую могли бы построить люди — даже при наличии неограниченного количества времени и материалов. Самые маленькие сооружения из тех, что мы можем разглядеть в облаке, должны были давно разрушиться под собственной тяжестью, превратиться груду оплавленного металла. Но ничего подобного не происходит. Делайте выводы.

— Продолжай, — сказал Овод.

— Либо они заставляют материю становиться на много порядков прочнее, чем нам представляется возможным, либо они умеют локально управлять гравитацией. Думаю, тут адская смесь того и другого. Если разогнать как следует потоки вещества, они могут выполнять некоторые структурные функции ребер жесткости. Надо только уметь ими управлять…

Похоже, Вольева начала размышлять вслух, ненадолго забыв о слушателях.

— Подозреваю, что они могут манипулировать инерцией, когда появляется необходимость. Мы наблюдали, как потоки материи меняли направление — чуть ли не поворачивали на девяносто градусов. Это требует глубоких познаний в метрическом инжиниринге, способность воздействовать на основной субстрат пространства-времени. Если Подавляющие на такое способны, значит, скорее всего, могут управлять и гравитацией. Мне кажется, этого мы еще не видели. Они приберегают такое для крупных операций. Для крупных штрихов. А все, что нам до сих пор показывали… Ну, выпотрошили несколько камушков, ну, соорудили мотор Дайсона вокруг газового гиганта… Все это — мелочи жизни. А сейчас нам предстоит познакомиться с тяжелым машиностроением Подавляющих.

— Теперь ты меня пугаешь, — сказал Овод.

— Чего я и добивалась, — Вольева коротко улыбнулась — впервые за весь вечер.

— И что это будет? — спросила Хоури. — Машина, которая сделает из солнца сверхновую?

— Нет. Думаю, эту версию можно сразу исключить. Я не сомневаюсь, они и на такое способны. Но такое проходит только с тяжелыми звездами — которые и сами взорвутся рано или поздно. Кстати, это было бы страшное оружие. Представь себе — стерилизовать пространство в радиусе в десятки световых лет! Не знаю, как это можно устроить… вероятно, настройкой поперечного ядерного сечения таким образом, чтобы сделать невозможным синтез элементов легче железа, тем самым сдвигая вершину кривой связующей энергии. У звезды неожиданно кончится запал, не окажется ничего, чтобы удержать внешнюю оболочку от схлопывания. Знаете, скорее всего, они такое уже делали. Солнце Земли находится в середине пузыря межзвездного медиума, который остался после недавнего взрывом сверхновой. Этот пузырь пересекается с другой структурой с центром в созвездии Орла. Может быть, это произошло по естественным причинам. Может быть, это следы стерилизаций, которые Подавляющие производили за миллионы лет до истребления амарантян. Или оружия цивилизаций. Скорее всего, мы никогда не докопаемся до правды. Дело в другом: здесь не произойдет ничего подобного. В нашей части галактики нет сверхгигантов. Здесь нет ни одной звезды, из которой можно сделать сверхновую. Думаю, против звезд поменьше — таких, как Дельта Павлина — они используют другое оружие. Это будет не такой эффектный спектакль — просто стерилизация одной солнечной системы. Но на определенном уровне весьма эффективно.

— И как бы ты убила нашу звезду? — спросил Овод.

— Есть несколько способов. Как я уже говорила, все зависит от времени и ресурсов. Например, Подавляющие могут собрать кольцо вокруг звезды — наподобие того, что мы видели вокруг Руха. Разумеется, оно будет больше и использовать другие принципы. У Дельты Павлина нет твердой поверхности и каменистого ядра. Значит, эти сволочи соорудят что-то вроде синхрофазотрона. Если пустить поток излучения через кольцо, можно создать магнитное поле огромной мощности за счет волновых колебаний. Поле ускорителя стиснет звезду, как удав, и начнет выдавливать хромосферу от экватора к полюсам. Ей будет просто больше некуда деваться. Потом раскаленная плазма начнет бить из полюсов. Эти потоки сами по себе можно использовать в качестве оружия. Поворачиваете звезду то в одну сторону, то в другую, как огнемет… Все, что еще требуется — это направить побольше машин к осям, чтобы направлять и фокусировать струи. Это фантастическая штука. Она может уничтожить все планеты в системе — у них не останется ни атмосферы, ни океанов. И не понадобится разрушать Дельту Павлина. Кстати, ей это только пойдет на пользу. Когда часть хромосферы разлетится, ядро вернется в первоначальное расплавленное состояние. Температура звезды понизится, соответственно, срок ее существования увеличится. Полагаю, такой расклад весьма подходит, если у них далеко идущие планы.

— Именно, — сказала Хоури. — Далеко и долго. Если они собрались сжечь планеты, зачем тратить на это ползвезды?

— Если они захотят, то могут разрушить ее полностью. Я просто перечисляю возможные варианты. Пожалуйста, вот тебе другой способ. Как машины уничтожили Рух? Раскрутили его так, что он начал разбрасывать собственную атмосферу. То же самое они могут сделать и с солнцем. Стоят все тот же синхрофазотрон, только располагают его не по экватору, а по меридиану, и запускают. Он входит в сцепление с магнитосферой звезды и начинает крутиться, протаскивая ее за собой, пока не раскрутит ее быстрее центробежной скорости разрушения. Материя начнет покидать поверхность звезды, и она расслоится как луковица.

— Тоже долго.

Вольева кивнула.

— Возможно. Нам надо принять во внимание еще одну вещь. То, что они монтируют, непохоже на кольцо. Вокруг солнца тоже никаких признаков активности. Думаю, Подавляющие придумали кое-что другое.

— Чем еще можно разрушить звезду, если не откачкой вещества и раскручиванием? — спросила Хоури.

— Не знаю. Предположим, что они научились в определенных пределах управлять гравитацией. В таком случае, что им мешает сделать черную дыру массой с планету? Материи они насобирали предостаточно. Скажем, десять масс Земли… — Вольева развела руки, словно натянула невидимую «кошачью колыбель». — Этого хватит. Может быть, у них хватит ресурсов на черную дыру покрупнее. В десять, в двадцать раз больше — в несколько сотен масс Земли…

— И запустить этой штукой в Дельту Павлина?

— Ага. Она начнет проедать путь через звезду. Однако им понадобятся очень точные расчеты, чтобы поместить ее ровно в ту точку, где она произведет максимальные разрушения. Можно попробовать загнать ее в сердцевину звезды, в самую ядерную топку… Можно, но сложно. Если запустить дыру по орбитальной траектории через Дельту Павлина, она будет двигаться по синусоиде. Но эффект будет. Массовая плотность возле радиуса Шварцшильда достигает границы ядерной зоны… Думаю, тогда в звезде возникнут два центра ядерного синтеза, и один будет вращаться вокруг другого. Но эта черная дыра будет очень долго прогрызать звезду — при диаметре три километра… — Вольева пожала плечами. — Нет, такое возможно. Правда, вопрос заключается в том, как материя будет взаимодействовать с дырой. Если плазма станет слишком горячей, ее излучение начнет отбрасывать от дыры следующий слой материи, и процесс сильно замедлится. Думаю, мне следует сделать некоторые подсчеты.

— Что еще? — спросил Овод. — Если не черная дыра, то что?

— Можно гадать до бесконечности. Процесс ядерного горения в сердце любой звезды завязан на тонкий баланс между давлением и гравитацией. Достаточно слегка изменить соотношение, чтобы катастрофически изменить все ее свойства. Но звезда — структура гибкая и устойчивая. Она в любом случае попытается придти в новое состояние равновесия, даже если это значит переход к синтезу более тяжелых элементов, — Триумвир снова повернулась к окну, поглядела туда и ткнула пальцем в стекло. — Мы можем вообще не понять, что за механизм Подавляющие собираются использовать. Это неважно, потому что так далеко дело никогда не зайдет.

— Извини? — переспросила Хоури.

— Я не собираюсь ждать. Впервые Подавляющие сконцентрировали свои действия в одной точке. Мне кажется, они сейчас наиболее уязвимы. Кстати, Капитан наконец-то возжелал поучаствовать.

Ана быстро взглянула на Овода.

— Орудия из Тайника?

— Он обещал, что позволит ими воспользоваться, — Вольева по-прежнему стояла к ним спиной, прижав палец к стеклу. — Конечно, мы рискуем. Мы толком не знаем, на что способны эти орудия. Но ущерб они нанесут, это точно. Уверена, мы можем сорвать их планы.

— Нет, — сказал Овод. — Это неправильно. Не сейчас.

Триумвир отвернулась от окна.

— Почему нет?

— Потому что эвакуация уже началась. Мы увозим людей с Ресургема.

Вольева усмехнулась.

— Несколько тысяч. Чертовски много, правда?

— Все изменится, когда эвакуация станет официальным мероприятием. На что мы, собственно, и рассчитываем.

— Как к лучшему, так и к худшему. Желаешь рискнуть?

— У нас есть план, — вмешалась Хоури. — Орудия от нас никуда не денутся, но мы оставим их на самый крайний случай. Сейчас незачем провоцировать Подавляющих — после всего, что мы с таким трудом достигли.

— Она права, — произнес Овод. — Тебе придется подождать, Ирина. По крайней мере, пока мы не эвакуируем тысяч сто. Тогда используй свое драгоценное оружие, если потребуется.

— Будет слишком поздно, — ответила Триумвир, поворачиваясь обратно к окну.

— Мы этого не знаем, — возразил Овод.

— Посмотри, — сказала спокойно Вольева. — Ты видишь, что там творится?

— Вижу что?

— Смотри туда, между двумя зданиями. Вон там, за пределами Дома Вещания. Зрелище того стоит.

Овод подошел к окну, Хоури последовала за ним.

— Я ничего не вижу.

— Твое заявление уже вышло в эфир? — поинтересовалась Вольева.

Он поглядел на часы.

— Да… да. Только что должно было выйти, по крайней мере, в Кювье.

— Значит, это первая реакция: пожар. Пока один, но я не сомневаюсь в том, что к концу вечера ситуация обострится. Люди напуганы. Они пребывали в страхе в течение месяцев, с того момента, как эта хрень появилась в небе. А сейчас узнали, что правительство систематически врало им в глаза. При данных обстоятельствах, я бы немножко рассердилась. А вы?

— Это ненадолго, — сказал он. — Поверь мне, я знаю людей. Когда они поймут, что есть путь к отступлению, и все что им надо делать — действовать рационально и следовать моим указаниям, беспорядки прекратятся.

Вольева улыбнулась.

— Или у тебя суперспособности, Овод, или неадекватное восприятие человеческой природы. Я надеюсь на первое.

— Занимайся своими машинами, Ирина, а я буду заниматься людьми.

— Давайте поднимемся наверх, — предложила Хоури. — На балкон. Оттуда лучше видно.

К тому времени, как они вышли на балкон, улицы уже были запружены электромобилями и вездеходами, чего обычно не случалось в такие дождливые вечера. Внизу, у подножия Дома Инквизиции, выстраивались полицейские фургоны. Овод наблюдал за тем, как офицеры спецотрядов, задевая друг друга броней, щитами и парализующими дубинками, забираются в кузова. Один за другим фургоны отъезжали — полиция направлялась в районы волнений. Другие машины образовали кордон вокруг здания, между ними поспешно воздвигали металлические ограждения с узкими вертикальными отверстиями, похожими на прорези.

С балкона все просматривалось весьма отчетливо. Дождь приглушал звуки города. Где-то раздавались взрывы, лязг столкнувшихся автомобилей, сирены и выстрелы. Это напоминало шум карнавала — не хватало только музыки. Давно не слушал музыку, подумал Овод.

Постепенно, несмотря на все усилия полиции, толпа наступала на Дом Инквизиции. Людей оказалось слишком много, и защитникам правопорядка оставалось только одно — не пустить демонстрантов в само здание. Несколько человек уже лежали на земле перед толпой, оглушенные гранатами или парализованные шокерами. Остальные пытались оттащить их в безопасное место. Один мужчина бился в эпилептическом припадке. Другой выглядел мертвым, или, по крайней мере, находящимся в глубоком обмороке. Овод знал, что полицейские могут перебить половину этих людей за считанные секунды, но пока лишь сдерживали их натиск.

Овод прищурился, вглядываясь в лица офицеров. Люди были напуганы не меньше, чем те, кого должны были успокоить. Очевидно, правительство хотело не допустить бойни и отдало соответствующие распоряжения.

Балкон окружали резные каменные перила. Овод подошел к ним, перегнулся и посмотрел вниз. Хоури последовала за ним. Вольева оставалась вне поля их зрения.

— Пора, — сказал Овод. — Мне пора лично поговорить с людьми. Тогда они узнают, что заявление — не подделка.

Он понимал, что ему достаточно крикнуть. Кто-нибудь услышит, даже если это окажется всего лишь один человек из толпы. Пройдет немного времени, и все посмотрят наверх. Возможно, люди узнают его прежде, чем Овод произнесет еще слово.

— Постарайся, — почти шепотом произнесла Вольева — Очень постарайся. От этого маленького шоу многое зависит.

Овод обернулся.

— Тогда ты пересмотришь свои планы?

— Я этого не говорила.

— Ирина, — вмешалась Хоури. — Пожалуйста, подумай. По крайней мере, дай нам здесь шанс.

— У вас появится этот шанс, — ответила Триумвир. — Прежде чем использовать орудия, я уведу их за пределы системы. Даже если Подавляющие смогут ответить, «Ностальгия» окажется единственной целью.

— Это займет какое-то время, не так ли? — спросила Инквизитор.

— Месяц, не больше. Конечно, я не ожидаю, что вы успеете за это время эвакуировать всю планету. Но если будете придерживаться графика — или, возможно, немного его ускорить — я могу подумать и о том, чтобы отложить использование орудий на подольше. Благоразумно, правда? Видите, я иногда бываю гибкой.

— Ты требуешь от нас слишком многого, — сказала Ана. — На поверхности мы можем хоть из кожи вон вылезти, но перевозить больше двух тысяч человек за один раз с низкой орбиты на «Ностальгию» просто невозможно. Это ситуация бутылочного горлышка, Илиа.

Казалось, она не заметила, что назвала ее настоящим именем.

— Если очень захотеть, можно не лезть в бутылку, — возразила Вольева. — Я предоставила тебе хороший стимул, не так ли?

— Например, Овода — верно? — парировала Хоури.

Упомянутый Овод обернулся и посмотрел на нее.

— Что там насчет Овода?

— Ей не нравится, что ты встал между нами, — ответила ему Ана.

Триумвир еще раз иронически хмыкнула.

— Нет. Это правда, — сказала Хоури. — Не так ли, Илиа? У нас с тобой были превосходные рабочие отношения, пока он не появился. Видимо, ты никогда не сможешь простить меня — или его — за развал нашей прекрасной маленькой команды.

— Не мели чушь, — произнесла Вольева.

— Я не мелю чушь, а только…

Но Триумвир быстро прошла мимо нее.

— Куда ты? — спросила Хоури.

Она остановилась, только чтобы ответить:

— А ты как думаешь, Ана? Обратно, на свой корабль. У меня много работы.

— С какой это радости он «твой»? Я думала, он «наш»!

Но Илиа решила, что разговор окончен. Некоторое время Овод прислушивался к ее шагам, стихающим в глубине здания.

— Это правда? — спросил он. — Ты действительно думаешь, что Ирина обиделась… из-за меня?

Но Ана ничего не ответила. После долгой паузы Овод повернулся к городу. Он оперся о перила и наклонился вперед, глядя на толпу и выстраивая сокрушительную речь, которую должен был произнести. Вольева права: от этого зависело многое.

Хоури осторожно взяла его за руку.

В воздухе висел крепкий неприятный запах психогенного газа. Овод почувствовал, как ядовитые пары пробираются в мозг, порождая тревогу.