61
Обычно пробоины в малом объеме фатальны, и быстро фатальны. Томаса Нау нечаянно спас один из его охранников. Как раз когда проплавился корпус, Танг высвободился из кресла и нырнул к люку. Пробоина вцепилась в каждого, но Танг был не закреплен и ближе всех к дыре. Его рвануло туда головой вперед и засосало до пояса.
Чиви как-то удержалась возле заклинившего люка катера. Теперь люк L1-А был тоже открыт. Чиви обернулась, схватила отца и бросила его в люк. Это было одно плавное движение, почти как в танце. Нау только еще начал реагировать, как она обернулась второй раз, зацепилась ногой за стенную петлю и успела поймать Нау кончиками пальцев за рукав. Очень осторожно подтянула его к себе, перехватила уже с силой и протолкнула в оба люка, в безопасность.
Безопасность. А пять секунд тому назад я был, считай, уже покойником. Все еще громко шипел уходящий воздух, поврежденный переходник мог в любую секунду лопнуть.
Чиви бросилась из люка обратно.
– Я притащу Марли и Кирета!
– Да!
Нау подошел к люку и выругал себя за то, что потерял в суматохе проволочный пистолет. Он заглянул в катер. Марли, скорее всего, тоже мертв и уж точно отключился, хотя Чиви пытается вытащить и его, и Кирета. Через секунду она их забросит в люк так же умело и эффективно, как спасла его и Али Лина. Чиви слишком опасна, и сейчас как раз удачная возможность убрать ее со сцены.
Нау толкнул люк L1-А. Он плавно повернулся, прижатый потоками воздуха, и захлопнулся с грохотом, от которого зазвенели барабанные перепонки. Пальцы Нау заплясали на управлении доступом, вводя коды аварийной расстыковки. С той стороны стены донесся гулкий выхлоп выходящего газа, звон металла по металлу. Нау представил себе лишенный воздуха катер, отплывающий от шлюза. Пусть Фам Нювен потренируется в стрельбе по мертвецам.
Давление в шлюзе быстро поднялось до нормального. Нау захлопнул внутренний люк и втащил Али Лина в коридор. Старик что-то бормотал в полусознании. Хоть кровь у него остановилась. Ты еще мне тут не помри, черт бы тебя взял. Али сейчас – бесполезный мусор, но в долгосрочной перспективе – клад. Итак все это дело обойдется очень дорого.
Нау бережно пронес Али по длинному коридору. Стены коридора были выложены зеленым пластиком. Это было охраняемое хранилище на борту «Общего Блага». Там его неправильная форма имела смысл, сейчас ценность его заключалась в монолитной конструкции и бронировании – семь метров композита с температурой плавления вольфрама. Всей огневой мощи Фама Нювена не хватит, чтобы сюда проникнуть.
Еще несколько дней назад главным назначением хранилища была защита тяжелого оружия в системе Мигающей. Сейчас оно было почти пустым – все выгребли для поддержки задания «Невидимой Руки». И неважно. Нау очень внимательно проследил, чтобы оставшихся ядерных бомб хватило. Если будет надо, он сыграет в старую-старую игру организации полного уничтожения.
Так что можно использовать? Он только очень приблизительно себе представлял, что контролирует Фам Нювен. На миг Нау дрогнул. Всю свою жизнь он изучал таких людей, и сейчас проигрывал одному такому. Но тем ценнее будет победа. Надо было сделать дюжину разных вещей, и все в одну секунду. Нау выпустил Али, предоставив ему свободно падать в микрогравитации скал. В упоре стены у двери торчали коммуникатор и локальные скорлупки. Нау вынул их и произнес короткую команду. Автоматика здесь примитивная, но сойдет. Сейчас появилась возможность выглянуть из арсенала. База коробейников была над горизонтом, и не было видно ни одного катера, и фигур в скафандрах, направляющихся из-за поверхности скал, тоже не было. Он пронырнул открытое пространство, снял с креплений небольшую торпеду. Флажок в углу поля зрения показал, что его звонок в Хаммерфест принят. Кольцевой узор исчез, и в ухе раздался голос Фама:
– Нау?
– Угадали с первого раза, сэр.
Нау выволок бомбу через трубу запуска, которую Кэл Омо поставил только тридцать пять дней назад. Тогда это казалось предосторожностью маньяка. Сейчас это был единственный его шанс.
– Пора вам сдаваться, предводитель. Мои силы контролируют все пространство L1. Мы…
В голосе Фама звучала спокойная уверенность, ничего похожего на прежнюю надутость Фама Тринли. Можно было себе представить, как этот голос покоряет и ведет обычных людей. Но Томас Нау сам был профессионалом, и ему не стоило труда перебить:
– Напротив, сэр. Единственную заслуживающую внимания силу контролирую здесь я. – Он показал на панель рядом с пусковой трубой. С громким хлопком сжатый воздух продул передний конец и очистил его от снега. – Я запрограммировал и зарядил тактическую ядерную бомбу. Цель – обитаемая база Кенг Хо. Оружие импровизированное, но я уверен, достаточное.
– Вы этого не сделаете, предводитель. Там триста ваших людей.
Нау тихо засмеялся:
– О, я-то сделаю. Я много потеряю, но у меня еще много народу в анабиозе. Я… а вы действительно Фам Нювен? – Вопрос сорвался с губ почти ненамеренно.
Наступала пауза, а когда Нювен заговорил, голос его звучал отстраненно.
– Да.
И ты все контролируешь сам, так? Да, так картина складывалась. Обычный заговор был бы обнаружен много лет назад. Нет, здесь с самого начала были только Фам Нювен и Эзр Винж. Как человек, тянущий свой фургон в одиночку через целый континент, Нювен был упорен и почти победил.
– Для меня честь – встретиться с вами, сэр. Я изучал вас многие годы. – Произнося эти слова, Нау вызвал дисплей диагностики торпеды. Он поглядел на пусковые рельсы – труба была готова. – Единственная, быть может, ваша ошибка – вы не до конца поняли дух предводителей. Видите ли, мы, предводители, выросли из катастрофы. Это наша внутренняя сила, наше преимущество. Если я разрушу базу, это будет неимоверный ущерб всей работе L1. Но моя личная ситуация улучшится. У меня все еще останутся скалы. У меня останется еще много зипхедов. Останется «Невидимая Рука».
Он отвернулся от трубы и посмотрел на отсеки аппаратуры, на оставшиеся торпеды. Может быть, придется разнести и Мансарду Хаммерфеста. Такого не было у него в планах даже самых катастрофических. Может быть, есть способ это сделать так, чтобы уцелели некоторые зипхеды.
Часть его сознания все время ждала, что ответит Фам Нювен. Скиснет и отступит, как человек ординарный, или есть в нем сердце истинного предводителя? Этот вопрос был сутью моральной слабости Фама Нювена.
Вдруг послышался треск и звон, отдавшееся эхом под сводами арсенала. Али Лин уже выпал из поля зрения к нижнему концу. Но звук повторился опять и опять – соударение миллиона металлических тарелок. Внутренний вход? Это в нижнем конце арсенала. Нау бесшумно сместился к началу спуска.
На фоне шума трудно было расслышать голос Фама Нювена:
– Вы ошибаетесь, предводитель. У вас нет…
Нау взмахом руки отключил звук и медленно подался вперед, вручную просматривая фиксированные камеры арсенала. Ничего. Примитивность этой автоматики – и спасение, и гибель. Ладно. Оружие. Есть тут что-нибудь поменьше водородной бомбы? База данных на такие обыденные подробности настроена не была. Он пустил страницы каталога прокручиваться по скорлупкам и придвинулся к стене, чтобы его не было видно снизу. Звон и грохот продолжались. А, так это же сервоклапаны на дне озера, их шум передается по туннелю! Для секретного проникновения – слишком много фанфар.
Горе-лазутчик показался из туннеля.
– А, мистер Винж! Я думал, вы утонули как следует.
На самом деле Винж был в полубессознательном состоянии, лицо бледнее гипсовой маски. Ран от проволочного пистолета не видно. А, так это он мою куртку украл. Ткань полного давления была аккуратно и гладко расправлена, но правая рука повисла чуть вывернутой. Винж бережно прижимал к левому плечу Али. Он посмотрел на Нау, и, кажется, от ненависти стал чуть лучше понимать обстановку.
Но других лазутчиков в нижнем конце арсенала не было. И поиск Нау в каталоге закончился: три проволочных пистолета в ящике прямо за спиной! Нау с облегчением вздохнул и улыбнулся коробейнику.
– Вы хорошо сработали, мистер Винж. – Несколько секунд разницы, и Винж попал бы сюда первым, поставив настоящую засаду. Теперь же… обезоруженный, обезрученный и слабее котенка. А Томас стоит между ним и оружием. – У меня, к сожалению, нет времени на разговоры. Отодвиньтесь от Али, пожалуйста.
Он говорил мягко и вежливо, но не отрывал глаз от этой пары. Левая рука его потянулась открыть ящик с пистолетами. Может быть, спокойный стиль на Винжа подействует, и он подставится под верный выстрел.
– Томас!
У входа в арсенал стояла Чиви.
Нау только вытаращил глаза, не в силах ничего сказать, придумать или сделать. У нее текла кровь из носа, кружевное платье было разорвано и заляпано. Но она была жива. Наверное, расстыковка не сработала из-за люка катера. У катера люк заклинило, и не смог запереться люк шлюза – и как-то она прорвалась внутрь.
– Нас заперло, Томас. Замок оказался дефектным.
– Да, именно так! – Боль в голосе Томаса Нау была неподдельной. – Он захлопнулся, и я услышал продувку. Я… я был уверен, что ты погибла.
Чиви спустилась с потолка, направив тело Рея Кирета к ближайшему упору. Охранник, может, и жив, но явно сейчас бесполезен.
– Томас, мне так жаль! Я не смогла спасти Марли. – Она проплыла через зал, чтобы его обнять, но что-то было в этом жесте настороженное. – С кем ты разговариваешь? – Тут она увидела Винжа: – Эзр?
Наконец-то хоть чуть повезло: Винж был как раз такой, как надо. Куртка полного давления заляпана кровью Али, как фартук мясника. Из-за его спины врывались звуки разгромленного парка. И голос у коробейника хриплый и прерывистый.
– Мы взяли власть в лагере L1, Чиви. Кроме нескольких головорезов Нау, мы никого не тронули… – (И это он говорит, когда ее отец лежит окровавленный в его руках!) – Нау использует тебя, как делал всегда. Только на этот раз он собирается убить нас всех. Посмотри вокруг! Он ядерную ракету хочет пустить на нашу базу!
– Я…
Чиви осмотрелась, и Нау не понравилось то, что он увидел в ее глазах.
– Чиви! – сказал он. – Посмотри на меня! Против нас та же группа, что стояла за спиной Джимми Дьема.
– Это ты убил Джимми! – выкрикнул Винж.
Чиви вытерла кровоточащий нос тонкой тканью рукава. Какой-то миг она казалась очень юной и очень растерянной, такой же, как когда он первый раз ее взял. Она зацепилась ногой за стенной упор и повернулась к Нау, соображая. Как-то надо было выиграть время, всего несколько секунд.
– Чиви, подумай, кто это говорит!
Нау сделал жест в сторону Винжа и Али Лина. Это был страшный риск, манипуляция отчаяния. Но это помогло! Она действительно чуть отвернулась, отвела от него глаза. Он сунул руку в ящик, нащупывая рукоятку проволочного пистолета.
– Чиви, подумай, кто это говорит! – Нау сделал жест в сторону Винжа и Али Лина. Бедняжка Чиви действительно отвернулась. Эзр увидел, как за ее спиной улыбочка мелькнула по лицу Томаса Нау. – Ты знаешь Эзра. Он пытался убить твоего отца там, на Северной Лапе, он думал, что через Али доберется до меня. Будь у него нож, он бы уже резал твоего отца. Ты же знаешь, какой садист Эзр Винж. Ты помнишь, как он избил тебя, помнишь, как потом я тебя держал на руках.
Слова были предназначены Чиви, но били они Эзра, как тараны – страшная правда, перемешанная со смертельной ложью.
Чиви стояла недвижно, но в следующий миг кулаки ее сжались, плечи согнулись под страшным напряжением. У Эзра мелькнула мысль: «Сейчас Нау победит, и это из-за меня». Он усилием воли отодвинул серую завесу, обволакивающую сознание со всех сторон, ради еще последней попытки:
– Чиви, не ради меня. Ради всех остальных, ради твоей матери! Чиви, Нау лгал тебе многие годы. Каждый раз, когда ты узнавала правду, он промывал тебе мозги. Снова и снова, и ты никогда не могла вспомнить.
Узнавание и глубокий ужас залили лицо Чиви.
– На этот раз я не забуду.
Она повернулась как раз тогда, когда Нау вытаскивал что-то из ящика позади. Ее локоть въехал ему в грудь. Раздался хруст, как от обломанной ветки, Нау стукнулся спиной об ящик и отлетел прочь, в открытое пространство арсенала. Проволочный пистолет плыл за ним. Нау потянулся к оружию, но ему не хватило какого-то сантиметра, а опереться он мог только о воздух.
Чиви отошла от стены, выпрямилась и схватила пистолет. И направила дуло в голову предводителя.
Нау медленно кувыркался, выворачивая голову, чтобы не выпускать Чиви из виду. Он открыл рот, где всегда была такая убедительная ложь на каждый случай.
– Чиви, что ты… – начал он, но потом, наверное, увидел выражение ее лица. Надменность Нау, гладкая холодная надменность, которую Эзр наблюдал половину всей жизни, вдруг исчезла. И голос его стал шепотом: – Нет, нет…
Голова и плечи Чиви тряслись, но слова были тверды как камни.
– Я вспомнила.
Она отвела прицел от лица Нау, ниже пояса… и дала длинную очередь. Голос Нау сорвался на визг, прервавшийся, когда проволочный огонь обвил его тело и ударил в голову.
62
Сначала все было очень темно, потом появился свет, и она поплыла к нему вверх. Как меня зовут? И на волне ужаса быстро нахлынул ответ: Анне Рейнольт.
Память. Отступление в горы. Последние дни игры в прятки, когда балакрейские оккупанты находили все пещеры. Предатель, слишком поздно разоблаченный. Последние из ее людей гибнут при нападении с воздуха. Битва на склоне горы с наступающей балакрейской бронетехникой. Вонь горелой плоти в холодном утреннем воздухе, потом враги перестали стрелять. Ее взяли живой.
– Анне? – голос мягкий, заботливый. Голос палача, создающего настроение для еще более страшной пытки. – Анне?
Она открыла глаза. Балакрейское пыточное снаряжение заполняло все пространство, до границ периферийного зрения. Весь тот ужас, которого она ждала, только почему-то в невесомости. Они уже пятнадцать лет владеют нашими городами, зачем же тащить меня в космос?
Перед глазами появился допрашивающий. Черные волосы, типично балакрейская окраска кожи, старо-молодое лицо. Наверное, старший предводитель. Но на нем странная куртка с орнаментом, которого Анне никогда у предводителей не видела. И на лице у него выражение фальшивой заботы. Переигрывает, дурак. Он положил ей на колени букет мягких белых цветов, будто поднося дар. Цветы пахли теплом прошедшего лета. Должен быть способ умереть. Должен быть способ умереть. Руки ее были привязаны к креслу, конечно. Но если он подойдет чуть ближе, у нее есть зубы. Может быть, если он достаточно глуп…
Он протянул руку, нежно коснувшись ее плеча. Анне резко вывернулась и зубами выхватила из руки предводителя кусок мяса. Он отдернул руку, оставив в воздухе полоску плавающих красных капель. Но он не был таким дураком, чтобы убить ее на месте. Вместо этого он сердито посмотрел куда-то над стойками оборудования на кого-то, кого не было видно.
– Траг! Какого дьявола ты с ней сделал?
Послышался плаксивый голос, чем-то знакомый:
– Фам, я же тебя предупреждал, процедура трудная. Без ее указаний нельзя наверняка добиться… – Говоривший показался в поле зрения. Это был маленький нервный человечек в форме балакрейского техника. Глаза его расширились, когда он увидел в воздухе кровь. Взгляд, который он бросил на Анне, был приятно – и необъяснимо – полон страха. – Я только вот это могу сделать. Надо было подождать, пока вернется Бил… слушай, это может быть временная потеря памяти.
Старший вспыхнул гневом, но он тоже, кажется, испугался.
– Я просил де-фокусировку, а не эту чертову промывку мозгов!
Коротышка, Траг… Траг Силипан – отступил.
– Ты не волнуйся, я уверен, она оправится. Мы не трогали структур памяти, клянусь тебе. – Он бросил на нее еще один испуганный взгляд. – Может… не знаю, может быть, де-фокусировка прошла нормально, а это что-то вроде ауторепрессии. – Он подошел ближе, но все же далеко от ее рук и зубов и улыбнулся ей очень нервной улыбкой. – Шеф, вы меня помните? Траг Силипан? Мы вместе работали на Вахтах годами, а до того на Балакрее, у Алана Нау. Помните?
Анне глядела на круглую физиономию, блуждающую улыбку. Алан Нау. Томас Нау. О… Господи! Она проснулась в тот же кошмар, который никогда не кончался. Пыточные ямы, потом Фокус, и целая жизнь на стороне врага.
Лицо Силипана расплылось, но голос его вдруг стал радостным:
– Видишь, Фам? Она плачет. Она помнит!
Да. Она помнит все.
Но голос Фама стал еще злее.
– Уходи, Траг. Давай, быстрее.
– Это легко проверить! Можно…
– Пошел вон!
После этого она Силипана больше не слышала. Мир съежился в точку боли, всхлипывающего горя, лишившего ее дыхания и чувств.
Она почувствовала обнимающую за плечи руку, и на этот раз она знала, что это не рука палача. Как меня зовут? Это был вопрос простой. Главный вопрос – Кем я стала? – ускользал от нее еще несколько секунд, но теперь нахлынули воспоминания о чудовищном зле, которым она стала в тот самый день в горах над Арнхемом.
Она вывернулась из-под руки Фама только чтобы упереться в привязывавшие ее ремни.
– Ох, прости, – услышала она, и оковы упали. И это не имело значения. Она свернулась в клубок, еле осознавая присутствие этого Фама. Он что-то ей говорил, что-то очень простое, повторял снова и снова по-разному.
– Анне, теперь все в порядке. Томас Нау убит. Он мертв уже четыре дня. Ты свободна. Мы все свободны…
Потом он замолчал, только держал руку на ее плечах, обозначая свое присутствие. Сотрясающие ее рыдания стихли. Ужаса уже не было. Самое худшее уже случилось давным-давно, и то, что осталось от нее, было пустым и мертвым.
Шло время.
Она почувствовала, как тело потихоньку расслабляется, разгибается. Она заставила себя открыть туго зажмуренные глаза, заставила себя повернуться и посмотреть в глаза Фаму. Лицо болело от плача, и она только жалела, что не может нанести себе раны в миллион раз болезненнее.
– Ты… будь ты проклят, что вернул меня! Теперь дай мне умереть!
Фам смотрел на нее молча, широкими внимательными глазами. Кичливая глупость (она всегда считала это маской) исчезла. Вместо нее виднелся разум и… почтение? Нет, этого не может быть. Он наклонился и снова положил белые цветы ей на колени. Эти проклятые штуки были теплыми, пушистыми. Красивыми. Кажется, он рассмотрел ее требование, но потом покачал головой.
– Ты еще не можешь уйти, Анне. Здесь более двух тысяч фокусированных. Ты можешь освободить их, Анне. – Он показал рукой на оборудование фокусировки у нее за головой. – У меня такое чувство, что старина Траг, работая над тобой, играл в рулетку.
Я могу их освободить. Эта мысль мелькнула первым светлым лучом после того утра в горах. Наверное, это выразилось у нее на лице, потому что на губах Фама появилась улыбка надежды. Анне почувствовала, как сужаются ее глаза. Она знала о Фокусе не меньше любого балакрейца. Она знала все фокусы с ре-фокусировкой, с перенаправлением преданности.
– Фам Тринли – Фам Кто-бы-ты-ни-был-на-самом-деле, – я слежу за тобой уже много лет. Почти с самого начала я считала, что ты работаешь против Томаса. Но я видела и то, что идея Фокуса тебе нравится. Ты жаждал этой власти?
Улыбка с лица сошла. Он медленно кивнул.
– Я видел… я видел, что она может дать мне то, ради чего я бился целую жизнь. А в конце я увидел, что цена слишком высока.
Он пожал плечами и отвернулся, будто устыдившись.
Анне глядела в это лицо и думала. Было время, когда даже Томас Нау не мог ее обмануть. Когда Анне была фокусирована, клинки ее разума были острее бритв, незамутненные отвлекающими моментами или принятием желаемого за действительное – а то, что она знала истинные намерения Томаса, было для нее не более полезным, чем для секиры – знать, что ею пользуются для убийства. Сейчас она не знала точно. Этот человек, может, и лжет, но просит он у нее то, что она больше всего на свете рвется сделать. А потом, расплатившись как может, она будет иметь право умереть.
На его пожатие плеч она ответила таким же:
– Томас Нау лгал тебе о де-фокусировке.
– Он много о чем лгал.
– Я могу сделать больше, чем Траг Силипан и Бил Фуонг, но неудачи все равно будут.
Самый страшный ужас из всех – будут такие, которые проклянут ее за освобождение.
Фам поверх цветов взял ее за руку:
– Что ж, но ты сделаешь, что сможешь.
Она поглядела на его руку. Кровь еще сочилась из укуса, который она оставила на ребре его ладони. Человек этот в чем-то лжет, но если он поможет ей освободить остальных… Подыгрывай.
– Теперь ты здесь командуешь?
Фам улыбнулся.
– Мое слово что-то значит. Слово некоторых пауков значит больше. Все это сложно и до сих пор в хаосе. Четыреста килосекунд тому назад всем командовал Томас Нау. Но через сотню мегасекунд, две сотни мегасекунд ты увидишь возрождение – я в это верю. Мы починим свои корабли. Мы построим новые, черт побери! Такой возможности я не встречал ни разу в жизни.
Подыгрывай.
– А что ты хочешь от меня?
Когда меня де-фокусируют уже как твое орудие?
– От тебя? От тебя я только хочу, чтобы ты была свободна, Анне. – Он отвернулся. – Я знаю, кем ты была раньше, Анне. Я смотрел историю о том, что сделала ты на Френке и как тебя в конце схватили. Ты мне напомнила одну женщину, которую я знал в детстве. Она тоже встала на безнадежную битву против неодолимой силы и тоже была сокрушена. – Лицо его было повернуто к ней вполоборота. – Были времена, когда я боялся тебя больше, чем Томаса Нау. Но с тех пор, как я узнал, что ты и есть Френкийский Орк, я молился, чтобы ты увидела этот день.
Великолепный лжец. Плохо только, что ложь его слишком топорна, слишком льстива. И Анне почувствовала неодолимый порыв переполнить эту чашу:
– Значит, через несколько лет у нас снова будут звездолеты?
– Да, и, наверное, оборудованные лучше тех, на которых мы сюда летели. Ты знаешь, какую мы здесь открыли новую физику. И похоже, есть и многое другое…
– И распоряжаться этими кораблями будешь ты?
– Несколькими.
Он все еще поддакивал, катясь вместе со своим обманом к краю обрыва.
– И ты просто хочешь помочь. Мне, Френкийскому Орку. Что ж, сэр, вы для этого более чем подходите. Одолжи мне эти корабли, лети со мной на Балакрею, Френк и Гаспр. Помоги мне освободить всех фокусированных.
Забавно, как улыбка Фама застыла, когда он налетел на ее слова.
– Ты хочешь опрокинуть звездную империю, обладающую Фокусом, имея в руках горсточку кораблей? Это же… – Слова, характеризующие такой идиотизм, так и не были произнесены, и он только смотрел на нее расширенными глазами. Странно, но улыбка его вернулась! – …Это же замечательно! Анне, дай мне время подготовиться, время найти союзников. Дай мне дюжину лет твоей жизни. Может быть, мы не победим. Но клянусь, мы хотя бы попытаемся!
Что она ни просит, он просто соглашается. Это не может не быть ложью. Но если это правда, то это единственное обещание, которое может пробудить в ней желание жить. Она поглядела в глаза Фама, пытаясь проникнуть в его ложь. Может быть, неизбежное разрушение при де-фокусировке отняло остроту ее ума, потому что как бы глубоко она ни заглядывала, видела только восторженный энтузиазм. Он гений. Правда это или ложь, но на двенадцать лет я с ним. На миг она позволила себе поверить. На миг она вообразила, что этот человек – не лжец. Френкийский Орк еще может освободить их всех. Странная дрожь изошла из самого ее сердца, прокатившись по нервам всего тела. Она не сразу узнала то, чего была лишена так долго. Радость.
63
На переговоры на планету Фам послал Эзра Винжа.
– Почему я, Фам? – Самая экстраординарная торговая ситуация за всю историю человечества. Да еще и война на носу. – Надо послать…
Фам поднял руку, оборвав эту речь.
– У меня есть причины. Ты знаешь пауков лучше любого из наших не-фокусированных, и уж точно лучше меня.
– Можно включить меня в состав. Как помощника.
– Нет, это я буду у тебя в помощниках. – Он замолчал, и Эзр заметил проблеск тревоги. – Ты прав, сынок, это дело хитрое. В ближайшее время плетка у них, и им достаточно причин, чтобы нас ненавидеть. Мы думаем, что король все еще прислушивается к фракции Лайтхилл, но…
Были и другие фракции в правительстве Аккорда. И некоторые из них считали фокусированных переводчиков товаром, о котором можно торговаться.
– И потому для тебя это еще важнее, Фам.
– Это не наш выбор. Понимаешь, они специально просили прислать тебя.
– Как?
– Так. Я думаю, что они за годы работы с Триксией решили, что достаточно тебя знают. – Он усмехнулся. – Хотят видеть тебя крупным планом.
Это почти что имело смысл.
– Что ж, ладно. – Он еще секунду подумал. – Но Триксию они не получат. Я полечу вниз с другим переводчиком. – Он посмотрел на Фама пристально. – Она – звезда, и шайка Андервиль с удовольствием наложила бы на нее лапы.
– Хм… может, кто-то там внизу думает то же самое. Король просил, чтобы тебя сопровождал Зинмин. – Он заметил выражение лица Эзра. – Еще что-нибудь?
– Я… да. Я хочу де-фокусировки Триксии. И побыстрее.
– Конечно, я же дал тебе слово. И Анне я обещал то же самое.
Эзр еще секунду смотрел на него. А ты изменился внутренне, ты оставил свою мечту. После всего, что случилось, Эзр уже не сомневался. Но вдруг оказалось, что больше ждать он не может.
– Переставь ее в голову очереди, Фам. Мне плевать, что вам нужны ее переводы. Переставь. Я хочу, чтобы к моему возвращению она была де-фокусирована.
Фам поднял бровь:
– Ультиматум?
– Нет… Да!
Старший вздохнул.
– Будь по-твоему. Мы начнем с Триксии немедленно. Я тебе сознаюсь, мы пока придержали переводчиков. Они нам нужны позарез. – Он поджал губы. – Но ты не жди чудес, Эзр. Нау нам солгал. Иногда де-фокусированные остры умом не хуже Анне. Но бывает…
– Я знаю! – Некоторые превращались в безмозглые растения от разбегания гнили, вызванной процессом де-фокусирования. – Но рано или поздно нам придется попытаться. Рано или поздно придется перестать их использовать.
Он подлетел вверх и выплыл из кабинета Фама. От лишних разговоров им обоим будет только хуже.
* * *
Транспорт до Арахны был машиной скромной – десантный бот Дзау Циня с кое-как подобранными программами, пересмотренными Чиви на этот случай. У людей были высокие знания и остатки высоких технологий – и всего лишь драгоценные крупицы материальных ресурсов и автоматики. По мере де-фокусировки зипхедов эмергентская аппаратура становилась бесполезным ломом, а приспособить автоматику Кенг Хо к остаткам гибридного оборудования L1 требовало времени. Они оказались заперты в почти пустой системе, где промышленная экология существовала только на Арахне. Можно было сбросить на планету несколько камней или даже ядерных бомб, но вообще человечество оказалось почти беззубым. И пауки тоже были бессильны, но это будет меняться. Они теперь знали о чужаках и знали, что может технология. Большие куски «Невидимой Руки» попали к ним невредимыми. Очень скоро пауки выйдут в космос большими силами. Фам считал, что у людей есть примерно год, чтобы повернуть ход вещей и заложить базис доверия. Чиви говорила, что если бы она была пауком, то успела бы куда меньше, чем за год.
Осевой коридор базы Кенг Хо был заполнен от края до края, когда Эзр и Зинмин вошли в шлюз катера. Почти все не-фокусированные на L1 постарались присутствовать.
Фам и Анне тоже были. Они подплыли поближе – такую пару Эзр Винж и представить себе не мог бы в прошлые годы.
– Мы начали готовить де-фокусировку, – сказала Анне. Ей не надо было говорить, о ком идет речь. – Мы сделаем все, что в наших силах, Эзр.
Чиви пожелала удачи, такая серьезно-торжественная, какой он ее никогда не видел. Секунду она колебалась, потом вдруг резко пожала ему руку – еще одно, чего она никогда не делала.
– Возвращайся цел и невредим, Эзр!
Рита Ляо оказалась перед самым люком, загораживая дорогу. Эзр протянул руку ее успокоить:
– Я привезу Дзау обратно, Рита.
«Постараюсь изо всех сил», – подумал он про себя, не имея смелости высказать свои сомнения.
Глаза у Риты покраснели. Она была в еще большем смятении, чем когда они говорили за несколько килосекунд до того.
– Я знаю, Эзр, знаю. Пауки – народ хороший. Они поймут, что Дзау не хотел им причинять вреда. – Она большую часть жизни провела, очарованная миром Арахны, но теперь, кажется, ее вера в переводы покачнулась. – Но если они тебе его не отдадут… пожалуйста, отдай ему…
Она сунула ему в руку прозрачный ящичек. На нем был пальцевой замок, очевидно, кодированный под отпечаток пальца Дзау. Внутри был камешек памяти. Рита отступила и смешалась с толпой.
64
До Ставки всего пути было 200 Ксек. На земле пауки везли их этой долгой дорогой по ущелью. В мозгу Эзра всплывали странные воспоминания. Многие здания были совсем новыми, но я был здесь еще до того, как все это началось. Тогда все было такое непознаваемое. Теперь существовал поверхностный глянец информации обо всем. Зинмин Броут кидался от окна к окну и с энтузиазмом таращился, называя все, что видит. Они проехали библиотеку, которую тогда Эзр опустошал с Бенни Веном. Музей Времен Тьмы. Статуи в начале Пути Короля – это была группа «Гокна создает Аккорд». Зинмин мог рассказать о каждой из фигур.
Но сегодня они пришли не тайными соглядатаями, крадущимися сквозь чужие сны. Сегодня свет горел ярко, и когда они наконец въехали под землю, там было голо и чуждо, как в паучьих кошмарах Ритцера Брюгеля. Ступени были круты, как на приставных лестницах, а в обычных комнатах потолок был так низок, что Эзру и Зинмину приходилось порой пригибаться. Несмотря на древние лекарства и тысячелетия генной инженерии полное притяжение гравитации планеты было постоянным и ослабляющим отвлечением. Их поместили в апартаментах, о которых Зинмин сказал, что они – королевского класса; комнаты с волосатыми полами и потолками, под которыми можно стоять. Переговоры начались на следующий день.
Те пауки, которых они знали по переводам, в основном отсутствовали. Белга Андервиль, Элно Колдхавен – эти имена Эзр узнал, но они всегда были где-то в отдалении. Они не участвовали в контрразведывательной операции Шерканера Андерхилла. Но они, очевидно, постоянно консультировались с Викторией Лайтхилл. Андервиль то и дело в процессе переговоров удалялась и доносился шипящий разговор с кем-то невидимым.
После первой пары дней Эзр понял, что кое-кто из этих невидимых находится очень далеко: Триксия. У себя в апартаментах Эзр вызвал L1. Конечно, канал контролировался пауками, но Эзру было все равно.
– Ты мне сказал, что Триксия в процессе де-фокусировки!
Пауза длилась гораздо больше десяти секунд. Вдруг Эзр понял, что не может дожидаться этих оправданий и уклонений.
– Слушай, черт тебя побери! Ты мне обещал, что она пойдет на де-фокусировку. Рано или поздно вам придется перестать ее использовать!
Тут вернулся голос Фама.
– Я знаю, Эзр. Проблема в другом: пауки настаивают, чтобы она была в работе и фокусирована. Если мы откажемся, это будет означать отказ от сделки… и если Триксия откажется работать с нами после де-фокусировки. Нам придется тогда ее заставить.
– Мне плевать. Плевать! Они не имеют права ею владеть, как не имел его Томас Нау!
Он поперхнулся и чуть не взвыл. У дальней стены сидел Зинмин Броут, довольный, как ни один виденный Эзром зипхед. Он скрестил ноги и перелистывал какую-то паучью книжку с картинками. Его мы тоже используем. Нам деваться некуда, хотя бы еще недолго.
– Эзр, это только на очень короткое время. Анне тоже это сердце рвет, но это единственный надежный взгляд изнутри, который у пауков есть на нас. Фокусированным они почти доверяют. Все, что мы говорим, все наши заверения они обсуждают с зипхедами. Если они нам не будут верить, у нас ни одного шанса вернуть людей с «Руки». Ни одного шанса исправить то, что сделал Нау.
Рита и Дзау. Ящичек с пальцевым замком сверху в сумке Эзра. Странно. Пауки не настаивали на том, чтобы заглянуть туда или в другие вещи. Эзр сник:
– Ладно. Но после этих переговоров – никто больше никем не владеет. Иначе сделка сорвется – я ее сорву.
Он отрубил связь, не ожидая ответа. В конце концов, этот ответ не имеет значения.
Почти каждый день надо было проделывать этот мучительный спуск в тот же самый конференц-зал. Зинмин утверждал, что это личный кабинет шефа разведки, «светлая просторная комната, с уединенными уголками и изолированными насестами». Да, уголки тут были – темные рифленые трубы со спрятанными лежанками наверху. Видео по всем стенам постоянно давало какую-то бессмыслицу. Им с Зинмином приходилось проходить по холодному камню и садиться на сложенные меха. Обычно присутствовало пять-шесть пауков, и почти всегда – Андервиль или Колдхавен.
Но переговоры шли хорошо. При подтверждении от фокусированных пауки, кажется, верили в то, что Эзр имел им сообщить. Кажется, они понимали, как все может быть хорошо, если только немножко друг другу помогать. Конечно, у пауков может быть представительство на скалах L1. Технология будет передаваться вниз без ограничения в обмен на доступ для людей на поверхность планеты. В свое время скалы и обитаемые базы будут перемещены на высокую орбиту и будет начато совместное строительство космической верфи.
Сидеть каждый день многие килосекунды в обществе пауков – работа изматывающая. Человеческий разум не приспособлен к положительному восприятию подобных созданий. Казалось, у них нет глаз – просто хрустальный панцирь, дающий зрение лучше любого человеческого. Было всегда непонятно, на что они смотрят. Пищевые руки постоянно двигались – мимика, которую Эзр только начинал понимать. А когда они жестикулировали главными руками, жесты получались резкие и агрессивные, будто эти создания нападали. В воздухе стоял горький стылый запах, и он становился сильнее, когда приходили еще и другие пауки. И туалеты надо будет в следующий раз привозить свои. У Эзра ноги сводило судорогой от попыток приспособиться к местным удобствам.
Большую часть всех разговоров переводил Зинмин. Но Триксия и другие были в пределах доступности, и иногда, когда требовалась безукоризненная точность, ее голос произносил слова Андервиль или Колдхавена: Андервиль говорила как неумолимый полисмен, Колдхавен – как изящный молодой генерал. Голос Триксии, души чужие.
А ночью приходили сны, часто неприятнее той реальности, которая была днем. Хуже всего были те, которые можно понять. Ему являлась Триксия, голос ее и мысли принадлежали то молодой женщине, которую он знал когда-то, то инопланетянам, владеющим ею теперь. Иногда во время речи ее лицо превращалось в глянцевый панцирь, а когда он спрашивал об этом превращении, она говорила, что ему мерещится. Это была та Триксия, которая останется навеки фокусированной, заколдованной, пропавшей. Чиви тоже появлялась во многих снах – то несносный подросток, то такая, как была, когда убила Томаса Нау. Они говорили, и часто она давала ему совет. Во сне этот совет всегда имел смысл – но, проснувшись, он никогда не мог вспомнить подробностей.
Один за другим вопросы решались. Путь от геноцида до коммерции занял меньше миллиона секунд. Голос Фама Нювена с L1 не скрывал удовлетворения.
– Эти ребята договариваются как Торговцы, а не как правительства.
– Мы достаточно уже уступаем, Фам. С каких пор Клиентам дается такое присутствие на месте, как мы собираемся дать этим паукам?
Обычная длинная пауза. Но голос Фама все равно звучал радостно:
– Даже это может быть нам на пользу, сынок. Я ставлю на то, что пауки в конце концов захотят быть Партнерами.
Партнерами Кенг Хо.
– Еще одно, сынок, – добавил Фам. – Реши вопрос о военнопленных… – последний оставшийся вопрос повестки переговоров, – и мы сможем снять Триксию с этого дела. Лайтхилл передала нам такое обещание от фракции Андервиль.
Последний день переговоров начался как все предыдущие. Зинмина и Эзра провели вниз по – «винтовой лестнице», как называл ее Зинмин. На человеческий взгляд это была вертикальная шахта, вырезанная в скале. Мимо спускающихся шел непрерывный поток теплого воздуха. Шахта была почти два метра в диаметре с пятисантиметровыми уступами на стенах. Сопровождающие без труда касались противоположных ее стен одновременно, опираясь на все стороны. По мере спуска пауки медленно поворачивались вместе с этой спиралью. Каждые примерно десять метров был выступ, «площадка», где можно было перевести дыхание. Эзру и помогала, и стесняла страховка-поводок, которую приходилось надевать по настоянию охранников.
– Эти ступени – они ведь чтобы нас напугать на самом-то деле, так, Зинмин? – спрашивал Эзр в первые дни на этом спуске, но Зинмин не снисходил до ответа.
Фокусированному переводчику было еще труднее на узких уступах, чем Эзру, особенно когда он пытался подражать косолапой стойке, имевшей смысл только для пауков. Сегодня он отозвался на вопрос.
– Да… нет. Это главная лестница в Королевскую Глубину. Очень старая. Традиционная. Это честь…
Он оступился, закачался над пропастью, повиснув на страховке и веревке, которую держал один из охранников. Эзр вцепился в сырую стенку и чуть не сорвался, пока Броут нащупывал опору для ног.
Они добрались до последней площадки. Потолок здесь был низок даже по меркам пауков – чуть выше метра. В окружении охранников люди нагнулись и пошли на четвереньках к очень широким дверям. За ними сиял рассеянный голубой свет. Пауки умели видеть в широчайшем диапазоне, и можно было подумать, что они должны предпочитать освещение во всем солнечном спектре. Но в половине случаев они предпочитали тусклое мерцание – или свет, невидимый для людей.
Из сумрака впереди раздалось знакомое шипение.
– Заходите, садитесь, – сказал Зинмин Броут, но приглашение исходило от паука в комнате. Эзр и Зинмин прошли по каменным плитам к своим «насестам». Эзр теперь видел своего собеседника – крупную самку на насесте чуть повыше. Запах ее в ограниченном пространстве комнаты ощущался очень резко.
– Здравствуйте, генерал Андервиль, – вежливо произнес Эзр.
Вопрос о военнопленных должен был быть прост по сравнению с уже решенными. Но Эзр отметил, что сейчас они находятся с Андервиль наедине. Здесь не было каналов связи с внешним миром – по крайней мере им таковых не предложили. Они были здесь одни, почти в темноте, и во фразах Зинмина Броута стали постепенно звучать обороты угроз. Страшновато… но из глубины детских воспоминаний торговца у Эзра Винжа всплыло понимание. Это было намеренное запугивание. Андервиль обещала Лайтхилл, что переводчиков освободят после решения вопроса о военнопленных. Она потерпела уже много поражений, и сейчас была последняя возможность спасти лицо.
Он открыл сумку и надел пару скорлупок. Как утверждали пауки, все люди на борту «Руки» остались живы при вынужденной посадке. Обломки корабля раскидало на полосе океанского льда двадцать тысячах метров длиной, и жилые палубы оказались единственным нетронутым отсеком. То, что вообще кто-то выжил, было чудом, которое сотворил совет Фама пилотам-зипхедам. Однако много фатальных исходов случилось уже на земле. Вопреки здравому рассудку Брюгель и его головорезы открыли огонь по приближающимся войскам пауков. Головорезы погибли все. С гибкостью истинного предводителя Брюгель бросил их в последний момент и попытался спрятаться среди уцелевших членов экипажа. Пауки утверждали, что после этой стрельбы новых жертв не было.
– Зипхедов можете получить обратно, – передала Андервиль через Зинмина. – Мы знаем, что они не отвечают за свои действия, и многие из них сделали возможной нашу победу. – Голос Зинмина звучал раздраженно. – Остальные – преступники. Они убили сотни и хотели убить миллионы.
– Нет, в этом виновато лишь ничтожное меньшинство. Остальные сопротивлялись – или были обмануты относительно целей операции.
Эзр прошелся по списку экипажа, объясняя роль различных его членов. Двадцать бедняг в анабиозе – личные игрушки специальных потребностей Ритцера. Эти были очевидными жертвами, но Андервиль не хотела отдавать оборудование. Один за другим Эзр получал разрешение на их освобождение в обмен на соответствующих специалистов, которые объяснят действие приборов, принадлежащих теперь ведомству Андервиль. Наконец добрались до самых трудных случаев.
– Дзау Цинь, старший пилот.
– Дзау Цинь, который нажал на гашетку! – сказала генерал. Эзр прибавил усиление на скорлупках. Обзор был не таким неясным, как раньше. Во все время разговора Андервиль сидела очень спокойно, и единственным движением было непрерывное шевеление ее пищевых рук. Поза, которую Зинмин характеризовал как прямую настороженность. – Дзау Циню вменяется инициирование фактической атаки.
– Генерал, мы просмотрели записи. Ваши допросы фокусированных пилотов Дзау еще более полны. Для нас ясно, что Дзау Цинь саботировал большую часть атаки эмергентов. Я знаю Дзау, мэм. Я знаю его жену. Оба они желают блага вашему народу.
Фокусированные аналитики, и среди них Триксия, считали, что такое упоминание о семье может что-то значить. Может быть, но Белга Андервиль была, очевидно, классическим поборником «национальных интересов».
Зинмин Броут постучал по консоли, вводя слова Эзра на промежуточном языке, которым управлялся звуковой выход. Из динамика донеслось призрачное шипение – мысли Эзра, как мог бы их высказать паук.
Андервиль секунду сидела молча, потом издала пронзительный писк. Эзр знал, что это аналог презрительного фырканья.
Но это интервью может быть потом показано другим паукам. Я не отпущу тебя с крючка, Андервиль. Эзр сунул руку в сумку и достал подарок Риты.
– А это что такое? – спросила Андервиль. В голосе Броута-Андервиль не было любопытства.
– Подарок Дзау Циню от его жены. Дар воспоминания, если вы откажетесь его освободить.
Андервиль сидела в двух метрах, но даже теперь Эзр еще не представлял себе, как далеко достают передние руки паука. Четыре копьевидные черные руки метнулись в его сторону, выхватив ящичек. Потом руки Андервиль дернулись назад, поднеся футляр сначала к одной стороне глянцевого панциря, потом к другой. Кинжальные руки поскрипывали, ощупывая верх футляра и пальцевой замок.
– Он настроен на Дзау Циня. Если его открыть силой, содержимое будет уничтожено.
– Значит, так и будет.
Но она перестала давить остриями конечностей на футляр. Подержав его еще мгновение, она издала шипящий скрип и бросила футляр обратно Эзру.
Мерзкий скрип еще продолжался, когда Зинмин Броут начал перевод.
– Лопни твои детские глаза! – напряженно и злобно произнес голос Броута. – Забери этот подарок для убийцы. Забери этого Циня и всех его прихвостней.
– Благодарю вас, генерал. Благодарю вас!
Эзр подобрал подарок Риты.
Голос паука стих, потом возобновился уже спокойнее, будто капли воды шлепались на раскаленный металл.
– Я полагаю, вы хотите выручить и Ритцера Брюгеля?
– Не выручить, мэм. За многие годы Брюгель убил больше нашего народа, чем даже вашего. Он должен ответить за многое.
– Понимаю. Но этого мы вам ни за что не отдадим. – Теперь голос Броута звучал довольно, и Эзр догадался, что в этом вопросе на стороне пауков нет разногласий.
И может, это и к лучшему. Эзр пожал плечами:
– Отлично. Пусть он будет наказан вами.
Паучиха стала совершенно неподвижна, даже пищевые руки не шевелились.
– Наказан? Вы нас неправильно поняли. Эти дурацкие переговоры оставили нам всего лишь одного функционирующего человека. Любое наказание будет по необходимости чисто случайным. Мы многое узнали из вскрытия человеческих трупов, но нам отчаянно нужен живой объект для экспериментов. Каковы ваши физические ограничения? Какова реакция на крайние проявления страха и боли? Мы хотим исследовать действие раздражителей, о которых нет сведений в ваших базах данных. Я намереваюсь дать Ритцеру Брюгелю прожить очень, очень долгую жизнь.
Ритцер Брюгель – самый дикий из человеческих типов, которого ты только могла отыскать. Почему-то, однако, произнести эту фразу здесь и сейчас казалось не самым мудрым. Вместо этого Эзр просто кивнул. Впервые он увидел, как Ритцер Брюгель может встретить судьбу, соответствующую масштабу его преступлений. Паучий кошмар предводителя растянется на весь остаток его жизни.
65
На L1 Эзр Винж вернулся героем. Может быть, никогда ни одного владельца флота или партнера не встречали с тем энтузиазмом, который встретил его на скалах. Он привез с собой первых освобожденных пленников, в том числе Дзау Циня. Еще он привез с собой первых новых партнеров, первых пауков, вылетевших в космос.
Но он почти этого не замечал. Он улыбался, вел беседы, а увидев вместе Дзау и Риту, испытал некоторую далекую радость.
Последней вышла из бота Флория Перес. Она была одной из лежащих в анабиозе жертв из тайного хранилища Ритцера, сохраняемая неиспользованной до самого конца. Даже 200 Ксек спустя у этой женщины был ужасный и потерянный вид. Когда Эзр вывел ее из шлюза, толпу в коридоре охватило молчание. Вперед выплыла Чиви. Она хотела помочь жертвам, но когда она остановилась всего за упор от Флории, глаза ее расширились и губы задрожали. Они смотрели друг на друга долгое мгновение, потом Чиви предложила Флории руку, и толпа за ними расступилась.
Эзр смотрел, как они уходят, но мысли его были далеко: Анне Рейнольт начала де-фокусировку Триксии килосекунду спустя после его отлета с Арахны. За 200 Ксек перелета к скалам Фам регулярно сообщал ему о ходе операции. На этот раз отступления не было. Триксия уже вышла из стадии подготовки. Сначала мозговая гниль была переведена в неактивное состояние, а потом Триксию ввели в искусственную кому. С этого момента схему выделения гнилью активных веществ начинали медленно менять.
– Анне это уже сотни раз проделала, Эзр, – говорил Фам. – Она сказала, что все идет хорошо. Триксия выйдет из клиники вскоре после твоего возвращения.
Больше никаких отсрочек. Триксия будет свободна.
Через два дня эта весть дошла до него. Триксия готова.
Перед тем, как идти в клинику Фокуса, Эзр навестил Чиви. Она работала вместе с отцом, восстанавливая Озерный Парк. Почти все деревья погибли, но Али Лин считал, что восстановит их. Даже де-фокусированный Али Лин горел чудесными идеями насчет парка. Но теперь старик мог и любить свою дочь. Такая же будет и Триксия, свободная, как до этого кошмара.
Когда Эзр подошел по тропе среди разрушенного леса, Чиви разговаривала с пауками. Котята кружились высоко над ними, и любопытство боролось в них с арахнофобией.
– Мы сделаем это озеро по-новому, некоторая свободная форма с особой экологией.
Пауки стояли чуть выше Чиви. В микрогравитации они уже не были приземистыми широкими созданиями. Естественное напряжение их конечностей создало паучью версию стойки в невесомости; руки и ноги уходили под ними далеко вниз, делая их высокими и худыми. Самая маленькая – кажется, Рапса Лайтхилл – что-то говорила. Шипящий голос был почти музыкален по сравнению с голосом Белги Андервиль.
– Мы посмотрим, но не думаю, что из нас многие захотят здесь жить. Мы, наверное, попробуем строить собственные базы.
Переводил Броут Зинмин, разговорным довольным тоном. На данный момент он, кажется, был последним фокусированным переводчиком.
Чиви улыбнулась паучихе.
– Ага, мне очень интересно, что же у вас получится. Я…
Она подняла глаза и увидела Эзра.
– Чиви, можно с тобой поговорить?
Она уже двигалась к нему.
– Рапса, подождешь секунду?
– Конечно.
Пауки отошли в сторону, Зинмин продолжал засыпать вопросами Али Лина.
Эзр и Чиви смотрели друг на друга с расстояния в тридцать сантиметров.
– Чиви, Триксию де-фокусировали примерно две тысячи секунд тому назад.
Девушка улыбнулась светлой улыбкой. В ней еще было много детской живости. Как-то несмотря ни на что, Чиви осталась открытой душой. И теперь она была в центре всех дел с пауками, они всегда хотели иметь дело из всех инженеров именно с ней. Сейчас Эзр видел, как она разнообразно талантлива во всем – от динамики и биологии до самых острых вопросов торговли. Чиви была почти олицетворением духа Кенг Хо.
– А… и как она? Оправится? – Чиви смотрела большими глазами, сцепив перед собой ладони.
– Да! Анне говорит, будет некоторая дезориентация, но ее разум и личность не пострадали, и… и я ее сегодня смогу увидеть.
– Ой, Эзр! Я так за нее рада! – Руки Чиви расцепились и легли ему на плечи. Лицо ее вдруг оказалось очень близко, и губы чмокнули его в щеку.
– Я хотел перед разговором с нею увидеться с тобой…
– Да?
– Я… я просто хотел тебе сказать спасибо за то, что спасла мне жизнь, спасла нас всех. – Я хотел сказать тебе спасибо за то, что ты вернула мне мою душу. – Если мы с Триксией когда-нибудь сможем что-нибудь для тебя сделать…
Она снова оказалась на расстоянии вытянутой руки, и улыбка ее была чуть странноватой.
– Я очень рада, Эзр. Но… благодарить не нужно. Я рада, что у вас все кончилось хорошо.
Эзр не стал развивать тему и уже повернулся к путеводным веревкам, которые Али повесил для работ по реконструкции.
– Скорее все хорошо начинается, Чиви. Все эти годы было мертвое время, а теперь… Ладно, потом поговорим!
Он махнул рукой и потянулся все быстрее и быстрее ко входу в пещеру.
Рейнольт превратила групповой зал Мансарды в отделение для выздоравливающих. Там, где зипхеды проводили Вахту за Вахтой на службе предводителя, они теперь получали свободу.
Анне остановила его в коридоре перед залом.
– Перед тем, как ты войдешь, запомни…
Винж уже обходил ее сбоку, но остановился.
– Ты сказала, что она нормально вышла из этого состояния!
– Да, общая картина в норме. Обыденное сознание не хуже прежнего, она даже сохранила специальные знания. Мы сейчас проводим почти три тысячи операций де-фокусировки – больше вольноотпущенников, чем за всю историю эмергентов. И получается очень хорошо. – Она нахмурилась, но это не была мимика нетерпения ее прежнего Фокуса. Это была гримаса боли. – Я… мне хотелось бы переделать то, что мы делали с первыми. Сейчас я справилась бы лучше.
Эзр видел эту боль и устыдился неожиданной радости: значит, задержка была к лучшему. В работе с Триксией было преимущество накопленного опыта. Может быть, все равно все было бы удачно – в конце концов, сама Рейнольт прошла через это без потерь. Но как бы там ни было, все уже сделано. И там, за спиной Рейнольт, в прохладном зеленом коридоре, была Триксия Бонсол, проснувшаяся наконец принцесса. Он скользнул мимо Рейнольт, направляясь вниз сквозь синеву.
Анне окликнула его:
– Только, Эзр… в общем, Фам хочет потом с тобой поговорить.
– Ладно, ладно! – Но он уже не слушал. И почти сразу оказался в групповом зале. Часть его была еще открыта, и даже десять-пятнадцать кресел были заняты, и люди сидели тесными кружками и разговаривали. К нему повернулись головы, в глазах было любопытство, ранее невозможное. Были лица испуганные, были печальные, с потерянным выражением, как у Ханте Вена после де-фокусировки. Освобожденным эмергентам не к кому было возвращаться. Они проснулись свободными, но отделенные от всего знакомого световыми годами и целой жизнью.
Эзр смущенно улыбнулся и проскользнул мимо них. Для нас с Триксией все вышло хорошо, но этим потерянным надо обязательно помочь.
Дальняя сторона комнаты была поделена на ячейки. Эзр летел мимо открытых дверей, останавливался перед закрытыми прочитать таблички. И вот… «ТРИКСИЯ БОНСОЛ». Кончился вдруг этот бег очертя голову, и Эзр заметил свой рабочий комбинезон и растрепанные волосы. Как зипхед какой-то, забыл все, кроме своего фокуса.
Он кое-как пригладил волосы… и постучал по легкому пластику.
– Войдите!
– …Триксия, привет!
Она плавала в гамаке, не слишком отличающемся от обычной кровати. Медицинские приборы кружились вокруг ее головы легкой дымкой. Это неважно, этого Эзр ожидал. Анне окружала пациентов приборами, собирая данные для руководства де-фокусировкой, а потом для слежения в целях предупреждения ударов и инфекций.
Очень трудно в такой ситуации так обнять человека, как хотел Эзр Винж. Он подплыл поближе, глядя в лицо Триксии, утопая в нем. Триксия глядела на него – не мимо, не тем взглядом нетерпения, как когда он загораживал ей данные – но прямо ему в глаза. И на губах ее играла слабая улыбка.
– Эзр!
И она оказалась в его объятиях, руки ее потянулись к нему. Губы оказались мягкие и теплые. Он секунду подержал ее, бережно обнимая в гамаке. Потом отвел голову, тщательно обходя медицинские приборы.
– Сколько раз я боялся, что это никогда не вернется! Ты помнишь, сколько раз… – в буквальном смысле годы жизни, – сидел я с тобой в этой твоей проклятой клетке?
– Да. Ты страдал больше, чем я. Для меня это было вроде сна, когда время идет как хочет. Все, что вне Фокуса, видится размыто. Я слышала твои слова, но они не имели значения.
Рука ее поднялась и погладила его по шее, мягко и нежно, как бывало, когда они были вместе по-настоящему.
Эзр улыбнулся. Мы разговариваем. По-настоящему. Наконец.
– А теперь ты вернулась, и мы снова можем начать жить. У меня столько планов! Я много лет их обдумывал – что будем делать, если удастся уничтожить Нау и спасти тебя. После всех смертей наша экспедиция обернулась таким сокровищем, какого мы себе и представить не могли. – Великий клад – великий риск. Но риск был принят, жертвы принесены, и теперь… – С нашей долей прибыли от экспедиции мы можем делать все, что захотим. Можем основать свою Великую Семью!
Винж. 23.7, Винж-Бонсол, Бонсол 1 – как угодно, неважно. Это будет их Семья.
Триксия улыбалась, но в ее глазах появился намек на слезы. Она покачала головой:
– Эзр, я не…
– Я знаю, что ты хочешь сказать, Триксия, – перебил он. – Ты не хочешь Семьи – не надо. – За годы под игом Томаса Нау было много времени все продумать и понять, какие жертвы – вовсе и не жертвы. Он глубоко вздохнул и сказал: – Триксия, даже если ты хочешь вернуться на Триленд… я тоже хочу пойти с тобой, оставить Кенг Хо. – Семье это не понравится, он уже больше не младший наследник. Эта экспедиция баснословно обогатит семью Винж. 23, но… он знал, что вряд ли в этом заслуга Эзра Винжа. – Ты можешь быть кем хочешь, и мы все равно можем быть вместе.
Он придвинулся ближе, но на этот раз она мягко его отодвинула.
– Нет, Эзр, не в этом дело. Мы с тобой на многие годы старше. Я… очень, очень много времени прошло с тех пор, как мы были вместе.
Голос Эзра сорвался на писк:
– Это для меня были годы! А для тебя? Ты же сказала, что это было как во сне, где время не имеет значения?
– Не совсем так. По некоторым вещам, тем, которые были в центре моего Фокуса, я, наверное, помню время лучше тебя.
– Но…
Она подняла руку, и он замолчал.
– Мне было легче, чем тебе. Я была фокусирована, и еще кое-что, хотя я никогда сознательно этого не понимала и – слава Создателю – Томас Нау и Брюгель не понимали тоже. У меня был мир, куда я могла бежать, мир, который я строила из своих переводов.
Невольно вырвались слова:
– Я-то думал! Там столько было вроде как из фэнтэзи про Темные Века! Значит… это все была выдумка, а не реальные пауки?
– Нет. Все это было ближе всего к тому, насколько может человеческий разум стать на точку зрения пауков. И если внимательно читать, ты заметишь намеки, где нарушается буквальная правда… Я думал, ты догадался, Эзр. Арахна была моим убежищем. Я была переводчиком, и все, что касается жизни паука, было в моем Фокусе. Нас грызло знание о том, что значит быть свободным пауком. И когда милый Шерканер это понял, хотя вначале он считал нас машинами, вдруг оказалось, что этот мир нас тоже принял.
Это как раз и свергло Нау и спасло всех, но…
– Но ведь теперь ты вернулась, Триксия. Кошмара больше нет. Мы можем быть вместе, и лучше, чем нам думалось!
Она снова тихо покачала головой:
– Как ты не понимаешь, Эзр? Мы оба переменились, и я больше, чем ты, хоть я и была… – она подыскивала слово, – …хоть я и была «заколдована». Понимаешь? Я все помню, что ты мне говорил. Но, Эзр, все теперь поменялось. Я и пауки – у нас есть будущее…
Он попытался говорить ровным убедительным тоном, но даже в его собственных ушах слова прозвучали наполовину паническими. Боже милостивый Всей Торговли, я не могу снова ее потерять!
– Я знаю. Ты все еще идентифицируешь себя с пауками. Мы для тебя инопланетяне.
Она коснулась его плеча:
– Немножко. На первых стадиях де-фокусировки это было как вход в кошмар, а не выход из него. Я знаю, как выглядят люди для арахниан. Бледные, мягкие, как личинки. Существуют похожие вредители и съедобные животные. Но мы для них не так ужасны на вид, как они для нас. – Она подняла на него глаза и на миг улыбнулась. – Очень умилительно, как вы должны поворачивать голову, чтобы смотреть. Вы не понимаете, но любого арахнианина с отцовской шерстью на спине, да и большинство женщин при близком разговоре это очаровывает.
Как в тех снах на планете. В своем сознании Триксия еще считала себя частично пауком.
– Послушай, Триксия. Я буду приходить каждый день, и это изменится. Ты это преодолеешь.
– Эзр, Эзр! – ее слезы теперь плавали между ними в воздухе, но она плакала о нем, а не о себе и не о них двоих. – Это же то, кем я хочу быть – переводчиком, мостом между вами и моей новой Семьей.
Мостом. Она не вышла из Фокуса! Анне и Фам как-то заморозили ее на полдороги между Фокусом и свободой. Осознание это было как кулак под ложечку… приступ тошноты и вслед за ним волна гнева.
Анне он поймал в ее новом кабинете.
– Анне, доделай работу! Триксия все еще под властью гнили!
Лицо Рейнольт было еще бледнее обычного. Он внезапно догадался, что она ждала его.
– Эзр, ты знаешь, что вирус мы уничтожить не можем. Можем его отстроить, сделать дремлющим – да, но…
Голос звучал почти просительно, совсем не так, как у Анне Рейнольт прошлых времен.
– Анне, ты знаешь, о чем я говорю. Она все еще в Фокусе. Она зафиксирована на пауках, на ее фокусированном задании.
Анне молчала. Она знала.
– Верни ее назад, Анне!
Анне скривила губы, будто подавляя физическую боль.
– Слишком глубокие структуры. Она потеряет все накопленные знания, почти наверняка – свой талант к языкам. Она будет как Ханте Вен.
– Но она будет свободна! И сможет научиться новому – как тот же Ханте Вен.
– Я понимаю. До вчерашнего дня я думала, что мы сможем это сделать. Мы пришли запустить последнюю реструктуризацию – но, Эзр, Триксия не хочет, чтобы мы шли дальше!
Это было уже слишком, и Эзр внезапно заорал:
– Черт побери, а чего же ты ждала? Она же в Фокусе! – Он сбросил громкость, но слова были напряженными, как смертельная угроза. – Я знаю. Вам с Фамом все еще нужны рабы, особенно такие, как Триксия. Вы никогда и не собирались ее отпускать!
Глаза Рейнольт расширились, лицо вспыхнуло ярко-красным. Такой никто никогда ее не видел, хотя именно этот оттенок появлялся в лице Ритцера Брюгеля, когда на него накатывала ярость. Она открыла и закрыла рот, но ничего не сказала.
Громкий глухой стук в стену кабинета – кто-то летел в адской спешке. В следующее мгновенье в кабинете появился Фам.
– Анне, прошу тебя, давай я здесь разберусь.
Он сказал это очень кротко, и Анне через секунду сделала судорожный вдох и кивнула, кажется, закашлявшись. Над столом она проплыла, не сказав ни слова, но Эзр видел, как сильно она стиснула руку Фама.
Фам осторожно закрыл за ней дверь. Когда он повернулся к Эзру, выражение его лица кротким не было. Он ткнул пальцем на кресло перед столом Анне.
– А ну-ка сядь.
Что-то было в его голосе, от чего ярость Эзра замерзла, а сам он послушно сел.
Фам сел на той стороне стола. Секунду он просто смотрел на своего молодого собеседника. И это было странно. Фаму Нювену всегда была присуща внушительность, но вдруг показалось, что до этого момента он ее ни разу не включал полностью. И наконец Фам сказал:
– Пару лет назад ты меня заставил поговорить начистоту. Ты меня заставил понять, что я ошибался и что я должен перемениться.
Эзр ответил холодным взглядом:
– Кажется, мне это не удалось. – Ты все равно рабовладелец.
– Ошибаешься, сынок. Тебе удалось. Не так уж много людей могли меня переубедить. Даже Сура не могла. – Странная печаль проскользнула в этих словах, и на миг он замолчал. Потом: – Ты очень сильно обидел Анне, Эзр. Я думаю, придет день, когда ты захочешь за это извиниться.
– Ой, вряд ли! Вы двое так тщательно все рационализировали. А на самом деле де-фокусировка вам слишком дорого обойдется.
– Хм, здесь ты прав, она нам обходится дорого. Почти ценой хаоса. В системе эмергентов зипхеды поддерживали практически всю автоматику, и их работа неотделимо сливалась с работой настоящих машин. Хуже того, все обслуживающие программы флота составлялись фокусированными программистами, и у нас остались миллионы строк бессмысленного мусора. Еще не скоро мы сможем заставить работать старые системы… Но ведь ты знаешь, что Анне – Френкийский Орк, «чудовище» на всех алмазных фризах.
– Д-да.
– Тогда ты знаешь, что она готова умереть, лишь бы дать фокусированным свободу. Это было ее необсуждаемое требование ко мне, когда она вышла из Фокуса. Это смысл ее жизни. – Он остановился, глядя мимо Эзра. – Знаешь, что в Фокусе самое страшное? Даже не то, что это – эффективное рабство, хотя видит Бог, это делает его хуже любого злодейства. Нет, самое страшное – что спасители становятся вроде убийц, и жертву увечат второй раз. Даже Анне не понимала этого до конца, и теперь это рвет ее на части.
– Так значит, если они хотят быть рабами, пусть так и будет?
– Нет! Но фокусированный человек – все равно человек, не очень отличающийся от довольно редких типов, которые были во все времена. Если такой человек может жить своей жизнью, может высказывать свои желания – так в этот момент его уже надо слушать… Мы еще полдня назад считали, что у Триксии Бонсол все будет хорошо. Анне приняла меры против случайного разбегания гнили. Триксия не станет ни психотиком, ни маразматиком. Она избавлена от фиксации на преданности эмергентам. С ней можно разговаривать, убеждать. Но она решительно отказывается отдать более глубокие структуры. Понимание пауков – это центр ее жизни, и она хочет, чтобы так и было.
Они секунду оба молчали. Самое страшное, что слова Фама могли быть правдивыми. Может быть, они даже не были самообманом. Может быть, разговор шел просто об одной из трагедий жизни. Если так, то зло, порожденное Томасом Нау, будет преследовать Эзра весь остаток его жизни. Боже мой, это тяжко! И хотя в кабинете Рейнольт было светло, ему вспомнилась темнота в парке базы Кенг Хо сразу после убийства Джимми. Фам тогда тоже был с ним и дал ему утешение, которого Эзр не мог понять. Он вытер лицо тыльной стороной ладони.
– Ладно. Значит, Триксия свободна. Значит, она свободна и измениться в будущем.
– Да, конечно. Человеческая натура всегда богаче любого анализа.
– Я ждал ее половину жизни. Сколько понадобится, столько я и буду ее ждать.
Фам вздохнул:
– Я боялся, что ты это скажешь.
– А?
– Ты один из самых преданных людей на свете. И у тебя талант работы с людьми. Ты больше всех сделал для выживания Кенг Хо под гнетом Нау.
– Нет! Я никогда не мог ему противостоять. Все, что я мог – обходить острые углы, пытаться сделать жизнь не такой страшной. И все равно люди погибали. Я был бесхребетен, административно бездарен, я был просто идиотом, которым пользовался Нау, чтобы держать людей получше под контролем.
Фам качал головой:
– Ты был единственным, с кем я вступил в заговор, Эзр. – Он резко остановился и усмехнулся: – Конечно, частично потому, что у тебя хватило ума догадаться, кто я. Ты не согнулся и не сломался. Ты даже меня за цепь дернул… Ты знаешь, куда мне пришлось вернуться.
Эзр поднял глаза:
– И что?
– Я видал много умелых ребят. – Кривая усмешка. – Мы с Сурой основали много Великих Семей в этом краю космоса Кенг Хо. Но ты лучше других, Эзр Винж. Я горжусь родством с тобой.
– Хм…
Эзр не думал, что Фам стал бы лгать о таких вещах, но его слова были слишком… необычны, чтобы быть правдой.
Но собеседник еще не кончил:
– Но в твоих достоинствах есть и минусы. У тебя хватило терпения играть роль в течение сотен мегасекунд. Ты держался своей цели, где многие другие бы начали совсем новую жизнь. Теперь ты говоришь, что будешь ждать Триксию, сколько бы ни пришлось. И я верю, что ты действительно будешь ждать… вечно. Эзр, ты думал когда-нибудь, что для Фокуса не всегда нужна мозговая гниль? Некоторые люди могут фиксироваться сами по себе. У них настолько сильная воля – или такой негибкий ум – что они могут исключить все, кроме центра фиксации. Тебе это было нужно многие годы под гнетом Нау и Брюгеля. Это то, что спасло тебя и помогло выжить людям Кенг Хо. Но теперь – думай, определи проблему. Не выбрасывай жизнь на помойку.
Эзр вспомнил слова эмергентов, что общество всегда держалось на людях, «не имеющих жизни». Но…
– Триксия Бонсол – это цель, которая того стоит, Фам.
– Согласен. Но ты говоришь об очень высокой цене – ждать всю жизнь того, что может и не случиться. – Он остановился, склонил голову набок. – Просто стыд и срам, что ты не поражен вирусом эмергентов: это было бы куда легче снять! Ты настолько зафиксирован на Триксии, что не видишь, что творится вокруг, не видишь людей, которым делаешь больно или человека, который, быть может, тебя любит.
– Да? Кого?
– Думай, Эзр. Кто организовал систему стабилизации скал? Кто убедил Нау ослабить цепь? Кто сделал возможными бар Бенни и фермы Гонле? И сделал все это несмотря на повторные мозгочистки? Кто спас твою задницу в финальной стычке?
– Ой! – это слово прозвучало тихо и смущенно. – Чиви… Чиви хороший человек.
И тут в лице Фама показалась настоящая злость – впервые за все время после свержения Томаса Нау.
– Да очнись же ты, черт тебя побери!
– Я в том смысле, что она умница, и смелая, и…
– Да, да, да! Она на самом деле гений почти во всем. Я за свою жизнь только двух-трех таких видел.
– Я…
– Эзр, я не думаю, что ты эмоциональный кретин, или я бы вообще с тобой не разговаривал, и уж тем более о Чиви. Но очнись наконец! Ты должен был бы заметить это уже много лет назад, но ты слишком зациклился на Триксии и на собственных переживаниях вины. А теперь Чиви ждет тебя, но без особой надежды, потому что она настолько благородна, что не хочет мешать твоему ожиданию Триксии. Подумай о том, кем она стала, когда мы избавились от Нау.
– Она участвует во всем… кажется, я встречаю ее каждый день…
Он чуть не ахнул. Это было как де-фокусировка – увидеть совсем по-новому то, что видел все время. Да, это правда, он зависел от Чиви даже больше, чем от Фама или Анне. Но у Чиви были свои тяготы. Он помнил ее лицо, когда она встретила Флорию Перес. Он помнил ее улыбку, когда она радовалась, что у него все кончилось хорошо. Странно было чувствовать стыд за того, о ком ты мгновенье назад вообще не думал.
– Мне… мне очень жаль… я никогда не думал.
Фам откинулся в кресле.
– На это я и надеялся, Эзр. Ты и я – у нас одна проблема. Мы отлично разбираемся в великих принципах и хромаем в простых человеческих отношениях. Нам над этим надо поработать. Я тебя секунду назад хвалил, и это не было ложью. Но Чиви в самом деле чудо.
Эзр не мог ничего ответить. У него в душе шла полная перестановка мебели. Триксия, мечта всей его жизни, куда-то ускользала.
– Мне надо подумать.
– Так и сделай. Только поговори об этом с Чиви, ладно? Вы оба прячетесь за стенами. И оба удивитесь, что может получиться из прямого разговора.
Эта идея вспыхнула как новое солнце. Просто поговорить об этом с Чиви.
– Да. Я так и сделаю!
66
Прошло время, но Арахне еще долго предстояло остывать. Последние сухие бури еще метались в средних широтах, все подбираясь к экватору планеты.
У флаера не было ни крыльев, ни реактивных двигателей, ни ракет. Он опустился по баллистической дуге и снизил скорость перед мягкой посадкой на голые скалы плоскогорья.
Майор Виктория Лайтхилл похлопала по земле кончиками рук.
– Не повезло нам, что здесь нет снега. Следов не осталось. – Она махнула в сторону скалистого склона в нескольких дюжинах ярдов. Там был снег, забившийся в трещины, лежащий сейчас в тени ветра. Он призрачно-красноватым блестел на солнце. – А там, где снег есть, его всегда переносит ветер. Ты чувствуешь ветер?
Триксия Бонсол высунулась наружу. Слышно было, как он поет вокруг шлема.
– Посильнее тебя! – рассмеялась она. – Мне-то приходится стоять всего на двух ногах.
Они направились к склону. Триксия вывела звуковую связь с сетью на ноль. Здесь и сейчас ей хотелось испытать все самой, и чтобы ее не отрывали. Но гудение звука и дисплеи в верхних углах поля зрения все время держали ее в напряженном контакте с тем, что происходит в космосе и в Принстоне. В реальном мире за шлемом свет был разве что чуть ярче луны Триленда, и единственным движением было пересыпание поземки.
– Это наше самое вероятное предположение, где Шерканер покинул вертолет?
– Да, но здесь нет никаких его следов. Файлы журналов все смешались в кашу. Папа управлял вертолетом Рахнера по сети. Может быть, он шел куда-то в выбранное место. Скорее же он направлялся случайно в никуда.
Сейчас Триксия не слышала настоящего голоса Маленькой Виктории. Эти звуки транслировались и перерабатывались ее шлемом. Результатом была не человеческая речь и уж точно не голос паука, но Триксия понимала этот язык так же легко, как низский, и, слушая, могла одновременно смотреть и действовать руками.
– Но… – Триксия показала рукой на неровный пейзаж, – Шерканер казался мне рациональным, даже в самом конце, когда, казалось, все разваливается.
Она говорила на том промежуточном языке, который слушала. Процессор скафандра выполнял рутинную работу по сдвигу звуков в слышимый для Вики диапазон.
– Тяга к глубине иногда так проявляется, – сказала Виктория. – Он только что потерял маму. Нижнимор, Джейберта и их контрразведывательный центр только что из-под него вышибли.
Нижним краем обзора Триксия заметила, что у Вики подергиваются передние руки. Это был эквивалент поджатых губ у человека, преодолевающего душевную боль. Все годы Фокуса Триксия постоянно представляла себе разговор один на один на одном уровне. В невесомости более или менее так и было. Но на земле… человеческие тела расправляются вверх, а тела пауков в стороны. Если не держать постоянно вид вниз, она бы не замечала «выражений лица» – и хуже того, могла бы наступить на лучших друзей.
– Спасибо, что полетела со мной, Триксия. – Перепады промежуточного языка показали, что голос Вики дрожит. – Я здесь и в Зюйдвиле уже бывала, официально, с братьями и сестрой. Мы обещали друг другу, что на время это оставим, но… но я не могу, и быть здесь одна тоже не могу.
Триксия покачала рукой в жесте, означающем утешение и понимание.
– Я хотела сюда прилететь еще тогда, когда вышла из Фокуса. У меня такое чувство, будто я наконец стала личностью, а с тобой – как будто у меня есть семья.
Одна из свободных рук Вики приподнялась и потерла локоть Триксии.
– Для меня ты всегда была личностью. Я помню день, когда погибла Гокна, когда Генерал рассказала нам о тебе. Папа нам показал журналы, до самого того дня, когда ты впервые вышла с ним на контакт. Тогда он думал, что вы, переводчики, что-то вроде искусственных интеллектов. Но мне ты казалась личностью, и я думала, что ты очень любишь папу.
Триксия сделала жест улыбки.
– Милый Шерк был так уверен в существовании таких невозможных вещей, как ИИ. Для меня Фокус был вроде сна. Моим заданием было в совершенстве понять вас, пауков, а эмоции просто из этого вытекали. Побочный эффект, которого Томас Нау вообще не ожидал.
Осознание себя как личности в виде паука пришло постепенно, нарастая с каждым шагом вперед в постижении языка. Диспут на радио послужил поворотным пунктом, когда Триксия и Зинмин Броут полностью вжились в образы и приняли стороны в своем великолепном спектакле.
Ксопи, прости меня. Мы были фокусированы, а ты вдруг оказалась врагом. Когда мы стирали твои коды МДИ, мы не знали, что на самом деле тебя убиваем. Любой из нас мог оказаться переводчиком Пьетры, оказаться на твоем месте.
Это был тот момент, когда Триксия впервые по каналам связи открыла себя Шерканеру Андерхиллу.
Гладкий камень стал изломанным, переходя в склон холма. Здесь были пятна снежников и обрывы, бросающие тени в свете солнца и звезд. Виктория и Триксия перелезли через нижние скалы холма и вгляделись в эти тени. Это не был серьезный поиск, скорее акт почитания. Наблюдения с воздуха и с орбиты были выполнены много дней тому назад.
– Ты… ты думаешь, мы его когда-нибудь найдем, Виктория?
Почти все годы Фокуса Шерканер Андерхилл был для Триксии Бонсол центром вселенной. Она только смутно осознавала присутствие Анне Рейнольт или Эзра при сотнях его верных посещений, но Шерканер Андерхилл был реален. Она помнила старого коббера, который не мог обходиться без поводыря, чтобы не ходить по кругу. Как же он мог уйти?
Виктория ответила не сразу. Она была несколькими метрами выше по склону, заглядывая под нависший скальный карниз. Как вся ее раса, она куда лучше людей умела лазать по скалам.
– В конце концов да. Мы знаем, что на поверхности его нет. Может быть… я думаю, Моби могло посчастливиться найти дыру глубже нескольких ярдов. Но это еще не создает жизнеспособной глубины, папино тело быстро высохло бы до смерти. – Она вылезла из-под скалы. – Забавно. Когда План стал рассыпаться, я думала, что мы потеряли маму, но папу сможем спасти. Но сейчас… ты знаешь, что люди сняли новые эхограммы дна Зюйдвиля? Ракеты Братства разбили Зал Парламента и верхние уровни. Под ними – миллионы тонн переломанных скал – но есть и полости – то, что осталось от суперглубин южан. Если мама с Хранком добрались туда живыми…
Триксия нахмурилась: эти новости она видела.
– Но в докладе говорится, что там слишком опасно копать, что полости могут обрушиться.
А когда придет Новое Солнце, эти миллионы тонн камней наверняка упадут на глубины.
– Да, но у нас есть время все спланировать. Мы усовершенствуем землеройную технику людей. Может быть, мы сможем провести туннель за несколько миль, по-настоящему глубокий, а равновесие поддерживать кейворитом. И где-то перед Новым Солнцем узнаем, что в этих глубинах. И если мама с Хранком там, мы их спасем.
Они шли на север вокруг выступа склона. Даже если бы это был тот холм, где Шерканер покинул Тракта, они ушли довольно далеко от места, где мог тогда сесть Тракт. И все же Виктория вглядывалась в каждую тень.
Триксия не могла угнаться. Он выпрямилась и отвернулась от холма. Небо над северным горизонтом светилось, будто зарево над городом. И так это почти и было. Прежних ракетных полей не стало, но мир нашел для плоскогорья лучшее применение. Кейворитные шахты. Компании со всего бодрствующего мира бросились на их разработку. С орбиты были видны открытые карьеры, тянущиеся от бывших полигонов Братства на тысячи миль через пустыню. Миллион пауков был занят на этих шахтах. Даже если никогда не будет найден способ синтеза этого волшебного вещества, кейворит революционизирует космическую технику, частично компенсировав недостаток других небесных тел в этой солнечной системе.
Виктория, кажется, заметила, что Триксия не выдерживает темпа. Она нашла закругленный выступ скалы, защищенный от ветра, и устроилась на нем. Триксия села рядом, довольная, что они на одном уровне. Уходящая на юг равнина была покрыта сотнями холмиков, и каждый из них мог быть местом последнего покоя Шерканера. Но в светящемся небе из-за горизонта двигались вверх точечки света – антигравитационные буксиры выводили массы в космос. Во всех учебниках человеческой истории антигравитация определялась как одна из Несбыточных Грез. А здесь она работает.
Вики сидела молча. Человек, не знающий пауков, мог бы решить, что она спит. Но Триксия видела красноречивые движения пищевых рук и слышала непереведенное бормотание. С Вики часто такое бывало, часто ей приходилось затенять образ, который она проецировала своей группе, и Белге Андервиль, и пришельцам из космоса. Маленькая Виктория действовала отлично, по крайней мере не хуже, чем могла бы ее мать, в этом Триксия была уверена. Она организовала окончательный триумф Великой Контрразведки своих родителей. У себя на скорлупках Триксия видела дюжину вызовов, ожидающих ответа майора Лайтхилл. Час или два одиночества – больше Вики не могла в эти дни выкроить. Если не считать Брента, Триксия была единственным живым существом, знавшим, какие сомнения живут в душе Виктории Лайтхилл.
Мигающая ползла вверх по небу, перемещая тени по изрытой земле. В это самое теплое время Верхней Экватории на ближайшие двести лет Мигающая могла вызвать разве что слабое испарение льда.
– Я надеюсь на лучшее, Триксия. Генерал и папа – они были очень умны. Не может быть, чтобы они оба погибли. Но им – и мне – много пришлось сделать очень трудного. Те, кто верил нам, погибли.
– Это была война, Виктория. Против Пьетры, против эмергентов.
Это Триксия повторяла сама себе, вспоминая Ксопи Реюнг.
– Да. И уцелевшие процветают. Даже Рахнер Тракт. Он так и не вернулся на службу короля. Он чувствует, будто его подставили. Его и в самом деле подставили. Но он теперь там, с Джирлибом и Диди, – она ткнула рукой в сторону L1, – создает что-то вроде Кенг Хо пауков.
Она помолчала, потом вдруг резко хлопнула по скальному насесту. Триксия слышала, что голос ее сердит, будто отбивается от не высказанных обвинений.
– Черт возьми, мать была хорошим генералом! Я никогда не могла сделать того, что могла она – во мне слишком много от папы. И в ранние годы это помогало – его гений и ее умножали друг друга. Но скрывать контрразведку становилось с каждым годом труднее. Видеомантия – великолепное прикрытие, оно позволило нам завести аппаратуру вне сети и передавать потоки данных под самым хоботом у людей. Но одна ошибка, одна догадка со стороны людей – они бы могли убить нас всех. Это грызло матери сердце.
Ее пищевые руки бесцельно заметались, потом раздался сдавленный шипящий звук. Виктория рыдала.
– Я только надеюсь, что Хранкнеру она сказала. Он был нашим самым преданным другом. Он любил нас несмотря на то, что мы были для него извращением. Но мама просто не могла этого принять. Она слишком многого хотела от дяди Хранка, и когда он не смог измениться, она…
Триксия обняла ее рукой за середину спины – самое лучшее приближение к многорукому объятию, на которое способен человек.
– Ты знаешь, как сильно папа хотел рассказать Хранку о контрразведке. В последний раз в Принстоне мы с папой думали, что сможем это устроить, а мама примирится. Но нет, генерал была такая… не прощающая. Но под конец… в общем, она хотела, чтобы Хранк летел с ней в Зюйдвиль. Если она доверила ему это, ведь наверняка доверила и остальное. Правда ведь? Она должна была сказать ему, что все не напрасно.
