31
Шинкретта расхаживала по своему «командному пункту». Вот тебе и везение. Все задание было задумано как стодневная операция тайной подготовки и неожиданного удара. А вместо этого они захватили цели меньше чем через десять дней после заброски. Вся операция превратилась в неимоверное сочетание случайностей и неудач. Так что в этом нового? Повышение дается за успех в реальной ситуации, а Шинкретта видала и похуже этой. Баркера и Флемма раздавило – невезение и невнимание. Самая худшая ошибка – оставили свидетелей. По крайней мере худшая из ошибок, которую можно свалить на нее. С другой стороны, захвачено шесть детей, и как минимум четверо из них – те, что надо. Отход из музея прошел гладко, но выход в аэропорт провалился. Местная безопасность Аккорда среагировала слишком быстро – опять-таки, наверное, из-за уцелевших свидетелей.
Плаза-Спар, двадцатипятиэтажная башня, была окружена деловыми зданиями. Отсюда открывался отличный вид на все, что творится в городе, кроме как точно внизу. С одной стороны, они здесь полностью в ловушке – кто когда прятался, заткнув себя высоко в небо? С другой стороны… Шинкретта остановилась позади своего сержанта.
– Денни, что говорит Тривель?
Сержант поднял с головы наушник телефона.
– В вестибюле первого этажа обычная толкотня. У него посетители по делу. Какой-то старый лох и несколько кобберов прошлого поколения. Хотят снять помещение под офис.
– О’кей, пусть посмотрят комнаты на третьем этаже. Если захотят смотреть еще что-нибудь, пусть придут завтра.
Завтра, с соизволения Глубины, их здесь уже не будет. Они бы ушли и этой ночью, если бы не буря. Ребята из отдела спецопераций Братства умеют вытворять с вертолетами такое, что и не снилось военным Аккорда. Если день-другой удастся избежать грубых ошибок и невезения, группа вернется домой с добычей. В доктрине Братства всегда много места занимали ликвидации и обезглавливающие удары. Этой операцией достопочтенная Пьетра впишет в нее новую экспериментальную главу. О Глубина, что Пьетра сотворит с этой шестеркой детей! Шинкретта мысленно отшатнулась. Она вошла во внутренний круг Пьетры с самой Великой Войны, и состояние ее соответственно выросло. Но она куда больше предпочитала делать для достопочтенной полевую работу, чем находиться вместе с ней в пыточных подвалах Братства. Там все может так легко… повернуться. А смерть там приходит медленно.
Шинкретта переходила от квартала к кварталу, оглядывая улицы увеличивающим отражателем… Черт возьми, полицейская колонна, мигалки включены. На машинах специальное снаряжение. Группа «тяжелого оружия». Самый главный метод – запугать преступников, чтобы они сдались. Мигалки – а через минуту наверняка будут слышны сирены – все это для запугивания. Что ж, в данном случае полиция крупно ошиблась. Шинкретта уже бежала обратно, стягивая на бегу со спины ружье.
– Сержант! Идем наверх!
Денни удивленно поднял голову.
– Тривель сообщает, что слышит сирены, но они едут не сюда.
Совпадение? Может, полиция хочет помахать ружьями на кого-нибудь еще? Шинкретта застыла в редкой для себя нерешительности. Денни поднял руку и добавил:
– Но он говорит, что трое старших посетителей куда-то девались, может быть, в туалет.
Хватит нерешительности. Шинкретта махнула рукой сержанту.
– Скажи Тривелю, пусть уходит. – Если сможет. – Переходим к Альт-пять.
Альтернативный план есть всегда – такая мрачная шутка бытовала в группе спецопераций. Предупреждение получено. Вполне вероятно, удастся выбраться из здания, затерявшись в море штатских. У капрала Тривеля шансов меньше, но он так мало знает, что это и неважно. Задание не будет провалено окончательно. Выполнить последнее дело – и это можно будет считать частичным успехом.
По дороге к центральной лестнице Денни вытащил свое ружье и боевой нож. Успех плана Альт-пять требовал небольшого крюка и задержки, достаточной, чтобы убить детей. Достаточной, чтобы это выглядело по-настоящему кроваво. Пьетра, очевидно, считает, что от этого у кого-то из деятелей Аккорда крыша съедет. По мнению Шинкретты, это просто чушь, но она ведь всего не знает. Да и неважно. В конце войны она участвовала в бойне спящих в глубинах. Хуже этого ничего быть не может, но собранные запасы финансировали возрождение Братства.
Черт побери, она ведь окажет этим детям услугу. Им не придется встретиться с достопочтенной Пьетрой.
Почти все утро Брент лежал плашмя на металлическом полу. И с виду был так же обескуражен, как Вики и Гокна. Джирлиба по крайней мере отвлекали дети, которых надо было утешать. Они теперь были абсолютно и громко несчастны, и не хотели иметь с сестрами никакого дела. Последний раз все ели еще позавчера.
Даже скрывать уже было особо нечего. В свете дня стало ясно, что сигнальный флаг сорвало. Следующий флаг сорвало через тридцать минут. После этого Вики и Гокна три часа провели, заплетая сложным узором пеньки труб над единственным входом в комнату. Брент в этом действительно помог – он очень ловко умел вязать узлы и узоры. Если враг войдет через эту дверь, его ждет масса неприятностей. Но если враги будут вооружены, то хватит ли этого? На этом вопросе Брент устранился от обсуждения и распластался на холодном полу.
Наверху солнечный квадратик фут за футом полз по потолку. Наверное, уже почти полдень.
– Слышу сирены, – вдруг сказал Брент после часа неподвижного молчания. – Ложитесь и послушайте.
Гокна и Вики так и сделали. Джирлиб изо всех сил старался успокоить детей, чтобы они вопили тише.
– Ага, слышу.
– Это полицейские сирены, Вики. Слышишь – бум, бум?
Гокна подпрыгнула и уже бежала к двери.
Вики еще секунду пролежала на полу.
– Гокна, тихо!
И даже дети затихли. Донеслись и другие шумы: тяжелое гудение вентиляторов внизу, уличный шум, уже слышанный раньше… и еще стаккато многих ног вверх по лестнице.
– Близко, – сказал Брент.
– Это з-за нами.
– Да. – Брент помолчал со своим обычным унылым видом. – И я слышу, еще кто-то идет, только тише или дальше.
Это было неважно. Вики подбежала к двери и подобралась рядом с Гокной. То, что они хотели сделать, было очень беспомощно, но, к лучшему или к худшему, у них не было выбора. Раньше Джирлиб спорил, что он больше и должен броситься сверху. Да, но тогда он будет единственной мишенью, и кто-то должен удержать малышей подальше от линии огня. И потому сейчас Гокна и Вики вцепились в стену в пяти футах над входом, вцепившись в плетение Брента.
Брент поднялся и встал от двери справа. Джирлиб стоял далеко в стороне. Он крепко держал руками детей и больше не пытался их успокаивать. Но они вдруг затихли. Может быть, поняли. Инстинктивно.
Стена отдавалась дрожью бегущих шагов. Двое. Один что-то тихо сказал другому. Слов не было слышно, но Вики узнала голос предводительницы похитителей. Загремел ключ в замке. Слева от Вики Джирлиб поставил детей на пол. Они застыли тихо и совершенно неподвижно – и Джирлиб повернулся к двери, готовый прыгнуть. Вики и Гокна пригнулись ниже и свесились, насколько позволяло плетение. Переглянулись последний раз. Это они втянули других. Они рискнули жизнью ребенка в попытках выбраться. Теперь время расплачиваться.
Дверь скользнула в сторону, металл по металлу. Брент напрягся для прыжка.
– Не надо меня трогать! – сказал он своим обычным унылым монотонным голосом. Брент даже для спасения души не мог бы сыграть, но что-то было в его голосе от ребенка, напуганного до потери разума.
– Никто вас не тронет. Мы вас переведем в лучшее место и дадим поесть. Выходите. – Голос главной похитительницы звучал так же резонно, как и раньше. – Выходите!
Уже чуть резче. Она что, думает, что сможет выгнать их всех, даже куртку не помяв? Секунду или две было тихо… потом еле уловимый раздраженный вздох. И быстрое движение.
Гокна и Вики бросились вниз изо всех сил с высоты пять футов. Без веревки они бы разбили черепа об пол, но эластичный канат дернул их обратно вниз головами сквозь открытую дверь.
Вспыхнули выстрелы на голос Брента.
Перед глазами Вики мелькнули голова, руки и какое-то оружие. Она ударилась в предводительницу позади головы, сбив на пол, ружье покатилось по полу. Но второй коббер стоял в двух футах позади. Гокна сильно стукнула его в плечи, попыталась ухватиться. Но тот стряхнул ее, и вспышка из его ружья ударила Гокну в середину. Осколки и кровь плеснули на стену.
И тут на него свалился Брент.
Предводительница подбросила Вики вверх, ударив головой о притолоку. Все стало сразу темно и где-то очень далеко. И послышалась еще стрельба и другие голоса.
32
Вики пострадала не сильно – небольшие внутренние кровоизлияния, с которыми врачи справились быстро. Джирлиб получил много зазубрин и пару вывихнутых рук. Бедняге Бренту досталось сильнее.
Когда этот странный майор Тракт кончил со своими расспросами, Вики с Джирлибом навестили Брента в домашнем лазарете. Папа уже был там на насесте возле кровати. Уже прошло три часа после освобождения, но у папы все еще был оглушенный вид.
Брент лежал в глубокой обивке, возле каждой пищевой руки стоял сифон с водой. Когда они вошли, он чуть повернул голову и попытался улыбнуться:
– У меня ничего страшного.
Только две расколотых ноги и пара дырок от дроби.
Джирлиб потрепал его по плечам.
– Где мама? – спросила Вики.
Папа неуверенно качнул головой.
– Где-то в доме. Обещала, что до вечера к вам придет. Просто так много всего сразу случилось. Вы же знаете, что это не были просто какие-то сумасшедшие.
Вики кивнула. В доме было как никогда полно народу из охраны, и даже солдаты в форме снаружи. Подчиненные майора Тракта забросали ее вопросами насчет похитителей, их манер, выбора слов, отношения друг к другу. Даже попытались загипнотизировать Вики, чтобы выдавить из нее все капли воспоминаний. Она могла бы избавить их от этих трудов. Вики с Гокной годами пытались загипнотизировать друг друга без всякого успеха.
– Генерал должна узнать, кто за этим стоит и как это изменит отношения между Аккордом и его противниками.
– Это Братство, – сказала Вики без выражения. На самом деле никаких доказательств, кроме военной выправки похитителей, у нее не было. Но Вики не меньше других читала газеты, и папа много говорил об опасностях завоевания Тьмы.
В ответ на это утверждение Андерхилл пожал плечами:
– Может быть. Главное для нашей семьи, что теперь многое переменилось.
– Да. – У Вики сел голос. – Папа! Конечно, переменилось! Как может жизнь остаться прежней?
Джирлиб вяло опустил голову на насест Брента.
Андерхилл будто стал меньше.
– Дети, вы меня простите ради Бога. Я не хотел, чтобы с вами такое случилось. Я не хотел, чтобы…
– Папа, это мы с Гокной сбежали и увели братьев – тихо, Джирлиб! Я знаю, что ты старший, но мы всегда умели тебя окрутить. – Это было правдой. Иногда сестры играли на самолюбии братьев, иногда на их интересах – как с выставкой Искажений. У Брента тоже были свои слабости. – Это мы Гокной все устроили. И если бы Брент не устроил тогда в музее засаду, мы все сейчас были бы мертвы.
Андерхилл сделал отрицательный жест.
– Маленькая Виктория, если бы не ты и Гокна, спасатели опоздали бы. Вы все погибли бы. Гокна…
– А так погибла Гокна!
Броня бесчувствия вдруг треснула, и Вики, завизжав без слов, вылетела из комнаты. Она бежала к центральной лестнице, огибая солдат в форме и постоянных обитателей дома. К ней тянулись руки, кто-то ее звал, но ее пропустили.
Она бежала все вверх и вверх, мимо лабораторий и аудиторий, мимо атриума, где всегда играла, где впервые увидела Хранкнера Аннерби.
На вершине была маленькая мансарда, которую они с Гокной себе выпросили, выклянчили и добились интригами. Как будто очень глубокая и как будто очень высокая. Папа всегда старался забраться повыше, и его две дочери тоже любили смотреть с этого чердачного насеста. Не самое высокое место в Принстоне, но все равно достаточно.
Вики вбежала внутрь, захлопнула дверь. На миг у нее закружилась голова от резкого подъема. И тут… Она застыла, уставясь на все вокруг. Дом аттеркропов, выросший огромным за последние пять лет. Зимы становились холоднее, и он утратил свое прежнее обаяние, уже нельзя было себе представлять, что эти существа – маленькие паучки, когда они отрастили себе крылья. Десятки их влетали и вылетали в кормушки. Ультрафиолет и синева их крыльев была почти как узор на внешних стенах дома. Они с Гокной бесконечно спорили, кто из них хозяйка этого дома.
Они спорили почти обо всем. Под стеной стоял кукольный дом из артиллерийского снаряда, который Гокна притащила из кабинета. Он действительно принадлежал Гокне, но и об этом они спорили.
Следы Гокны были повсюду. А Гокны не будет уже никогда. Они никогда не будут говорить, не будут даже спорить. Вики чуть не повернулась и не выскочила из комнаты. Как будто у нее в боку вырвали огромную дыру, будто оторвали ноги и руки от тела. Ничего не осталось от того, на чем держалась ее жизнь. Вики рухнула бесформенной грудой и задрожала.
Отцы и матери – народ совершенно разный. Насколько дети могли судить, так было даже в нормальных семьях. Папа все время есть. Это у него бесконечное терпение, у него всегда можно выпросить что-нибудь лишнее. Но у Шерканера Андерхилла была еще и своя природа, и уж точно не обычная: он рассматривал все правила природы и культуры как препятствия, которые надо обдумать и с которыми следует провести эксперимент. Во всем, что он делал, ощущались доброта и ум.
Матери – по крайней мере, их мать, – не были каждую минуту рядом, и не могли себе позволить зависеть от всех детских капризов. Генерал Виктория Смит часто бывала со своими детьми, раз в десять дней наезжая в Принстон, и еще больше, когда они ездили в Ставку. Она появлялась, когда надо было провести в жизнь настоящее правило, такое, которое даже Шерканер Андерхилл заколебался бы отвергнуть. И она была с тобой, когда тебе действительно, по-настоящему плохо.
Вики не знала, сколько она пролежала, скорчившись, когда раздался цокот шагов на лестнице. Конечно, не больше получаса – за окнами все еще была середина прохладного прекрасного дня.
В дверь тихо постучали.
– Младшая? Можешь со мной поговорить?
Что-то странное шевельнулось в душе Вики: радость. Папа простит, он всегда прощает… но мама знает, какой ужас она натворила.
Вики открыла дверь и отступила, наклонив голову.
– Я думала, ты сегодня слишком занята.
Тут она заметила, что Виктория Смит одета в мундир – черную-черную куртку и рукава, ультрафиолетовые и красные погоны. В мундире в Принстоне генерал не появлялась никогда, и даже в Ставке он использовался лишь особых случаев, для выступления перед немногими высшими начальниками.
Смит тихо вошла.
– Я… я решила, что это важнее. – Она жестом показала Младшей сесть рядом с ней. Вики села, впервые после начала всего этого кошмара ощутив спокойствие. Две передних руки генерала обняли ее за плечи. – Были допущены некоторые серьезные… ошибки. Ты знаешь, что и я, и отец так решили?
– Да, да! – кивнула Вики.
– Мы не вернем Гокну. Но мы будем помнить ее и любить, и мы исправим ошибки, из-за которых такое могло случиться.
– Да!
– Ваш отец – и я – мы считали, что должны держать вас в стороне от крупных проблем, по крайней мере пока вы не подрастете. До какого-то предела это, быть может, было правильно. Но теперь я понимаю, что мы подвергли вас страшному риску.
– Нет! Мама, как ты не понимаешь? Это же я и… и Гокна, это мы нарушили правила! Мы обманули капитана Даунинга. Мы просто не верили в то, о чем вы нас с папой предупреждали.
Руки генерала похлопали Вики по плечам. Мать либо удивилась, либо вдруг рассердилась. Вики не могла сказать, что именно, и мать долго молчала. Потом сказала:
– Ты права. Мы с Шерканером допустили ошибки… но и вы с Гокной тоже. Никто из вас ничего плохого не хотел… но теперь ты знаешь, что одного этого мало. Есть такие игры, что когда ты ошибешься, погибнут другие. Но ты вот о чем подумай, Виктория. Когда ты увидела, как все повернулось, ты вела себя отлично – куда лучше, чем многие кобберы с профессиональной подготовкой. Ты спасла жизнь детям Суабсиме…
– Мы рисковали жизнью малыша Бирбопа, чтобы…
Смит сердито пожала плечами:
– Да, дочь, и это тебе тяжелый урок. Я почти всю жизнь потратила, чтобы его выучить.
Она снова замолчала, унесясь мыслями куда-то далеко. До Вики вдруг дошло, что мать, конечно же, тоже должна ошибаться, это она не из вежливости сказала. Дети всю жизнь восхищались генералом. Она не рассказывала о своей работе, но дети знали достаточно, чтобы понять: в ее жизни больше героического, чем в дюжине приключенческих романов. И сейчас Вики увидела проблеск того, что это значит на самом деле. И придвинулась поближе к матери.
– Вики, когда наступил решающий момент, вы с Гокной действовали верно. Вы все четверо. Цена оказалась неимоверно высока, но если мы – если ты не извлечешь из этого урок, тогда это будет действительно поражение.
Тогда Гокна погибла ни за что.
– Я изменюсь. Я все сделаю. Только скажи, что.
– Внешние изменения не особенно большие. Я тебе дам несколько преподавателей по военным темам, может, подгоним физическую подготовку. Но тебе и младшим детям еще многому и многому надо учиться по книгам. Твои дни будут во многом такими же, как раньше. Серьезные изменения будут у тебя в голове и в нашем к тебе отношении. Кроме учения, есть еще неимоверные смертельные опасности, которые ты должна понимать. Надеюсь только, что это не будет сиюминутный смертельный риск, как сегодня утром – но в долгосрочной перспективе опасности могут быть куда больше. К сожалению, сейчас времена опасны, как никогда.
– И возможностей для хорошего тоже много, как никогда.
Так всегда говорил папа. Что теперь ответит генерал?
– Да, это правда. И вот почему мы с ним сделали все, что здесь сделали. Но для выполнения намерений Шерканера нужно больше, чем надежда и оптимизм, и годы, которые на это уйдут, будут все опаснее и опаснее. То, что случилось сегодня – это только начало. Может быть, самые худшие времена начнутся, когда я уже буду очень стара. А твой отец на полпоколения меня старше.
Я уже сказала, что вы сегодня действовали хорошо. Более того, вы были командой. Ты никогда не думала, что вся наша семья – это команда? У нас есть особое преимущество перед другими: мы не одно поколение и даже не два. Мы – весь спектр, от малыша Хранка и до твоего отца. Мы преданы друг другу. И я считаю, что мы очень талантливы.
Вики улыбнулась матери в ответ:
– Ни один из нас по уму и близко с папой не сравнится.
Виктория рассмеялась:
– Это да. Шерканер – он… неповторим.
Вики продолжала аналитическим тоном:
– На самом деле никто из нас, кроме разве что Джирлиба, даже в подметки не годится папиным студентам. С другой стороны, мы с… Гокной, мы брали с тебя пример, мама. Мы… я умею строить планы с учетом обстоятельств и действий других кобберов. Я думаю, что Рапса и Хранк будут где-то посередине, когда определятся. А Брент – он не глуп, но у него ум работает странными путями. Он не очень умеет взаимодействовать с кобберами, но в нем больше естественной подозрительности, чем в любом из нас. Он всегда сторожит нас.
Генерал улыбнулась:
– Так и будет. Вас теперь осталось пятеро. Семеро, если считать нас с Шерканером. Команда. Ты права в своих оценках. Чего ты еще не можешь знать – это как сравнивать себя с остальным миром. Давай я тебе скажу свою холодную профессиональную оценку: вы, дети, можете стать лучшими. Мы хотели отложить начало для вас еще на несколько лет, но обстоятельства переменились. Если наступит время, которого я боюсь, я хочу, чтобы вы пятеро могли действовать, даже если все вокруг растеряются.
Виктория Младшая была достаточно взрослой, чтобы понимать, что такое служебная присяга и лестница подчиненности.
– Все? Я… – Она показала на погоны на плечах матери.
– Да, я живу ради верности Короне. И я говорю, что могут наступить времена – и скоро, – когда служба Короне потребует действий вне видимой лестницы подчинения. – Она улыбнулась дочери. – Кое-что в приключенческих романах правда, Вики. Глава разведки Аккорда имеет собственный особый авторитет… Ой-ой, я уже слишком оттягиваю другие совещания. Скоро мы опять об этом поговорим – все мы.
Когда Генерал ушла, Вики еще побродила по комнате. Она все еще плохо соображала, но невыносимый ужас оставил ее. Появились интерес и надежда. Они с Гокной всегда играли в шпионов. Но мама не говорила о том, что она делает, и она была настолько высоко в своей военной ежедневной работе, что глупо было бы даже думать следовать за ней. Кроме разведки были еще компании, вроде той, что основал Хранкнер Аннерби – это казалось более реальным. Но теперь…
Вики немного поиграла с кукольным домом Гокны. Им с Гокной уже не спорить об этих планах. Команда матери понесла первую потерю. Но теперь она знала, что это была команда: Джирлиб и Брент, Рапса, малыш Хранк, Вики, Виктория и Шерканер. Они научатся выкладываться в работе. И этого будет достаточно.
33
Для Эзра Винжа годы летели быстро, и не только потому, что он был на Вахте только четверть своего времени. После нападения и убийств прошла почти треть его жизни. Это были годы, о которых его внутреннее «я» подсказывало, что необходимо проявлять неуклонное терпение и никак не выдать, что жажда уничтожить Томаса Нау и взять реванш все еще жива в его душе. Время, которое он предвидел как бесконечную пытку.
Да. Он изображал неуклонное терпение. И было это болью… и стыдом. Но страх – страх был очень далек. Пусть Эзр и не знал деталей, но сознание, что он работает на Фама Нювена, давало ему уверенность в конечном триумфе. Но больше всего поражало его, когда время от времени снова и снова выскакивало неприятное осознание: в некотором смысле прошедшие годы были лучше любого времени после раннего детства. Как же так?
Предводитель Нау очень экономно использовал оставшуюся медицинскую автоматику, и почти все время держал на Вахте исполнителей «критически важных» функций, таких, как переводчики. Триксии было сейчас уже за сорок. Эзр видел ее почти каждый день, когда был на Вахте, и мелкие изменения ее лица терзали ему сердце.
Но в ней происходили другие изменения, те, которые заставляли его думать, что его присутствие и прошедшие годы каким-то образом вернут ее к нему.
Когда раньше он приходил в крохотную келью в мансарде Хаммерфеста, она его не замечала. Но однажды он пришел на сто секунд позже обычного. Триксия сидела лицом к двери.
– Ты опоздал, – сказала она ему. Тон ее был бесстрастно-нетерпеливым, как мог бы быть у Анне Рейнольт. Все фокусированные были помешаны на пунктуальности. Да, но все же Триксия заметила его отсутствие.
И он заметил, что Триксия начала опять несколько следить за собой. Волосы ее, когда он приходил на сеансы, были зачесаны почти аккуратно. Теперь в половине случаев разговоры их перестали быть односторонними… по крайней мере, если он правильно выбирал темы.
В этот день Эзр вошел в ее комнату вовремя, но с небольшим контрабандным грузом – двумя тайно вынесенными от Бенни пирожками. Он протянул руку и положил один из них перед ней. Комнатку наполнил аромат. Триксия глянула на его руку коротким взглядом, будто раздумывая, не сделать ли резкий жест. Потом она отмахнулась от отвлекающего момента.
– Ты собирался принести запросы на перевод.
Увы. Но он оставил сладость на столе возле ее руки.
– Да, они у меня с собой.
Эзр сел на свое обычное место у окна лицом к ней. На самом деле сегодня список был не длинным. Фокусированные могут делать в работе чудеса, но без клея здравого смысла нормальных людей группы специалистов расползались созерцать каждый свой пуп. Эзр и другие нормальные читали сводки работ фокусированных и пытались определить, где специалисты нашли что-то, выходящее за интерес фиксации фокусированных. Это докладывалось наверх, Нау, и потом спускалось вниз как запросы на дополнительную работу.
Сегодня Триксия без труда выполнила запросы, хотя на некоторые мрачно буркнула: «Потеря времени».
– И еще я говорил с Ритой Ляо. Ее программисты очень воодушевились тем, что ты им передала. И разработали пакет финансовых приложений и сетевых программ, которые отлично пойдут на новых микропроцессорах пауков.
Триксия покивала.
– Да-да. Я с ними каждый день говорю.
Переводчики отлично сотрудничали с зипхедами-программистами низкого уровня и с зипхедами-юристами и финансистами. Эзр подозревал, что причина в том, что переводчики не знают этих областей – и наоборот.
– Рита хочет основать на планете корпорацию по продаже этих программ. Они должны задавить любые местные, и нам нужно насыщение.
– Да-да. Корпорация «Программы Процветания» – я уже придумала название. Но еще слишком рано.
Он еще с ней поболтал, пытаясь добиться реалистичной оценки времени для передачи Рите Ляо. Триксия была в одном потоке с зипхедами, которые разрабатывали стратегию внедрения, и потому их объединенная оценка должна была быть достаточно точной. Выполнение всех работ по компьютерной сети – даже при совершеннейшем знании и планировании – зависит от структуры самой сети. Пройдет не менее пяти лет, пока появится большой коммерческий рынок программ, и еще какое-то время, когда общедоступные сети Пауков достаточно разовьются. До этого стать главным наземным игроком на этом рынке практически невозможно. Даже сейчас постоянно манипулировать можно было только с военной сетью Аккорда.
Эзр очень скоро дошел до последней строки своего списка. Это могло казаться мелочью, но он по долгому опыту знал, что сейчас начнутся неприятности.
– Новая тема, Триксия – но это особый вопрос по переводу. О цвете «клетчатый». Я заметил, что ты все еще используешь его в описании визуальных сцен. Психолог…
– Както. – Триксия чуть прищурилась. Когда два зипхеда взаимодействуют, у них либо возникает почти телепатическая близость, либо они ненавидят друг друга так, как бывает только в романах про ученых. Норм Както и Триксия Бонсол все время колебались между этими двумя состояниями.
– Да, гм, но все равно. Доктор Както прочел мне длинную лекцию о природе зрения и электромагнитном спектре и заверил меня, что разговоры о цвете «клетчатый» не могут соответствовать ничему, имеющему смысл.
Лицо Триксии свело хмурой гримасой, и на миг она стала куда старше, чем хотелось бы видеть Эзру.
– Это настоящее слово. Я его выбрала. Контекст ощущался…
Она нахмурилась еще сильнее. Чаще, чем обратное, случалось, что ошибка перевода оборачивалась – может быть, не буквальной правдой, но хотя бы ключом к неизвестным пока аспектам жизни пауков. Но фокусированные переводчики, даже Триксия, могли и ошибаться. В ранних переводах, когда она и ее коллеги только нащупывали путь в незнакомом ландшафте этой расы, были сотни поспешных выборов слов, и добрую часть их впоследствии пришлось выбросить.
Проблема в том, что для зипхедов выбросить что-то из своей фиксации нелегко.
Триксия была близка к настоящему огорчению. Признаки, правда, не экстремальные. Она часто хмурилась, хотя не так ожесточенно. И даже когда молчала, не прекращала работать со своей двуручной клавиатурой. Но на этот раз анализ, который выдавал ей наголовный дисплей, вырисовывался на стенах. Дыхание ее стало чаще, когда она снова включила критику в уме и в присоединенной к нему сети. Никакого контробъяснения у нее не было.
Эзр протянул руку и тронул ее за плечо.
– Дополнительный вопрос, Триксия. Я немного поговорил с Както насчет этого «клетчатого».
На самом деле разве что не затравил этого человека. Часто это был единственный способ работы с фокусированными специалистами: сосредоточься на специальности зипхеда и конкретной проблеме и продолжай задавать один и тот же вопрос разными способами. При некотором искусстве и разумном везении такой метод приводил общение к результату. Даже после семи лет Вахты Эзр не был в этом деле специалистом, но в случае Норма Както все же сумел чего-то добиться.
– Мы подумали, не может ли у пауков быть такого метода зрения, когда получается мультиплексный доступ – понимаешь, долю секунды мозг воспринимает в одном спектральном режиме, в следующую долю секунды – в другом. И может получаться – не знаю, как сказать – эффект ряби.
На самом деле Както отмел эту идею как абсурдную, сказав, что если мозг паука и работает в режиме разделения времени для визуального восприятия, на уровне сознания картина все равно получается непрерывной.
Пока он говорил, Триксия сидела почти недвижно, только пальцы ее все шевелились. Постоянно бегающий взгляд остановился… на глазах Эзра. Он говорил нечто не бессмысленное и близко к центру Фокуса. Потом она отвела глаза, начала что-то наговаривать в голосовой ввод и еще яростнее забарабанила по клавиатуре. Прошло несколько секунд, и ее глаза заметались по комнате, следя за фантомами, видными только на ее скорлупках. Потом, резко:
– Да! Это все объясняет. Я никогда даже не думала… я выбрала это слово по контексту, но…
По стенам, где было видно им обоим, побежали даты и географические пункты. Эзр попытался уследить, но его скорлупки все еще не имели доступа в сеть Хаммерфеста; только по неопределенным жестам Триксии он мог следить за событиями, которые она просматривала.
Эзр поймал себя на том, что улыбается. Триксия сейчас была ближе всего к нормальности, пусть даже это был какой-то триумф маньяка.
– Смотри! Кроме одного случая болевой перегрузки, каждое применение слова «клетчатый» связано с низким уровнем тумана, низкой влажностью и широким диапазоном яркости. В этих ситуациях полный цвет… ветмут 3 … – Она пользовалась внутренним жаргоном, который неизбежно использовали между собой фокусированные переводчики. – Изменилось настроение языка. Мне нужно было специальное слово, и «клетчатый» вполне подходит.
В целом сеанс прошел хорошо. И тут Триксия выдала невероятный сюрприз. Почти не прерывая своей речи, она подняла руку с клавиатуры и взяла пирожок. Оторвав его от якоря, она вгляделась в пену и аромат – будто вдруг узнав, что такое пирожок и какое удовольствие бывает от поедания таких предметов. Потом она сунула его в рот, и легкая глазурь расплескалась по ее губам цветными капельками. Ему показалось, что она закашлялась, но это был звук счастливого смеха. Она прожевала, проглотила… и выдала более чем довольный вздох. Впервые за все эти годы Эзр увидел ее такой счастливой по причине, лежащей вне ее Фокуса.
И даже руки прекратили непрерывное движение на пару секунд. А потом прозвучало:
– Итак. Что еще?
Вопрос дошел до Эзра не сразу.
– А, да. – На самом деле вопрос был в списке последним. Но – ура! Пирожок сотворил чудо. – Еще одно, Триксия. То, что тебе следует знать. – И то, что ты, быть может, поймешь в конце концов. – Ты не машина. Ты – человек.
Эти слова действия не оказали. Может быть, она их даже не услышала. Руки снова застучали по клавишам, взгляд бегал по изображениям на скорлупках, Эзру не видным. Он подождал несколько секунд, но внимания, которое она уделяла ему только что, и следа не осталось. Он вздохнул и направился к выходу.
И тут, быть может, через пятнадцать секунд после его слов, Триксия вдруг подняла глаза. На ее лице снова появилось выражение – на этот раз удивление.
– Правда? Я не машина?
– Правда. Ты – личность.
– А!
Снова отсутствие интереса. Она вернулась к своей клавиатуре, бормоча что-то в голосовую связь с невидимыми собратьями-зипхедами. Эзр тихо вышел. В прежние годы он бы ощутил себя раздавленным, или по крайней мере подавленным таким резким прекращением контакта. Но это было всего лишь нормой для зипхеда. А он на миг к ней проломился.
Эзр пробирался по капиллярным коридорам. Обычно эти извилистые проходы, где едва помещаются плечи, его нервировали. Каждые два метра дверь камеры, справа, сверху, слева, снизу. Что если тут когда-нибудь случится паника? Если понадобится эвакуация? Но сегодня… он услышал эхо и понял, что насвистывает.
При выходе в главный коридор Хаммерфеста его перехватила Анне Рейнольт. Ткнув пальцем в ползущий за ним контейнер, она сказала:
– Я это заберу.
Черт! Он же хотел оставить второй пирожок у Триксии. Эзр отдал контейнер Рейнольт.
– Сеанс прошел хорошо. Вы увидите мой рапорт…
– Конечно. Давайте я получу его прямо сейчас.
Рейнольт показала на стометровый спуск. Взявшись за стенной упор, она перебросила ноги и начала спуск. Эзр за ней. Когда они проходили люк в кессон, сквозь тонкий слой алмаза пробивался свет Мигающей. Потом снова искусственный свет, все глубже и глубже в толщу Алмаза-1. Мозаичная гравировка казалась столь же свежей, как и в первый день, когда ее нанесли, но движение людей, многие руки и ноги оставили следы на лепных украшениях. Слишком мало осталось неквалифицированных зипхедов, чтобы поддерживать эмергентское совершенство.
У дна они свернули в сторону, все еще медленно спускаясь, проплывая мимо работающих лабораторий, кабинетов – все теперь знакомое Эзру. Клиника зипхедов. Здесь Эзр тоже один раз был. Она тщательно охранялась, тщательно наблюдалась, но не находилась в запрещенной зоне. Фам здесь бывал регулярно как большой друг Трага Силипана. Но Эзр старался сюда не попадать. Здесь похищали души.
Кабинет Рейнольт был все на том же месте, в конце туннеля с лабораториями, за простой дверью. «Директор по людским ресурсам» села в кресло и открыла взятый у Эзра контейнер.
Винж притворился невозмутимым. Он оглядел кабинет. Ничего нового – те же простые стены, полки с контейнерами и оборудование, которое – после десятилетий на Вахте – служило здесь мебелью. Хотя ему никогда никто не говорил, Эзр давно уже подозревал, что Анне Рейнольт – зипхед. Чудесный зипхед, ориентированный на работу с людьми, но все равно зипхед.
Рейнольт явно не удивилась содержимому контейнера. Она понюхала пирожок с выражением лица техника бактериальной, учуявшего утечку фермента.
– Очень ароматно. Сласти не входят в список разрешенной диеты, мистер Винж.
– Прошу прощения. Я просто думал, что это будет вроде поощрения… стимула. Я не часто это делаю.
– Верно. Точнее, вы никогда еще этого не делали. – Она обежала взглядом его лицо и отвела глаза. – Прошло тридцать лет, мистер Винж. Семь лет вашего личного времени на Вахте. И вы знаете, что зипхеды не реагируют на такие «стимулы» – у них система мотивации связана, во-первых, с областью их фокуса, и во-вторых, с привязанностью к владельцам. Нет, я думаю, у вас были тайные планы пробудить любовь в докторе Бонсол.
– Сладким пирожком?
Рейнольт ответила жесткой полуулыбкой. До обычного зипхеда ирония его слов не дошла бы. Рейнольт она не отвлекла, но была отмечена ею.
– Скорее ароматом. Я думаю, вы проходили в Кенг Хо курсы неврологии и знаете, что некоторые проводники обонятельных раздражителей имеют независимый доступ к высшим центрам. А?
Она сощурила глаза, рассматривая Эзра как жука в коллекции.
Именно это и говорили курсы неврологии. И запаха такого пирожка Триксия не знала до того, как ее фокусировали. На миг стены вокруг ее истинного «я» стали тонки, как занавески. На миг Эзр коснулся ее.
Он пожал плечами. Рейнольт здорово соображает. Если бы ей пришло в голову, она бы увидела его насквозь. Может быть, у нее хватило бы проницательности разгадать и Фама Нювена. Единственное, что их спасало – что Фам и Эзр были на периферии ее фокуса. Будь у Ритцера Брюгеля хоть шпион хоть вполовину такой умелый, они с Фамом уже были бы покойниками.
Рейнольт отвернулась, отвлеченная фантомами своих скорлупок. Потом заявила:
– Ваш проступок не имел вредных последствий. Фокус – устойчивое состояние организма. Вам может казаться, что вы видите у доктора Бонсол изменения, но примите во внимание вот что: за последние годы все лучшие переводчики начинают проявлять синтетический аффект. Если это снижает производительность, мы их помещаем в клинику для определенной подстройки… Как бы там ни было, если вы еще раз позволите себе попытки манипуляции, я лишу вас доступа к доктору Бонсол.
Угроза была очень эффективна, но Эзр попытался рассмеяться:
– Как, даже не под страхом смерти?
– Моя оценка, мистер Винж, такова: ваше знание Века Рассвета Человечества делает вас крайне ценным. Вы являетесь эффективным посредником по меньшей мере между четырьмя моими группами – и я знаю, что предводитель также пользуется вашими советами. Но не обманывайте себя: я вполне могу в отделе перевода обойтись без вас. Если еще раз вы позволите себе вызвать мое неудовольствие, вы не увидите доктора Бонсол до окончания работы.
Пятнадцать лет? Двадцать?
Эзр глядел на Рейнольт, слыша в ее словах бесконечную уверенность. Абсолютно неумолимая женщина. Уже не в первый раз он подумал, какова она была раньше. Это интересовало не только его. Траг Силипан много рассуждал у Бенни о своей начальнице. Клика Ксеваль была когда-то второй по силе в Эмергенции, и Траг утверждал, что Рейнольт стояла там высоко. Может быть, когда-то она была чудовищем похлеще Томаса Нау. Что ж, хотя бы кто-то из них несет наказание, раздавленный себе подобными. Анне Рейнольт упала глубоко – от Сатаны до орудия Сатаны.
Стала она больше или меньше, чем была – но для Эзра Винжа она очень опасна.
Этой ночью, один в темной комнате, Эзр описал этот разговор Фаму Нювену.
– У меня такое чувство, что если когда-нибудь Рейнольт переведут на операции Брюгеля, она нас с тобой вычислит за пару килосекунд.
Смешок Нювена прозвучал искаженным гудением глубоко в ухе Эзра.
– Такого перевода не будет никогда. Она – единственный гвоздь, на котором держится совместная работа зипхедов. У нее до нападения было четыреста не-фокусированных посредников – а теперь дззз-дззз.
– Повтори последние слова.
– Я сказал: теперь она зависит от помощи необученных людей.
Гудение было не просто голосом, который теряет разборчивость. Случалось, что Эзру приходилось переспрашивать три-четыре раза. Но это все равно было куда лучше разговора морзянкой вспышек. Теперь, когда Эзр притворялся, что засыпает, у него в ухе застревал одиночный миллиметровый локализатор. В результате слышалось почти только шипение и гул, почти неразличимые, но при большой практике можно было угадать скрывающуюся за ними речь. Локализаторы были рассеяны по всей комнате – по всей базе торговцев. Они здесь стали главным средством безопасности для Нау и Брюгеля.
– И все равно, может, не надо было мне пробовать этот фокус с пирожком.
– Может быть. Я бы не стал ничего делать так в открытую. – Да, но Фам Нювен не влюблен в Триксию Бонсол. – Мы с тобой уже об этом говорили. Зипхеды Брюгеля – инструмент безопасности, какого у нас в Кенг Хо и представить себе не могли. Они вынюхивают двадцать четыре часа в сутки, и они умеют читать… – Эзр не разобрал последнее слово: наивных? Невинных? Но переспрашивать ему не хотелось. – …вроде тебя. Пойми это. Они наверняка предполагают, что ты не веришь в историю с Бойней Дьема. Они знают, что ты враждебен. Они знают, что ты интригуешь – или желаешь интриговать – ради какой-то цели. Твои чувства к Бонсол дают тебе прикрытие – малая ложь прикрывает большую. Как у меня с моей легендой Замле Энга.
– Да. – Но я на время сбавлю температуру. – Так ты считаешь, что Рейнольт – угроза не серьезная?
Долгая пауза, только гул и шипение. Может быть, Фам ничего не говорил. Потом донеслись его слова:
– Винж, я считаю как раз наоборот. В долгосрочной перспективе это самая смертельная для нас угроза.
– Но она же не из службы безопасности.
– Нет, но она ведет шпионов Брюгеля, подкручивает им мозги, когда они начинают расползаться. Фуонг и Траг справляются лишь с простейшими случаями, Траг делает вид, что может все, но он всего лишь выполняет ее указания. И у нее восемь программистов-зипхедов, просматривающих код нашего флота. Трое из них все еще вгрызаются в локализаторы. В конце концов она просечет, как я их обдурил. Дззз-блблб. Господи, ну и власть у этого Нау!
Голос Фама исчез, и остался только фоновый шум.
Эзр высунул руку из-под одеяла и ткнул пальцем в ухо, проталкивая локализатор поглубже.
– Еще раз? Ты здесь?
– Дззз. Здесь. Насчет Рейнольт: она смертельно опасна. Так или иначе ее надо будет устранить.
– Убить?
Слово застряло у Эзра в глотке. При всей ненависти к Нау, Брюгелю и всей системе Фокуса ненависти к Анне Рейнольт у него не было. По-своему, как могла, она заботилась о рабах. Кем бы они ни была раньше, сейчас она стала всего лишь орудием.
– Надеюсь, нет! Может быть… если Нау клюнет на локализаторы, он станет использовать их и в Хаммерфесте. Тогда мы будем там прикрыты так же, как здесь. Если же случится, что ее зипхеды догадаются о ловушке…
– Но ведь весь смысл задержки в том, чтобы дать ей время изучить локализаторы.
– Это да. Нау никак не дурак. Ты не волнуйся, я слежу. Если станет слишком опасно, я… я ею займусь.
На миг Эзр представил себе, что может сделать Фам, и тут же заставил себя отвлечься от этого. Даже после двух тысяч лет Семья Винж очень по-особому относилась к памяти Фама Нювена. Эзр вспомнил картины в кабинете отца. Истории, которые рассказывала ему тетка. Ни одной из них не было в архивах Кенг Хо. Это значило, что они не достоверны – или достоверны лишь как личные реминисценции, что именно праматерь Сура и ее дети на самом деле думали о Фаме Нювене. Они любили его больше, чем просто основателя новой Кенг Хо, чем пращура всех Семей Винж. Но в некоторых рассказах проявлялась темная сторона этого человека.
Эзр открыл глаза, медленно осмотрел затемненную комнату. Слабые ночники освещали не съеденный пирожок, все еще лежащий на столе. Реальность.
– Что ты в действительности можешь делать с локализаторами, Фам?
Молчание. Далекий гул.
– Что могу? Ну, Винж, убивать с их помощью я не могу – непосредственно. Но они много для чего годятся помимо этой неуклюжей звуковой связи. Это требует тренировки, тебе еще надо будет увидеть кое-какие приемы. – Долгая пауза. – Черт возьми, тебе надо их освоить. Может случиться, что со мной трудно будет связаться, а они окажутся единственным средством сохранить твою легенду. Нам надо будет встретиться лично…
– Лицом к лицу? Как?
Десятки, если не сотни раз они с Фамом Нювеном вели обсуждения, как сегодня, как заключенные, перестукивающиеся через стену. На людях они виделись реже, чем в первые Вахты. Нювен сказал, что Эзр недостаточно умеет контролировать взгляд и жесты, и что шпионы слишком о многом догадаются. А теперь…
– Здесь, на нашей базе, Брюгель и его зипхеды зависят от локализаторов. Между корпусами баллонов есть места, где старые камеры перестали работать. Если мы там случайно встретимся, они не увидят ничего противоречащего тому, что я скормлю им через локализаторы. Проблема в другом: я уверен, что шпионы полагаются на статистику не меньше, чем на все остальное. Когда-то я командовал службой безопасности флота – такой, как у Ритцера, только помягче. У меня были программы, выделяющие подозрительное поведение – кто и когда был не виден, необычные разговоры, отказы оборудования. Это отлично работало, хотя плохих парней нельзя было схватить с поличным. Зипхеды с компьютерами – это должно быть в тысячу раз лучше. Ручаюсь, у них есть статистика с самого возникновения лагеря L1. Невинные поступки накапливаются, накапливаются – и в один прекрасный день Ритцер Брюгель получает косвенные доказательства. И мы покойники.
Бог Всей Торговли!
– Но мы можем скрыть почти все! – Если эмергенты зависят от локализаторов Кенг Хо.
– Может быть. Один раз. Не зарывайся. – Даже сквозь гул Эзр услышал, как Фам усмехается.
– Когда можно будет встретиться?
– Тогда, когда это окажет минимальный эффект на жизнерадостных аналитиков Брюгеля. Сейчас посмотрим… Я ухожу с Вахты через неполных двести килосекунд. Когда ты выйдешь на следующую Вахту, я буду где-то в середине своей. И устрою так, что мы сразу сможем встретиться.
Эзр вздохнул. Полгода жизни еще долой. Но это гораздо ближе, чем многое другое. Подойдет.
34
Бар Бенни начался как что-то не совсем законное, как видимое свидетельство большой сети черного рынка – криминальная столица по стандартам эмергентов. В стандартном низском языке Кенг Хо термин «черный рынок» тоже существовал, но означал лишь «торговля, которую необходимо вести тайно, поскольку она оскорбляет местных Клиентов». В небольшой общине вокруг скал никак нельзя было сохранить в секрете торговую сделку или подкуп. В первые годы заведение было защищено только протекцией Чиви Лин Лизолет. А сейчас… Бенни Вен улыбнулся про себя, выгружая на стойку напитки и обеды. Теперь он, когда был на Вахте, возился здесь полный день. Что еще лучше, с этой работой мог почти полностью справляться отец, когда Бенни и Гонле были вне Вахты. Ханте Вен был все той же потерянной, мягкой душой, и свои знания по физике так и не восстановил. Но он полюбил работать в баре. Когда он занимался этим один, могли происходить странные вещи. Что-то было явной неудачей, что-то – блестящим улучшением. Был случай, когда он покрыл стены ароматным лаком из дистиллятора летучих веществ. В небольших количествах аромат был приятен, но когда все стены им покрыты – страшная вонь. На время центр жизни базы перенесся в самый большой рабочий зал. В другой раз – четыре реальных года назад – он придумал такое, что стоило бы услуг целой Вахты: отец Чиви сделал ему лозу и соответствующую систему для невесомости, чтобы декорировать стены и мебель. И бар превратился в подобие парка.
Лианы и цветы все еще оставались, хотя сам Ханте уже два года как был вне Вахты.
Бенни вышел из-за бара в долгий обход по лесу зелени. На столы клиентов ставились еда и напитки, взамен принимались записки-обязательства. Бенни поставил «Алмаз и лед» и ведро с закуской перед Трагом Силипаном, Силипан со своим обычным надменным видом сунул ему обязательство. Он явно считал, что оно ничего не стоит, и платит он только потому, что так принято.
Бенни только улыбнулся и пошел дальше. Кто он такой, чтобы спорить? И Траг в определенном смысле прав. Но с самых ранних Вахт очень немного было случаев отказа от обязательств. Попыток уклониться – да. Единственная услуга, которую Траг мог бы реально оказать, требовала использования служебного времени зипхедов, и он все время увиливал от своих долгов, то не находя нужного специалиста, то затратив недостаточно времени зипхеда на получение наилучших ответов. Но даже Траг достаточно часто платил, как, например, лианами для невесомости, которые он поручил разработать Али Лину. Потому что за фарсом бумажных обязательств – каждый знал – стоял Томас Нау, который то ли из какого собственного интереса, то ли из симпатии к Чиви, ясно дал понять, что подпольная экономика Кенг Хо пользуется его защитой.
– Привет, Бенни! Сюда давай! – помахал ему Дзау Цинь с верхнего стола – стола «дискуссионного клуба». Вахта за Вахтой там, казалось собирались одни и те же люди. Обычно Вахты слегка накладывались – достаточно для того, чтобы, хотя появлялись и исчезали новые клиенты, они собирались за тем столом, если хотели поспорить, «чем все это кончится». На нынешней Вахте это были Дзау Цинь, конечно, и Рита Ляо, пять-шесть лиц, которые своим появлением удивления не вызвали, и – ага! – человек, который действительно в своем деле разбирается.
– Эзр! Я думал еще четыреста килосекунд тебя здесь не будет!
Черт побери, хотелось бы остаться и послушать.
– Привет, Бенни! – Лицо Эзра просияло знакомой улыбкой.
Странно, когда долго человека не видишь, прежнюю работу времени вдруг замечаешь резче. Эзр, как и Бенни, был еще молод. Но они уже были взрослыми. Около глаз Эзра залегли еле заметные морщинки. А когда он заговорил, в голосе его слышалась уверенность, которой не было в те времена, когда они оба были в группе Джимми Дьема.
– Мне ничего твердого, Бенни. Кишки все еще жалуются, недовольные, что их разморозили. – Он показал на дерево Вахт на стене над баром. Да, там было это изменение, скрытое среди многих других. – Кажется, Анне Рейнольт нужно мое присутствие.
Рита Ляо улыбнулась:
– Что само по себе уже повод для сбора дискуссионного клуба.
Бенни расставил пузыри и ведерки, плывущие за ним в контейнере, и кивнул Эзру:
– Сейчас принесу тебе что-нибудь успокоительное для твоего свежеразмороженного трупа.
Эзр смотрел, как Бенни Вен направляется к бару. Наверное, Бенни найдет что-нибудь, что не огорчит его желудок. Кто мог думать, что он к этому придет? Кто мог подумать, к чему они все придут? По крайней мере Бенни остался торговцем, хотя и в душераздирающе малом масштабе. А он… кто он? Заговорщик, так глубоко законспирированный, что иногда сам этому не верит. Эзр сидел за столом с тремя людьми Кенг Хо и четырьмя эмергентами, и некоторые из эмергентов были для него больше друзьями, чем люди Кенг Хо. Неудивительно, что Томас Нау так удачно действует. Он кооптировал всех, пусть даже некоторые думают, что следуют Пути Торговца. Нау затмил их зрение насчет рабства фокуса. Может, так и лучше. Друзья Эзра защищены от смертельной угрозы Нау и Брюгеля – а Нау и Брюгель не рассматривают возможность, что еще есть люди Кенг Хо, которые работают против них.
– Так что тебя так рано подняло из морозильника, Эзр?
Винж пожал плечами.
– Понятия не имею. Через несколько килосекунд направляюсь в Хаммерфест.
Что бы оно ни было, надеюсь, оно не помешает встрече с Фамом.
Траг Силипан поднялся к ним с пола и сел в пустое кресло.
– Ничего особенного – поцапались переводчики и зипхеды чистой науки. Мы сегодня уже разобрались.
– Так зачем Рейнольт меняла расписание Эзра?
Силипан завел глаза вверх.
– Вы же знаете Рейнольт. Не обижайся, Эзр, но она вбила себе в голову, что раз ты специалист по Веку Рассвета, нам без тебя не обойтись.
«Вряд ли», – подумал Эзр, вспомнив свой последний разговор с директором по людским ресурсам.
– А я ручаюсь, что это как-то связано с бухтой Калорика. Вы же знаете, что дети теперь там.
Рита имела в виду пауков из старой передачи «Час науки для детей».
– Они уже не дети, – заметил Цинь. – Виктория Младшая уже молодая жен… взрослая.
Ляо раздраженно пожала плечами:
– Рапса и малыш Хранк все еще дети. И их тоже перевезли к бухте Калорика.
Неловкая пауза. Приключения этих пауков были для многих бесконечной пьесой – и с течением лет в ней все легче открывались новые подробности. Фаны пауков следили и за другими семьями, но семья Андерхилл все равно оставалась самой популярной. Рита была одним из самых горячих фанатиков, и временами это было до жалости очевидным.
Траг же оставался безразличен к этой грустной пьесе.
– Не, Калорика – это для отвода глаз.
Цинь засмеялся:
– Траг, к югу от Калорики действительно есть космодром. Пауки запускают спутники.
– Нет, я про то, что вся эта история с кейворитом – для отвода глаз. Потому-то Эзра и вытащили из койки пораньше. – Он заметил реакцию Эзра и улыбнулся шире: – Ты узнал термин?
– Да, это…
Траг гнул свое, не интересуясь всем известным определением.
– Очередная выдумка переводчиков, просто более темная, чем обычно. В общем, год назад пауки использовали заброшенные шахты на плоскогорье к югу от Калорики, пытаясь определить различия между массой инерционной и гравитационной. Поневоле задумаешься, в самом ли деле эти создания талантливы.
– Идея не глупая, – сказал Эзр, – пока эксперименты не покажут обратного.
Он вспомнил этот проект. В основном там участвовали ученые Тифштадта, и доклады их были почти недоступны. Люди-переводчики так и не выучили язык тиферов так глубоко, как язык Аккорда. Ксопи Реюнг и еще двое могли бы овладеть этим языком бегло, но они погибли при разбегании гнили.
Траг жестом отмел возражение.
– Что в самом деле глупо, так это то, что пауки эту разницу нашли. И опубликовали свою глупость, объявив, что нашли на плоскогорье антигравитацию.
Эзр глянул на Дзау Циня:
– Ты об этом слышал?
– Кажется, да… – Дзау задумался. Очевидно, это до сих пор не афишировалось. – Рейнольт привлекала меня пару раз для работы с зипхедами. Они хотели узнать о любых аномалиях орбиты наших спутников наблюдения. – Он пожал плечами. – Конечно, аномалии есть. По ним и составляют карты плотности.
– Ну вот, – продолжал Траг. – Открывшие это пауки пережили мегасекундную славу, пока не выяснилось, что их чудесные результаты не воспроизводимы. Опровержение поступило всего несколько килосекунд тому назад. – Он захихикал. – Вот идиоты! В человеческой цивилизации такое заявление не продержалось бы и дня.
– Пауки не глупцы, – возразила Рита.
– И неграмотными их не назовешь, – поддержал ее Эзр. – Верно, человеческие ученые почти все отнеслись бы к такому сообщению скептически. Но у людей опыт науки восемь тысяч лет. Даже у заглохшей цивилизации, если она восстановится достаточно для исследования таких вопросов, останутся руины библиотек, содержащих наследие человечества.
– Ну, это да. Паукам все приходится делать первый раз.
– И это так и есть, Траг! Мы знаем, что они – первопроходцы. Можно сравнивать только с одним случаем – со Старой Землей. И очень много случаев, когда и там первопроходцы ошибались.
– На самом деле мы им окажем услугу, когда захватим.
Это сказал Арло Динж, человек из Кенг Хо. И сделал это заявление со всей моральной надменностью эмергента.
Эзр неохотно кивнул.
– Да, нашим предкам Века Рассвета невероятно повезло, что они выбрались из ловушки единственной планеты. А гении пауков не лучше гениев Старой Земли. Например, этот Андерхилл. Его студенты делают великолепные работы, но…
– Но он сам набит предрассудками, – вставил Траг.
– Верно. Он понятия не имеет о лимитах проектирования программ, об ограничениях, которые они накладывают на аппаратуру. Он думает, что до бессмертных и богоподобных компьютеров рукой подать, только еще чуть поработать. Ходячая библиотека несбывшихся мечтаний.
– Видите! Вот почему ты у Рейнольт в любимчиках. Ты знаешь, в какие фантазии могут верить пауки. Когда придет время взять контроль, это будет важно.
– Когда придет время… – Дзау Цинь криво улыбнулся. На дальней стене рядом с деревом Вахт у Бенни было окно ставок на поисковую партию. Ставки на то, когда произойдет выход из укрытия, когда кончится Изгнание – вечные темы разговоров в баре. – Больше тридцати истинных лет прошло после вспышки солнца. Я много времени, как вы знаете, бываю снаружи, почти столько же, сколько Чиви Лизолет и ее команда. Сейчас солнце гаснет. Через несколько лет оно умрет снова. Пауков поджимают сроки. Я ставлю на то, что они войдут в Информационный Век раньше, чем через десять лет.
– Вполне достаточно для нас, чтобы взять власть тихо, – сказал Арло.
– Пусть так. Но другие обстоятельства могут заставить нас действовать раньше. Пауки начали космическую программу. Через десять лет наши операции – даже наше присутствие в точке L1 – уже не удастся скрыть.
Траг:
– Так что? Если они полезут, мы их раздавим.
– И перережем себе горло, друг мой, – возразил Дзау.
– Оба вы чушь несете, – сказал Арло. – Спорить могу, у нас осталось меньше десятка ядерных бомб. Вроде бы мы все остальные извели друг на друга…
– У нас есть оружие направленной энергии.
– Ага, будь мы на близкой орбите. Я вам говорю, мы можем убедительно блефовать, но…
– Можем кинуть на гадов наши разбитые корабли.
Эзр переглянулся с Ритой Ляо. От всего этого спора она была готова вскипеть. Она – и Дзау, почти все за столом – думали о пауках как о людях. Это был триумф Триксии. Эмергентам, по крайней мере не входящим в класс предводителей, очень не нравилась мысль о мегаубийствах. В любом случае Дзау Цинь был определенно прав: есть у эмергентов нужная огневая мощь или нет, но вся цель скрытого пребывания была создать Клиента, который поможет возродить экспедицию. Опустошить планету – такое имело смысл лишь для сумасшедших вроде Ритцера Брюгеля.
Эзр откинулся назад, выходя из спора. Посмотрел на имя Фама в схеме Вахт: еще несколько дней, и у них будет первая встреча лицом к лицу. Медленно и терпеливо, не спеши. Ладно. Эзр надеялся, что дискуссионный клуб перейдет к чему-нибудь более интересному, но даже вся эта чушь отдавалась приятным знакомым гудением. Не в первый раз Эзр почувствовал, что это вроде семьи, семьи, бесконечно спорящей о проблемах, которые всегда остаются одни и те же. Он научился ладить с эмергентами, а они с ним. Почти как нормальная жизнь… Он поглядел через зигзаги лоз, опутавшие все вокруг. Цветы пахли сильно, но это все же не вонь лака, ранее испробованного Ханте. Ага. В цветах и листьях открылся вид на место Бенни на полу бара. Эзр ему помахал. Может, можно будет поесть настоящей еды. И тут мелькнула шахматная блузка и штаны с фрактальным узором.
Чиви.
Их с Бенни связывали тесные торговые отношения. Бенни показал на покоробленный участок обоев у нижней стены бара. Чиви кивнула, сверившись с каким-то списком. Тут она, кажется, ощутила взгляд Эзра. Повернулась и помахала всей группе под потолком. Эзр отвернулся с вдруг похолодевшим лицом. Как она красива! Когда-то Чиви была дьявольским отродьем, которое раздражало его сверх всякой меры. Однажды он ее ударил, и ударил еще раз… Он вспомнил свою ярость, как это приятно было – хоть как-то отомстить за Джимми Дьема и Триксию Бонсол. Но Чиви не была предательницей, она была жертвой больше, чем сама об этом знала. Если Фам прав насчет чистки мозгов – а он должен быть прав, слишком точно этот ужас соответствует фактам, – Чиви была жертвой настолько, что и вообразить себе нельзя. Ударив Чиви, Эзр кое-что узнал о себе самом. Он понял, что цивилизованность Эзра Винжа – слой очень тонкий. Это знание о себе самом он мог скрывать и дальше. Может, он все же сможет действовать на благо, несмотря на то, что в душе у него зло… Но когда он увидел Чиви, когда она увидела его… невозможно было забыть, что он сделал.
– Эй, Чиви! – Рита Ляо заметила ее приветственный жест. – Есть у тебя секунда? Мы хотим, чтобы ты нам кое-что объяснила.
Чиви улыбнулась:
– Сейчас!
Она снова повернулась к Бенни. Он кивал, передавая ей пачку бумажных обязательств. И она поскакала вверх по решетке лиан. При этом она обходила путь Бенни, доливая бокалы и разнося закуски. То есть делала за Бенни его работу. Вот такая она – Чиви. Она организовала подпольную экономику, контрабанду, которая создала относительно комфортабельную жизнь. Как Бенни, она без колебаний всегда предлагала свою помощь, работу. В то же самое время у нее был доступ к уху предводителя, она привнесла в режим Нау мягкость, которую эмергенты вроде Дзау Циня не могли бы принять сознательно. Но это было можно прочесть в глазах Дзау и Риты: они чуть ли не благоговели перед Чиви Лизолет.
И она ему улыбнулась:
– Привет, Эзр! Бенни решил, что ты можешь захотеть еще.
Она сунула ведерко в фиксатор на столе перед Эзром. Эзр кивнул, не в силах встретиться с ней взглядом.
Рита уже что-то ей с жаром говорила; кажется, никто не заметил его неловкости.
– Не спрашиваю о внутренних новостях, Чиви, но какая последняя оценка Даты Выхода?
Чиви улыбнулась:
– Моя оценка? Верхняя – двенадцать лет. Прогресс пауков в космосе может заставить нас действовать раньше.
– Ага! – Рита бросила взгляд на Дзау. – Ну, мы просто поинтересовались. Положим, что мы все возьмем под контроль через их компьютерные сети. Положим, нам придется принять чью-то сторону, сыграть с одним блоком против другого. Кого мы поддержим?
