24
Прижавшись руками и передними ногами к стене, Вики с Гокной могли удерживать главные глаза на стекле. Поза была неуклюжая, и девчонки елозили по полу возле стекла.
– Благодарю вас, мастер Дигби. «Радио Принстон» оставляет за собой гордость…
Тра-та-та, ля-ля-ля.
– Забавно она говорит, – заметила Гокна.
– Я ж вам уже говорила, она иностранка, – сказала Диди, не отвлекаясь от таинственной регулировки своих приборов. Ее вроде бы не очень интересовало, что произносилось в павильоне. Брент наблюдал за представлением с бесстрастным интересом, а Джирлиб то подходил к окну, то старался подобраться как можно ближе к Диди. Он был уже научен не давать ей технических советов, но все равно любил стоять близко. Иногда он задавал какой-нибудь подходящий наивный вопрос. Когда Диди была не занята, это обычно втягивало ее в разговор.
Гокна ухмыльнулась Вики.
– Нет, я не про то. Сама достопочтенная Пьетра – будто глупый анекдот.
– Гм! – Вики не была так уверена. Конечно, Пьетра была одета странно. Вики мало видела церковных шалей иначе как в книжках. Бесформенный плащ, спадавший со всех сторон и оставлявший на виду только голову и пасть Пьетры. Но создавалось впечатление, что в ней есть скрытая сила. Вики знала, что именно взрослые в основном думают о таких детях, как она. Пьетра – профессиональный выразитель такой точки зрения, так? Но в ее речи было что-то зловещее… – Ты думаешь, она верит в то, что говорит?
– Конечно, верит! Потому-то так и смешно. Видишь, как папа улыбается?
Шерканер Андерхилл сидел на другом конце эстрады, тихонько поглаживая младенцев. Он еще не сказал ни слова, но вокруг него подергивалась легкая улыбка. Из его шерсти испуганно выглядывали две пары младенческих глаз. Рапса и Хранк мало что могли понять из происходящего, но побаивались.
Гокна это тоже заметила.
– Бедные детки. Только их она и может запугать. Смотри, сейчас я достопочтенной Пьетре «десятку» покажу!
Она отвернулась от окна и побежала к боковой стене – где стояли стойки с магнитными лентами. Девчонкам было уже семь лет – великоваты для акробатики. И – опа! – стойка оказалась не закреплена. Она качнулась от стены, ленты и прочее барахло поехало к краю каждой полки. Гокна успела долезть доверху, когда еще никто, кроме Вики, не сообразил, что она задумала. И прыгнула оттуда, ухватившись за верхнюю окантовку окна на сцену. Все ее тело стукнулось в стекло с громким шлепком, и один миг она была классной «десяткой», расстелившейся на окне. С той стороны стекла уставилась на нее с глупым видом достопочтенная Пьетра. Девки залились смехом до визга. Не часто удается показать такую великолепную «десятку», сверкнув бельем в лицо тому, кого наметишь.
– Прекратить! – Голос Диди вырвался бесцветным шипением, руки ее запрыгали по кнопкам и выключателям. – Последний раз вы у меня в рубке, засранцы! Джирлиб, иди сюда! Заткни пасть своим сестрицам или волоки их отсюда, но чтобы этой ерунды больше не было!
– Сейчас, сейчас! Извини, что так вышло.
Судя по голосу, он и в самом деле чувствовал свою вину. Подбежав, он оторвал Гокну от окна. Через секунду Брент оттащил Викторию.
Джирлиб не казался сердитым – только расстроенным. Он поднес Гокну очень близко к своей голове:
– Надо вести себя тихо. Хоть раз в жизни быть серьезными.
Вики сообразила, что он, наверное, очень расстроен, что Диди так на него рассердилась. Но это уже было не важно. У Гокны смешливое настроение прошло начисто. Она пищевой рукой коснулась пасти брата и тихо сказала:
– Я больше не буду. Я до конца передачи буду вести себя как следует. Честное слово!
За их спинами Диди что-то говорила – наверное, обращалась к Дигби через наушник. Слов Вики не слышала, но Дигби согласно кивал. Он сопроводил Пьетру к ее насесту и сразу перешел к представлению папы. Все их действия на этой стороне стекла никак не проявились на той. Когда-нибудь они с Гокной влипнут в настоящую беду, но это когда еще будет.
Ксопи села посреди общего смущения. Как правило, зипхеды старались вести эти представления примерно в реальном времени. Силипан говорил, что это только отчасти по его указаниям – зипхедам действительно хотелось сохранять синхронность с потоком слов. В каком-то смысле им в самом деле нравилось играть. Только сегодня им это не очень удавалось.
Наконец Броут собрался и выдал относительно гладкое введение к выступлению Шерканера Андерхилла.
Шерканер Андерхилл. Его переводила Триксия. А кто же еще? Триксия первая расколола разговорную речь пауков. Дзау говорил Эзру, что в ранние дни прямого эфира она вела все роли, детские голоса, стариков, звонки в студию. И когда другие зипхеды тоже набрали беглость и согласовали стиль, все равно Триксия еще брала на себя самые трудные роли.
Шерканер Андерхилл. Наверное, первый паук, которому дали имя. Андерхилл появлялся в неимоверном числе программ. Во-первых, он, кажется, изобрел две трети всей промышленной революции. Но это неправильное понимание вскоре развеялось: «Андерхилл» – это была частая фамилия, а когда вспоминали этого «Шерканера Андерхилла», это всегда оказывался один из его студентов, который и выполнил работу. Так что этот тип, очевидно, чиновник, основатель Принстонского Института, где училась большая часть его студентов. Но еще с тех пор, как пауки придумали микроволновые трансляторы, спутники-шпионы стали давать все возрастающий поток легко расшифровываемых государственных тайн. Клеймо «Шерканер Андерхилл» появлялось почти в двадцати процентах секретного трафика, расходившегося по Гокнанскому Аккорду. Явно это было название какого-то учреждения. Явно… пока не стало известно, что у этого «Шерканера Андерхилла» есть дети, и они участвуют в этой передаче. Хотя с этим еще не было полной ясности, но уже была очевидна политическая важность этого «Часа науки». Не приходится сомневаться, что и Томас Нау смотрит в Хаммерфесте эту передачу.
Интересно, Чиви с ним или нет?
Заговорила Триксия:
– Благодарю вас, мастер Дигби. Мне очень приятно оказаться сегодня здесь. Настало время открытой дискуссии по этим вопросам. Я надеюсь, что молодежь – как рожденная в фазе, так и вне ее – слушает нас. Я знаю, что мои дети нас слушают.
Взгляд, брошенный Триксией на Ксопи, был спокойным и уверенным. Но в ее голосе звучала еле уловимая дрожь. Эзр разглядывал ее лицо. Сколько лет ей сейчас? Полная информация о Вахтах зипхедов была засекреченной – может быть, потому, что многих использовали на сто процентов. Целая жизнь нужна на то, чтобы узнать, что знала Триксия. По крайней мере, в первые дни на каждой Вахте, на которой был Эзр, была и Триксия. Сейчас она выглядела на десять лет старше, чем перед Фокусом. А когда она играла Андерхилла, то выглядела еще старше.
Она продолжала говорить:
– Но я хочу сделать одно уточнение к сказанному леди Пьетрой. Не было тайного заговора с целью скрыть возраст этих детей. Мои двое старших – им теперь четырнадцать – уже некоторое время участвовали в передаче. Их участие было вполне естественно, и по письмам, которые они получали, я могу заключить, что они были очень популярны и среди детей текущего поколения, и среди их родителей.
Ксопи посмотрела на Триксию через стол:
– И, разумеется, только потому, что молчали о своем истинном возрасте. По радио такая маленькая разница не слышна. По радио некоторые… непристойности… проходят незамеченными.
Триксия рассмеялась.
– Вы абсолютно правы. Но я прошу слушателей об этом подумать. Многим из них нравятся Джирлиб и Брент, или Гокна и Вики. Встреча с моими детьми по радио «вслепую» показала нашим слушателям истину, которая иначе могла бы остаться незамеченной: рожденные вне фазы – не менее достойные личности, чем все остальные. Но снова скажу: я ничего не скрывал. В конце концов… факты были столь очевидны, что их никто не мог игнорировать.
– Столь бесстыдны, вы хотите сказать. Вашему второму внефазному помету едва семь лет. Такую безнравственность не может скрыть даже радио. А когда мы с вами встретились в этой студии, я заметила у вас в шерсти двух новорожденных. Скажите мне, сэр, есть ли предел вашей зловредности?
– О каком зле, о каком вреде говорите вы, леди Пьетра? Наша публика слушает того или иного из моих детей уже больше двух лет. Они знают и Джирлиба с Брентом, и Вики с Гокной как настоящих и приятных личностей. Вы видите, как из шерсти у меня на спине выглядывают малыш Хранк и Рапса… – Триксия сделала паузу, давая собеседнику время посмотреть. – Я знаю, вам неприятно видеть младенцев так задолго до Лет Увядания. Но еще через год-другой они уже научатся говорить, и я намерен ввести в «Час науки для детей» все возрасты. И от программы к программе наши слушатели смогут убедиться, что эти кобберята стоят не меньше тех, что родились в конце Лет Увядания.
– Абсурдность! Ваша интрига победит, если только вы подкрадетесь к приличным людям маленькими шажками, чтобы они свыкались с этой аморальностью, до тех пор, пока они…
– Пока они – что? – благосклонно улыбаясь, спросила Триксия.
– Пока они… пока… – видно было, как Ксопи полыхает дикими глазами из-под полупрозрачных скорлупок, – пока нормальные люди не будут покрывать поцелуями этих зловременных червяков на вашей спине!
Она вскочила со стула, махая руками в сторону Триксии.
А Триксия улыбалась.
– Если ответить вам одним словом, дражайшая моя Пьетра, то это слово – «да». Даже то, что вы тут сидите, можно принять за согласие. Но дети, рожденные вне фазы – не черви. Им не нужна Первая Тьма, чтобы дать им души. Это нормальные создания, которые станут достойными пауками своим собственным путем. Пройдут годы, и «Час науки для детей» сделает это очевидным для всех, даже для вас.
Ксопи села. Вид у нее был, как у диспутанта, который нарвался на более сильного партнера и теперь ищет новый путь атаки.
– Я вижу, призыв к приличию не имеет для вас силы, мастер Андерхилл. А среди слушателей могут найтись пауки послабее, которых ваш постепенный подход подведет к извращению. Аморальные наклонности есть у каждого, в этом мы с вами согласны. Но есть и моральные наклонности, врожденные. В выборе между ними нас ведет традиция… но я вижу, что традиция для таких, как вы тоже очень мало веса имеет. Вы ученый, так ведь?
– Гм, да.
– И один из четырех Ходивших во Тьме?
– …да.
– Может быть, наши слушатели не знают, какая выдающаяся личность прячется за «Часом науки для детей». Вы – один из четырех, кто воочию видел Глубокую Тьму. Для вас ни в чем нет тайны. – Триксия стала было отвечать, но слова Пьетры захлестнули ее потоком. – Посмею предположить, что это объясняет многие из ваших дефектов. Вы слепы к трудам предыдущих поколений, ценой тяжелых ошибок доставшемуся знанию, что есть гибель и что есть спасение в делах рода паучьего. У моральных законов есть свои причины, сэр! Не будет морального закона – и запасливые труженики в конце Лет Увядания будут ограблены ленивыми мародерами! Не будет морального закона – и невинные в глубинах своих будут вырезаны первыми проснувшимися. Мы все хотим многого, но и многие из наших желаний разрушают самые основы желания.
– Последнее верно, леди Пьетра. Но в чем смысл ваших слов?
– Смысл в том, что для правил есть причины, в особенности для правил против внефазных рождений. Вы, Ходящий во Тьме, можете не видеть тайн, но даже вы должны согласиться, что Тьма – великий очиститель. Я слушала ваших детей. Сегодня, до выхода в эфир, я видела их в рубке инженера. В вашей тайне есть скандал, но он не удивителен. По крайней мере один из ваших детей – кажется, по имени Брент – кретин. Разве не так?
Ксопи остановилась, но Триксия не ответила. Взгляд ее был неподвижен; он не блуждал в поисках каких-то данных промежуточного уровня. И Эзр вдруг почувствовал странное изменение перспективы, как будто изменилось изображение воображаемого уровня, только куда сильнее. И вызвано оно было не словами, ни даже эмоциями в словах переводчиков, а – молчанием. Впервые Эзр понял, что этот паук – живая личность, и такая, которой можно сделать больно.
А молчание длилось.
– Ха! – заявил Силипан. – Отличное подтверждение многих догадок. Пауки размножаются большими кладками, а мать-природа во время Тьмы убирает слабых. Налаженный механизм.
– Кажется, да, – хмуро согласилась Ляо и положила руку на плечо мужу.
Молчание внезапно прервал Зинмин Броут.
– Мастер Андерхилл, вы будете отвечать на вопрос достопочтенной Пьетры?
– Да. – Дрожь в голосе Триксии стала еще заметнее. – Брент не кретин. У него мышление не вербальное, и он учится не так, как другие дети. – В голосе Триксии звучал энтузиазм и тень улыбки. – Разум – удивительная вещь. В Бренте я вижу…
– А я в Бренте вижу классическую дефективность внефазного ребенка. Друзья мои, я знаю, как сильно страдает Церковь в нынешнем поколении. Столь много изменяется, и старый образ жизни столь многие считают тираничным. В прежние времена ребенок вроде Брента мог появиться только в захолустных деревнях, где всегда были и варварство, и извращение. В прежние времена это было легко объяснить: «Родители его избежали Тьмы, как не делают даже животные. Они обрекли бедного Брента на несколько лет жизни калеки, и презренны и ненавидимы должны быть за такую жестокость». Но в наши времена интеллектуалы вроде Андерхилла, – кивок в сторону Триксии, – вот кто совершает подобный грех. Он заставляет вас смеяться над традицией, и я должна сражаться с ним его же аргументами. Поглядите на это дитя, мастер Андерхилл. Сколько еще породили вы таких, как он?
Триксия:
– Все мои кобберята…
– О да! Несомненно, были и другие неудачи. У вас шестеро, о которых мы знаем. Сколько же их еще? А явные неудачи вы уничтожаете? Если пойдет мир по вашим стопам, цивилизация погибнет еще до следующей Тьмы, захлестнутая ордами порочно зачатых юных калек!
И Пьетра еще какое-то время разрабатывала эту жилу. Обвинения ее были весьма конкретны: врожденные уродства, перенаселение, вынужденные убийства, бунты в глубинах в начале Тьмы – все это обрушится на пауков, если станут популярны внефазные рождения. Ксопи вещала, пока хватало дыхания.
Броут повернулся к Триксии в роли Андерхилла:
– И каков же ваш ответ?
Триксия:
– Да, это приятно, когда есть ответ. – Триксия улыбалась, и голос ее был почти так же беспечен, как в начале передачи. Если Андерхилл и был поколеблен атакой на своего сына, то долгая речь Пьетры дала ему время оправиться. – Во-первых, все мои дети живы. Их всего шесть. Это не должно удивлять. Детей вне фазы зачать трудно, я уверен, что все это знают. Также трудно пропитать внефазные детские рубцы достаточно долго, чтобы дети вырастили глаза. Природа определенно предпочитает, чтобы кобберят создавали перед самой Тьмой.
Ксопи наклонилась вперед и воскликнула:
– Слушайте внимательно, друзья! Только что Андерхилл признал, что совершает преступление против природы!
Триксия рассмеялась:
– О нет, я все еще принадлежу природе. Но еще до появления техники – вы знаете, что десять миллионов лет назад продолжительность солнечного цикла была меньше года.
– Фантазии! Как могут живые существа выжива…
– Да, как? – Триксия улыбнулась шире, и тон ее стал торжествующим. – Но летопись окаменелостей не оставляет сомнений. Десять миллионов лет назад цикл был куда короче, а изменения яркости куда менее интенсивными. Не было нужды в глубинах и спячке. Но цикл света и тьмы становился длиннее и резче, и те, кто выжил, приспособились. Могу себе представить, какой это был жестокий процесс. Понадобилось много серьезных изменений. А теперь…
Ксопи прервала его слова жестом. Сама изобразила или под влиянием чего-то в передаче пауков?
– Пусть не фантазии, но это все равно не доказано. Я не буду обсуждать с вами вопросы эволюции, сэр. Есть вполне достойные личности, которые в нее верят, но это всего лишь теория – а не основа для решений в вопросах жизни и смерти.
– Ха! Очко в папину пользу!
Девчонки на насестах над головами Брента и Джирлиба обменивались комментариями. Когда Дидире не видела, они строили рожи достопочтенной Пьетре. После первой «десятки» заметной реакции не было, но приятно было этой кобберихе показать, что они о ней думают.
– Не боись, Брент! Папа эту Пьетру сделает.
Брент был тише, чем обычно:
– Я знал, что это случится. Все было очень напряженно. Теперь папа и про меня должен объяснять.
На самом деле папа чуть не проиграл дело, когда Пьетра обозвала Брента кретином. Вики никогда не видела его таким растерянным. Но сейчас он отвоевывал утраченные позиции. Вики думала, что Пьетра окажется невеждой, но она, кажется, была знакома с тем, что обрушивал на нее папа. А, неважно. Не так уж много знает эта достопочтенная Пьетра. А к тому же папа прав.
А папа вовсю развивал наступление.
– Странно, что традиция не обратила больше внимания на давнее прошлое, леди Пьетра. Но это неважно. Изменения, производимые наукой, будут так велики, что я лучше их использую для иллюстрации своей точки зрения. Природа навязала определенные стратегии – и я согласен, цикличность поколений является одной из них. Без такого навязывания мы могли бы сейчас и не существовать. Но подумайте о цене, достопочтенная Пьетра. Все наши дети в каждом году находятся на одной и той же стадии жизни. Они ее минуют – и все средства обучения должны лежать и ждать следующего поколения. Эти потери теперь становятся ненужными. Наука даст…
Достопочтенная Пьетра испустила свистящий смех, полный сарказма и удивления.
– Значит, вы сейчас это признали! Вы вынашиваете замысел сделать внефазность образом жизни, а не вашим личным грехом!
– Конечно! – Папа аж подпрыгнул. – Я хочу, чтобы все знали: мы живем в новой, другой эре. Пусть кто хочет заводит детей независимо от поры солнца.
– Да, вы хотите заполонить все вокруг. Скажите, Андерхилл, у вас уже есть тайные школы для внефазных? И там сотни и тысячи таких, как ваши шестеро, только и ждут нашего одобрения?
– Хм, нет. Пока что мы не нашли товарищей, чтобы мои дети могли с ними играть.
Многие годы они хотели найти, с кем играть. Мама тоже искала, но безрезультатно. Гокна и Вики решили, что другие внефазные либо очень хорошо прячутся… либо очень редко встречаются. Иногда Вики думала, уж не прокляты ли они в самом деле; очень трудно было найти хоть кого-нибудь другого.
А достопочтенная откинулась на насесте, улыбаясь почти дружелюбно:
– Последнее меня утешает, мастер Андерхилл. Даже в наши времена приличия и достоинство все же преобладают, а ваше извращение – редкость. И все же ваш «Час науки» сохраняет популярность, хотя рожденным в фазе сейчас уже двадцать лет. Ваша передача – это соблазн, которого раньше не было. И потому наш обмен мнениями невероятно важен.
– Да, конечно. Я тоже так думаю.
Достопочтенная склонила голову. Вот невезение! Сообразила коббериха, что папа именно это имеет в виду. Если она заставит папу пуститься в теории… может выйти очень нехорошо.
Следующий вопрос Пьетры был задан небрежным тоном искреннего любопытства.
– Мне кажется, мастер Андерхилл, что вам понятны законы морали. Но, быть может, вы считаете их чем-то вроде законов творческого искусства, которые могут быть отменены величайшими мыслителями – вроде вас?
– Ну уж, величайшими мыслителями! – Но вопрос явно захватил папино воображение, уведя его от риторики. – Знаете, Пьетра, я никогда раньше не думал о правилах морали в таком аспекте. Какая интересная идея! Вы считаете, что их могут игнорировать те, у которых есть какая-то врожденная… как это сказать? Способность к добру? Разумеется, нет. Хотя сознаюсь, что я неграмотный, когда спор заходит о морали. Я люблю играть, люблю думать. Хождение во Тьме было интереснейшим приключением – и для меня это не меньше, чем его важность для победы в войне. Наука вскоре принесет величайшие изменения будущего всего рода паучьего. Мне эти вещи интересны невероятно, и я хочу, чтобы общественность – в том числе те, кто в вопросах морали являются экспертами – поняла следствия этих изменений.
– Разумеется, – ответила достопочтенная. Сарказм ее можно было бы услышать только если специально его вылавливать, как делала Виктория. – И вы надеетесь, что наука чем-то заменит Тьму в качестве великого очистителя и великой тайны?
Папа отмахнулся пищевыми руками. Кажется, он забыл, что выступает по радио.
– Наука сделает Тьму Солнца столь же невинной и познаваемой, как ночь в конце каждого дня.
Диди в рубке пискнула от удивления. Впервые Вики увидела, как инженер реагирует на передачу, которую сопровождает. Раппопорт Дигби на сцене вдруг сел так прямо, будто ему сзади воткнули копье. Но голос достопочтенной Пьетры остался таким же спокойным, будто обсуждалось, пойдет ли дождь.
– И мы будем жить и работать всю Тьму, как будто это всего лишь долгая ночь?
– Да! Как вы думаете, зачем все эти разговоры об атомной энергии?
– Итак, мы все станем Ходящими во Тьме, и не будет ни Тьмы, ни Тайны, ни Глубины, где будет покоиться разум рода паучьего. Все это заберет наука.
– Вздор! На этом одном маленьком мирке не будет более настоящей тьмы. Но Тьма будет всегда. Выйдите ночью из дома, достопочтенная Пьетра. Посмотрите вверх. Мы окружены Тьмой, и она останется вовеки. И как наша собственная Тьма кончается с приходом Нового Солнца, так кончается Тьма более великая у берегов миллионов звезд. Подумайте! Если когда-то цикл нашего солнца был меньше года, то еще раньше оно светило все время со средней яркостью. Есть у меня студенты, которые уверены, что почти все звезды точно как наше солнце, только намного моложе, и возле многих есть миры, подобные нашему. Вам нужна глубина, которая пребывает, глубина, от которой может зависеть род паучий? Пьетра, есть глубина в небе, и она пребудет вовек.
Тут папу занесло на излюбленную тему межзвездных путешествий. Даже у его студентов – кроме самых сумасшедших, специализировавшихся на астрономии, – стекленели глаза от скуки, когда папу сюда заносило. Очень уж это все было вверх ногами и шиворот-навыворот. Для нормального паука идея, что такие стабильные огни, как звезды, могут быть подобны солнцу, была таким актом веры, которого и большинство религий требовать не решались.
Дигби и достопочтенная слушали, раскрыв пасть, как папа все дальше развивал эту теорию. Дигби всегда нравилась научная часть передачи, а сейчас он был вообще загипнотизирован. Пьетра же… она быстро оправилась от первого остолбенения. То ли она это уже слышала, то ли это уводило ее от пути, по которому она намеревалась двигаться.
Часы в рубке оттикивали секунды к лавине рекламных объявлений, которыми передача всегда кончалась. Кажется, последнее слово останется за папой… хотя Вики была уверена, что достопочтенная смотрит на часы внимательней, чем на все, что делается в студии, выжидая точно выбранного стратегического момента.
И тут церковница подтащила поближе микрофон и заговорила достаточно громко, чтобы прервать поток мыслей Шерканера.
– Очень интересно, но колонизация межзвездного пространства – это уж точно не при жизни нынешнего поколения.
Папа отмахнулся.
– Наверное, нет, но…
Пьетра снова перебила голосом, полным чисто академического интереса:
– Значит, величайшее изменение в наше время – это просто покорение следующей Тьмы, которая закончит этот цикл солнца?
– Совершенно верно. Нам – всем, кто слушает нашу передачу – уже не будут нужны глубины. Это обещает нам ядерная энергия. Большие города получат достаточно энергии, чтобы сохранять тепло больше двух столетий – на все время Тьмы. Так что…
– Понимаю. И для покрытия городов понадобится огромное строительство?
– Да, и для покрытия ферм тоже. И надо будет обеспечить…
– И в этом тоже причина, почему вы хотите увеличить поколение взрослых. Вот почему вы форсируете внефазные рождения.
– Нет, не так прямо… Это просто одно из проявлений новой ситу…
– И Гокнанский Аккорд войдет в грядущую Тьму фактически с сотнями миллионов Ходящих во Тьме. Что же будет с остальным миром?
Тут, кажется, папа понял, что его круто занесло.
– Ну, другие технически развитые страны могут сделать то же самое. У стран победнее останутся обычные глубины, а пробуждение наступит позже.
В голосе достопочтенной Пьетры лязгнула сталь захлопнувшегося наконец капкана.
– Их пробуждение наступит позже? В Великую Войну четверо Ходящих во Тьме сокрушили самое мощное государство в мире. К следующей Тьме их будет не четверо, а миллионы. Кажется, это мало чем отличается от подготовки самой большой глубинной бойни в истории.
– Нет, это же совсем не так! Мы не…
– Извините, мадам и месье, но наше время истекло.
– Но…
Папины возражения покрыл рокочущий голос Дигби.
– Позвольте сказать спасибо вам обоим, что нашли сегодня время… – тра-та-та, тра-та-та.
Пьетра встала в тот самый момент, когда Дигби наконец заткнулся. Микрофоны уже были отключены, и Вики не слышала, что говорят на сцене. Церковница, очевидно, обменивалась любезностями с ведущим. А папа на другом конце сцены имел очень обескураженный вид. Когда достопочтенная Пьетра величественно мимо него прошествовала, он встал и пошел за ней, что-то на ходу оживленно говоря. Пьетра же шла, не обращая внимания, с легкой самодовольной улыбкой.
За спиной у Вики Диди Ултмот щелкала рычажками, подстраивая самую важную часть передачи – рекламу. Наконец она отключила пульт. Вид у нее был несколько озадаченный.
– Знаешь, у твоего старика идеи бывают… чудные.
* * *
Раздалась последовательность аккордов, которые можно было считать музыкой, и потом слова: «Острые руки – счастливые руки. Веселая лента избавит от скуки…»
Паучья реклама на «Радио Принстона» была иногда очень информативна. Освежитель после линьки, глазная паста, леггинсы – многие продукты имели смысл, даже если агитация за их покупку была непонятна. Были и продукты, обозначенные просто бессмысленными словами, особенно если продукт был раньше не знаком, а переводчик – из второго ряда.
Сегодня рекламу переводили именно они. Реюнг, Броут и Триксия сидели, подергиваясь, отключенные от потока сигналов. Их надзиратели уже приближались, чтобы увести их со сцены. Народ в баре Бенни сегодня тоже не обращал внимания на рекламу.
– Не, когда детки участвовали, это было интереснее, но…
– Ты уловил этот пассаж насчет космических полетов? Интересно, не повлияет ли это на План? Если…
Эзр не обращал внимания. Он все смотрел в стену, и разговоры доходили до него далеким гулом. У Триксии был вид хуже обычного. Эзру казалось, что в глазах застыло отчаяние. Он часто так думал, и десятки раз Анне Рейнольт ему говорила, что это всего лишь тяга вновь вернуться к работе.
– Эзр? – Чья-то рука тихонько коснулась его рукава. Чиви. Во время передачи она незаметно вошла в бар. Она это сделала раньше, и сидела молча, глядя на представление. Теперь у нее хватало наглости изображать из себя друга. – Эзр, я…
– Не надо, мне все ясно.
Эзр отвернулся.
И поэтому, когда это случилось, он смотрел прямо на Триксию. Надзиратели уже увели из комнаты Броута. Когда мимо проводили Ксопи, Триксия взвизгнула, спрыгнула со стула и влепила ей кулак в лицо. Ксопи дернулась, вывернувшись из рук надзирателя. Ошеломленно уставилась на вытекшую из носа кровь, вытерла ее рукой. Второй техник схватил Триксию, пока она больше ничего не натворила. Почему-то слова Триксии донеслись по общему звуковому каналу:
– Пьетра плохая! Смерть! Убить!
– Ой-ей! – Силипан рядом с Эзром оттолкнулся от кресла и стал проталкиваться к выходу. – Рейнольт будет рвать и метать. Мне надо в Хаммерфест.
– Я с тобой!
Эзр скользнул мимо Чиви и нырнул к двери. Весь бар Бенни на миг застыл в молчании, потом заговорили все сразу…
…но Эзр уже был далеко, догоняя Силипана. Они быстро двигались по главному коридору, направляясь к ангарам катеров. У шлюза Силипан что-то ввел в органайзер, потом повернулся.
– А вам двоим что надо?
Эзр оглянулся через плечо и увидел, что из бара за ними увязался Фам Тринли.
– Я должен туда полететь, Траг. Увидеть Триксию.
У Фама Тринли тоже был озабоченный вид.
– Так наш договор тогда ломается, Силипан? Мы же должны были проверить…
– А, блин! Да, надо будет посмотреть, как это все скажется на ситуации. Ладно, поехали. – Он повернулся к Эзру. – Так, теперь с тобой. Помочь ты там ничем не можешь…
– Я лечу, Траг!
Эзр заметил, что стоит ближе десяти сантиметров к Силипану, подняв кулаки в воздух.
– Ладно, ладно! Только под ногами не путайся.
Тут же замок шлюза мигнул зеленым, они уже оказались на борту и набирали скорость. Скалы блестели на солнце рядом с голубым диском Арахны.
– Чума их побери, почему это не могло случиться, когда мы были в тени? Катер!
– Да, сэр?
– Самым быстрым путем в Хаммерфест.
Обычно пришлось бы уговаривать автоматику катера – но она, очевидно, узнала голос и интонацию Трага.
– Слушаюсь!
Катер дал ускорение примерно в одну десятую g. Силипан и его спутники потянулись к ремням и пристегнулись. Скалы впереди быстро росли.
– Хреново все это вышло. Рейнольт теперь скажет, будто меня не было на месте.
– А разве не так? – спросил Тринли сбоку от Силипана.
– Ну, так, но это не должно было иметь значение. Да вообще одного надзирателя должно было хватить на всю эту гнойную команду переводчиков. А теперь я окажусь весь в дерьме.
– А что с Триксией?
– И чего Бонсол так взорвалась? – спросил Тринли.
– Ума не приложу. Они, бывает, брыкаются и дерутся, особенно те, которые одной специальности. Но сейчас – непонятно, откуда что взялось… – Силипан резко замолчал и долго смотрел в свои скорлупки. – Так, все путем. Все путем. Ручаюсь, они еще принимали звук с планеты. Что-нибудь типа неотключенного микрофона, техники передачи не сработали. Может, Андерхилл съездил своей собеседнице по морде. А тогда действия Бонсол были «адекватным переводом»… А, черт!
Этот друг теперь действительно волновался, цепляясь за случайные объяснения. Тринли оказался слишком туп, чтобы это заметить. Он ухмыльнулся и слегка хлопнул Силипана по плечу.
– Да ты не волнуйся так. Ты же знаешь, Чиви Лизолет тоже в сделке участвует. Значит, предводитель Нау хочет, чтобы зипхедов использовали шире. Мы скажем, что ты улетел на времянку помочь мне разработать детали.
Катер развернулся и начал торможение для посадки. Скалы и Арахна запрыгали по небу.
25
Как достопочтенная Пьетра уходила с радиостанции, они не видели. Папа был слегка подавлен, но улыбнулся и засмеялся, когда кобберята ему рассказали, как им понравилось представление. Он даже не пожурил Гокну за то, что показала «десятку». Всю дорогу к Дому-на-Холме Брент сидел впереди вместе с папой.
Гокна и Вики разговаривали мало. Они обе знали, что сейчас все перед всеми притворяются.
Когда приехали домой, до обеда оставалось еще два часа. Кухонная прислуга сообщила, что генерал Смит вернулась из Ставки и к обеду будет. Гокна и Вики переглянулись.
Интересно, что мама папе скажет. Самое интересное будет за обедом. Хм-м. Что же делать весь остаток дня?
Сестры расстались, бродя поодиночке по спиральным залам Дома-на-Холме. В нем были комнаты – и много – которые всегда были заперты. От некоторых даже никогда не удавалось украсть ключи. У Генерала были там свои кабинеты, хотя все самое важное она хранила в Ставке.
Вики сунулась в папин кабинет на первом этаже и в кафе с умными автоматами, но ненадолго. Она поспорила бы с Гокной, что папа не будет прятаться, но теперь поняла, что сегодня «не будет прятаться» не исключает «трудно найти». Она побродила по лабораториям, нашла обычные признаки, что он здесь был – аспирантов в состоянии озадаченности или внезапного озарения. (Студенты называли это «Ослепление Андерхиллом». Если ты уходил, ничего не понимая, все шансы за то, что папа сказал что-то стоящее. Если тебя вдруг осеняло, наверняка это значило, что папа тебя и себя ввел в заблуждение ложной интуицией.)
Новые лаборатории исследования сигналов были на верхнем этаже дома, под крышей, уставленной экспериментальными антеннами. Вики встретила выходящего оттуда Джейберта Ландерса. У этого коббера никаких симптомов Ослепления Андерхиллом не было. Плохо.
– Привет, Джейберт! Ты не видел моего…
– Да, они оба в лаборатории. – Он ткнул рукой через плечо.
Ага! Но Вики не стала сразу туда входить. Если генерал уже здесь, надо сначала произвести разведку.
– И что там делается, Джейберт?
Конечно, на вопрос о своей работе Джейберт клюнул.
– А черт его знает. Я сегодня утром подключил свою новую антенну на связь со Ставкой. Сначала согласование было отличным, но потом я начал получать те самые пятнадцатисекундные накладки – будто есть две станции вне прямой видимости. Хотел спросить у твоего отца…
Вики немножко спустилась с ним по лестнице, поддакивая непонятным словам насчет каскадов усиления и сбоев переходного процесса. Несомненно, Джейберту было очень приятно, что отец так быстро уделил ему внимание, а отцу, несомненно, было приятно найти предлог скрыться в лаборатории. Но тут показалась мать…
Вики проводила Джейберта к его клетушке-кабинету и снова поднялась по лестнице, на этот раз обойдя лабораторию со стороны служебного входа. В конце коридора виднелся столб света. Ха! Дверь приоткрыта. И слышен голос генерала. Вики подкралась к двери.
– …просто не понимаю, Шерканер. Ты так умен, как ты мог вести себя как последний идиот?
Виктория Шерканер застыла на месте и чуть не попятилась по коридору. Никогда еще не слышала она, чтобы мама говорила так сердито. Просто даже… больно слушать. С другой стороны, Гокна все что хочешь отдаст, лишь бы услышать ее рассказ. Вики тихо пошла вперед, повернув голову, чтобы заглянуть в узкую щелку. В лаборатории все было так, как ей помнилось – полно осциллографов и скоростных самописцев. Кое-какие из аппаратов Джейберта стояли без кожухов, но явно мама пришла раньше, чем они успели всерьез заняться электронной расчлененкой. Мама стояла перед папой, закрывая ему возможность видеть Вики лучшей парой глаз.
И уж точно я в центре маминого слепого пятна.
– …на самом деле так плохо все вышло? – спрашивал папа.
– Да!
Шерканер Андерхилл увял под гневным взором Генерала.
– Не знаю, как это получилось. Она меня застала врасплох. Вот этим замечанием про Брента. Я знал, что когда-нибудь это будет. Мы с тобой это обсуждали. Даже с Брентом мы об этом говорили. И все равно меня это сбило с ног. Я запутался.
Мама дернула рукой, отметая это замечание.
– Не в этом проблема, Шерк. Ты дал отличный ответ. Проявилась боль на фоне нежной отцовской заботы. И тут через минуту она тебя втягивает в…
– Если не считать астрономии, я сказал только то, что мы планировали сказать в передаче в следующем году.
– Ага, только выдал это все сразу!
– Знаю. Пьетра заговорила как умный и любознательный коббер. Как Хранк или как наши сотрудники в Доме-на-Холме. Она поставила интересные вопросы, и меня они увлекли. И знаешь что? Эта Пьетра – она умная и легко схватывает. Было бы у меня время, я бы ей объяснил…
Смех Генерала прозвучал резко и невесело.
– Господь подземный, ты просто дурак! Шерканер, я… – Мама протянула к папе руку. – Ладно, прости меня. Знаешь, я на своих работников никогда так не срываюсь.
Папа ласково агукнул, будто говорил с Рапсой или малышом Хранком.
– Ты же знаешь, милая, в чем здесь причина. Ты меня любишь не меньше, чем себя. А как ты себя грызешь, я знаю.
– Изнутри. И молча.
Они минуту помолчали, и Виктория Младшая пожалела, что ввязалась в эту игру в разведку с Гокной. Но когда мама заговорила снова, ее голос был почти нормален.
– Мы оба здесь облажались. – Она открыла кейс и вытащила какие-то бумаги. – В следующем году «Час науки» должен был постепенно представить силу и возможность жизни во Тьме в соответствии с расписанием первых строительных подрядов. Мы ожидали, что когда-нибудь будут и военные последствия, но не на этом этапе.
– Военные последствия – сейчас?
– Во всяком случае, глубокое маневрирование. Ты знаешь, что эта Пьетра из Тифштадта?
– Конечно. Акцент ни с чем не спутаешь.
– У нее хорошее прикрытие, частично потому, что оно истинно. Достопочтенная Пьетра входит в Совет Трех Церкви Тьмы. Но при этом она еще тайный агент среднего уровня Дела Божьего.
– Братства.
– Именно. У нас после войны с тиферами отношения дружелюбные, но Братство начинает это менять. Они уже несколько малых государств взяли фактически под свой контроль. При этом они являются легитимной сектой Церкви…
В конце длинного коридора за спиной Виктории Младшей кто-то включил свет. Мама подняла руку и застыла неподвижно. Ой-ой! Наверное, она заметила неясный силуэт, знакомые бороздки и бронированные рубчики. Не поворачиваясь, генерал Виктория Смит скомандовала:
– Младшая! Закрой дверь и иди в свою комнату!
– Да, мама, – тихо и робко прозвучал ответ Виктории Младшей.
Задвигая дверь лаборатории, она еще успела услышать:
– Проклятие, я трачу пятьдесят миллионов в год на систему безопасности, а моя родная дочь при этом ведет перехват моих…
В клинике под Хаммерфестом было битком народу. В предыдущие посещения Фама здесь бывал Траг, иногда еще один техник, и один-два «пациента». Сегодня… ручная граната переполошила бы фокусированных сильнее, но не намного. Оба МДИ были заняты. Один из надзирателей готовил Ксопи Реюнг к вложению в МДИ, женщина стонала и вырывалась. В углу был привязан Дьетр Ли – физик, кажется? Он что-то бормотал себе под нос.
Рейнольт зацепилась ногой за потолочную скобу и висела над самым МДИ, не мешая техникам. Она не оглянулась, когда они вошли.
– Так, индукция закончена. Руки держите.
Техник вытащил пациента в середину комнаты. Это была Триксия Бонсол. Она оглянулась, никого не узнавая, и вдруг зашлась безутешными всхлипами.
– Вы ее де-фокусировали! – крикнул Винж, проталкиваясь мимо Трага и Тринли. Фам одним движением зацепился и перехватил Винжа, и Эзра повело в другую сторону, слегка стукнув об стену.
Рейнольт глянула в его сторону.
– Молчите или убирайтесь вон. – Она дернула рукой в сторону Била Фуонга. – Вставляйте доктора Реюнг. Будем… – дальше пошел профессиональный жаргон.
Нормальный чиновник выставил бы их ко всем чертям. Анне Рейнольт это было все равно, если они не мешают.
Силипан подплыл к Фаму и Винжу. Вид у него был мрачный и подавленный.
– В самом деле, Винж, заткнись. – Он глянул на дисплей МДИ. – Бонсол осталась фокусированной. Мы только отстроили ее лингвистические способности. Так ее будет легче… лечить.
Он неуверенно посмотрел на Триксию. Она свернулась клубком, насколько позволяли путы. Плач продолжался, неутешный и безнадежный.
Винж было дернулся в руках Фама и застыл неподвижно, если не считать дрожи, которую ощущал только Фам. Секунду казалось, что он сейчас зарыдает. Потом он вздрогнул, отвернулся и крепко зажмурился.
В комнате громко прозвучал голос Томаса Нау.
– Анне? После отключения я потерял три потока анализа. Ты не знаешь…
Рейнольт ответила почти тем же голосом, которым обращалась к Винжу:
– Дайте мне килосекунду. У меня по крайней мере пять случаев разбегания гнили.
– Господи… держи меня в курсе, Анне.
Рейнольт уже обращалась к кому-то другому.
– Хом! Что там с доктором Ли?
– Рационален, мэм, я послушал его слова. Что-то случилось во время радиопередачи, и…
Рейнольт подплыла к Дьетру Ли, как-то умудряясь не натыкаться на аппаратуру, техников и зипхедов.
– Непонятно. Прямой передачи между радиобригадой и физиками быть не должно.
Техник похлопал по карте на кармане доктора Ли.
– Регистратор показывает, что он слышал трансляцию.
Фам заметил, что Силипан тяжело сглотнул. Это тоже его оплошность? Черт побери, если этого человека отстранят, Фам лишится связи с отделом Фокуса.
Но Рейнольт все еще не замечала своего убежавшего в самоволку техника. Она наклонилась к Дьетру Ли и послушала его бормотание.
– Вы правы. Он застрял на том, что сказал тот паук о Мигающей. Сомневаюсь, что он страдает истинным разбеганием. Продолжайте за ним следить и сообщите мне, если он зациклится.
Со стен зазвучали еще голоса, и на этот раз голоса фокусированных.
– Лаборатория Мансарды, двадцать процентов начальной стадии… возможная причина: межпрофессиональная реакция на поток звуковой информации ИД-2738 «Час науки для детей»… Нестабильность не демпфирована…
– Слышу, вас, Мансарда. Готовьтесь к быстрому отключению.
Рейнольт вернулась к Триксии Бонсол. Посмотрела на плачущую женщину долгим взглядом – странной комбинацией напряженного интереса и полной отстраненности. И резко повернулась, сощурившись на Трага Силипана.
– Вы! А ну сюда!
Траг бросился через всю комнату к своей начальнице.
– Есть, мэм! Есть, мэм! – Впервые в его голосе не было скрытой наглости. Может быть, Рейнольт и недоступна месть, но ее суждения будут проводить в жизнь Нау и Брюгель. – Я проверял эффективность перевода, мэм, как посторонние – (то есть завсегдатаи бара Бенни) – будут ее понимать.
Оправдания Рейнольт пропустила мимо ушей.
– Вызовите резервную команду. Пусть проверят показания регистратора доктора Бонсол. – Она наклонилась к Триксии, глядя изучающими глазами. Переводчица перестала рыдать, тело ее свернулось судорожным клубком. – Не знаю, удастся ли ее спасти.
Эзр извернулся в руках Фама, и казалось, что он сейчас снова заорет. Но он только бросил на Фама странный взгляд и остался тих. Фам ослабил хватку и чуть потрепал его по плечу.
И они оба стали молча смотреть. «Пациенты» приходили и уходили. Отстроили еще нескольких. Ксопи Реюнг вышла из МДИ в том же виде, что и Триксия Бонсол. За последние Вахты у Фама было много возможностей наблюдать за работой Силипана и выкачивать из него сведения о процедурах. Он даже смог заглянуть в книги для начинающих по Фокусу. Но впервые он мог так вблизи посмотреть на работу Рейнольт и других техников.
Сейчас происходило что-то действительно серьезное. Разбегание гнили. Атакуя эту проблему, Рейнольт подошла так близко к эмоциям, как Фам не видел у нее еще ни разу. Частично загадку удалось разрешить сразу же. Запрос Трага в начале диспута насчет целей Братства запустил поиск по многим специальностям. Вот почему столько зипхедов слушали передачу. Несколько сот секунд анализ проходил вполне обычно, но как только результаты были переданы, между переводчиками возник всплеск переговоров. Обычно такие переговоры бывали консультативными, уточняющими слова, которые будут произноситься вслух. На сей раз это была полная чушь. Сначала поплыли Триксия и почти все остальные переводчики, и биохимия мозга показала неконтролируемые выбросы гнили. Серьезные повреждения наступили еще до того, как Триксия стукнула Ксопи Реюнг, но это была отметка начала массового разбегания гнили. Что-то, что передавалось по сети зипхедов, вызывало каскад аналогичных вспышек. Раньше, чем опасность успели полностью оценить, она захватила уже до двадцати процентов зипхедов, работа вируса у них в мозгу пошла лавиной, выдавая психотропные и просто ядовитые вещества.
Навигационных зипхедов это поветрие миновало. Шпионы Брюгеля были поражены в средней степени. Фам смотрел за всеми действиями Рейнольт, пытаясь впитать каждую деталь, каждый ход.
Если удастся сделать такое с поддерживающей сетью L1, обезвредить людей Брюгеля…
Анне Рейнольт была всюду одновременно. Каждый техник обращался к ней. Это она спасла почти всех зипхедов Ритцера, это она сумела в ограниченном объеме запустить работу Мансарды. И тут до Фама дошло, что без Анне Рейнольт исправить положение вряд ли удалось бы. Дома, в солнечной системе эмергентов, порча системы зипхедов была бы временным неудобством. Университеты выдавали кандидатов на замену, сотни клиник создавали новых фокусированных специалистов. Здесь, за двадцать световых лет от дома – дело другое. Здесь малые сбои могут неограниченно расширяться, и без сверхъестественно умелого менеджера – без Анне Рейнольт – операция Нау должна была бы рухнуть.
Когда Ксопи Реюнг вытащили из МДИ, она вытянулась неподвижно. Анне Рейнольт оторвалась от перезапуска Мансарды, несколько напряженных мгновений провела возле переводчицы. И ей не удалось добиться успеха. Еще через сотню секунд разбегание инфекции поразило ствол мозга Реюнг… и остальное уже было неважно. Рейнольд еще секунду хмуро глядела на тело… потом махнула техникам, чтобы они его унесли.
Фам смотрел, как выносили из клиники Триксию Бонсол. Она была еще жива; перед носилками шла сама Анне Рейнольт.
Траг Силипан прошел к двери вслед за ней. Вдруг, кажется, он вспомнил о своих гостях, повернулся и махнул рукой.
– Ладно, Тринли. Представление окончено.
Был Силипан хмур и бледен. Еще не было до конца известно, какое опустошение принесло разбегание; между зипхедами было какое-то непонятное взаимодействие. Обращение Трага к сети зипхедов – запрос в начале диспута – должен был быть вполне безвредным использованием ресурса. Но Траг оказался на самом острие сильнейшего невезения. Даже если не его запрос вызвал лавину, он был с ней связан. В системе Кенг Хо запрос Силипана оказался бы просто следом, который надо проверить. К несчастью, у эмергентов был неприятный обычай определять степень вины постфактум.
– А тебе что будет, Траг?
Силипан несколько испуганно пожал плечами и выпроводил их из клиники.
– Давайте обратно на свою базу – и не давай Винжу прилетать к своей зипхедихе.
С этими словами он повернулся и отправился вслед за Рейнольт.
Фам и Винж стали выбираться из глубин Хаммерфеста – одни, если не считать гарантированного присутствия шпионов Брюгеля. Мальчишка Винж был тих. В каком-то смысле он сегодня получил самую большую плюху за много лет, быть может, с момента гибели Джимми Дьема. Для потомка в далеком-далеком колене лицо его было даже слишком узнаваемым. Напоминало оно Фаму лицо Ратко Винжа в молодости – очень похожее на лицо Суры. Не очень приятные воспоминания…
Может, мое подсознание пытается мне что-то сказать… Да.
Не только сейчас в клинике – вообще всю эту Вахту. Слишком часто этот пацан на него смотрит… и в этом взгляде больше расчетов, чем презрения. Фам стал вспоминать, как вел себя все это время его персонаж по имени Тринли. Конечно, это риск – так интересоваться Фокусом. Но для прикрытия у него были мошеннические проделки Трага. Нет, даже когда они стояли в клинике и Фам был полностью поглощен действиями Рейнольт и загадкой Бонсол – даже тогда он был уверен, что имел вид лишь слегка обескураженный: старый шарлатан беспокоился, как бы эта катастрофа не разрушила сделки, которые у них с Трагом были намечены. Но как-то этот Винж его раскусил. Как? И что с этим делать?
Они добрались до главного вертикального коридора и направились по пандусу к ангарам катеров. Фрески фокусированных были повсюду – на потолке, на стенах, на полу. Местами алмазные стены были источены до прозрачности. Голубой свет – свет полной Арахны – пробивался сквозь кристалл, то темнее, то ярче, в зависимости от глубины рисунка. Поскольку из точки L1 Арахна всегда была в полной фазе, а скалы оставались в фиксированной фазе по отношению к солнцу, такой свет держался годами. Быть может, Фама Нювена захватило бы такое искусство, но теперь он знал, как оно было создано. Вахта за Вахтой он видел, проходя с Трагом Силипаном, как трудятся здесь резчики. Нау и Брюгель выбрасывали жизни неквалифицированных зипхедов на создание этих узоров. Фам думал, что по крайней мере двое из них уже скончались от старости. Выживших теперь здесь тоже не было – наверное, ушли в малые коридоры. Когда я возьму власть, все будет по-другому. Фокус – вещь страшная. И использоваться должен только в вопросах жизни и смерти.
Они миновали боковой коридор, отделанный выращенной в резервуарах древесиной. Узоры плавно извивались, следуя кривизне коридора, ведущего к апартаментам Томаса Нау.
И там была Чиви Лин Лизолет. Может, она слышала, как они идут. Скорее всего видела их выход из клиники. Как бы там ни было, а она ждала достаточно долго, чтобы ноги ее опустились на пол, как в нормальной планетной гравитации.
– Эзр, прошу тебя! Можем мы поговорить, хоть одну секунду? Я же не думала, что эти передачи…
Винж плыл рядом с Фамом, молча подтягиваясь вперед. Голова его дернулась, когда он увидел Чиви. Секунду казалось, что он проплывет мимо. Но тут она заговорила, и Винж оттолкнулся от стены, быстро нырнул и прямо к ней. Действие это было открыто враждебным, как прямой удар кулаком в лицо.
– Эй, эй! – завопил Фам и заставил себя застрять сзади, изображая бессилие. Он уже один раз сегодня удержал этого парня, а здесь сцена полностью открыта для шпионов. К тому же Фам видел, как Чиви работает снаружи. Она была в форме лучшей, чем кто бы то ни было в лагере L1, и прирожденной акробаткой. Может быть, Винжу сейчас станет понятно, что она не слишком подходящий объект, чтобы сорвать злость.
Но Чиви не стала защищаться, даже не моргнула. Винж извернулся, отвесив ей пощечину, от которой Чива завертелась на месте.
– Можем, можем поговорить! – прошипел он задыхаясь от ярости. Бросившись за ней, он залепил ей еще одну пощечину. И снова Чиви не стала защищаться, даже рук не подняла, чтобы прикрыть лицо.
Фам Нювен оттолкнулся вперед, не успев даже подумать. В глубине его сознания кто-то смеялся над человеком, которые годы маскировки бросил на кон, чтобы защитить невинную жертву. И тот же кто-то радостно его приветствовал.
Нырок Фама перешел в явно неконтролируемое вращение, и случайно его плечо въехало в живот Винжа и прижало пацана к стене. Вне поля зрения камер Фам еще хорошо ткнул его локтем. Тут же голова Винжа стукнулась об стену. Будь они все еще в резном алмазном коридоре, это могло бы кончиться серьезной раной. Теперь же Винж отлетел от стены, слабо размахивая руками. С затылка его стекала струйка крови.
– Выбери себе кого-нибудь твоего размера, Винж! Ты трус и мерзавец! Все вы, отродье Великих Семей, такие!
Гнев Фама был неподдельным – но злился он на себя, за то, что рискнул своей легендой.
Глаза Винжа стали осмысленными. Он поглядел на Чиви, стоявшую в четырех метрах от него. Девушка выдержала взгляд, и лицо ее выражало одновременно и непонимание, и решительность. А когда Винж перевел глаза на Фама, по спине старика пробежал холодок. Пусть камеры Брюгеля и не уловили всех деталей схватки, но пацан знал, насколько точно был рассчитан бросок Фама. Они миг смотрели друг на друга, потом Винж высвободился из рук Фама и направился к катерным шлюзам. Но Фам заметил его взгляд и понял. Что-то придется делать с Эзром Винжем.
Чиви бросилась за Винжем, но затормозила, не пролетев и десяти метров, и застыла на Т-образном пересечении коридоров, глядя Эзру вслед.
Фам подвинулся ближе. Он знал, что пора ему отсюда выбираться. Ясно, что за ним уже следят несколько камер, и ничего хорошего не выйдет, если оставаться здесь с Чиви еще хоть сколько-то. Так, что же сказать, чтобы безопасно смыться?
– Не беспокойся, девочка! Этот Винж того не стоит. Он тебя больше не тронет – это я тебе говорю.
Она повернулась на его слова не сразу. Боже ты мой, она выглядит точно как мать: Нау держал ее чуть ли не Вахту за Вахтой. Следов крови не заметно, но синяки уже начали проступать.
– Я же не хотела его обидеть. Боже мой, я не знаю, что сделаю, если Триксия умрет!
Чиви отбросила с лица стриженные волосы. Взрослая она или нет, но вид у нее был такой же потерянный, как в первые дни после «зверства» Дьема. Так она была одинока, что готова была исповедоваться даже такой пустой бочке, как Фам Тринли.
– Когда… когда я была маленькая, я восхищалась Эзром Винжем как никем другим, кроме папы с мамой. – Она глянула на Фама с дрожащей болезненной улыбкой. – Я так хотела, чтобы он хорошо обо мне думал. А потом эмергенты на нас напали, и Джимми Дьем убил мою маму и еще многих… Мы же теперь все в одной маленькой лодке. Нельзя позволить себе еще убийства. Вы знаете, что после бойни, которую устроил Дьем, Томас ни разу не ложился в анабиоз? Он каждую секунду этих лет прожил. Он такой серьезный, так тяжело работает. Он верит в Фокус, но открыт и иным путям. – Это она ему говорила то, что хотела сказать Эзру. – Если бы не Томас, то заведения Бенни вообще бы не было. Ни торговли не было бы, ни бонсай. Мы постепенно приводим эмергентов к пониманию нашего образа жизни. Когда-нибудь Томас сможет освободить моего отца, и Триксию, и других фокусированных. Когда-нибудь.
Фам хотел протянуть ей руку, утешить. Если не считать самих убийц, только, быть может, Фам Нювен знал, что на самом деле было с Джимми Дьемом, знал, что делают Нау и Брюгель с Чиви Лин Лизолет. Надо было потрепать ее по плечу и уйти, но он не мог. Он стоял и смотрел, и вид у него был смущенный и подавленный.
Да. Когда-нибудь. Когда-нибудь, дитя, ты будешь отомщена.
26
Апартаменты и командный пункт Ритцера Брюгеля находились на «Невидимой Руке». Он часто дивился, как это коробейники додумались до такого точного названия, в двух словах изложив суть Службы Безопасности. Как бы там ни было, а корпус «Руки» был поврежден меньше всех кораблей эмергентов и Кенг Хо. Жилые помещения команды сохранились. Главный двигатель мог бы, наверное, поддерживать ускорение в одно g в течение нескольких дней. После захвата системы связи и управления корабль переоборудовали под работу с фокусированными. И здесь, на «Невидимой руке», Ритцер был вроде бога.
К несчастью, физическая изоляция не дает защиты от разбегания гнили. Спусковым механизмом для него служит эмоциональная неуравновешенность фокусированного. А это значит, что оно может распространяться по сетям связи, хотя обычно происходило лишь среди тесно взаимодействующих зипхедов. Дома, в цивилизации, разбегание было обычной небольшой неприятностью – дополнительной причиной иметь запас на замену. Здесь, в позабытом богом Нигде, оно было смертельной угрозой. Ритцер узнал о разбегании почти одновременно с Рейнольт – но не мог себе позволить отключить своих зипхедов. Как обычно, Рейнольт отдала ему второсортный технический персонал, но он справился. Шпионов разделили на небольшие группы и вели каждую отдельно от остальных. В результате разведрапорты шли фрагментировано и требовали существенной дополнительной аналитической работы. Но ничего крупного они все же не пропустили… а детали можно будет подогнать потом.
За первые двадцать килосекунд разбегания Ритцер потерял трех зипхедов. Он велел Омо от них избавиться и продолжать координировать работу остальных. Потом спустился в Хаммерфест и долго совещался с Томасом Нау. Кажется, что Рейнольт грозит потеря шестерых, включая приличную порцию переводчиков. Низкий уровень потерь у Брюгеля произвел на старшего предводителя должное впечатление.
– Держите своих людей включенными, Ритцер. Анне считает, что переводчики стали болеть за участников в этом проклятом диспуте у пауков, и разбегание гнили стало лишь эскалацией обычного несогласия зипхедов. Может и так, но этот диспут был куда как далеко от фокуса переводчиков. Когда положение утрясется, я хочу, чтобы вы прочесали каждую секунду ваших записей в поисках подозрительных событий.
Еще через 60 Ксек Брюгель и Нау согласились, что кризис миновал, во всяком случае, для зипхедов Службы Безопасности. Сержант Омо снова включил шпионов в общение с людьми Рейнольт, но по буферизованной связи, и начал детальное сканирование недавнего прошлого. Катастрофа, несомненно, подорвала работу Ритцера, хотя и очень ненадолго. Примерно на тысячу секунд была потеряна защита эмиссии. Тщательное расследование показало, что за это время ничего не было направлено за пределы системы; долговременное укрытие не было обнаружено. Переводчики что-то кричали мимо контроллеров, но пауки не заметили – не удивительно, поскольку хаотичная передача очень похожа на переходные шумы.
В конце концов Ритцер пришел к выводу, что разбегание оказалось просто крупным невезением. Но среди рутинного потока нашлись очень интересные вкрапления.
Обычно Ритцер находился на мостике «Руки», откуда открывался вид на скалы точки L1 и далекую Арахну. Но теперь Кирет и Марли отправились на помощь в Хаммерфест, и на плечи Танга и Кэла Омо легло управление почти сотней зипхедов-шпионов. Так что сегодня ему пришлось болтаться в самом центре работы вместе с Омо и Таном.
– Винж на этой Вахте три раза вызвал срабатывание наблюдения, предводитель. Стоит добавить, что два из них во время разбегания.
Подплывая к Омо, Ритцер глянул на вахтенных зипхедов. Примерно треть из них спала в седлах. Остальные погрузились в потоки данных, сопоставляя результаты с зипхедами Рейнольт из Хаммерфеста.
– Ладно, так что там на него есть?
– Вот анализ потока с камер из лаборатории Рейнольт и коридора возле резиденции предводителя Нау.
Быстро мелькнули сцены, подсвеченные там, где зипхеды углядели необычные жесты.
– Ничего явного?
Топорообразное лицо Омо расплылось в лишенной веселья улыбке.
– Полно такого, что вполне годилось бы дома, но не при теперешних ПСП.
– Это точно.
Установленные предводителем Нау Правила Соблюдения Порядка были бы причиной его немедленного свержения в любой другой точке Эмергенции. Уже больше двадцати лет старший предводитель спускал коробейницким свиньям все их эксцессы, совращавшие при этом законопослушных Ведомых. Поначалу это чуть не довело Брюгеля до бунта. Теперь же… теперь он понимал. Томас очень во многом был прав. Нет простора для дальнейших разрушений. А если позволять людям болтать, они выдадут информацию, которую можно будет использовать, когда петля затянется снова.
– Так что особенного на этот раз?
– Аналитики Семь и Восемь сопоставляют два последних события. – Семь и Восемь – это зипхеды в конце первого ряда. В детстве у них, быть может, и были имена, но это было давно и раньше, чем они вступили в Академию Полиции. Всякие там живые имена и титул «доктор» могли использоваться на гражданке, но никак не в серьезном полицейском учреждении. – Винж на что-то напрягся куда сильнее своей обычной озабоченности. Обратите внимание на движение головы.
Оно ничего для Ритцера не значило, но его работа – руководить, а не копаться в мелких деталях. Омо продолжал:
– Он наблюдает за Тринли с сильным подозрением. То же повторяется в коридоре возле катерных шлюзов.
Брюгель бегло пролистал видеоуказатель по визиту Винжа в Хаммерфест.
– Так. Он подрался с Тринли. Пристал к Трагу Силипану. Ух ты! – Брюгель не смог удержаться от смеха. – Он напал на персональную шлюху Томаса Нау! Но вы говорите, тревожные флаги поднялись на обмен взглядами и на жесты?
Омо пожал плечами:
– Явные действия соответствуют известным проблемам этого хмыря, предводитель. И не подпадают под ПСП.
Значит, Чиви Лин Лизолет получила по морде, и прямо у порога Нау. Ритцер поймал себя на усмешке по поводу такой иронии. Все эти годы Томас эту шлюшку обдуривал. Периодические мозгочистки стали приятной мелочью в жизни Брюгеля, особенно когда он видел ее реакцию на определенные видеозаписи. И все же он не мог отрицать, что завидует. Сам он, Ритцер Брюгель, к маскараду был неспособен, даже перед теми, кому мозги прочистили. Его собственные женщины просто жили недолго. Пару раз в год приходилось обращаться к Томасу и выпрашивать новые игрушки. Ритцер использовал самых симпатичных из тех, кого не жалко. Иногда ему везло, как, например, с Флорией Перес. Она бы наверняка заметила промывку мозгов у Чиви, так что инженер она там или не инженер, ее надо было убрать. Но у такой удачи есть пределы… а Изгнание будет тянуться еще годы. Мысль эта была мрачной и не новой, и Брюгель ее решительно отмел в сторону.
– Ладно. Так ты говоришь, что Семь и Восемь решили, будто Винж прячет нечто, чего в его сознании раньше не было – по крайней мере не на таком уровне важности.
Дома, в цивилизации, это вообще не было бы проблемой. Приволочь подозреваемого сюда и вырезать из него ответы. Здесь же… да, когда им представился случай немножко порезать, узнать удалось до обидного мало. У многих людей Кенг Хо был эффективный блок, и слишком многих не удавалось должным образом заразить мозговой гнилью.
Он еще раз просмотрел подсвеченные инциденты.
– Хм! Ты думаешь, он заподозрил, что этот Тринли на самом деле Замле Энг?
Психи эти коробейники. Они готовы терпеть почти любую коррупцию, но кровно ненавидят одного из своих только потому, что он торговал живым товаром. Ритцер с отвращением оттопырил губу.
Гадство, как низко мы пали! Шантаж – достойное орудие в борьбе предводителей, но для людей типа Фама Тринли должно хватить простого террора.
Ритцер еще раз просмотрел материалы Омо. Довольно хилые доказательства.
– Я иногда думаю, не слишком ли мы низко спустили порог событий.
Это Омо раньше уже говорил. Но у сержанта, конечно, хватило ума не злорадствовать.
– Вполне возможно, сэр. С другой стороны, если бы не были вопросов, которые надо решать менеджерам, нам не были бы нужны настоящие люди. – Видение предводителя, правящего вселенной фокусированных, было мрачной фантастикой. – Знаете, чего бы я хотел, предводитель Брюгель?
– Чего?
– Я бы хотел, чтобы можно было доставить эти автономные локализаторы Кенг Хо в Хаммерфест. Это же извращение – иметь безопасность в нашей резиденции хуже, чем во времянке Кенг Хо. Если бы эти инциденты случились на борту той базы, мы бы знали кровяное давление Винжа, частоту сердцебиения – да что там, если локализаторы сидят на скальпе объекта, мы бы даже ЭЭГ сняли. Имея коробейницкие процессоры сигналов и наших зипхедов, мы бы прямо мысли читать могли.
– Да, я знаю.
Локализаторы Кенг Хо были чуть ли не волшебным улучшением по сравнению с прежними стандартами Соблюдения Порядка. По всей базе коробейников рассыпали сотни тысяч миллиметровых устройств – и сотни, наверное, в открытых зонах Хаммерфеста, когда Нау ослабил Правила. Все, что нужно сделать – перепрограммировать систему коммунальных служб Хаммерфеста на микроволновые импульсы, и область действия локализаторов будет немедленно расширена. Можно будет распрощаться с заплатами-камерами и прочим неуклюжим железом.
– Я снова представлю вопрос предводителю Нау.
Программисты Анне уже два года возятся с локализаторами коробейников в безуспешном поиске скрытых ловушек.
А пока что…
– Ладно, твой Эзр Винж сейчас снова на той базе, где полно локализаторов твоей мечты. – Он ухмыльнулся Омо. – Отвлеки на него еще пару зипхедов. Посмотрим, что сможет показать интенсивный анализ.
Эзр прожил самое напряженное время без новых срывов. Из Хаммерфеста приходили регулярные рапорты. Разбегание гнили удалось остановить. Ксопи Реюнг и еще восемь фокусированных умерли. Еще трое были «серьезно повреждены».
Но Триксия была названа среди «вернувшихся в строй, без повреждений».
В баре Бенни напропалую строили теории. Рита была уверена, что разбегание оказалось почти случайной катастрофой.
– У нас на Балакрее такое бывало каждые пару лет, и только однажды мы засекли причину. Такова цена за работу в тесном контакте.
Но и она, и Дзау Цинь опасались, что разбегание отменит даже отложенные переводы «Часа науки для детей». Гонле Фонг утверждала, что это без разницы, потому что свой диспут Шерканер Андерхилл проиграл, и переводить будет больше нечего – передачи не будет. Траг Силипан в дискуссии не участвовал, он не вылезал из Хаммерфеста – может быть, работал для разнообразия. Фам Тринли, однако, его с избытком заменял, распространяя теорию Силипана, что Триксия просто передала реальную драку – и тем спустила разбегание с цепи. Эзр только слушал и молчал.
Следующее его дежурство было через 40 Ксек, и он вернулся домой рано. Пройдет еще немалое время, когда он снова сможет появиться у Бенни. Столько случилось всякого, и это было либо позорно, либо очень больно, либо смертельно таинственно. Он плавал в полутьме комнаты, насаженный на адский вертел. Он бессильно пытался схватиться за какую-то одну проблему… и соскальзывал к другой, которая вскоре становилась не менее ужасной, и снова куда-то перескакивал… пока не возвращался к исходному ужасу.
Чиви. Это было позорно. Он дважды ее ударил. Сильно. Не влез бы Фам Тринли, я бы так и бил ее дальше? Перед ним открывался такой ужас, которого он и представить себе не мог. Да, он всегда боялся оказаться когда-нибудь партачом или, того хуже, трусом, но такого… сегодня он увидел в себе такое… такое недостойное в самой сути своей. Чиви помогла выставить Триксию на обозрение. Да, так. Но ведь не она одна была виновата. И действительно, Чиви процветала под Томасом Нау… но ведь Господи ты Боже мой, она была еще ребенком, когда все это началось. Так чего же я на нее налетел? Знал, что сдачи не получу? И вот что твердил неумолимый голос где-то в глубине сознания. Может быть, Эзр Винж, если докопаться до сути, не слабый и не неумелый, а просто мерзавец. И мысль Эзра танцевала вокруг этого вывода, неумолимо приближаясь, пока не смогла вырваться в сторону…
Фама Тринли. Да, это загадка. Два раза вчера этот человек действовал, и оба раза спас Эзра от опасности оказаться еще большим дураком или негодяем. На затылке запеклась кровь – там, где от «неуклюжего» блока Тринли голова ударилась о стену. Эзр видал Тринли в гимнастическом зале базы – старик выполнял упражнения, но нельзя сказать, чтобы был в особо хорошей форме. И реакция – тоже ничего особенного. Но почему-то он знал, как двигаться, как заставить произойти ту или иную случайность. И Эзр стал припоминать другие случаи, когда Фам Тринли оказывался в нужном месте.
…Парк базы после бойни. Что же тогда сказал старик? Он ничего не показал камерам, он даже внимания самого Эзра не зацепил – но сказал что-то такое, от чего возникло твердое знание, что Джимми Дьем убит, что Джимми Дьем не виновен ни в чем том, что Нау на него вешает. Все, что делал и говорил Фам, было громко, самодовольно и глупо, и все же… Эзр перебирал и перебирал подробности, которые мог увидеть он, а другие – пропустить. Может быть, он в отчаянии воображает себе миражи. Когда проблемы становятся неразрешимыми, в мозг заползает безумие. А вчера в нем что-то сломалось…
Триксия. Вот в чем причина гнева, боли и страха. Вчера Триксия была на волосок от смерти, тело ее страдало и дергалось, как у Ксопи Реюнг. Если не хуже. Эзр вспомнил ее лицо, когда ее вынули из программатора МДИ. Траг сказал, что ее лингвистические способности временно отстроены. Может быть, это и вызвало ее отчаяние – потеря единственного, что все еще имело для нее значение? А может быть, Траг солгал, как наверняка много раз лгали Рейнольт, Нау и Брюгель. Быть может, Триксию действительно на краткое время де-фокусировали, и она огляделась, увидела, насколько состарилась, и поняла, что у нее отняли жизнь.
Может быть, я никогда не узнаю правды. И так и буду год за годом смотреть на нее – бессильную, гневную и… безмолвную.
Должен быть кто-то, кого можно ударить, наказать…
И адский вертел повернулся снова – к Чиви.
Прошли две килосекунды. Четыре. Достаточно времени, чтобы вертеться вокруг проблем, не имеющих решения. Такой ужас бывал с ним и раньше. Иногда в таких мучениях проходили целые ночи. Иногда от усталости он просто засыпал – только так это и прекращалось. Но сегодня его мысли в энный раз возвращались к Фаму Тринли, и Эзр начинал злиться. Может, он просто сошел с ума и воображает себе миражи спасения, цепляется за них? Винж поднялся и надел скорлупки. Утомительные секунды процедуры доступа к библиотеке. Он все никак не мог привыкнуть к неуклюжим интерфейсам эмергентов, и никак не удавалось их прилично настроить. Но потом вокруг засветились окна с его последними отчетами для Нау.
Итак, что он знает о Фаме Тринли? В частности, такого, что ускользнуло от Нау и Брюгеля? У этого типа неимоверное умение в драке голыми руками – точнее, не в драке, а в уличной свалке. И это умение он скрыл от эмергентов, он вел с ними игру… Но после того, что было сегодня, он знает, что Винжу это известно.
Быть может, Тринли – просто стареющий преступник, изо всех сил старающийся слиться с толпой и выжить. А причем тут тогда локализаторы? Тринли выдал эту тайну Томасу Нау, и она в сотни раз усилила власть предводителя. Крупицы этой автоматики были повсюду. Вот у него на костяшке пальцев – может, это блеснула капелька пота, а может быть, и локализатор. Пылинки могут сообщать о положении его рук, пальцев, наклоне головы. Теперь это все может быть известным шпионам Нау.
Такие возможности просто не были документированы в библиотеке флота, даже на верхнем уровне паролей. Значит, Фаму Тринли известен секрет из очень далекого прошлого Кенг Хо. И очень вероятно, что он открыл Томасу Нау лишь прикрытие для… для чего?
Несколько минут Эзр толкался у этого вопроса, но ни к чему не пришел. Фам Тринли. Старый громила. Знает важные секреты, которые выше секретов флота Кенг Хо. Скорее всего, он был среди основателей современной Кенг Хо, когда делали свою работу Фам Нювен, Сура Винж и Совет Разлома. Значит, по объективным годам Фам Тринли невероятно стар. Это не было невозможным, не было даже особенно редким. Долгие торговые экспедиции давали торговцу прожить тысячу лет объективного времени. У родителей Винжа была пара-тройка друзей, чьи родители еще ходили по Старой Земле. Но очень неправдоподобно было бы, чтобы такие люди имели доступ к фундаментальным уровням автоматики Кенг Хо.
Нет, если Тринли действительно таков, как следует из безумных рассуждений Эзра, то он наверняка – известная в истории фигура. Кто?
Пальцы Винжа застучали по клавиатуре. Порученная ему работа послужит отличным прикрытием для вопросов, которые надо задать. У Нау был неутолимый интерес ко всему, что связано с Кенг Хо. Винж должен был писать для него обзоры и предлагать пути поиска для зипхедов. Каким бы Нау ни казался мягким и дипломатичным, Эзр давно уже понял, что Нау еще безумнее Брюгеля. Он учился, чтобы когда-нибудь править.
Осторожнее. Истинные места поиска должны быть хорошо прикрыты необходимостью написания докладов. Все это должно быть вкраплено в случайный набор абсолютно не относящихся к делу ссылок. Пусть шпионы пытаются найти по ним его намерения!
Значит, нужен список: члены Кенг Хо, мужского пола, живые в момент создания современной Кенг Хо, о смерти которых не было известно в момент экспедиции капитана Парка на Триленд. Список существенно сократился после исключения тех, местонахождение которых известно и лежит далеко от этого края Людского Космоса. Список еще сократился, когда Эзр выбрал лишь тех, кто присутствовал у разлома Брисго. Конъюнкция пяти булевских выражений – одна команда голосом или клавиатурой, но Эзр не мог позволить себе такой простоты. Каждое булевское выражение было частью другого поиска – в поддержку того, что было нужно Эзру для доклада. Результаты были рассыпаны на многих страницах анализа – имя там, имя здесь. Планетарий на потолке показывал, что осталось лишь 15 Ксек, пока стены комнаты Эзра засияют рассветом… но у него уже был список. А значит ли он хоть что-нибудь? Горстка имен, и среди них довольно неясные и неправдоподобные. Сами по себе его булевские выражения были очень расплывчаты. Межзвездная сеть Кенг Хо была огромна, в каком-то смысле это было самое большое создание всего Человечества. Но она отставала от реальности на годы и столетия. И даже люди Кенг Хо иногда сообщали о себе ложь, особенно на близких расстояниях, когда путаница могла быть коммерчески выгодной. Горстка имен. Сколько и кто? Эзр просматривал список до боли медленно, иначе наблюдатели наверняка бы его засекли. Кое-какие имена он узнал: Тран Винж. 21, внук Суры Винж и основатель ветви Эзра Семьи Винж по мужской линии; Кинг Ксен. 03, главный артиллерист Суры у разлома Брисго. Ксен не мог быть Тринли. Он был лишь чуть выше ста двадцати сантиметров и в ширину примерно столько же. Остальные имена принадлежали людям, которые никогда не были знаменитыми. Джанг, Трап, Парк… Парк?
Винж не смог сдержать изумления. Если зипхеды Брюгеля будут просматривать запись, они наверняка это заметят. Эти проклятые локализаторы могут наверняка читать показания пульса, может быть, даже кровяное давление. Уж если они заметят изумление, подчеркни его как следует.
– Бог всей Торговли! – выдохнул Винж, вынося картинку и данные биометрии на все окна. Действительно, этот портрет был похож на С. Дж. Парка, капитана флота экспедиции к Мигающей звезде. Эзр помнил этого человека со времен своего детства; тот Парк не казался таким старым… и кое-какие биоданные казались неопределенными. Запись ДНК тоже не соответствовала Парку более поздних дней. Гм! Этого может быть достаточно, чтобы отвлечь Рейнольт и Нау – у них не было опыта знакомства с закулисными делами Семьи. Но С. Дж. Парк возле разлома Брисго – две тысячи лет назад – был капитаном корабля. Связанным с Ратко Винжем. Информация о каком-то странном скандале, связанном с нарушением брачного контракта. После этого – ничего.
Винж прошел по паре явных указателей, связанных с Парком – и бросил это дело, как бывает, когда узнаешь что-то неожиданное, но отнюдь не переворачивающее вселенную. Остальные имена списка… еще килосекунда ушла на то, чтобы их просмотреть, и знакомых среди них не было. А мысли все возвращались к С. Дж. Парку, и Винж запаниковал. Насколько хорошо противник читает мои мысли? Он посмотрел на несколько портретов Триксии, поддавшись привычной боли – это он делал достаточно часто перед тем, как лечь спать. Под прикрытием слез мысль металась лихорадочно. Если Эзр прав насчет Парка, это уводит очень, очень далеко назад. Неудивительно, что его родители относились к Парку куда серьезнее, чем просто к молодому капитану на контракте. Господи, он же мог быть с Фамом Нювеном в рейсе на тот край! После разлома Брисго, когда Нювен стал богат, как никогда раньше, он отбыл с огромным флотом на тот край Людского Космоса. Типичный для Нювена жест. До того края было четыреста световых лет. Когда они прибудут, торговая информация станет древней историей. А предполагаемый путь проходил по самым старым областям Людского Космоса. Несколько столетий после отлета Кенг Хо получала рапорты о продвижении Принца Канберры, о том, как растет или сокращается его флот. Потом информация пошла с перебоями, часто лишенная должного подтверждения подлинности. Наверняка Нювен так до конца и не дошел до своей цели. Эзр в детстве часто играл в Пропавшего Принца. Столько было возможных окончаний у этой истории – авантюрных и страшных, или – более вероятных – связанных со старением и торговыми неудачами, потерянными из-за банкротства за десятки световых лет кораблями. И флот так никогда и не вернулся.
Но часть его – могла вернуться. Отдельные люди, быть может, устрашенные путешествием, которое уводило их из собственного времени навсегда. Кто может знать, кто именно вернулся? Очень вероятно, что С. Дж. Парк – знал. Очень вероятно, С. Дж. Парк знал, кто такой Фам Тринли – и скрывал его личность. Кто же из эпохи разлома Брисго был настолько важен, настолько известен? С. Дж. Парк хранил верность кому-то из той эпохи. Кому?
И Эзр вспомнил слух, что капитан Парк сам выбрал имя для своего флагмана. «Фам Нювен».
Фам Тринли. Фам Нювен. Пропавший Принц Канберры.
Вот теперь я точно спятил.
Можно сделать запросы к библиотеке, которые этот вывод разобьют вдребезги за ноль секунд. Да, но это ничего не докажет: если он прав, ложная информация в библиотеке должна быть хорошо продуманной. Уж это точно. Это просто галлюцинация отчаяния, которой надо сопротивляться. Если желать слишком многого, можно что-то высмотреть в фоновом шуме.
Зато я хоть с вертела соскочил!
Чертовски поздно уже было. Эзр еще некоторое время смотрел на портреты Триксии, уходя в печальные воспоминания, но внутри успокоился. Наверняка будут еще ложные тревоги, но у него впереди годы, целая жизнь для терпеливого поиска. Он найдет щель в этой тюрьме, и когда это случится, уже не придется бояться, что это воображение играет с ним злую шутку.
Пришел сон, а с ним сновидения, наполненные обычным горем и новым стыдом, а теперь окрашенные и последней безумной мыслью. И наконец что-то вроде покоя поплыло в воздухе каюты. Безмыслие.
Потом новый сон, такой реальный, что даже не вызывал сомнений, пока не кончился. В глазах засверкали огоньки, но только когда глаза были закрыты. Если проснуться и сесть, каюта была темна, как всегда. Лечь и закрыть глаза – и снова искорки.
Огоньки говорили с ним чем-то вроде азбуки Морзе. В далеком детстве он часто играл в такие игры, перелетая со скалы на скалу в космосе. Сегодня же повторялся и повторялся один и тот же порядок, и в полудреме Винж почти без усилий прочел:
КВНИ ЕСЛ ПНЯЛ… КВНИ.
Винж испустил бессловесный стон удивления – и порядок сменился.
ЗАТКНС ЗАТКНС ЗАТКНС ЗАТКНС ЗАТКНС ЗАТКНС… и так очень долго. Потом вернулся прежний порядок сигналов.
КВНИ ЕСЛ ПНЯЛ…
Это тоже было просто. Винж наклонил голову на долю сантиметра.
ХРШ. ПРИТВРС СПЯЩИМ. ЗАКРЙ ЛДНЬ. ДАВИ НА НЕЕ.
После стольких лет конспирация вдруг оказалась такой простой! Просто притворись, что твоя ладонь – клавиатура, и отстукивай партнеру по заговору. Конечно! Руки-то под одеялом, никто больше не увидит. Он бы рассмеялся, довольный своей сообразительностью, но это был бы выход из роли. Теперь было ясно, кто пришел ему на выручку. Он закрыл правую руку и простучал пальцами по ладони.
ПРВТ, О МДРЙ ПРНЦ. ОТЧГО ТЫ ТАК ДЛГО?
Долгое время не было больше вспышек. Сознание Эзра глубже погрузилось в сон.
Потом:
ТЫ ЗНЛ РНЬШЕ? ЧРТ ПБРИ. – Снова длинная пауза. – ПРСТИ. Я ДМАЛ, ТЫ СЛМАЛСЯ.
Винж про себя кивнул, чуть гордясь собой. Может быть, когда-нибудь Чиви его простит, и Триксия вернется к жизни, и…
ХРШ, – простучал Эзр принцу. – СКЛКО У НАС ЛЮДЙ?
СКРЕТ. ТЛЬКО Я ЗНАЮ. КЖДЫЙ МОЖТ ГВРИТЬ, НО НКТО НКОГО НЕ ЗНАТ. – Пауза. – ТЕПРЬ ТЫ ЗНШЬ.
Ага. Почти совершенная конспирация. Участника заговора могут сотрудничать, но никто никого не может выдать – только принц. Теперь все будет гораздо легче.
ЛДНО, Я УСТЛ. ХЧУ СПТЬ. ПТОМ ПГВРМ.
Пауза. Неужели такая странная просьба? Ночью полагается спать.
ХРШ. ЗВТРА.
Уплывая в забытье, Винж поерзал, глубже залезая в гамак, и улыбнулся сам себе. Он не один. И все это время тайна была рядом. Как странно!
На следующее утро Винж проснулся отдохнувшим и странным образом сам собой довольным. Хм. Что же он такого сделал, чтобы это заслужить?
Он вплыл в душевой мешок и намылился. Вчера было все так темно, так стыдно. И неприятная реальность стала возвращаться, но как-то непонятно медленно.
Да, был какой-то сон. Это-то было не странно, но почти все сны было мучительно вспоминать. Винж переключил душ на высушивание и повисел недолго в клубящихся воздушных струях. Что ж там с этим конкретным сном?
Да! Этот был из серии снов о чудесном спасении, но на этот раз в конце дело не обернулось к худшему. Не выпрыгнули в последний миг из укрытия Нау и Брюгель.
Так какое же у него в этот раз было секретное оружие? Да, обычная нелогичность снов – какое-то волшебство превратило его руки в устройства связи с главным заговорщиком. Фамом Тринли? Эзр засмеялся при этой мысли. Бывают сны донельзя абсурдные; странно, что этот до сих пор оставил хорошее ощущение.
Он влез в одежду и вышел в коридор, передвигаясь обычными для невесомости толчками, подтягиваясь, отталкиваясь от стен на поворотах, уклоняясь от столкновений с идущими медленно или навстречу. Фам Тринли. Фам Нювен. Миллиард должен быть людей с именем Фам, и сотня флагманов с названием «Фам Нювен». Сведения из вчерашнего поиска в библиотеке медленно возвращались в сознание – те дурацкие мысли, которые он обдумывал как раз перед сном.
Но правда о капитане Парке не была сном. Подходя к рабочему залу, Эзр двигался уже медленнее.
Вплыв внутрь, он поздоровался еще от двери с Ханте Веном. Настроение было относительно спокойным. Он быстро узнал, что Рейнольт снова включила в сеть уцелевших фокусированных, и больше вспышек не было. На дальнем потолке Фам Тринли разглагольствовал о том, что вызвало разбегание и почему опасность уже миновала. Тот самый Фам Тринли, с которым Эзр имел дело по нескольку килосекунд каждого перекрытия Вахт с самого нападения. От этого и сон, и сеанс работы с библиотекой сразу стали тем, чем должны были быть – полным абсурдом.
Наверное, Тринли услышал, как он говорил с Ханте. Старый фанфарон повернулся и на мгновение взгляд его упал на Винжа. Он ничего не сказал, не кивнул, и даже если бы шпионы эмергентов глядели точно туда же, куда глядел Эзр, это ничего бы не изменило. Но для Эзра Винжа это мгновение растянулось в вечность. В этот момент исчез шут, которого звали Фам Тринли. Не было в его лице дурацкой надменности, а была одинокая спокойная властность и признание странного ночного разговора. Как-то оказалось, что это не было сном. Связь не была волшебством. А этот старик на самом деле Пропавший Принц Канберры.
