Глава 9
В начале февраля я получила приглашение. Оно было напечатано на толстой белоснежной бумаге с какими-то вензелями, великолепная двухцветная полиграфия, стилизация под викторианскую эпоху. Вся эта красота была вложена в запечатанный конверт, который принес курьер. Когда я взглянула на обратный адрес, то брови мои поползли вверх. А когда распечатала послание и прочла его, они – то есть брови – практически уехали на затылок.
Это было приглашение на обед «в семейном кругу» по поводу бракосочетания Валентина Евгеньевича Кричевского и Жанны Михайловны Кричевской, в девичестве Подарковой. Что ж, такое событие я не могла пропустить.
В назначенный день я вошла в знакомую квартиру. Меня встретила сияющая Жанна Подаркова… то есть теперь уже Кричевская.
– Женя! – ахнула сиротка и бросилась мне на шею, ничуть не заботясь о том, что может пострадать ее платье. Что ж, надо признать, что девушка осталась такой же простодушной и непосредственной, и жизнь в богатстве и роскоши ничуть ее не испортила.
Жанна была одета в стильное платье цвета молодой листвы, ничуть не напоминающее традиционный наряд невесты. Даже туфли на высоких каблуках не могли сделать девушку выше – она едва доставала мне до плеча. Нездоровая худоба и бледность исчезли, лицо сиротки лучилось здоровьем и свежестью, глаза сияли, светлые волосы были уложены в элегантную прическу. Впрочем, Жанна тут же по-детски непосредственно спросила меня:
– Жень, как я выгляжу, а? По-моему, слишком торжественно. Как будто меня накрахмалили. – И сирота прыснула в ладошку.
– По-моему, ты выглядишь отлично! – искренне заверила я невесту. – А где все?
– Ой, Галина Георгиевна у себя в комнате, а Светлана Сергеевна щас выйдет, – завертела головой Жанна. – А Валя… Да вот же он!
Юный принц, одетый в костюм от «Кантарелли», шел мне навстречу, протягивая руку. Рукопожатие Валентина оказалось неожиданно энергичным и сильным, да и сам молодой человек неуловимо изменился по сравнению с теми недалекими временами, когда я жила в этом доме в качестве телохранителя его бабушки. Теперь язык не поворачивался назвать Кричевского «мальчишкой». Ах да, Валентин ведь теперь глава семьи!
Жанна ухватила молодого мужа под ручку. Сияя улыбкой, девушка сообщила мне, как будто открывала великую тайну:
– Знаете, Женя, ведь мы с Валей поженились, представляете?
– Поздравляю! – сказала я и вручила новобрачным подарок – набор серебряных столовых приборов. С фантазией у меня туговато, и я понятия не имею, что принято дарить на свадьбу. Тем более людям, у которых и так есть все.
Жанна взвизгнула и повисла у меня на шее. Ее супруг поблагодарил меня вежливым кивком.
– Мы решили не устраивать торжества, – рассудительно сообщил мне Валентин. – Особенно после того, что случилось. Просто семейный обед в узком кругу.
– А поженились мы сегодня утром! Ни гостей, ни фаты, ничего… ну и ладно! – махнула ладошкой Жанна.
– Мы долго ждали, пока мама поправится, – пояснил Валентин.
– Да, и еще – когда Вале исполнится восемнадцать! – улыбнулась Жанна.
– И мы смогли наконец зарегистрировать брак, – важно кивнул Валя.
– А сегодня мы не стали звать никого из посторонних. Да, Валь? – Жанна прижалась к плечу супруга.
– Да, сегодня только свои. Мы пригласили вас, Евгения Максимовна, потому что вы не чужой нам человек. Особенно после того, что было… В общем, мы все вам жизнью обязаны и теперь считаем вас членом семьи Кричевских.
– Что ж, спасибо, очень приятно, – улыбнулась я. Эти дети, такие важные и трогательные в роли хозяев дома, вызывали у меня умиление.
Гораздо меньшее умиление вызывали у меня старшие Кричевские – мать и дочь. В этом деле осталось столько нераспутанных узлов, столько неразрешенных загадок… Но теперь меня это не касается. Семейные тайны Кричевских больше не имеют ко мне ни малейшего отношения.
Эта история для меня отошла в прошлое.
Мне пришлось полежать в больнице, но недолго. Мне починили сломанный нос, рана в плече совершенно зажила и меня почти не беспокоит. Светлана выплатила мне щедрое вознаграждение. Я взяла эти деньги без малейших угрызений совести. В конце концов, вся семья Кричевских и в самом деле обязана мне жизнью.
Я огляделась. Гостиная была полностью восстановлена – в том самом виде, в каком я впервые увидела ее, войдя в этот дом в ноябре прошлого года. Итальянские диваны манили свежей матовой кожей сидений. Зеркальные панели были отполированы до блеска. Стеклянная колонна возвышалась посреди гостиной в первозданном виде. Просто не верится, что здесь когда-то свистели пули и лилась кровь!
Вот на этом самом месте меня едва не прикончили – до сих пор помню, как пыталась выдернуть из пола нож, пригвоздивший мое плечо. Но сейчас натертый до блеска паркет сиял неповрежденной поверхностью, и от недавнего кошмара трехмесячной давности не осталось и следа.
Ах, нет! Я ошиблась. Следы остались, да еще какие. Вот сейчас я вижу оба.
Миловидная девушка вкатила в гостиную кресло на колесах, в котором восседала Галина Георгиевна. Старуха была одета в шелковое платье, колени ей прикрывал плед из шерсти альпаки. Руки Галины Георгиевны были мирно сложены на коленях. Палки, знаменитой палки, которой я была обязана жизнью, видно не было – отсюда я сделала вывод, что старуха с кресла не встает.
Галина Георгиевна не выглядела тяжелым инвалидом. Напротив, она производила впечатление ухоженной пожилой леди, которая просто присела передохнуть. Волосы дамы были выкрашены в черный цвет и уложены в высокую прическу. Черные глаза строго смотрели из-под тяжелых век.
– Здравствуйте, Евгения, – царственно кивнула мне старуха и тут же принялась бранить сиделку за то, что та как-то не так развернула ее кресло. Узнаю старую гвардию…
Сейчас старуха Кричевская выглядела куда лучше, чем в те времена, когда я ее охраняла. Что ж, кризис миновал, и в жизни Галины Георгиевны наступила спокойная полоса.
Я поразилась тому, сколь малый след оставила на этой даме случившаяся в этом доме трагедия – ранение дочери, гибель внезапно найденного сына…
Видимо, в словах Галины Георгиевны о необыкновенной стойкости вдовы офицера и вправду что-то было.
Куда дороже вся эта история обошлась Светлане. Бизнесвумен вошла в гостиную без посторонней помощи, но слегка хромая. Теперь на палку опиралась уже она. Я скосила глаза – нет, это была совсем другая трость, изящная, современная, похожая на элегантный аксессуар. Короткие волосы Кричевской, еще не отросшие после ранения и операции, позволяли видеть шрам, оставленный пулей ее брата.
И снова я задала себе вопрос – а знает ли Светлана о том, что Влад Швецов приходился ей братом? И вообще, разговаривали ли обитатели этого дома между собой откровенно о том, что случилось на самом деле? А если да, то как им удается сохранять равновесие?
Но я совершенно не собиралась срывать маски, докапываться до истины и выносить на свет божий чьи-либо мрачные тайны. Извините, ребята, мне больше нет до этого никакого дела.
– Здравствуйте, Женя! – просияла при виде меня улыбкой Светлана. – До чего же я рада вас видеть! Мы ведь еще ни разу не общались с тех пор, как вы навещали меня в больнице!
Да, верно. Когда Кричевская вышла из комы, я, наскоро разобравшись с собственными проблемами, сбежала из больницы и явилась к Светлане. Но та была очень слаба после операции, реальность воспринимала смутно, и говорить с ней о чем-либо серьезном было бессмысленно. Я сказала себе, что обязательно увижусь с женщиной еще раз – просто чтобы рассказать о том, что произошло в ее доме.
Но оказалось, что Светлана вовсе не горит желанием встретиться со мной. После пары вежливых разговоров по телефону, из которых явственно следовало – Кричевская больше не нуждается в моих услугах и не желает ничего вспоминать, – я оставила попытки увидеться со Светланой. А щедрое денежное вознаграждение слегка позолотило эту горькую пилюлю. Что ж, я признавала за женщиной право оставаться в неведении – или делать вид, что она ни о чем не подозревает. В конце концов, Светлане действительно довелось многое пережить, а испытания, выпавшие на ее долю, были особенно тяжелы…
Так что сейчас я мило улыбнулась Кричевской и поздравила с бракосочетанием сына. На лицо женщины набежала тучка:
– Они еще так молоды! Совершеннейшие дети! – вздохнула Светлана. – Но Валентин вообразил, что он теперь глава семьи, и спорить с ним стало невозможно.
Я высказала мнение, что юноша изменился в лучшую сторону.
– Да, он такой серьезный, такой важный! – улыбнулась гордая мать. – И даже провел несколько сделок самостоятельно. Кстати, весьма успешно… Он даже ухитрился найти общий язык с управляющими магазинами, и за то время, пока я была в больнице, выручка даже увеличилась, представляете?
Так, похоже, прощай, философский факультет…
Я вежливо кивнула, демонстрируя восхищение деловыми талантами Вали.
Тут нас пригласили к столу. Галину Георгиевну на второй этаж вкатили по специально для нее проложенному пандусу. Светлана поднялась сама, отказавшись от помощи сына. Тогда Валентин предложил руку Жанне и повел новобрачную в столовую.
Стол сервировали на пять персон. Блюда были выше всяческих похвал. Холодные закуски, настоящий черепаховый суп, какое-то суфле, рыба… Покушать я люблю, и нет более простого способа привести меня в хорошее расположение духа, чем отличная кормежка. Так что к тому моменту, когда подали кофе, я пребывала в благодушном настроении и оглядывала сидящих за столом Кричевских, удивляясь тому, какие они симпатичные люди. А три фужера шампанского за здоровье новобрачных довершили дело.
Кофе нам подала сама Людочка. Даже ее мне приятно было видеть. Кстати, я заметила, что Жанна тайком продемонстрировала домработнице оттопыренный большой палец, признавая, что обед выше всяческих похвал. Людочка зарделась, как девушка. Ого! Значит, это Жанна ведет хозяйство в доме.
Светлана заметила эту пантомиму и вздохнула:
– Да, Женя, в нашем доме многое изменилось. Теперь всем тут заправляет Жанночка. Следует признать, – с некоторым удивлением сообщила мне Кричевская, – у нее просто врожденный талант управленца. Могу сказать, что домом девочка управляет железной рукой. Очень практичная, строгая, слуги ее любят и слушаются… в общем, просто клад, а не девушка.
Сиротка потупила глаза и зарделась. Валентин с глупой счастливой улыбкой смотрел на юную супругу.
– Я хочу сказать тост. – Юноша вдруг вскочил и, держа на весу фужер, принялся говорить заранее отрепетированную речь. Он благодарил бабушку и мать, выражал удовольствие, что весь этот кошмар наконец-то закончился, и надежду, что в будущем всех присутствующих ждет ничем не омраченное счастье… Я слушала мальчишку, любовалась новобрачной – она снизу вверх взирала на мужа и даже рот приоткрыла от восхищения, – а сама думала о тех, кого нет за этим столом.
Интересно, где сейчас Евгений Больц? Почему он не присутствует на бракосочетании единственного сына? Неужели гастроли важнее?! Хотя не могу представить его здесь под ручку с японской Лолитой…
И наконец – Last but not least – за столом нет человека, которому мы все обязаны жизнью. Все – и я, и Валя, и Светлана, и Галина Георгиевна, и Жанна Подаркова. Я говорю о Павле Гордееве.
Но «ангел» был вне пределов досягаемости.
Гордеев все-таки сдержал слово. В конце декабря, когда я только что вышла из больницы и сидела дома, приходя в себя и восстанавливая форму, в телевизионных новостях мелькнул короткий сюжет – мужчина сорока семи лет покончил с собой, выбросился из окна девятиэтажки. Корреспондент упомянул, что самоубийца был грузчиком одного из сетевых магазинов. В тот же вечер я устроила небольшую попойку в честь Гордеева.
Закрылась у себя в комнате и выпила несколько рюмок, чокаясь с зеркалом. Мила отнеслась к этому с пониманием – тетя вообще старается не лезть в мои дела, особенно когда дело не касается замужества.
А я чокалась с зеркалом, смотрела на свое отражение и вспоминала Павла Гордеева. «Ангела» беззащитной сиротки. Человека, виновного по крайней мере в трех убийствах – если считать насильника из далекого прошлого Жанны, бедного Игорька и Влада Швецова. Человека, которому я обязана жизнью. Человека, которого выучили служить и защищать… а когда война кончилась, он так и не смог остановиться… Как я.
Тут я прислушалась к тому, что говорят за столом. Обсуждали новость – Евгений Больц собирался жениться на своей японке. Почему-то эта новость вызвала у Светланы безудержный смех.
– Так ему и надо, пусть весь мир теперь над ним потешается! – веселилась Кричевская.
– Да ладно тебе, мам! – великодушно махнул рукой Валя. – По-моему, они отличная пара. Окими очень милая и папу любит. Следит, чтобы он правильно питался и все такое… А папа на нее смотрит влюбленными глазами. Я виделся с ними перед их отъездом в Австралию, – пояснил юноша в ответ на мой недоумевающий взгляд.
– Сейчас у Евгения Михайловича очень плотный гастрольный график, – деловито сообщила Жанна. – Но в апреле у него будет перерыв, и на это время он пригласил нас с Валей к себе в Калифорнию. Обязательно поедем! Вот здорово будет, правда? – И Жанна прижалась к плечу мужа.
Я вежливо участвовала в разговоре, восхищалась, спорила, поддакивала – но мысли мои были заняты совсем другим, а взгляд невольно останавливался на лицах Галины Георгиевны и Светланы. Неужели это все? Хеппи-энд?
Мать и дочь иногда переглядывались, как сообщники. Они напоминали преступников – таких я повидала предостаточно, – в которых борются противоречивые желания. Чтобы кто-то узнал о том, как ловко они провернули это дельце и восхитился этим. Чтобы никто никогда не докопался до правды. Чтобы кто-то наконец остановил их…
Но я сидела смирно. В этом доме я гость. Если кто-то хочет разбудить спящую собаку, пожалуйста. Но не я…
Инициативу, как всегда, взяла на себя Светлана. Когда обед закончился, десерт был съеден, а все тосты сказаны и подошло время прощаться, Кричевская неожиданно заявила:
– Дети, нам с Евгенией нужно поговорить о чем-то важном.
Валя удивленно посмотрел на мать.
– Мам, я уже взрослый, ты не забыла? – насмешливо вскинул брови юный принц. – Мне что, уйти в свою комнату и поиграть в машинки, пока взрослые будут вести важные разговоры?
Светлана взглянула на сына. Лицо ее заливала нехорошая желтоватая бледность. Женщина сжала челюсти, справляясь с гневом, потом ровным голосом произнесла:
– Валентин, это не обсуждается. Речь пойдет о вещах, которые тебе не положено знать.
– Но, мама! – возмутился юноша.
Неожиданно на помощь дочери пришла Галина Георгиевна:
– Валечка, для тебя же будет лучше, если ты послушаешься мамочку. Поверь мне. Это все для твоего же блага…
Валентин растерянно переводил взгляд с бабушки на мать. Тут вперед выступила Жанна. Она ухватила супруга под руку и, солнечно улыбаясь, поддержала обеих женщин:
– Если так будет лучше для тебя… Пойдем, Валя.
Я восхитилась девочкой. Жанна понятия не имела, о чем идет речь, но инстинктивно поняла, что это знание грозит опасностью ее юному супругу, и готова сделать все, чтобы сохранить Валентину душевное равновесие. Против трех женщин Валя устоять не смог. Растерянно моргая, он позволил Жанне увести себя.
Я была этому рада – на мой взгляд, для юноши будет лучше кое-чего не знать. Иначе знание разрушит его жизнь. А она только начинается…
Когда новобрачные скрылись, Галина Георгиевна отпустила свою помощницу и заявила:
– Евгения довезет меня, куда нужно. Правда, Женя?
Я заверила, что это меня ничуть не затруднит. Кресло старухи катилось легко. Мы спустились на первый этаж и устроились в гостиной – той самой комнате, где все началось. Светлана отпустила всю прислугу, так что нашему разговору никто не мешал, и оттягивать дальше было бессмысленно. Мать и дочь видимо нервничали. Галина Георгиевна комкала платок, Светлана кусала губы. Взглянув на их бледные лица, я сказала:
– Вообще-то, это совершенно не обязательно. Я могу встать и уйти прямо сейчас. Никто ничего не узнает – я всегда храню тайны тех, на кого работала.
Мать и дочь переглянулись. Потом старуха медленно отрицательно покачала головой.
– Вы, Евгения, наверное, думаете, что я чудовище, – низким голосом произнесла Галина Георгиевна.
– Ну что вы! – вежливо сказала я.
Старуха мрачно усмехнулась:
– Не спорьте. Вы смотрите на нас и не можете понять, как мы можем с этим жить – так, как будто ничего не было. Вы думаете, что я собственными руками толкнула моего сына в постель к моей дочери. Причем все это происходило на моих глазах в течение двух лет. Вы уверены, что я терпела это ради наследства Светланы. То есть я не только потворствовала кровосмешению, но еще и алчная сверх меры.
Честно говоря, именно так я и думала. Но промолчала.
– Я хочу прояснить ситуацию. Оправдаться в ваших глазах… хотя вы всего лишь наемный работник, обслуживающий персонал, – на мгновение из-под трагической маски проглянула прежняя Галина Георгиевна. – На самом деле я хочу оправдаться не только перед вами, сколько перед Светланой. Ну, и перед самой собой.
– Светлана вам не дочь! – внезапно сообразила я.
– Откуда вы знаете? – напряглась старуха. – Кто вам сказал?!
– Никто! – Я пожала плечами. – Просто я вспомнила, как вы однажды упрекнули Светлану, дескать, она вас не слушалась «еще подростком». Меня еще тогда зацепила эта фраза. Любая мать на вашем месте сказала бы «еще ребенком». А ваша фраза означала, что детство Светланы прошло без вашего участия.
– Меня взяли из детдома, когда мне было десять лет, – кивнула Светлана. – Разумеется, я прекрасно все помню.
– Поэтому вы были так настроены против Жанны?
Светлана горько усмехнулась:
– Какая ирония судьбы! Я просто не могла вынести мысли, что мой мальчик из всех девушек мира выбрал интернатскую.
– Ну, вам же это в жизни не помешало? – улыбнулась я. – Скорее, помогло. У вас стальной характер, и именно этой закалке вы обязаны своим успехом в жизни, разве не так?
– Не так, – зло усмехнулась Кричевская. – Своим успехом я обязана тому, что мне приходилось всю жизнь, каждый день, с самого детства и до сегодняшнего дня, доказывать моим приемным родителям, что я чего-то стою. Что они не прогадали, когда из всех детишек выбрали именно меня.
Светлана посмотрела на мать и тихо закончила:
– Не уверена, что мне это удалось…
Галина Георгиевна поджала тонкие губы. Но покаянный формат мероприятия не допускал старых обид, и старухе пришлось раскрыть карты:
– Светлана, я честно старалась тебя полюбить. Прости, что не смогла. Ты умная, сильная, волевая женщина… Но к тому моменту, как мы взяли тебя из этого детдома, у меня уже был ребенок.
История, которую изложила нам Галина Георгиевна, была проста и банальна. В далеком тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году Галя Ложкина приехала в Тарасов поступать в музыкальное училище. Девушку закружила городская веселая жизнь, и вскоре деревенская дуреха уже ревела на приеме у гинеколога – Галя была беременна. Ревела Галя по трем причинам. Первая – сероглазый Вова, злодей-обольститель, растворился на просторах необъятного Советского Союза и совершенно не желал обременять себя потомством. Вторая причина была банальна – вернуться в родную деревню с позором и, как тогда говорили, «довеском» Галя не могла. Честолюбивая девушка, покидая дом, произнесла прочувствованную речь на тему «Как я рада, что больше не увижу всего этого навоза». Конечно, после этого вернуться было немыслимо – односельчане и бывшие подруги задразнят насмешками.
Третья причина была самая основательная – на танцах Галя познакомилась с Серегой Кричевским, молодым лейтенантом. Упускать такой многообещающий кадр было нельзя ни в коем случае. Но с чужим младенцем стройный лейтенант никак не сочетался, как Галя ни крутила.
Решать проблему медицинским способом было уже поздно. Помогло Галине одно обстоятельство – лейтенанта отправляли на полгода на Дальний Восток. Галя Ложкина проводила Сережу на вокзал, обливаясь слезами, расцеловала на прощание и обещала писать.
Переписывались они ровно полгода. Потом Галя родила здорового сероглазого мальчишку и немедленно написала отказ. Так что, когда лейтенант вскоре приехал и сделал Гале предложение, ничто не мешало их счастью. Ну, почти ничто.
– Он дурак оказался, и скупой вдобавок, – мрачно сообщила мне Галина Георгиевна. – Я-то думала, что он карьеру сделает, наверх выбьется. А он с начальством поладить не мог. И мы всю жизнь по дальним гарнизонам мотались. Ни дома своего, ни детей. По задворкам страны таскались – то жара несусветная, то холод до костей.
– Он был тихий и неконфликтный человек, – пояснила Светлана. – Больше всего на свете любил рыбалку. Стрелял отлично. И больше его ничего не интересовало.
– Тюфяк! – выдала эпитафию покойному супругу старуха. – Да еще девчонку заставил взять из детдома. Своих детей у нас не было…
– Почему же вы не рассказали ему о сыне? – полюбопытствовала я.
– А я рассказала! – с тихой ненавистью улыбнулась Кричевская. – Только он ничего слышать о моем мальчике не хотел. Сказал: «Твой пащенок в моем доме жить не будет». Вот так вот! И взял из детдома девчонку.
Галина Георгиевна покосилась на Светлану.
– И поэтому всякий раз, на нее глядя, я вспоминала о том, что где-то там мой сын, всего на год старше, и некому о нем позаботиться.
– Спасибо вам за правду, мама, – усмехнулась Светлана. – А я-то все не могла понять, какой во мне изъян, что вы так меня не любите…
– Когда Сережа наконец умер, – безжалостно продолжала старуха, – я разыскала Владика. Не буду рассказывать, каких усилий мне это стоило. Но было уже поздно. Он был совершенно взрослый чужой человек. Какое-то время мы переписывались. Потом он завербовался в армию. И мы потеряли друг друга из виду.
Мы со Светланой затаили дыхание в ожидании продолжения.
– Два года назад на пороге появился красивый мужчина. – Галина Георгиевна вдруг замолчала.
– Его прислало агентство, – пояснила Светлана. – Я как раз выгнала Эльдара и искала нового охранника. Так он и попал в наш дом.
– Я не знала, что это именно мой Владик! – Старуха прижала руки к груди. – Я понятия не имела, как он выглядит! Когда он мне признался, кто он такой и ради чего проник в наш дом, мне показалось, что на меня небо рухнуло…
– И что же, он сразу вам сообщил, что намерен прикончить свою приемную сестру? – поинтересовалась я.
– Разумеется, нет! – возмутилась старуха. – Что я, по-вашему, дура полная, что ли?! Он действовал потихоньку, постепенно. Сначала признался мне, кто он такой. Я была рада, что мой мальчик теперь рядом со мной, под присмотром. А то, что он развлекался со Светланой… Ну и что? Он здоровый мужчина, ему же нужно… они даже не родня!
– Я догадываюсь, когда он выложил вам свои истинные далеко идущие планы, – сообразила я. – Это было в тот день, когда я ездила к Жанне, а Светлана следила за мной.
– Да. Все верно. Он рассказал, что хочет устранить Светлану. Так и сказал – «устранить». Заявил, что я перед ним в долгу. Что я как мать должна ему помогать.
Светлана во все глаза смотрела на старуху.
– Я сопротивлялась… но в конце концов согласилась, – призналась Кричевская. Подняла голову и наткнулась на наши взгляды.
– А что мне оставалось? – заорала старая дама. – Он казался таким… родным. А Светлана – чужая кровь. Я ведь действительно перед ним виновата. Он скитался по детдомам, его там били… Потом ушел в армию, дальше служил по контракту, потому что больше ничего делать не умел. Его тяжело ранили, и тогда он решил, что хватит. Пора ему пожить на покое. И получить свою долю наследства.
– Какого наследства, мама?! – взвыла Светлана. – Каждая копейка заработана вот этими руками!
– Я догадываюсь, в какой момент вы согласились, – медленно проговорила я. – После покушения на вашу жизнь, верно?
Старуха кивнула:
– Влад устроил эту погоню со стрельбой, чтобы напугать меня. «Сделать более сговорчивой» – так он сказал. Он не собирался меня убивать всерьез, только припугнуть хотел…
Я вспомнила простреленную голову водителя Вовочки. Да, напугал, признаю…
– Кстати, – оживилась Галина Георгиевна, и мы со Светланой одновременно вздрогнули, – мой шофер – тот самый, которого застрелили… в общем, это был отец Владика.
У Светланы начался истерический припадок. Она рыдала, хохотала, заламывала руки… Галина Георгиевна с неодобрением смотрела на приемную дочь. Ну конечно, дочери офицеров такого себе позволять не должны… Прошло довольно много времени, пока мне удалось привести женщину в чувство.
– Мама, еще одна семейная тайна – и я просто не выдержу! – призналась Светлана, утирая бледное лицо мокрым платком. – Это все? Или у вас еще есть сюрпризы для меня?
– Все, – поджала губы старуха.
– То есть вы были сообщницей Влада до тех пор, пока опасность не стала угрожать вашему обожаемому внуку, – подвела я итог. – И вот тогда вы заволновались. Стали просить меня «спасти Валечку»…
– Я ведь прекрасно помню, как он в меня стрелял, – покачала головой Светлана. – Это последнее, что я помню. Валька пальнул в него, но, само собой, не попал. Бросил пистолет и пустился бежать. А Влад вдруг поднял папин «макаров», обернулся ко мне… Я поняла, что он сейчас меня убьет, схватила его за руку и стала вырывать оружие. Пока мы боролись, «макаров» неожиданно выстрелил. Я увидела кровь на руке Влада и отпустила его. Я думала, что все закончилось. А он выстрелил мне в голову…
Лицо Светланы исказилось от ярости:
– Он хотел меня убить! А повесить это убийство собирался на моего сына! А вы, мама, ему в этом помогали!
– Я не знала, что все так будет! – заломила руки старуха. Она с опаской поглядывала на дочь. Да, от Светланы можно ожидать чего угодно…
– Я об одном жалею, – светло улыбаясь, сказала бизнес-леди. – Что к тому моменту, когда я вышла из комы, этот подонок был уже мертв. Я бы уничтожила его своими руками – и с большим удовольствием, мама!
– А ты? – вдруг ощетинилась Галина Георгиевна. – Ты сама лучше, что ли? Думаешь, я не знаю, что это ты убила Аркашу?! Думала, все шито-крыто, да?
Светлана побелела. Женщина откинулась в кресле и судорожно вцепилась в подлокотники.
– О чем вы, мама? Аркашку убил Влад!
– Ну, не сам же он до этого додумался! – торжествующе посмотрела на дочь старуха. – Он сделал это по твоему приказу.
– Мама, молчите! – взвыла бизнесвумен. – Вы ничего не знаете! Я не давала такого приказа! Влад сделал это по собственной инициативе! Придурок! – вдруг злобно добавила Кричевская.
– Не смей оскорблять память моего покойного сына! – взревела Галина Георгиевна.
– А что не так? Придурок он и был! – огрызнулась Светлана. – Ничего нельзя было поручить… раз уж он решил устранить Аркадия, надо было нормально делать! А он его придушил удавкой и решил, что дело в шляпе! Умник, блин!
– Но Аркадий был еще жив, – высказала я догадку. – Он даже успел нацарапать записку, кого следует винить в его смерти. Ведь он знал, что Влад – ваш охранник, и предположить не мог, что тот действует по собственной воле, а не по вашему приказу.
– Этот болван притащился ко мне – рапортовать, как он ловко все обстряпал! – произнесла Кричевская.
– Вы ведь в это время были на благотворительном балу, верно? – сообразила я. – У вас было отличное алиби. Как вы изящно выразились, железобетонное. Но разъясните мне одну вещь…
Светлана непонимающе смотрела на меня.
– Как вы оказались на месте преступления? Ведь вы были там, я своими глазами видела пятнышко крови на ваших брюках. Получается, контрольный выстрел был сделан при вас…
Светлана закусила губу. Потом тряхнула головой:
– Да, верно. Этот идиот приехал похвалиться, как ловко он убрал с дороги моего врага. Как будто Аркашку нужно было убивать!
– Ну конечно, вы не собирались пачкать свои руки, – усмехнулась я. – Вы же сами признались – надо было только подождать. Вы разорили вашего бывшего компаньона, раздели до нитки, перевели на себя все его контакты и связи – и бросили. Оставалось только подождать, пока кто-нибудь его прикончит. Но тут вылез Влад со своей инициативой…
Кричевская мрачно кивнула:
– Не знаю, что на него нашло. И вот этот кретин привозит меня на место убийства… Сначала я не хотела ехать, отбивалась… но потом сообразила, что Владик невеликого ума мужчина и мог где-нибудь напортачить. Оставить следы на месте убийства и тому подобное.
– И вы поехали убедиться, что все в порядке?
Светлана тоскливо уставилась на свои руки.
– Я поехала попрощаться с Аркашкой. Все-таки он столько лет был моим партнером…
– Приехав на место, вы обнаружили, что Момзер жив.
– Да, это был такой ужас… Влад перевернул труп, чтобы продемонстрировать мне качественную работу… и вдруг труп открывает глаза и хрипит: «Света, за что?!»
– После этого вы отдали Владу приказ добить Аркадия, – поняла я.
– А что мне оставалось делать? – ощерилась Кричевская. – Сначала у меня мелькнула мысль вызвать «Скорую»… Но Аркашка ни за что на свете не поверил бы, будто я не причастна к этому! И тогда Влад выстрелил ему в голову. Он собирался отвезти меня домой и вернуться – перепрятать тело… Но какие-то кретинские лыжники обнаружили его раньше, чем он успел это сделать.
Галина Георгиевна с непонятным выражением смотрела на дочь. Потом старуха важно покачала головой:
– Да, Светлана, признаю – я совершенно тебя не знала! И в кого ты только такая?!
Пока Светлана хватала ртом воздух, пытаясь найти слова для ответа матери, я предложила:
– А хотите, я вам расскажу, почему Влад решился на такую глупость, как убийство Момзера?
Мать и дочь уставились на меня. Я продолжала:
– Причина этого – мое появление в доме. Вы, Светлана Сергеевна, наняли меня якобы ради защиты вашей матери. На самом деле Галина Георгиевна ни в какой охране не нуждалась. Вы совершенно не боялись Момзера и не ждали угрозы с его стороны. Он был сломленным человеком и никогда не причинил бы вреда вашей семье. Он еще помнил времена, когда Галина Георгиевна кормила его пельменями и ушивала спадающие брюки. Но вашей маме было скучно, и она действовала вам на нервы. Тогда вы навели обо мне справки, выяснили, что я дочь офицера – эта информация есть у меня на сайте, – и поняли, что я подходящая игрушка для Галины Георгиевны. Так и получилось.
Поэтому, когда произошло покушение на Галину Георгиевну, вы не знали, что и думать. Получалось, кто-то в этом городе действительно желает вам зла, раз напал на вашу старушку мать?
А ваша паника при известии о приезде Валентина была вызвана ревностью – вы не хотели, чтобы мальчик встретился с отцом. Вы до сих пор ненавидите Больца, не можете его простить, и вам неприятно, что Евгений общается с Валей.
– Вот это вас совершенно не касается! – отчеканила Светлана.
– Да. Вы правы. Не касается. Но смерть Момзера спровоцировала мое появление в вашем доме, поэтому я считаю, что часть отвественности падает и на меня тоже.
– При чем тут вы? – скривилась бизнесвумен.
– А при том. Влад Швецов задумал устранить вас с дороги. И вашего сына, кстати, тоже. Ему нужно было спешить – мальчишку следовало убрать до тех пор, пока он несовершеннолетний. Если бы Валя остался жив, он унаследовал бы все ваше имущество. А ведь Влад Швецов и Валентин Кричевский не родня. После него никакое наследство Владу не светило. Мальчик должен был исчезнуть. И тут в доме появляюсь я – телохранитель-профи. Естественно, Швецов не мог допустить, чтобы я ошивалась поблизости. А вдруг я что-нибудь замечу и все пойму? Поэтому он собирался ускорить события – устроил покушение на мать. Он хотел напугать Галину Георгиевну, сделать ее более сговорчивой… а заодно устранить меня. Это я должна была погибнуть в тот день, а вовсе не бедный Вова… который вдобавок оказался отцом Влада…
Семейные тайны Кричевских сидели у меня в печенках, поэтому я поскорее закончила:
– Но меня не так-то легко убить. Именно поэтому Влад Швецов проиграл. Ну, есть еще одна причина, куда более основательная…
Галина Георгиевна не отрываясь смотрела на меня. Ее черные глаза были непроницаемы. Наконец старуха заговорила:
– И что же это за причина такая?
Я пожала плечами:
– Правда была не на его стороне.
– Что?! – переспросила Светлана.
– В Средние века существовало такое понятие, как суд Божий, – терпеливо пояснила я. – Право решить, кто прав, предоставляли случаю. Считалось, побеждает тот, на чьей стороне правда. Даже слабейший противник выигрывал поединок, если был прав. Решение Божьего суда не оспаривалось и считалось окончательным. Именно это и случилось с вашим сыном, Галина Георгиевна. На его пути повстречался ангел. И все закончилось так, как закончилось.
Кричевские переглянулись:
– Что вы намерены делать, Евгения? – первой нарушила молчание Светлана.
Я усмехнулась:
– Ну, вот, наконец-то я слышу самый важный вопрос. Ведь именно из-за него вы затеяли эту исповедь, верно? Иначе какой смысл вам отчитываться за свои поступки перед наемным работником, да, Галина Георгиевна? Но вас беспокоило, что я слишком много знаю… Не волнуйтесь. Я ничего не планирую. Никуда не побегу и никому не расскажу о том, что узнала за время службы в вашем доме. Спите спокойно.
Галина Георгиевна тоскливо посмотрела на потолок. Ну, со своей совестью старухе предстоит договариваться самой.
Я встала.
– Спасибо за обед. Прощайте.
Светлана тоже встала. Женщина кусала губы, словно не решаясь произнести вслух то, что крутилось у нее на языке.
– Но дети… они же не виноваты… Они не должны ничего знать. Вы согласны? – наконец выговорила Кричевская. В голосе железной леди звучала мольба.
Я вежливо кивнула:
– Да, разумеется. Дети не должны ничего знать.
