65. Черный ход в настоящее
Фаба занимала один конец торгового центра, ближе к городу, «Суши-лавка» – противоположный, их разделяли три пустых магазина. Тот, что сразу за фабой, зачах, когда схлынула мода на пейнтбольных мини-роботов. В соседнем, пока он еще работал, наращивали ногти и волосы. Третий на памяти Флинн был закрыт всегда.
Бертон припарковал прокатную машину перед бывшим мини-пейнтболом. Серый полимер, которым витрины замазали изнутри, уже начал лупиться по углам.
– Теперь он наш, – сказал Бертон.
– Кто «он»?
– Вот. – Бертон указал прямо вперед.
– Арендовали?
– Купили.
– Кто купил?
– «Сольветра».
– «Сольветра» купила магазин?
– Торговый центр. Сегодня утром порешили.
– Кого порешили?
– Не кого, а что. Дело. Бумаги выправляют прямо сейчас.
Флинн не знала, что труднее вообразить: деньги, на которые можно приобрести торговый центр, или идиота, который на него польстится.
– А на фига?
– Мейкону надо где-то держать принтеры. Нам нужно место для работы. К Шайлен мы все не влезем. Она, кстати, толкнула свой бизнес «Сольветре».
– Чего?
– Глянула на тебя, на Мейкона, решила, ей тоже надо. А мы не можем вести дела из трейлера. Да и лучше, если вся веселуха будет подальше от мамы.
– Да, наверное, – сказала Флинн.
– У нас тут дроны в воздухе и еще на подходе, ими занимается Карлос. Главное, не будет этой петрушки, когда адвокаты из Клэнтона возят наличку мешками: в банк не положишь, налоги не заплатишь, отмывать – половину отдашь дяде. Все равно что деньги от лепил. Если мы в «Сольветре США», это наша зарплата. Зарплата и дивиденды.
– А чем занимается «Сольветра США»?
– Строительством и недвижкой. С сегодняшнего дня. У адвокатов готовы документы тебе на подпись.
– У каких еще адвокатов?
– У наших.
– Что за документы?
– Регистрация. Покупка торгового центра. Твой контракт как внешдира «Милагрос Сольветра США».
– Ну нафиг. Кто такой внешдир?
– Директор по внешним сношениям. Ты уже на должности. Только не подписала контракт.
– Кто сказал?
– Лондон. Мы с Тлен все обсудили, пока я был там.
– Допустим, я внешдир, а ты тогда кто?
– Гендир, – ответил Бертон.
– Знаешь, как глупо это звучит?
– Поговори с Тлен. Ты директор по внешним сношениям, вот и начинай сношать ей мозги.
– Пока это ты мне сношаешь мозги. Соглашаешься хрен знает на что от моего имени.
– Приходится реагировать быстро.
На пустую стоянку въехал «тарантул» и затормозил, пердя жареной курицей. Флинн глянула вниз и встретила широкую улыбку Коннера. Тот заглушил мотор.
– Во что его засунули? – спросил Бертон.
– Что-то среднее между балетным танцором и рубщиком мяса, – ответила Флинн под прищуренным взглядом Коннера. – Демонстратор боевых искусств.
– Спорю, ему понравилось.
– Даже слишком. – Флинн открыла дверцу.
Бертон вылез со своей стороны и обошел машину.
Коннер вывернул шею, чтобы видеть Флинн:
– Давай скорее туда, где есть все пальцы.
– Не забывай, кто тебя туда вытащил. Мой брат тут совсем охренел. Воображает, будто мы затеяли стартап и он – гендир. Не будь таким же.
– Пальцы, ноги-фигоги, мне ничего больше не надо. Привез катетер. В гермопакете в багажнике трайка.
– Ах как интересно, – сказала Флинн.
Бертон отстегивал Коннера от трайка.
– Дамы и господа, – произнес Мейкон, распахивая изнутри закрашенную серым стеклянную дверь, – наш североамериканский флагман рад приветствовать гостей.
На нем была строгая голубая рубашка с черным полосатым галстуком, застегнутая на все пуговицы и накрахмаленная, но не заправленная в драные джинсы.
– Солидно, – сказала Флинн, увидев за спиной Бертона Шайлен в темно-синей офисной юбке и таком же пиджаке. Даже копна волос выглядела деловой прической.
– Привет, Шайлен, – сказал Бертон.
Он нагнулся и взял Коннера на руки, словно неходячего десятилетнего ребенка. Коннер закинул левую – единственную – руку Бертону на шею. Судя по всему, привычным жестом.
– Привет, Коннер, ты как? – спросила Шайлен.
Флинн чувствовала в подруге какую-то перемену, хотя не могла бы сказать, что именно не так.
– Помаленьку. – Коннер подтянулся на согнутой руке и звонко чмокнул Бертона в щеку.
– А ведь я могу просто бросить этого ушлепка на асфальт, – проговорил Бертон, словно размышляя вслух.
– Уйдем с чужих глаз, – сказал Коннер.
Мейкон отступил с дороги. Бертон с Коннером на руках шагнул вперед, Флинн за ним, Шайлен вошла последней и закрыла дверь.
Просторное помещение ярко освещали светодиоды в прозрачных желтых проводах. На заляпанных краской гипсокартонных стенах четко выделялись места, где раньше были прилавки и перегородки. Кто-то уже пропилил сюда прямоугольную дыру из заднего помещения фабы и завесил ее с другой стороны синим полиэтиленом. На полу перед дырой лежали две новые электропилы.
Чуть дальше стояли три больничные койки с белыми матрасами в не до конца снятой пузырчатой пленке, три капельницы и штабель упаковочного пенопласта высотой с Флинн.
– Что это? – спросила она.
– Тлен продиктовала, я заказал, – ответил Мейкон.
– Я думала, ты лазарет открываешь, – заметила Флинн. – Для больницы что-то сильно говнецом припахивает.
– Сантехник уже выехал, все исправит, – сказала Шайлен. – Электрика в норме, мини-пейнтбольщики поставили розеток – хоть попой ешь. Буду помаленьку прибираться в перерывах между основными делами.
– Мы снова туда, верно? Койки для нас? – спросила Флинн.
– Коннер первый, – ответил Бертон, укладывая того на ближайшую.
– Только что закончил печатать ему новый телик, – сказал Мейкон. – Такой же, как у тебя, Флинн. Тлен считает, ему надо поскорее акклиматизироваться. Пока его перифераль упражняют с помощью облачного ИИ.
Флинн глянула на Мейкона:
– Ты уже во все въехал?
– Главная часть работы. По большей части все логично, но иногда упрешься в такое, что кажется невозможным или в корне неправильным. Тогда Тлен либо объясняет, либо говорит не брать в голову.
Флинн обернулась. Бертон разговаривал с Шайлен. Слов было не разобрать, но чувствовалось, что Шайлен уже не лезет на стенку, как раньше, стоило им оказаться рядом.
– Она продала фабу? – спросила Флинн.
– Да, – ответил Мейкон. – Не знаю за сколько, но, думаю, за много. Очень кстати, а то я в последнее время здорово замотался, а она тут как рыба в воде.
– Как она с Бертоном?
– Нормально.
– Был напряг. Еще день или два назад.
– Да, – согласился Мейкон. – Но при том она ухитрялась кормить себя и еще многих в городе за счет дела, которое было не «Мега», не лепка наркотиков и хотя бы отчасти не левое. В этом смысле, я бы сказал, она не изменилась. Просто стала сосредоточенной.
– Я не думала, что она когда-нибудь успокоится насчет Бертона.
– Что тут действительно меняется, – продолжал Мейкон, – так это экономика.
Флинн вспомнила, как они в старших классах изучали гражданское право. Мейкон тогда единственный понял про коллегию выборщиков. Сидел очень прямо и объяснял им всем. С таким же, как сейчас, выражением лица.
– В каком смысле? – спросила она.
– На макро– и микроуровне. На микроуровне Пиккет уже не самый богатый человек в округе. – Мейкон поднял брови. – А вот на макроуровне супержесть. Рынок взбесился, все стоят на ушах, Хома гудит, слухи ходят самые бредовые. И все с тех пор, как Бертон вернулся из Дэвисвилла. Это все устроили мы. Мы и они.
– Кто «они»?
Флинн вспомнила, как хорошо он соображал в математике, лучше всех, но после школы не смог пойти в колледж: надо было кормить семью. Мейкон, наверное, самый умный из ее знакомых, сколько бы ни прикидывался дурачком.
– Тлен сказала, кто-то еще оттуда сумел к нам проникнуть. Ты знала?
– Да, – кивнула Флинн. – Нанимают людей, чтобы нас убить.
– Угу. Тлен говорит, сейчас на рынке есть две разные аномальные пролиферации субсекундных экстремальных событий. Мы и они. Ты петришь в субсекундной финансовой фигне?
– Нет.
– На рынке действует уйма хищных трейдинговых алгоритмов. Они эволюционировали и научились охотиться стаями. У Тлен есть люди, которые заставляют эти стаи работать на «Сольветру» так, что хрен кто заметит. Но те, другие, у которых свой черный ход к нам, обладают такими же инструментами или очень похожими.
– И что это значит?
– Что-то вроде невидимой мировой войны, только в экономике. Пока, по крайней мере.
– Мейкон, душа моя! – крикнул с больничной кровати Коннер, обрамленный ореолом разорванной пузырчатой пленки. – Принеси раненому бойцу его катетер, пока какая-нибудь сволочь не сперла.
– А может, я просто сошел с ума, – сказал Мейкон, поворачиваясь к двери.
Флинн прошла в самый дальний угол, за койки и капельницы, и остановилась перед грязным зарешеченным окном. Углы были затянуты пыльной паутиной с мертвыми мухами и паучьими яйцами. Представила, как дети стреляют пейнтбольными шариками по маленьким роботам и танкам в большой песочнице, которая когда-то занимала всю центральную часть помещения. Такое чувство, что это было сто лет назад. Даже два дня казались огромным сроком. Флинн вообразила, как паучьи яйца проклевываются и оттуда лезут не пауки, а неведомо что.
– Хищные алгоритмы, – сказала она.
– Чего-чего? – переспросил Коннер.
– Понятия не имею.
