124. Патни
Жить с Рейни – все равно что поставить себе когнитивный имплант, только гораздо приятнее, думал Недертон, спуская ноги на пол и глядя на нее. Например, он раньше не знал, что у нее столько веснушек, что они по всему телу и вообще что он любит веснушки. Сейчас он прикрыл некоторые, самые любимые, краем одеяла и пошел чистить зубы.
Ее эмблема появилась раньше, чем он взялся за зубную щетку.
– Кофе, – сказала Рейни. Он слышал ее из спальни так же хорошо, как по телефону.
– Сейчас почищу зубы и включу кофеварку.
– Нет, – ответил она. – Там внизу есть настоящий итальянец, в поддельной газетной лавочке. Я хочу его эспрессо. – Слово «эспрессо» прозвучало совершенно порнографически. – С его пенкой.
– Позвони ему.
– Ты погубил мою карьеру. Из-за тебя я ушла с завидной государственной должности, а потом должна была спасаться от убийц, нанятых новозеландской тайной полицией. А теперь ты не можешь принести мне чашечку человеческого кофе? И круассан из магазинчика на другой стороне улицы.
– Ладно, – сказал Недертон. – Дай только зубы почищу. Я действительно спас тебя от даркнетовских киви, которые едва ли были правительственными агентами, и притащил сюда, под защиту британской тайной полиции. Если можно так выразиться.
– С пенкой, – сонно повторила она.
Чистя зубы, Недертон вспоминал, как Лоубир пришлось вытаскивать ее из Канады в Англию и как они оказались в койке – не впервые, но в первый раз (для него, по крайней мере) на трезвую голову. И как на следующее утро – самое неловкое из множества его неловких утр с женщинами – он сознался в своих чувствах к Флинн, или к ее периферали, или к обеим. Рейни тогда напомнила, что Флинн недавно стала его клиенткой и разве он еще не усвоил, чтó выходит из интрижек с клиентками? Но Флинн не Даэдра, возмутился он. Зато он, сказала Рейни, фантастический инфантил, если думает, будто его эротические проекции что-то значат в реальном мире. А потом снова затащила его в постель и принялась доказывать свою точку зрения другим способом, и тогда, кажется, он начал понемногу убеждаться в ее правоте. А скоро стало ясно, что Флинн выходит за шерифа Томми, и вот Недертон одевается в их общей с Рейни квартире, собираясь выйти на солнечную улицу в Сохо и радуясь, что планы превратить район в косплейную зону наподобие Чипсайда так и не реализовались.
Он выходил из булочной, когда появилась эмблема Мейкона.
– Если мы отправим твоего чувачка во Франкфурт, ты сможешь провести брифинг для немецких пиарщиков завтра утром, в десять по вашему времени?
– А где он сейчас?
– На взлетной полосе в Каире. Пери Флинн – та, что для Восточного полушария, – сейчас в Париже, так что, если она будет свободна, проведете брифинг вместе.
– Звучит заманчиво. Что-нибудь еще?
– Нет. Ты придешь в воскресенье на барбекю?
– Да, в «Полли».
– Чудной ты, Уилф. Говорят, ты своей девушке такой же добыл.
– Мы придем вместе.
– Если тебе охота фетишизировать узкополосное восприятие, – сказал Мейкон, – то дело твое.
– Если бы ты проводил здесь больше времени, – ответил Уилф, – ты бы начал ценить подобные вещи. Действуют успокаивающе.
– Где уж нам, дуракам, чай пить, – благодушно ответил Мейкон, и его эмблема исчезла.
Завтра в Патни, напомнил себе Недертон, заказывая два двойных эспрессо навынос. В два часа дня. Второе повторное посещение. Если будет хорошая погода, они с Рейни поедут на велосипедах. Вряд ли брифинг займет много времени.
Всегда приятно повидать Флинн.
