Как и большинство великих идей, понятие свободы имеет определенный уровень внутренней сложности. Мы уже знаем о существовании нескольких типов истины, разных видов благ или восприятий красоты. То же самое верно и для идеи свободы, которая существует в трех основных формах.

Первая — это свобода, присущая человеку от природы. Мы все обладаем ею с самого рождения. Она так же характерна для человеческого существа, как рациональное и образное мышление или связная речь. Соответственно, в данном случае мы можем говорить о естественной свободе, характеризуя таким образом способ ее приобретения.

Второй основной вид свободы ассоциируется у нас с мудростью и добродетелью. Только те люди, которые в течение своей жизни развили в себе определенные добродетели и мудрость, обладают такой свободой. Ее мы можем охарактеризовать как приобретенную свободу.

Третья основная форма свободы полностью зависит от благоприятных внешних обстоятельств. Степень обладания человека такой свободой может изменяться время от времени и от места к месту в зависимости от того, присутствуют ли в его жизни благоприятные или неблагоприятные обстоятельства. Ни одна из предыдущих форм свободы (естественная или приобретенная) не имеет разных градаций обладания. Третий вид мы будем называть относительной свободой.

Итак, мы описали все три формы с точки зрения разных способов обладания ими. Но в чем же заключается каждая из них?

Естественная представляет собой свободу воли и выбора, то есть возможность делать его по собственному желанию. Раз человек обладает подобной свободой, это означает, что его действия не в полной мере обусловлены инстинктами или влиянием внешних обстоятельств, как поведение других живых существ. Обладая врожденной свободой выбора, каждый человек может по своему усмотрению изменять и формировать собственный характер. Иными словами, мы свободны делать себя такими, какими мы хотим быть.

Приобретенная, или, как ее еще называют, моральная, свобода заключается в обладании волей, направляемой добродетелью к желательным и необходимым для человека благам. Мы уже знаем, что добродетель заключается в правильных желаниях, то есть в выборе того, что действительно необходимо человеку, в стремлении к реальным благам, которых человек должен желать. Правильным желаниям препятствуют страсти, вступающие в конфликт с нашими потребностями и соблазняющие нас на принятие неверных решений.

По мнению Спинозы, человек становится рабом своей «низменной природы», то есть страстей и желаний. Человеческая моральная свобода заключается в контроле разума над такими страстями, основанном на твердой морали и добродетели, которые приобретаются человеком в течение жизни и помогают ему делать правильный выбор.

Свобода желать или выбирать то, что должно, не может быть приобретена человеком, если тот не обладает присущим каждому человеческому существу свойством — свободной волей и правом выбора. Если человек не мог бы совершать осознанный выбор, он не нес бы моральной ответственности за собственные добродетельные поступки или, наоборот, за подчинение страстям, похоти или соблазнам. А если мы не отвечаем за свои действия, то каким образом можно оправдать то, что какие-то поступки мы осуждаем, а какие-то — оправдываем?

Наша относительная свобода заключается в возможности действовать по своему желанию, то есть поступать по своему усмотрению и на основе принятых решений для достижения собственного блага (вне зависимости от того, является ли наше суждение верным).

Такой свободой могут обладать люди разных моральных качеств. Свобода выбора собственной линии поведения или принятия решений о последовательности действий может быть как основанной на морали, так и полностью противоречащей любым добродетелям. В любом случае внешние обстоятельства будут либо допускать подобные действия, либо препятствовать им. Соответственно, человек будет или свободен, или зависим от внешних условий.

Наша внутренняя свобода дает нам право принимать решения и при необходимости изменять сделанный выбор. Относительная свобода действий в крайней степени своего проявления позволяет корректировать свою линию поведения. Благоприятные обстоятельства дают нам возможность не только реализовать собственный выбор, но и изменить его.

Человек в тюремной камере обладает относительной свободой оставаться в заключении, если в этом состоит его выбор, но решетки и кандалы препятствуют его передвижениям или другим действиям по его желанию. Тюремное заключение ограничивает свободу его действий, но не моральную свободу, то есть право делать то, что должно.

Этот невероятный на первый взгляд факт подтверждают два очень мудрых и добродетельных человека. Один из них, римский философ-стоик Эпиктет, говорил о себе как о свободном человеке, то есть о существе, обладающем моральной свободой, несмотря на то что он был рабом, закованным в цепи. А христианский философ Боэций воспевал личную моральную свободу, находясь в тюрьме в ожидании казни.

Животных можно лишить относительной свободы, а права выбора или моральной свободы они не имеют в принципе. Если заключить животное в клетку, то его действия будут ограничены и оно не сможет следовать своим инстинктам. Таким образом, свобода выбирать и поступать как должно не является обязательной предпосылкой для свободы действий.

Из трех основных форм лишь относительная свобода действовать по своему желанию может регулироваться справедливостью. Поступок, который человек хочет совершить, может нанести вред кому-то другому, нарушить справедливый закон или повредить интересам сообщества, в котором живет человек.

В том случае, если человек по собственному желанию реализует свою относительную свободу незаконным или несправедливым образом, вместо лексемы «свобода» мы используем понятие «вольность». Рассуждать иным образом или требовать неограниченной относительной свободы для каждого человека означает ратовать за анархию, а не за свободу, позволяющую человеку существовать в согласии с другими членами общества.

Для обозначения такой анархической свободы, характерной скорее для условий дикой природы, а не для общества, используется понятие автономии. Как следует из внутренней формы слова, автономия обозначает состояние, в котором желания человека составляют для него закон.

Автономией в этом смысле может обладать только самодержец — человек, не ограниченный в своей власти, не подчиняющийся никому, кроме самого себя, не следующий законам, составленными другими, и не признающий ничьей власти над своими действиями. Такой автономии также может добиться отшельник, живущий в полном уединении. Члены организованного общества не смогут выжить и добиться процветания без эффективного управления и законов, имеющих обязательную силу.

Учитывая, что ни один человек не в состоянии существовать абсолютно вне общества, пребывая в исключительно природном состоянии, которое гораздо точнее было бы назвать состоянием анархии, автономией в этом мире могут обладать только государства или их правители. К сожалению, мы знаем, какими могут быть последствия такой автономии, — это состояние холодной войны, противоположности мирного сосуществования даже в отсутствие военных действий.

Живя в организованных обществах под эффективным управлением и с обязательными для исполнения законами, которым они обязаны подчиняться для того, чтобы процветать, люди не обладают ни автономией, ни неограниченной свободой действий. Автономия несовместима с организованным обществом, а неограниченная свобода может его разрушить.

Именно по этой причине нельзя недооценивать различия между свободой и вольностью. Когда разница между ними понимается и признаётся, человек, который из-за справедливых ограничений не в состоянии делать то, что хочет, не чувствует потери личной свободы.

Понимание различий между свободой и вольностью, между анархической автономией и свободой действия в организованном, управляемом и правовом обществе приводит нас к определению четвертой формы как особого типа относительной свободы.

Хотя политическая свобода и предоставляется человеку только при благоприятных внешних обстоятельствах, она отличается от основной формы относительной свободы — действовать в соответствии со своими желаниями в рамках закона. Такую свободу человек получает, когда другие совершеннолетние и обладающие политическими правами граждане республики, управляемой конституционным правительством, уполномочивают его принимать участие в определении законов такого общества, которые устанавливаются всеми гражданами совместно, а не по единоличной воле правителя.

В данном случае человек обладает не автономией, но самоуправлением, то есть правом на участие в деятельности правительства. Граждане республики не являются самодержцами, но каждый, по словам Руссо, имеет свою долю в суверенном управлении. Аристотель определял конституционное правительство как форму правления, при которой все свободные и равные граждане по очереди управляют друг другом.

Рабы не обладают политической свободой. Хозяева имеют над ними тираническую власть и реализуют ее в собственных интересах, а не на пользу рабам. Точно так же политическая свобода отсутствует у подданных абсолютного монарха. Даже в том случае, если деспот, стоящий у власти в таком обществе, благосклонен к нему и некоторые его решения действительно принимаются в интересах общества, его подданные занимают в государстве такое же место, как в семье — малые дети. Они не имеют права голоса в свою защиту и не участвуют в принятии решений, определяющих их собственную жизнь. В конституционной республике люди, не имеющие избирательного права, также могут рассматриваться как подданные государства, а не как полноценные граждане, поскольку у них отсутствует политическое право на свободное выражение своей воли.

Наличие или отсутствие права голоса представляет собой условия, в соответствии с которыми люди либо получают, либо не получают политическую свободу. Для основного типа относительной свободы, при которой человек имеет право действовать по своему усмотрению в установленных рамках, такие благоприятные или неблагоприятные условия приобретают иные формы.

Неблагоприятными условиями являются принуждение, ограничение или давление. Человек не может действовать по своему усмотрению, если его действия ограничены применением силы или если его физически принуждают к осуществлению других действий.

Давление представляет собой угрозу физического принуждения или ограничения. Человек, который действует против своей воли под дулом пистолета, реагирует только на угрозу, но при этом достигается тот же эффект, к которому привело бы и физическое принуждение. Давление может принимать и другие формы. Человек, который идет наперекор своим потребностям, чтобы избежать нежелательных последствий, тоже действует под давлением.

Благоприятные условия дают человеку возможность и средства для реализации своих желаний. Например, если я захочу поужинать в ресторане отеля «Ритц», то достаточное финансовое благосостояние позволит мне удовлетворить это желание. Человек, не обладающий такими средствами, не сможет его реализовать. Точно так же в прошлом бедняки даже при желании не могли поступить в школу или университет, если им не удавалось получить стипендию или дотацию.

Относительная свобода делать то, что хочется, в установленных законом рамках в данном случае может рассматриваться как свобода от принуждения, ограничения или давления, возможность действовать по своему усмотрению и в соответствии с благоприятными обстоятельствами. Тем не менее, если человек обладает относительной свободой, это не означает, что его действия не регулируются предписаниями законодательства.

Джон Стюарт Милль ошибался, полагая, что сфера условной свободы не регулируется законом и что чем больше ограничений государственный строй налагает на наши действия, тем меньшей свободой мы обладаем. Томас Джефферсон тоже был не прав, заявляя, что чем меньше государственные структуры управляют страной, тем лучше, то есть свободнее живут ее граждане.

Британский философ Джон Локк имел куда более здравый взгляд на этот вопрос. Прежде всего значительная часть нашей деятельности не регулируется и не может регулироваться законами, какими бы подробными они ни были. В данном случае имеется в виду не только гражданское право, то есть государственный закон, но и моральные законы. Многие наши действия морально нейтральны, то есть не поощряются и не запрещаются нравственными устоями. В этой области, где, по словам Локка, «закон не повелевает», мы можем делать все, что хотим, по собственному усмотрению.

Но даже в том случае, если какие-либо действия подпадают под предписания гражданских или нравственных законов, добродетельный человек все равно будет в состоянии удовлетворить свои желания, так как он хочет того, что должно. Правильная линия поведения и справедливые законы указывают нам, какие действия необходимо совершать, и запрещают то, что делать не следует.

Достойный и добродетельный человек — это тот, кто имеет моральную свободу выбирать то, что должно, и свободно выполняет все предписания закона, а также воздерживается от того, что закон запрещает. Такой человек не страдает от установленных законом ограничений и не действует под давлением законодательных норм.

Аристотель говорил, что добродетельный человек добровольно делает то, что преступник выполняет только из-за страха перед законом — то есть перед силой принуждения и наказания, которое может последовать за нарушение директивных предписаний. Тем не менее преступник, который воздерживается от совершения нарушения, не страдает от ограничения своей свободы. Если то, что он собирался сделать, является незаконным и несправедливым, то он в любом случае не должен был бы совершать подобный поступок, вне зависимости от того, запрещен ли он законодательно. В данном случае его лишают вольности, а не права свободы.

Это утверждение приводит нас к следующему этапу рассуждений о связи закона и свободы. Справедливые законы или нравственные устои не просто не отбирают у нас свободу. Государственное право, основанное на справедливости, применяет силу принуждения и разнообразные ограничения, чтобы помешать другим людям нарушить нашу свободу незаконными путями. Если в обществе отсутствует справедливый закон или если государственное законодательство неэффективно, то его граждане страдают от ущемления своей свободы.

Применение справедливого законодательства расширяет свободу каждого члена общества. Совсем иную ситуацию можно наблюдать в деспотиях и тираниях, где на смену справедливости приходит право силы. Граждане таких государств по принуждению или под давлением вынуждены действовать вопреки своим желаниям или моральным требованиям, и их свобода существенно ограничивается. В данном случае мы можем говорить об утрате свободы, а не вольности.

Расширение нашей условной свободы действовать так, как нам хочется, является огромным и реальным благом, которое люди приобретают только в рамках успешно применяющихся и справедливых законов. Это благо подкрепляется действиями справедливого правительства, которое наделяет своих граждан политической свободой и позволяет им осуществлять самоуправление посредством своего права голоса.

Мы увидели, что добродетельный человек не утрачивает свою свободу, если соблюдает справедливые законы. Также можно сказать, что гражданин, реализующий свое право голоса и оказывающийся в меньшинстве по какому-либо вопросу, не теряет возможности самоуправления или своей политической свободы.

Конституция, согласие с которой гражданин подтверждает, реализуя свое право голоса, предусматривает принятие решений большинством голосов. Действуя в соответствии с этим принципом, гражданин также заранее соглашается с результатом такого голосования, вне зависимости от того, окажется ли он среди большинства или в меньшинстве, на котором подобное решение может сказаться негативно.

Гражданину может не нравиться закон или политика, принятая или введенная большинством голосов, а ее соблюдение может идти вразрез с его желаниями. Тем не менее, подчиняясь такой политике, гражданин не теряет своей политической свободы. Если закон или политика являются справедливыми, то они не могут ограничивать свободы человека, даже если они расходятся с его суждениями или не соответствуют его желаниям.