В качестве реакции на радикальный скептицизм, который рассматривает истину как нечто субъективное и полностью зависящее от выбора человека, мы при обсуждении этой идеи все-таки выделили два аспекта: объективный — когда истина универсальна и неизменна; и субъективный — когда правда полностью зависит от характера личности, ее проповедующей, и от определенного момента времени.

Кроме того, мы провели границу между сферами истины и вкуса. В первом случае возможен компромисс, который обычно достигается при помощи разумных аргументов; во втором случае все мнения слишком индивидуальны, но к этому нужно относиться терпимо, поскольку бессмысленно дискутировать по поводу оценочных суждений.

При обсуждении идеи блага мы выяснили, что философы-скептики рассматривают его как понятие полностью субъективное и зависящее от индивидуальных желаний человека. В ответ на эту точку зрения нами предложено следующее: так же как в вопросе истины, мы признаём и объективный, и субъективный аспекты.

Действительное благо, как мы выяснили, относится не к индивидуальным желаниям, а к общечеловеческим потребностям, тем самым оно едино для всех людей. Полагая природу человека одинаковой везде и всегда (это верно, пока существует наш вид с его особыми характеристиками), мы утверждаем, что реальное благо универсально и неизменно, а значит, объективно. Неизменность природы человека обычно бывает завуалирована воспитанием и культурой, но этот слой слишком тонкий и непрочный, и когда его сдувает, то снова раскрываются общечеловеческие одинаковые черты.

Можно сказать иначе: большинство оценочных суждений, конечно, относятся к области вкуса, но некоторые все-таки принадлежат сфере истины. Директивные суждения о действительном благе, к которому нужно стремиться, потому что оно соответствует нашим естественным потребностями, обладают собственной правдой, отличающейся от истинности описательных суждений о реальном положении вещей. Обсуждая оценочные суждения, мы должны преодолевать расхождения во взглядах при помощи аргументов и стремиться прийти к взаимному согласию. Доказательство должно опираться на наши познания и понимание сущности человеческой природы, этим же мы должны руководствоваться и в своих рассуждениях.

Субъективный аспект лежит по другую сторону черты, разделяющей действительное и кажущееся благо. Во втором случае оно зависит от индивидуальных желаний, а значит, субъективно. Человек, желая какой-либо объект, называет это хорошим, то есть таким образом выражает свое оценочное суждение — в подобных случаях с его стороны было бы неразумным ожидать согласия других людей и пытаться прийти к одному с ними мнению, даже прибегая к помощи аргументации.

Из представленного краткого обзора мы можем сделать два вывода.

Во-первых, истина не зависит от концепции блага и, как увидим, от идеи красоты. Наше открытие, касающееся директивных суждений — что они могут быть истинными, — позволяет нам отделить объективные аспекты блага от субъективных. Таким образом, мы относим суждения о действительном благе к сфере истины, а понимание кажущегося блага — к области вкуса.

Во-вторых, появление объективных и субъективных сторон идей истины и блага в каждом случае имеет разные мотивы.

Объективность истины связана с реальной действительностью, абсолютно независимой от нашего сознания и вкуса. Мы стремимся постичь истину посредством познания, соизмеряя свои представления с окружающим миром; реальность предоставляет нам тот образец, с помощью которого мы определяем истинность или ложность собственных суждений. Субъективный характер истины, как правило, возникает из-за погрешностей, неточностей и ошибок человеческой мысли.

Благо не обладает объективностью, поскольку наши суждения о хорошем или плохом не могут быть проверены на истинность при помощи соотнесения их с реальной действительностью. Когда мы говорим о действительном благе, то его объективность возникает благодаря общности человеческих потребностей. В данном случае природа человека (безусловно, представляющая собой познаваемую реальность) дает образец для определения истинности или ложности наших оценочных суждений и предписаний.

При обсуждении идеи красоты нас будут интересовать те же вопросы: что является объективным, а что субъективным, когда мы называем красивыми те или иные объекты. Объективный и субъективный аспекты, как мы уже поняли, — основной вопрос при рассмотрении трех великих идей, но при попытках изучить понятие красоты таким же образом, как концепции истины и блага, обычно сталкиваешься с громадными трудностями.

В первую очередь выясним причину этого обстоятельства. В вопросах истины неизменная реальность является мерилом нашего успеха, которого мы пытаемся достичь в суждениях о том, что существует, а что не существует и что типично для того или иного случая. В вопросах блага неизменная сущность человеческой природы становится мерилом успеха наших суждений о том, что хорошо для всех и к чему все должны стремиться. Но где нам искать эталон для измерения истинности того, что красиво, а что нет?

Есть и еще одна причина задуматься. Всем нам хорошо известны строки: «В прекрасном — правда, в правде — красота / Вот знания земного смысл и суть». Мы также слышали и такое: «Присматривайте лучше за истиной и добродетелью, а красота сама о себе позаботится».

В этих цитатах прямо говорится, что красота тесно связана с истиной и благом. Поэтому эти два понятия и помогут нам разобраться в идее красоты. Однако вопреки мнению поэта, красота не идентична правде, по крайней мере, в том смысле, который мы вкладывали в это понятие. До сих пор мы рассматривали идею истины как предмет наших предположений и суждений.

Возможно, красота теснее связана с благом. Причина думать так заключается в том, что красота, как и благо, является для нас качеством, которым мы наделяем вещи в зависимости от нашего к ним отношения. И хорошее, и красивое приносят нам радость. Красота может чуть ли не оборачиваться благом, а может отходить от него самым радикальным образом.

Нам предстоит выяснить, какой из этих вариантов красоты наш. Только после того как мы поймем, чем процесс наделения вещей красотой отличается от процесса приписывания им блага, сможем перейти к более сложному вопросу объективности и субъективности красоты.