ДРАМА ПРИ ТЕНЕРИФЕ

Улеглись восторги по поводу победы у мыса Сент-Винсент, и продолжилась утомительная и изнуряющая блокадная служба «Тезей» должен был осуществлять блокаду испанского порта Кадис, того самого, в котором еще совсем недавно так радушно принимали английских моряков.

Блокада была последним шансом Англии поставить на колени своих противников, лишить их всей морской торговли и связи со своими колониями, расшатывая их экономику. А потому от блокады более всего страдали старые колониальные державы, и в первую очередь почти полностью зависящая от своих многочисленных колоний Испания.

Напуганные недавним разгромом, испанцы не рисковали больше выходить в море. Нельсон откровенно тяготился однообразными блокадными буднями. Уже вкусив победы, он желал побеждать снова и снова. Именно поэтому он на свой страх и риск организовал ночные обстрелы Кадиса, а затем в одну из ночей подобрался на вооруженной мортирами барже в гавань к стоявшему в дозоре испанскому линейному кораблю и взял его на абордаж. В этой яростной ночной схватке Нельсон едва остался жив. Его спас случайно оказавшийся рядом матрос Джон Сайке.

Нельсон, хвастаясь этой ночной вылазкой, любил при каждом удобном случае похвалить самого себя:

— В этой драке моя личная храбрость была, как никогда, огромна!

А спустя несколько дней адмиралу Джервису доставили известие, что на остров Тенерифе Канарского архипелага прибыл из Мексики груженный золотом испанский галеон. Едва узнав об этом, Нельсон начал осаждать своего начальника, прося отпустить его на Тенерифе.

— Вспомните, сэр, еще в 1657 году адмирал Блэйк предпринимал набег на Тенерифе, где захватил шесть галеонов с серебром. Неужели мы не в состоянии захватить и одного? — вопрошал Нельсон своего неуступчивого начальника.

Джервис отнекивался, понимая, что испанцы будут защищать свой галеон отчаянно и потерь при его захвате не избежать. Однако, в конце концов, граф Сент-Винсент сдался.

Вне всяких сомнений, что Нельсона помимо жажды славы на Тенерифе влекла и жажда обогащения. В случае захвата галеона его процент был бы столь велик, что сразу же решил бы все материальные проблемы до конца жизни. Думается, не устоял перед соблазном испанского золота и Джервис. Как бы то ни было, но разрешение на набег он дал. Тогда же Джервис и Нельсон выработали план операции. Выделенный контр-адмиралу отряд кораблей должен был в сумерках подойти к гавани Санта-Крус на Тенерифе, где, согласно разведданным, все еще находился «золотой галеон». Затем произвести неожиданный обстрел гавани и одновременно высадить десант. Предполагалось, что из-за внезапности удара и темноты испанцы не окажут серьезного сопротивления и разбегутся. После этого захватывался галеон. Золото и все самое ценное с него переправлялось на корабли английского отряда, после чего Нельсон должен был возвращаться обратно.

В подчинение Нельсону были выделены три линейных корабля, три фрегата и несколько мелких судов. Младшим флагманом отряда был назначен капитан Трубридж.

Зная нрав своего младшего флагмана, Джервис особо оговорил, чтобы тот не лез в бой, а лишь руководил им.

Однако в самый последний момент выяснилось, что испанцы уже разгрузили галеон и спрятали золото в подземельях главной цитадели. Теперь, чтобы добраться до него, надо было штурмовать крепость. К большой досаде англичан, выяснилось, что береговые форты Санта-Круса находятся в намного лучшем состоянии, чем предполагалось. Даже невооруженным глазом было видно, как испанцы на береговых батареях энергично готовятся к бою, как подтягиваются в гавань пехотные батальоны. В таких условиях надо было начинать отход. Капитаны, тоже понюхавшие пороха на своем веку, советовали Нельсону если не уходить, то хотя бы не высаживать десант, а ограничиться обстрелом. Так, наверное, мог поступить кто угодно, но только не Нельсон:

— Через десять часов я буду победителем или же потерплю поражение! Мы захватим все, что движется по водной поверхности! Начинать атаку!

Десант устремился к фортам Санта-Круса. Несмотря на отчаянную храбрость англичан, испанцы без особого труда отбили несколько атак. Но Нельсон был упрям.

— Ничего страшного! — сказал он, собрав капитанов. — Мы повторим атаку через два дня, а пока начнем бомбардировку порта!

Приемный сын Нельсона Джосая умолял разрешить ему участвовать в готовящейся атаке. Нельсон поначалу был против:

— Что будет с твоей матерью, если мы с тобой погибнем?

Однако мальчишка не отставал, и Нельсон, вспомнив себя в таком возрасте, в конце концов уступил под напором просьб, доводов и даже слёз.

Испанцы, понимая, что раз англичане не уходят, то будут пытаться их атаковать вновь, укрепляли свои позиции. Было очевидно, что легкой победы Нельсону на Тенерифе не видать. Понимая это, контр-адмирал составил завещание, подробно расписав, как распорядиться его нехитрым имуществом. Затем написал письмо и адмиралу Джервису, в котором оправдывался за то, что был убит, и объяснял неудачу своего предприятия: «Не буду затрагивать вопрос о том, почему мы не захватили Санта-Крус раньше. Ваше хорошее отношение ко мне поможет вам понять, что все возможное было сделано, однако — безрезультатно. Сознавая свою скромную роль, я все же поведу за собой этой ночью всех, кому предстоит высадка под обстрелом городских орудий. Завтра моя голова будет увенчана либо лаврами, либо ветвями кипариса»…

— Но это слишком опасно! — подал голос один из капитанов.

— Не стоит волноваться! — сухо заметил контр-адмирал. — Я уверен, что не вернусь из этой атаки!

В одиннадцать вечера, когда над островом опустилась черная южная ночь, от борта английских кораблей неслышно отошли шлюпки с десантом. Несмотря на сильнейший огонь и огромные потери, они все же пробились к берегу, а солдаты и матросы даже сумели кое-как на нем закрепиться. Теперь надо было доставить на остров основную часть десанта. Во главе этого отряда шел сам Нельсон. Ему удалось добраться до берега, однако, едва ступив на песок, он был в упор поражен картечью. Нельсон упал как подкошенный. Выпрыгнувший рядом из шлюпки Джосая услышал его сдавленный стон:

— Я умираю!

Из правой руки Нельсона фонтаном хлестала кровь. Мушкетная пуля раздробила ему кость выше локтя. Несмотря на весь ужас ситуации, мальчик не растерялся. С помощью одного из матросов он затащил отчима в шлюпку. Затем сорвал с шеи свой шелковый платок и туго перевязал им руку выше локтя. Чтобы Нельсон не видел своей обезображенной руки и обилия крови, Джосая прикрыл раздробленную руку адмиральской треуголкой. Затем юный мичман велел матросам взяться за весла и повез Нельсона на ближайший из кораблей. Этот короткий переход был далеко не простым, так как испанцы простреливали из пушек всю гавань. Умело уклоняясь от ядер, они сумели вернуться.

В адмиральском салоне его уже ждал хирург, вместо анестезии — два стакана рома. Кость оказалась раздробленной, и врачу пришлось ампутировать руку чуть не до плеча. Во время операции Нельсон не издал ни звука, иногда лишь глухо стонал и кусал в кровь губы.

Из медицинского журнала линейного корабля «Тезей»: «Адмирал Нельсон. Открытый перелом правой руки, причинен пулей мушкета; пробита кость выше локтевого сустава, разорвана артерия. Рука незамедлительно ампутирована, раненому дан опиум».

Пока Нельсон лежал на операционном столе, капитан Трубридж, возглавивший десант, попал под перекрестный огонь крепостных пушек и выбросил белый флаг. Песчаный берег был завален трупами матросов и солдат. Из числа высаженных десантников вернуться посчастливилось немногим. Часть погибла еще по дороге к берегу, часть была расстреляна прямо на пляже, остальных расстреляли пушками уже на обратном пути. На корабли вернулись лишь жалкие остатки.

Всего погибли 114 офицеров и матросов, еще больше были ранены. Это значительно превышало потери английского флота при Сент-Винсенте. Таким образом, испанцы рассчитались с Нельсоном за позор Сент-Винсента, и хотя потерь в кораблях англичане не имели, оплеуху они получили увесистую: вместо бочек с золотом — саваны с мертвыми телами.

…Британские корабли покидали рейд Тенерифе. Нельсон отлеживался в своем салоне, страдая не только от болей в кровоточащей культе, но и от осознания того, что именно он явился главным виновником поражения. Ему было совершенно очевидно, что известие о неудаче при Тенерифе погасит славу Сент-Винсента, а недруги и недоброжелатели вновь припомнят ему и внеочередной адмиральский чин, и дворянство, славу и внимание короля. Раздадутся голоса, требующие судить его за напрасную гибель нескольких сотен людей и за позор британского флота.

Соединившись с флотом, Нельсон все еще пребывал в тяжелейшей депрессии. Адмирал Джервис отнесся к нему с полным пониманием. Об этом говорит хотя бы тот немаловажный факт, что из уст своего начальника Нельсон не услышал ни единого упрека по Тенерифской операции. Конечно, в том, что произошло, была немалая вина и самого Джервиса, который поддался на уговоры Нельсона и прельстился злосчастным «золотым галеоном».

Несмотря на все свои обещания оставить Нельсона в строю, Джервис, да и сам Нельсон, понимал, что без квалифицированного домашнего лечения ему на ноги не подняться. А потому, несмотря на слабые протесты раненого, адмирал Джервис дал ему отпуск по ранению и отправил в Англию поправлять здоровье. Итак, спустя четыре года после убытия на «Агамемноне» Нельсон вернулся на родину.

Воспоминания о Нельсоне того периода остались в мемуарах жены тогдашнего первого лорда Адмиралтейства леди Спенсер: «Когда я впервые увидела его в приемной Адмиралтейства, я подумала: какой странный человек. Он только что вернулся с Тенерифе, где потерял руку, и казался таким больным, что на него было тяжело смотреть. Создавалось впечатление, что человек этот «не в себе», поэтому, когда он заговорил и обнаружил блестящий ум, это было полной неожиданностью. На нем сосредоточилось все мое внимание».

Даже самые восторженные почитатели Нельсона среди английских историков вынуждены признать, что Тенерифская операция с самого начала была чистейшей авантюрой, из которой не могло выйти ничего путного. Известный английский адмирал У. Джеймс писал в 1948 году: «Как могло случиться, что контр-адмирал… допустил эту грубейшую тактическую ошибку? Объяснение состоит в том, что… как он сам говорил, его гордость была уязвлена провалом его плана. И его сознание… на какое-то время было помрачено эмоциями, которые не должны воздействовать на принятие решений в ходе сражения». Что и говорить, при Тенерифе Нельсона подвели его гордыня и безрассудный азарт.

Именно благодаря своему тяжелому ранению Нельсон сразу же был возведен народной молвой в ранг мученика, а потому и не понес никакого наказания за тенерифскую неудачу. Чрезвычайно помогла Нельсону и пресса, создавшая образ героя-страдальца. Все газеты превозносили его роль при Сент-Винсенте и обвиняли других за Тенерифе. Главным виновником поражения объявили Джервиса, который поставил перед несчастным Нельсоном невыполнимую задачу. Храбрый Нельсон, выполняя приказ, потерял руку, а его начальник сидел в своей флагманской каюте за сотни миль от места боя… Джервис ничего ответить в свою защиту не мог, так как в это время находился далеко в море. Нельсон же и не подумал защитить своего начальника, поведав правду о том, кто был действительным вдохновителем тенерифской авантюры. Именно в эти дни простой народ Англии узнал о Нельсоне и сразу же полюбил его. Ведь в отличие от большинства других адмиралов, Нельсон был таким же, как многие из них, — сыном обычного сельского священника, ведь в отличие от подавляющего большинства холеных и самодовольных тучных адмиралов, маленький и тщедушный, он был весь покрыт боевыми ранами. Дотошные газетчики вызнали и о бедности израненного героя, что тоже прибавило ему популярности в народе. Удивительно, но тенерифское поражение принесло Нельсону славу не меньшую, чем победа при Сент-Винсенте.

А вскоре король Георг III лично вручил контр-адмиралу звезду ордена Бани. Это говорило о многом, ведь обычно ордена вручали командующие флотами.

— Требование его величества совершать новые подвиги во славу Англии дороже мне всех наград! — объявил после награждения Нельсон своим близким. — Потерю же своей руки я не считаю препятствием, и пока у меня останется хоть одна нога, на которой могу стоять, я не перестану сражаться за моего короля и мое Отечество!

Эти слова Нельсона каким-то образом попали на страницы газет и еще более прибавили ему популярности.

Помимо награждения орденом Бани король назначил Нельсону ежегодную пенсию в тысячу фунтов. Сумма для Нельсона поистине фантастическая!

Художники наперебой просили написать портрет героя двух жестоких битв. Довольный Нельсон охотно позировал. Почти в каждом магазине теперь продавались репродукции наскоро написанных сюжетов.

Что касается Фанни, то, думается, ей было нелегко увидеть вместо молодого и милого мужа однорукого и одноглазого седого калеку, однако она ничем не выдала своей тревоги.

Несколько месяцев Нельсон залечивал свою тяжелую рану, которая причиняла ему много страданий. Фанни в это время показала себя настоящим и преданным другом. Она не отходила от мужа ни на шаг, была ему и слугой, и нянькой, и медсестрой. Сама меняла повязки на медленно заживающей культе, кормила, читала книги и газеты, помогала разрабатывать левую руку, ободряла и развлекала. Наверное, Горацио и Фанни никогда еще не были столь близки душой и сердцем, как в эти месяцы.

Несмотря на лечение, Нельсон продолжал испытывать сильные боли в культе и, хотя старался бодриться на людях, спать теперь мог, только приняв опиум Лихорадочное состояние вызывало боли во всем теле. Нельсон считал, что это следствие присущего всем морякам ревматизма. Однако было ясно, что долго так продолжаться не может. Супруги решают ехать в Лондон и проконсультироваться у лучших врачей. Медицинские светила быстро установили, что причиной острых болей является ошибка корабельного эскулапа, который в горячке боя плохо перевязал рану, в результате чего плечевая артерия оказалась пережатой, что и служило источником всех неприятностей.

С этого дня безрукий герой Сент-Винсента безропотно выполнял все медицинские предписания, стремясь как можно быстрее встать в строй. Одновременно он учился писать и действовать левой рукой.

Первое время Нельсон сильно переживал, что полученное ранение лишит его возможности служить на действующем флоте, но после обещаний короля успокоился. Из себя его теперь выводили лишь бесконечные вызовы на медицинское освидетельствование. Морские врачи не желали давать Нельсону никаких поблажек, и его это сильно задевало.

— Они заставляют меня являться для освидетельствования каждого из моих ранений отдельно, как будто этого нельзя сделать за один раз! И почему прием мне назначают только на вечер, когда я почти ничего не вижу и двигаюсь как слепой! — в сердцах жаловался он Фанни.

Нельсон не был бы самим собой, если бы не объявил «войну» докторам. Вначале он сообщил лордам Адмиралтейства, что готов являться на осмотр хоть каждый день, но только в утренние или дневные часы. Врачам пришлось уступить.

К концу 1797 года здоровье Нельсона стало быстро улучшаться. В жизни Нельсона произошла огромная радость. Вечером 29 ноября он заснул без всякого обезболивающего и спокойно проспал до самого утра. Едва проснувшись и не смея еще поверить, что дело пошло на поправку, Нельсон призвал врачей. Те сняли повязку, и от легкого прикосновения из гноящейся раны вышла вся лигатура. С этого момента рана начала заживать очень быстро.

Воспрянувший духом Нельсон зачастил в Адмиралтейство с просьбой о новом назначении.

— Я совершенно здоров и готов показать свою культю сотне медицинских комиссий! — заявлял он на все вопросы о его здоровье.

А газеты тех дней пестрели статьями о победном марше молодого генерала Бонапарта по Италии, о растерзанных австрийских дивизиях, об изгнанном им с престола римском папе Пие VI. Затем Англия вздрогнула, получив известие, что властолюбивый и удачливый Бонапарт публично грозит нанести удар Англии там, где она его меньше всего ожидает. Это не сулило Туманному Альбиону ничего хорошего. И точно! Вскоре поползли тревожные слухи о большом французском флоте, формируемом в Тулоне. Лазутчики доносили об отборном 35-тысячном корпусе, который был сосредоточен в лагерях неподалеку от Тулона. Было известно, что и сам генерал Бонапарт объезжает южные порты Франции, где усиленно занимается военными приготовлениями. Было совершенно ясно, что настоящая битва за Средиземное море еще впереди. Французы явно что-то затевали в южных водах, но что именно и где? Необходимо было срочно наращивать военно-морские силы в средиземноморских пределах. Желающих возглавить вновь формируемую эскадру было хоть отбавляй. Седые и заслуженные флотоводцы буквально толпились в коридорах Адмиралтейства в надежде на столь престижный и ответственный пост. Однако адмирал Джервис заваливал первого лорда письмами, требуя назначить на эту должность только его любимца Нельсона. В кампанию обсуждения кандидатур на пост нового командующего включилась и пресса. Решение журналистов было однозначным: новую эскадру должен возглавить истинный герой контр-адмирал Нельсон.

Так как отказать в должности всеобщему герою и народному любимцу в столь сложной политической ситуации было никак нельзя, то вскоре Нельсон получает назначение одним из младших флагманов на флот графа Сент-Винсента, осуществлявшего блокаду Кадиса и ответственного за Средиземноморской регион.

Назначению предшествовала долгая беседа лорда Спенсера с лордом Минто. Поводом к разговору послужила статья в «Таймсе», в которой говорилось о военных приготовлениях французов в Тулоне.

На следующий день в кабинете лорда Спенсера сидел уже сам Нельсон. Первый лорд объявил контр-адмиралу о его назначении, затем перешел непосредственно к разъяснению задачи:

— Самое главное — это следить за каждым шагом тулонцев. Ни один из французских кораблей не должен выскользнуть в море незамеченным! Вы должны знать о каждом их шаге и немедленно принимать ответные меры. Кораблей у вас, конечно, меньше, чем у французов, но ведь на ваших кораблях английские моряки.

— Я вас понял, сэр! — вскинул голову Нельсон. — На меня вы можете полностью положиться!

— Не сомневаюсь! — кивнул первый лорд.

Нельсон ушел, а лорд Спенсер, сев за рабочий стол, несколько минут молча смотрел на оплывающие в подсвечниках свечи. Несмотря на тонкость назначения Нельсона, ему предстоял не один тяжелый разговор с отвергнутыми претендентами, каждый из которых был старше Нельсона как по возрасту, так и по выслуге лет.

На следующий день первый лорд был приглашен премьер-министром. Уильям Питг Младший был озабочен.

— Сведения из Тулона с каждым днем все тревожнее, — начал он. — Сегодня мы не можем серьезно рассчитывать на создание новой антифранцузской коалиции, пока не восстановим нашу репутацию на море! Нужна решительная победа над французским флотом!

— Я уже отдал соответствующие указания графу Сент-Винсенту, — кивнул лорд Спенсер. — Думаю, что возвращение нашего флота в Средиземное море явится именно тем фактором, который решит судьбу Европы. Вчера я подписал указ о назначении в его распоряжение контр-адмирала Нельсона.

Уильям Питт помолчал.

— Вы знаете, что я не являюсь поклонником этого безрукого храбреца, однако надеюсь, что ваш выбор окажется удачным!

К этому времени Нельсон приобрел загородную усадьбу Раундвуд, неподалеку от городка Ипсвич, и усадьба пришлась обоим супругам по душе. Однако чем меньше времени оставалось до ухода Горацио в новое плавание, тем больше тревожилась Фанни. Предчувствие говорило ей, что будущее не сулит ничего хорошего.

В те дни по Лондону ходила злая шутка, что лорд Спенсер не мог найти лучшего наблюдателя и ловца французов, чем одноглазый и безрукий Нельсон. Особенно много спорили и обсуждали новое назначение в портовых кабаках, где собирались люди, морское дело знающие и обо всем свое суждение имеющие.

На вооружение корабля, вербовку команды, загрузку припасов ушло несколько месяцев, и только в апреле 1798 года Нельсон оставил за кормой Спитхедский рейд. Его синий контр-адмиральский флаг трепетал на бизань-мачте линкора «Вэнгард».

Прощание Нельсона с женой было грустным и трогательным. Ранение Горацио и самоотверженность Фанни очень сблизили супругов.

Прощаясь с женой, Нельсон нежно ее обнял:

— Дорогая, честолюбие мое уже удовлетворено, теперь я хочу, чтобы ты заняла то высокое положение, которого достойна! Я хочу прославиться в грядущих битвах, чтобы заслужить титул пэра Англии, который обеспечил бы тебе прочное положение среди высшей аристократии!

— Ах, мой милый Горацио, как ты добр ко мне! — только и сказала Фанни и заплакала.

Линейный корабль «Вэнгард» был включен в состав флота графа Сент-Винсента. В письме графу первый лорд Адмиралтейства писал: «Я очень счастлив направить Вам опять сэра Горацио Нельсона не только потому, что уверен, что не смог бы послать более усердного, деятельного и испытанного офицера, но также и потому, что имею основания полагать, что его пребывание под Вашим командованием будет соответствовать Вашим желаниям».

Ответ графа Сент-Винсента не заставил себя ждать: «Уверяю Вашу Светлость, что прибытие адмирала Нельсона вдохнуло в меня новую жизнь. Его присутствие в Средиземном море настолько важно, что я имею в виду поставить под его командование «Орион» и «Александер» и, придав три-четыре фрегата, отправить по назначению, чтобы попытаться выяснить истинную цель приготовлений, осуществляемых французами».

74-пушечный «Вэнгард» под флагом Нельсона покидал Портсмут. Впереди его ждали нелегкие боевые будни, штормы и блистательная победа.