Глава 32
Около пяти часов вечера мне позвонил Костя.
– Привет. Что поделываешь?
Я не захотела рассказывать ему о том, что сижу в клинике Антонины и жду результатов недавно проведенного обследования, поэтому ответила:
– Перерыв в работе, дали час на отдых.
– Здорово! – обрадовался Костя. – Давай вместе пообедаем?
– Не получится, – отказалась я.
– Тогда поужинаем, – предложил Столов.
– Не сегодня, – отрезала я, вспомнив свое испорченное желтое платье. – Ты меня вчера напоил!
– Есть интересные новости, – вкрадчиво произнес он. Но тут же добавил: – Насчет Натальи Михайловны Евсюковой. Ты вчера попросила меня найти ее сыновей, Колю и Мику.
– Не помню, чтобы мы разговаривали о Наталье Михайловне, – растерялась я.
– Я обратился к Никите Харитонову, – продолжал Константин. – Слышала о нем?
– Нет.
– Лучший следователь всех времен и народов, – пояснил Столов, – творит чудеса. И Никита кое-что разузнал. Весьма интересные данные. Неожиданные.
– Детектив не счел Наталью Михайловну сумасшедшей? – удивилась я.
– Давай поужинаем с ним, – предложил Костя, – Никита сам тебе расскажет.
– Госпожа Козлова, – громко произнесла, подходя ко мне, медсестра, – доктор просит вас принять эти таблетки.
– Эй! Ты где? – занервничал Столов. – Не на съемке ведь!
Я взяла из рук девушки тарелку с двумя пилюлями.
– Прости, солгала. Я в клинике Монаховой.
– За каким дьяволом тебя туда понесло? – заорал Столов.
Я проглотила таблетки, запила их водой из пластикового стаканчика и рассказала Косте про кванти-исследование, уточнив:
– Это для меня бесплатно.
В телефоне воцарилось молчание.
Я посмотрела на трубку. Это шуточки мобильной связи или Константин внезапно оборвал беседу?
– Посидите минут пятнадцать, – пропела медсестра. – По истечении этого времени доктор сразу вас примет.
Трубка замигала, на экране определился знакомый номер.
– Купер! – обрадовалась я. – Куда ты подевался? Обзвонилась тебе.
– Забегался, зарапортовался, – ответил Тот Кто Все Может. – Летал в другой город, в самолете отключил сотовый. Сейчас снова в Москве. Ты какая-то взволнованная. Что случилось?
Я оглянулась, увидела дверь с табличкой WC, быстро вошла в туалет и зашептала:
– Ты видел документальный фильм про маньяков, серию «Кровавые серьги»?
Купер не удивился вопросу.
– К сожалению, у меня нет времени на походы в кино.
– Где ты раздобыл подвески? – продолжала я. – Ну, те, с камерами.
– Взял у одного парня. Тебе нужны такие? Зачем?
– Потом объясню, – тихо сказала я.
– Почему ты шепчешь? – напрягся собеседник.
– Нахожусь в туалете в стоматологической клинике, – призналась я, – не хочу, чтобы посторонние меня услышали.
– Зуб заболел? – посочувствовал Купер.
Я рассказала ему про свою аллергию.
– Ты у Монаховой? – уточнил Куп.
– Ага, – прошептала я.
В этот момент из холла донесся голос Антонины:
– Где госпожа Козлова?
– В санузел пошла, – ответила администратор, – минут пять-семь назад.
– Может, ей дурно стало? – заволновалась дантист.
Через секунду я услышала деликатный стук в дверь.
– Степа, дорогая, извини за бесцеремонность, у тебя все о’кей?
Пришлось откликнуться:
– Уже выхожу, руки мою.
Засунув телефон в сумочку, я открыла дверь, прошла в приемную.
– Степа, тебе надо поставить небольшую пломбочку. Не волнуйся, это совершенно не больно, – предупредила Антонина.
– Может, отложим? – заканючила я.
– Ни в коем случае! – решительно отказала стоматолог. – Совсем недолго. Укольчика не почувствуешь.
Монахова схватила меня за руку и повела в кабинет.
Обреченно вздыхая, я подошла к креслу, шлепнулась в него и зажмурилась.
– Раскроем ротик, – пропела Монахова и провела чем-то по моей челюсти. – Опля! Как вкус?
– На жвачку похоже, – пробормотала я.
– Отлично. А теперь как самочувствие? Больно не было?
– Вы же ничего не делали, – удивилась я.
– Укол поставила. Значит, неприятных ощущений нет, – обрадовалась дантист, – у меня прекрасная аппликаторная анестезия. Теперь немного подождем, и вперед. Степа, не дрожи, хуже не будет. Катя, держи щеку. Ну, начали…
Запищала бормашина, я вцепилась руками в кресло и перестала дышать. Но через некоторое время нервное напряжение спало. Мне не было больно, голова слегка кружилась, тянуло в сон, я потеряла счет времени…
– А ну живо отошла от Степаниды! – неожиданно произнес рядом мужской голос.
Я дернулась и открыла глаза.
– Господа, у нас стерильный кабинет, нельзя без бахил и халатов вваливаться, – возмутилась Антонина. – Кто вы? Да что ж такое! Безобразие! Я не закончила!
Монахова неожиданно исчезла из поля моего зрения, вместо нее возник Костя.
– Ты как?
– Спать хочу, – зевнула я, – глаза слипаются. А ты как сюда попал?
– Виктор, действуй, – попросил кого-то Столов, и этот кто-то вдруг выключил свет.
Все звуки исчезли.
* * *
– Долго она проспит? – спросил хриплый бас.
– Уже очнулась, – ответил приятный баритон. – Степанида, хотите пить?
Я вдруг поняла, что испытываю острую жажду, и быстро ответила:
– Да.
Затем открыла глаза и увидела, что по-прежнему лежу в зубоврачебном кресле.
Вместо Антонины и ее хорошенькой медсестры в кабинете находились Виктор Николаевич Томилин в белом халате, медсестра Оля в голубой хирургической пижамке и Костя.
– Она нас слышит? – осведомился Столов. – Как-то быстро в сознание пришла. Разве так бывает?
– У Монаховой анестезия последнего поколения, – объяснил стоматолог. – Степанида, голова не кружится?
– Нет, – ответила я и попыталась сесть. – Совсем не больно было. Где Тоня? И что вы все тут делаете?
– Ну и ну, – покачал головой Константин. – Феникс в мгновение ока восстал из пепла.
– Не спешите, – предостерег меня врач.
Спинка кресла медленно приняла вертикальное положение.
– У тебя ничего не болит? – засуетился Столов.
– Нет, Антонина сказала, дырочка крохотная, – объяснила я.
– Встать можешь? – не успокаивался Костя.
– Легко, – заверила я. – Только почему-то очень есть хочется. Кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? Куда пропала Антонина?
– Дайте пройти, – раздался из коридора голос Купера.
Я не поверила своим ушам. Зачем в клинику приехал Тот Кто Все Может?
– Виктор, не выпускай ее, – приказал Костя и скрылся за дверью.
Я услышала в коридоре грубые мужские голоса, потом кто-то уронил мешок, похоже, с песком…
Врач встал с белой табуретки.
– У вас теперь стоит хорошая пломба. Надеюсь, зуб в дальнейшем не побеспокоит. Каналы заделаны, опасности никакой нет.
– Так я могу идти? – спросила я.
– Надо дождаться господина Столова, – возразил Томилин.
Костя вернулся в кабинет минут через десять, вместе с ним вошел незнакомый мужчина.
– Ты способна идти? – осведомился Константин.
– У меня был кариес, – напомнила я, – ноги не сломаны.
* * *
В кафе, расположенном в соседнем с клиникой Антонины доме, я посмотрела на мужчину, который устроился на стуле напротив, и не выдержала:
– Костя, кто твой спутник?
– Простите, ребята, – спохватился Столов, – не представил вас друг другу: Степа, это Никита. Никита, перед тобой Степанида.
– Это твой приятель, гениальный следователь? – уточнила я, улыбнувшись.
– Да, это я, – подтвердил незнакомец без тени улыбки.
– Вроде я слышала голос Купера. Он тоже приезжал или мне почудилось? – не утихала я.
– Тебе показалось, в лечебнице находились только мы и люди Никиты Харитонова, – заявил Столов.
– Удивительно, голос был очень похож, – вздохнула я. – Может, теперь расскажете, что произошло? Почему мне долечивал зуб другой врач? Где Монахова?
Никита кивнул.
– Хорошо. Но сначала кое-что по поводу вашей вчерашней беседы с Константином. Наталья Михайловна Евсюкова никогда не состояла в законном браке с Виктором Сергеевичем Гранаткиным.
Я, именно в эту секунду отхлебнувшая из чашки, подавилась кофе, но все же возразила:
– Не все регистрируют супружеский союз в загсе.
– С этим не поспоришь, – согласился Харитонов, – однако нет записей и о рождении девочки Тани. С мужем можно жить, не оформляя брак, а вот ребенка необходимо внести в книгу регистрации актов гражданского состояния, иначе не сможешь пользоваться детской поликлиникой, не запишешь малыша в садик, школу, и он, когда вырастет, не получит паспорт. Девочка Татьяна Викторовна Гранаткина не появлялась на свет.
– Нет, появлялась, – эхом повторила я. – Не понимаю… Купер очень хотел найти ее по просьбе друга.
– Виктора Сергеевича Гранаткина тоже не существует, – заявил Никита.
Я пролила капучино на стол.
– Что?
– В России проживают мужчины по фамилии Гранаткин, – словно не слыша меня, продолжал Харитонов, – правда, ни одного из них не зовут Виктором Сергеевичем. И в рядах полиции сотрудника с такими данными никогда не было.
– Поняла! – воскликнула я. – Лучший друг Купера работал в строго засекреченной структуре, поэтому нигде не засветился.
Костя отнял у меня почти пустую чашку.
– Дай Никите спокойно рассказать. Девушка, принесите нам еще капучино и пирожных.
Харитонов достал из сумки ноутбук и водрузил его на стол.
– В словах Степы есть резон. Да, это возможно, некоторые сотрудники у нас полностью закрыты, но давайте работать с фактами. Итак, Виктор Сергеевич Гранаткин не обнаружен, девочка Таня тоже, Наталья Михайловна никогда не оформляла брак, Евсюкова ее девичья фамилия, мужа Григория у нее тоже в помине не было. И мне удалось кое-что разузнать из ее жизни.
Никита открыл компьютер.
– Наталья родилась в семье Михаила и Анны Евсюковых, была единственным ребенком. Отец ее служил церковным сторожем, мать – уборщицей в храме. Пару отличала истовая религиозность, супруги считали грехом все: чтение мирских книг, просмотр кино и телевизора, употребление в пищу скоромного даже в непостные дни. Смеяться от радости значило, по их мнению, тешить дьявола, улыбаться – тоже от лукавого, жить надо было исключительно в молитвах, готовясь к смерти, обращаться к врачам грешно, потому что только Бог знает, кому и сколько отпущено земных дней.
– И все это вы выяснили, роясь в Интернете? – усомнилась я.
– Нет, – спокойно возразил Никита, – побеседовал с женщиной, которой Наталья, тогда еще не сумасшедшая, откровенно рассказывала о своей родне, – с Ниной Сергеевной Сергеевой.
– Евсюкова правильно запомнила имя, – обрадовалась я.
– Услышав от Кости про Сергееву, я выяснил, что в две тысячи пятом та сменила место жительства, а ранее она вместе со своим мужем, известным психиатром Эдуардом Кораблевым, проживала по улице Гончарова, в доме семь, в квартире десять.
– Наталья Михайловна и адрес не перепутала, – восхитилась я.
– Сейчас поймете, почему Наталья, даже потеряв адекватность, навсегда сохранила в памяти Сергееву, – пообещал Никита. – Я поговорил с Ниной Сергеевной, которая, в отличие от Евсюковой, сохранила ясный ум. Сейчас постараюсь передать нашу беседу в подробностях.
…У Нины и Эдуарда не было детей. Вроде со здоровьем у них проблем не существовало, но жена никак не могла забеременеть. В конце концов супруги решили взять ребенка из детдома, мальчика, придумали ему имя: Олег. Но тут Эдуард заболел туберкулезом. Где он подцепил опасное заболевание, ни он, ни жена понятия не имели. Кстати, Нина осталась здорова. Кораблев отлежал положенное время в больнице, прошел курс лечения, пожил в санатории и справился с недугом. Супруги опять затеяли процедуру усыновления, но в органах опеки им ответили жестко:
– Больным туберкулезом детей на воспитание не дают.
Семейная пара стала доказывать, что Эдуард теперь полностью здоров, предоставила кучу справок. Но советские чиновники стояли на своем: если у человека когда-то был туберкулез, то ребенка ему не дадут.
