Глава 17
Аркадий Николаевич потянулся за вторым пирожком.
– Шкатулка ни о чем не говорит. Подобную можно купить в антикварном магазине, на блошином рынке. Наталья Михайловна больна. К сожалению, когда ее привезли к нам, всех сопроводительных документов не было, хорошо хоть паспорт прилагался, а вот история болезни отсутствовала. Думаю, она давно неадекватна. Евсюкову осматривал психиатр, выписал лекарства, она их принимает, и особых проблем у нас с ней не было.
– Как Евсюкова попала в приют? – заинтересовалась я.
Доктор схватил третий капустник.
– Мне больше по душе слово «санаторий»… Печальная история. Как, впрочем, и у всех здешних обитателей. Семену Владимировичу позвонил наш основатель и главный спонсор, он и попросил приютить даму с проблемами. Игорь Николаевич владеет крупным строительным бизнесом, одно из его направлений – расселение коммуналок в центре Москвы. Жильцам покупают отдельные квартиры, здание ремонтируется, в него въезжают богатые люди. В одной из квартир жила Наталья Михайловна. Риелтор с ней договориться не смог, сообщил хозяину о своей неудаче. Когда мы за ней приехали, очень расстроились – у бедняжки в комнатушке царил полный раскардаш, чем она питалась, непонятно. Соседи рассказали, что, когда Наталья Михайловна в две тысячи пятом въехала в коммуналку, она вела себя странно, но вреда от нее не было. Евсюкова ни с кем не общалась, по коридору проскальзывала тенью, однако вовремя оплачивала коммунальные услуги, по расписанию мыла санузел и кухню, с другими жильцами была вежлива, никогда не грубила. Правда, сторонилась мужчин, в особенности молодых. Там в одной комнате жил старичок, так у него с Натальей что-то вроде дружбы наметилось, дедушка с пенсии вафли ей покупал, они часто мирно беседовали. А вот когда вернулся из армии сын соседки, Наталья Михайловна заперлась в своей комнате, днем даже в туалет не выходила, на кухню по ночам выползала, мылась, когда все спать лягут. Потом юноша уехал, и Евсюкова вернулась к прежнему образу жизни. Учитывая шрамы на ее руках, считаю, что она могла быть жертвой жестокого обращения, над ней издевался представитель сильного пола: отец, брат, любовник…
– Или сын, – тихо добавила я.
Аркадий Николаевич крякнул.
– Экие вы, женщины, упертые, если что в голову себе вобьете, потом клещами не вытащить!
Я мило улыбнулась, мысленно дополнив фразу: а среди мужчин встречаются такие, кто имеет свое, причем всегда правильное мнение, и категорически отказываются признавать чужое.
– Верочка мне про телевизор рассказывала, как Наталья его разбила, – вдруг вспомнила Ада. – Это ведь агрессия?
– Нет, – отмахнулся врач, – наверняка случайность.
– Что произошло с телевизором? – полюбопытствовала я.
Аркадий Николаевич покосился на изрядно опустевшее блюдо с пирожками.
– У Евсюковой сломался телевизор. Они с Верочкой, которая тогда о Наташе заботилась, спустились вниз в общую гостиную. Обнаружив, что там прохладно, медсестра вернулась сюда, чтобы принести для подопечной шаль. И тут грохот, звон, вопль… На шум примчались дежурная с ресепшен, я, пара медсестер. И что мы увидели? Жидкокристаллическая панель на полу валяется, вся вдребезги, Евсюкова на ковре сидит, рыдает. Я понял, что случилось: Наталья встала, пошла к двери, плечом задела телевизор, тот упал. Бытовое происшествие.
– Верочка тоже сначала так решила, но, когда она Наталью назад отвела и послушала, что та говорит, изменила свое мнение, – сказала Ада. – Оказалось, Евсюкову испугал фильм, только непонятно какой, у нас же сто каналов ловит. Потом, когда нам телик отремонтировали, Наташа Вере несколько месяцев включать его не разрешала, кричала: «Нет, не хочу смотреть! Там он! Убил всех! Он там!» Скорее всего, Наталья Михайловна нарочно панель разбила. Кстати, это примерно полгода назад случилось, а недавно, когда я случайно какой-то сериал включила, Евсюкова опять в панику впала. Вот как Наталью что-то напугало. Теперь мы только про зверушек передачи смотрим, Степаниде я уже говорила.
Аркадий Николаевич поджал губы.
– В нашей стране весь народ в доморощенные психологи и психиатры записался. Жаль, что образования профильного люди не имеют, из Интернета знаний нахватались.
Аделаида сообразила, что рассердила врача, и тут же залебезила:
– Ой, не слушайте меня, глупую женщину! Это я так болтаю, не от большого ума.
Врач снисходительно улыбнулся.
– Зато вы прекрасно готовите и сама красавица. Что касаемо Евсюковой, то я уверен: дети – ее бред. Читали про Малыша и Карлсона?
– Конечно, – кивнула я.
– Взрослые тоже способны придумать несуществующего друга или никогда не имевшуюся родню, – продолжал Аркадий Николаевич. – У Евсюковой появилось два, так сказать, виртуальных мальчика, Коля и Мика.
– Странное имя – Мика, – отметила Ада.
– Нет, – возразил врач. – Многие дети не выговаривают некоторые буквы и коверкают свои имена. Мой племянник в детстве представлялся как Пака. На самом деле имя его Паша, просто малыш с шипящими никак справиться не мог. Между прочим, друзья Павла до сих пор так и зовут его Пакой. Думаю, Мика это Миша. А откуда они взялись… Наталья Михайловна, скажем, прочитала о близнецах в книге, газете, увидела детей по телевизору, а болезненное сознание трансформировало их в родных сыновей, коих никогда не было. Судя по вашему рассказу о сегодняшнем происшествии, Коля плохой, а Мика очень любит маму. Слышали, как маленькие дети, когда их мать за шалость отчитывает, восклицают: «Это не я игрушки раскидал, а Петя»? В реальности Петра нет, шалунишка его выдумал, чтобы с себя ответственность снять.
У меня невольно вырвался смешок.
– Бабушка рассказывала, что я в детстве, набезобразничав, складывала ладошки домиком и жалобно тянула: «Степаша хорошая девочка, а Лена плохая-плохая, это Лена тарелку разбила, Степочка на кухню не входила». Никогда не существовавшая «Лена» жила у нас до моего шестилетия, потом я с ней рассталась.
– Вы ничего оригинального не рассказали, – подхватил Аркадий Николаевич. – Многие бабушки помнят подобные истории. А Наталья Михайловна обвиняет во всем Колю, тот для нее как ваша Лена.
– Однако на руках Евсюковой есть шрамы, – возразила я. – Может, Николай все-таки существовал в действительности? Он издевался над матерью, ранил ее.
– А хороший Мика молча смотрел на буйство садиста? – прищурился Аркадий Николаевич. – Поверьте, Степанида, слова больной женщины – бред. Могу предположить, что случилось. Энное время назад Наталье попалась на глаза шкатулка с фотографией близнецов. Может, вещицу ей кто-то подарил или Евсюкова тогда еще выходила на улицу и сама ларчик купила. Ну а затем в ее не особенно здоровом мозгу сложилась история про сыновей, жестокого Колю и ласкового Мику.
– Вспомнила я, что моя подопечная Степаниде говорила, – вмешалась в беседу Ада. – Евсюкова утверждала, что Коля плохой, поэтому она отдала его в большой дом с колоннами, а Мика с ней остался. Коля резал ее ножом, Мика же маму любит.
– Бред… – фыркнул Аркадий Николаевич. – Ну до чего вкусные у вас пирожки!
– Прямо захвалили меня, – нарочито смутилась Ада.
Я поняла, что больше ничего интересного не узнаю, про девочку Таню Наталья Михайловна никогда не упоминала, и поблагодарила медиков.
– Спасибо. Поеду домой.
Аделаида встала и двинулась со мной в прихожую.
– Провожу вас, – сказала она, стоя у вешалки.
– Спасибо, сама найду дорогу, – улыбнулась я, – лучше заварите доктору еще чайку. Кажется, вы Аркадию Николаевичу понравились. Он только сейчас понял, какая прекрасная хозяйка работает рядом с ним. Врач, судя по всему, мечтает жениться на доброй, домашней женщине.
Медсестра сконфузилась.
– Раньше не получалось с ним вот так посидеть. Правда, доктор симпатичный?
– Очень, – подтвердила я. – Идите в комнату и куйте железо, пока горячо. Нет нужды вам со мной на первый этаж спускаться.
– Спасибо огромное, – прошептала Ада и бросилась назад в гостиную. Я вышла в коридор, двинулась к лифту и вдруг услышала шепот:
– Степанида…
Вздрогнув, я повернула голову. В небольшой нише между двумя дверями притаилась Наталья Михайловна. Она еле слышно произнесла:
– Подойди сюда.
Я приблизилась, и дама неожиданно обняла меня.
– Ты хорошая. Слышала, что доктор говорил, только я не сумасшедшая.
Мне стало до слез жалко Наталью.
– Конечно нет! Я не поверила врачу. Психи гвозди едят, голые ходят, а вы нормальный человек, одеты красиво.
Евсюкова отстранилась.
– Найди Мику. Мика любит маму. Пожалуйста, помоги.
У меня защипало в носу. Что, если Изабелла Константиновна, став совсем пожилой, лишится разума? Вдруг я и муж бабули к тому времени умрем? В жизни случается всякое. Например, мне приходится постоянно летать из одной страны в другую, а в самолете может сломаться какая-нибудь деталь и… ку-ку, собирайте косточки Козловой в мешок. Кто позаботится о Белке, если она, лишившись внучки и супруга, станет жертвой болезни Альцгеймера? Ведь тогда бабушку поместят в муниципальный дом престарелых… Меня охватил ужас. Надо непременно помочь Наталье Михайловне.
– Пожалуйста, – продолжала шептать Евсюкова. – Хочу увидеть Мику. Я сделала правильный выбор. Не ошиблась. Мика любит маму.
И тут меня осенило.
– У вас были дети, так?
– Шкатулочку видела? – нахмурилась собеседница. – Там они, Коля и Мика.
Я взяла больную за руку.
– Мика любит маму?
– Мика любит маму, – заверила Наталья.
– Коля плохой?
– Очень.
– Он обижал вас?
Наталья Михайловна съежилась.
– Каждый день.
– И вы отдали Николая кому-то? Отвели в детский дом?
– В большой, с колоннами, – согласилась Наталья, – там хорошо.
– Сколько ему тогда лет было? – поинтересовалась я.
– Не помню, – жалобно произнесла собеседница.
Я призадумалась.
– Какого роста был мальчик, когда вы его в большое здание с колоннами отвели? Можете показать?
– Вот такой. Коля плохой. Мика любит маму.
Я прикинула расстояние от пола до ее согнутой руки – меньше метра. У меня пока нет детей, поэтому я понятия не имею, в каком возрасте ребенок достигает такого роста. Сколько Коле тогда исполнилось? Три года? Четыре? Нет, скорее, пять. Маленький мальчик не способен резать мать ножом и издеваться над ней. Я-то предполагала, что Николай был подростком, ему стукнуло двенадцать-тринадцать лет. Хотя… Возьмет ли государство на свое попечение тинейджера при условии, что жива его родная мать?
– Вот такой, – повторила Евсюкова, – в полу мою вцепился, еле оторвали. Коля очень плохой. Мика маму любит. Найдешь Мику?
– Постараюсь изо всех сил, – пообещала я. – А как фамилия мальчика? Его отчество?
– Не знаю, – прошептала больная.
– Наверное, он Викторович? – предположила я. – По вашему первому мужу, Виктору Сергеевичу Гранаткину?
– Не было такого, – отрезала Наталья, – никогда. Мужчины плохие. Нельзя с ними жить. Грешно.
– Ясно, – кивнула я. – Фамилия у Коли, наверное, Евсюков, да?
– Нет, – снова возразила пенсионерка, – не такая.
– А какая? – ощущая головокружение, спросила я.
По щекам Евсюковой потекли слезы.
– Они без фамилии и отчества. Они просто Коля и Мика. Ох, ты мне не поможешь… Ты не понимаешь… Коля и Мика. Просто так.
Я обняла больную старушку.
– Наталья Михайловна, извините, если я туплю, пытаюсь разобраться в ситуации. Дети получают отчество по имени отца. Вашего папу как звали?
– Миша, – всхлипнула безумица.
Отлично, у нее сохранились остатки разума.
– Правильно. Папочка Миша, а вы Михайловна. У ваших деток кто отец? Виктор?
– Ну нет же! – с отчаянием воскликнула бедняжка. – Нет! Нет! Они родились от ужаса, большой беды. Папа меня выгнал, мама прокляла, я ушла. Навсегда.
– Ага, хоть какая-то информация, – пробормотала я. – Ваши родители рассердились на вас за беременность? Вы не были замужем?
– Нет, – вдруг вполне разумно ответила Евсюкова. – Это позор. Я ушла.
– Ваш любовник был женат? – предположила я. – Он вам не помогал?
– Нет, нет, нет, – затрясла головой женщина, – нет, нет, грех. Ужас.
– А как его имя? Кому вы подарили деток? – не отставала я.
– Коля плохой, Мика любит маму, – на автомате произнесла больная, – не знаю.
Меня затопила тоска.
– Наталья Михайловна, постарайтесь вспомнить, как звали мужчину. Андрей, Антон, Владимир, Денис, Геннадий, Александр, Сергей?
– Он просто схватил и бросил, – прошептала Наталья. – Мама кричала: «Прочь, прочь! Уходи! Что соседи скажут?» Нина помогла.
Я ухватилась за произнесенное имя, словно утопающий за соломинку.
– Кто такая Нина?
Наталья Михайловна вдруг выпалила:
– Нина Сергеевна Сергеева живет в доме семь по улице Гончарова, квартира десять. Нина взяла дьявола, а потом вернула. Назад отослала.
Не знаю, что удивило меня сильнее, заявление про дьявола или то, что помешанная четко произнесла имя, фамилию и адрес женщины.
