Глава 16
Аделаида безропотно покинула гостиную.
Евсюкова встала, взяла со спинки дивана двух ежиков, одетых в матросские костюмчики, и засмеялась.
– Вот они. Ты им рада?
– Очень, – старательно спрятав разочарование, ответила я, – красивые, хорошие.
Лицо больной искривилось, она бросила одного ежика на пол.
– Нет! Коля громко орал. Спать не давал. Компотик требовал. Я его отвела, он плакал. Пообещала, что там каждый день компотик дают. Коля пошел. А теперь сердится. Приходит в гости, кричит. Ругался. Злился. Ножом бил. Мика маму любит. Кровь на руках. Вот…
Наталья Михайловна закатала рукав платья, я увидела множество тонких длинных шрамов.
– Хочешь покажу тебе Колю и Мику? – снова спросила больная.
– Уже видела их, – кивнула я, – вот они.
Наталья поднялась.
– Ты большая, а глупая. Эти не живые. И не дети. Я хотела тебя с настоящими познакомить.
Я всплеснула руками.
– Ой, правда? Здорово! И где же Коля с Микой?
Больная прижала палец к губам, потом пошла к полкам, на которых стояла всякая всячина.
– Тсс… Секрет навсегда.
Меня охватила тоска. Зря сюда притащилась: Наталья Михайловна больна психически, живет в своем мире, где у нее двое сыновей, Коля и Мика. В стране иллюзий нет места для девочки Тани. Я ничем не смогу помочь Куперу, его приятель умрет, так и не увидевшись с дочерью.
– Нравится? – осведомилась Наташа, показывая мне издали лаковую коробочку.
– Очень красивая! – наигранно восхитилась я.
Собеседница расплылась в счастливой улыбке.
– Собираешь их?
– Да, – соврала я, – дома много-много таких.
– Люблю тебя! – вдруг крикнула хозяйка комнаты. – Иди скорей, полюбуйся на прелесть.
Я не сразу откликнулась на зов, потому что собиралась, попрощавшись, покинуть Евсюкову. К сожалению, она сумасшедшая, относиться серьезно к словам бедняги невозможно. Погода внезапно испортилась, начался дождь. Мне захотелось домой, где можно принять ванну, а потом спокойно улечься перед телевизором.
– Моя коробочка уродская? – расстроилась из-за моей заминки Наталья. – Ты совсем-совсем ее рассмотреть не желаешь?
Глаза безумной стали наливаться слезами. Я опомнилась, быстро вскочила и приблизилась к Евсюковой.
– Шкатулка прелесть, издалека видно. Извините, что не сразу подошла, от восторга ноги подкосились.
– Она прекрасна, – выдохнула женщина. – Сейчас расскажу. Вещь дорогая, сделана лучшим мастером. Мне ее подарила Елена Ивановна на день рождения. Я хотела шкатулку сжечь, но не смогла. Посмотри…
– Зачем уничтожать произведение искусства? Миниатюра на крышке написана хорошим художником, – сказала я, разглядывая ларчик.
Его украшало поясное изображение двух мальчиков лет трех, не больше. Дети, наверное, были близнецами. На их головах вились светлые кудряшки, небесно-голубые глаза были одинаково круглыми. Вероятно, оба ребенка не отличались хорошим аппетитом, у них были худенькие личики, и ручки, торчащие из коротких рукавов рубашечек, тоже, у ребятишек отсутствовала детская пухлость. На малыше слева была синяя сорочка, а на другом красная. Одежда казалась чуть великоватой, ее, похоже, купили на вырост.
Наталья Михайловна показала пальцем на левого ребенка.
– Коля.
Потом она ткнула в правого малыша.
– Мика. Мика любит маму. Елена Ивановна фото сделала, коробочку заказала. Дорогая вещь.
Я всмотрелась в изображение и только сейчас поняла: на крышке шкатулки не рисунок, а переведенный на нее каким-то образом снимок, который потом покрыли блестящим лаком.
– Это ваши дети? – спросила я, вынимая айфон и делая снимок коробочки.
– Коля и Мика, – кивнула Евсюкова. И снова повторила: – Мика любит маму.
Я хотела поинтересоваться, где сейчас ее сыновья, но услышала удивленный голос Ады:
– Наташенька, я впервые слышу про мальчиков.
Евсюкова перестала улыбаться.
– Зачем подслушиваешь и подсматриваешь? Тебе не скажу.
– Почему? – растерялась медсестра.
Больная быстро поставила коробочку на полку.
– Ты Веру выгнала.
Аделаида прижала руки к груди.
– Кто тебе такую глупость сказал? Верочка вышла замуж и уехала. Мы с Лавровой близкие подруги, она же нас и познакомила.
Евсюкова опустила голову.
– Нет. Ты чужая. Не смотри на мою шкатулку. Отстань! Не хочу. Голова болит.
Она скривилась. Потом вдруг, сильно толкнув Аду локтем в бок, бросилась к двери. Медсестра вскрикнула, согнулась пополам. Больная притормозила, обернулась и злорадно спросила:
– Больно? Это Коля сделал.
– Сейчас мальчик ударил Аду? – спросила я. – Но в комнате только мы трое.
– Он под столом сидит, вон там, – буркнула Наталья. – Коля всех убил. Да, знаю, Коля. Всех убил. Убежал. Убил и убежал.
Аделаида выпрямилась.
– Кого ваш сын жизни лишил?
– Всех. Это все Коля. А Мика любит маму, – прошептала больная, стоя на пороге. – Правильно я сделала, что Колю не оставила. Правильно поступила. Отстаньте. Он убежал! Убил и убежал! Боюсь!
Наталья открыла дверь и вышла.
– Как вы себя чувствуете? – спросила я у Ады.
– Соответственно проведенному лечению, – пошутила та. – Не беспокойтесь, я вскрикнула не от боли, а от неожиданности. Согнулась специально, подумала, вдруг Евсюкова еще раз врезать захочет. Надо врачу рассказать о ее поведении, до сих пор она агрессии не проявляла. Я, правда, всего два месяца тут, раньше с Натальей работала Вера, моя подружка, она замуж вышла и в Чехию к супругу уехала. Верочка ни разу на подопечную не жаловалась. Что ее так взбесило?
– Всплеск злобы случился сразу после вашего вопроса про детей, – вспомнила я. – И похоже, Наталья Михайловна расстроена, что Вера ее покинула. К вам она еще не привыкла.
– Что случилось? – чуть запыхавшись, поинтересовался мужчина лет пятидесяти, появляясь в гостиной. – Ада, ты почему меня вызвала?
На секунду я удивилась: медсестра не звонила по телефону. Как врач сообразил, что ему надо спешить к Евсюковой? Но тут же догадалась: в кармане халата медсестры лежит тревожная кнопка.
– Наталья Михайловна меня ударила, – пожаловалась Ада. – Не больно, но факт настораживающий.
– Да она безобидная, как бабочка! – не поверил доктор.
– Ошибаетесь, Аркадий Николаевич, – возразила Аделаида. – Бабочка наша с кулаками оказалась.
– Евсюкова разнервничалась, рассказывая о своих близнецах, – уточнила я, – похоже, воспоминания о мальчиках очень для нее болезненны.
Аркадий Николаевич грубо перебил меня:
– Вы кто?
Я не успела ответить, вместо меня заговорила Ада, совершенно неожиданно заявив:
– Козлова – режиссер с телевидения, будет снимать фильм об интернате. Семен Владимирович в курсе, главврач велел мне гостью к Евсюковой проводить – рассказ о нас пойдет на примере ее жизни.
Врач окинул меня с ног до головы оценивающим взглядом.
– Понятно. Теперь я хотел бы узнать, что тут произошло.
– Сначала мы разговаривали, – застрекотала Аделаида, – потом я вышла, они вдвоем остались.
Доктор уставился на меня. Я рассказала про Колю и Мику. Аркадий Николаевич подошел к полке.
– Эта шкатулка?
– Она самая, – подтвердила я.
Врач улыбнулся и сразу стал симпатичным.
– У моей старшей сестры такие же есть. Сейчас эта технология забыта, а в начале семидесятых была очень популярна. Бралась фотография, как-то обрабатывалась, переносилась на шкатулку, залачивалась. Супер получалось. Тогда не было компьютерной печати, но русский народ умом могуч, что угодно придумает. Красоту мастерили в фотоателье, понятное дело, из-под полы, в официальном прейскуранте такая услуга не значилась.
– Если у Натальи Михайловны есть дети, то почему о них в ее бумагах нет ни слова? – недоумевала Аделаида. – Я, когда на работу устроилась, спросила, кому звонить, если пациентка… ну, если ей совсем плохо станет. Полюбопытствовала, навещает ли кто женщину? Мне Семен Владимирович объяснил: «Берем только одиноких, Наталья Михайловна не исключение. В последний путь проводим ее мы, теперь наш коллектив – семья Евсюковой». Но шкатулка говорит об обратном: у нее есть дети, мальчики-близнецы.
Аркадий Николаевич сел в кресло.
– Это могут быть вовсе не сыновья нашей подопечной. Чайком угостите?
– С удовольствием, – засуетилась медсестра. – Степанида, вам какой? Черный, зеленый, фруктовый?
– Давайте ягодный, – выбрала я.
– Устали, Аркадий Николаевич? – заботливо спросила Ада.
– Есть немного, – признался врач. – Ведь не только здесь служу, еще в клинике на бульваре Ермакова подрабатываю.
– Больные, наверное, на вас молятся, – польстила ему медсестра. – Знаю, как трудно хорошего специалиста найти, а вы талант.
– Перехвалишь – испорчусь, – улыбнулся доктор.
Ада поставила на стол блюдо с пирожками.
– Попробуйте, сама пекла. Наталья мои капустнички уважает.
– Очень люблю домашнюю еду, – обрадовался Аркадий Николаевич. – Жаль, редко достается.
Аделаида одернула халат.
– Жениться вам надо. На хорошей женщине, медсестре, которая готовить обожает. Я бы от плиты сутками не отходила. Заглядывайте к нам завтра, угощу борщом и киевскими котлетами.
– Не знал, что ты такая хозяйственная, – протянул Аркадий Николаевич.
Ада кокетливо стрельнула глазами.
– Пока еще некому супчики варить, а хочется. Вот только Наталье Михайловне каждый день разное готовлю, она теперь редко в общей столовой питается. Кулинария – мое хобби. Заглядывайте к нам почаще, отведаете моей стряпни. Могу даже по вашему заказу что-нибудь испечь.
Я решила перевести разговор на интересующую меня тему.
– Почему вы думаете, что на шкатулке не дети Евсюковой?
