Леген пьет желтоватое вино из треснувшей кофейной чашки. Яну он тоже налил вина в большую чашку и усадил на стул в кухне, сбросив на пол пачку рекламных листков:

– Это тебе.

– Спасибо, спасибо.

Яну вовсе не хочется утолять жажду сомнительной желтоватой жидкостью. Он размышляет, как бы ухитриться потихоньку вылить так называемое вино, чтобы не заметил хозяин.

Квартира Легена захламлена сверх всяких мыслимых пределов, но Яну очень нравятся их спокойные беседы. Он пришел с работы и, даже не заходя домой, позвонил в дверь соседа – была настоятельная потребность хоть с кем-то поговорить. Но… насколько можно верить Легену? И что он может рассказать? Рассказать-то он может многое, но на это надо решиться.

– Думаю, скоро выпадет снег, – сказал Ян.

– Похоже на то. – Леген отхлебнул своего вина. – Время колоть дрова, если они у кого есть. Когда я был маленький, у нас был дровяной сарай, но туда сваливали все подряд, так что для дров и места не было. Зато там можно было посидеть, побыть самому с собой немного…

Столько слов подряд Ян слышит от Легена в первый раз. Видимо, вино развязало соседу язык. Но Леген будто прочитал его мысли и внезапно замолчал. Настала очередь Яна заполнять паузы.

– Я в воскресенье заглянул в подвал… Там пациенты.

– Да, там вечно беготня… – сосед опять отпил вина, – но нам-то беспокоиться было не о чем. Мы в прачечной, у нас своя работа… Почти тридцать лет, – задумчиво произносит он. – Белье спускают вниз, мы посылаем его назад… стираное, понятно. А в карманах чего только не найдешь… Бумажники, баночки с лекарствами… чего только не найдешь.

– Там и часовня есть.

– Да, только мы туда не ходили… Они там делают что хотят. Особенно когда высокое начальство отбывает по домам…

Ян возвращается домой и берется за карандаш, чтобы закончить «Сто рук принцессы». Это последняя книга, где он еще не подправил рисунки и не добавил новые. Четвертая сказка Рами.

Заканчивает четыре рисунка, потом работает красками. Первый, второй… на третьем вдохновение иссякает, и он достает свой старый дневник.

Медленно листает и пытается вспомнить, о чем думал, когда был подростком. Иногда удается… в середине тетради он находит фотоснимок, вырезанный из местной газеты.

Ян помнит, когда он его вырезал. Это было через шесть лет после истории в «Рыси». Фотография из спортивного отдела газеты. Групповой снимок победителей футбольного турнира для юниоров. Дюжина одиннадцатилетних подростков, а в середине стоит вратарь с мячом под мышкой и улыбается Яну.

Вильям Халеви. Ян узнал его еще до того, как прочитал подпись под фотографией.

Он долго рассматривает снимок. Спокойная, веселая мордашка… во всяком случае, надо надеяться, что события шестилетней давности не оставили в его психике никакого следа. Играет в футбольной команде, значит, много друзей. А когда у человека много друзей, в его жизни все складывается хорошо.

Впрочем, откуда ему знать… но он надеется, что это так.

Ян встает и снимает с полки Ангела. Это Ангел-передатчик. Ангел-приемник остался в Санкта-Психо. Лампочка мигает весело и ярко – он вставил новые батарейки. Несколько раз он собирался включить его, но расстояние слишком велико. Чтобы надеяться на что-то, надо подойти ближе. Намного ближе.

Он долго рассматривает дисплей, потом встает, берет рюкзак и куртку. Темную куртку.

Не едет на велосипеде, не садится на автобус. Идет пешком. Той же дорогой, что в воскресенье, – делает большой круг через лес, через ручей у больницы, на пологий откос. До ограждения метров двести.

В темном небе над больницей быстрой чередой плывут еще более темные, почти черные облака.

Он совсем близко. Темно… темно, как бывает темно только в ноябре. В декабре повсюду зажигаются рождественские огоньки, и становится веселее. Но сейчас темно. И у него нет необходимости прятаться за елями. Он может забраться на самую вершину холма. Прокрасться, как рысь.

Ограждение освещено прожекторами и похоже на пустую театральную сцену, но во дворе темно, там прячутся неясные тени. Ян понимает, что тени эти существуют только в его воображении. Бледный свет горит в окнах, но в большинстве из них жалюзи опущены. Больные прячутся от мира.

Яну кажется, что за ним наблюдают. Не люди, нет, вся огромная больница пристально следит за каждым его движением.

Весь мрачный, холодный фасад уставился на него – пристально и с подозрением. Его пробирает озноб. Больше всего ему хочется опять укрыться в лесу, но он упрямо пробирается к самому краю откоса, к огромному валуну на опушке, оставленному когда-то отступившим ледником, как войска оставляют убитых на поле боя. Странно, но туда ведет хорошо утоптанная тропа. Видимо, люди приходят сюда и смотрят на больницу. Фантазируют, какие чудовища скрываются в ее стенах.

– А бананов вы не принесли? Как же! Для обезьян-то!

Он до сих пор помнит этот пронзительный вопль Рами, когда в Юпсик явилась делегация господ в костюмах. Что-то вроде учебной экскурсии. Наверное, какие-нибудь политики из управления коммуной. Костюмы посмотрели на нее с ужасом и поскорее ретировались.

Зона действия Ангелов – триста метров. До больницы даже меньше, и он по-прежнему вне предела досягаемости прожекторов.

Налево за больницей – подготовительная школа, но ее не видно. Скрыта ельником и стеной.

Он смотрит на часы – четверть десятого. Самое время. Быстро расстегивает «молнию» на рюкзаке, достает Ангела и переключает из режима Standby в режим работы.

Прислоняется к валуну и напряженно думает. Мало того что он не знает, с чего начать, – он совершенно не уверен, что она его слушает. И не может назвать ее имя – а вдруг Ангел попал к кому-то еще?

Наконец, он подносит микрофон к губам:

– Алло! Алло, Белка…

Никто не отвечает. Ничего не происходит.

Он смотрит на больницу и принимается считать окна. Четвертый этаж, седьмое окно справа. Свет там есть, если он правильно сосчитал в темноте. Бледный потолочный плафон. Плафон закрыт металлической решеткой… чтобы никому не пришло в голову его разбить? Наверное…

Он набирает воздуха и пробует опять:

– Если ты меня слышишь, попробуй показать…

Он смотрит на седьмое окно. Чего он ждет? Что в зарешеченном окне покажется тонкая женская фигура?

Никто не показывается. Но что-то происходит… в окне внезапно гаснет свет. Несколько секунд окно остается совершенно темным, потом свет зажигается вновь.

По спине бежит холодок, точно ему за шиворот вылили стакан ледяной воды.

– Это ты, Белка?

Свет снова гаснет и через несколько секунд зажигается снова.

– Очень хорошо. Выключаешь свет – значит «да». Свет продолжает гореть – значит «нет».

Свет гаснет. Контакт есть.

– Ты знаешь, кто я?

Свет мгновенно гаснет.

– Ян Хаугер… это я посылал тебе письма. Это я сидел когда-то вместе с тобой в детской психушке. В Юпсике.

Свет не гаснет. Почему? Да потому что это никакой не вопрос, соображает он.

– Тебя зовут Мария Бланкер?

Окно становится темным, через пару секунд свет включают опять.

– У тебя было раньше другое имя?

Вспышка темноты. Снова свет. Да.

– Алис Рами? Так тебя звали?

Наконец-то. Теперь он уверен, что говорит с Рами, и ни с кем другим. У него тысяча вопросов, но ни одного, на который можно ответить «да» или «нет».

Время идет, в голове бухает большой барабан. Он проклинает свою неизобретательность и выпаливает неожиданно:

– Рами, можем мы встретиться? Только ты и я?

Абсурдный вопрос из-за шестиметрового ограждения.

Но после короткой паузы свет гаснет и зажигается снова.

– Замечательно… Скоро ты меня услышишь. Спасибо.

За что он ее благодарит?

Ян смотрит на освещенные окна больницы, и вдруг ему хочется оказаться там, за зарешеченным окном, за колючей проволокой. За стеной. Вместе с Рами.

Он опускает Ангела в рюкзак и уходит в лес. Домой. Надо закончить иллюстрации к ее сказкам, тогда он сможет их ей показать. Когда они увидятся.

Кто она теперь? Зверомастер… Когда-то она создала зверя-хранителя, белку, а теперь создала Яна, чтобы он помог ей выбраться из каменного дома на необитаемом острове, где умирает больная ведьма. Она создала Яна – Зверя-Защитника.

Они так и сидели рядом. Рами положила ладонь на его руку, на повязку на запястье. Ян все ей рассказал – о двух сутках в запертой сауне, о попытке утопиться в пруду… Нельзя сказать, чтобы ему стало намного легче, но – что сделано, то сделано, и он об этом не жалел.

И Рами слушала, не перебивая, как будто этот рассказ имел для нее какое-то значение. Он закончил свое повествование, и она тихо спросила:

– А ты кому-нибудь об этом рассказал?

Ян покачал головой:

– Нет… но они-то уверены, что рассказал. Во всяком случае, один из них. Торгни. Он звонил мне три дня назад. И он напуган, по голосу было слышно. Они уверены, что я настучал на них. – Ян опустил голову. – Я знаю, они ждут меня в школе. Они будут продолжать…

Он замолчал. Ему становилось страшно даже при мысли о Банде четырех. Он спрятался за колючей проволокой Юпсика – а им никуда не надо прятаться. Они на свободе, они счастливы, у них друзья. Много друзей. А у него только Рами.

– Если бы можно было… – продолжил Ян тихо. – Если бы было можно нажать кнопку… Если бы была такая кнопка – р-раз, и все кончено. Я даже и сопротивлялся-то не очень. Пока они тащили меня в сауну… думал, что лучшего я и не заслуживаю…

– Нет. – Голос Рами прозвучал неожиданно громко и решительно.

– Да.

Наступило молчание.

– Я ими займусь, – неожиданно сказала она.

– Как это?

– Пока не знаю… Но как только я уйду отсюда, я ими займусь.

– И когда же это будет?

– Скоро.

Ян посмотрел на нее и понял. Рами не сказала «когда меня выпишут», она сказала «когда я уйду». Она имела в виду побег.

– И как же ты уйдешь?

– У меня много знакомых.

Она встала, подошла к черной драпировке на стене и приподняла ткань. Там стоял старый черный телефон.

– Работает? – спросил Ян.

Она молча кивнула.

– Хочешь кому-то позвонить?

Ян отрицательно покачал головой. Звонить ему было некому.

– А я иногда звоню своей сестре в Стокгольм. И вообще… кому хочу, тому и звоню.

Ее уверенность заразила Яна.

– У меня есть школьный каталог. Можешь посмотреть на их фотографии. Имя, адрес – там все есть.

– Уже что-то…

Ян хотел сказать ей что-то, что прозвучало бы весомо, глубоко, благородно, но Рами его опередила:

– Кстати, и ты можешь кое-что для меня сделать.

– Что?

Она поднялась с загадочным видом:

– Пошли… я тебе покажу.

Рами вывела его в коридор, быстро огляделась и повела к ординаторской. Часы на стене показывали полседьмого, значит, сотрудники уже разошлись по домам. Дверь в ординаторскую заперта, но рядом с дверью висел большой плакат с десятком подписанных фотографий.

Рами показала на фотографию улыбающейся женщины с косой челкой в больших очках:

– Это она.

Ян тут же опознал женщину на снимке. Это была та, которую Рами называла Психобалаболкой. Под фотографией подпись: Эмма Халеви, психолог.

– Это она помешала нам закончить концерт? – спросил он. – И заперла тебя в Дыре?

– Она. И это она украла мой дневник.

Ян кивнул – он помнил ярость Рами.

– Она читала его. У меня была точно такая же тетрадь, как я тебе дала. Дневник. Я исписала пятьдесят страниц, но она его украла.

Ян не отводил взгляд от фотографии.

– Завтра меня здесь не будет, а когда меня не будет, сделай что-то, чтобы ей стало страшно. Написай ей на письменный стол. Или намалюй что-то на ее двери. Сделай так, чтобы ей стало страшно.

– О’кей. – Ян постарался, чтобы это «о’кей» прозвучало как можно более убедительно.

– Сделаешь?

Он медленно кивнул, точно согласился выполнить секретное и очень опасное задание. Конечно. Ради Рами он сделает все, чтобы напугать Психобалаболку. По-настоящему напугать.