13

Взревел мотор бронетранспортера, гусеницы вгрызаются в разбитый тяжелой техникой грунт улицы. Флориан зажмурился, с силой сжал губы, едкая дорожная пыль забивает горло. Он мотнул головой, осторожно прикоснулся к свежему бинту на руке. Все-таки обошлось, подумал Флори. Еще бы немного и оттяпали бы руку, как тем бедолагам в лазарете. Немец глубоко вздохнул, осмотрелся. В кузове бронетранспортера рядом сидят давно знакомые Тори и Пауль, дремлют, раскачиваются в такт бронетехнике. Напротив сидит Готлиб, тоже, кажется, дремлет, но руки сжимают винтовку, в случае чего – только вскинет и тут же прогремит выстрел. Флориан ухмыльнулся, дядя всегда чрезмерно осторожничает.

Впереди по раздолбанной танковыми траками улице городка ползет вереница бронетранспортеров и тягачей, в кузовах – изрядно обсыпанная пылью серо-зеленая пехота вермахта, за ними тягачи надрывно урчат, тащат сцепку из легких пушек. За ними – грузовики с боеприпасами и провиантом.

Флориан смотрит по сторонам, мимо них проплывают в летнем мареве обшарпанные, покосившиеся домишки, среди них, правда, промелькивают и каменные в два и более этажа, но все какие-то невзрачные, стены – в паутинах трещин. Многие окна были заколочены досками крест-накрест, некоторые дома зияли пустыми глазницами окон. Внутри – все черно от бушевавшего пожара. Вместо магазинчиков и лавок какие-то убогие норы с глухими деревянными проемами. Нет, все такое непривычное после Франции и даже Польши. Беднота, голытьба. И зачем она нам, подумал Флориан.

Вермахту повезло. Городок сдали почти без боя. Оттого он еще и почти не поврежден. Так, одна арьергардная рота прикрытия оставалась. С ней даже возиться не стали – отправили мотоциклистов, те и перебили бедолаг. Оказалось, что четырьмя сотнями красноармейцев командовал какой-то старшина, да и тот престарелый какой-то. Даже толком оборону выстроить не смогли – смяли их в один присест. Видимо, совсем плохо с офицерами у Красной Армии.

Немецкий бронетранспортер дал по тормозам, дремлющие фигуры в «фельдграу» стали заваливаться друг на друга, раздалась тяжелая немецкая брань. Флориан выглянул из-за края, впереди перед бронетранспортером стоит рослая фигура жандарма, на груди поблескивает металлическое ожерелье с выбитым номером, в руке застыл жезл с красным кружком на конце, другая рука показывает налево, туда сворачивает дорога и петляет, теряется в переулке. Водитель бронетранспортера почти наполовину высунулся из кабины, что-то выкрикивает жандарму, тот неумолимо качает головой, указывает на переулок. Водитель сплюнул, что-то пробормотал и хлопнул дверью. Бронетранспортер рванул с места, вновь завалив несколько солдат. Вновь раздалось чертыхание в кузове.

Переулок петляет, стены нависают и будто смыкаются каменными тисками. Дорога еще ужаснее. Ухаб на ухабе, будто здесь ежедневно выгуливали слонов. Иногда от дороги отходил тоненький лучик, ведущий на просторную улицу. Флориан было пробовал разглядеть, что там, однако проем переулка быстро проскакивал.

Наконец бронетранспортер замедлил ход и остановился, захлопали дверцы и люки. Солдаты в серо-зеленой форме высыпали на просторную площадь. Впереди возвышалось трехэтажное здание. Флориан с интересом рассматривает фасад, взгляд заскользил по колоннам и резному крыльцу.

Их и еще несколько рот определили в школу. Квартироваться им предстояло недолго – максимум двое суток. После пополнения припасами и провиантом они двинутся дальше на восток. А пока Флориан и Готлиб прохаживаются по коридорам школы, заглядывают в классы, с интересом разглядывают почти не пострадавшее убранство советских классов.

– Чего шатаетесь? – окликнул их лейтенант. – Какая рота?

– 218-я лейтенанта Штубера, – ответил Готлиб.

– Ну вот и идите к своим. Ваши – на втором этаже.

– Слушаемся, герр лейтенант!

Цоканье немецких сапог эхом разносится по пролетам и пустым коридорам школы. Найти своих труда не составило. «Наверное, самая галдящая рота – это наши, – с улыбкой подумал Флориан, – если нас отправят когда-нибудь в разведку, погорим почти сразу же».

Шагнули в класс, на облупленном полу уже расположились немецкие солдаты, налаживают привычный быт. Одни что-то громко обсуждают, другие травят похабные истории, хохочут, третьи – расправляются с сухим пайком – хрустят галетами, шумно отхлебывают из фляжек.

– А я в школе был примерным мальчиком, – произнес один из немецких солдат, стрижкой «под горшок» больше походивший на поляка. – Меня всегда ставили в пример.

– Да ты что?

– Ага. Все учителя говорили: «Дети, никогда не делайте так, как он!»

Рядом сидящие солдаты захлебнулись от смеха.

Флориан улыбнулся и продолжил с интересом рассматривать классную комнату. В дальнем углу бесформенной кучей друг на друге громоздятся ученические парты, в углу валяется бюст Ленина, рядом – красный бархат. Школьная доска без одной створки сиротливо висит на одном гвозде, чуть выше взирают на немецких солдат русские классики – Толстой, Чехов, Пушкин.

Кто-то с силой дернул входную дверь. На пороге показался немецкий солдат с погонами пехотного фельдфебеля.

– Ну что, арийцы, прохлаждаетесь?

– Никак нет, герр фельдфебель, отдыхаем!

– Отдыхаете, вижу, как отдыхаете – галдите и ведете себя как кучка детей, вон, слышал, какие анекдоты травите.

– А чего, по-моему, неплохо, господин фельдфебель.

– Ага, а вдруг «иван» придет?

– «Иван» драпанул уже давно! Я и забыл уже, как они выглядят!

– Еще насмотришься, придурок! – прошипел один из солдат, мрачный ветеран. – Особенно когда в башке твоей дырка будет!

– Да ладно, дырка! – отмахнулся от него солдат. – Гиль, ну чего ты мрак нагоняешь? Вот ты мне скажи – когда Москву возьмем, нам пограбить ее на три дня дадут? Как рыцарям в Средние века.

– Дадут! Догонят и еще раз дадут!

– Эх, ну и мрачный же ты тип, Гиль.

Гиль ничего не ответил, отвернулся и лег на шинель.

– Ладно, хватит веселиться – выходи, стройся, получай обед!

Солдаты тут же зашевелились, весело загалдели и неровным строем просачиваются через дверь класса, подначивая и подталкивая друг друга, улыбаются. Если бы не форма – настоящие школьники, с улыбкой подумал Флориан.

Несколько десятков сапог затарабанили по лестницам, навстречу рванулись двери, и солдаты уже занимают места в строю. Прямо в центре школьного двора расположилась полевая кухня, тучный солдат в белом переднике огромной поварешкой орудует в котле, по округе носится дурманящий запах вареной свинины.

– Гороховый суп с мясом, совсем неплохо, – подмигнул Флориану один из солдат.

– Ну все, музыкальный вечер роте обеспечен!

По строю прокатился смех. Солдаты подставляют котелки, огромный черпак вливает туда одурительно пахнущую жижу. Флориан глубоко вдохнул аромат супа, рот тут же наполнился слюной.

– Слушай, старина, а где ты столько продуктов раздобыл, что почти двойную порцию раздают? – поинтересовался у повара один из фельдфебелей, с удовольствием рассматривая свой полный доверху котелок. – Никак, наши полковые снабженцы расщедрились?

– Нет, что ты. Просто местное население решило с нами поделиться, – многозначительно подмигнул повар.

Солдаты вновь захохотали.

– Щедрые же эти русские, – с широкой улыбкой на лице вымолвил фельдфебель.

Флориан с полным котелком отошел к дальнему концу двора и устроился в тени липы. Шумно втягивает в себя горячий бодрящий суп, смачно причмокивает, от удовольствия жмурится. Внезапно Флориан вздрогнул – недалеко раздался короткий женский крик, – несколько капель супа упали на китель и поползли жирными полосами. Он бросил взгляд туда, где голосила женщина, взгляд наткнулся на немецкого офицера. Флориан обомлел – кулак офицера с силой рванул пучок черных волос, за которые он рывками тащит по пыльной дороге полуголую женщину, та вскрикивает, разбитые в кровь пальцы из последних сил цепляются за каблуки офицерских сапог. Позади женщины деловито и спокойно вышагивают несколько солдат, в руках готовые к выстрелу винтовки.

Офицер остановился у какой-то ободранной стенки, приподнял упавшую женщину за волосы – та вновь завопила – и с силой бросил ее к стене. Молодая женщина врезалась в обшарпанный кирпич, упала на колени, но тут же поднялась, руки обхватывают стену.

– Шайсе! – крикнул офицер, отступил на шаг и кивнул рядом стоящим солдатам. – Будешь знать, жидовская морда, как хозяйничать там, где не положено! – Он посмотрел на солдат и громко выкрикнул: – Приготовиться!

Солдаты с готовностью встали напротив женщины, щелкнули затворы, вороненые стволы немецких винтовок уперлись в часто дышащую женщину, волосы спутанным черным водопадом падали до самой оголенной груди, она вздрагивала.

Немцы у полевой кухни отложили свои котелки и внимательно наблюдают за происходящим. Даже тучный повар на раздаче забылся и упустил из рук черпак, тот скользнул и едва не утоп в горячем супе. Но повар, чертыхаясь, успел ухватить за самый кончик.

– Целься! – скомандовал офицер и вскинул руку для последнего приказа.

– Стоять! – вдруг закричал кто-то со стороны, офицер вздрогнул и повернулся на крик. Флориан обернулся и увидел, как сквозь солдатский строй перед полевой кухней проламывается офицер, на плечах серебрятся майорские погоны.

– Отставить! – крикнул еще раз майор и быстрым шагом направился к немецкому офицеру. Тот остановился.

Майор подошел к офицеру и с ходу бросил:

– Что здесь происходит?

Офицер щелкнул каблуками и вскинул руку к козырьку. Майор бросил взгляд на офицера, на петличках которого блеснули две молнии Ваффен-СС и пара ромбиков серебра. Майор недовольно цокнул.

– Гауптшарфюрер Шранке, господин майор, – нехотя произнес эсэсовец, кивнул на женщину. – Необходимая работа с населением.

– Вижу, что за работа у вас… Кто такая и в чем вина?

– Еврейка, господин майор, – с кислой миной продолжает говорить Шранке. – Задержана при попытке пробраться на продовольственный склад. Возможно, диверсантка.

Майор внимательно посмотрел на всхлипывающую женщину, разодранное платье оголило грудь, сквозь кожу выпирают ребра, одна нога наспех обмотана окровавленной тряпкой. Майор усмехнулся.

– Она такая же диверсантка, как я Марлен Дитрих. А зачем такой скорый суд? Не лучше ли допросить, например?

Эсэсовец сморщился.

– Вы, очевидно, не расслышали, господин майор. Она еврейка. И подозревается в диверсии.

Майор недовольно мотнул головой. Эсэсовец зло ухмыльнулся, обнажил зубы. Кивком указал на петличку с молниями.

– Работа с населением – это наша компетенция.

– Послушайте, как вас там?

– Шранке, – продолжая отчего-то ухмыляться, произнес эсэсовец, – гауптшарфюрер Шранке.

– Так вот, гауптшарфюрер Шранке, после ваших таких работ с населением нам начнут в спины стрелять! И не только! Вы тут постреляете, пошумите, а мы получим недовольное население и в итоге партизан. Так что прекратите эти излишние издевательства.

Майор буквально прожигает взглядом Шранке, однако тот лишь опустил глаза. Майор добавил громче, в голосе скользнул металл:

– Это приказ, гауптшарфюрер!

Наконец Шранке жестом приказал солдатам опустить винтовки, женщина, все еще цеплявшаяся за стену, наконец брякнулась в пыль как подкошенная, свернулась калачиком и беззвучно зарыдала.

– Вот так, – удовлетворенно произнес майор. – И прекратите эти ваши методы, повторяю!

– Вы же понимаете, господин майор, у нас есть конкретные приказы.

Майор отмахнулся.

– Послушай, Шранке, я, майор Хубе, приказом командования назначен ответственным за этот район. И без моего ведома здесь не то что расстрелов, даже ругани не будет с местными! – Майор сделал паузу, заглянул в глаза гауптшарфюреру, тот отвел взгляд. Хубе хмыкнул и продолжил: – Задержали? Подозреваете в чем-то? Прекрасно! Ведите в комендатуру и разбирайтесь! Нечего самосуды устраивать.

– Слушаюсь, герр майор! – вновь щелкнул каблуками эсэсовец и отдал честь, но тут же добавил: – Но я буду жаловаться моему непосредственному начальнику.

– Да жалуйся, куда хочешь, – устало бросил майор. Он повернулся к двум солдатам, которые так и стояли позади женщины, готовые при случае стрелять. – А вы чего застыли? Вольно! – Солдаты тут же вытянулись в струнку, приклады винтовок ударили в землю возле сапог. Майор вновь повернулся к эсэсовцу, тот стоит с кислой миной, будто глотнул уксуса, и отводит глаза. – Приведите женщину в порядок и отведите ее в комендатуру. Скажете, майор Хубе приказал!

– Может, ее еще переодеть и накормить прикажете? – язвительно бросил вслед майору эсэсовец. Майор остановился и медленно повернулся, глаза горят яростью и неприязнью.

– Если нужно будет – прикажу, – сквозь зубы процедил майор. – Это я запросто!

Гауптшарфюрер не выдержал пристального взгляда майора, глаза виновато потупились, он нехотя отдал честь и кивнул солдатам, те с готовностью подскочили к женщине, схватили ее за подмышки, она вскрикнула. Майор кивнул, развернулся и направился к колонне солдат, что продолжали получать порцию горячего супа. Внезапно он остановился и бросил через плечо:

– Дайте ей воды!

Эсэсовец ничего не ответил, поправил фуражку и направился к немецкой комендатуре, солдаты двинулись за своим офицером, поддерживая ослабшую женщину, та еле двигала босыми ногами. Эсэсовец свернул за угол, где уже красовалась вывеска черным по белому на немецком «Центр города. Комендатура».

Флориан проводил взглядом майора, тот недовольно что-то пробормотал, вернулся к полевой кухне и принял у удивленного повара котелок с дымящимся супом.

– Не успели прийти, как уже устроили, понимаешь, – недовольно проговорил майор и принялся с жадностью поглощать суп.

Флориан тоже опустил ложку, зачерпнул погуще и со вкусом втянул в себя. Но тут же сморщился – суп безнадежно остыл.