Сергей КОНДРАТЬЕВ

Купил «новый русский» земельный участок. Особняк отгрохал, парк разбил, вокруг ограда металлическая, лавочки, березы… Решил еще для пущего шика свою статую на холмике установить. Братанам говорит:

— А че: сяду летом в холодке на лавочке, а рядом — вот он я в полный рост под березкой торчу. Только где у нас в городе статую заказать можно?

А один из братанов ему и подскажи:

— Так вот же рядом гранитная мастерская. Так и написано: «Изготовление памятников».

А «новый русский» — он же не понимает, что статуя в парке ставится, а памятник… Правильно — на кладбище. Ему лишь бы в полный рост торчать. Двигает он в гранитную мастерскую, видит, там гранитчик работает, и с ходу:

— Слышь, халдей, статуевину в полный рост слепить сможешь? Тогда обмеривай меня скорей — мне еще на разборку успеть надо!

Гранитчик, который привык получать заказы исключительно от родственников усопших, от изумления чуть линейку не проглотил.

— А кому еще! Бабки я плачу, — так неужели статуй чужому дяде?

— У меня такое впервые, чтобы клиент мне при жизни памятник заказывал…

— А че же, мне ждать, пока ты помрешь, что ли?!

— Нет, пожалуйста, пожалуйста, сделаем в лучшем виде, тем более вам ведь не к спеху…

— Че это не к спеху-то? Пацанов заряжу, как только сделаешь — они в тот же день и вмуруют намертво.

— Так мы ведь уже через две недели заказ выполним.

— Значит, через две недели и вмуруют.

— А у вас что, уже и место есть?

— А то! Над холмиком. Под березкой.

— Кстати, мы не только памятник — мы еще можем вам цветы на участке посадить, — предлагает гранитчик, думая, что речь идет об участке кладбищенском.

А «новый русский» — он же о своем загородном участке думает, поэтому говорит:

— Цветов не надо, пусть лучше на холмике огурцы растут.

— Странное какое-то у вас желание…

— Чего это странное? Кто меня навещать придет — закуска под рукой.

— Ну огурцы, это не по нашей части, но мы можем организовать уборку мусора…

— Чего? Я за охрану участка «мусору» деньги плачу, а вы его убирать собираетесь!

— Ну хорошо, а оркестр закажете?

— Да ну его — братаны танцевать начнут, все огурцы на холмике перетопчут.

— А вы решили, где памятник стоять будет?

— Все продумано: тут — ограда, тут — лавочка, а тут — статуй. Рядом с сауной.

— Не понял. Сауна-то вам в таком месте зачем?

— Девочек закажу. Пусть обмывают меня. Под душем. Каждую пятницу.

— Что же, они вас каждую пятницу оттуда в душ таскать будут?

— А что делать — вдруг лето жаркое будет?! Поэтому и лавочку прямо под холмиком ставлю: пивка попил — в туалет ходить ближе будет.

— Кому ходить? Ведь как памятник установят — все и разойдутся…

— Ну и разойдутся. А я-то останусь!

— Чего-то я опять не понял: вы что же, оттуда в туалет ходить планируете?

— А чего же мне там, лопнуть, что ли? Или прямо на статую? Как кобелю? Нет, я из-под холмика поднимусь, в туалет схожу и обратно в холодок.

— Своим ходом?

— А как еще? Чего мне — полдня в туалете, что ли, сидеть? Организм у меня здоровый — сходил что надо, сделал и назад под холмик. Мангал для шашлыков разжигать.

— Это в смысле, чтобы на девять дней отметить…

— Чегой-то на девять? А в остальные дни я что, голодать там должен? Когда в холодке сидишь, — знаешь, какой аппетит просыпается!

— Вообще-то наши клиенты там обычно лежат.

— Да ты че! Одному в холодке лежать — застудиться можно! Вот если красотка какая там со мной уединиться захочет…

— Кто же в таком месте с вами уединиться захочет?!

— Да ты че, я однажды одну по пьянке в телефонной будке уединиться уговорил, Потом оказалось — это холодильник у нес на кухне.

Совершенно обалдевший гранитчик принял у странного клиента заказ, а когда памятник изготовили, он в тот же день и понадобился — в «мерседес» «нового русского» кто-то бомбу подложил. Огурцы на холмике, правда, сажать не стали, но венков братаны столько нанесли, что гранитчик никак понять не мог, как же «новый русский» из-под них в туалет выбираться будет?..

Меня мой муж своим пьянством вконец заколебал! Ведь это же невозможно — пьет все, что горит. Французские духи пол флакона десять лет берегла — на опохмелку выдул. Потом полдня возмущался: как это французы такую гадость по утрам пьют! Я ему косметичкой в лицо тычу, кричу: «Ты бы, ирод, еще вот — губной помадой закусил». Он говорит: «А что ты думаешь — закусывал. Начинка у этого сникерса вкусная, только сам шоколад больно твердый».

Ой! Уж и в квартиру его пьяным пускать перестала. Так он пару ночей на коврике в подъезде поночевал и домой запросился. «А то, — говорит, — по утрам собачники своих пуделей во двор выгуливать выводят, а у тех до двора терпежу не хватает, и они меня за газон принимают».

Ну, домой стал приходить — как стеклышко. А через полчаса, глядишь, он уже лыка не вяжет. И ведь обыщешь его всего, как в гестапо, убедишься, что ничего спиртного с собой не принес, — а он, оказывается, ухитрялся водку наливать в этот… ну, знаете, вроде шарика надувного резинового — и под штаны его сзади подкладывать. Я бы так и не узнала никогда, если бы он однажды на гвоздь в табуретке ни плюхнул. Оглянуться не успела — всю табуретку вылизал, заодно и в коридоре языком протер.

Уж где он только эту водку от меня ни прятал! В сливном бачке, в аквариуме, в стенных часах с кукушкой… Там у него к-то чекушка разлилась — так в результате кукушка икать чала. Выскакивает каждый час и кричит: «Ку-ку-Ик-ку!» кричу: «Ты что, гад этакий, с бедной птичкой сотворил?» он говорит: «А чего — для кукушки хватит и чекушки».

А потом — врать не буду, сама не видела, — но он, вид-I, еще где-то в телевизоре бутылку разлил. Потому что Доренко в тот вечер так ругался, так ругался — трезвый человек такого себе никогда бы не позволил!

Ой, и чего я со своим только ни делала! Вместо водки в бутылку керосину наливала — у него от этого только язва зарубцевалась.

К бабке-знахарке водила. Совсем древняя старуха, столько не живут, мхом уже вся заросла от старости. «Шей-час, — говорит, — я табе, касатик, шнадобья накапаю, и ты про пьянку навшегда жабудешь». А он снадобье вылакал и к щгой бабке целоваться полез. Насилу я его бабкиной клюкой от нее отбила, а та довольная, губами чмокает, вслед кричит: «Видно, ш одного ражу не подейштвовало, ты яго красотка, ко Мне ящще, ящще приводи — процедуру повторять будем!»

Потом «торпеду» ему вшили. Так он где-то на рынке ухитрился ее вытащить и какому-то чукче на бутылку сменял — сумел чукчу уговорить, что этой «торпедой» тюленя глушить хорошо.

В общем, все на свете средства я перепробовала, а потом он сам вдруг пить бросил. Как получилось-то? Решила я себе огуречную маску против морщин положить. Берешь кожуру от свежих огурцов, клей «Момент», перемешиваешь, все тело себе обмазываешь и ждешь, когда засохнет. А засохнет — _ всю эту дрянь с себя пилкой для ногтей соскребываешь. Там, где морщин не было, там их и не будет, а где были — их теперь под клеем с кожурой не заметно. Хороший способ — мне соседка подсказала, она его сама изобрела. Говорит: «Попробуй, может, хоть у тебя получится».

Ну и решила я попробовать. В воскресенье встала пораньше, всю себя — насколько руками сумела достать — кожурой на клею обмазала, хожу по квартире, жду, пока засохнет. А мой проснулся с похмелья водички попить, увидал меня в сумерках, да как закричит: «Врешь, не убьешь, нас много на каждом километре! Орленок, орленок, товарищ крылатый!.. Много, — кричит, — я чертей зеленых по пьянке видал, но такого страшного даже представить себе не мог!»

«Успокойся, — говорю, — дурень, это ж я, жена твоя законная!» — «Нет, — кричит, — не обманешь, кикимора болотная! Законная у меня всегда человеком была!» Я говорю: «А я что тебе, не человек?» Он говорит: «А раз человек — дай опохмелиться!»

Ну я ему и дала! Опохмелиться! Все снадобье, что от знахарки-поцелуйщицы осталось, — всю трехлитровую банку ему и выставила. Залпом выдул. Потом весь день в обнимку с фаянсовым другом провел. Но зато после этого все — как отрезало: пить бросил. Час не пьет, второй не пьет… И сколько уже месяцев прошло, а он — ни-ни: ни в Новый год, ни в день рождения, ни в свой профессиональный праздник — День обивщика дверей из материала заказчика.

И главное, сразу же как подменили мужика! На следующий день иду я с работы, гляжу — он меня на остановке встречает. «Дай, — говорит, — я тебе сумки нести помогу». Ну, думаю, умом тронулся. У меня ж в этой сумке картошки пуда два, а он отродясь больше двухсот граммов не поднимал.

Ну, я-то с ним по-хорошему. «Отдай сумки, — говорю, — народ кругом, стыдобень! Посмотри вокруг — все люди как люди, вон один, хоть и выпил, а жену не позорит: она стиральную машину на себе тащит, а он ничего, только за шланг держится».

Нет, с одной стороны, это, конечно, хорошо, когда муж не пьет. Если, к примеру, в магазин пойдет, то за чем посылала, то и принесет. Раньше-то, за чем ни пошлешь — его самого прохожие приносили.

Или, помню, в химчистку за своей кофточкой его отправила, проследила, чтобы у него денег с собой ни копейки не было, а он возвращается — пьяней некуда! «На что пил?» — запрашиваю. Он говорит: «Пока приемщица бумагу оберточную доставала, я об твою чистую кофточку свои ботинки вытер. Приемщица предложила ее на повторную чистку отправить, а я попросил, чтобы она лучше вместо этого мне пятновыводитель дала».

Но ведь и проблем-то теперь с ним сколько! Готовить ему надо. Раньше-то, помню, вместо ужина водички из-под крана попьет, да «Мухомор-канал» свой покурит. Он эту воду с курением называл «бульон с курятиной».

А то еще как-то говорит: «Что это у тебя за масло на подоконнике — селедочное, что ли? Третий бутерброд ем, а оно все вроде как скипидаром отдает. Я как посмотрела! Да это ж мыло хозяйственное.

Или пришел под утро — и на кухню. Я заглянула — пятилитровый бак на плите пустой стоит. А ведь я в том бачке белье кипятить поставила. «Суп, — говорит, — вкусный, только клецки жесткие».

Опять же — ревновать его теперь надо: на трезвого, того и гляди, кто-нибудь позарится. Хоть он у меня и не очень фигуристый: метр пятьдесят с тюбетейкой. Тюбетейка у него такая специальная есть — она ему тридцать сантиметров росту прибавляет.

Зато начитанный теперь стал! Пить бросил — с книжкой не расстается. За полтора года до титульного листа дочитал. Видно, сложное произведение — называется: «Конек Горбунок и его товарищи». Автор — Коржаков.

По дому помогает — гвоздь в табуретке, на который плюхнулся-то когда-то, забил наконец. Хорошо так забил —. с одного удара. У соседей снизу люстра, правда, рухнула. Заботу решил отцовскую проявить. Пришел домой заполночь, говорит: «Хотел ребенка из детского садика забрать. До закрытия просидел, пока не вспомнил, что его в армию взяли».

Так вот посмотришь на него трезвого — и сразу молодость нашу с ним вспоминаешь. Как познакомились, как на свидания ходили… За неделю до свадьбы он ночью всю клумбу в палисаднике перед домом оборвал, чтобы я проснулась и утром на подоконнике букет увидела. А мы с мамой перед этим два месяца за этой клумбой ухаживали…

Он и сейчас, когда пить бросил, заботливым стал. На Восьмое марта гуталином туфли мои начистил замшевые. Колготки горячим утюгом выгладил. Они теперь ажурными стали.

Ну и Бог с ними, с колготками. На те деньги, что он теперь на водке экономит, этих колготок можно купить — от Парижа до Находки. Зато теперь тишь да покой в доме. Он же на пьянку даже по телевизору смотреть не может: как только кто в кино выпивать начинает — он сразу про чертей зеленых вспоминает. Так что соседке своей за ее маску от морщин я по гроб жизни благодарна: как муж пить бросил — у меня все морщины сами по себе сошли.

Чего я вам всем, дорогие женщины, от души и желаю!