Глава 3
Стремительно вскинув голову, Ева на секунду оглохла от шума крови в ушах.
– Что?! Ты спятил?
Сказка. Она… и Данте?
Он небрежно пожал широкими плечами, и темные шелковые лацканы пиджака зашуршали по белоснежной крахмальной рубашке.
– Все безупречно, – сказал Данте.
Он действительно был безупречен с головы до ног: от густых вьющихся волос до модных туфель ручной работы. Снаружи – наслаждение для глаз, но внутри… Почти как несъедобный рождественский пирог.
Ева хватала ртом воздух, пытаясь вернуть дар речи. Как он посмел?
А он просто стоял перед ней с легкой полуулыбкой, предназначенной для массового поражения женщин, от которой она таяла, как от ядерной атаки. Данте вопросительно поднял темную бровь, как будто ожидая благодарности. За что, собственно?
– Давай внесем ясность. Ты сказал прессе, что влюблен в меня. – Она ткнула в себя пальцем, потом указала на него. – Чтобы спасти свою сделку?
– Да. И твой заказ на свадебное платье будущей герцогини.
Ее негодование сразу улеглось. Поверит ли Пруденс Вест такой истории? Для влюбленной женщины накануне свадьбы с избранником это выглядит достаточно правдоподобно.
– Но ведь нам придется делать вид, что мы – пара, – с ужасом произнесла Ева. Невозможно. Выше ее сил. Плохо уже то, что он вошел в ее жилище, где она укрывалась от суеты и волнений внешнего мира, нарушил покой, разбудил унизительные воспоминания о прошлом. Но самое ужасное то, что он намерен отныне везде сопровождать ее – женщину, которую когда-то отверг. – Да кто нам поверит?
– Уже все поверили. – Его жесткий тон не оставлял сомнений. Данте приготовил ей место рядом с собой в поезде, несущемся прямо в ад!
– Даже не удосужился спросить меня, – возмутилась Ева. В конце концов, она хозяйка своей жизни, черт побери. – Это… наглость!
Данте выпрямился, заслонив свет и выдавив из комнаты воздух. Ева задыхалась.
– Я взял ситуацию под контроль и нашел решение. А что ты делала все утро? Красила ногти и переписывала календарь светских мероприятий?
– Не можешь удержаться от оскорблений, да?
Когда в ответ Данте равнодушно пожал плечами, Ева не на шутку рассердилась. Почему он не хочет воспринимать ее всерьез?
– Если хочешь знать, я тоже искала выход. Конечно, мой бизнес мал, как муха, по сравнению с гигантским слоном твоей империи, но это все, что у меня есть, и успех заработан тяжелым трудом.
Для Евы бизнес стал единственной опорой в мире неопределенности, и она готова была бороться за него. Однако имитировать отношения с Данте значило плыть в неизвестность, а она еще не собиралась тонуть.
– В чем же тогда проблема? – Данте не скрывал раздражения.
– Мне не нравится твой план, – заявила Ева, понимая, что не объяснит причины, не посвятив его в историю свой жизни. – Это вранье.
Данте в изумлении раскрыл темно-янтарные глаза:
– Вот уж не подумал бы, что ты так наивна. Хочешь добиться успеха, Ева? Учись блефовать. Хочешь спасти бизнес? Стань безжалостной.
Ее безжалостность до сих пор проявлялась в торговле с поставщиками за несчастные два процента оптовой скидки. Ева предпочитала вести честную игру и ненавидела ложь. Вероятно, в этом виноваты прочитанные в детстве сказки или пресса, без оснований обвинявшая ее в алкоголизме, распутстве, употреблении наркотиков, а может, бесконечное вранье отца у постели больной матери. В любом случае ей казалось, что предложение Данте… пачкает ее.
Скорее всего, по этой причине ее кожу словно покалывали тысячи крохотных иголок. Присутствие Данте, наполняющего комнату темной, возбуждающей и внушающей страх аурой, здесь ни при чем. Но как она скроет необъяснимое влечение к нему на публике, если ей придется играть роль…
Она ухватилась за подлокотник дивана так, что побелели костяшки пальцев:
– А что скажет Финн?
Данте впервые немного смутился:
– Я объясню, и он поймет, что это в наших общих интересах. Мне нельзя потерять «Хэмптонз», а ты рискуешь лишиться деловой репутации. Нет другого выхода.
Почему еще один универмаг столь важен для него? Неужели власть имеет такое значение? Амбиции ей понятны, но ведь Данте и так один из самых богатых людей в мире. Про него говорят, что за час он может обратить один доллар в миллион. Конечно, искушение воспользоваться его властью в своих целях велико. Потеряв клиентов, она не сможет заплатить аренду за следующий месяц, лишится всего, за что боролась столько лет.
Сработает ли его план? У Евы голова шла кругом. Послушать Данте, так все выглядит легко и просто, но жизнь научила ее не доверять простым решениям. В них всегда таился какой-то подвох.
– Ребекка знает правду. Что помешает ей продать газетчикам свою историю в следующее воскресенье? Мы будем выглядеть глупо.
Данте взглянул на нее с сожалением, давая понять, что просчитал все на два шага вперед.
– Поверь, Ребекка первой узнала о нашем романе.
– У нас не было времени для любовного романа. Я вчера увидела тебя впервые за много лет.
– Вот именно. Нам хватило одного взгляда, и прежние чувства вернулись. Настоящая любовь не проходит, – промурлыкал он, рассматривая безделушки на антикварном столике.
Еве нечего возразить – у Данте есть ответ на все ее аргументы. И тем не менее…
– Вряд ли Ребекка счастлива. – Ева была готова поспорить на свою лучшую швейную машинку, что та по уши влюблена в Данте, а женщины с разбитым сердцем непредсказуемы и способны на импульсивные, нелогичные поступки…
Она непроизвольно до боли сжала пальцы в кулак, борясь с воспоминаниями.
Данте погладил пальцем перламутровую полированную поверхность шкатулки. Ева вздрогнула, явственно представив нежное прикосновение к своей коже.
– Она потеряла чувство реальности, – мрачно заметил он. – Мне нужны деловые отношения, а не головная боль.
В этот момент Ева задумалась, что, вообще, она нашла в этом человеке? Почему ее тело так жаждет его прикосновений? Он же чудовище!
– Если бедняжка влюблена в тебя, мне почти жаль ее. – Ева вспомнила невыносимую боль, которую испытала, когда Данте, не задумываясь, ушел от нее.
– Не трать напрасно жалость. – Он бережно поставил шкатулку на стол. – Женщины не способны на любовь, если к ней не прилагается чек на миллион долларов.
– Господи, как можно быть таким циником! – «Неужели он думает так обо всех женщинах?»
– Я реалист, дорогая.
– Но мне ты веришь?
– Нет. – Небрежный тон Данте противоречил исходившему от него напряжению. – Глупо доверять кому-либо в деле такой важности.
– Как мило. – Ева откинулась на подушку дивана.
– Разница в том, что ты можешь потерять столько же, сколько я. Тут речь не о деньгах.
Хорошо подмечено! Разве его доверие так уж важно, даже если она мечтала об этом всем сердцем. Но ее сердце всегда вело себя глупо в отношении Данте. Он прав, надо сосредоточиться на бизнесе. Сама она не справится с катастрофическими последствиями скандала, но вместе у них больше шансов.
– Ладно, что от меня требуется?
Уголки его губ тронула победная улыбка, такая же опасная, как все, что было связано с ним. Но Данте поторопился – она еще не дала согласия.
– Будем вместе появляться на вечеринках. Несколько раз поужинаем с Якатани. Ты будешь изображать мою любящую, преданную невесту.
Сказка. Как от удара по голове, все поплыло перед ее глазами. Казалось, безжалостная рука сжала ее сердце, невидимые пальцы сдавили горло, вызывая удушье. Однако, зная, что острый, проницательный взгляд Данте отмечает каждое движение, Ева с усилием выдавила смешок:
– Увы, вот и первая проблема: я не играю в преданность. – Это была чистая правда. Ева избегала привязанности к кому-либо. Честно говоря, у нее никогда ни с кем не было заслуживающих упоминания отношений.
– Конечно же, – усмехнулся Данте. – Свободная и независимая Ева. Как я мог забыть?
Ехидное, презрительное замечание полоснуло ее словно ножом, вскрыв еще одну глубокую рану. Собрав остатки сил, Ева вздернула подбородок и небрежно пожала плечами. Данте безразлично, почему она так болезненно принимает его план, ведь он здесь только затем, чтобы спасти свою сделку: Ева – всего лишь инструмент для достижения цели. Но ее жизнь имела строгие ограничения. Сценарий был давно написан одним из лучших онкологов мира. Когда Ева услышала заключение «высокая степень риска», она поняла, что навсегда лишена счастья любить, иметь семью. После смерти матери она поняла, насколько тяжело терять родного человека, и решила, что не вправе подвергать близких такому же испытанию. Впрочем, тогда жертва не казалась ей такой уж невыносимой. Ева почти не сомневалась, что любовь – не более чем плод юношеского воображения.
Она навсегда запомнила день, когда отец ушел из семьи после того, как ее матери назначили очередной курс химиотерапии. Либби Сент-Джордж посвятила ему двадцать лет жизни, родила двоих детей, удерживала от запоев, подпевала вместе с фанатами на его рок-концертах и одновременно строила собственную карьеру. А он бросил ее, когда она больше всего нуждалась в нем.
Тогда Ева сама подобрала осколки их хрупкой жизни: отменила поступление в школу дизайна, чтобы поддержать мать, и в течение двух мучительных лет ухаживала за умирающей женщиной. Все это время ей приходилось прятать газеты с фотографиями пьяного отца в обнимку с очередной длинноногой брюнеткой. Если расплата за любовь и преданность – разбитое сердце, то уж лучше прожить жизнь, полагаясь только на себя.
Голос почти не изменил ей, когда она насмешливо произнесла:
– Ты прав, Данте. Свободная и независимая. Поэтому я не смогу изображать влюбленность. Даже не представляю, как это делается. А что касается влечения… – Она смолкла, понимая, что ей не потребуется прилагать больших усилий, чтобы это имитировать.
Данте, как хищник к добыче, двинулся к ней через комнату. Она задыхалась от растерянности и страха. Каждый его шаг отзывался болезненным ударом сердца, толчками гнавшим по венам горячую кровь, пока мир не померк перед глазами. Наклонившись и опершись сильными руками на спинку дивана, Данте замкнул пространство вокруг нее. Голова Евы закружилась от волнующего аромата его одеколона.
– Сомневаешься?
– Смогу, наверное, если очень постараюсь, – пробормотала Ева, через силу заставляя себя делать вдохи и выдохи. «Оттолкни его, оттолкни!» – шептал рассудок.
– Не лги, Ева. Я слышал стук твоего сердца в другом углу комнаты.
Он прав. Сколько еще продлится эта пытка?
Ева смотрела на его чувственные губы, не в силах пошевелиться. Ее плоть как будто расплавилась, стала мягкой, податливой, таяла от вожделения.
– Тебе пора, Данте. Время вышло. – Ева была очень близка к тому, чтобы совершить непростительную глупость, вторую за последние двадцать четыре часа. Она чувствовала на лице его теплое дыхание. Данте легко коснулся скулой ее щеки, и Еву против воли охватила сладкая истома, по телу прокатилась волна наслаждения, откликнувшись жаром в низу живота. Она судорожно глотала воздух.
– Ах, Ева, химическая реакция между нами могла бы взорвать небольшую страну.
– Разве? – моргнула Ева. «Что он сказал? Неужели чувствует то же, что я?» Ей было не до смеха, хотя в другое время она бы оценила иронию судьбы. Она мечтала о нем все эти годы, а он страстно желал ее теперь, когда время ушло. – Взрывы убивают, Данте.
– Согласен, – промурлыкал он и коснулся губами ямки между ее шеей и плечом. Ева опустила дрожащие ресницы. – Надо соблюдать осторожность.
Он тронул мочку ее уха. Ева едва сдержала готовый сорваться стон. Она должна устоять перед искушением: плата за удовольствие – боль.
– Ева…
Шепот казался интимной лаской. Когда она была молода и наивна до глупости, ей казалось, что Данте вкладывал в ее имя особый смысл, как будто считал единственной и бесценной. Не задумываясь, она тронула кончиками пальцев его лицо, повернула к нему голову. Их дыхание смешалось. Ее губы ждали поцелуя. Однако Данте быстро провел по ним кончиком языка и отпрянул:
– Нужны еще доказательства? – В его потемневших янтарных глазах мерцали горячие искры. Точно так он смотрел на нее вечером в саду, когда подхватил и прижал к себе. Почему-то ей показалось, что ему неприятна ее близость.
Однако теперь все предстало в ином свете. Данте хотел ее так же, как она его. Ева вдруг почувствовала больше уверенности. Она уже не страдающая от неразделенной любви маленькая девочка, а взрослая женщина, примирившаяся с прошлым хозяйка жизни. Теперь они могут играть на равных. Ей не нужны ни любовь, ни страсть, особенно если речь идет о мужчине, в совершенстве владеющем искусством соблазнения и расставания. Еве достаточно известно о тянувшимся за ним шлейфе разбитых сердец, она насмотрелась фотографий Данте с роскошными брюнетками, чтобы не стать очередной жертвой.
Разве она не способна сохранить голову на плечах, если согласится принять участие в мыльной опере? Вчера она оказалась слишком уязвимой после выступления перед спонсорами, думая о Финне, вспоминая мать. Сегодня она стала другой. Ей надо спасти бизнес, сохранить репутацию. Ради этого она готова сыграть роль возлюбленной Данте: несколько выходов в свет, два-три ужина в деловой атмосфере – и дело сделано. Все счастливы. Просто не стоит акцентировать внимание на словах «волшебная сказка» или «романтическая любовь», раздувать ожидания до вселенских масштабов. И никаких поцелуев-объятий.
– У нас чисто деловые отношения, так ведь? – уточнила Ева.
– Не сомневайся, – ответил Данте низким, бархатным голосом, при звуке которого по ее телу прокатилась дрожь в семь баллов по шкале Рихтера.
Чтобы избежать неприятностей, лучше держаться от него подальше. Испытывая бодрящий прилив адреналина, Ева уперлась ладонями в грудь Данте и толкнула изо всех сил. Он не шелохнулся.
– Ты что, каменный истукан? Оставь меня. Ты все объяснил.
– Значит, твой ответ…
– Да. Я согласна.
– Отлично. – Данте встал во весь рост. Плотный шелк дорогущего костюма будто обтекал сильное мускулистое тело. Как ни в чем не бывало он с непроницаемым видом направился к двери. – Надевай пальто. Мы едем.
Ева посмотрела с подозрением: ей совсем не понравился командный тон. Какие могут быть деловые встречи в воскресенье утром?
– Что значит – едем? Куда?
– В ювелирный магазин. Я куплю тебе самый крупный бриллиант, подобного которому ты еще не видела, дорогая. Волшебная сказка начинается.