Глава 7

Планируемые пять километров мы до темноты все-таки прошли. Может, даже и больше, хотя вряд ли. В юности я несколько раз сходил с однокурсниками из медучилища в походы – по Крыму, конечно, на более серьезный маршрут, на Алтай, например, или в тайгу, меня подвинутые на романтике гитары и палатки товарищи вытянуть так и не смогли, хоть предлагали неоднократно. Нет, походная жизнь мне, разумеется, весьма понравилась, но не настолько, чтобы стать смыслом жизни уже реальной. Короче, разок-другой в год сбегать на ЮБК можно, но не больше и не дальше. Ленивый я. Да и вынужденная «командировка» на Кавказ тоже внесла свой вклад, отчего шариться по горам, пусть даже и мирным, мне особо не хотелось. Я с тех пор вообще к горам относился с опаской. А уж к покрытым «зеленкой» – и подавно.

Короче говоря, как только стемнело и идти, не рискуя подвернуть ногу или расцарапать не замеченной веткой физиономию, стало достаточно проблематично, я предложил прервать турпоход до утра, благо имелась в наличии небольшая уютная полянка. Спорить со мной не стали: поручик – понятно почему, танкист же – решив, что немолодой (с его точки зрения) водила просто выдохся. Ну, пусть так, мне-то в принципе по фиг. Да и старенький я уже, ага, трудно идти наравне с молодежью (три раза хи-хи).

Костер решили не разжигать – вовсе не из-за маскировки, а просто за ненадобностью: жратвы-то все равно нет, а воду из ручья можно и сырой пить. В принципе, будь я более подкован в плане туристской жизни и пропитания подножным кормом, наверняка мог бы собрать по дороге каких-нибудь там грибов-ягод, а то и подстрелить чего годного в пищу, но – увы. Не силен. Так что спать завалились под колыбельную урчащих от голода желудков. Охранение, правда, выставили: первым дежурил я, затем поручик и уже под утро танкист. Пока, борясь со сном, отсиживал с винтовкой в руках свои три часа, успел пораскинуть мозгами относительно происходящего. В смысле не переноса в прошлое, как такового, а именно боевых действий.

Итак, мы где-то под Витебском, ну, плюс-минус пару валенков по карте. Лепельский контрудар – это неудачная, увы, попытка нашей армии сорвать наступление немцев на Витебск, имеющее целью далее захватить Смоленск и двинуть на Москву. Планировался удар двумя мехкорпусами – если память не изменяет, седьмым и пятым – против двух немецких танковых дивизий. «Наш» с поручиком тридцать девятый стрелковый корпус, а именно 153-я дивизия, наступал как раз под Витебском, в направлении на Бешенковичи.

Контрудар и так развивался без особого успеха, а девятого июля (то бишь как раз сегодня) на помощь немцам подоспела двенадцатая танковая дивизия генерал-майора Йозефа Гарпе (понятия не имею, кто это, помню только имя) – и наступление захлебнулось окончательно.

Короче говоря, как уже бывало до того, изначально превосходя фрицев количеством танков, мы снова погорели на неумении установить нормальное взаимодействие не только между корпусами, но даже отдельными дивизиями. А разрозненные и нескоординированные бои остановить натиск трех немецких панцердивизий, разумеется, не смогли. Потеряв больше восьми сотен бронемашин, мы отступили, а гансы поперли, куда и собирались. По крайней мере, начальник ихнего генштаба Гальдер считал, что вермахту даже не пришлось менять первоначальные планы летнего наступления – ну, разве что немного их подкорректировать. Правда, при этом он же говорил – точнее, записывал в своем дневнике, – что при невысоких потерях в танках потери в живой силе оказались достаточно серьезными.

Так ли это или нет, я не знал. Интересуясь историей, давно заметил, что у высшего фрицевского генералитета был эдакий фетиш: обязательно вести личный дневник. Причем подробный. Ну, типа сегодня на обед было то-то, а к ужину мы разгромили такую-то русскую дивизию. Отчего – понятия не имею, по крайней мере наши командиры подобной фигней практически не маялись. То ли надеялись на будущих мемуаристов, то ли просто считали, что выносить личные мысли на общественный суд как минимум аморально. Да и запрещалось, насколько помню, в нашей армии ведение любых дневников. По крайней мере, в одном я уверен: никому из советских военачальников не приходило в голову (да и прийти не могло, если уж честно) описывать секс со случайной польской официанткой в оккупированной Варшаве или что-то подобное. Ну, ладно-ладно, утрирую, конечно, но тем не менее. Эти же строчили без остановки.

Лично у меня складывалось впечатление, что все эти генералы, фельдмаршалы и прочие фон-бароны просто заранее предполагали возможность вернуться в рейх исключительно в цинковых ящиках, погруженных в чрева военно-транспортных «Ю-52». Вот и стремились оставить о себе хоть какую-то память для потомков. Нет, возможно, я и ошибаюсь, но, как говорится, ощущение было именно такое. В конце концов, о Нюрнберге они тогда точно не знали, но, вероятно, уже подозревали, ага…

Результаты же нашего поражения оказались весьма печальными: танки Гота форсировали Западную Двину и уже девятого июля вошли в Витебск. Дорога на Смоленск была практически открыта… Кстати, сын Сталина, Яков Джугашвили, 16 июля попавший в плен примерно в этих местах, о Лепельском контрударе говорил так: «Неудачи русских танковых войск объясняются не плохим качеством материала или вооружения, а неспособностью командования и отсутствием опыта маневрирования… Командиры бригад – дивизий – корпусов не в состоянии решать оперативные задачи. В особой степени это касается взаимодействия различных видов вооруженных сил».

Спать расхотелось мгновенно. Это что ж получается, если мы где-то неподалеку от Витебска, то есть шанс попытаться спасти Якова! Мизерный, конечно, шанс, но в наших условиях и такой подойдет. Тем более время до 16 июля пока есть. Да и вообще, почему б не выручить человека, о котором я в будущем слышал только хорошее? Между прочим, в отличие от мажористых отпрысков нынешних правителей и прочих олигархов, парень сражался с третьего дня войны. Зато и наша легализация в этом мире и времени в случае успеха куда проще пройдет: спасти сына Самого – это вам не с чужими документами на руках особистам лажу о выходе из окружения впаривать. Хотя кто его знает? Ну, в смысле их? Могут и наоборот, куда более серьезно начать копать, но в этом случае есть шанс, что разбираться с нами будут уже на куда более высоком уровне, что, скорее всего, плюс. На таком, где можно и намекнуть, откуда мы на самом деле. А еще из приятного: это ж какой козырь фрицы потеряют! Как же, не заполучили сына Сталина в плен! Да и Иосифу Виссарионовичу не придется свою знаменитую фразу «я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю» произносить. Хотя тут есть нюанс – пленение Якова ничем им особенно не помогло. Не тот человек Виссарионыч оказался, чтобы личное выше интересов народа и страны ставить, так что обломались они по полной…

«Эк ты, братец, раздухарился, – как водится, не к месту язвительно фыркнул внутренний голос. – «Спасем», «легализация», «откуда мы на самом деле». Угу, вот прямо счаззз! Всего-то и делов, что прорвать окружение, накрошив кучу фрицев, схватить Якова за шкирку и уйти к своим, попутно еще раз прорвав немецкое колечко. Как два пальца! Ты ж у нас вон какой крутой, драться умеешь и из огнестрела неплохо в армии стрелял. Пройдешь сквозь гитлеровцев, аки тот хрестоматийный горячий нож через масло, и все в шоколаде. Еще и сумку-другую зольдбухов набитых гансов в подтверждение собственной крутости притащишь».

Негромко фыркнув под нос, вынужден был признать правоту своего второго я. Собственно, я и сам не столь уж высоко оценивал шансы на успех: не как стремящиеся к нулю, конечно, но и больше десяти процентов из сотни не давал. Да и то в случае нехилого везения и прочего участия его величества случая. Если б хоть отряд окруженцев рыл в сотню подсобрать, да с оружием – тогда конечно. А так? Ой, вряд ли…

Так, ладно. Хватит мыло по тазику гонять и сметану по пионерлагерям тырить, как в моем медучилищном прошлом говорили. Что я вообще помню про боевой путь и пленение лейтенанта-артиллериста Джугашвили? Да не особо и много в принципе: с 24 июня сорок первого командовал 6-й артбатареей 14-го гаубичного полка 14-й же танковой дивизии в составе того самого седьмого мехкорпуса. За боевые действия седьмого июля, когда 14-я танковая достаточно безуспешно атаковала немцев в районе реки Черногостница, представлен к награде, какой не помню. А суть там была в том, что наши, как частенько случалось в первые месяцы войны, сдуру поперли на немецкую оборону, усиленную противотанковой артиллерией, да еще и расположенную за рекой с топкими берегами, для танков, понятное дело, непроходимыми. Приказ изменить направление удара пришел только вечером, когда дивизия уже потеряла пару сотен бойцов и половину танков. Что именно происходило в последующие дни, я точно не помнил, знал лишь, что части двадцатой армии попали в окружение в окрестностях Витебска. А шестнадцатого июля, при попытке прорвать кольцо немецких войск под городом Лиозно, старлей Джугашвили то ли попал в плен, где был «сдан» кем-то из своих, то ли захвачен немецкой разведгруппой.

Вообще, история с пленением сына Сталина донельзя темная и непонятная. По крайней мере ни обнаруженные после войны протоколы его допросов, ни открытые немецкие источники не давали четкого ответа на этот вопрос. Кто-то говорит, что он попал в плен в гражданской форме и без документов и лишь затем был опознан уже в лагере, кто-то – что наоборот. Те же немцы в своих августовских агитационных листовках сообщали, что и вовсе добровольно сдался. Бред, конечно, не тот был человек, да и последствия подобного не мог не понимать. Лично мне наиболее вероятной кажется версия, косвенно подтвержденная воспоминаниями сослуживцев, о том, что рядом с Яковом имелся то ли немецкий разведчик, то ли предатель. Якобы перед этим его уже пытались оглушить и выкрасть, но безуспешно. А вот в середине июля, в чудовищном хаосе, царившем в попавшей в окружение части, удалось.

Короче говоря, поди разберись, как оно было на самом деле. Да и неважно оно, если уж честно. Главное – под Лиозно он точно находился. И в плен попал, хоть и неясно, как именно. Вот от этого нужно и плясать… гм, и снова возвращаемся к вопросу о том, где именно мы находимся. Карта нужна, карта! И желательно с привязкой к местности. «Окрестности Витебска» – это, конечно, хорошо, но несколько, прямо скажем, расплывчато. По этим лесам можно и месяц круги нарезать, ничуть не приблизившись к цели. А цель у нас – это, как говорится, «мы посоветовались, и я решил» – та самая 6-я артиллерийская батарея 14-го ГП. Танкисту об этом знать пока не обязательно, а вот с поручиком нужно перетереть. Не скрывать же? Да и вообще, умный мужик, должен понять, с чего это я так возбудился. В конце концов, если б сын Императора Всероссийского попал в германский плен во время Первой мировой и у Гурского имелся пусть мизерный, но шанс этому помешать, неужто б не поучаствовал? Еще бы как поучаствовал…

Поднявшись на ноги и стараясь двигаться бесшумно, походил пару минут туда-сюда, разминая затекшие ноги. Плюнув на устав караульной службы, забросил винтарь за плечо и вдумчиво оросил комель росшего на краю полянки дерева. Усевшись обратно, взглянул на вытянутые из кармана галифе часы – отлично, пока память насиловал да планы строил, больше двух часов прошло. Еще минут сорок, и можно будить Гурского, а самому придавить массу до утра…

Утро началось достаточно бодро: на рассвете нас разбудил танкист словами «мужики, вставайте, только тихо, там это, немцы!». Разумеется, мы с поручиком, свирепо вращая заспанными глазами, подорвались, впереди собственного визга приняв горизонтальное положение. Выглядел Якунов перепуганным, так что мы сначала решили, что наш караульщик засек прочесывающих лес фрицев, но все оказалось не столь фатально. Просто, едва рассвело, Серега услышал метрах в ста шум остановившихся автомашин и немецкую речь. Вот и решил нас скоренько растолкать.

Уяснив, в чем дело, поручик, коротко переглянувшись со мной, вытащил из кобуры «наган» и, приказав нам замаскироваться и приготовиться к бою, бесшумно ввинтился в окружающие полянку кусты. Отсутствовал он минут десять, а вернувшись, сообщил, что новостей две. Первая, хорошая: вчерашней ночью нам крупно повезло. Оказывается, мы ухитрились стать на ночевку буквально в сотне метров от неширокой лесной дороги! И, разожги костер, еще неизвестно, чем бы все закончилось – огонь ночью даже в лесу далеко виден, да и запах дыма тоже маскировки не добавляет. Вторая новость была похуже: в аккурат напротив нас остановилась небольшая немецкая колонна – грузовик, легковушка и полугусеничный бронетранспортер. Причиной незапланированной остановки стало пробитое колесо легковой машины, которое сейчас фрицы в темпе и меняли. Есть ли немцы в грузовике, он не видел, по крайней мере возле машины никто не крутился. А вот из броневика вылезло аж десять человек.

Собственно, ничего особенно страшного в этом не было: вряд ли немцы попрутся в заросли – с какой стати? Вот делать им больше нечего, только по лесу в предрассветной мгле шариться! А вообще, понятно: фриц пока еще воюет по правилам, то бишь ночью спит, днем ведет боевые действия. Переждали где-то темное время да и рванули засветло по своим захватническим делам. А вообще… вообще интересно, пожалуй, даже очень. Настолько, что стоит и самому поглядеть. Вот только как, я ж нынче рядовой…

Выручил, как ни странно, танкист:

– Мужики, так это, неужто отпустим гадов?! У нас и пулемет имеется, и винтарь. Может, нападем? Небось какая-то шишка едет, коль столько охраны.

– Сперва поглядеть бы нужно, тарщ лейтенант, а там уж и решать, – осторожно сообщил я, делая вид, что идея мне не шибко по душе.

– Боишься, боец?! – возмутился Якунов.

– Нет, не боюсь. Просто сами посудите: ежели охрана только в броневике – это одно, а если еще и в кузове немцы сидят – то совсем другое. Туда ведь еще никак не меньше отделения влезет, как шофер говорю. А два десятка немцев – это для нас троих многовато. Я ж всю Финскую прошел, видал кой-чего. Да и вообще, пускай товарищ старший лейтенант решает, он командир.

Про то, что я… ну, в смысле не я, а красноармеец Новорощенко, участвовал в Зимней войне, танкист не знал и, похоже, смутился, вильнув взглядом в сторону поручика. Да и мой пассаж насчет командира мимо ушей не пропустил.

Гурский пожал плечами:

– Виталий прав, они ремонт только начали, время осмотреться у нас есть. Незамеченными подобраться несложно, и позиция неплохая, так что пойдем все, сюда возвращаться уже не станем. Если не выйдет с нападением, просто дождемся, пока уедут. Если получится, может, хоть картой разживемся.

«Ого, – хмыкнул я про себя. – А ведь, похоже, золотопогонник принял для себя какое-то решение. И готов всерьез сражаться вместе с горячо нелюбимыми «краснопузыми» против фрицев. Что ж, молодец, я думал, он дольше колебаться станет. И насчет карты – в самую точку. Кстати, у фрицев наверняка сухпаи имеются, заодно и поедим».

Одного взгляда на застывшую на обочине невеликую колонну оказалось достаточно, чтобы понять: все может вполне так себе грамотно срастись. Немец пока реально непуганый, вон даже возле установленных над бортами «Ганомага» пулеметов никто не торчит, выцеливая заросли. А ведь должны – один правую сторону дороги страховать, второй – левую. Эх, нет на вас тех бородатых ребятишек, которые и в куда более худших для себя условиях наши колонны в Чечне на ноль помножали.

Трое – видимо, экипаж бэтээра и кто-то из солдат – вместе с шофером легковухи уже разбортовали пробитое колесо. Остальные стоят группками, карабины на плечах, перекуривают. Шофер замыкающего колонну тупорылого двухосного «Мерседеса» со смешным капотом, далеко вынесенным вперед от передней оси, так и вовсе сидит на приступочке кабины, привалившись к дверце, – дремлет, что ли? Если бы в тентованном кузове сидели еще фрицы, неужто б не вышли? Чушь собачья, точно бы вышли. И ноги размять, и перекурить, и отлить на обочине, коль уж тут такая анархия. Наверняка не людей везут, а какой-то груз.

А вот из легковухи неизвестной принадлежности (не разбираюсь я во всех этих «Опель-капитанах» с прочими «Мерседес-Бенцами» – даже не помню, на чем там Штирлиц по Берлину рассекал) отчего-то вовсе никто не вышел. Интересно, почему? Пустой машинка идет? Ой, вряд ли. Охрана, конечно, лажается по полной, но она имеется, и весьма серьезная. Может, пассажир придремал, время-то раннее, а солдатня его потревожить боится? О, а вот, кстати, и шофер легковушки нарисовался, похоже, кустики ходил орошать. Заглянул в машину, отошел к товарищам, закурил. Да, точно – высокопоставленный пассажир явно дрыхнет.

Ну и что мы имеем в итоге? Почти наверняка пустой грузовик, десяток пехотинцев в полугусеничнике (ну, то бишь рядом), не считая экипажа и шоферов. Можно и попробовать – опасение только бронетранспортер вызывает: если фрицы успеют до пулеметов добраться – вон, задние-то двери распахнуты, – тогда нам полный и пушистый полярный лис. Пара MG-34 нашинкует всех троих вместе с окружающими кустиками в полный винегрет. Или просто прижмут к земле, да, подобравшись поближе, тупо гранатами закидают.

Ладно, хватит пялиться, пора решение принимать. Я сполз по склону крохотного овражка, дернул за пыльный сапог поручика. Продолжавшего вести наблюдение мамлея звать не стал: хотелось наедине переговорить с единственным среди нас по-настоящему опытным фронтовиком.

– Ну, что думаешь? – спросил я, вкратце обрисовав свои умозаключения.

Как ни странно, Гурский согласился со мной практически во всем:

– Расстояние плевое, и четырех десятков аршин не будет. Даже из револьвера можно стрелять, не то что из пулемета и винтовки.

Я задумался на несколько секунд, переводя старорежимную меру длины в нормальные метры. Ну да, все верно, от нашей позиции до дороги метров тридцать. Действительно, даже из короткоствола можно пулять, не рискуя особо смазать. А уж винтовочная пуля, подозреваю, с такой дистанции этот самый «Ганомаг» чуть ли не насквозь продырявит.

– Только не забывай, что у нас всего один диск.

– Более шестидесяти патронов! – возмутился поручик. – Нет, я понимаю, это не лента к «Максиму», но все же…

– Ты не понял, я просто не уверен, что наш танкист настолько хорошо стреляет.

– На фронте я недурно стрелял из пулемета… – пожал плечами собеседник. – Полагаю, даже из незнакомой системы с такого расстояния попаду. Если бить короткими очередями, можно корректировать заброс ствола прямо во время стрельбы.

– Ладно, уговорил. Повоюем, а то уж больно сильно жрать охота.

Оторопев от подобной мотивации, поручик едва челюсть не отвесил. А затем приглушенно фыркнул под нос: дошло, что я имел в виду. Подмигнув в ответ, я сообщил:

– Добро, тогда ты за пулемет, а танкист пусть из моей винтовки пуляет, у него всяко лучше выйдет. А я вон там засяду, с его пистолетом и твоим «наганом».

– А с двумя сразу-то зачем?

– Не будет у меня времени перезаряжаться. А так, считай, полтора десятка выстрелов смогу сделать. Если хоть треть патронов не зря сожгу, уже вам помощь. Я ж все-таки не профессиональный военный.

Якунов с планом «старшего лейтенанта» спорить не стал. Мне даже показалось, что от пулемета он избавился с радостью. А вот отдать мне штатный «ТТ» в обмен на винтовку поначалу не захотел. Пришлось импровизировать: мол, в Финляндии у меня «трехи» не имелось, поскольку водил я бронеавтомобиль, а винтарь туда не влезал. А вот из пистолета стрелять приходилось, да и из «нагана» тоже. И показал отобранный у Гурского револьвер. Аргумент немедленно подействовал: ежели старший командир мне свое личное оружие доверил, то чем он хуже?! Так я и стал обладателем пистолета с двумя обоймами.

Расположились на расстоянии метров десяти друг от друга, так, чтобы сектора стрельбы не перекрывать и бэтээр оказался напротив пулемета. Насколько возможно, распределили цели – мне достался шофер грузовика, меняющие скат ремонтники и неведомый пассажир. Поручик должен был бить по основному скоплению противника, а танкист – ему помогать. Сигнал – первый выстрел Гурского.

С трудом успокоил дыхание – сердечко едва не выпрыгивало из груди, все ж таки мой первый бой! И сейчас придется не оказывать помощь, спасая жизнь, а, наоборот, убивать. Поудобнее упер локоть в землю и расслабил руку с пистолетом, обхватив запястье левой кистью. Взвел курок и совместил прицел с корпусом водителя грузовика – я ж не Робин Гуд и не крутой спецназовец, чтоб с тридцати метров в голову попасть. Чуть подтянул спусковой крючок, выбирая слабину, и замер, дожидаясь сигнала поручика.

Который, разумеется, оказался излишне неожиданным… и очень громким. Настолько неожиданным и громким, что я дернулся, сбил прицел и высадил полуопущенное стекло водительской дверцы, посыпавшееся вниз водопадом осколков. Немец дернулся, вжимая голову в плечи, но с места не двинулся, и вторая пуля впечатала его в выкрашенную серо-зеленой краской кабину.

Сместив прицел, выпустил оставшиеся патроны по ремонтникам. Двое завалились сразу, третий рванул в сторону, плюхнувшись в дорожную пыль парой метров дальше – кто стрелял, я не понял, наверное, танкист. А вот четвертый, с похвальной быстротой сложив два и два, споро пополз под автомобиль. Ну, правильно, приподнятая на домкрате легковуха вполне позволяла это сделать. Подхватив «наган», выпустил три патрона по его затянутой в фельдграу заднице и ногам, а остальные четыре влепил в заднюю дверцу, прошивая салон.

Пока менял обойму в «ТТ», успел одним глазом оглядеть поле боя. Не обманул поручик – похоже, и вправду опытный пулеметчик. Первой же очередью Гурский уложил как минимум половину гитлеровцев и сейчас добивал уцелевших короткими сериями на пять-семь патронов. И это из незнакомого пулемета! Невдалеке гулко бахала «треха» танкиста. Большим снайпером Серега не был, но промахнуться с тридцати метров сложно. В нашу сторону раздалась буквально пара выстрелов – большинство немцев не успели даже стянуть с плеч карабины.

Спущенный с задержки затвор пистолета клацнул, загоняя в ствол первый патрон, и я вернулся в бой, тремя выстрелами завалив немца, пытавшегося то ли просто укрыться в бронетранспортере, то ли добраться до пулемета. Попал, как ни странно: нелепо взмахнув руками, фриц упал возле задней двери. Пока дергал стволом, выбирая новую цель, неожиданно осознал, что, собственно, все и закончилось…

Как все?! Так ведь и тридцати секунд не прошло?! С глуповатой полуулыбкой взглянул на поручика – заметив взгляд, Николай Павлович похлопал по диску, показывая, что патронов у него больше нет. И призывно махнул мне рукой. Подобрав пустую обойму, я торопливо подполз к нашему командиру.

– Похоже, получилось?

– Отчего ж не получиться? – пожал тот плечами. И, кивнув на «ДТ», продолжил: – Хорошая машинка, метко бьет. Жаль, боеприпасов к нему нет, так что придется бросить. А ты молодец, хорошо стрелял. Впервые?

– Что впервые? – протупил я, глядя, как Якунов, перезарядив трехлинейку и выбросив пустую обойму, ползет к нам.

– В человека, говорю, впервые стрелял?

– Угу, – выброшенный коротким боем адреналин (нет, понятно, что «выбрасывается» он исключительно надпочечниками, но так как-то более литературно звучит… блин, что за чушь в башку лезет?) пошел на убыль, и меня стало слегка потряхивать. Ну да, все верно, начался отходняк. Перед глазами внезапно возник дернувшийся на подножке кабины шофер грузовика, кулями оседающие возле легковушки ремонтники и последний застреленный фриц, не добежавший до спасения полуметра. Блин, сколько читал о подобном, но никогда не думал, что это произойдет со мной, что придется стрелять в людей…

– Ты тогда тут посиди, мы с Сергеем сами сходим, осмотримся, вдруг кто уцелел.

– Не выдумывай. – Я взглянул поручику в глаза. – Вместе пойдем. А за меня не переживай, справлюсь. На, перезарядись. – Гурский принял у меня «наган». – Пистолет пока у меня побудет, там еще пять патронов осталось.

– Как мы их, а, товарищи?! – сверкая глазами, спросил присоединившийся к нам танкист. – За минуту тварей покрошили!

– Да, неплохо повоевали. – Поручик сноровисто откинул флажок и выбросил из барабана стреляные гильзы. Распотрошив одну из картонок, перезарядил револьвер. – Слушай приказ. Сейчас подходим и, страхуя друг друга, осматриваемся. Оружие проверить, внимания не терять. Раненых… – Он на миг заколебался, жестко докончив: – Раненых врагов, по закону военного времени, уничтожать на месте. Действуем быстро, вдруг кто на дороге появится. Все, вперед.

Рывком преодолев открытое пространство, мы выскочили на дорогу. Я бросился к легковухе, поручик, как единственный из нас способный выстрелить аж целых семь раз, – к «Ганомагу». Танкист же порысил к заднему борту грузовика, собираясь убедиться, что в кузове никого нет. Со стороны бронетранспортера раздалось несколько негромких хлопков – стрелял «наган» куда тише, нежели мой «ТТ». Поначалу я дернулся было, даже присел, но тут же понял, что это Гурский добивает недостреленных фрицев. Из «моих» гитлеровцев живым оказался лишь водитель грузового «Мерседеса» да тот из фрицев, что попытался спрятаться под автомобилем. Кстати, легковушка оказалась «Опелем»: пока бежал, успел разглядеть на капоте эмблему с характерной молнией. Оба уже не жильцы – у водилы грузовика прострелена грудь и, судя по обильно струящийся по подбородку крови, задета аорта или легочная артерия. У второго гитлеровца брюки пропитались кровью от поясницы аж до колен – как ни странно, все три мои пули попали в цель. Оба подранка были без сознания.

Поколебавшись, поднял пистолет… и тут же опустил. Блин, ну не могу я так! Когда стрелял, почти никаких колебаний с прочими угрызениями совести не испытывал, а вот так, с метра, в упор – не могу… Но ведь нужно! Может, зажмуриться? Я снова поднял «ТТ», прицелился в голову водителю штабного автомобиля, успел даже подтянуть спуск, как вдруг за спиной бумкнуло и немец, дернувшись, боком сполз с подножки. Посреди лба появилось небольшое темное отверстие. Резко обернувшись, встретился взглядом с незаметно подошедшим поручиком.

– В подобной ситуации главное – не раздумывать. Просто делай что нужно, и все. Ладно, погляди, что в пассажирском авто, я пока вторым займусь.

Благодарно кивнув, я рванул к «Опелю». Заглянув сквозь запыленное боковое стекло с окруженным сеточкой трещин пулевым отверстием, ничего не рассмотрел и дернул дверцу, отступив в сторону и нацелив внутрь салона ствол пистолета. И правильно сделал: из автомобиля окровавленной головой вниз кулем выпал тучный фриц в офицерском френче с витыми серебряными погонами-«косичками». Ого, это я его что, ухитрился прямо сквозь дверь пристрелить? Да еще и в башку попал? Ни фига себе повоевал впервые в жизни…

Быстро осмотрев салон – больше никого, только на правом переднем сиденье лежит немецкий автомат, – перевернул немца на спину. Судя по темному пятну на кителе, еще одна револьверная пуля попала ему в грудь. Вгляделся в погон с двумя непривычного вида «кубарями», припоминая, чему это соответствует. Как ни странно, вспомнил: оберст, то бишь полковник по-нашему. Неслабый чин, как ни крути, удачно получилось.

Рядом закряхтел Гурский, за ноги оттаскивая от «Опеля» раненого немца. Хлопнул револьверный выстрел, однако на этот раз я оглядываться не стал. И без того кучу острых ощущений за сегодня получил. Вместо этого обошел машину и забрал автомат водителя вместе с не замеченным сразу тощим кожаным портфелем, упавшим с заднего сиденья. Отлично, прихватим с собой, вряд ли жирный оберст там бутерброды с бутылкой шнапса возил, наверняка какие-то важные документы. Кстати, насчет документов… Наклонившись над немцем и стараясь не перемазаться в крови, забрал из кармана удостоверение и еще какие-то бумаги, а из кобуры – пистолет, оказавшийся знакомым по кинофильмам про неуловимого Бонда «вальтером ППК». Оружие надежное, легендарное, можно сказать, но не особо мощное. Сунув пистоль в карман галифе, повернулся к поручику. Пользуясь тем, что танкист нас не слышит и можно плюнуть на субординацию, сообщил:

– Коля, пойдем броневик осмотрим. Нам провизия нужна, да и пулемет неплохо бы к рукам прибрать. А без тебя, боюсь, я его с креплений не сниму. И быстренько шевелиться нужно, времени у нас не особо много: рассвело уже совсем, если кто по дороге поедет, конец нам.

Гурский согласно кивнул, и мы полезли в «Ганомаг», спустя пять минут став обладателями снятого с вертлюга новенького «МГ-34», двух полных патронных коробок к нему, еще одного автомата с запасными магазинами и кое-какой жратвы, обнаружившейся в ранцах перебитых пехотинцев. Поручик попытался было пробормотать что-то насчет мародерствования, но, наткнувшись на мой ироничный взгляд, только смущенно хмыкнул. Честное слово, я б еще и пальцем у виска покрутил, да руки были заняты выворачиванием на пол десантного отсека одного из трофейных ранцев. Взявшись за соседний, Николай Павлович уже без колебаний вывалил содержимое в общую кучу.

– Берем консервы, галеты и фляжки, если найдутся. Складывай сюда. – Я кивнул на пустой рюкзак. – Если найдешь перевязочные пакеты или боеприпасы, тоже бери.

Заглянувший в бэтээр танкист коротко сообщил, что в кузове грузовика только ящики со снарядами, которые тот, видимо, вез к линии фронта. Ну вот, а я переживал. «Мерседес» к этой колонне прибился определенно случайно, из принципа «вместе ехать веселее и безопаснее». Насчет «веселее» – не спорю, а вот с безопасностью у гитлеровцев вышел гросс-облом-с. Оторвавшись от своего увлекательного занятия, предложил «товарищу лейтенанту» собрать у немцев оружие, боеприпасы и фляжки с водой или шнапсом.

От дороги мы уходили неслабо нагруженные. Короткий бой обогатил нас не только пулеметом, двумя автоматами, карабином и десятком гранат, но и запасом пищи как минимум на неделю. «Мосинку» и «ДТ», после недолгого спора с упершимся танкистом, забросили в кузов грузовика вместе с оставшимися бесхозными немецкими «98К». Перед самым уходом я, с деланым удивлением и где-то даже обидой глядя на обоих лейтенантов, сообщил, что совсем негоже оставлять врагу почти не поврежденную технику. Не знаю, удалось ли мне смутить поручика, но Якунов точно выглядел, ну, пристыженным, что ли. Неожиданно выяснилось, что никто из них просто не знает, как правильно поджигать автобронетехнику. Пришлось припомнить читаные книги «про диверсантов».

Расстреливать бензобаки или запихивать в горловины пропитанные топливом тряпки я не стал, просто скрутил с них крышки и обильно облил все три машины и землю под ними бензином из одной из нашедшихся в полугусеничнике канистр. К слову, вот еще один чисто фрицевский фетиш: любили они возить с собой кучу заполненных канистр, особенно на танках. Самое смешное, что порой сами же от этого и страдали, когда в них попадала трассирующая или бронебойно-зажигательная пуля. Убедившись, что поручик с танкистом отошли достаточно далеко и уже скрываются в зарослях, забросил в броневик трофейную «колотушку», благо горящий в два раза дольше, чем у отечественных гранат, замедлитель позволял отбежать подальше. Как граната, «М-24» так себе, но уж разлитый бензин всяко подожжет. А снаряды в грузовике взорвутся не раньше чем через несколько минут: мы ж не в амерском кино, пока еще корпус раскалится до температуры детонации тротила – или что там немцы в снаряды запихивают?..

Короче, дернув фаянсовый шарик, я запулил метров с пяти гранату внутрь «Ганомага» и рванул к своим. Секунд через семь за спиной бухнуло и загудело. Не снижая темпа, бросил короткий взгляд через плечо: обе машины и броневик уже вовсю полыхали. Еще через миг гулко бабахнуло, и грузовик превратился в высоченный пылающий факел. Смотри-ка, бак взорвался… хм, а я был уверен, что такое только в кино бывает. Наверное, полупустой был. Поднажать нужно, как бы и боеприпасы раньше времени не ахнули, иди знай, какое расстояние для этого безопасное. Между прочим, порох в гильзах должен раньше рвануть…

– Хорошо полыхает! – удовлетворенно сообщил мне танкист. – Будут знать, гады, как землю нашу топтать…

– Быстрее, тарщ лейтенант, – прохрипел я, задыхаясь от бега. Вот блин, нашел время патриотическими лозунгами сыпать. А дыхалка подводит, зараза, это да. Хорошо еще, что трофеи тащили сами командиры, у меня с собой только трофейный автомат. – Сейчас снаряды рванут.

Зря боялся: мы отошли от дороги метров на триста, когда позади раскатисто грохнуло, по-моему, даже пару раз. Ну, вот так, значится, граждане фрицы. Как говорится, ауф-видерзейн вам с кисточкой. А нас – с почином…