Когда Эйнштейн провозгласил, что E = mc², никто из физиков не спрашивал друг друга: «А что это такое – Е?» В точных науках все важные понятия заранее определены через числа и общепринятые символы. Неточности в словах редко вызывают непонимание.

Но в науках менее точных, таких как антропология, физиология и эволюционная теория, такие вещи, как неверная интерпретация терминов и непонимание, – явления обыденные.

Возьмите, к примеру, любовь и желание. Они столь же отличны друг от друга, как красное вино и сыр с плесенью. Однако, поскольку они прекрасно дополняют друг друга, их соединяют воедино с поразительной, ошеломляющей регулярностью.

В литературе по эволюционной психологии, в популярной культуре, в оформленных со вкусом офисах консультантов по вопросам семьи и брака, в религиозных учениях, в политических клише и в наших собственных запутанных жизнях желание часто принимается за любовь. Отрицательная форма этого постулата, возможно, ещё коварнее и разрушительнее: если царит культ долговременной сексуально ограничивающей моногамии, то отсутствие желания принимается за признак отсутствия любви (мы проанализируем это в части V).

Специалисты непреднамеренно поощряют нас путать эти понятия. «Анатомия любви» Хелен Фишер, на которую мы ссылались ранее, больше говорит о разделении обязанностей родителей в первые годы жизни ребёнка, чем о самой любви, соединяющей этих родителей. Но как можно винить Фишер, если даже наш язык не добавляет ясности в вопрос, а лишь ещё больше всё запутывает. Мы можем «спать с кем-то», при этом даже не сомкнув глаз¹⁴¹. Когда мы читаем в новостях, что политик «занимался любовью» с проституткой, мы понимаем, что любви там и близко не было. Когда мы рассказываем, сколько у нас было «любовников» или «любовниц», значит ли это, что мы были во всех них «влюблены»? Аналогичным образом, когда мы «спариваемся», это делает нас «парой»? Покажите парню фото сексапильной красотки и спросите, хочет ли он с ней «спариться». Наверняка он скажет (или подумает): «Ну конечно!» Но вряд ли женитьба на ней, дети и перспектива на долгое совместное будущее рассматривались им в процессе принятия этого решения.

Все знают, что это произвольно подобранные выражения для почти бесконечного спектра ситуаций и взаимоотношений. Все, кроме, похоже, специалистов. Создаётся впечатление, что множество эволюционных психологов и других исследователей считают, что «любовь» и «секс» – взаимозаменяемые термины. «Парная связь» и «совокупление» для них одно и то же. Эта неспособность определиться с терминологией часто приводит к непониманию и засорению наших представлений о сексуальной природе человека культурологическими предубеждениями. Давайте прорубим тропу через эти плотные заросли слов.

Священный грааль эволюционной психологии – «человеческая сущность». Главная идея этой области знаний – отделить особенности восприятия, познания и поведения, присущие человеку от природы, от обусловленных культурным или личностным влиянием. Почему вам нравится бейсбол – потому, что вы любили с детства ходить на стадион вместе с папой, или потому, что вид команды людей, выбирающих верную стратегию

и слаженно работающих на поле, вызывает первобытные реакции в вашем сознании? Такого типа вопросы любят задавать эволюционные психологи и порываются найти на них единственно верный ответ.

Поскольку эволюционная психология имеет задачей освещение и раскрытие так называемого психического единства человечества (а также учтите значительное политическое и профессиональное давление, имеющее целью привести теорию в соответствие с определёнными политическими интересами), читатель должен быть осторожен насчёт таких всеобъемлющих заявок. Зачастую они не выдерживают критической проверки.

Хороший пример тому – предполагаемая универсальность человеческого брака и вытекающая из неё повсеместная распространённость нуклеарной семьи. Краеугольный камень общепризнанной модели человеческой сексуальной эволюции – стремление к парному брачному союзу, везде и во все времена, похоже, не ставится ни под какое сомнение. Это «безусловно верный принцип», по словам Малиновского. Хотя данное стремление предполагалось ещё до Дарвина, эволюционный биолог Роберт Тривер в ставшем классикой труде «Вклад отца в потомство и сексуальный отбор», опубликованном в 1972 г., ещё более укрепил позиции брака как основы для большинства теорий о сексуальной эволюции человека¹⁴³.

Вспомним: брак, как определяется этими теориями, выражает базовую сделку, лежащую в основе сексуальной эволюции человека. Десмонд Моррис в своём телевизионном сериале «Человеческое животное» на Би-би-си категорически заявляет: «Парная связь – это основополагающее состояние человеческого вида». Майкл Гиглиери, биолог и протеже Джейн Гудолл, пишет: «Брак… есть главный человеческий контракт. Мужчины и женщины во всех сообществах вступают в брак примерно одинаково. Брак обычно есть «постоянная» связь между мужчиной и женщиной. где женщина выращивает детей, а мужчина в это время поддерживает и защищает её. Институт брака, – заключает он, – старше, чем государства, церкви и законы»¹⁴⁴.

О боже. Основное состояние? Главный человеческий контракт? Ну как тут спорить.

Но давайте всё же попытаемся, потому что небрежное использование слова «брак» в антропологической литературе доставило значительную головную боль тем, кто хочет понять, как брак и нуклеарная семья соответствуют человеческой природе, если это действительно так. Это слово, как мы увидим, используется для обозначения множества различных взаимоотношений.

В «Выборе самок», обзоре о сексуальности самок у приматов, приматолог Мередит Смолл пишет о путанице, когда термин «супружеская связь» утратил первоначальное значение, – аналогичной той, что существует с понятием «супружество», или «брак», у людей. Смолл разъясняет: «Слова „супружеская связь“ первоначально использовались как термин для близких связей самца и самки, наблюдаемых у саванных павианов. Но затем он распространился и на отношения других совокупляющихся пар». Этот семантический скачок, говорит Смолл, ошибочен: «Исследователи начинают думать, что все приматы формируют «супружескую связь», и применяют термин к любому типу сексуальных связей – кратковременных, долговременных, эксклюзивных или не эксклюзивных». Это создаёт проблему, поскольку «то, что ранее должно было описывать специфические союзы самка – самец на несколько дней во время овуляции самки, теперь стало всеобъемлющим словом для спаривания как такового… Как только самка описывается как находящаяся в „супружеской связи“ с самцом, все перестают замечать важность её регулярных сношений с другими самцами»¹⁴⁵.

Биолог Джоан Рауфгарден отмечает то же проблематичное применение идеалов современных человеческих пар к животным. Она пишет: «Основополагающая литература по сексуальному отбору описывает рождение детёнышей вне пары как «измену», самец становится «рогоносцем», а потомство называют «незаконнорожденным». Самки, не участвующие в совокуплениях вне пары, считаются «верными». Такая оценочная терминология есть не что иное, как экстраполяция современных западных определений брака на животных»¹⁴⁶.

Действительно, наклейте знакомые ярлыки – и факты за станут гораздо виднее, чем факты против. Психологи называют это явление «предвзятость подтверждения». Имея собственную ментальную модель, мы более склонны замечать и вспоминать факты, её подтверждающие, нежели опровергающие. Современные исследователи в области медицины прилагают немалые усилия, чтобы во всех серьёзных исследованиях нейтрализовать этот эффект с помощью «двойной слепой» методологии, когда ни исследователь, ни испытуемый не знают, что именно содержит экспериментальная таблетка.

Без чёткого определения, что же именно они ищут, многие антропологи видят брак везде, куда ни бросят свой взор. Джордж Мёрдок, центральная фигура американской антропологии, доказывает в своём авторитетном кросс-культурном антропологическом обозрении, что классическая парная семья – это «универсальная социальная организация». Далее он заявляет, что парный брак найден в каждом человеческом сообществе.

Но, как мы уже видели, исследователи, описывающие человеческую природу, крайне подвержены флинстоунизации. Они склонны неосознанно «открывать» черты, кажущиеся знакомыми, и таким образом считать универсальной современную социальную конфигурацию, при этом неумышленно закрывая глаза на истинное положение дел. Журналист Луи Мено отметил эту тенденцию в очерке «Житель Нью-Йорка»: «Науки о человеческой природе склонны обосновывать порядки и предпочтения того режима, который их спонсирует. При тоталитаризме диссидентство считается психическим заболеванием, при апартеиде межрасовые контакты считаются неестественными. При свободных рыночных режимах личная выгода считается врождённой ценностью»¹⁴⁷. Парадоксально, но в каждом из этих случаев так называемое естественное поведение должно поощряться, а неестественные отклонения – наказываться.

Такие ныне забытые болезни, как drapetomania и dysaethesia aethiopica, прекрасно иллюстрируют это. Обе были описаны в 1851 г. доктором Самуэлом Картрайтом, ведущим экспертом по медицинскому уходу за неграми в Луизиане – и ведущим мыслителем-апологетом рабовладельческого движения. В своей статье «Болезни и отклонения в негритянской расе» доктор Картрайт объясняет: drapetomania – болезнь, «по причине которой негры убегают… уклоняясь от работы» на своих белых хозяев, а dysaethesia aethiopica характеризуется «тупоумием и пониженной чувствительностью тела». Он отмечал, что надзирателями болезнь эта часто описывалась просто как «плутовство»¹⁴⁸.

Несмотря на благородные заверения в обратном, наука зачастую использует язык для запугивания несогласных (dysaethesia aethiopica!) и слишком часто пресмыкается перед господствующей культурной парадигмой.

Другая слабость многих подобных исследований – это так называемый парадокс перевода, предположение, что слово, переведённое с одного языка на другой, имеет идентичное значение.

Мы соглашаемся, что птицы поют, а пчёлы танцуют, лишь потому, что помним: их пение и танцы не имеют почти ничего общего с нашими – начиная от мотивации и кончая исполнением. Одинаковыми словами мы обозначаем очень разное поведение. То же самое с браком.

Люди постоянно образуют пары – на несколько часов, дней, лет. Иногда – чтобы хорошо провести время, иногда – чтобы родить детей, ублажить родственников, скрепить политический союз или деловое предприятие, или просто потому, что они нравятся друг другу. Вездесущий антрополог, скрывающийся в тени дерев любви, скажет: «Ага, эта культура тоже практикует парный брак. Значит, он универсален!» Но на самом деле многие из этих взаимоотношений так же далеки от брака, как верёвочный гамак от пуховой перины вашей бабушки. Простая смена понятий и рассуждение вместо брака о долговременных парных связях не спасёт ситуацию. Как выразился Дональд Саймонс, «лексикон английского языка удручающе неадекватен для подробного отражения текстуры человеческого опыта… Сжать весь современный словарный запас до одной фразы – парная связь – и считать, что это делает вас учёным. значит просто обманывать себя»¹⁴⁹.

Даже если мы посмотрим сквозь пальцы на вездесущую словарную путаницу, сами люди, говоря, что состоят в браке, могут иметь разительно отличные представления о том, что включает в себя брак. Члены племени аче из Парагвая говорят, что если женщина и мужчина спят в одной хижине, то они состоят в браке. Но если один из них забирает гамак и уходит в другую хижину, то они уже больше не в браке. Вот так. Самобытный «развод без обид» по инициативе любой из сторон.

В племени кунг-сан (одно из племён бушменов Калахари. – Прим. пер.) из Ботсваны большинство девушек выходят замуж несколько раз, прежде чем установят окончательные долговременные отношения. Для куррипако (Бразилия) брак – это постепенный, неопределённый процесс. Один учёный, живший среди них, объясняет: «Когда женщина вешает свой гамак рядом с гамаком мужчины и готовит для него, некоторые молодые куррипако говорят: они поженились (kainukana). Но те, кто постарше, говорят: нет, они будут женаты, лишь когда докажут, что могут поддерживать друг друга и жить вместе. Рождение ребёнка и совместный ритуальный пост укрепляют брак»¹⁵⁰.

В современных Саудовской Аравии и Египте существует форма брака, известная как «мисьяр» (Nikah misyar обычно переводится как «брак путешественника»). Так описывает его недавняя статья в «Рейтерс»:

Мисьяр практикуют мужчины, ограниченные в средствах, а также те, кто хочет гибкости в отношениях – муж может прекратить мисьяр и жениться на другой женщине, не уведомляя об этом первую жену. Богатые мусульмане иногда вступают в такой брак во время отпуска, чтобы иметь сексуальные отношения и при этом не нарушать догматов своей веры. Зейн аль-Абидейн из Международного объединения мусульманских учёных в Медине заявляет, что почти 80 % таких браков завершаются разводом: «Женщина теряет все права. Даже время свиданий с собственным мужем выбирает не она, а он сам, по настроению»¹⁵¹.

В шиитской мусульманской традиции есть похожее правило, называемое Nikah mut’ah («брак для удовольствия»). Тут срок действия отношений обговорён заранее, как при аренде автомобиля. Такие браки могут длиться от нескольких минут до нескольких лет. Мужчина может иметь сколько угодно временных жён одновременно (в дополнение к «постоянной жене»). Зачастую такая организация используется как лазейка, позволяющая обойти религиозный запрет на проституцию и случайные половые связи. Никаких документов или церемоний для такого брака не требуется. Это что, тоже брак?

Оставив в стороне предполагаемое постоянство или общественное признание союза, как насчёт девственности или сексуальной верности? Они тоже универсальные и интегральные составляющие брака, как предполагает теория об отцовском вкладе в потомство? Нет. Для многих сообществ девственность настолько не важна, что в их языках попросту нет такого слова. Крокеры пишут, что у племени канела «потеря девственности есть лишь первый шаг женщины к настоящему браку». Необходимо ещё несколько шагов, пока племя признает пару действительно состоящей в браке: новобрачная должна приобрести признание через служение на «празднике мужского союза». Это добрачное «служение» включает последовательный секс с 15–20 мужчинами. Если претендентка на статус невесты справится хорошо, она заработает у мужчин плату – мясо, которое получит непосредственно её будущая свекровь в тот же день праздника.

Касильда Жета (одна из авторов этой книги) проводила для Всемирной организации здравоохранения исследование сексуального поведения жителей деревень сельского Мозамбика в 1990 г. В группе, которую она изучала, 140 мужчин имели отношения с 87 женщинами в качестве жён, с 252 женщинами как с долговременными сексуальными партнёршами и ещё с 226 женщинами на случайной основе. В среднем у каждого мужчины было четыре сексуальные связи одновременно, не считая незаявленных случайных связей, которые, скорее всего, также имели место.

Среди варао, племени, живущего в бразильских лесах, обычные связи периодически прекращаются на время ритуальных отношений, известных как мамусэ. Во время таких праздников взрослые могут иметь секс с кем хотят. Такие отношения почётны и, как считается, благотворны для родившихся в результате детей.

В увлекательном очерке о племени пираха и учёном, исследовавшем их, журналист Джон Колапинто пишет: «Хотя [они] не допускают браков вне племени, их генофонд постоянно обновляется: они позволяют женщинам спать с чужаками»¹⁵².

Среди сирионо женитьба нескольких братьев на нескольких сестрах – обычное явление, немного напоминающее семейку Брейди (Brady Bunch – популярный американский комедийный телесериал (транслировался в 1969–1974 гг.) о запутанных отношениях в большой семье с родными и приёмными детьми. – Прим. пер.). Само бракосочетание не требует ни церемонии, ни ритуала: никаких клятв, передачи имущества, даже банального праздника. Просто вешаешь гамак рядом с гамаком женщины – и ты женат, парень!

Такой простецкий подход к тому, что антропологи называют «браком», – явление весьма распространённое. Первые исследователи Дальнего Севера, китобои и охотники за пушным зверем, находили эскимосов крайне гостеприимным народом. Представьте себе их потрясение, когда они разобрались, что староста деревни предлагает уставшим, промёрзшим путешественникам собственную постель (включая жену). Но на самом деле гостеприимство, которое с таким недоумением испытали на себе Кнуд Расмуссен и другие, было системой обмена супругами, главной чертой эскимосской культуры. В неприветливом северном климате эротические обмены играли важную роль для связи семей из удалённых друг от друга деревень. Они создавали прочные связи, на которые можно было положиться в трудные моменты жизни. Хотя суровые условия Арктики не позволяли такой плотности населения, как в лесах Амазонии или даже в пустыне Калахари, внебрачные сексуальные связи помогали скреплять отношения и давали некоторые гарантии в борьбе с непредвиденными трудностями.

Людям, вовлечённым в такие связи, и в голову не приходит считать своё поведение супружеской изменой. Так что «измена» – такой же размытый термин, как и «брак». К примеру, не только жена ближнего может совратить вас с пути истинного, но и своя собственная. Хорошо известный средневековый моральный свод, «Speculum Doctrinale» («Зеркало доктрины»), составленный Винсентом из Бове, провозглашает: «Мужчина, очень сильно любящий жену свою, есть прелюбодей. Всякая любовь к чьей-либо жене либо слишком страстная любовь к своей есть постыдство». Далее – совет: «Добродетельный мужчина должен любить жену свою рассудком, но не чувствами»¹⁵³. Винсент из Бове наверняка счёл бы подходящей для себя компанию Даниеля Дефо (из Лондона), знаменитого автора «Робинзона Крузо». Дефо шокировал Британию в 1727 г., опубликовав эссе с броским заголовком: «Похоть в браке, или Супружеский блуд». Это был, конечно, перебор. Последующие издания вышли под более смягчённым заглавием: «Трактат об употреблении и злоупотреблении супружеским ложем». Тут нет приключений на необитаемых островах, но есть морализаторская нотация о физических и духовных опасностях радостей секса с законной супругой.

Дефо понравились бы люди племени найяр из Южной Индии. У них практикуется такой брак, который вообще не обязательно включает секс, ожидание постоянства и совместное проживание. Невеста может вообще не видеть жениха ни разу после брачной церемонии. Но поскольку в их системе развод запрещён, стабильность браков должна быть поистине впечатляющей, если верить антропологическим обзорам.

Из этих примеров видно, что многие черты брака, которые современная западная модель считает его сущностью, отнюдь не универсальны: сексуальная эксклюзивность, имущественные вопросы, даже намерение оставаться вместе длительное время. Ничто из перечисленного не предполагается во многих видах отношений, которые эволюционные психологи и антропологи упорно называют «браком».

Теперь подумайте, какая путаница существует в использовании слова «пара». «Пара» – это иногда сексуальный партнёр во время данного полового акта. Иногда это партнёр в официальном браке, с которым совместно растишь детей и следуешь определённым поведенческим и экономическим схемам. «Пара» – это может быть «пока смерть нас не разлучит», а может – перепих наскоро «с Хулио, на заднем дворе, за школой» (цитата, название популярной песни Пола Саймона. – Прим. пер.). Когда эволюционные психологи говорят, что мужчины и женщины имеют различные врождённые когнитивные или эмоциональные «программы», отвечающие за неверность партнёра, мы полагаем, что это относится к паре с долговременными отношениями.

Но знать наверняка невозможно. Читаем: «Половые различия при выборе партнёра у человека существуют и не исчезают, потому что механизмы, управляющие оценкой партнёра, как правило, отличны у мужчин и женщин», и «тенденция к сексуальной возбудимости от визуальных стимулов составляет часть мужского аппарата выбора партнёра»¹⁵⁴. О каком партнёре идёт речь? О той единственной, которую можно познакомить с мамой? Или это про среднестатистическую физиологическую реакцию гетеросексуала на присутствие привлекательной женщины? Если мужчина славится тем, что порой демонстрирует одинаковые шаблоны реакций на фотографии, фильмы, привлекательно одетые манекены и на любую живность, которой Ной набил свой ковчег (причём ничто из перечисленного не может быть объектом бракосочетания), то, очевидно, эта терминология относит нас к чисто сексуальной привлекательности. Но как можно быть уверенным в этом? В какой момент пара становится парой, с которой можно спариться?