Глава третья
Бедный Йорик
– Отлично, отлично! – Павел Петрович оглядел выстроенную перед ним роту и повернулся к ее командиру капитану фон Корну:
– Благодарю вас, барон, за отличную выучку ваших солдат! За таких солдат мне не было бы стыдно и перед прусским королем!
– Рад служить вашему высочеству! – Капитан вытянулся перед принцем.
Павел Петрович развернулся и зашагал к дворцу. Капитан последовал за ним. Возле самого дворца Павел остановился и порывисто повернулся к своему спутнику.
– Простите меня, барон. – Павел Петрович снял перчатку, поправил пудреный парик. – За такую отменную службу следовало бы достойно наградить вас, но вы знаете, моя мать не позволяет мне награждать моих верных слуг, так что я могу пожаловать вас только этим. – И он протянул капитану золотую табакерку с бриллиантовым вензелем.
– Мне не нужно иной награды, кроме удовольствия вашего высочества! – ответил капитан.
– Вот что я хотел спросить у вас, барон. – Павел понизил голос. – Вы ведь в молодости служили в Преображенском полку?
– Так точно, ваше высочество.
– Вы наверняка о многом говорили со своими сослуживцами…
– Само собой… – Фон Корн насторожился, не зная, к чему клонит принц.
– Не слышали ли вы, барон, каких-то разговоров о смерти моего батюшки, государя Петра Федоровича?
– Разговоры ходили всякие… – ответил барон, заметно смутившись. – Однако пересказывать сплетни и досужие домыслы – не есть достойное занятие для офицера и дворянина.
– Не забывайтесь, барон! – Лицо Павла покраснело, на виске забилась жилка. – Вы служите мне, а значит – должны говорить мне то, о чем я спрашиваю! Это не простое любопытство! Я должен знать правду!
Альберт Францевич Стейниц вернулся в свой офис из коллегии адвокатов. Он подошел к двери, открыл ее, вошел в приемную. Его помощницы Инны Романовны не было на рабочем месте. Он не придал этому значения и вошел в свой кабинет.
Инна сидела за его столом и что-то искала в ящике.
– Инна, что вы там ищете? – проговорил адвокат скорее удивленно, чем строго.
Инна подняла голову, на щеках выступили красные пятна.
– Ой, Альберт Францевич, а я не слышала, как вы вошли! – произнесла она. – А мне срочно нужен был квадратный штамп, чтобы оформить отчеты для коллегии! Вы же помните, их нужно сдать завтра… А, вот он! – Она победно подняла печать.
– А, штамп… – протянул Стейниц. – Хорошо, работайте. И посмотрите, что у меня запланировано на завтра.
Инна встала, отправилась в приемную.
Альберт Францевич проводил ее взглядом и задумался.
Инна работала с ним уже восемь лет, и до сих пор у него не было к ней никаких претензий. Аккуратная, скромная, исполнительная, она всегда с готовностью задерживалась на работе, если было какое-то неотложное дело, в документах у нее был полный порядок.
Но в последнее время она переменилась.
Глаза ее лихорадочно блестели, она заметно похудела, стала нервной и беспокойной, говорила чересчур громко, роняла бумаги, а на днях забыла сделать важный звонок, о котором он ей неоднократно напоминал.
Несколько раз Стейниц заставал Инну, когда она вполголоса разговаривала по телефону, причем по выражению ее лица было ясно, что разговор этот – не служебный, а при его появлении она тут же прерывала этот разговор и бросала трубку.
Кроме того, изменился ее стиль.
Раньше она одевалась скромно и сдержанно, макияж у нее был незаметный, прическа – самая консервативная, волосы зачесаны гладко в скромный узел на затылке. Адвоката это вполне устраивало: такая помощница придавала его офису ощущение надежности, респектабельности, умеренного консерватизма. А сейчас она стала краситься значительно ярче, носить яркие блузки, узкие брюки… так еще недолго – и дойдет до мини-юбок…
Раньше, бывало, приедет он в офис, а она уже на месте, полностью собранная, его кабинет проветрен, ни пыли, ни бумаг лишних, и кофеварка уютно булькает. Теперь же приходилось иногда и ему самому открывать офис, а Инна прилетала с опозданием, вся встрепанная, сумка расстегнута, и тушь под глазом размазана.
Раньше сядет за свой стол, губы помадой едва тронет – и все, готова к работе. А в последнее время влетит в комнату, бросит сумку на стол, да и убежит на полчаса в дамскую комнату, а уж вернется вся раскрашенная, как индеец перед битвой, и духами обольется так, что в офисе дышать невозможно.
Все это отметил старый адвокат не вдруг, не сразу, а когда перемена в помощнице стала заметна даже на его не слишком внимательный мужской взгляд, Стейниц слегка забеспокоился, поскольку был человеком опытным, осторожным и примерно представлял себе, что означают такие перемены в женщине не первой, скажем так, молодости.
Он хотел уже поговорить с Инной об этом, напомнить, что ее внешний вид связан с обликом адвокатской конторы – но передумал или постеснялся. В конце концов, она сама должна чувствовать такие вещи…
Сейчас, оставшись в кабинете один, Стейниц задумался, что вообще он знает о своей помощнице.
Ей тридцать восемь лет, до него работала у нотариуса. Замужем была, но давно развелась. Детей нет, живет с матерью-пенсионеркой. Никакого карьерного роста не предвидится. Он, конечно, платит ей неплохо, время от времени повышает зарплату и подкидывает премии после удачно завершенных дел, но при всем желании не может предложить ей более высокий пост.
Ему пришло в голову, какую скучную, однообразную жизнь она ведет. Точнее, вела до последнего времени. Работа, дом, работа… и дома – пустые разговоры с матерью, одиночество, скука…
И тридцать восемь лет!
Еще совсем немного – и у нее почти не будет шансов устроить свою личную жизнь! Пока Инна еще привлекательна, но при такой жизни, которую она ведет, рано состарится, увянет, как цветок между страницами книги.
Стейниц понимал, что одинокие женщины такого возраста очень уязвимы. Любой сколько-нибудь опытный мужчина может легко завладеть ее душой и телом, он будет вить из нее веревки… может быть, это уже произошло?
Альберт Францевич вспомнил, что просил Инну проверить свое завтрашнее расписание. Он нажал кнопку переговорного устройства и со сдержанным нетерпением проговорил:
– Инна, я вас жду!
Дверь кабинета распахнулась, Инна возникла на пороге.
Его опять резанул ее изменившийся облик – яркая помада на губах, блеск глаз, непривычная порывистость движений…
– Вы принесли мое расписание?
– Ох, извините… – Она развернулась, вылетела из кабинета, через несколько минут снова возникла с раскрытым блокнотом в руке, подошла к его столу.
Он просмотрел расписание, сделал в нем пару пометок, поднял глаза на помощницу. Она нервно теребила воротник розовой блузки, глаза подозрительно блестели.
– Инна Романовна, – проговорил адвокат неуверенно. – У вас все в порядке?
– Да, разумеется! – Она быстро взглянула на него, тут же отвела глаза. – Конечно, у меня все в порядке. А почему вы спрашиваете?
– Да нет, мне показалось… вообще, имейте в виду – если вам понадобится какая-то помощь, вы всегда можете обратиться ко мне. Любая помощь!
– Да, конечно, спасибо… – Она ответила ему вроде бы с благодарностью, но вместе с тем с легким раздражением – мол, чем ты можешь помочь! Что ты вообще ко мне вяжешься, сморчок старый! При этом рука резко дернула воротник блузки, как будто он душил ее.
– Я могу идти?
– Конечно, конечно!
Инна вышла. Альберт Францевич постукивал ручкой по столу, что означало у него серьезные размышления.
Несомненно, с Инной что-то творится.
И это именно сейчас, когда вокруг адвокатской конторы и особенно вокруг завещания покойного Леонида Басманова возникла какая-то непонятная суета.
Никто, кроме Басманова и самого Стейница, не знал о содержимом того конверта, никто не знал о второй части завещания. Таков закон, таковы общие правила ведения дел, а Басманов особенно настаивал на соблюдении секретности, беспокоясь о безопасности дочери – а то, что сейчас происходит, говорит о том, что случилась утечка.
Кто-то еще узнал о содержимом того конверта.
Но это невозможно!
Леонид Петрович не мог проговориться, он больше всех был заинтересован в секретности.
Сам Стейниц тоже никому ничего не говорил. Он очень заботился о том, чтобы в его офисе не было никаких утечек, раз в месяц приглашал специалиста, который проверял, нет ли в помещении жучков, у него была специальная аппаратура, а некоторые особенно важные документы Инна печатала не на компьютере, а на специально купленной печатной машинке, чтобы избежать любой возможности электронного взлома.
Тот специалист по электронной разведке, который регулярно проверял его офис, сказал Стейницу, что это уже паранойя, что компьютер Стейница очень надежно защищен – но адвокат ответил на это, что лучше перестраховаться, когда дело идет о миллионных сделках и значительных завещаниях.
Но во всей этой надежной системе, как всегда, было слабое место: человеческий фактор.
Как он ни соблюдал предосторожности, ему волей-неволей приходилось посвящать в свои дела помощницу. И теперь, глядя на ее новый изменившийся облик, он ясно видел, что у Инны появился мужчина. Да не просто мужчина, а любимый мужчина. Уж не настолько он, Стейниц, стар, чтобы не знать, что происходит с женщиной без малого сорока лет, когда она начинает вести себя как юная девушка. Все эти порывистые движения и блеск глаз, забывчивость и яркие цвета в одежде означают только одно: дама влюбилась. Причем страстно, без оглядки.
И вот теперь встает серьезный вопрос: кто такой этот мужчина и с какой целью он влюбил в себя такую, в общем, ничем не примечательную женщину, как его помощница Инна Романовна?
Ведь в данном случае о тихом семейном счастье не может быть и речи, уж настолько Альберт Францевич знает человеческую природу. Инна беспокойная и нервная, стало быть, счастье ей только обещано и надо для этого еще потрудиться.
Альберт Францевич тяжело вздохнул. Все это было бы не столь существенно, если бы не было взлома его офиса. И дочка его старого клиента и друга не вернулась бы из спокойной безопасной Швейцарии. И если бы Леонид Басманов не умер так внезапно.
Альберт Францевич положил руки на стол, сжав их в кулаки. Нет, об этом он думать не станет. Этак черт-те до чего можно дойти.
Но у него обязательства перед клиентом, так что он должен разобраться с этой историей. А для этого… для этого он должен выяснить, что же такое происходит с Инной, что за мужчина возле нее.
Стейниц взялся за трубку телефона, но передумал. Не станет он звонить нужному человеку из собственной конторы. Лучше это сделать в другом месте.
Когда он вышел в приемную, Инна разговаривала по телефону.
– Нет, – говорила она, – нет, я не могу. Это… ну хорошо, я попробую… может быть, удастся…
Заметив адвоката, она отключилась, но не смогла совладать со своим лицом. И Стейниц увидел на нем самую настоящую ненависть.
Галя сидела на кровати, бездумно глядя в окно. В дверь заглянула горничная с пылесосом:
– Галина Леонидовна, можно у вас убрать?
– Сейчас уйду! – буркнула Галина.
Хотелось наорать на противную бабу, хотя, в общем, ничего такого она не сделала. Просто суется вечно не вовремя, прежняя горничная такого себе никогда не позволяла. Ну, раньше у матери во всем был порядок.
Кстати, где мама? Отчего ее часто не бывает дома? Какие у нее дела? Вот у нее, Гали, дел никаких нету. Совершенно нечем заняться. В Швейцарии было легче – учеба, развлечения, Митька… Ну, это все позади. Вот она приехала, вернулась домой, а оказалось, что никто ее здесь не ждет. Матери она явно мешает – конечно, так бы Сергей Михайлович ночевал тут преспокойно, кто ему что скажет? А теперь им перед Галиной неудобно, вот мама и сердится.
Можно, конечно, восстановить старые связи, вспомнить приятелей, закатиться куда-нибудь вечером, чтобы не сидеть в этом доме, мрачном и унылом, как склеп. И не думать о вчерашней сгоревшей машине и о том, что сказал ей адвокат.
Снова послышался деликатный стук в дверь. Ну до чего же настырная тетка! Надо сказать матери, чтобы ее уволили.
Галина накинула куртку и вышла в сад. Листья в аллее были уже собраны в аккуратные кучки, старик занимался цветником. Прикатил тачку с лопатами и граблями, придирчиво оглядел цветник, потом уселся на лавочку и достал сигареты. Галина подошла ближе.
Услышав ее шаги, старик не вскочил со скамейки, не согнулся угодливо, не бросил сигарету. Чтобы не стоять молча, Галина спросила, что он собирается делать.
– Розы прикрыть нужно, эти обрезать, остальное вскопать под зиму, – ответил старик спокойно.
– А вот тут всегда тюльпаны росли, – вспомнила она, – много-много, разве вам не сказали?
Он помотал головой, и Галина поняла, что мама вообще с ним не говорила. Некогда ей было. А раньше как она любила заниматься садом…
– Видел я вроде в сарае ящик с луковицами… – сказал старик, загасив сигарету.
Ящик был с отделениями, на каждом была приклеена цветная бумажка, на которой написан сорт тюльпанов и цвет. Аккуратный мужчина был садовник Иван.
Галина увидела висящий на крючке поводок, оставшийся от Бурана, и разозлилась. Как можно усыпить абсолютно здоровую собаку! Вранье, что он взбесился, просто лаял на Сергея Михайловича. И не зря он на него лаял, собаки многое чувствуют лучше людей. Да если на то пошло, ей самой хочется на него наброситься. Противный какой-то. И дело вовсе не в том, что Галина ревнует к нему маму, ей же не пять лет.
Старика звали Василием Петровичем.
– Вы давно в деревне живете? – спросила Галя, когда ящик с тюльпанами был принесен к клумбе.
Он посчитал что-то в уме, подумал:
– Двадцать пять лет как раз через месяц будет, как сюда переехал.
– Ох, я тогда и не родилась еще! – рассмеялась Галина.
– Выходит, так. – Он скупо улыбнулся.
– А раньше, наверное, в городе жили… – полувопросительно сказала девушка.
– А с чего вы так решили? – Он взялся было за лопату, но обернулся.
– Вид у вас… не деревенский, что ли, речь правильная… ну не знаю, мне показалось, – честно призналась Галина, – видно, что не всегда вы с лопатой и граблями управлялись.
Василий Петрович поглядел на нее более внимательно. С виду – богатая наследница, все у нее в шоколаде, заняться нечем, мается от скуки, вот и вяжется с разговорами. Однако зоркие не по возрасту его глаза отметили и бледность, и горестную складку возле губ, а также беспокойный взгляд и какую-то растерянность.
Все ясно, горюет девчонка после смерти отца, видно, любила его сильно. А мамаша-то недолго горевала, мигом завела себе сердечного дружка. Это только они тут думают, что раз отгородились высоким забором, да охраны понаставили, то никто про них ничего не знает. А того не понимают, что дорога-то мимо деревни идет. И местные давно уже вычислили, кто к кому в этом богатом поселке ездит. И что зачастила машина этого хмыря, который управляющим в банке покойного хозяина служит. Ну, по делам, конечно, человек ездит. А только по делам-то на ночь не остаются.
Все это кумушки деревенские почти сразу выяснили. И разнесли по соседям. Уж на что у него, Василия, жена не болтливая, а и то полностью в курсе.
Он еще раз посмотрел на хозяйскую дочку. Жалко девчонку, стоит как потерянная.
– Вы не обижайтесь, может, я не то сказала, так это не со зла, – заторопилась она.
– Да я не обижаюсь. – Он снова взялся за лопату. – Ваша правда, раньше я в городе жил. Сюда к жене переехал.
Он замолчал, не собираясь рассказывать постороннему человеку, отчего так получилось. Была у него там, в городе, жена, была работа ответственная, а потом с работой вышло все плохо, подсидели его, и жена, кстати, ушла. Видно, не слишком его ценила. Ну и бог с ней, он давно уже про то не вспоминает.
– А работал я здешним участковым, до того, как на пенсию вышел, – сам, не зная зачем, сказал Василий Петрович.
– Правда? – Галина вдруг обрадовалась. – Тогда можете вы мне одну услугу оказать? Вы не думайте, это не даром…
– Сначала скажите, что за услуга, а потом уж насчет оплаты поговорим, – спокойно заметил он.
– Тут третьего дня авария была на сорок пятом километре. Охранник наш разбился. Ехал утром, и вроде бы грузовик в его машину врезался, я точно не знаю, – заторопилась Галина, – а я как раз приехала накануне. И он еще мне говорит, что, мол, отец мой его на работу брал, соболезнования, в общем, выразил. Так поговорили мы по-хорошему, по-человечески, а утром я узнаю, что он – насмерть. И никто ничего не знает, а мне вот как-то не по себе…
Галина замолчала, сама, видно, почувствовала, что слова ее неубедительны.
Василий Петрович вспомнил теперь того охранника, кажется, Лешей его звали. Иногда он хозяина возил, потом жену его. Как-то летом приезжал он, ягоды предлагал, так кухарка Анфиса его чаем напоила. Ягод, правда, не взяла – куда нам, говорит, теперь вовсе ничего не нужно, как сам-то помер, жена его вообще ничего не ест, фигуру бережет.
Значит, Леша этот на сорок пятом километре гробанулся… Вроде бы парень был приличный, водил осторожно.
– Что ж, – сказал он, – могу поспрашивать, в чем там дело. Послезавтра приду, если будет какая информация, то расскажу.
– Спасибо! – Она беспокойно оглянулась и ушла, а Василий Петрович начал копать.
Вскоре подошел к нему охранник.
– Дед, и о чем это ты с хозяйской дочкой базарил? – полюбопытствовал он.
«А твое какое дело», – подумал Василий Петрович, но вслух ничего не сказал.
– Эй, дед, отвечай, когда спрашивают! – Охранник положил ему на плечо тяжелую руку.
Василий Петрович не спеша обернулся, держа в руках лопату. Охранник этот, Виктор, сразу ему не понравился. Наглый такой мужик, главным себя считает, ходит тут, распоряжается, как будто он хозяин. Вот за каким чертом он в саду ошивается? Что ему здесь делать? Если ты дом охраняешь, то сиди за мониторами. Или уж если проверяешь периметр, то смотри во все глаза, не отвлекайся на посторонние разговоры. А если ты хозяев возишь, то в свободное время за машиной ухаживай, чтобы она блестела у тебя и не сломалась в самый неподходящий момент. А этот, вишь, прогуливается, воздухом дышит. Что тебе тут – курорт, что ли… Ох, распустились после смерти хозяина. Правду люди говорят: кот из дома – мыши в пляс!
Ну, однако, этот козел не отвяжется, надо ему ответить, а то так и будет стоять над душой.
– О чем разговаривали? – переспросил он. – Да о цветах вон. – Он кивнул на ящик с луковицами. – Она говорила, где какие сажать. А ты что – против?
– Я-то не против, – сощурился охранник, – да только ты знай свое место. А не то живо вылетишь отсюда на счет раз!
Василий Петрович ничего не ответил, только посмотрел очень выразительно. Так что Виктор, хоть и был небольшого ума, все же догадался, что это он за свою работу трясется. Потому как платят хорошо, а делать, в общем-то, ничего особенного не надо. А он, Василий, – человек свободный. Земли, чтобы копать, на его век хватит.
Охранник плюнул в ящик с луковицами и ушел. Василий Петрович только покачал головой, глядя ему вслед. Какой же ты к лешему охранник, когда нахамил человеку, а сам к нему спиной поворачиваешься! А у человека, между прочим, в руках лопата…
– Я съезжу в городскую коллегию, – сообщил Альберт Францевич своей помощнице, появившись в дверях кабинета. – Сегодня до конца дня не вернусь. Если кто-то будет звонить – договаривайтесь на завтра. И допечатайте материалы по делу Сегильдеева.
Выйдя из своей конторы, адвокат сел в машину и поехал на станцию техобслуживания возле Балтийского вокзала. Там, хотя его машина была вполне чистой, он заехал в автомойку.
Едва машина адвоката скрылась от посторонних глаз, ее передняя дверца открылась, и на пассажирское сиденье рядом с Альбертом Францевичем опустился невысокий мужчина лет сорока. Мужчина этот отличался приятной, но совершенно незапоминающейся внешностью, так что, встретив его на улице, в офисе или в магазине, никто уже через минуту не смог бы его описать.
Этот неприметный мужчина выполнял для Стейница разнообразные поручения, никогда не выходящие за грань Уголовного кодекса, но весьма близко к этой грани подходящие. Он занимался наружным наблюдением, проще говоря, слежкой, прослушиванием телефонов и тому подобными вещами, то есть был глазами и ушами адвоката.
– Здравствуйте, Альберт Францевич! – проговорил неприметный человек. – Что у вас для меня сегодня?
– Вячеслав, у меня для вас очень деликатное поручение…
– А я другими и не занимаюсь!
– Верно. Но теперь мне нужно, чтобы вы проследили за Инной… Инной Романовной.
– Вы имеете в виду свою помощницу? – Неприметного человека трудно было чем-нибудь удивить, но сейчас это, кажется, удалось. Впрочем, он тут же пригасил удивление и придал своему лицу профессионально-безразличное выражение.
– Именно ее, – сухо проговорил адвокат.
– Что конкретно я должен выяснить?
– Все, что удастся. Но главное, что меня интересует – с каким мужчиной она встречается. Как только сумеете это узнать – дайте мне знать по нашему обычному каналу. Сейчас она в конторе, закончит работу около пяти.
– Я все понял. – Неприметный человек кивнул, открыл дверцу и выскользнул из машины.
Пересев в свою машину, он поехал к офису адвоката и припарковался так, чтобы хорошо видеть выход из здания.
Надо сказать, что его машина отличалась таким же удивительным свойством, как ее хозяин, – совершенной неприметностью. Она была какого-то неопределенного цвета – то ли темно-серая, то ли тускло-синяя, а может, и вовсе грязно-зеленая, неопределенного дизайна, так что с первого раза даже хорошо разбирающийся в автомобилях человек начинал сомневаться – то ли это «Хонда», то ли «Фольксваген», номера вечно были забрызганы грязью. При этом, как ни странно, сотрудники дорожно-патрульной службы и ГИБДД никогда эту машину не останавливали – должно быть, они ее просто не замечали.
Итак, поставив свою неприметную машину неподалеку от офиса адвоката, неприметный человек по имени Вячеслав приготовился к ожиданию. Надо сказать, что для человека его профессии именно умение ждать является самым важным качеством – важнее хорошей памяти, наблюдательности, ловкости, может быть, даже важнее неприметной внешности.
На этот раз, правда, особенно долго ждать ему не пришлось.
Незадолго до пяти часов Инна Романовна вышла из дверей офиса и направилась к своей машине.
Вячеслав отметил перемены, произошедшие с помощницей адвоката за последнее время, – блеск глаз, непривычно яркий макияж, броскую одежду. Он подумал, что Альберт Францевич прав – у Инны наверняка появился новый мужчина.
По профессиональной привычке Вячеслав несколько раз сфотографировал Инну – возле дверей, на полпути к машине и в момент посадки. Фотоаппарат у него был очень хороший – с отличным разрешением и при этом настолько миниатюрный, что мастер сумел вставить его в корпус зажигалки, так что, чтобы сделать снимки, Вячеслав несколько раз щелкнул зажигалкой, как бы прикуривая.
Инна Романовна села в свою машину и поехала. Вячеслав немного выждал и тронулся следом.
Движение на улицах было очень оживленное, поэтому Вячеслав держался поблизости от преследуемой машины, чтобы не потерять ее из виду. Его задача облегчалась тем, что машина у Инны Романовны была приметная – маленький ярко-красный «Опель».
Разумеется, Вячеслав знал, где живет помощница адвоката, но сейчас она определенно ехала в другую сторону. Примерно через полчаса она свернула с Гражданского проспекта на проспект Науки, затем – в проезд между пятиэтажными «хрущевскими» домами и, наконец, остановилась возле одного из таких домов.
Вячеслав припарковался в сторонке, чтобы его машина не бросалась в глаза. Он еще несколько раз сфотографировал Инну – как она выходит из машины, как идет к подъезду, опасливо оглядываясь по сторонам, как открывает дверь подъезда электронным ключом. Этот момент он сфотографировал несколько раз и с большим увеличением.
Инна Романовна вошла в подъезд, и через минуту на одном из окон третьего этажа задернули шторы.
Теперь Вячеслав стал особенно внимательным. Он следил за каждым мужчиной, проходящим мимо дома, за каждой машиной, проезжающей поблизости.
Через пять минут после Инны в тот же подъезд вошла женщина лет пятидесяти, следом за ней – старичок интеллигентного вида. Вячеслав сфотографировал их на всякий случай, хотя понимал, что это – не те, кого он ждет.
Наконец примерно через полчаса возле дома остановилась дорогая черная машина. Передняя дверца открылась, и из нее вышел загорелый, подтянутый мужчина лет сорока с небольшим. Как перед тем Инна, он опасливо огляделся по сторонам и направился к тому же подъезду.
Хорошо развитая интуиция подсказала Вячеславу, что это – именно тот, кого он ждет. Он несколько раз сфотографировал мужчину – возле машины, на полпути к подъезду и возле двери.
Мужчина открыл дверь не ключом, он нажал на пульте домофона номер квартиры. Вячеслав снял этот момент трижды и не прогадал – сумел разглядеть на снимке, что загорелый мужчина набрал номер семнадцатой квартиры. Вячеслав прикинул, что семнадцатая квартира находится на третьем этаже. Вроде бы все совпадало, но настоящий профессионал проверяет любую информацию.
Вячеслав вышел из машины, подошел к подъезду и набрал на пульте тот же номер. Некоторое время никто не отвечал, затем из динамика донесся озабоченный женский голос:
– В чем дело?
– Лида, открой! – проговорил Вячеслав, изображая нетрезвую хрипотцу. – Открой, тебе говорят! Это же я, твой козлик!
– Никакой Лиды здесь нет! – резко ответили из домофона. – И никакой ты не козлик, а натуральный козел!
Вячеслав удовлетворенно улыбнулся: он узнал голос Инны Романовны.
Вернувшись в свою машину, он набрал специальный номер, который дал ему адвокат для экстренной связи.
Альберт Францевич ответил сразу же.
– У вас есть результаты? – осведомился он.
– Есть, – лаконично ответил Вячеслав. – Высылаю фотографии.
Он переслал на телефон заказчика снимки загорелого мужчины.
Адвокат взглянул на них и едва слышно пробормотал:
– Вот как… ну, и почему я совсем не удивлен?
Инна Романовна повесила трубку домофона.
– Кто это был? – спросил ее загорелый мужчина.
– Какой-то пьяный придурок ошибся квартирой.
– А зачем ты вообще ответила?
– Он звонил и звонил… это действовало мне на нервы.
– На нервы? – Мужчина пристально взглянул на нее. – Ты действительно в последнее время стала очень нервная. Что с тобой происходит? Что тебя беспокоит?
– Что?! – вскрикнула она, как раненая птица. – Ты еще спрашиваешь? Я живу, как на вулкане, я чувствую себя преступницей… особенно после этого взлома в нашем офисе! Я боюсь, боюсь! Неужели ты не понимаешь? Мне кажется, что Стейниц начинает о чем-то догадываться! Начинает меня подозревать! Иногда он так смотрит на меня, как будто просвечивает рентгеном!
– Да брось ты… – Мужчина внимательно следил, чтобы лицо его было бесстрастным и голос не дрогнул. – Этот старый козел просто пялится на тебя. Ведь ты молодая красивая женщина! А он кто? Старик, ему только и радости, что на молоденьких поглядеть…
Он скосил глаза на Инну, проверяя, как она отреагирует, но она, похоже, не слушала его совсем.
– А самое главное… самое ужасное… мне кажется, ты меня больше не любишь! – выкрикнула она звенящим, как натянутая струна, голосом.
– Ну что ты, зайчонок! – Мужчина шагнул к ней, взял ее лицо в ладони, посмотрел прямо в глаза пристальным, завораживающим взглядом. – Как ты могла так подумать?
Она вся была как натянутая струна, не только голос. На миг он испугался, что она сейчас рассыплется в его руках.
– Но я… я видела тебя с той женщиной! С ней, с богатой холеной стервой!
– О чем ты говоришь, зайчонок! – Мужчина презрительно улыбнулся. – Как ты могла такое подумать? Ты же знаешь, что это – для отвода глаз… для того, чтобы никто не догадался о нас с тобой! Чтобы никто ничего не заподозрил раньше времени! Она мне ничуть не нравится! Ты же знаешь – она на десять лет старше тебя! Я должен оказывать ей знаки внимания, чтобы она не стала требовать внеочередного аудита, не созвала собрание акционеров…
Инна не верила ему – но в то же время верила, она смотрела в его глаза – и тонула в них, ее тело, как всегда в присутствии этого мужчины, охватила томительная слабость. Мыслей в голове не было никаких, кроме одной – это ее мужчина, она хочет быть с ним. С ним навсегда, и больше ни с кем и никогда. И для этого она готова сделать все возможное. И невозможное тоже.
– Любишь? – прошептала Инна едва слышно.
– Неужели ты сомневаешься? Любимая, я знаю, как тебе тяжело! Мне тоже нелегко. Но это все ради нас! Нам осталось сделать совсем немного, и мы будем вместе… мы будем богаты! Ведь мы это заслужили! Мы заслужили свое счастье!
– Мне не нужно богатство… – шептала она зачарованно. – Мне нужно только быть с тобой…
– Деньги – это свобода! Мы сможем улететь далеко-далеко, туда, где нас никто не знает! Мы будем там только вдвоем! Представь – берег океана, песчаный пляж, маленький уютный домик под сенью пальм, вечное лето, и мы вдвоем… Навсегда вдвоем!
– Господи, скорее бы… – прошептала женщина.
– Все зависит только от тебя. – На этот раз голос мужчины прозвучал сухо и трезво. – Я сказал тебе, что нам нужен тот конверт с распоряжениями Басманова. Чем раньше ты его найдешь, тем раньше осуществятся наши мечты! В офисе его не было, значит, нужно искать где-то еще…
Инна на миг очнулась от сладостной истомы и даже обрела способность соображать. Она вспомнила, что содержится в том конверте, ведь это она печатала документ на специально купленной для таких случаев машинке. Адвокат Стейниц был человеком сверхосторожным. Но ей он доверял. Что ж, это к лучшему. Для своего мужчины она готова пожертвовать всем – репутацией, честным именем, даже своей жизнью.
– Я знаю, где этот конверт, – внезапно проговорила женщина.
– Вот как? И где же?
– У него есть сейфовая ячейка в отделении «Бета-банка» на Московском проспекте. Я пару раз провожала его в этот банк, но в сейфовый отсек он ходил без меня.
– Ты уверена, что конверт там?
– Больше ему негде быть. Там Альберт хранит самые важные документы.
– Ну что ж, значит, нам нужно попасть в этот банк, надо получить доступ к этой ячейке. Тебе нужно это сделать.
– Но как? Как ты это себе представляешь?
– Ты хочешь, чтобы у нас с тобой было будущее? – проговорил мужчина властным, гипнотическим голосом.
– Больше всего на свете…
– Тогда ты что-нибудь придумаешь.
Она смотрела на его гладкое загорелое лицо, на его нежные губы – и понимала, что сделает ради него все, что угодно. Все, чего он от нее потребует.
– Я придумаю… – прошептала она.
– Ну и умница! – Мужчина снова взял ее лицо в свои ладони, прильнул к ее губам своим жарким, нежным ртом – и Инна забыла о своей блеклой, бессмысленной жизни, она вознеслась к небесам.
Галина видела из окна, как открылись ворота и въехала мамина машина. Сегодня она сама была за рулем. Мама выскочила из машины, смеясь, наклонилась к окошку с пассажирской стороны, что-то заговорила туда, размахивая руками.
– Линка! – Она задрала голову и поглядела на окна дочкиной спальни. – Иди скорей сюда, смотри, кого я привезла!
«Кого еще она притащила, – с неудовольствием подумала Галина, отскакивая от окна, – никого не хочу видеть…»
– Линка! – Мама орала уже неприлично громко. – Да куда же она подевалась, спит, что ли, еще? Сколько можно спать! Все на свете проспишь! Уж полдень скоро!
Галина обреченно вздохнула и вышла на балкон. Из машины вышла женщина, и Галина остановилась как вкопанная, потому что в женщине было что-то до боли знакомое. И родное.
В следующую минуту Галина развернулась и бросилась бежать. Через спальню к лестнице и кубарем вниз, чтобы выскочить из дома и броситься гостье на шею.
– Тетя Полина! Господи, как я рада!
Перед ней и правда стояла старинная и когда-то самая близкая мамина подруга Полина Красногорова. Галя помнила ее с самого детства. Ее и ее сына Олега, который был старше ее года на два.
Тетя Полина рано развелась с мужем, но это не помешало их с мамой сердечной дружбе. Они дружили со школьных времен, вот и тебе бы, говорила мама, неплохо иметь такую близкую подругу. Это, знаешь, навсегда.
Мама, разумеется, ошибалась, Полина исчезла из их жизни, когда отец разбогател. Может, не сразу, точнее, Галя заметила это не сразу. Тогда у нее появились новые заботы. А раньше, когда они с Олегом были маленькие, они очень дружно играли.
Подруги часто ездили на море вместе – очень удобно, дети тоже дружат, вместе им куда веселее, и оставить ребенка можно не с чужим человеком, а с тем, кому доверяешь.
Дети ловили крабов на диком пляже, строили замки из песка, кувыркались на мелком месте в теплой соленой водичке. Их мамы загорали тут же, положив на горячий песок махровое полотенце.
Так было каждое лето, и маленькая Галя прочно связывала отдых на море с загорелым до черноты мальчишкой с выгоревшими соломенными вихрами. Сама она загорала с трудом, мама вечно мазала ее кремами и заставляла надевать майку. Помогали эти меры плохо, так что бывало, что и на пляж ее не пускали. Тогда Олег благородно оставался с ней, сидел рядом в тени старого грушевого дерева и мастерил бумажные фигурки из старого журнала.
Она боялась предложить ему поиграть в куклы – все-таки он был старше на два года и вообще мальчик.
Галя отстранилась и окинула Полину взглядом. Вблизи было видно, что она очень изменилась. Худощавая фигура осталась прежней, но спина слегка ссутулилась, волосы поредели, и вся она как-то усохла, как цветок, которому не хватает полива. Да, мама выглядит лет на пятнадцать моложе, а ведь они с Полиной ровесницы.
Галина поскорее опустила глаза и поцеловала Полину в щеку.
– Здравствуй, Галка! – сказала Полина, и Галя с болью в сердце отметила, что и голос у нее изменился – стал более хриплым.
Но, в конце концов, разве в этом дело? Ведь тетя Полина – это ее детство, а тогда все было гораздо проще.
– Ух, какая ты, Галка, стала красавица! – Полина завертела ее и погладила по плечу. – От женихов, верно, отбою нет?
Галина даже зажмурилась от воспоминаний. Горячее солнце, сверкающее море, она ест грушу, и сок стекает на голый живот, а рядом скачет на одной ножке вихрастый мальчишка и кричит: «Галка на палке, Галка на палке!» Как давно все это было!
– Представляешь, – тараторила мама, – вхожу я в «Белиссимо» и вдруг прямо в дверях сталкиваюсь с женщиной! Пригляделась, а это Полинка! Вот так встреча! А ведь если бы не столкнулись нос к носу, то и прошли бы мимо. Там зал большой, можно друг друга не заметить! Господи, Полинка, как я рада! В общем, я тебя никуда не отпущу, сейчас поболтаем, поедим, потом погуляем…
– Подожди, Лена. – Полина отвела мамину руку. – Девочки мои дорогие, наверно, это судьба вмешалась. Потому что когда я услышала про Леню, то просто места себе не находила…
Она вздохнула, опустила взгляд.
– Ведь мы же столько лет знакомы! Но вот беда – телефона-то твоего нового я и не знала. А если в банк звонить, так ведь и не дали бы вашего номера… Вы уж простите, что я тогда никак не проявилась. Нехорошо старых друзей забывать!
– Что ты, Полина, – мама отвернулась, – не хочу о плохом думать, нужно себя в руки брать.
Галина нахмурилась было, хотела сказать, что рановато мама все позабыла, но тут почувствовала, как Полина сжала ей руку. И кивнула успокаивающе – не волнуйся, мол, все обсудим и обо всем поговорим. У нее тотчас отлегло от сердца – Полина ей поможет, она сумеет убедить маму, что не нужно подпускать этого подозрительного Сергея Михайловича так близко. Или хотя бы подождать чуть больше месяца. А там уж она, Галина, вступит в права наследования и возьмет дело в свои руки. И выгонит этого Сергея Михайловича взашей, больно много воли взял, держится как хозяин. И тогда, возможно, он оставит маму в покое. Это будет хорошей проверкой чувств.
Она в ответ с признательностью сжала руку Полины.
Анфиса принесла кофе и крошечные печеньица, которые буквально таяли во рту.
– А как поживает Олег? – спросила мама. – А то, я вижу, Линка хочет спросить, да не решается.
– Да уж, давайте по-простому, мы ведь сто лет знакомы! – улыбнулась Полина. – У Олега все хорошо, он работает в крупной компании, им там довольны.
– Не женился? Ты еще бабушкой не стала? – поддразнила мама старую подругу.
– Нет, мы живем вместе. Говорит, что не нашел девушку по душе, ну, время у него есть, двадцать шесть лет всего, не торопится. Сейчас мужчины рано не женятся.
– Ну тогда, – мама протянула подруге телефон, – звони ему и приглашай к нам на ужин.
– Да как же…
– Что такого? Неужели он Линку не вспомнит?
– Да нет, он ее часто вспоминает, – призналась Полина. – Недавно альбом старый достали с фотографиями…
Время до ужина пролетело незаметно в разговорах и воспоминаниях. Галина была неприятно поражена, что к ужину приехал Сергей Михайлович. Ну, может, и к лучшему, Полина на него посмотрит и все поймет, не придется ей пересказывать.
Олег, конечно, изменился, в первый момент не узнать было того мальчика с непослушными вихрами. Но потом Галина разглядела кое-что знакомое. Они уединились в уголке и тихо беседовали.
Гале было с ним легко и просто, ведь они так давно были знакомы. Он так отличался от всех ее знакомых особей мужского пола. Он не плавал на яхте, не гонялся на дорогой машине по горам, не чувствовал себя ни королем мира, ни хозяином жизни. Только сейчас Галина осознала, как надоели ей те золотые мальчики. Олег так от них отличался! Спокойный такой, серьезный и очень симпатичный. Они сидели на диване рядом, совсем близко, и она чувствовала, что от него исходит обычное человеческое тепло.
Было так здорово смотреть ему в глаза и вспоминать детство, их прошлые поездки на море и зимние – за город на лыжах. Галя вспомнила, что им всегда было легко вместе. Они дружили. Господи, как ей не хватает сейчас настоящего друга! Раньше она могла рассказать Олежке все, что ее волновало. Другое дело, что волнений-то у нее не было никаких. А вот теперь…
Но он смотрел на нее так серьезно и ласково, слушал ее так внимательно, его плечо рядом было таким надежным, что на Галину снизошло умиротворение. Впервые после смерти отца пусть не исчез совсем, но ослабел тугой узел из колючей проволоки, который невыносимо стянул ее сердце.
Они условились встретиться завтра в городе и просто погулять, Олег сказал, что сможет урвать пару часов от работы. Прощаясь, он ткнулся сухими губами ей в щеку, и это легкое прикосновение ей было приятно. Снова повеяло от него надежной силой, и Галя решила, что обязательно расскажет ему обо всем, что ее беспокоит – о маме и об этом Сергее Михайловиче, и о том, как тоскливо ей после смерти отца. Нужно же кому-то об этом рассказать.
Сергей Михайлович уехал вместе с ними, простившись с хозяевами вежливо, но сухо. Мама, однако, ничуть этим не огорчилась, из чего Галя предположила, что Полина уже сумела как-то на нее повлиять. Насколько она помнила, Полина раньше отличалась здравостью суждений, даже отец относился к ней лучше, чем к другим маминым подругам. Несомненно, она и сейчас сумеет вправить матери мозги. Да, это судьба, что они встретились.
Тут Галину царапнула какая-то мысль, она даже остановилась и помотала головой, но Олег крикнул из машины:
– До завтра! Галка, не стой на холоде, простудишься! – И она махнула ему в ответ, засмеялась и упустила неприятную мысль.
Проводив гостей, Галина пошла к себе. Однако, проходя мимо готической гостиной, она увидела мать. Та стояла перед камином с бокалом красного вина в руке.
– Лина! – позвала она дочь. – Побудь со мной!
Галина вошла в гостиную, остановилась на пороге.
Мрачная комната, обставленная тяжелой черной мебелью, показалась ей неуютной и чужой. В камине догорали несколько поленьев, отбрасывая на лицо матери оранжевые и багровые блики.
– Я так рада, что приехала Полина… – проговорила мать, пригубив вино. – И тебе, кажется, было интересно с Олегом… у нас осталось так мало настоящих друзей! Дружба – вот что по-настоящему ценно! Дружба – это то, чего не купишь ни за какие деньги!
Галина подошла к камину, расшевелила огонь кочергой. Пламя ожило, заплясали золотые змейки.
– Отчего они так давно не были у нас? – спросила девушка, повернувшись к матери.
– Ну, трудно сказать… – Та отвела взгляд, потом спохватилась: – Налить тебе вина?
– Ну, разве что самую малость… так отчего вы с Полиной разошлись? Вы ведь с ней так дружили, я же помню!
– Да мы, собственно, не расходились… – Мать подняла бутылку, и тонкая рубиновая струя благородного напитка полилась в бокал. – Знаешь, как бывает… позвала ее раз, другой, она отказалась… ну, потом я поняла – ей просто неуютно было с моими новыми знакомыми – у нее нет таких материальных возможностей, она не может одеваться, как мы, у дорогих дизайнеров, не может позволить себе отдых в Биаррице или на Сардинии… ну, ты сама понимаешь – социальное неравенство воспринимается болезненно… сначала она отговаривалась какими-то уважительными причинами, а потом сказала мне какую-то резкость, и я перестала ее приглашать…
Мама замолчала, машинально взяла в руку бутылку, повертела ее и снова поставила.
– Собственно, я даже не помню, в чем там было дело – то ли я на нее обиделась, то ли она на меня. В общем, очень жаль – мы ведь и правда очень с ней дружили. Ближе подруги у меня не было. А тут столкнулись совершенно случайно… надо же, как будто сама судьба нас столкнула! А теперь, когда мы вспомнили прежние времена, я поняла, как мне ее не хватало. Сто лет не виделись, а как будто вчера расстались, видишь – получилось совсем неплохо!
– Совсем неплохо, – как эхо, повторила Галина.
Она смотрела на пламя сквозь бокал. Рубиновое вино приглушало багровый цвет огня и насыщало его удивительными оттенками драгоценных камней.
Галина заново переживала встречу с Олегом. Детские воспоминания проплывали перед ее глазами. Галина вспомнила, как они пробирались вдоль берега по огромным влажным валунам. Она поскользнулась и упала в воду, перепугалась. Вода попала в рот и в нос, дыхание перехватило. Олег прыгнул за ней, вытащил на берег.
Галина вспомнила его перепуганное лицо, которое было близко-близко, вспомнила его дыхание на своей коже…
Где тот худенький мальчик, с которым они загорали на камнях, ловили маленьких крабов, плавали наперегонки? Она пыталась разглядеть его в том мужчине, который сидел рядом с ней за столом, – кажется, это ей удалось. Но надо ли это? Ведь теперь они взрослые. И если в нем осталась хоть часть того, из детства, то все у них будет хорошо. Главное – верить…
– Но вообще-то, я хотела поговорить с тобой не о Полине! – произнесла мама, нарушив хрупкое молчание.
– А о ком? – Галя поставила нетронутый бокал, удивленно посмотрела на нее.
– Ты знаешь, сколько мне лет? – сказала мама, и голос ее странно зазвенел.
– Ну, разумеется. – Галина удивленно взглянула на нее – что за странный вопрос!
– Это страшный, роковой, трагический возраст! – воскликнула мама, картинно прикоснувшись к вискам кончиками пальцев. – Скоро, совсем скоро я состарюсь…
– Не преувеличивай, мама! Ты еще молода и прекрасно выглядишь, и еще долго… – машинально начала Галина.
– Это не важно! – перебила ее мать. – Еще несколько лет, годом больше, годом меньше – это ничего не меняет! Я одинока! Я ужасно одинока! Мне нужно простое человеческое тепло… простое человеческое участие!
– К чему ты? – недоуменно переспросила Галина.
– Сергей… Михайлович, он так добр ко мне… так внимателен… он понимает, как мне тяжело! А ты… ты к нему несправедлива! Ты не хочешь сделать шаг ему навстречу!
– Ах, вот ты о чем! – Галина поморщилась. – Но, мама, отец умер всего два месяца назад!
– Два месяца! – повторила мать трагическим тоном. – Ты все время повторяешь мне, ты твердишь мне про эти два месяца – но ты не представляешь, как тяжело мне было эти месяцы! Ты уехала… я тебя ни в чем не виню, у тебя своя жизнь, но пойми и ты меня! Я осталась одна, совершенно одна! И только он, Сергей… Михайлович, только он понял меня, поддержал…
– Он на тебя работает… – произнесла Галина вполголоса и тут же пожалела об этом.
Не нужно было говорить с матерью в таком тоне. Как жаль, что не успели они побеседовать с Полиной. А она-то надеялась, что мама одумается.
– Как ты можешь так говорить! – Мать вспыхнула, бросила бокал, который разлетелся на тысячи сверкающих частей. – Как ты можешь так думать! Это низко, низко!
Мама отвернулась от нее, сгорбилась, как будто ей на плечи обрушилась вся тяжесть мира. Плечи ее затряслись.
– Мамочка, что ты! – Галина обняла мать, прижала ее к себе. – Да что с тобой?
Мать молчала, по ее телу пробегала крупная дрожь неудержимых рыданий.
– Ну, хочешь – я уеду? – произнесла Галина неуверенно. – Хочешь – я вернусь в Швейцарию?
Она совершенно не собиралась никуда уезжать, но нужно было успокоить маму, не идти с ней на открытый конфликт. В конце концов, она же не может ей ничего запретить, мать взрослый человек и вольна поступать, как хочет.
– Нет! – Мать оттолкнула ее, выпрямилась.
Галина увидела ее лицо, покрытое пятнами лихорадочного румянца, увидела ее сухие, горящие глаза без малейшего признака слез – и невольно отшатнулась. Да что такое происходит? И эта неврастеничка – ее мать, всегда выдержанная и спокойная, умеющая себя правильно вести в любой ситуации!
– Нет, ни в коем случае не уезжай! – воскликнула мать. – Не оставляй меня одну! Я совсем недавно потеряла мужа, если и тебя не будет рядом – я этого не переживу!
Галина посмотрела на мать с удивлением.
Совсем недавно она была неприятно поражена, когда узнала, что дочь не собирается возвращаться в Швейцарию, хочет остаться дома – а теперь так горячо уговаривает ее остаться! По ее же словам, только дочь мешает ее счастью.
Пока ее не было, Сергей Михайлович приезжал сюда, как к себе домой, оставался ночевать, прислуга в курсе, да и соседи небось тоже. А теперь им надо перед ней притворяться, но отпустить ее мать не хочет.
И тут Галина почувствовала, что мать говорит не своими словами, что ей внушили эти слова, эти мысли, и теперь она только повторяет их, как актриса повторяет старательно вызубренную роль. Не слишком одаренная актриса. Так вот в чем дело…
Снова Галина вспомнила гибель Гели Широковой, вспомнила предупреждение Стейница о грозящей ей опасности – и поняла, что адвокат прав, ей действительно грозит серьезная, смертельная опасность. А значит, она должна держать при себе все свои мысли и намерения, должна быть осторожной со всеми, даже с собственной матерью – может быть, особенно с матерью. Ведь именно мать больше других заинтересована в том, чтобы завещание отца не вступило в силу…
Галина пришла в ужас от собственных мыслей.
Неужели она подозревает собственную мать в покушении на свою жизнь? Нет, конечно, нет.
Мама действует не по своей воле, она – послушное орудие в руках другого человека, человека, который держит ее в руках, вертит ею, как хочет.
Управляющего Сергея Михайловича Груздева.
Это он желает ее смерти, чтобы без помех прибрать к рукам отцовское состояние. Наверняка это он стоит за покушением на нее, наверняка это он или нанятый им человек заложил взрывное устройство в машину Гели Широковой. Наверняка он смог каким-то образом уговорить Гелю, чтобы та подыграла ему, сделала так, чтобы Галина на обратном пути села в ее машину.
Как уж он сумел на нее подействовать – теперь не узнаешь: может быть, чем-то ее шантажировал, может, просто заплатил, может, ему хватило для этого собственного обаяния. Одно только можно сказать наверняка: несчастная Геля не знала, что машина будет взорвана, иначе никогда бы на это не согласилась и, во всяком случае, не села бы сама в салон. Наверное, Сергей убедил ее, что задумал какой-нибудь безобидный розыгрыш…
Но что теперь делать?
Пойти в полицию? Рассказать обо всем тому капитану – как его – Ушинскому, который расследует это дело?
Но у нее нет никаких доказательств! Только догадки, только предположения. Капитан и слушать ее не станет. Кто она такая? Туристка, ненадолго приехавшая из своей благодатной Швейцарии. Богатая дурочка, которая только и умеет менять наряды!
Богатая дурочка.
Внезапно Галина поняла, какой спасительный смысл кроется в этих словах. Если она хочет уцелеть, более того – победить в этой тайной, скрытой от посторонних глаз схватке, ей нужно прикинуться дурочкой, сделать вид, что она не понимает, что происходит, что она не видит нависшей над ней опасности – только таким образом она сможет притупить бдительность врага, сумеет убедить его, что она не представляет для него угрозы.
А тем временем она будет выжидать, следить за ним, и однажды он допустит ошибку. А он непременно это сделает – потому что слишком сильно хочет завладеть всем.
Все эти мысли пронеслись в Галиной голове в считаные секунды.
Она снова обняла мать и проговорила безмятежным тоном:
– Что ты, мамочка! Конечно, я останусь с тобой, раз ты этого хочешь! Ты же – самый близкий мне человек!
Она прикрыла глаза и продолжила:
– Мы будем жить вместе, будем поддерживать друг друга! Мы все, все будем делать вдвоем! Ну, или втроем, если ты хочешь, чтобы с нами был Сергей Михайлович! Он очень милый, а если я на него раньше ворчала – это только от ревности, от глупой ревности! А на самом деле он мне очень, очень нравится! И я так рада за тебя, так рада! Жизнь ведь не кончилась с папиной смертью, она продолжается – правда, мамочка?
Мать отстранилась, взглянула на нее, чтобы прочитать на Галином лице, всерьез ли она говорит. Галина улыбнулась ласково и нежно – и мать, кажется, поверила в ее серьезность, ответила объятием на объятие, облегченно вздохнула, как вздыхает наплакавшийся ребенок, которому дали конфету или разрешили посмотреть любимый мультфильм.
– Жизнь продолжается! – проговорила она умиротворенно.
Галя обнимала ее, глядя на догорающие угли в камине. Неужели мама ничего не чувствует? Неужели она поверила ей? Что сделал с ней этот человек, у нее больше нет своей воли! Возможно, Полина сумеет вернуть ее прежнюю, хотя теперь Галя ни в чем не уверена. Нужно вести себя очень осторожно.
– Я, пожалуй, пойду спать, – сказала она тихонько, – спокойной ночи, мамочка, утро вечера мудренее.
Этим утром в офисе Инна Романовна была сама не своя. Она отвечала шефу невпопад, роняла документы, забывала напомнить ему о важных встречах.
– Что с вами, Инна? – проговорил наконец Альберт Францевич. – Вы плохо себя чувствуете? Может быть, отпустить вас домой? Я смогу управиться один день без вас!
– Нет, все хорошо. – Инна вымученно улыбнулась. – У меня просто немного болит голова, может быть, от перемены погоды, я приму таблетку, и все пройдет!
Ей совсем не хотелось, чтобы адвокат отправил ее домой. Ей непременно нужно быть здесь, в офисе!
Все утро она мучительно думала, как выполнить поручение своего возлюбленного, как достать из банковской ячейки заветный конверт, конверт, в котором заключено ее будущее, их будущее.
По всему выходило, что для этого она должна похитить у Стейница ключ от банковской ячейки. Этот ключ не только открывает саму ячейку, он является пропуском в сейфовое хранилище банка.
Но это только на словах звучало просто, но вот как к этому подступиться?
Где Альберт Францевич прячет этот злополучный ключ, и как похитить его, чтобы адвокат не заметил пропажу? По крайней мере, не заметил какое-то время, чтобы она успела достать конверт из банковской ячейки?
Ответ на второй вопрос пришел ей в голову внезапно.
Нужно сделать второй ключ, пусть не дубликат, но внешне хотя бы отдаленно похожий на ключ от банка. Тогда какое-то время Стейниц не заметит подмену.
В обеденный перерыв Инна Романовна зашла в мастерскую, расположенную в бывшей дворницкой соседнего дома. В этой мастерской работал инвалид Арик, парень, потерявший ноги в автомобильной аварии, мастер на все руки. Он заменял батарейки в часах, чинил мелкую бытовую технику и изготавливал ключи.
Инна зашла в мастерскую и обратилась к Арику с необычной просьбой.
– Сделай мне вот такой ключ. – Она нарисовала ему на листке ключ от банковской ячейки, который несколько раз видела.
– Не понял, женщина, – удивленно проговорил Арик. – Какой такой? Мне твой ключ нужен, чтобы копию сделать!
– А мне не нужна копия. Мне нужно, чтобы просто было похоже.
– Не понимаю… он же ничего не будет открывать!
– А мне не надо открывать. Мне только нужно, чтобы было похоже, – повторила Инна.
– Не понимаю… – повторил Арик.
– А тебе не нужно понимать. Ты тут для чего сидишь – чтобы вопросы задавать или чтобы ключи делать? Сделай, как я прошу, а я тебе заплачу втрое против обычного.
На этом вопросы кончились, и Арик сделал ей ключ, внешне похожий на ключ адвоката: просьба клиента – закон, особенно если клиент платит втрое.
Теперь оставалось самое трудное: найти настоящий ключ и заменить его подделкой.
И тут, как ни странно, сам адвокат пришел ей на помощь.
Вскоре после обеда он вышел в приемную и попросил ее показать документы, которые она еще не закончила печатать.
Инна положила перед ним стопку бумаг. Стейниц устроился у нее за столом и углубился в чтение. Через несколько минут, не отрываясь от бумаг, он попросил ее:
– Инна, принесите мне, пожалуйста, инструкцию семь дробь восемь, она лежит в верхнем ящике моего стола!
Инна прошла в кабинет шефа, выдвинула ящик… и не поверила своим глазам: заветный ключ лежал там, на самом виду!
Затаив дыхание, не веря в свою удачу, она взяла ключ, положила на его место подделку, изготовленную Ариком, и вернулась к шефу с нужной ему инструкцией.
После этого она буквально не находила себе места, наконец не выдержала и сказала Стейницу, что почувствовала себя хуже и все же просит отпустить ее домой.
– Да-да, конечно, идите! – благодушно проговорил Альберт Францевич, не отрываясь от бумаг.
Выйдя из офиса, Инна прямым ходом отправилась в банк.
Входя в помещение банка, она чувствовала себя преступницей. Ей было страшно, как никогда в жизни. Ей казалось, что все сотрудники банка смотрят на нее подозрительно, казалось, что они перешептываются у нее за спиной, что они знают, что у нее на уме.
Однако ее приветствовали, как старую знакомую – она довольно часто приходила вместе со своим шефом. Когда Инна Романовна сказала, что ей нужно взять кое-что в ячейке – менеджер тоже ничуть не удивился, однако, разумеется, потребовал у нее ключ.
Дрожащей рукой Инна Романовна достала ключ из сумочки и предъявила его.
– Все в порядке, – проговорил менеджер, осмотрев ключ, и все же добавил: – Обычно Альберт Францевич сам ходит в хранилище.
«Вот оно, – в ужасе подумала Инна. – Сейчас он позвонит шефу, и все раскроется… меня арестуют…»
Но тут же у нее в голове зазвучал убедительный, гипнотический голос возлюбленного:
«Нам осталось сделать совсем немного, и мы будем вместе… мы улетим далеко-далеко, туда, где нас никто не знает… туда, где вечное лето, плеск волн, набегающих на берег… ради этого мы должны преодолеть последние трудности…»
– Я все преодолею! – тихо проговорила Инна.
– Что вы сказали? – удивленно переспросил сотрудник банка.
– Сегодня Альберт Францевич очень занят, – ответила женщина, справившись с нарастающей паникой.
– Занят, так занят… – равнодушно процедил менеджер и проводил ее к входу в хранилище.
Там он передал ее с рук на руки охраннику.
Тот еще раз проверил ключ, открыл толстую бронированную дверь и пропустил Инну в длинную, ярко освещенную комнату, все стены которой были заняты выдвижными сейфовыми ячейками. На каждой ячейке было две замочные скважины – одна для универсального ключа, который носил при себе охранник, и вторая – для ключа, принадлежащего владельцу ячейки. Для того чтобы открыть замок ячейки, необходимо вставить одновременно оба ключа.
Найдя ячейку, номер которой соответствовал ключу Инны, охранник вставил в первую скважину свой ключ. Инна дрожащей от волнения рукой вставила свой во вторую скважину, и замок открылся.
– Позовите меня, когда закончите! – сказал охранник и деликатно отошел к двери хранилища, чтобы не смущать Инну Романовну и не мешать ей.
Сердце Инны колотилось так громко, что ей казалось, даже охранник должен слышать этот панический стук. Руки ее тряслись, глаза заливал пот, хотя в хранилище было довольно холодно. Банк казался ей ловушкой, в которую она пришла сама, по своей воле.
Она напомнила себе, ради чего все это делает, что в этой ячейке лежит ее счастливое будущее – шум прибоя, волны, набегающие на песок, вечное лето, и никого вокруг, никого, кроме нее и мужчины ее мечты. Это помогло ей справиться с паникой, и Инна выдвинула ящик ячейки.
Кажется, там должен был находиться конверт, но конверта в ящике не было. Там лежал только мобильный телефон.
Инна выдвинула ящик до конца, на всякий случай даже провела по его дну рукой, чтобы убедиться, что ничего не пропустила…
Ничего, кроме телефона.
Инна смотрела на этот телефон в растерянности.
Телефон лежал в банковском хранилище – значит, он очень важен, очень ценен. Возлюбленный говорил ей о конверте с документами – но, может быть, он ошибся, и нужная ему информация хранится в памяти этого телефона? Иначе для чего бы Стейниц принял такие предосторожности?
Во всяком случае, в ячейке не было ничего, кроме этого телефона.
Время шло, скоро охранник начнет беспокоиться, значит, нужно принимать какое-то решение…
Инна взяла телефон из ячейки и положила в свою сумочку.
После этого она позвала охранника и сказала, что закончила.
Тот подошел, запер ячейку, спрятал свой ключ, а второй ключ вернул Инне.
Инна вышла из хранилища, затем из банка и пошла по улице, не разбирая дороги.
Она сделала все, о чем просил ее возлюбленный, – украла у Стейница ключ, открыла этим ключом банковскую ячейку и взяла то, что в ней лежало. Обратного пути у нее нет. Теперь нужно связаться с ним, с ее любимым мужчиной, отдать ему свою добычу. Дальше… дальше пусть он действует сам…
Она столкнулась с каким-то пожилым человеком, извинилась и направилась к своей машине.
И тут она увидела Стейница.
Альберт Францевич стоял около перехода и смотрел на нее с каким-то странным выражением – то ли удивленным, то ли разочарованным.
– Вы же, кажется, хотели пойти домой? – проговорил адвокат, шагнув навстречу Инне. – У вас же, кажется, болела голова? По крайней мере, так вы мне сказали.
– Мне… мне стало лучше… гораздо, – пробормотала Инна, опустив глаза.
– Лучше? – недоверчиво переспросил Стейниц. – А мне кажется, у вас совсем больной вид! Но раз вы говорите, что вам лучше, придется вам поверить. Я вам всегда верил.
– Да, мне стало лучше… – Инна преодолела растерянность и подняла на него взгляд.
– Настолько лучше, что вы решили не идти домой? Вместо этого вы пошли в банк – вы ведь оттуда вышли?
На этот раз Инна промолчала.
– И что же вы там делали, если не секрет?
– Я… я получила там распечатку последних поступлений.
– Вот как! Это что – так срочно?
– Не то чтобы очень срочно… я просто проезжала мимо и вспомнила, что нужно получить эту распечатку…
– А больше вы там ничего не делали?
– Ничего… – пролепетала Инна, мечтая, чтобы эта пытка наконец закончилась.
– Надо же! Как вы преданы работе! Не повысить ли вам зарплату?
Это прозвучало так иронически, что Инна снова предпочла промолчать.
– Если вы не против, я сделаю один звонок… – Адвокат достал из кармана свой мобильный телефон.
– Ради бога… – Инна пожала плечами. – А я поеду домой – что-то у меня опять голова заболела.
– Подождите секунду, я только позвоню – и мы закончим разговор о вашем… повышении!
Он набрал номер, нажал кнопку вызова – и вдруг из Инниной сумки раздалась трель мобильного телефона.
– Вам, кажется, тоже звонят. – Стейниц показал глазами на трубку. – Ответьте!
– Не думаю, что это что-то важное… – Инна чувствовала, что земля уходит у нее из-под ног, но как-то держалась. – Если им нужно, перезвонят еще раз…
– Нет, вы все-таки ответьте! – жестко и властно проговорил Альберт Францевич.
Инна открыла сумку, достала телефон, поднесла его к уху.
– А ведь я вам верил! – донесся из трубки голос адвоката. – Я к вам хорошо относился… а вы отплатили мне такой черной неблагодарностью!
– Будьте вы прокляты с вашим хорошим отношением! – выкрикнула Инна и рванулась к переходу, бросилась на другую сторону улицы – туда, где стояла ее машина.
Прочь, прочь отсюда!
Чтобы больше не видеть насмешливое, ироничное лицо адвоката, не видеть его разочарованную улыбку! Как же она ненавидела его в это мгновение – так, как можно ненавидеть только того, кого ты обманул и предал.
Она выбежала на проезжую часть – но не добежала до противоположного тротуара: раздался резкий визг тормозов, звон бьющегося стекла, испуганные женские крики.
Ехавшая на полном ходу черная машина сбила Инну, отбросив ее, как сломанную куклу.
Когда к месту трагического происшествия подъехала машина «Скорой помощи», медикам ничего другого не оставалось, кроме как констатировать смерть.
Труп Инны Романовны положили на носилки и увезли. Зеваки скоро разошлись, и только Альберт Францевич Стейниц еще долго стоял, с грустью глядя на пятно крови.
Он думал о том, к каким неожиданным последствиям приводят наши поступки, о том, что отчасти виноват в смерти своей помощницы – но только отчасти.
На самом деле смерть Инны на совести другого человека. И, возможно, не только ее смерть.
Они с Олегом договорились встретиться в Летнем саду, и Галина оставила свою машину у входа. Слишком поздно пришла ей в голову мысль, что небезопасно расхаживать одной по безлюдным аллеям.
Она повернула голову, услышав подозрительный шорох в кустах, но это оказался мальчишка на детском велосипеде. Галина свернула в сторону, запуталась и вышла не на ту аллею. Она уже сердилась на себя за то, что сама предложила Олегу встретиться здесь. Летний сад оказался совсем не тем, каким он был прежде, и Галя вспомнила, что мама когда-то говорила, что его полностью реконструировали. Это было давно, отец тогда был еще жив…
Она вышла к месту встречи не с той стороны и увидела, что Олег сидит на скамейке. Вид у него был мрачный и недовольный. Мужчины не любят ждать, но ведь она опоздала всего-то минут на десять… Вот он вытащил из кармана мобильный телефон, видно думал, что это она звонит. Но, взглянув на номер, помрачнел еще больше и не стал разговаривать. Потом встал со скамейки и посмотрел на часы. Гале стало стыдно – наверно, ему надо работать, а она его отвлекает. Но сам же предложил вчера встретиться.
Она подошла неслышно и тронула его за плечо. И успела заметить, как недовольство на его лице сменилось улыбкой. Показалось ей или нет, что улыбку эту он вызвал специально, усилием воли, и теперь удерживает ее с трудом? И на самом деле Олегу совсем не весело, и он вовсе не рад их свиданию.
«Глупости, – тут же подумала она сердито, – ведь это же Олежка. У нас с ним было так много хорошего в детстве, он был моим другом, я должна ему верить».
– Галка! – протянул он. – А я уж думал, что ты не придешь…
– Я так рада… – Она провела рукой по его щеке.
Они взялись за руки и пошли медленно, шурша опавшими листьями. Галина решала в уме сложный вопрос – как ей вести себя с Олегом? Следует ли изображать из себя недалекую, болтливую девицу, как решила она вчера после разговора с мамой? После вчерашнего ужина он не поверит, сильно удивится такой неожиданной перемене. Но тогда нужно рассказать ему все откровенно, он обязательно поможет ей, он просто не может не помочь.
– Как ты? – нарушил наконец Олег затянувшееся молчание. – Надолго приехала?
– Насовсем, – ответила Галя с удивившей ее саму скоростью, – нечего мне делать в этой Швейцарии, дома лучше.
– Да? Ты точно решила остаться? Не передумаешь?
Отчего-то ее резанула эта настойчивость в его голосе. Что он все спрашивает? Как будто они на курорте познакомились и он раздумывает, не приударить ли за ней? Если она завтра уедет, тогда не стоит и время на нее тратить. А вот если впереди еще недели две совместного отдыха, тогда – дело стоящее.
Она тут же опомнилась. Да что это с ней? Ведь это же Олежка! Просто отвыкли они друг от друга, стали взрослыми, и нужно друг друга поближе узнать.
Она хотела рассказать ему, как трудно и тоскливо ей после смерти отца, но передумала. Родители Олега рано развелись, и отец его, насколько она знала, с сыном отношений не поддерживал. Олег, по сути дела, не знал, что такое отец. Да еще такой, какой был у нее, Гали. Нет, он не поймет. А может, и понял бы, только она не сумеет объяснить. Да и не хочет ничего никому объяснять про отца, это только ее. Даже с матерью они об этом не говорили, а теперь-то уж точно говорить не будут.
– Я не уеду, – твердо сказала она, – я так решила.
И добавила со смехом:
– Знаешь, честно тебе скажу – ничего я не понимаю в делах, в бизнесе, так что никакая Школа финансов мне не поможет! Училась-училась – все без толку!
Эта фраза была из репертуара той, вчерашней дурочки. Для мамы вполне сойдет. Но Олег может не поверить.
Он промолчал. Неожиданно порыв холодного ветра всколыхнул листья и закружил вихрем, облепив ноги прохожих. Солнце скрылось за тучами, в саду стало мрачно и неуютно. Галина вздрогнула.
– Ты замерзла? – Олег бережно обнял ее за плечи. – Пойдем куда-нибудь в тепло.
Они вышли из сада с другой стороны, не там, где она оставила машину, вскоре Олег привел ее к небольшому кафе.
– Знаю, ты не к такому привыкла, но тут поблизости больше ничего нет. А тебе надо согреться, вон и дождик накрапывает.
В зале было вполне уютно, столики отделены друг от друга невысокими перегородками, на которых стоят яркие горшки с вьющимися растениями. Галя приободрилась – здесь они спокойно поговорят, никто не будет мешать, посетителей немного.
Подошла официантка, подала меню без улыбки, разве что не швырнула его на стол. Галина слегка поморщилась – не привыкла к такому обслуживанию. Там, в Европе, незнакомый человек с тобой взглядом столкнется и непременно улыбнется. Это привычка у них такая, принято так, впитано с молоком матери. А здесь люди при встрече смотрят на тебя с откровенной ненавистью. Или просто ей так кажется, а для местного жителя ничего в этом нет особенного.
Разумеется, это не относится к менеджерам дорогих магазинов и официантам дорогих ресторанов – те просто медом растекаются. Может, все дело в том, что кафе не из дорогих?
Официантка уловила ее настроение и поглядела в ответ очень выразительно. Сразу ясно было, что наметанным взглядом разглядела она и дорогую одежду, и сумку, и туфли.
Собираясь утром на встречу с Олегом, Галя постаралась одеться как можно скромнее, тем более на дворе – белый день, они собрались на прогулку. Но туфли и сумка…
«Чего ты сюда приперлась? – открыто читала Галя во взгляде официантки. – Что тебе надо здесь? Что тебе надо от этого парня? Видно же, что тебе он не подходит, так что зря человеку голову морочишь? Кого ты хочешь обмануть, притворяясь скромницей? Да у тебя одни туфли стоят больше, чем вся моя зарплата за год, а ты в них по траве да по листьям шастаешь, вон в земле все…»
Галя первая отвела глаза, сделав вид, что изучает меню.
– Мне кофе, – сказала она, заметив, что кофе варит бармен тут же за стойкой, – капучино без корицы и шоколада, сахар темный.
Но тут она сообразила, что Олег ведь с работы, и потому наверняка голодный. Ведь он потратил на нее время, отведенное на ланч, и отсюда снова вернется на работу.
– Салат какой-нибудь легкий, не слишком калорийный… – протянула она неуверенно.
– Возьмите теплый, с курицей и грибами, – сказала официантка, и у Гали не нашлось ни сил, ни желания спорить.
С Олегом официантка вела себя по-другому – улыбалась ему открыто и дружелюбно, наклонялась низко и смеялась воркующим смехом. Он назвал ее на «ты», из чего Галя сделала вывод, что они знакомы. Вот почему официантка так на нее вызверилась!
– Ты часто сюда ходишь? – спросила она, когда девица наконец удалилась.
– Обедаю иногда, здесь от офиса моего близко.
– Расскажи о своей работе, – попросила Галя, вспомнив уроки мамы, которая утверждала, что с мужчиной нужно говорить о том, что его интересует. А что его интересует больше всего? Он сам, его дело, его хобби. О семье следует расспрашивать в последнюю очередь и очень осторожно, мужчины не слишком любят рассказывать о ней малознакомым молодым женщинам.
Галя вздохнула – как давно было время, когда мама была способна давать дочке разумные советы, куда все делось? До того дошло, что она вынуждена хитрить с собственной матерью, думать, что ей можно сказать, а что нет…
В данном случае мамин урок не помог, потому что Олег не оживился, а помрачнел вдруг и сказал, что в его работе нет совершенно ничего интересного. Работа есть работа, и говорить о ней он не хочет. Галя даже слегка растерялась. Вчера с ним было гораздо легче – они вспоминали детство, много смеялись.
В молчании они наблюдали, как официантка суетилась, накрывая стол и наливая воду в стаканы, от вина оба отказались – за рулем, да Олегу еще и на работу.
Галина вдруг почувствовала себя ненужной. И зачем она согласилась на встречу сегодня днем? А если он так занят, то мог бы отложить свидание до выходных.
«Не капризничай, – тут же сказала она себе, – ты не видела Олега больше пятнадцати лет, разумеется, он изменился. И вовсе незачем демонстрировать перед ним свой характер. Олег – это единственный друг, который есть у тебя на сегодняшний день. Ну, не считая, конечно, адвоката Стейница. Кстати, что-то он не дает о себе знать».
Салат оказался жуткой мешаниной из непонятных продуктов, грибы отчего-то были черными и солеными, сверху блюдо почему-то было обсыпано жареной картошкой, оттого, верно, и считалось теплым. Курицу в глубине неаппетитной горки Галя искать не решилась, пару раз ткнула вилкой и отставила тарелку.
Олегу официантка с улыбкой принесла большой кусок жареного мяса с гарниром из овощей. Ладно, все равно Галине не хочется есть.
Кафе понемногу заполнялось посетителями. Судя по всему, это были сотрудники близлежащих офисов, некоторые большими компаниями, некоторые по двое-трое. Парочек не было – не то место, здесь люди быстренько перекусят и снова бегут на работу. Олега никто не окликал, и это было странно – говорил же он, что работает рядом.
Официантка сновала туда-сюда – то приборы переменила, то принесла по просьбе Олега острый соус. Пока он ел, Галя молчала, неудобно начинать серьезный разговор, когда люди жуют. Сама-то она поковыряла вилкой в тарелке и решила не притворяться, что ест.
Наконец Олег доел и посмотрел на Галину умиротворенно. Еще один прошлый урок мамы: не начинай серьезный разговор, пока мужчина голодный. Когда голодный, он сердитый, держится агрессивно и в проблему вникать ни за что не станет. У него одна мысль – поесть спокойно, без помех. А вот когда он сытый, то можно многого от него добиться. Во-первых, он добрый, а во-вторых – сонный, стало быть, внимание притуплено, может ответить согласием на такую просьбу, о которой раньше ты и заикаться не могла.
Галина помотала головой, потому что мамины уроки в данном случае никак не годились. Ведь тогда речь шла о близком мужчине – муже или любовнике, от которого нужно что-то получить. А что ей нужно от Олега? Чтобы внимательно выслушал и помог. Поддержал, защитил…
Да, трудно как-то начать. И вправе ли она вешать на него свои проблемы?
– Невкусно? – спросила появившаяся неслышно официантка.
– Просто нет аппетита, – сказала Галя, вздрогнув.
– Чего тогда ходите… – буркнула официантка и осеклась, когда Олег больно дернул ее за руку.
– Ты что себе позволяешь? – прошипел он. – Работа надоела? Как с посетителями разговариваешь? Извинись немедленно!
Галине было противно, она опустила глаза и пробормотала, чтобы принесли побыстрее кофе и счет, они уходят.
Кофе против ожидания оказался вполне приличным, его варил шустрый черноглазый мальчишка-бармен. Наверное, у этой официантки какие-то личные проблемы – муж, что ли, бросил или еще что-то случилось.
– Извини, если бы знал, что здесь такая дыра, ни за что бы тебя сюда не привел, – покаялся Олег, отчего Галине стало еще противнее.
Нет, видно, сейчас разговора не получится, не тот настрой, нечего и начинать.
У него зазвонил мобильник, Олег посмотрел на номер, изменился в лице и выскочил из-за стола.
– Что случилось? – спросила Галя, но он даже не оглянулся и побежал к выходу.
Официантка принесла счет и демонстративно воззрилась на пустой стул Олега. Потом насмешливо посмотрела на Галю – дескать, неужели сбежал твой любовничек, хотя прекрасно видела, что Олег разговаривает по мобильнику в вестибюле перед залом.
Галина молча протянула ей банковскую карточку, мечтая только об одном – уйти отсюда и никого из этих людей больше не видеть. Включая Олега.
Он вернулся минут через пять и улыбнулся ей вымученной улыбкой.
– Неприятности? – спросила она.
– Нет, все хорошо, – отмахнулся он, хотя теперь ясно было, что это не так. Зачем он ей врет? Или просто не хочет рассказывать из гордости? Что ж, у нее своих проблем хватает.
– Где счет? – спросил он, доставая бумажник.
– Я уже оплатила, – сказала Галя и вздрогнула, до того зло он взглянул на нее.
– Вот как? – проговорил он. – Зачем ты это сделала? Это было обязательно? Захотела показать мне мое место?
– О чем ты? – растерялась Галя. – Просто тебя не было, вот я и решила…
– А подождать ты не могла? Обязательно нужно было позорить меня перед всеми?
Она хотела сказать, что никому здесь нет до него никакого дела, никто ему не кивнул, не окликнул, стало быть, нет у него здесь знакомых, но вдруг ее захлестнула злость.
За что они все с ней так? Что она им сделала? И как он смеет разговаривать с ней в таком недопустимом тоне? Она ничем перед ним не провинилась.
– Извини, – холодно сказала она, вставая, – я не знаю ваших порядков. В Европе все по-другому…
И повернулась, чтобы уйти, но ей не дали.
– Куда? – весело закричала официантка, бросаясь ей наперерез. – Куда это вы направились? А платить кто будет?
Галина недоуменно воззрилась на карточку в ее руке.
– Эта карточка недействительна! – громко заявила официантка. – Она просрочена давно!
Галина поглядела на дату – и правда, давно просрочена. И как это она не догадалась проверить? В Швейцарии она пользовалась другой карточкой, а здесь отец когда-то давно открыл ей счет в своем банке. Как неудобно, хорошо, что сейчас она не одна, а то и наличных нету.
– Ну вот, – сказала она Олегу. – Можешь успокоиться, твоя мужская гордость не пострадала.
И развернулась на каблуках, и пошла, не оглядываясь, чувствуя, что на сегодня ей уже хватило.
Олег догнал ее через три минуты, потому что до машины нужно было идти далеко, к воротам Летнего сада.
– Галка, прости! – Он взял ее за руку. – Ну, день сегодня не задался.
Она хотела наговорить ему гадостей, но он был так расстроен, так преданно заглядывал ей в глаза, что она только мягко отобрала свою руку и сказала, что ей надо домой, мама просила быть сегодня пораньше.
Он проводил ее до машины.
– Я позвоню, – произнесла Галина и тронулась с места.
«Вот и я ему вру, – думала она в расстройстве. – Мама вовсе не просила меня быть сегодня пораньше, и звонить ему в ближайшее время я не собираюсь. Похоже, что разговора у нас не получится. Не нужно грузить его моими проблемами».
Тут она решила отбросить грустные мысли и сосредоточиться на дороге.
Уже подъезжая к поселку, она увидела едущего навстречу велосипедиста. Приглядевшись, она узнала Василия Петровича, ну да, его далеко не новый велосипед. Старик тоже узнал ее машину и замахал, чтобы остановилась.
– Что случилось? – Она выглянула в окно.
– Да ничего особенного, – ответил он, слезая с велосипеда, – просто сегодня последний день я работал, а вы просили выяснить насчет аварии на сорок пятом километре.
– Как – последний день? – удивилась Галя. – Ведь там еще работы – непочатый край! Я думала – вас на постоянное место наняли.
– Ну да, я тоже думал, – он смущенно отвернулся, – а тут только и успел, что сухие листья убрать, да с цветником разобраться. Ни тюльпаны не посадил, ни розы не укрыл на зиму, чтобы не померзли. Все, говорят, не требуется больше садовник, и так обойдемся. Не иначе Витька, паразит, настучал.
Он не сказал, в чем дело, а Галина не спросила, не дело это – обсуждать персонал с чужим человеком.
– Вы выполнили мою просьбу? – нерешительно спросила она, в душе уже жалея, что просила его.
– Вы вот что, – сказал он, – проезжайте метров тридцать, там будет съезд на проселок, там и поговорим.
Она поморщилась, но тронула машину с места. Все вокруг ведут себя странно, она уже не знает, как на это реагировать.
Проселок, о котором говорил старик, оказался разбитым донельзя, Галина доехала до ближайшей лужи и встала. Вскоре появился Василий Петрович.
– Что за конспирация? – недовольно проговорила Галина. – У меня такое впечатление, что все вокруг играют в шпионов…
– Я в шпионов не играю, – обиженно произнес старик, – не по возрасту мне такие игры! Просто меня прошлый раз охранник допрашивал – о чем я с вами говорил, да почему… не хочу, чтобы он снова привязался. А вы меня насчет аварии спрашивали…
– Вы что-то узнали? – оживилась Галина. – Василий Петрович, миленький, не сердитесь на меня! Просто я уже не знаю, кому верить… все так странно…
– Да я не сержусь, – хмыкнул старик. – Кто я такой, чтобы на вас сердиться?
– Так удалось вам что-нибудь узнать?
– Не сказать чтобы много. – Старик вздохнул. – Поспрашивал я ребят знакомых, но они и сами толком ничего не знают. Потому как темное это дело.
Василий Петрович достал пачку сигарет, закурил и продолжил:
– Действительно, разбился тот парень, Йорик.
– Кто? – удивилась Галя.
– Это фамилия у него была такая – Йорик. Алексей Йорик, а вы не знали? Из прибалтов он, что ли… Вроде бы грузовик его машину с дороги сбросил. Судя по тормозному следу, этот грузовик долго ехал за ним следом, потом пошел на обгон и тут вдруг вильнул, ударил в борт… ну, машина Алексея слетела в кювет и разбилась. Автомобиль – в хлам, водитель – насмерть…
– А грузовик?
– А грузовик уехал, даже не остановился. Я же говорю – темное дело… В общем, дело закрыли за недоказанностью.
Галина думала, что он закончил, и была разочарована. Но старик снова заговорил:
– Тут ведь что странно. Во-первых, Алексей был очень опытным водителем, настоящий профессионал. Другого бы отец ваш покойный на службу к себе не взял. Опять же, дорога в том месте очень хорошая, в тот день было сухо. И потом – где это видано, чтобы грузовик на трассе обгонял «Ауди»?
– И что вы хотите сказать?
– Нехорошее дело, темное. Не иначе, тот грузовик специально за машиной этого Йорика ехал, специально пошел на обгон, чтобы сбить его с дороги. То есть подстроена была та авария.
– Это только вы так думаете, или ваши знакомые, которые этим делом занимаются, тоже?
– Да в том-то и дело, что им это все тоже очень не понравилось, а когда они хотели провести дополнительную экспертизу, начальство запретило и велело это дело закрывать. Мол, несчастный случай – и все, нечего тут копаться, незачем казенные деньги попусту тратить, других дел полно…
– Спасибо, Василий Петрович! – Галина полезла в карман за деньгами, но старик замахал на нее рукой:
– Не надо! За что деньги? За то, что одни вопросы принес, без всякого ответа!
Тут она вспомнила, что денег-то наличных у нее и нет совсем. Хорошо, что старик от них отказался, а то как неудобно было бы…
– Так что поеду уж я. – Он взялся за руль велосипеда.
– Постойте! – встрепенулась Галя. – Как вы сказали – «Ауди»? Он ехал на «Ауди»?
– Ну да, у вас же в гараже была «Ауди».
– На ней никто не ездил уже давно…
– В деле сказано, что он машину на профилактику договорился поставить…
Галя молчала. Она точно помнила, как ей сказали, что Алексей уволился. Внезапно уволился, получил расчет и уехал рано утром. Все кругом врут.
Значит, и правда на том диске было что-то очень важное, если Алексея убили. И теперь эта тайна умерла вместе с ним. Неужели ее отец действительно умер не своей смертью? Нет, об этом лучше не думать, можно с ума сойти…
Василий Петрович покачал головой. Ишь, как расстроилась девушка, узнав, что авария подстроена. Не иначе у нее с Алексеем этим что-то было. Да не может быть, она только недавно вернулась из-за границы, они и не пересекались даже. Чудные, ох, чудные дела у них творятся… Надо от них подальше держаться. Но девчонку жалко, неплохая девчонка, на отца очень похожа. И этого парня жалко.
Бедный Йорик…
Матери опять не было дома, горничная сказала, что Елена Павловна будет поздно. Оно и к лучшему.
Галина подавила гадкую мысль о том, что мама встречается сейчас с управляющим. И встречи эти вовсе не деловые. Раньше он приезжал и оставался ночевать без стеснения, а теперь приходится это делать днем. Вот интересно, они встречаются у него или в специально снятой квартире? Как противно все…