Глава 21

Драго. Его все так же интригует то, что Драго не сознает, как он хорош. Он лишен и самолюбования, и рефлексии. С другой стороны, если бы он сознавал, насколько привлекателен, то утратил бы это выражение бесстрашной прямоты, этот взгляд воина.

Есть ли женский эквивалент прямоты Драго? Чистота амазонки? Бланка, его сестра, до сих пор неизвестная. Какова она? Познакомится ли он с ней когда-нибудь?

Нарцисс обнаружил в пруду двойника, от которого не мог оторваться. Каждый раз, как он улыбался, двойник улыбался в ответ. Однако каждый раз, как он наклонялся, чтобы поцеловать эти манящие губы, двойник исчезал в призрачной ряби.

В Драго нет нарциссизма – пока; быть может, никогда и не будет. И в Марияне нет нарциссизма. В своем роде восхитительная черта. Любопытно, что он влюбился именно в Марияну: ведь в прошлом ему всегда нравились женщины, которые любили себя.

Он же вечно не в ладах с зеркалами. Давно завесил тряпкой зеркало в ванной и научился бриться вслепую. Костелло особенно раздражала его тем, что снимала эту тряпку. Когда она отбыла, он тотчас же снова прикрыл зеркало.

Он завешивает зеркало в ванной не только для того, чтобы не видеть собственное стареющее, уродливое отражение. Нет, главное в том, что двойник, заточенный в зеркале, кажется ему скучным. «Слава богу, – думает он, – настанет день, когда мне больше не придется его видеть!»

Четыре месяца прошло с тех пор, как его выписали из больницы и позволили вернуться к прежней жизни. Почти все это время он провел, замуровавшись в своей квартире, почти не видя солнца. С тех пор как перестала приходить Марияна, он даже питается кое-как. У него нет аппетита, и неохота о себе заботиться. Из зеркала на него глядит лицо тощего, небритого старого бродяги. Вообще-то всё даже хуже. На столике букиниста на набережной Сены он однажды обнаружил медицинскую книгу с фотографиями пациентов из Сальпетриер: мании, слабоумие, меланхолия, пляска святого Витта. Несмотря на неопрятные бороды и больничные сорочки, он узнал в них родные души, далеко ушедшие по дороге, на которую и он в один прекрасный день ступит.

Он размышляет о Драго, потому что, проведя одну ночь в его квартире, Драго больше не появляется и не дает о себе знать. Он думает о зеркалах – из-за истории миссис Костелло о старике, превратившем Синдбада в своего раба. Миссис Костелло хочет подвергнуть его воздействию того или иного вымысла, который у нее в голове. Ему хочется верить, что после эпизода с Марианной он сопротивлялся ее планам, давал ей достойный отпор. Но так ли это? Он содрогается при мысли о том, что может открыть мимолетный взгляд, брошенный в зеркало: у него на плече ухмыляется, вцепившись ему в горло, старая карга с всклокоченными волосами и обнаженной грудью, размахивающая хлыстом.

Он должен написать Марияне письмо – на адрес ее золовки, или на домашний адрес, или где там она еще находится. Пожалуйста, не отворачивайтесь от меня. Что бы я ни сказал, я никогда это не повторю, обещаю вам. Это была ошибка. Я не стану делать попытки втянуть вас в близкие отношения. Не стану ухаживать за вами. Даже если вы делали для меня больше, гораздо больше, нежели того требует долг, я никогда не был настолько глуп, чтобы путать вашу доброту с любовью, с подлинным чувством. То, что я предлагаю Драго, а через Драго вам, – знак благодарности, и ничего более. Пожалуйста, примите это как таковое. Вы обо мне заботились; теперь я хочу хоть что-то вам вернуть, если вы позволите. Я хочу позаботиться о вас или хотя бы снять с вас часть бремени. Я предлагаю это потому, что в глубине души питаю к вам любовь. К вам и к вашим домашним.

«Ухаживать за вами». Пожалуй, она его не поймет. Ведь эта Марияна с Балкан, специалист по уходу, вынужденная говорить все время на иностранном языке, знает, что такое уход, и сама ухаживает за своими пациентами. Ведь аттестационная комиссия, наверное, говорила ей, что профессия, которой она будет заниматься, связана с уходом; что теперь ее дело – ухаживать за людьми. И вряд ли она знает о втором значении этого слова в английском: ухаживать за женщиной. Ее наставляли по поводу того ухода, который имеет отношение к сердцу, пожалуй, лишь в том случае, когда у пациента болезнь сердца.

Но разве его проблемы в последнее время не связаны с сердцем? Когда-то его сердце было самым сильным органом. Любые другие органы могли подвести – кишечник, печень, мозг, – но сердце, испытанное сначала на Мэгилл-роуд, а затем в операционной, должно было преданно служить ему до конца.

Потом он встретил Марияну, и сердце его изменилось. Оно перестало быть прежним. Теперь оно изнывает от желания служить Марияне и всем, кто с ней связан. То, что она ему дала, его сердце жаждет вернуть. Вернуть – это не то же самое, что отплатить, следует ему добавить в примечании. Простите за этот урок английского языка, я ведь тоже нащупываю свой путь, я тоже на иностранной почве.

«Дорогая Марияна, – пишет он, на этот раз настоящей ручкой на настоящей бумаге, – Вы действительно думаете – или так думает Ваш муж, – что в обмен на плату за школу Драго я попытаюсь Вам навязываться? У меня этого и в мыслях нет. Да и в любом случае, здесь вечно болтается миссис Костелло, гарантируя, что я останусь в рамках. „Ни одна женщина, имеющая глаза, не заинтересуется таким парнем, как вы", – говорит миссис Костелло, и я с ней совершенно согласен.

Вам приходилось много меня видеть по долгу службы – быть может, слишком много. Позвольте мне просто сказать вот что: я буду до самой смерти благодарен Вам за Вашу заботу обо мне. Если я предлагаю позаботиться об образовании Драго, так это всего лишь способ вернуть долг.

Мирослав и я обсудили вопрос о доверительном фонде. Если доверительный фонд поможет Драго чувствовать себя уверенно, я это устрою – для Драго и вообще для всех троих Ваших детей.

Я узнал Ваш адрес у миссис Костелло, которая, по-видимому, знает всё. Пожалуйста, обдумайте эти слова с Мирославом и окажите мне честь принять подарок, сделанный, как говорят по-английски, без всякой задней мысли.

Всегда Ваш Пол Реймент».