Избавляться от людей
Еще одно важное правило, кроме того, что не следует с ходу отбрасывать идеи, какими бы непрактичными они ни казались на первый взгляд, которое можно найти в справочнике по менеджменту, гласит, что хороший руководитель подбирает правильных людей для соответствующей работы. Однако это только половина правды; не менее важно, чтобы руководители также и избавлялись от неправильных людей. Черчилль мог быть беспощаден даже по отношению к близким друзьям, если они не оправдывали его ожидания. Например, Боб Бутби был одним из самых верных союзников Черчилля в Палате общин в период борьбы с политикой умиротворения, за что тот, став премьер-министром, сначала в знак признательности назначил его заместителем министра продовольствия. Но, когда Бутби вскоре оказался замешанным в сомнительной истории, известной как «дело о чешском золоте», Черчилль распрощался со старым другом. В частном порядке высказав мнение, что Бутби должен «вступить в команду по обезвреживанию бомб», Черчилль объявил в парламенте: «Есть пути служения, открытые в военное время, но закрытые, когда царит мир; и некоторые из этих путей могут быть путями славы». Бутби официально поступил на службу в бомбардировочную эскадрилью ВВС, но так никогда и не простил бывшего друга за то, что тот отказал ему в поддержке.
Другой близкий друг Черчилля, Альфред Дафф Купер, единственный министр, который ушел в отставку в знак протеста против Мюнхенского сговора, был назначен на пост министра информации. Как только стало ясно, что он не слишком подходит для этой работы, Купер поссорился с прессой, которая вскоре стала нападать на него все более агрессивно. Критические замечания в основном касались, как их окрестила пресса, «ищеек Купера» – правительственных информаторов, которым, как считалось, было поручено оценивать моральное состояние общества, а о результатах сообщать в министерство. «Sanday Pictorial» поместила на своих страницах «Избирательный бюллетень Купера», снабдив его неприглядным портретом и примечанием: «Он получает 5000 фунтов в год за то, что занимает должность министра информации. Вы считаете, он достоин?» Черчиллю не требовалось никаких бюллетеней, чтобы понять, что его друга следует заменить, и Купер был отослан с дипломатической миссией на Дальний Восток. Хотя Черчилль впоследствии назначил его на важный пост, он в сущности пожертвовал другом, посчитав, что тот наносит ущерб его политической репутации. Это было несправедливо по отношению к Даффу Куперу, чрезвычайно умному и талантливому человеку и смелому политику, но для Черчилля важнее всего были интересы правительства, и Куперу пришлось уйти.
Проявлять подобную беспощадность было легче, когда ее жертвами становились люди, не входящие в число близких друзей. Наглядным примером может служить жестокость, проявления по отношению к бельгийскому королю Леопольду III. После поражения на Западном фронте в 1940 году Черчиллю понадобился козел отпущения, на эту роль идеально подошел бельгийский монарх, сдавшийся немцам 28 мая, в день, когда началась эвакуация из Дюнкерка. Черчилль обвинил лично Леопольда в капитуляции, 4 июня заявив в Палате общин: «Вдруг, без каких-либо предварительных переговоров, без всяких уведомлений и даже без консультаций с министрами, король Леопольд на свой страх и риск направил полномочного посла к германскому командованию и приказал своим войскам сложить оружие, тем самым полностью обнажив наш фланг и поставив под угрозу возможные пути для нашего отступления».
На самом деле Черчилль заблаговременно получил предупреждение от своего друга, адмирала Роджера Кийза, отвечавшего за связь с королем Бельгии, и, по словам Кийза, не высказал возражений. Как несколько раз подчеркивал Кийз:
Бельгийская армия на момент капитуляции более не была боеспособной, но, наоборот, находилась на грани полного развала. Король Леопольд неоднократно предупреждал о том, что его войска находятся на пределе своих сил, а также о своем страхе перед надвигающейся катастрофой. Он не мог обратиться за советом к своим министрам, поскольку те бежали из страны 25-го числа, после тщетных попыток убедить его покинуть армию и присоединиться к ним. Восточный фланг Б.Э.В. был обнажен еще до капитуляции; и британский верховный главнокомандующий [лорд Горт], поняв 25 мая, что бельгийцы находятся на грани катастрофы и что единственный способ спасти Б.Э.В. – это эвакуировать их, бросив бельгийского короля на произвол судьбы, начал с этого момента предпринимать самостоятельные действия по обеспечению прохода к морю, не сообщая королю Леопольду о своих намерениях.
Но когда речь зашла об интересах государства, превращение короля в козла отпущения стало абсолютной политической необходимостью, и Леопольд провел остаток жизни, неся на себе клеймо несправедливого обвинения Черчилля. Он был чуть ли не единственным представителем королевских домов Европы, кроме немецких, кого не пригласили на свадьбу принцессы Елизаветы в 1947 г.
Еще одним примером беспощадности, проявленной Черчиллем в тот период времени, был приказ о том, что раненых следует эвакуировать с берегов Дюнкерка в последнюю очередь. Это, конечно, было абсолютно разумно с военной точки зрения, поскольку Англии для защиты были нужны здоровые, годные к военной службе солдаты, и первоначально считалось, что удастся доставить на родину только 45 000 человек, и все же это был чрезвычайно жестокий приказ. Или когда он в июне 1940 г. получил разрешение военного кабинета использовать иприт в случае, если немцы совершат высадку в Южной Ирландии, поскольку, хотя ударные войска будут снабжены противогазами, у тысяч лошадей, которые прибудут вместе с ними, их наверняка не окажется. Газ также планировалось, в случае вторжения, применять против немцев на южном побережье Англии, что привело бы к непредсказуемым последствиям для гражданского населения приморских городов и тех, кто жил дальше в глубь острова, если бы ветер дул в том направлении. Руководить – значит выбирать, и иногда решения, которые был вынужден принимать Черчилль, были страшными. Но он никогда не сомневался.
Гитлер, безусловно, был куда более безжалостным чем Черчилль. Леденящим кровь примером того была казнь храбрых армейских офицеров, организовавших заговор против него в 1944 г. Они были повешены на крюках в тюрьме Плётцензее в Берлине, пока не задохнулись до смерти. Гитлер приказал: «Я хочу, чтобы они были повешены, вздернуты как мясные туши». Некоторые из них мучились долгих двадцать минут, пока не задохнулись.
Но, несмотря на то, что в данном случае Гитлер демонстрирует всю мстительность, на которую он способен, документы, хранящиеся в федеральном архиве в Берлине – в здании которого, между прочим, располагался отряд «Лейбштандарт СС», обеспечивавший охрану фюрера, личные телохранители Гитлера, – свидетельствуют, что он мог быть удивительно великодушен по отношению к тем, кто был верен ему, но совершил какой-то проступок. Гитлер любил находиться в обществе людей, имевших, по выражению Альберта Шпеера, «изъяны в узоре». Гаулейтер Карл Ханке сказал о нем: «Хорошо, если подчиненные совершают ошибки и понимают, что начальство знает о них. Вот почему фюрер так редко менял своих помощников. С ними ему было проще работать. Почти у каждого был свой изъян; это помогало держать их в узде». Безнравственное поведение, отдаленное родство с евреями или недавнее членство в партии считались «изъянами в узоре».
Для осуществления задач, которые ставил Гитлер, особенно для воплощения в жизнь «Окончательного решения еврейского вопроса», принятого 20 января 1942 г. на Ванзейской конференции, было важно, чтобы его высокопоставленные приспешники были абсолютно аморальными личностями. Альберт Шпеер отмечал способность Гитлера подмечать личностные изъяны у своих помощников:
Он знал тайные людские пороки и желания, знал, что они считают своими добродетелями, знал скрытые стремления и мотивы, лежащие в основе их любви и их ненависти, знал, как им можно польстить, знал, в чем они доверчивы, знал все это… инстинктивно, на уровне чувств, в таких вопросах интуиция никогда его не подводила.
Тот факт, что он презирал своих приближенных, значил очень много. В преступлениях, которые он намеревался совершить, Гитлеру нужны были аморальные, большей частью малообразованные, предельно преданные сообщники, и когда он находил того, кому он мог доверять – как, например, Бруно Геше, начальник его личной охраны, – он полагался на него много дольше того времени, когда от этого человека следовало избавиться.
В материалах нацистской партии и СС имеются свидетельства о том, что Геше был хроническим алкоголиком. В 1938 г. он обещал Гиммлеру, что будет воздерживаться от алкоголя в течение трех лет. Однако в 1942 г. Геше снова так напился, что угрожал офицеру СС пистолетом. Гиммлер снова наложил трехлетний запрет на употребление спиртного и отправил Геше на Восточный фронт. В документах федерального архива есть свидетельства того, что Гитлер не предал своего телохранителя. После того, как Геше был ранен, он – алкоголик и неблагонадежный человек – тем не менее, был снова приближен к Гитлеру. Это произошло незадолго до того, как Геше снова вернулся к старым привычкам. 20 декабря 1944 г. Гиммлер написал ему:
1. Вы снова угрожали своему товарищу пистолетом, находясь в состоянии опьянения, и произвели несколько беспорядочных выстрелов.
[…]
4. Я даю вам возможность служить в дивизии «Дирлеванге» и, возможно, смыть позор, который вы навлекли на себя и на СС в целом, показав себя в боях с врагом.
5. Я жду, что вы будете полностью воздерживаться от употребления алкоголя всю оставшуюся жизнь. Если ваша сила воли настолько разрушена алкоголем, что вы не способны принять такое решение, я жду, что вы подадите прошение уволить вас из рядов СС.
Геше в результате был уволен из отряда личной охраны фюрера только за четыре месяца до конца войны – и это после того, что о нем много лет было известно, что он хронический алкоголик. Снисходительное отношение к нему со стороны Гитлера объяснялось тем, что он был, как это называли нацисты, «старым солдатом, закаленным в многолетней борьбе»: он вступил в Нацистскую партию еще в 1922 г. Единственный из старых товарищей Гитлера по партии, сумевший продержаться рядом с фюрером так долго.
Глава люфтваффе Герман Геринг может служить еще одним, куда более известным примером неразумной верности Гитлера своим друзьям. Заядлый охотник, Геринг проводил столько же времени в своей загородной резиденции, Каринхолле, сколько и в министерстве авиации. Как командующий немецкими ВВС, Геринг был настоящим бедствием. Он снова и снова обещал больше, чем мог исполнить. В Дюнкерке большая часть попавших в окружение войск союзников смогла переправиться через Ла-Манш, несмотря на заверения Геринга, что люфтваффе покончат с ними без посторонней помощи. Он также обещал, что ни один английский бомбардировщик не достигнет границ Германии; если же ему это удастся, заявлял он, то его будут звать герр Майер. По мере того как все большее число немецких городов превращалось в руины, немцы все чаще называли (правда, между собой) Геринга «герр Майер».
Во время битвы за Сталинград заверения Геринга о том, что он сможет обеспечить снабжение попавшей в кольцо 6-й армии силами ВВС, подвигли Гитлера на то, чтобы отдать приказ оставаться на месте, когда еще оставалась возможность вырваться из окружения. В действительности по воздуху удалось перебросить лишь малую долю обещанных боеприпасов. Любой ответственный руководитель снял бы такого неудачливого работника с должности, но только не Гитлер. Как и Геше, Геринг был членом Нацистской партии с 1922 г.; он был тяжело ранен в пах во время «Пивного путча». Это и его личная преданность Гитлеру значили для Гитлера больше, нежели череда его грубых просчетов на посту главнокомандующего. Только в последние дни войны Гитлер отвернулся от Геринга, и то только потому, что поверил, что Геринг собирается занять его место. Для Гитлера верность лично ему и нацистской идеологии была важнее профессиональной пригодности и эффективности.
Гитлер хранил преданность своим соратникам до тех пор, пока мог полагаться на их верность ему. Он отказывался признавать, что одной только преданности не достаточно. Лидер, подобный Черчиллю, мог подчинить почти все – будь то его идеологические соображения и личные чувства – одной цели, которую он поставил перед самим собой и перед страной: победе.
Назначение Гитлером Иоахима фон Риббентропа на такой важный пост в Рейхе, как министр иностранных дел, являлось еще одним примером его стремления иметь рядом с собой человека с «изъяном в узоре», а не сильного профессионала. В отличие от Геринга и Геше Риббентроп пришел в политику довольно поздно, вступив в Нацистскую партию только в 1932 г., и его членский номер был прискорбно длинным – 1 119 927. Приставку «фон» он получил, заплатив дальней родственнице за то, что та усыновила его при живых родителях. (Впоследствии он отказался от выплат.)
Несмотря на время, проведенное в США до Первой мировой войны, Риббентроп сильно недооценивал мощь Америки на момент объявления Германией войны в декабре 1941 г. Этот просчет накинул петлю ему на шею так же, как это сделал американский солдат, добровольно вызвавшийся нести службу в Нюрнберге четырьмя годами позже. Когда союзные власти пытались выяснить у тетки его местонахождение в мае 1945 г. и спросили, у кого из друзей он мог бы укрыться, она честно ответила, что у него нет друзей. Его невежество, некомпетентность и полное отсутствие морали должны были лишить его возможности занять пост министра иностранных дел даже в Третьем рейхе, но для Гитлера все это значило меньше, чем его преданность. Процедура его казни через повешение, проходившая в специально переделанном для этого спортивном зале в Нюрнберге, была проведена крайне неумело: прошло 10 минут, прежде чем он умер.
Помимо нежелания избавляться от неподходящих людей по причине их верности, одна из причин неуспеха Гитлера в качестве лидера заключалась в том, что он отправил в отставку нескольких своих лучших командиров за их мнимое предательство. Родоначальник «блицкрига» Гудериан был отстранен от командования в период русской кампании в 1941 г. и вновь назначен на высокий пост только в 1943 г. Эрих Манштейн, автор блестящей операции «удар серпа» во Франции, отправлен в отставку в 1944 г. Один из крупнейших военачальников Гитлера, фельдмаршал Герд фон Рундштедт отправлялся не менее четырех раз в отставку и вновь призывался в армию. Рано или поздно почти каждый высокопоставленный генерал отстранялся от командования, поскольку Гитлер не доверял немецкой армии. В ходе войны не менее тридцати пяти фельдмаршалов и генералов были отправлены в отставку, чаще по причине недостаточной лояльности, чем за кажущуюся или действительную некомпетентность.
Черчилль тоже любил окружать себя теми, у кого имелись «изъяны в узоре». Его лучший друг, с которым он был близок до самой его трагической смерти в возрасте 58 лет в 1930 г., Ф. Е. Смит, лорд Биркенхед, был запойным алкоголиком. Макса Бивербрука многие считали жуликом. У Брендана Брэкена также было темное прошлое, и его подозревали в том, что он намеренно не опровергает необоснованные слухи о том, что является незаконным сыном Черчилля. Аверелл Гарриман состоял в связи с женой сына Черчилля, но не подвергся общественному осуждению благодаря покровительству со стороны семьи Черчилля. Кроме того, существует огромная разница между тем, как понимали «изъяны в рисунке» Гитлер – для которого они были основанием для шантажа – и Черчилль, относившийся к ним снисходительно, зная, что люди, ближе всего подошедшие к нравственному совершенству, часто бывают невыносимыми занудами. Человек мог оставаться в окружении Черчилля, будучи виновным почти во всех грехах, кроме трусости или умышленной глупости.
Гитлер проявлял к глупости удивительную снисходительность, куда большую, чем Черчилль. Хотя никто из них не учился в университете, Черчилль прекрасно ладил с учеными, тогда как Гитлер относился к ним с презрением. Из 50 рейхслейтеров и гаулейтеров, составлявших элиту нацистского руководства, только 10 имели университетское образование. И хотя некоторые посещали университет хотя бы какое-то время, большинство не продвинулось дальше средней школы.
Хотя большинство генералов горячо поддерживало нацистскую политику экспансионизма, Гитлер сомневался в их идеологической и личной преданности и потому прибегал к откровенному подкупу. Конечно, в военной истории не редки случаи, когда генералов награждают особо – после войны. Предок Черчилля, герцог Мальборо получил от благодарного народа имение Бленхейм, а герцог Веллингтон – Стратфилд Сэй. Наследники адмирала Нельсона получали от государства 5000 фунтов ежегодно, и эти выплаты прекратились, только когда премьер-министром стал Клемент Эттли.
Но Гитлер был щедр по отношению к генералам и когда война все еще продолжалась. Многие генералы и фельдмаршалы получили чеки на 250 000 рейхсмарок – около полумиллиона долларов по сегодняшнему курсу, которые были подписаны лично фюрером. Другим достались огромные участки земли и великолепные дома. Генерал Гейнц Гудериан получил в качестве подарка от фюрера поместье Глубокое в Польше. Хотя данный факт должен свидетельствовать о щедрости Гитлера, на самом деле он говорит о тех ухищрениях, на которые тому приходилось идти, чтобы обеспечить верность своих соратников, вплоть до наглого подкупа.
Глубокое принадлежало польскому аристократу, служившему во время Первой мировой войны в германской армии в качестве адъютанта генерала Гинденбурга. Несмотря на это нацисты бросили его самого в тюрьму, а семью отправили в концлагерь. Генерала Гудериана по-видимому не слишком заботила судьба законного владельца имения, подаренного ему Гитлером. После войны он неустанно твердил о своем отвращении к нацизму, но как-то очень кстати забыл о том, что без тени сомнения принимал участие в осуществлении жестокой оккупационной политики Гитлера. Когда офицеры, организовавшие заговор против Гитлера, пришли к Гудериану с предложением присоединиться к ним, он отказался.
А когда заговор провалился Гудериан предпочел стать членом печально известного «Суда чести», организованного против них, который приговорил их к смерти за нарушение клятвы, данной фюреру. Поместье в Польше должно было повлиять на его решение сохранить верность. Несмотря на все послевоенные заявления немецких офицеров, что они сражались за честь своей родины, на самом деле очень часто все дело оказывалось в деньгах. Подарки, которые Гитлер делал своим генералам, сегодня бы назвали «золотыми наручниками». Эти дары и награды должны были заставить людей хранить верность, хотя истинная преданность не продается и не покупается.
В британской армии происходили другие крайности. После войны лорд Аланбрук оказался в таком бедственном положении, что вынужден был выставить дом на продажу и перебраться в примыкающий к нему домик садовника. Страстно увлекавшийся орнитологией Аланбрук был даже вынужден продать свои книги о птицах. Он, однако, не был подавлен ухудшением своего материального положения, поскольку не ожидал, что государство преподнесет ему большое поместье. Он прожил свою жизнь в соответствии с моральным кодексом, в котором ничего не говорилось о финансовом вознаграждении.
У Черчилля не было причин сомневаться в преданности своих генералов делу, за которое они сражались, но это не значит, что он всегда был уверен в их профессиональной компетентности. Черчилль часто пытался вмешиваться в действия командующих в процессе проведения боевых операций. Например, в августе 1940 г. он лично составил директиву главнокомандующему в Ближневосточном регионе, в которой излагались мельчайшие тактические подробности и даже содержались инструкции по развертыванию войск вплоть до батальонного уровня. Несколько раз в ходе «Войны в пустыне» Черчилль посылал командующих в поспешно и плохо подготовленные наступления, которые часто заканчивались плачевно – по крайней мере, до тех пор, пока решительные генералы, как, например, Гарольд Александер и Бернард Монтгомери, не научили его доверять им.
Александеру летом 1942 г. было поручено командование в Ближневосточном регионе, а Монтгомери был назначен командующим Восьмой армией, которая противостояла Африканскому корпусу Эрвина Роммеля. До сих пор англичане переживали только унизительные поражения, наносимые им «Лисом пустыни», и Черчилль страстно желал добиться хоть какого-то успеха. Так же как в случае с прежними генералами, руководившими боевыми действиями в ходе «Войны в пустыне», например, Окинлеком и Уэйвеллом, он попытался вмешаться в действия Монтгомери и Александера и поторопить их «захватить или уничтожить» Африканский корпус Роммеля «как можно скорее». На что Александер хладнокровно, но достаточно доходчиво посоветовал премьер-министру не вмешиваться. Как показало сражение при Эль-Аламейне, Монтгомери тоже не подвел его.
Сражение при Эль-Аламейне стало не только переломным моментом в войне, но изменило самого Черчилля, как военного лидера. Он, наконец, научился доверять своим полевым командирам и позволил им делать свою работу без постоянного вмешательства с его стороны. Ему, конечно, непросто было перестать вмешиваться. Он сам был солдатом, учился в Королевском военном училище в Сандхерсте и видел много боев, последние – в Первую мировую войну. Он сам бы с удовольствием командовал, всегда и везде. Еще до того, как достигнуть двадцатипятилетнего возраста, он написал две книги – «История Малакандского полевого корпуса» и «Речная война», в которых старался помочь британскому верховному командованию своим советом относительно действий в Индии и Судане.
Черчилль не был таким же выдающимся военачальником, как его предок Мальборо. Его выдающиеся лидерские качества иногда страдали из-за недостаточной рассудительности.
Очень часто его военную мысль определял романтический взгляд на войну как на приключение, нежели реалистичная оценка военных аспектов. Одним из его любимых планов, к примеру, было вторжение в оккупированную нацистами Европу через Норвегию, – идея, к которой он постоянно возвращался на протяжении всей войны. Каждый раз начальники штабов были вынуждены готовить подробные оперативные планы только для того, чтобы доказать, что подобное предприятие обречено на провал.
Интересно наблюдать, как развивались стили руководства Черчилля и Гитлера в ходе войны: если Черчилль все меньше и меньше вмешивался в повседневные аспекты военных действий, то Гитлер, наоборот, все в большей степени прибегал к микроменеджменту. Это происходило в основном потому, что победы немецкой армии, одержанные в первые два года войны, заставили Гитлера поверить в свой непогрешимый военный гений. Тогда как поражения англичан напоминали Черчиллю, что он как раз таковым не является.
С тех пор как немецкая армия была остановлена у ворот Москвы, Гитлер все больше занимался оперативными и даже тактическими вопросами, которые должны были бы решаться командующими действующих армий. Это был отказ от принципа «тактики поручений», которая позволила добиться таких успехов в ранних «молниеносных» кампаниях.
У Гитлера была такая преувеличенная вера в себя, что, когда он однажды насвистывал какую-то классическую мелодику и секретарь заметил, что он фальшивит, фюрер резко ответил: «Я не фальшивлю. Это композитор ошибся в этом пассаже». Кроме того, Гитлер забыл о том, что часто именно инициатива отдельных военачальников являлась залогом его первых побед.
По мере того как война на Востоке затягивалась, Гитлер все больше входил в роль командира дивизии, нежели главнокомандующего. Когда он сосредотачивался на спорах с командирами боевых частей, занятыми выполнением операций где-то в тысячах километрах от Берлина, то на время забывал про мрачную действительность. «Недавно я отменил атаку, которая позволила бы нам продвинуться на четыре километра вперед, – хвастался он на одном из штабных совещаний, – потому что мне показалось, что операция не стоит той цены, которую бы мы за нее заплатили». Если бы у Гитлера был такой же бесстрашный и неподкупный цербер, как Аланбрук, он бы никогда не смог вмешиваться в принятие таких решений, но сам характер нацистского государства делал это невозможным. Ситуация настолько ухудшилась, что к 1945 г. генерал Гюнтер Блюментритт жаловался на то, что от Гитлера
поступил план… в мельчайших деталях. В нем указываются конкретные дивизии, которые должны участвовать в операции… Был подробно обозначен сектор, в котором должна осуществляться атака, и были перечислены все дороги и населенные пункты, через которые следовало продвигаться войскам. Весь план был разработан в Берлине на основании крупномасштабных карт, а с генералами… не только не посоветовались, но и не спросили одобрения.
Контраст с принципами «тактики поручений», так хорошо послужившей Гитлеру на Западном фронте в 1940 г., не мог быть более явным.
В то время как Черчилль упрощал процесс принятия решений, Гитлер действовал по принципу разделяй и властвуй, добиваясь таким образом того, что никто кроме него не имел всеобъемлющего видения стратегической ситуации в Германии. Вытекающие из этого разделение командования и размытость сфер ответственности делали практически невозможным достижение эффективного военного лидерства, что и доказал день «Д». «Атлантический вал», система укреплений, созданная Гитлером в Нормандии, должна была предотвратить вторжение союзников на континент. Она, конечно, была прорвана англо-американским десантом, но эта неудача явилась в первую очередь результатом не недостатка вооружения, а неэффективного лидерства. Через 4 года после «молниеносной» победы над Францией в германской системе командования царила полная неразбериха.
Лидерские приемы, которые помогли Гитлеру укрепить образ харизматичного лидера с непререкаемым авторитетом в мирный период, оказались бесполезными во время войны, когда он отошел от рационального – хотя и циничного и бесчестного – процесса принятия решений раннего периода. Именно так обстояли дела в ноябре 1942 года: в этом месяце одновременно произошло два события – уход Роммеля в отставку после сражения у Эль-Аламейна и окружение германской армии под Сталинградом. Гитлер начал интерпретировать вновь получаемую информацию, особенно если она была разочаровывающей, в соответствии с уже сформированными им представлениями и надеждами. Свидетельства того, что его стратегия провалилась, были сведены к минимуму, и он отказывался принимать тот факт, что война проиграна, даже когда получили сообщение от Альберта Шпеера, в котором прямо говорилось: «Война проиграна». 20 июля 1944 г. гитлеровская оппозиция в Германии, наконец, приняла решение о необходимости совершения серьезной попытки покушения на его жизнь.
