Глава 15
Любу трясло как в лихорадке. Она пила воду, а Бартьеньев придерживал ее стакан, чтобы он не выпал из ее трясущихся рук. И правильно делал. Одинцов распахнул дверь в свой кабинет, Люба от испуга разжала пальцы, и стакан вывалился в руку Бартеньева.
– Максим!
Она рванула к нему, но сама же себя и осадила. Не тот сейчас случай, чтобы бросаться ему на шею.
Он подошел к Любе, взял за руку, посадил на диван, а сам опустился перед ней на корточки, посмотрел в глаза. И руки ей на коленки мягко положил, чтобы этим хоть как-то унять волнение.
– Рассказывай!
– Я из магазина шла, смотрю, какой-то мужик. Подходит ко мне, достает удостоверение, ну, корочки, как у тебя… как у вас… Капитан полиции Зайцев, сказал, что от капитана Одинцова. Тебя, говорит, ранили, ты сейчас при смерти, хочешь попрощаться со мной. Ну, я села в машину, а там какой-то тип за рулем. Совсем на мента… в смысле, на полицейского не похож. Ну, до меня доходить стало… Я попросила удостоверение показать, а этот, ну, который Зайцевым представился, сказал, что это лишнее. Сказал, что волноваться не надо, что с Одинцовым, ну, с тобой все хорошо будет. Рана, сказал, несмертельная. А до этого говорил, что ты при смерти… В общем, я поняла, что дело нечистое…
– Как ты вырвалась?
– Да сама не знаю, как… Он двери заблокировал, но я знаю, как открывать, два раза надо дернуть. Так я и сделала. Машина на светофоре остановилась, я дверь открыла, он меня за ногу схватил… Я ему этой ногой как врежу!.. Выскочила, он за мной! Я бегу, кричу! Смотрю, нет никого!.. Машину остановила, хотела домой, а поехала сюда… Вот, в общем, и все.
– Кто эти люди? – деловито спросил Бартеньев.
Люба отчаянно мотнула головой. Не знала она никого из похитителей.
– Вы их раньше не видели?
– Нет!
– В лицо их запомнили?
– Ну, не знаю… Я одного только видела, ну, который Зайцевым назвался. Другого не разглядела. Если увижу, то узнаю…
– А Зайцева, значит, рассмотрели? Фоторобот составите?
– Ну, может быть…
– Ты считаешь, что тебя похитили? – спросил Максим, с укором глянув на Бартеньева.
Тот хоть и начальник, но это его дело – причем практически личное. И не надо его задвигать в сторону, он ведь и возмутиться может.
Бартеньев не стал пытать судьбу. Косо глянув на Максима, вышел из кабинета.
– Думаю, что похитили, – кивнула Люба, глядя ему вслед. – Ну, не в больницу же они меня везли. Ты же жив, здоров, никто в тебя не стрелял…
– И никакого капитана Зайцева я не знаю. У нас в управлении такого нет.
– А я о чем? – всплеснула руками Люба.
– И кто мог тебя похитить?
– Откуда я знаю!
– А какие догадки? Может, угрожал кто-то?
– Да нет… Может, Карцев?
– Карцев?
Максим в раздумье приложил к подбородку кулак. Похитители знали об их с Любой отношениях. На эту мысль наводила наживка, на которую они ее поймали. Капитан Одинцов ранен, хочет с ней попрощаться… А ведь они меньше недели вместе живут и отношения свои скрывают.
Кто мог знать об этих отношениях? Тот, кто следит за Любой. Тот, кто проходу ей не дает… Кроме Карцева, на ум никто не приходил. Может, он не так уж и прост, этот фрукт, каким кажется. Может, есть у него дружки, которые готовы на любую подлость?.. Максим работал над этим вопросом, знакомых Карцева опрашивал, соседей, но не выявил криминального или близко к тому окружения. С однокашниками отношения у него хорошие, ровные, но не близкие, на прежней работе он вел себя неприметно, сомнительных знакомств не заводил. А новая работа связана с командировками в Сибирь, а кого он там мог нанять, кроме нефтяников? Да и не резон им ехать сюда…
Но вдруг Максим что-то упустил – не доглядел, не домыслил. Может, у брата в знакомых водятся какие-то гопники, не связанные с лукоморской братвой.
– А зачем ему тебя похищать? – спросил Одинцов.
– Ну, не знаю… Может, он меня в подвале закрыть хочет, на цепь посадить. Я тут недавно историю слышала, мужик малолетку похитил, в подвале своего дома закрыл, она ему за двенадцать лет четырех детей родила…
– А где у него подвал? Он же в квартире живет!
– У него дом в деревне есть. От бабушки остался. Там и подвал есть… Насчет цепи я не знаю, – пугливо поежилась Люба.
Максим сел рядом с ней, обнял ее за хрупкие плечи, прижал к себе. Красивая женщина, сексуальная, но, главное, она вызывала в нем потребность быть рыцарем и каменной стеной – заботиться о ней, защищать от бед и невзгод.
– Дом? В деревне?
– Да, хороший дом. Старый, деревянный, но крепкий. Он там ремонт сделал, отопление провел. Хорошо там… – Люба осеклась, виновато глянув на Максима.
Не должен был он знать, как ей было хорошос кем-то.
– И подвал там хороший?
– Не подвал, погреб… Котел там у него, трубы в дом выходят…
– Если котел, значит, тепло… Далеко?
Деревня находилась в сорока километрах от Бочарова, но дорога туда хорошая, без пробок. Максим знал это место.
– Останешься здесь! – сказал он, открывая антресольные створки платяного шкаф. – Здесь белье, подушка, одеяло. Если задержусь, ложись спать. И никуда не выходи!
Люба кивнула, и он отправился к Бартеньеву. Кустарев занимался Прошником, трогать его нежелательно. А старшего лейтенанта Ожогина можно было привлечь к делу только с личного разрешения начальника отдела.
Максим поделился своими соображениями, сказал про дом с погребом.
– Логика простая: если Карцев собирался похитить Любу, то он оборудовал этот погреб под камеру. Укрепил его, кровать поставил.
– Ехать надо! – решительно поднялся со своего места Бартеньев.
– Кустарев занят, мне бы Юру.
Старший лейтенант Ожогин служил в уголовном розыске второй год, но Максим при всем желании не мог назвать его новичком. В армии парень отслужил, принимал участие в боевых действиях, потом три года в ОМОНе был на сержантской должности. Школу милиции окончил, лейтенанта получил, в уголовный розыск напросился. И в рукопашном бою он мастер, и стреляет лучше всех, если не считать Одинцова. Если в разведку, то лучше с ним.
– Ожогин занят.
Бартеньев открыл створки шкафа, ловко снял с себя галстук. Одинцов и глазом не моргнул, как он остался без рубашки. И брюки он снял быстро и ловко, причем повесил их аккуратно, так, чтобы стрелочки не помять… Батник надел, джинсы с оперативной кобурой на поясном ремне. Пистолет достал из сейфа.
– Я готов… Чего смотришь?.. – усмехнулся он.
– Спичку забыл зажечь. Которая сорок пять секунд горит. – Максим и не пытался скрыть своего удивления.
Он дунул на сомкнутые в щепотку пальцы, затушив невидимую спичку. Дескать, сорок пять секунд только-только истекли, а Бартеньев уже переоделся. Не ожидал он от него такого.
– Ты же вроде в армии не служил.
– А то у нас в академии царские палаты были! – торжествующе усмехнулся Паша. – Начальник академии приходил нас одевать. И подтирать… Ну что, идем?
Максим кивнул, поворачиваясь к двери. Еще бы Бартеньева стрелять в академии научили, а то как-то не очень он убедительно пули в «десятку» кладет. Слишком долго целится, а в реальном бою нужно стрелять быстро. В условиях, близких к боевым, он беспощадно мажет… А ситуация такая, что дело может и до стрельбы дойти. Вдруг неудачники сейчас в том самом доме? Что, если у них стволы?..
Было уже темно, когда они подъехали к нужному дому. Типичная подмосковная деревенька со старыми деревянными и немногочисленными кирпичными домами, улица пустынная, фонари светят через два на третий. В окнах дома горел свет. Перед воротами стоял «Ниссан Кашкай» темно-синего цвета. Калитка открыта, во дворе ни души, окна зашторены – что там, в доме, непонятно.
Бартеньев достал пистолет, тихонько передернул затвор, свободной рукой показал на входную дверь и крутнул пальцем в воздухе. Знак подал, но Максим не понял, какой. Может, он и сам ничего не понял.
Максим подошел к двери, приложился к ней ухом. Тишина, не слышно голосов. Дверь открывалась внутрь, это хорошо.
Одинцов осторожно взялся за ручку, попробовал открыть дверь – заперто. Но замок хлипкий, выбить его будет несложно. Даже ногой бить необязательно, достаточно телом на скорости навалиться.
И все-таки он ударил ногой. Дверь с треском открылась, ударив по пустому ведру, которое с грохотом покатилось по полу. Бартеньев рванул на штурм, едва не сбив с ног Максима.
Он первый ворвался в светелку с пистолетом на вытянутых руках.
– Полиция! Уголовный розыск! – От его голоса зазвенело в перепонках, как от выстрела.
На разложенном диване лежал Карцев, а с ним женщина, которая успела скрыть свою наготу еще до того, как ее увидел Максим. Бартеньев своим командным голосом спугнул развратника, и тот соскочил с постели, утаскивая за собой простынь. Женщина осталась в чем мать родила. Ничего не скажешь, джентльмен.
Женщина не растерялась, влезла под вторую простынь, закуталась в нее. На лице у нее растерянность, в глазах смятения, но страха не было. И стыда Максим не заметил. А когда она увидела его, на лице показалась кокетливая улыбка.
Добродушные василькового цвета глаза, светлые волосы в стиле «каре», черты лица мягкие, выразительные, но не совсем правильные. Нос излишне широкий, губы тонкие. И фигура у нее не очень. Большая вялая грудь, толстые складки на животе… Но все-таки в ней была очаровательная изюминка. Однажды Максим видел, как смотрел на нее Лукомор.
Он знал эту женщину. Когда-то Дарья Семенова работала у Лукомора секретаршей. Потом поднялась по службе, стала его советником и поверенной в коммерческих делах. Торговым центром заведовала. Во всяком случае, была такая информация.
– Дарья… Э-э? – Он кое-что слышал об этой женщине, но ее отчества не знал.
Имя знал, фамилию, а отчество – нет. Но вообще она еще молодая, чтобы по батюшке звать. Что-то около тридцати, хотя выглядела она старше своих лет. И кожа у нее в тонусе, без единой морщинки, подбородок подтянутый, и полнота совсем не критическая. Ядреная такая полнота, тугая, упругая, сама она как наливное яблоко. Но глаза слишком умные для женщины тридцати лет, в них была видна мудрость хорошо пожившего человека. Но и старыми ее глаза не назовешь – слишком уж много жизненного задора в них. И отношения к сексу точно не стыдливое, как этот бывает у совсем взрослых. Известное дело, чем слабей либидо, тем сильнее мораль…
– Алексеевна. – Она удивленно повела бровью.
Не думала она, что какой-то опер мог знать ее по имени.
Карцев стоял в углу комнаты, закрываясь простыней. Бледный, как трепонема, дрожащий, как тварь.
– И что мы здесь делаем?
– Занимаемся… личным делом, – без всякого смущения улыбнулась она.
И даже сделала движение, как будто собиралась подняться с дивана, сбрасывая с себя при этом покрывало.
Максим помнил, как смотрел на эту женщину Лукомор, но таким же страстным взглядом она одарила тогда и его самого, когда проходила мимо. Он-то сделал вид, что ничего не заметил… Она и сейчас смотрела на него с плохо скрытым вожделением озабоченной женщины.
– А что вы здесь делаете? – взбунтовался вдруг Леша.
Одинцов давно уже заметил в нем это свойство – в случае опасности он вжимал голову в свой черепаший панцирь, а когда обстановка разряжалась – вытаскивал ее оттуда с громом и молнией. С фальшивым громом и картонной молнией…
– Почему вы все время меня преследуете?
– Где у тебя погреб? – спросил Максим.
– Погреб?! – обомлел Карцев.
– Я, кажется, задал вопрос.
– Здесь погреб! – Донесся из-за спины голос Бартеньева.
Максим задом переступил межкомнатный порог и оказался на кухне, которую когда-то целиком занимала русская печь. Раньше здесь должно было быть тесно, а сейчас простор – было где разместить старенький кухонный гарнитур. Карцев действительно сделал в доме ремонт. Печь убрал, стены выровнял, обклеив их обоями, а полы не перестелил – просто покрасил. И крышку люка не обновил.
Бартеньев поднял крышку люка за кованое кольцо, заглянул внутрь.
– Да здесь свет есть!
Он спустился по лестнице вниз, щелкнул выключателем.
Одинцов замер в ожидании результата. Не зря Карцев провел в погреб свет. Для Любы старался. Наверняка и кровать там есть, посуда, а может, и цепь.
Максим имел представление о том, кто такая госпожа Семенова. Во-первых, директор первого в городе торгового центра «Бочаров». Во-вторых, доверенное лицо самого Лукомора. Может, она и не первый человек в структуре Лукомора, но и не последний. И людей для похищения Любы она могла организовать. И для убийства Батыгина тоже… Вопрос только в том, зачем ей это нужно?
Одним глазом Одинцов смотрел на погреб, а другим – следил за Карцевым. За Семеновой он наблюдал переферийным зрением и не стал заострять внимания, когда она поднялась с дивана. Неприлично это, разглядывать голую женщину, даже если она этого хочет. А она, казалось, совсем не прочь была соблазнить его. Ему совсем не обязательно было смотреть на Дарью, чтобы чувствовать ее настроение.
Она спокойно надела пиджак на голое тело, влезла в юбку. Собрала свое белье, сунула его в сумочку, достала оттуда пачку сигарет, опустилась в кресло, закурила. И Карцев оделся, следуя ее примеру. Но так и остался в углу, с опаской глядя на Максима.
Бартеньев обследовал погреб, поднялся, закрыл крышку.
– Нет там ничего.
– А что там должно быть? – глядя на Максима, спросила Семенова.
Она должна была рвать и метать, но ее, казалось, забавляла вся эта ситуация. А ведь она могла поднять волну – с ее-то связями. Но вряд ли она хочет доводить дело до скандала. Ни к чему ей огласка.
– Давно вы здесь… занимаетесь? – Одинцов пропустил ее вопрос мимо ушей.
– Это что, допрос?
– В какой-то степени.
– Вы что, из полиции нравов?
– Максим, ты знаешь эту женщину? – начальственным тоном спросил Бартеньев.
– Знаю. Правая рука господина Лукомора, – глянув на Карцева, ответил Одинцов.
Скорее всего, он преувеличивал, зато как эффектно прозвучали его слова. У Леши со страха перехватило дыхание. Да и Бартеньев обомлел.
Максим удивленно посмотрел на Карцева. Неужели этот живчик не знал, с кем тут барахтается? Вряд ли это так.
– Ну, скорее, левая… – с гордостью за себя, но без угрозы во взгляде улыбнулась женщина.
– Левая рука растет от сердца, – с намеком посмотрел на нее Максим.
– Это вы о чем, капитан?
– Лукомор к вам неровно дышит, – наугад сказал Максим.
– Вы неплохо информированы.
Она манерно протянула к нему руку, как будто для того, чтобы он припал к ней губами. Разжала пальцы, выронив из них наполовину выкуренную сигарету, поднялась, растоптала ее ногой.
Милая она с виду женщина, благодушная, но Максим чувствовал сидящего в ней дьявола. Та же Альбина Батыгина при всей ее стервозности не позволила бы себе такую небрежность по отношению к хозяину дома, Семенова без всякого зазрения втоптала окурок в пол, а Карцева – в грязь. И плевать ей, как он к этому отнесется.
Впрочем, Леша даже ничего не заметил. Он стоял в своем углу и дрожал. Он, конечно же, знал, кто такой Лукомор и чем для него может закончиться выяснение отношений с ним.
Бартеньева не трясло, и страха в нем не было, но все-таки он находился под впечатлением.
– Дарья Алексеевна, вы так и не ответили на мой вопрос. – Зато Максим чувствовал себя в своей тарелке. – Давно вы здесь?
И на Лукомора ему наплевать, и на его «левую руку».
– Давно ли я кручу любовь с этим ничтожеством? – Она почти влюбленно глянула на Карцева. – Нет, сегодня познакомились… Он был такой несчастный… И глубоко женатый… Он и хотел меня, и боялся. А я женщина авантюрная. Не всегда, конечно, но иногда находит… Я вас не утомила, капитан?
Максим едва заметно качнул головой. Нет, не утомила его Семенова, хотя и не было никакого желания выслушивать ее откровения, которые давались ей подозрительно легко.
Одинцов подошел к Карцеву, заставив его вжаться в угол, навис над ним, пристально глядя в глаза.
– Любу пытались похитить! – негромко, но с оглушительным для него эффектом сказал он.
– Любу?! Похитить?!.. Кто?
– Ты!
– Я?!.. Ну что же вы на меня все шишки валите? – всплеснул руками Леша.
– Шишками тебя Лукомор закидает. Сначала землей, потом шишками… Или сначала бетоном?
Карцев обморочно закатил глаза. Он не играл, его действительно душил панический страх за свою шкуру.
– Ты знал, кого сюда привез?
Леша потрясенно мотнул головой. Он хотел что-то сказать, но, похоже, спазмы пережали ему горло.
– Он не знал, – подала голос Дарья.
Максим кивнул, соглашаясь с ней. Это ничтожество бежало бы от Семеновой как от чумы, узнай, в каких отношениях она с Лукомором… И сама Семенова не стала бы поддерживать авантюрные устремления Карцева, если такие имелись. От Карцева ей нужен был только секс, и ничего более.
Глядя на Лешу, Максим практически не сомневался в своей правоте. Возможно, Леша гениально играл роль, пытаясь ввести его в заблуждение, и он должен был это учитывать. Но так не хотелось возиться с ним, задавать пустые вопросы, получая на них в ответ такие же плевела. Зато Бартеньев, похоже, рвался в бой. С Дарьей он связываться не хотел, а Карцева, казалось, готов был порвать на части. И он получил эту жертву на растерзание, а Максим занялся Семеновой.
– Кого могло похитить это ничтожество? – спросила она, зажигая новую сигарету.
– А разве вы не знаете?
Одинцов зацепился взглядом за ниточку в ее зрачках, которая вела в самую душу. Тем же взглядом потянул за нее, и Семенова, казалось, это почувствовала. Она могла воспротивиться, напрячь волю, сила которой способна была оборвать эту ниточку. Но женщина лишь улыбнулась, разгадав его намерения, и покорно расслабилась. И Максим выудил ответ. Нет, она ничего не знала. И Карцев для нее всего лишь проходящий эпизод, о котором она уже завтра собиралась забыть.
– Ну и взгляд у тебя, капитан, – сказала она с затаенным обожанием. – Как будто душу изнасиловал.
– Надеюсь, заявление подавать не станешь? – Он также перешел на «ты».
– Я подумаю.
– Извините, что прервал ваше здесь уединение, – без всякого ехидства, хотя и не всерьез сказал он.
– Не извиню. – Семенова посмотрела на него с улыбкой ангела, но глазами демона. – И не прощу.
Этот взгляд проник в самую душу, и теперь сам Одинцов почувствовал себя душевно изнасилованным. Во всяком случае, в голове мелькнула такая мысль… Сильный взгляд у Дарьи, у женщины редко такой встретишь.
– Ваше право.
– У меня много прав, – мило улыбнулась она. – И еще больше обязанностей… Но хранить верность Лукомору я не обязана. И если ты вдруг думаешь, что можешь меня шантажировать, то выбрось это из головы.
Одинцов промолчал. Он смотрел на женщину безучастно, устало, как человек, который и хочет, но не может воспринимать информацию из уст собеседника. Он не услышал ее. И не услышит, если она будет продолжать в том же духе. Пусть Семенова это знает. А будет он шантажировать ее или нет – это его личное дело, и в советах он не нуждается. Она должна получить и этот мысленный посыл…
– И не надо думать, что я гулящая женщина. – Дарья посмотрела на него, как женщина, споткнувшаяся на ровном месте.
Так она красиво шла, и тут вдруг осечка. Обидно за свою неловкость, но не смертельно. И, главное, можно идти дальше, но уже не так смело.
Максим выразительно посмотрел на нее. Во-первых, он так не думает, а во-вторых, ему все равно.
– Просто иногда хочется бросить вызов… И Лукомору, и вообще… Сегодня у меня как раз было такое настроение, а ты все испортил… Но я хочу тебя простить, – с мягкой кокетливой улыбкой спросила она.
– Так в чем же дело?
– Но не могу… Отвезите меня домой, я сегодня без машины.
Максим кивнул. Действительно, пора закруглять разговор. И Семенову он с удовольствием отвезет домой. Хоть она и сука, но с ней интересно…