Глава десятая

Вернувшихся Одинцова и Лесникова встретили полковник Карасев и Каштанов, который заметно подхрамывал.

– Где Шерхан? – спросил Карасев.

– В багажнике «Опеля», там ему самое место.

– Он в состоянии давать показания?

– После оказания медицинской помощи. Шерхан не хотел сдаваться, пришлось прострелить ему клешни.

– Кому пришлось?

Одинцов кивнул на Лесникова:

– Нам обоим.

– Обоим, значит? – покачал головой Карасев и отдал команду Власову: – Капитан! Главаря банды и Кокиа в машину и под охраной твоих орлов к нам в управление.

– Есть! – ответил Власов.

Спецназовцы занялись пленными.

– От лица службы объявляю вам благодарность, – взглянул на Павла Карасев.

– Так задержал Шерхана Лесников, я подъехал, когда он уже был заблокирован, – улыбнулся тот. – Кстати, на дороге осталась его «Хонда», надо бы забрать, а то к утру и следов ее не найдете.

– Лесникову тоже благодарность, а машину заберем. В рапорте вышестоящему начальству я отмечу ваши заслуги в нейтрализации опаснейшей банды, на счету которой только за последнее время несколько похищений и убийств подростков. Согласно предварительным показаниям Кокиа, Шерхан планировал провести в Москве серии крупных террористических актов. Для этого и похищал подростков, точнее, для получения выкупа.

– Что, у нас сейчас террористы перешли на самоокупаемость? Сами проводят акции, сами же на их подготовку ищут деньги? Спонсоры прекратили финансирование банд, подобных разгромленной? – усмехнулся Лесников.

– Нет, – ответил Карасев, – заказчики платят боевикам, и весьма прилично, но Шерхан, видимо, задумав уйти из-под контроля руководителей террористических организаций, решил банально побольше заработать. Хотя истинные причины, побудившие его совершить похищения и убийства, мы узнаем в ходе следствия. Пока ясно одно: похищениями в Москве занималась именно его банда, а главной задачей Шерхана была организация крупных террористических актов. И во многом, да, практически благодаря только вам, – обвел он взглядом Каштанова, Одинцова и Лесникова, – планы его были сорваны. Позже Леонид Владимирович получит информацию о делишках Шерхана.

Каштанов взял под руку бывшего начальника:

– Отойдем, Александр Сергеевич? Поговорить тет-а-тет надо.

– Ну, если надо.

Они прошли к роще.

Тут появились Гронский и его супруга, подошли к Одинцову.

Лесников, вдруг вспомнив, что ему надо навести порядок в багажнике, ушел к своему «Опелю».

– Павел Алексеевич, – начал Гронский, – вы извините меня за неподобающее поведение…

– Максим, оставь нас вдвоем с Павлом, – прервала его жена.

– Да, конечно. Спасибо вам, Павел Алексеевич.

– Не за что, господин Гронский.

Бизнесмен, помявшись, пошел к машине «Скорой помощи», возле которой с Эдуардом работали психологи.

– Паша! – заговорила Галина. – Ты спас моего сына. Нет слов, чтобы выразить все то, что я сейчас испытываю. Ты, который должен ненавидеть меня, рисковал собой ради моего сына…

– Перестань, Галь, будь на месте Эдуарда сын какой-нибудь другой женщины, я сделал бы то же самое.

– Знаешь, я много думала о том, как несправедливо развела нас судьба. И поняла, что по-прежнему люблю тебя.

– Зачем ты говоришь мне это? То, что было, прошло. Наша любовь осталась в далеком прошлом, в небольшой, но уютной тогда квартире.

– А… это правда, что у тебя есть женщина?

– Правда.

– И ты любишь ее?

– Да.

– Счастливая женщина! Я ей завидую.

– Все, Галь, прекратим этот разговор. У тебя семья, у меня будет семья, мы чужие люди. Никто ни в чем не виноват. Ступай-ка ты лучше к сыну, ему сейчас ты больше всех нужна.

– Мы еще когда-нибудь увидимся?

– Нет!

– Вот так, как и раньше, однозначно и твердо. Но хоть созвониться мы можем?

– Нет!

– Но почему?

– Это лишнее.

– И все же ты возненавидел меня. А значит, продолжаешь любить.

– Странная логика. Хотя женскую логику понять сложно. Прощай, Галя, счастья тебе.

– Гонишь? Что ж, я заслужила это. Спасибо тебе большое, Паша, и… прощай!

Галина поднесла платок к глазам, повернулась и пошла следом за мужем.

Одинцов прикурил сигарету и вдруг почувствовал, что какая-то тяжесть, давившая его долгие годы, свалилась с плеч. Ему стало легко.

– Госпожа Гронская вас отдельно решила поблагодарить, Павел Алексеевич? – спросил подошедший Лесников.

– Да, а знаешь, Рома, почему?

– Откуда?

– Потому что жена Гронского – бывшая моя супруга.

– Гронская? – удивился Лесников.

– Да, Гронская.

– Ни хрена! Ну и дела!

– Ты находишь в этом что-то странное?

– Странное – не то слово. Так вы знали, что будете работать по сыну своей бывшей жены?

– Нет, не знал. Увидел ее только тогда, когда мы с Леонидом приехали к Гронским.

– Вот, наверное, удивились?

– Было такое.

– И какие только кренделя не выкидывает жизнь.

Одинцов улыбнулся, похлопал десантника по плечу:

– Вот тут ты на все сто процентов прав. Что с машиной?

– Два пулевых отверстия, – с сожалением ответил Лесников. – И что теперь делать? Железо для «Омеги» сейчас не найдешь, заделать без следа не получится. Ишак обрезанный, этот Шерхан! Забрать бы его «Хонду», да кто отдаст?

– Каштанов что-нибудь придумает.

– На него и надеюсь, с этими дырками менты на каждом посту доматываться будут. Сразу же видно, что отверстия пулевые, значит, криминал, и доказывай им, что ты не верблюд.

– Я же сказал, Каштан что-нибудь придумает.

– А это, Павел Алексеевич, супруга ваша бывшая, красивая женщина, – заметил Лесников.

– Рома, тебя, случаем, еще раз не контузило? – взглянул на него Одинцов.

– Чем? Хлопушкой «ПМ»?

– Чего ж тогда мысли, как зайцы по снегу, петляют?

– Не знаю. Вроде все по теме.

– Только темы разные.

– Так, парни, расклад такой, – подошел к ним Каштанов. – Операцию по поиску, локализации и уничтожению банды Шерхана, с пленением главаря и его помощника, провели люди Карасева.

– Нормально, – проговорил Лесников, – они и задержали Шерхана?

– Да. Ты чем-то недоволен, Рома?

– Я всем доволен, но в этом случае пусть менты мне ущерб возмещают.

– Что за ущерб?

– Шерхан в двух местах «Опеля» нарисовал по пулевому отверстию.

– С этим вопрос решим. Новую машину себе купишь.

– А деньги Карасев даст? От ментов дождешься.

– Это не твои проблемы. До хаты на «Опеле» доедешь?

– Доеду, но только бумага нужна, что пулевые отверстия получены в результате использования машины полицией. Тогда инспектора ДПС не домотаются.

– Подойди к Карасеву, он тебе любую бумагу выпишет. И следуй домой, отдыхай. Завтра позвоню.

– Но я в штате?

– Сколько можно повторять одно и то же? В штате и на довольствии.

– Лады. Пойду к полковнику.

Проводив помощника, Каштанов взглянул на Одинцова:

– Едем ко мне?

– Я домой!

– Не спеши, Паша, еще не все закончено.

– В смысле?

– В прямом. Пойдем, возьмем водочки, дома посидим, поговорим, нам есть о чем поговорить. А вечером тебя ждет сюрприз. Приятный сюрприз.

– Ну, ты замутил. Мне сюрприза и с Галиной хватило.

– А что в этом плохого? Увиделся с бывшей женой, объяснился. Поставил точку в своих отношениях или… может, многоточие?

– Точку, Леня. Такую жирную большую точку.

– Тоже результат. В общем, хочешь ты или нет, но сегодня я тебя не отпущу. Нет, конечно, насильно удержать не смогу, но уверен, завтра ты поедешь домой совершенно в другом настроении.

– У меня и сейчас неплохое настроение.

– Будет еще лучше.

– Черт с тобой, едем к тебе. Выпить действительно не помешает.

– Прошу в машину.

Объехав автомобили полиции, «Скорой помощи» и даже непонятно откуда взявшейся «пожарки», «Форд» направился через деревню к загородному шоссе. Заехав в супермаркет и купив водки с продуктами, офицеры в 17.40 были уже у дома Каштанова.

В квартире устроились на кухне. Душ приняли по очереди, как по очереди готовили и закуску. Освежившись и переодевшись, сели за стол. Каштанов открыл бутылку, наполнил рюмки:

– Ну что, Паша, за успешно завершенное дело?

– За то, что Шерхан больше никому не причинит зла.

После второй рюмки в ход пошли сигареты. Каштанову пришлось полностью открывать окна, иначе от дыма можно было задохнуться.

– У тебя, Паша, какая зарплата в охранном агентстве? – неожиданно спросил он.

– В зависимости от количества дежурств, бывает и пятнадцать, и двадцать тысяч.

– Пенсия?

– Двадцать две тысячи.

– Итого, примерно, сорок штук, так?

– Примерно так, а почему тебя это интересует?

– Не спеши. Сколько в провинции зарабатывает медицинская сестра?

– Не знаю, не интересовался.

– Где-то от восьми до двенадцати тысяч.

– К чему ты клонишь?

– Значит, – не обращая внимания на вопрос Одинцова, заключил Каштанов, – если ты сойдешься с соседкой, у вас на семью будет примерно пятьдесят тысяч.

– А с чего ты взял, что я намерен сходиться с Надеждой?

– Паш! Я же все видел. Нравится тебе соседка, ты, скорее всего, ей тоже, значит, что? Значит, в конце концов, рано или поздно вы станете жить вместе. Простая жизненная логика.

– Надежда мне нравится, – согласился Одинцов, – вопрос, как она относится ко мне. Благодарность за мелочь, что я сделал для ее сына, не в счет.

– Эх, Паша, а где ж она найдет такого надежного и достойного мужика, как ты?

– Что-то я не пойму тебя, Леня, выпили вроде одинаковое количество, а тебя куда-то не в ту степь повело.

– В ту, Паша, в ту. Ладно, давай по-серьезному. Я предлагаю тебе работать вместе. Создадим фирму, в этом проблем не будет, и начнем работать. После того как мы, а точнее, ты взял Шерхана и освободил Эдуарда, Гронский нам такую рекламу сделает, что от заказов отбоя не будет. Впрочем, у меня и до этого случая было три весьма приличных заказа, на общую сумму в пять миллионов. Рублей, конечно. Ты представляешь? Ну, пусть один заказ займет месяц, то это получается, пять «лимонов» на три месяца. А втроем, ты, я, Рома, мы эти заказы и за неделю выполним. Прикидываешь, какие у нас могут быть зарплаты? Но я предлагаю тебе, так сказать, базовый оклад в сто пятьдесят тысяч рублей, плюс машину за счет фирмы, плюс оплата издержек. Ну, и проценты.

– Ты, Леня, сейчас это по пьянке или реально всерьез сказал?

– Реально и всерьез. Могу аванс выдать. Невозвращаемый, тысяч двести, устроит? Но это не главное. Главное, Паша, ты переедешь в Москву и, сразу или позже, заберешь Надежду с сыном.

– Да если мы с Надеждой, если брать вариант совместного проживания, обе наши квартиры продадим, то за эти «бабки» однушку в какой-нибудь хрущевке в Москве купим.

Каштанов выставил ладонь перед другом:

– Хата – отдельный вопрос. И он решаем, в чем ты еще будешь иметь возможность убедиться. Значит, на чем остановились? На Надежде и Николае. У жены Карасева есть родная сестра, та владеет частной медицинской клиникой, довольно крупной и популярной в Москве. Сестры души друг в друге не чают. Я уже перетирал эту тему с Сергеичем, Надежда будет работать в этой клинике медсестрой. А ты знаешь, сколько там медсестры получают?

– Откуда?

– Я интересовался. От шестидесяти штук. Есть разница – восемь-двенадцать и шестьдесят тысяч?

– Есть, конечно, что за вопрос?

– Но и это еще не все. Ты отбил у бандюков Кольку, пошел он в какую-то секцию. А здесь мы его устроим в такую спортивную школу, что у него будет отличная перспектива в карьерном росте. А самое главное, его уж точно не достанут прежние дружки.

– Наливай! От твоих речей весь хмель вылетел, – кивнул на вторую бутылку Одинцов.

– Задело, значит? Я тебе, Паша, дело предлагаю. Ведь знаю прекрасно, что тебе в охране тошно, тебе простор нужен, драйв, ты – человек войны, как это ни прискорбно. А драйв я тебе обещаю.

Каштанов открыл вторую бутылку, разлил водку по рюмкам. Друзья выпили.

– Соглашайся, Паша. Другого такого шанса у тебя не будет.

– Да мне, Лень, что дома, что в Москве. Тут работа, конечно, интереснее и выгоднее, но… ты прав, нравится мне Надежда. Я соглашусь, а она скажет – с какой стати я должна куда-то с тобой ехать? Кто ты мне? Сосед.

– Так поговори с ней, разъясни обстановку. Но что-то подсказывает мне, Надежда согласится.

– Твои бы слова…

За разговором незаметно пролетело время.

Ровно в 21.00 в прихожей раздался звонок.

– А вот и сюрприз пожаловал, – потер руки Каштанов, – подожди.

Он ушел и вернулся с Гронским, державшим в руке «дипломат».

– Проходите, Максим Львович, присаживайтесь, выпьем за успешно завершенное дело.

– Извините, пить не буду. Сейчас не до этого.

– Понимаю. Как Эдуард?

– Уже лучше. Испугался Эдя сильно.

– Пройдет.

– А Галина только о вас и говорит, – взглянул на Одинцова гость. – Дома радость, а она несчастна. Наверное, вы все-таки разбудили в ней прежние чувства, Павел Алексеевич.

– Мы с ней обо всем поговорили, и я ей открыто сказал, что пути назад нет. Так что теперь от вас зависит дальнейшая семейная жизнь. Я в ней не появлюсь.

– Благодарю. – Гронский поставил кейс на стол: – Здесь, Леонид Владимирович, все, что я должен по контракту.

– Хорошо.

– Ну, я, пожалуй, пойду?

– Как хотите, можете посидеть, поговорить.

– Нет, пойду!

– Хозяин – барин, – сказал Каштанов и добавил: – Мой вам совет, Максим Львович: завязывайте с гулянками, больше времени уделяйте жене и детям, если, конечно, они вам дороги. Тогда в семье все будет хорошо.

– Я вас услышал. До свидания, нет, прощайте, Павел Алексеевич, – кивнул Гронский Одинцову и повернулся к Каштанову: – Проводите?

– Конечно!

Каштанов вернулся в кухню. Одинцов жестом указал на дверь:

– Это и был твой сюрприз? Не очень-то приятный.

– Нет, Паша, Гронский – всего лишь Гронский, а сюрприз, – он постучал по «дипломату», – здесь!

Леонид открыл кейс, и Одинцов увидел, что он набит пачками стодолларовых купюр.

– Ничего себе! Я столько и не видел никогда!

– Здесь, Паша, «лимон». Один миллион долларов. Плата Гронского по контракту за освобождение сына.

– Это же сколько будет в рублях?

– Курс, по которому можно скинуть баксы, – где-то тридцать восемь рублей за доллар, сейчас, правда, побольше, вот и считай.

– В среднем получается тридцать восемь миллионов рублей!

– Да, и двадцать миллионов из них твои. Пару миллионов отдам Роме, ну, а остальное пойдет в кассу новой фирмы. Конечно, возьму кое-что и себе.

– Двадцать «лимонов»? Ты даешь мне двадцать «лимонов»?!

– Да. – Каштанов широко улыбнулся: – Вот тебе и решение квартирного вопроса. «Лимонов» за пятнадцать купишь вполне приличную трешку, конечно, не в самом центре, но и не на окраине. В соседнем доме дама одна очень хорошую квартиру сплавила за пятнашку. Да и тот же Карасев поможет, у него связи большие. Кстати, мы с ним обговаривали и вопрос взаимодействия. А информация из полиции для частного сыщика бесценна. У нас же она будет по первому запросу. Карасев за поимку главаря банды, похищение подростков, а тем более за предотвращение серии крупных террористических актов лампасы как пить дать получит. А к ним и орден. А все благодаря кому? Нам. Он добро помнит, я его очень хорошо знаю.

– Да-а, – протянул Одинцов. – Слушай, а почему Гронский заплатил тебе миллион долларов, когда Шерхан с него вымогал всего двадцать?

– Так он сам решил. Переубеждать его было бы глупо. Да ты за него не волнуйся, таких миллионов у него не один десяток.

– Да я не волнуюсь, я просто в трансе.

– Значит, согласен работать со мной?

– Если Надежда примет мое предложение. И если не примет.

– Хорошо сказал, сам-то понял?

– Двадцать «лимонов», охренеть! Действительно, сюрприз так сюрприз. А Надю Карасев точно устроит в блатную клинику?

– Отвечаю.

– И Кольку пристроим в солидную спортшколу?

– В любую.

– Угу! Это хорошо. Черт, голова пошла кругом. Лишнего, видать, выпил, что ли?

– Это от свалившегося на тебя счастья.

– Какого счастья, Леня? Разве оно в деньгах? Да я бы отказался от них, лишь бы… быть с Надей!

– Еще налить? – улыбнулся Каштанов.

– Нет, – отказался Одинцов, – хватит. Да, ты мне расписание электричек или автобусов на завтра узнаешь?

– Какие электрички или автобусы, Паша? Я же говорил, что от фирмы тебе полагается тачка. Так вот с утра поедем в один автосалон, владелец которого немного обязан мне, и купим тебе машину. Какую выберешь. Прикатишь в свой город на новенькой иномарке.

– А «семерку» куда? – по инерции спросил Одинцов.

– Подари кому-нибудь.

– Да кому она нужна? Хотя… есть кому предложить.

– Ты давай ложись в спальне, можешь там курить, только окно открой, сразу вряд ли уснешь, а я уберу все со стола и устроюсь в гостиной. Подъем завтра ровно в 6.00.

– Есть, товарищ подполковник, подъем в 6.00!

С утра Одинцов чувствовал себя неважно. Либо оттого, что спал плохо, либо перебрал водки, либо от бессонницы и перебора, вместе взятых. Каштанов уже принял душ, готовил завтрак на кухне. Когда Павел зашел туда, покачал головой:

– Ну и видок у тебя, Паша.

– Что, хреновый?

– В зеркало посмотри! Ощущение такое, что ты не за Шерханом охотился, а как минимум неделю пил, не просыхая.

– Голова болит. У тебя аспирин есть?

– Может, пивка? В холодильнике есть пара банок.

– Нет, ни на пиво, ни на вино, ни на водку смотреть не могу, – скривился Одинцов.

– Ну, тогда аспирин в аптечке, аптечка в коридоре, в тумбе под зеркалом.

Выпив лекарство, Одинцов заставил себя принять контрастный душ. Он освежил и облегчил состояние. Но от яичницы Павел отказался, довольствовался крепким кофе.

Без пяти минут семь в прихожей раздался звонок. Одинцов кивнул в сторону входной двери:

– Не Гронский? Посчитал, что много заплатил и вернулся излишки забрать?

– Нет, Паша, это не Гронский, это Рома.

– Уже лучше. Сейчас я с Гронским вежливо разговаривать не смог бы.

– Дался он тебе.

Каштанов прошел в прихожую и вернулся в сопровождении бравого десантника. Тот, увидев Одинцова, проговорил:

– Видно, вы, Павел Алексеевич, неплохо отметили завершение операции.

– И ты туда же! Остряки нашлись. У человека, может, почки отказывают, оттого и физиономия отекла.

– Вам бы похмелиться, – посоветовал то же, что и Каштанов, Лесников.

– Отвали, Ром!

– Понял.

Каштанов открыл кейс, выложил на стол шесть пачек стодолларовых купюр:

– Держи, лейтенант, твой гонорар.

– Шестьдесят штук? Мне? За что? – округлил глаза Лесников.

– За вчерашнюю работу. Мало?

– Да что вы, Леонид Владимирович, много!

– Забирай, заработал. Ты же в штате. Правда, еще не оформленной, как положено, фирмы, но уже действующей. Твой оклад сто штук в месяц плюс проценты. Вот два с небольшим «ляма» и есть твои проценты, а зарплату получишь в начале следующего месяца.

– Ни хрена себе процентики! Это что же, я могу прямо сейчас себе новую тачку купить?

– Павлу надо машину взять, ну, и ты подберешь заодно.

– Вот жена обалдеет!

– А ты разве женат? – спросил Каштанов. – Помнится, говорил, что холостякуешь.

– Да сошелся с одной женщиной, учительницей в школе работает, физику преподает. Неделю уже вместе живем, значит, жена она мне.

– Чего не расписываетесь? – спросил Одинцов.

– А куда спешить, Павел Алексеевич? В загсе бумажку получить всегда успеем. Как поймем, что пришло время.

– Так, кофе будешь?

– Буду!

– Придется самому варить.

– А растворимого нет?

– Нет, эту гадость не держу. Давай заваривай, нет, поедем в автосалон.

– Что за салон? – поинтересовался Лесников. – Как раз вчера по «ящику» рассказывали, как в салонах вместо нормальных машин хрень всякую выставляют. Из запчастей собирают, товарный вид придают и выставляют. А еще на всяких льготных условиях на рассрочке постоянно дурят по-черному.

– Ты, Рома, «ящик» меньше смотри, дольше проживешь. Мы поедем в нормальный салон. Ну, чего, Рома, стоишь?

Лесников включил чайник, сварил в кофеварке кофе, выпил чашку.

– Хорошо. Надо тоже на молотый перейти.

– Давно пора, – кивнул Каштанов и посмотрел на Одинцова: – Как ты, Паша?

– Отлично. На улице проветрюсь, буду в порядке.

– Да, там сейчас свежо, видно, дождь будет, – вставил Лесников. – И что за лето в этом году? То жара, в майке преешь, то холодрыга с дождем, в куртке с капюшоном прохладно.

– Такое вот нынче выдалось лето, – улыбнулся Каштанов, – хорошо, снег еще не выпадал. Ну, все? Давайте во двор. Поедем на моей машине. – Он взглянул на Лесникова: – «Опель» свой продырявленный вместо «Форда» на свободное место поставишь.

– А я на метро и на автобусе приехал. Стремно как-то на простреленном «Опеле» по городу ездить.

– Тем лучше.

Офицеры спустились во двор. Каштанов не без труда вывел «Форд» из забитой машинами стоянки.

Через полчаса они въехали на площадку автосалона «Север». Зашли в здание из стекла и бетона. К ним тут же подбежал менеджер продаж:

– Здравствуйте, желаете выбрать машину?

– А сюда еще зачем-то заходят? – задал встречный вопрос Одинцов.

– Просто посмотреть.

– Юдинец здесь? – спросил у юркого парня Каштанов.

– Георгий Викторович? Да, недавно приехал, он у себя в кабинете, проводить?

– У тебя связь с ним есть?

– Телефон внутренний.

– Передай ему, приехал Каштанов.

– Минуту.

Вскоре в зале продаж появился владелец салона.

– Леонид Владимирович! – расставил он руки. – Какими судьбами? Я уже думал, вы забыли обо мне, а я ваш должник.

– Как видите, Георгий Викторович, не забыл. Мои друзья, – указал Каштанов на Одинцова и Лесникова, – желают машины купить.

– Прекрасно! У нас большой выбор.

– Это заметно, пройти между автомобилями невозможно.

– Новый завоз. Какие марки интересуют?

– Выбирайте, – обернулся к друзьям Леонид.

Одинцов подобрал себе «Ситроен», Лесников – «Рено».

– Хороший выбор, – заметил Юдинец.

– Выбор-то хороший, да вот цены… – заговорил Роман, но владелец салона прервал десантника:

– Об этом не беспокойтесь, для вас, как друзей Леонида Владимировича, – специальная цена. От обозначенной на машинах минус двадцать процентов.

– Это совсем другое дело.

Оформление заняло не более часа, Юдинец привлек к нему весь свой персонал.

Машины, помытые, подготовленные, были выгнаны на площадку.

– Ну что, довольны? – спросил Каштанов.

– Еще бы! – воскликнул Лесников.

– Ну и хорошо. Ты, Рома, езжай домой, обрадуй свою жену, когда нужен будешь, позвоню.

– А мой «Опель» сюда сдать нельзя?

– Ты его, Рома, на утиль гони.

– Нет, пусть в гараже постоит. Глядишь, и пригодится.

– Дело твое, давай.

Лесников уехал.

– А что ты «Ситроен» выбрал? Мог бы и «Ауди» взять, платит же фирма, – спросил Каштанов.

– Мне больше «француз» понравился, – ответил Павел.

– Ты вот что, Паша, деньги положил бы на счет. Чего такую сумму возить туда-сюда наличкой?

– Это сколько времени займет?

– Немного. Возьми сколько надо, остальное – в банк. Там надежней и безопасней.

– Ладно, где тут ближайшее отделение Сбербанка?

– За углом.

Оставив пятьсот тысяч, Одинцов остальную сумму положил на счет, и это действительно не заняло много времени. Закончив дела, Павел протянул руку Каштанову:

– Ну что, поехал я, Леня?

– Ты по пути в ювелирный магазин загляни. Колечко Наде купи. Обручальное.

– Предлагаешь брать крепость с ходу?

– А чего медлить? Если решать вопрос, то сразу.

– Ты прав, тянуть нечего. Но ювелирные магазины и у нас есть.

– Тогда счастливого пути и… сообщи, пожалуйста, как доедешь, что решишь, и что вы с Надеждой решите. Я тут же подключу знакомого риелтора, чтобы быстро нашел подходящую хату.

– Обязательно сообщу.

– Удачи!

– До встречи, Леня!

Одинцов сел в новенький белый «Ситроен» и, выехав с площадки, повел его в сторону проспекта. Проехав МКАД, хотел позвонить Надежде, но передумал, она могла быть на работе. Да и езды до города было менее трех часов.

В 12.20 Павел припарковал новую машину у трансформаторной будки и тут же увидел вышедшего из подъезда сына Надежды.

– Николай! – окликнул он парня.

Тот сразу не понял, откуда его позвали, затем сориентировался, подошел.

– Здравствуйте, Павел Алексеевич, это ваша тачка?

– Моя. Вот, купил в Москве.

– Круто!

– Не то что «семерка», да?

– Ну, нашли с чем сравнивать. А куда теперь «жигуленок»?

– Отдал бы тебе, но годами не вышел на получение прав. Подарю одному человеку. Если, конечно, примет такой подарок. А нет, сброшу перекупщикам.

– Те копейки дадут.

– А мне больше и не надо. Ты лучше вот что скажи, куда направляешься?

– Мать послала в магазин за хлебом.

– Так она дома?

– Да, она сегодня после ночного дежурства.

– Понятно. Ну, давай дуй за хлебом, я отъеду на часок, а потом зайду. Как думаешь, мама не будет против?

– Она обрадуется.

– Уверен?

– Сто пудов. Каждый день ждала, что вы позвоните. Ведь обещали.

– Не до того, Коля, было. Ладно, передай матери, что я приехал и скоро зайду в гости, хорошо?

– Конечно, передам.

– Спорт-то за эти дни не бросил?

– Не-е, мне в секции нравится.

– Старые друзья не появлялись?

– Они теперь в Дальнем микрорайоне промышляют, сюда и носа не кажут.

– Но промышляют по-прежнему?

– По мелочи, Грача-то вчера завалили!

– Туда ему и дорога! А кто завалил, неизвестно?

– Я думал, это ваша работа.

– И кто еще, кроме тебя, так думает?

– Не знаю!

– Я не трогал Грача, Коля. Но туда ему и дорога, – повторил Одинцов. – Все, беги!

Проводив парня, он поехал в центр. Там в ювелирном магазине купил кольцо с бриллиантом в красной бархатной коробочке, дорогие красивые сережки, а в цветочном павильоне – шикарный букет роз. Заехал в магазин мужской одежды, подобрал себе новый стильный костюм, сорочку, галстук, туфли. В соседнем павильоне купил фирменный спортивный костюм с кроссовками. Затарился бутылкой шампанского. Вернувшись домой, принял душ, побрился, переоделся, присел на стул в кухне. Прошедший огонь и воды, бывший офицер сейчас волновался. Как пацан, на самом деле, подумал он, надо взять себя в руки. Но – не получилось. Так, волнуясь, держа в одной руке пакет со спортивным костюмом и бутылку шампанского, в другой – огромный букет, Одинцов спустился на второй этаж и не без труда нажал кнопку звонка.

Дверь тут же открылась. Надежда была в красивом приталенном платье, подготовилась к его приходу.

– Здравствуй, Надя!

– Да тебя не узнать, Павел. Здравствуй, проходи. Букет?

– Букет, это тебе!

– Спасибо. Шампанское? Будем отмечать твое возвращение?

– Не только.

– Не только? Есть и другой повод? – с интересом посмотрела она на него.

– Надеюсь, что да!

– Ну, проходи, проходи. Давай я тебе помогу. В гостиную, Павел, я там накрыла стол.

Он прошел в комнату. Там Николай вставлял в магнитолу диск.

– Коля! Держи!

– Что?

– Держи сверток, это тебе подарок.

– Подарок? А что за подарок?

– Разверни, увидишь.

Парень быстро избавился от упаковки, восторженно и в то же время удивленно воскликнул:

– Костюм! Фирменный! Майка, кроссовки дорогие! Это что, мне?

– Тебе, нравится?

– Еще бы! Мама, – крикнул он в коридор, – ты посмотри, что Павел Алексеевич мне подарил!

Надежда, войдя, увидела костюм и проговорила:

– Зачем ты так тратился, Павел? Можно было взять все и на рынке дешевле.

– А нам не надо дешевле, так, Колька?

– Не знаю!

– Примерь!

– Угу! – Парень скрылся в спальне.

– Балуешь ты его, Павел! Не надо так. Я же не смогу покупать такие вещи.

– А тебе и не надо.

– Ты почему ни разу не позвонил? – сменила тему Надежда.

– Понимаешь, Надь, некогда было, честное слово. Работать пришлось и днем и ночью.

– Паренька спасли?

– Да. Все нормально.

– Слава богу! Но выбрать минутку позвонить ты все же мог. Скажи, забыл. Впрочем, не надо ничего говорить. Давай к столу.

– Подожди! Мне надо кое-что важное тебе сказать.

– Важное? – удивилась Надежда.

– Да! Тут, Надь, такое дело. Черт, как пацан, слов подобрать не могу.

– Смелее, Паша, – подбодрила его женщина.

– В общем, вот! – Павел протянул ей красную бархатную коробочку.

– Что это?

– Посмотри.

– Кольцо?! – открыв коробку, воскликнула Надежда. – Так ты что, делаешь мне предложение?

– Да! Делаю тебе предложение стать моей женой. – Одинцов платком вытер со лба внезапно проступивший пот. – Как, ты согласна?

Он ожидал ответа, но Надежда вдруг присела на диван и заплакала.

– Надя! Что с тобой?

– Не говори ничего.

В зал вошел улыбающийся Николай в новом спортивном костюме:

– Смотри, ма, круто, да? – И тут же осекся, увидев плачущую мать и стоявшего рядом в растерянности Одинцова. – А что это у вас тут?

– Ничего, Коль, мама потом расскажет, пойду я.

– Вы поругались?

– Мама все расскажет.

Одинцов вышел из квартиры Беляковых, поднялся к себе. В прихожей сорвал галстук, сбросил на пол дорогой пиджак, рванул сорочку так, что пуговицы разлетелись в разные стороны.

Прошел на кухню, достал из холодильника начатую бутылку водки. Выпил прямо из горлышка. Бросил пустую тару в мусорное ведро, присел на стул, прикурил сигарету. Вот и посватался. На что надеялся? На то, что одинокая женщина бросится к нему на шею, стоит позвать? Идиот! Надо было как-то по-другому, поделикатнее. А как поделикатнее, если он за годы своего одиночества совершенно разучился обращаться с женщинами? А теперь что? Теперь ничего. Завтра же закончить здесь все дела – и в Москву, к Каштанову. Все равно он тут жить не сможет.

Выкурив две сигареты подряд, он решил пойти в магазин, купить еще водки. Знал, что легче станет только на какое-то время, потом будет еще хуже, но хоть на какое-то время душа перестанет ныть.

Он переоделся в простые джинсы и рубашку, костюм так и остался валяться на полу вместе с порванной сорочкой, развязанным галстуком и разбросанными по углам прихожей новыми туфлями. Выходя из квартиры, захватил ключи от «семерки». Поднялся на четвертый этаж, позвонил в квартиру пенсионера-сантехника. Тот открыл не сразу. Открыв, удивился:

– Сосед? Что-то я тебя дня три не видел. Отдыхал где-нибудь за городом?

– Типа того, Григорий Васильевич.

– Рыбачил?

– Было дело.

– На реке или на озерах?

– На реке, но это неважно.

– Как неважно, я сам собрался на рыбалку съездить.

– Клевало плохо. Правда, одного жирного сазана поймал.

– Значит, на реку, а пришел-то чего? Или опять помощь нужна?

– Нет, – ответил Одинцов. – Вы мою «семерку» видели?

– Конечно.

– Права у вас есть?

– Нет. Зачем они мне?

– Все равно, держите. – Одинцов протянул сантехнику ключи от «семерки».

– Чего это? – удивился Скрябин.

– Ключи от машины. Она теперь ваша.

– Не понял?

– Дарю я вам свою машину.

– С чего это вдруг? – еще больше удивился сосед.

– Просто дарю, и все. Сдадите на права и будете на ней на рыбалку ездить.

– У племянника права есть.

– Ну вот, он вас и повозит. Страховку завтра с утра переделаем, оформим сначала генеральную доверенность, а потом, как приеду, все сделаем, как положено.

– Погоди, Павел, так ты уезжаешь?

– Да, в Москву. Но все, Григорий Васильевич, мне некогда.

Одинцов побежал по ступеням вниз, оставив на лестничной площадке недоуменного сантехника, зажавшего ключи в кулаке.

– Ни черта не понял, – проговорил он, – машину подарил, а мог бы и продать. Пьяный, наверное, завтра заберет ключи обратно.

Но Павел уже не думал о «семерке».

Купив водки, продуктов, блок сигарет, он вернулся домой.

Сразу же сорвал пробку с бутылки, налил полный стакан. В три глотка выпил. Закусил куском колбасы и ломтем хлеба, хотел налить второй стакан, но в прихожей вдруг раздался звонок.

«Сантехник, – подумал Одинцов, – никак не въедет, что получил машину в подарок».

Он вышел в прихожую и открыл дверь. На пороге стояла Надежда.

– Ты?!

– Я, Паша! Войти можно?

– Входи, конечно.

– О! – воскликнула она, увидев разбросанную по полу одежду и почувствовав запах спиртного. – А ты, оказывается, слабачок, Паша? Чуть что не так, сразу за водку.

– Мне кажется, что моя личная жизнь – это моя личная жизнь.

– Верно. Проходи-ка ты в комнату, я приберусь.

– Я и сам не без рук.

– Это заметно. Иди!

– Ты зачем пришла? – спросил Одинцов.

– Как зачем? Ты же сделал мне предложение или забыл?

– Не забыл, но ты…

– Что я?

– Ты заплакала.

– Как странно, да, видеть плачущую женщину? Но слезы бывают не только от горя, а еще и от радости.

– Погоди, погоди! Что ты хочешь этим сказать? – встряхнул головой Павел.

– То, что ты сейчас не поймешь. Протрезветь надо.

– Я трезвый!

Надежда неожиданно широко улыбнулась:

– Да, трезвее некуда. Я сейчас быстро приберусь, и мы закончим наш разговор.

– А разве он не закончен?

– А разве ты получил ответ на предложение руки и сердца? Или теперь ты сожалеешь, что сделал это?

– Черт! Мне не в комнату, мне бы в душ под холодную воду.

– Очень хорошая мысль. Это то, что тебе сейчас требуется.

– Ладно. Я в ванной не задержусь.

Приняв холодный душ, отрезвивший его, Павел прошел в кухню и остановился в дверях. Повсюду был идеальный порядок. Надежда, домывавшая тарелки, спросила:

– Пришел в себя?

– Не захочешь, придешь.

– Пойдем в комнату, поговорим.

Зайдя в гостиную, они сели на диван.

– Ты не дождался ответа на свое предложение, ушел, – начала Надежда.

– По-моему, все и так было ясно.

– И что тебе ясно?

– Ты мне отказала.

– О господи, ты как мальчишка, право. Ну кто так делает предложение? Прямо с ходу, без подготовки.

– Я так делаю.

– Да, ты – человек особенный. – Она посмотрела на свои руки, достала из кармана халата коробку, открыла ее: – Обручальное кольцо. Ну вот как мне себя вести? Отказать – значит пойти против своих чувств, согласиться – показать, что навязалась. Вот в какое глупое положение ты меня поставил. Ну неужели нельзя было поступить как-то по-другому? Спокойно, после ужина.

– Так ты согласна? – тихо спросил Одинцов, с надеждой взглянув на нее.

– Ну, конечно, согласна, Паша. И плакала оттого, что…

Павел не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем. Отпустив ее, прошелся по комнате, бормоча себе под нос:

– Черт возьми, я реально идиот!

– А колечко, Паша, ты должен надеть мне на палец, – улыбнулась Надежда.

– Да? Так это мы быстро.

Надя посмотрела на кольцо, на то, как переливается бриллиант, и, не выдержав, восхищенно произнесла:

– Красиво!

– Ты останешься у меня? – вдруг спросил Павел.

– Да, – тут же ответила она. – У меня завтра выходной, а у тебя?

– Это не имеет значения. Я больше не работаю в агентстве, ты тоже не работаешь в больнице.

– Как же так? На что мы будем жить?

Одинцов наконец полностью пришел в себя. Подойдя к Надежде, взял ее ладони в свои сильные руки и сказал:

– Меня приглашают на работу в Москву, Надя.

– Твой друг приглашает?

– Да! Он же позаботится и о работе для тебя. Со школой вопрос решим.

– А жить где будем? На съемной квартире?

– Недолго! Потом свою купим.

– На что, Паша? В Москве – не у нас, там такие цены!

– Это тебя не должно волновать. Подобные вопросы решает мужчина. И я решу их. Тем более что деньги у меня есть.

– На квартиру? – недоверчиво улыбнулась Надя.

– Да! Леонид уже готов подвязать какого-то знакомого риелтора подобрать приличную квартиру. Чтобы с гостиной, спальней, Колькиной комнатой, нормальной по размерам кухней. Не веришь?

– Не знаю!

Одинцов вытащил из шифоньера сберегательную книжку, передал ее Надежде:

– Смотри! Одинцов никогда не врет.

– Девятнадцать миллионов пятьсот тысяч рублей? – ахнула она.

– Теперь видишь, что мы обязательно купим квартиру в Москве. А до этого поживем на съемной.

– Но откуда такие деньги, Паша?

– Заработал.

– Но как можно честно заработать такую сумму?

– Можно. А как? Потом расскажу. Сейчас все к черту, деньги, квартиры, работа. Я хочу тебя, Надя.

– Какой же ты напористый! Мне Кольку предупредить надо, что будет ночевать один. Самой подготовиться. Да и белье принести. В общем, так, Пашенька, проветривай комнаты, я скоро приду.

Надежда вернулась через полчаса.

Утром молодых, которые уснули на рассвете, разбудил звонок в дверь.

– Кто это может быть? – спросил, не открывая глаз, Одинцов.

– Николай, наверное, – сказала Надежда, встала с постели и, накинув на себя халатик, пошла в прихожую. Но оттуда неожиданно раздался мужской голос:

– Бога ради, извини, Надя, ошибся этажом, мне Павел нужен. Прости дурака старого.

– Вы не ошиблись, Григорий Васильевич, проходите, я позову Пашу.

– Да? Так вы это, значит… угу… что ж, бывает.

Одинцов поднялся, вышел в прихожую:

– Приветствую, Григорий Васильевич.

– Здравствуй, Паша. Ты говорил насчет оформления машины!

– Так рано еще, Васильич!

– Я узнавал, нотариус, что тут недалече контору держит, с восьми принимает. И с утра у него нет народу. Да и со страховым агентом договорился. Подъедет прямо к нотариальной конторе в девять часов. А сейчас семь. Вроде не рано, если, конечно, ты не передумал.

– Не передумал. Ты подожди, я оденусь, пойдем, оформим документы.

– Я в подъезде подожду или во дворе.

– Давай!

Проводив сантехника, Павел потянулся:

– Эх, хорошо! Но… мало. Надь! – позвал он женщину.

– Здесь я!

– Может, продолжим?

– А как же сантехник? Нехорошо заставлять людей ждать, тем более если обещал. Кстати, что у вас за дела с ним?

– «Семерку» Васильевичу отдаю, у меня… у нас теперь новенький «Ситроен», хочешь, посмотри в окно, у будки стоит, белый такой.

– Ну, тогда и заканчивай дела. Мне тоже в больницу надо. Уволиться, трудовую забрать, расчет получить.

– Если начальство начнет требовать отработку, позвони.

– Какая отработка, Паша? На мое место много желающих.

– Ладно. Тогда так, сейчас дела, встречаемся в 13.00. Колькины документы придется позже забирать, в школе-то сейчас никого нет.

– Это мои проблемы. Заберу.

– Отлично, тогда в 13.00 встречаемся, обедаем, собираемся – и в путь-дорожку.

– Куда ты спешишь?

– А чего тянуть? Хотя ты права, спешить некуда. Минуту… – Павел достал сотовый телефон, набрал номер Каштанова: – Леня?! Привет!

– Привет! Что решил?

– Мы с Надей едем в Москву!

– Отлично!

– Слушай, тут дела закончить надо, послезавтра подъедем, ничего?

– Нормально. Сейчас же подтяну риелтора, он должен хату подобрать. Возможно, сразу и посмотрите.

– А как с работой?

– У нас ее валом, я уже говорил, а насчет Надежды все решено, место ей готово. Ну, а по Кольке вопрос по ходу дела решать будем.

– Тогда до послезавтра, Леня?

– Давай! Я одновременно оформляю фирму. И знаешь, как решил назвать ее?

– Как?

– «Надежда». Неплохо, по-моему.

– Отлично, Леня!

– До встречи. Как выйдете, позвони, скину, где встретимся.

– Обязательно, привет Роме!

– Тебе от него тоже привет.

Одинцов выключил телефон, взглянул на Надежду:

– Слышала?

– Да. Честно говоря, даже не верится.

– Главное, все хорошо, Надя, а будет еще лучше. Значит, сейчас занимаемся своими делами, в час встречаемся, после обеда не спеша собираемся, и по утру в путь-дорогу. Я подвезу тебя до больницы. – Павел снова крепко обнял Надежду.

– Обнимаетесь? – раздался от порога мальчишеский голос.

– Колька? Ты как вошел?

– Дверь входную надо закрывать.

– Коля, – начала Надя, – мне надо с тобой серьезно поговорить.

– Да чего, мам, говорить, все и так понятно, ты выходишь замуж.

– Это не все, мы переезжаем в Москву.

– Что, правда?

– Правда, Коля, – ответил Одинцов, – надеюсь, ты ничего не имеешь против?

– Кто, я? Против? Нет, конечно. Это же круто! Только со школой и секцией как быть?

– В столице я тебя устрою в такой спорткомплекс, где из тебя олимпийского чемпиона сделают, а со школой вообще проблем не возникнет.

– Вот пацаны завидовать будут. Я могу попрощаться с теми, кто сейчас в городе?

– Что за вопрос? Но в 13.00 быть дома, – строго проговорила Надежда.

– А где дома? Здесь или у нас? – хитро улыбнулся Николай.

– Здесь.

– Буду! – кивнул Колька и выбежал из квартиры.

– Ну вот, Наденька, начинается новая жизнь. И я сделаю все, чтобы и ты, и Колька были счастливы, – счастливо вздохнул Одинцов.

– У нас все будет хорошо! – прижавшись к нему, прошептала Надежда.

И снова заплакала. Павел не стал ее успокаивать. Женщину, плачущую от радости, не успокаивают.