Книга: Комната спящих
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

Королевская медико-психологическая ассоциация оказала неоценимую помощь. Через них я выяснил, что доктор Бенджамин Палмер, бывший сотрудник Уилдерхоуп-Холл, теперь работает в отделении акушерства и гинекологии Уиттингтонской больницы, рядом с домом, где я жил в Кентиш-Таун. Я написал Палмеру, прося о встрече, и он ответил, что в принципе согласен, но хотел бы знать, что именно я желаю обсудить. Тон ответа был весьма вежливый и любезный: «Жаль будет, если вы проделаете такой долгий путь понапрасну». Но разве можно обсуждать подобные вещи в письме? Нет, необходимо было встретиться с Палмером лицом к лицу, видеть его глаза, наблюдать за его реакцией. Поэтому пришлось выдумывать фальшивый предлог.
Мейтленд высказывался о Палмере неодобрительно, из чего я заключил, что отношения у них были сложные, особенно когда Палмер решил уволиться. Пробуя сыграть на этом, я написал Палмеру во второй раз, намекая, что работа в Уилдерхоупе мне не по душе, но я волнуюсь за свое профессиональное будущее. Я был уверен, что Палмер, находившийся в том же положении, что и я, решит, что я подумываю об увольнении, но боюсь, что Мейтленд напишет плохую рекомендацию.
Хитрость сработала. В ответе Палмер пообещал, что никому не скажет о нашем разговоре. Мне повезло – в субботу мы оба были свободны. Я доехал на велосипеде до Дарема, сел в поезд, высадился на Ливерпуль-стрит, а оттуда добрался на метро до Арчвея. Мы договорились встретиться в пабе на Хайгейт-Хилл.
Я приехал пораньше, взял пинту «Гиннесса» и сел у окна. В пабе, кроме меня, было всего два посетителя, явно завсегдатаи – красные, с расплывшимися лицами, они проглядывали результаты бегов в газете и тихонько переговаривались. Пришел мужчина в фартуке и продал им студень из угрей. Затем торговец приблизился к моему столу, но я молча покачал головой, давая понять, что не интересуюсь его товаром. Торговец поднял сплошь покрытую татуировками руку, помахал бармену и вышел, насвистывая популярную песню, которую тогда крутили по радио раз сто на дню.
Когда вошел Палмер, мы с ним сразу друг друга узнали.
– Ричардсон?
– Палмер? – Я протянул руку. – Спасибо огромное, что пришли.
– Ну что вы, не стоит. Вас чем-нибудь угостить?
Я не хотел, чтобы он подумал, будто я планирую поесть за его счет.
– Нет, спасибо.
Палмер кивнул и направился к барной стойке.
Вернувшись, набросил пальто на спинку стула и опустил на картонный подстаканник стеклянную кружку со светлым элем. Немного поговорили о погоде, обсудили плохое железнодорожное сообщение. Между тем Палмер достал трубку, набил ее табаком и чиркнул спичкой. Невольно вспомнилось, как Лиллиан зло передразнила Палмера, и я с трудом сдержал улыбку.
Точно таким я его себе и представлял – немного за тридцать, костлявый и бородатый. Костюм сидел на нем будто мешок, волосы были слишком длинные, а бордовый кардиган не сочетался ни с голубой рубашкой, ни с зеленым галстуком. Впечатление от неудачно подобранного костюма только усиливалось огромными очками, в которых Палмер невероятно напоминал сову. В общем, выглядел он весьма эксцентрично.
От повседневных мелочей мы перешли к профессиональным темам, и я спросил Палмера о новой работе.
– Повезло просто сказочно, – ответил он. – Только вернулся в Лондон, сразу подвернулась эта вакансия. В основном занимаюсь психосоматическими расстройствами. Принимаю матерей с послеродовой депрессией, а иногда и других членов семьи – мужей, старших детей.
Палмер говорил с энтузиазмом, но интонация была странная, будто у проповедника в церкви.
– Значит, проблем не было? – уточнил я.
– С рекомендацией? Никаких. – Палмер сделал небольшой глоток из своей кружки. – Мейтленд – начальник трудный, но не мстительный. Считает, будто я его подвел, примерно так и выразился. Пожалуй, тут он прав. Я его и правда подвел.
– Каждый имеет право уволиться.
Палмер поморщился.
– Ситуация была сложная. Понимаете, когда я работал в больнице Святого Томаса… – Палмер отвел глаза и пробормотал: «Как бы это сказать?» Потом снова повернулся ко мне: – Мейтленд был ко мне очень добр, ну прямо отец родной. Я тогда не понимал почему. Я, конечно, человек добросовестный, но звезд с неба не хватаю и среди других ничем не выделялся. А когда открылась новая больница в Уилдерхоупе, он мне сразу работу предложил, остальных даже не рассматривал. Так что сами понимаете – когда я уволился, Мейтленд был не в восторге. Должно быть, решил, что я неблагодарная свинья.
– Значит, Мейтленд был недоволен?
Палмера слегка передернуло.
– Слабо сказано. Когда выходил из кабинета, жалел, что связался.
– Что же он такого сказал?
– Дело не в том, что сказал, а как сказал. – Я собирался задать новый вопрос, но Палмер вскинул руку, останавливая меня. – Но вы особо не пугайтесь, Ричардсон. Помните главное – у Мейтленда своих забот хватает. Только уедете – сразу про вас забудет. У него времени нет счеты сводить. Рекомендацию, конечно, мог бы и получше написать, но мне это не помешало получить работу.
Палмер закусил чубук трубки и глубокомысленно покачал головой.
Пришли еще два посетителя, рабочие в плоских кепках. Сели на высокие табуреты и поприветствовали бармена с сильным уэльским акцентом.
Казалось, мы с Палмером неплохо поладили, и я решил не ходить вокруг да около.
– А из-за чего вы уволились?
Палмер нахмурился:
– Работа не нравилась. Зря я вообще туда поехал.
– Почему?
– Не готов был. Сейчас бы, может, справился, а тогда еле терпел. Сначала думал: работа – лучше не придумаешь. Ответственности много – значит, доверяют. А главное, можно с головой уйти, ничто не отвлекает. Как же. – Палмер криво усмехнулся. – Да и с медсестрами не поладил.
Палмер смущенно запнулся. Но потом решил говорить начистоту и продолжил:
– Они надо мной вечно подшучивали, а за спиной в открытую смеялись. Ну что это такое? Взрослые люди, а можно подумать, опять в школу попал!
Судя по всему, Палмер тут же пожалел о своих откровениях. Робко произнес:
– Теперь вы, наверное, решите, что я полный болван, раз на такую ерунду внимание обращал.
– Нет, что вы, – сочувственно произнес я. – Это очень непростая ситуация. Начнешь возмущаться – скажут, что чувства юмора нет.
– А если промолчишь…
– И дальше будут подшучивать.
– Точно, – согласился Палмер.
Закурив, я подумал: пришло время показать, что у нас есть кое-что общее.
– Вот и у меня были точно такие же намерения.
Палмер ответил вопросительным взглядом.
– Рассчитывал поработать. Думал, будет время читать, писать. Как вы сказали, ничто не отвлекает. Но на деле все оказалось сложнее.
Не представляете, как тянет в Лондон. Скучаю по друзьям, по Сохо. А что касается жилищных условий…
– На втором этаже поселили?
– Да. – Изображая святую невинность, я продолжил: – Нет, комнаты хорошие, просторные. Но сама атмосфера…
Я нарочно сделал паузу и внимательно вгляделся в лицо Палмера. Тот с нетерпением ждал, когда я договорю.
– …жутковатая. – Палмер буравил меня взглядом, словно хотел прочитать мысли. – Мне там, откровенно говоря, не по себе делается.
На какую-то секунду показалось, что сейчас Палмер поделится собственными наблюдениями, но ему все-таки не хватило смелости. Вместо этого мой собеседник произнес:
– А главное – комната сна…
Палмер снова завел разговор о причинах, побудивших его уволиться.
– Между нами говоря, не верю я в эту наркозную терапию, что бы там Мейтленд ни твердил. – Палмер перегнулся через стол и прошептал: – Между прочим, от этого пациенты умирают.
– В Уилдерхоупе?
Тот покачал головой:
– Нет. Там пока случаев не было. Но риск большой.
– Мейтленд показывал вам их истории болезни? Ну, пациенток из комнаты сна?
– От меня одно требовалось – проводить электрошоковую терапию и следить, чтобы все показатели были в норме. А конкретные случаи мы не обсуждали.
– Странно, правда?
Палмер попыхивал трубкой.
– Мой вам совет – не пытайтесь понять Мейтленда. Я давно это дело забросил.
Прошел час, а я так ничего и не узнал. Фразы с намеками и многозначительные взгляды Палмера к откровенности не подтолкнули. И все же я был уверен: он что-то скрывает. Поэтому решил бросить уловки и говорить начистоту.
– Там работает одна практикантка, Мэри Уильямс. Она комнату сна на дух не выносит.
– Ничего удивительного. Не понимаю, как медсестры целыми днями эту вонь терпят. Кошмар!
– Нет, запах тут ни при чем. Мэри Уильямс боится.
– Боится?
– Да. Будто она там что-то страшное увидела.
– В каком смысле – что-то страшное?
– Ну, что-то потустороннее… Вроде привидения.
У Палмера запульсировала жилка на виске.
– Эти старые дома… – пробормотал он, будто говоря сам с собой. Потом снова повторил: – Старые дома…
Но видно было, что он с трудом сдерживается. Трубка Палмера погасла, и, когда он снова закуривал, я заметил, что у бедняги трясутся руки. Палмер встал и произнес:
– Давайте я вам еще выпить принесу.
Прежде чем я успел возразить, Палмер уже отвернулся и кинулся к стойке.
А когда вернулся, явно нервничал. Разговор шел туго. То и дело повисало неловкое молчание, во время которого Палмер смотрел в собственный стакан и заговаривал, только когда я напоминал о своем присутствии деликатным покашливанием. Наконец Палмер поерзал на стуле и задал вопрос, не имевший никакого отношения к теме нашего разговора:
– Слушайте, Ричардсон, вы там, случайно, кольцо не видели?
Палмер заметил, как я вздрогнул.
– Видели, значит?
– Да.
Палмер вцепился пальцами в край стола. В моем гардеробе было всего два пиджака, и так получилось, что тогда я надел тот самый, в котором сообщал сестре Дженкинс о своей находке. Хотя я сказал, что собираюсь продать кольцо и пожертвовать деньги на нужды больницы, оно так и продолжало лежать в кармане. Я достал блестящий предмет и показал Палмеру.
– И где оно было? – спросил Палмер.
– В спальне.
– Где – в спальне?
– На ковре.
Он смотрел на кольцо как зачарованный.
– Палмер, чье это кольцо?
Ответил он не сразу:
– Моей жены.
– Не знал, что вы женаты.
– Она умерла, год назад.
– Мои соболезнования.
Палмер поглядел на меня и прибавил:
– Лейкемия.
Он говорил с такой грустью и нежностью, словно произносил ее имя.
– Вот почему не надо было ехать в Уилдерхоуп. Я был не готов. – Палмер не сводил завороженного взгляда с кольца. – Удивительно. Уже не надеялся, что найду. Перед тем как закрыли гроб, снял с ее пальца кольцо. Хотел, чтобы у меня что-то осталось… от нее…
– Палмер, – мягко произнес я, – как же вы потеряли такой ценный предмет?
– Не знаю. Положил на место, и… – В голосе Палмера звучало раздражение. – Да что я перед вами распинаюсь? Потерял, и все.
– Нет, Палмер, вы его не теряли. Кольцо пропало. Просто исчезло.
Палмер резко повернул голову, в стеклах очков мелькнули отблески света. Глаз его разглядеть я не мог, но почувствовал, как собеседник напрягся. Более того – ощетинился. Я продолжил:
– Подозреваю, в больнице происходили другие странные вещи. Странные, необъяснимые…
– Знаете что, Ричардсон? – рявкнул Палмер. – Не нравится в Уилдерхоупе – уезжайте. Больше мне сказать вам нечего.
Палмер резко вскочил и протянул мне руку.
– А за кольцо спасибо.
– Но, Палмер…
– Удачи. – Палмер схватил пальто и шагнул к двери. Но вдруг остановился и снова повернулся ко мне. Неожиданно лицо его смягчилось. – Не забывайте, чем на жизнь зарабатываете, Ричардсон. Следите за языком, не говорите что попало и кому попало. А то смотрите, как бы лицензию не отобрали.
Паб он покинул почти бегом. Дверь осталась приоткрытой, и через нее было видно, как на холм въезжают автобусы и грузовики. Ревели дизельные двигатели, в холодном воздухе чувствовался запах выхлопных газов, сквозняком внутрь занесло несколько осенних листьев. Бармен уставился на меня. Должно быть, я случайно повысил голос. Я отвернулся и снова закурил.
Меня очень раздосадовало нежелание Палмера обсуждать то, что он видел и слышал. Его осторожность поначалу выводила меня из себя. Боязнь Палмера погубить карьеру граничила с паранойей! Но, подумав как следует, я изменил мнение и больше не мог злиться. Палмер со мной не знаком, не знает, что я за человек, да и сам факт, что я вызвал его на встречу под выдуманным предлогом, характеризует меня не с лучшей стороны. Должно быть, Палмер с самого начала сообразил – что-то здесь нечисто. К тому же мне было искренне жаль его. Потерять жену в таком молодом возрасте – тяжелый удар. Я представил, как Палмер сидит за письменным столом в Уилдерхоупе, одинокий, несчастный, а иногда и напуганный. Принимает белые таблетки, чтобы немного успокоиться. Вполне естественно, что он уволился, и теперь не желает говорить об этом месте.
Когда я ехал на поезде в Саффолк, меня, видимо, убаюкало покачивание вагона, и мне приснился тревожный сон. Я вошел в кабинет, и там передо мной стояла молодая женщина в легкой ночной рубашке. Вокруг нее падал дождь из конфетти.
– Что ты сделал с моим кольцом? – воскликнула она.
– Отдал вашему мужу, – ответил я.
– Ты не имел права! – закричала она. Схватила стопку книг и швырнула на пол.
Удар был так громок, что я проснулся.
– Это просто сон, – сказал я себе. Затем, будто был не совсем в этом уверен, повторил более твердо: – Просто сон.
«ХОУТОРН-ТРАСТ ОСНОВАН В 1928 ГОДУ

От доктора Марджери Гарретт
Хоуторн-Хаус
Тулип-Кресент
Ист-Данвич
Лондон SE22

11 февраля 1955 года

Доктору Хью Мейтленду
Институт психиатрии
Больница Модсли
Денмарк-Хилл
Лондон SE5

Здравствуйте, доктор Мейтленд!
Очень приятно было познакомиться с вами и доктором Палмером. Еще раз благодарим за лекцию, которую вы у нас прочитали на прошлой неделе. Мы очень признательны, что ради нас вы нашли окно в своем плотном расписании и поведали о новейших открытиях в области соматической психиатрии. Мы живем в очень интересное время, и новые методы, о которых вы говорили, дают надежду многим молодым людям, у которых до недавнего времени не было никаких шансов. Подписываюсь под каждым вашим словом – действительно, психиатрия – ветвь медицины, а не философии. Если бы больше практиков признали наконец эту простую истину, душевное здоровье нации значительно улучшилось бы. Также хочу поблагодарить за то, что дали разрешение направлять к вам пациентов напрямую. Когда я сообщила эту новость попечителям, все пришли в восторг. У нас, в Хоуторн-Хаус, просто нет возможности проводить рекомендованные вами процедуры. Лондонский комитет отказался выдать разрешение на приобретение аппарата для электрошоковой терапии на том основании, что пока нет доказательств положительного воздействия данной процедуры на юношество. Поэтому ваше любезное предложение очень кстати.
Просмотрев личные дела всех наших воспитанников, хочу попросить вас осмотреть девочку по имени Мариан Пауэлл. Возможно, вы помните, как я говорила вам о ней перед вашим отъездом.
Мариан шестнадцать лет, почти всю жизнь девочка провела в приютах. Родилась Мариан в Хекни. Мать работала на военном заводе, но, к сожалению, скончалась, когда дочери было пять лет. Отец, насколько нам известно, был артистом мюзик-холла и бросил жену с новорожденной дочерью в самом начале войны. Мариан удочерили тетя по материнской линии, миссис Милдред Хёрст, и ее муж, мистер Рэймонд Хёрст, но вскоре оба трагически погибли при пожаре.
Следующие четыре года Мариан провела в приюте Назарет в Эппинге, но это заведение закрыли. Вы наверняка слышали о скандале, разразившемся, когда стало известно, в каких условиях содержали детей. Воспитанников плохо кормили, часто избивали, и, если верить результатам официального расследования, дети подвергались сексуальным домогательствам со стороны директора. К счастью, отчаянная ситуация разрешилась сама собой. Если бы этот аморальный тип, мистер Гилберт, изворотливость которого могла сравниться только с его беспринципностью, не упал с лестницы и не сломал себе шею, боюсь, приют Назарет работал бы по сей день. Вероятно, Мариан оказалась одной из многих жертв извращенца. Она никогда не рассказывает о годах, проведенных в Назарете, а в ответ на прямые вопросы молчит.
После закрытия приюта Мариан перевели в другой приют, в окрестностях Дартфорда. Кажется, там девочке жилось неплохо. Она посещала местную школу и, как сказано в характеристике, «делала большие успехи». В это же время имел место весьма любопытный эпизод, о котором говорится в ее личном деле. Один из учителей, мистер Джошуа Армстронг, решил, что Мариан обладает сверхъестественными способностями, и водил девочку на заседание Общества психических исследований. Я спрашивала Мариан, каким образом осуществлялась проверка. У девочки сохранились весьма смутные воспоминания о тестировании, но все же Мариан припомнила, как два «джентльмена» бросали игральную кость и просили девочку повлиять на результат при помощи «силы мысли». Неизвестно, увенчался эксперимент успехом или нет. Я упоминаю об этом случае только потому, что именно в это время у Мариан начали появляться первые симптомы заболевания. Суеверный Армстронг, видимо, принял звуковые галлюцинации Мариан за «послания из мира духов». Не перестаю удивляться, что даже в наш просвещенный век образованные люди по-прежнему верят в подобные глупости.
Официально диагноз «шизофрения» Мариан поставили только через год, в 1951-м, когда девочке было тринадцать лет. Симптомы были выражены неявно, болезнь протекала вяло – отсутствие мотивации, притупление эмоций, социальная замкнутость, проблемы с самообслуживанием, бедность речи. При этом ситуация продолжает оставаться достаточно стабильной, ухудшений не наблюдается. В течение следующих нескольких лет из-за административных и бюрократических проблем Мариан отправляли из одного учреждения Южного Лондона в другое, пока наконец этим летом ее не перевели к нам. До прибытия в Хоуторн-Хаус медикаментозного лечения Мариан не проходила. В личном деле упоминается только о трудотерапии.
В целом поведение девочки можно назвать обычным, если не считать навязчивой идеи по поводу принадлежащей ей тряпичной куклы. Игрушка очень старая и весьма потрепанная. Мариан настаивает, что это ее «дочка». Называет куклу «маленькая Мариан», ухаживает и разговаривает с ней, как с настоящим ребенком. Относится к игрушке с трогательной нежностью, а если кто-то пытается забрать «маленькую Мариан», впадает в ярость. Но, когда период обострения проходит, охотно соглашается, что это просто игрушка.
Надеюсь, вы позволите Мариан принять участие в одной из ваших программ. У девочки была тяжелая жизнь, бедняжка заслуживает большего. Учитывая, какой богатый арсенал средств находится в вашем распоряжении, верю, что вы сможете помочь девочке.
Теперь о другом деле – попечители горячо одобрили ваше предложение о создании Хоуторнского филиала. Сэр Филипп Остлер особенно загорелся этой идеей и собирается написать вам в самое ближайшее время. Нужно подготовить документы к общему ежегодному собранию, но времени еще много (заседание назначено на конец сентября). Сэр Филипп оказывает нам поистине неоценимую помощь в трудном деле сбора средств, и с его поддержкой ваш замысел вполне осуществим. Сэр Филипп уже подыскивает архитекторов!
Надеюсь, вскоре вы снова почтите нас визитом.
Искренне ваша, Марджери Гарретт
Доктор Марджери Гарретт,
главный врач».
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9