Мы остановились на берегу большого болота, уже основательно оттаявшего, а потому непроходимого. Двигаться можно только вдоль него, а потому решили передохнуть, пока не вернутся отправленные вперед разведчики. Разложили костры, чтобы погреться, принялись за работу кашевары, дружинники расседлывали лошадей, такая бивачная жизнь стала уже настолько привычной за последние месяцы, что все делалось как-то без особых раздумий.

Но здесь мы оказались не одни, неподалеку на островке посреди болота метался неизвестно как попавший туда поросенок, небольшой полосатик, видно, прошлогоднего выводка. Он подходил к самой воде, совался в нее, отчаянно визжа, отступал и делал новую попытку. До островка несколько кочек, но их почти не видно под остатками льда и снега.

– Как он там оказался?

– Бывает… может, пришел с другой стороны, а как выбраться, не знает.

Поросенка нужно было либо вытащить, либо убить. Я, конечно, принялась выступать на тему гуманного отношения к животным, из чего следовало, что предпочтительней попытка вытащить эту глупую свинью на берег. Вятич еще с одним дружинником походили по краю болота, попробовали глубину выломанным дрыном и, покачав головой, видно, пришли к обратному выводу.

Сотник внимательно посмотрел на меня и лично для вот такой озабоченной гуманистки объяснил:

– Болото уже подтаяло, ни льда, ни кочек нормальных, даже гати положить не на что, до островка с нашей стороны не добраться. Не смей даже думать туда соваться! Ты меня слышишь?

– Но ведь поросенок как-то туда прошел, значит, проход есть, – упрямилась я.

– Бывает, когда неопытный ребенок или глупый звереныш проходит большое болото, не подозревая об опасности, но чаще даже те, кто проходы знает, идут с трудностями.

Недовольный чем-то Роман фыркнул:

– Ишь, советчик…

Вятич только покосился на князя и снова ко мне:

– Не лезь! Понятно?

– Да, – огрызнулась я. Вот вечно он перестраховывается. Три кочки видны отчетливо, четвертая под снегом, но она же есть, а дальше уже сам островок. Важно только не останавливаться, в четыре прыжка туда и потом с поросенком четыре обратно. Только бы эта свинина не дергалась.

Видно, Вятич понял, что я крамольных замыслов не оставила, а потому вдруг распорядился Роману:

– Не позволяй даже подходить к воде, натворит же дел.

Куда он ушел, я не знала, потому что старательно изображала полное отсутствие интереса к попавшему в ловушку поросенку.

Полосатое сокровище продолжало метаться по островку и отчаянно визжать. Уловив наш к нему интерес или вообще сообразив, что больше помощи ждать не от кого, поросенок поднял мордочку и хрюкнул так жалостливо, что мое сердце не выдержало.

– Роман, я все-таки попробую? Смотри, вон они, кочки, все видно. Я быстро, пока не пришел Вятич, туда и обратно.

Князь только поморщился. Если бы я не упомянула Вятича, может, и получила бы отказ, но откровенное соперничество между князем и сотником заставило Романа промолчать. Он старательно делал вид, что не подозревает о моих намерениях.

Поросенок приник к земле, словно щенок, потом почти вскочил и снова отчаянно захрюкал. Меня приманивает? Да иду уже, иду!

Я, смеясь, бросилась вперед. Первая кочка, вторая, третья, осталась одна. Та, что скрыта под снегом. И вдруг… Опоры под ногами больше не было, нет, я не летела вниз, я просто проваливалась в трясину, что было куда страшнее. Инстинктивно рванулась вперед и вверх и тут же вместо колен ушла по пояс и продолжила проваливаться. Сработала готовность к любым ситуациям, я почти легла плашмя на жижу, однако это не спасало, только замедлило погружение.

Роман закричал так, что слышно было и в Козельске тоже. Я пыталась сообразить, что делать. С берега мне помочь не смогут, даже если докинут веревку или что-то еще, я не осилю вытянуться. Неужели это конец?! Так глупо!

И тут я увидела выскочившего на берег Вятича.

– Настя, замри и не шевелись! Я мигом.

Чуть повернув голову, я увидела, что он привязывает к стволу ближайшего дерева веревку, одновременно в чем-то наставляя двух дружинников. Голос сотника спокоен и деловит.

– Ты меня слышишь? Я сейчас доберусь до тебя, и у тебя будет всего несколько секунд, чтобы вцепиться в меня мертвой хваткой. Ты поняла? До этого времени не шевелись, чтобы не погружаться глубже, но как только я окажусь рядом, ты обнимешь меня за шею так, чтобы я сам тебя не смог оторвать. Поняла?

– Да.

– Готова?

– Да.

Через несколько мгновений он действительно был рядом со мной в той же ледяной жиже.

– Хватайся!

Я обхватила его шею руками, сомкнула пальцы в замок, понимая, что это единственное спасение.

– Молодец, девочка, только не отпускай руки, мне тебя держать нечем.

Голос Вятича спокоен, но я уже знала, что это за спокойствие. Если он разговаривал вот так – сухо и деловито, значит, дело плохо или очень плохо.

Секунды показались годами. Сначала было ощущение, что ничего не меняется, я видела, как вздулись вены на шее у Вятича, видела, что немилосердно давлю на его шею своими руками, и даже подумала, не отпустить ли и не нырнуть ли в жижу с головой, чтобы и он не погиб вместе со мной? Видно, почувствовав эту мою готовность, Вятич тихо произнес:

– Настя, руки держи крепче, если отпустишь, мне тебя придется вылавливать из жижи совсем со дна. Держись, поддается…

Трясина отпускала медленно и неохотно, но отпускала! Почувствовав это, я чуть не заорала, Вятич остановил:

– Не кричи, не теряй силы, держись, Настя, прижмись крепче, я не кусаюсь…

Нас тянули уже дружинники с берега. Не знаю, сколько прошло времени, но мы все же оказались на берегу, без сил рухнув на землю. Мои пальцы действительно удалось разжать не сразу. Вятичу пришлось меня успокаивать:

– Тихо, тихо, тихо… все прошло, уже можно отпустить…

Руки я отпустила, но тут что-то случилось с моими легкими, видно, сказался стресс, но я перестала дышать. Вятич уже чуть отполз в сторону, оставив меня Роману, когда из моего горла вдруг вместо нормальных вдохов-выдохов стал вырываться хрип. Я пыталась сделать вдох и не могла!

Он метнулся ко мне обратно, схватил за плечи, тряхнул:

– Ты что?! Что?!

А я не могла ничего объяснить, только судорожно разевая рот и сипя. Кажется, Вятич рванул на моей груди рубаху:

– Не смей подыхать, чертова кукла! Я не для того тащил тебя из болота, чтобы ты отдала концы на берегу! Дыши!

Он делал мне классическое искусственное дыхание, надавливая на грудную клетку по всем правилам, а я думала почему-то, откуда он знает все эти слова и приемы. Потом сознание наполовину померкло, но дыхание восстановилось.

– Все… теперь пусть лежит, не трогай…

– Она замерзнет.

– Пусть лучше замерзнет, чем помрет. Не трогай. Укрой, пусть полежит.

Это Вятич говорил Роману. Остальное я не слышала, сознание все же помутилось. Когда очнулась, Вятича рядом не было, сидел только Роман.

– Очухалась? Как ты?

– Где Вятич?

– Дался тебе этот Вятич, – поморщился Роман.

– Где Вятич? – Я села, в голосе появилась непривычная для Романа твердость.

– Не знаю!

– Роман, он мне жизнь спас.

– Придет, поблагодаришь.

Что-то не понравилось мне в голосе князя, кроме того, он подозрительно отводил глаза.

– Ты сказал Вятичу что-то нехорошее?

– Настя, ты о ком-нибудь, кроме своего Вятича, думать можешь?

– Роман, он мне спас жизнь! И уже не в первый раз.

– Вытаскивал из болота?

Шутка получилась дурацкой, я фыркнула:

– Спасал мою шкуру!

– Что спасал?

Тут я увидела Вятича, он, видно, смывал с себя грязь, которую нацепил в болоте, потому что был по пояс голый и весь мокрый. Ой, от меня, наверное, тоже болотом пахнет! И тина всюду. Я встала и направилась к воде.

– Куда, снова топиться?

Я удивленно оглянулась на Романа, что это сегодня с ним? Зашла за куст и постаралась умыться, на ощупь пытаясь определить, где болотной тины у меня больше. Но запах болота наверняка в волосах останется надолго. Сама виновата, дурища, сказано же было не лезть туда.

Вымывшись, выбралась из кустов и увидела Вятича сидящим перед костром. Я опустилась перед ним на колени:

– Прости меня…

Сотник вздохнул:

– Я ведь могу не успеть, Настя…

– Я больше не буду…

– Как ребенок, ей-богу!

И снова он разговаривал со мной на моем языке, а не на языке окружающих, использовал мои выражения и не всегда понятные остальным слова. Наверное, волхвы все так, ведь сказал же Ворон при первой встрече, что научит меня биться мечом спортивно. А Вятич сын Ворона. И вообще, я давно отвыкла удивляться чему бы то ни было.

Наверное, моя дружба с Вятичем подтолкнула Романа к более решительным действиям. Он не собирался меня выдавать, в дружине только моя десятка да они с Вятичем знали, кто я, но князя тянуло ко мне так же, как меня к нему.

Мы не всегда ночевали под открытым небом, бывали неожиданные подарки. Так однажды наткнулись на оставленную хозяевами деревню. В ней жил один дед, стороживший дома. Дед быстро признал в нас своих и предложил переночевать, выставив хорошую охрану. Татары отставали довольно сильно, потому мы решили рискнуть, поспать в человеческих условиях не удавалось с самого Козельска.

Домов было достаточно много, и князь оказался даже один в комнате, пусть маленькой горенке, но один. Невиданная роскошь. Подойдя ко мне вроде для каких-то наставлений, он шепнул:

– Настя, приходи ночью ко мне. Придешь?

Я подумала, что делать этого категорически нельзя, и… кивнула.

Конечно, нельзя, но я так соскучилась по его ласковым и сильным рукам, по его губам, по его телу! Мне так хотелось снова ощутить на губах вкус его губ! Я пошла. И ощутила. И наслаждалась добрую половину ночи. А он наслаждался близостью со мной. Я ничего не спрашивала, но Роман сказал, что говорил с отцом о нашей свадьбе, когда все закончится. Теперь я могла на это надеяться, ведь Роман не погиб под Коломной, как должен бы, значит, есть шанс выжить обоим. Пусть я не вернусь в Москву, зато выполню то, о чем говорила Ворону и Вятичу в лесной избушке волхва: выйду замуж за любимого человека, за князя Романа. Не потому, что он князь, а потому, что любимый.

Все было так хорошо, просто до слез. И мне совсем не хотелось уходить, а ему отпускать меня. Но оставаться до утра невозможно, для остальных я Никола, даже если была бы Настей, вряд ли дружина одобрила бы вот такие ночные объятия, связь с женщиной была под запретом для всех, это непреложный закон воинской дисциплины, потому что после бурной ночи воин никуда не годится. Поэтому умные полководцы никогда не устраивают лагеря ни в городах, ни близко от них.

Но в тот момент мне было решительно наплевать на все правила и опасения, я любила и была любима! А уходить все же пришлось. Роман, правда, предложил уйти ему, но это было нелепо. Обменявшись долгим поцелуем, мы расстались.

Я тихонько скользнула в дверь и вдруг увидела… Вятича, сидящего на крыльце. Этого только не хватало! Но сотник не обращал на меня внимания. Подчеркнуто не обращал. Я прекрасно знала, что у него идеальный слух и, конечно, он все слышал и все понял.

Подсела к нему.

– Осуждаешь?

– Нет, это твое дело. Только если ты его любишь.

– Люблю. Влюбилась с первого взгляда, как только увидела.

– А он?

– И он…

– Тогда почему прячетесь?

– Не время любить.

– Для любви не бывает не время, Настя. Ты поэтому возвращаться не хочешь?

Я виновато кивнула. Сотник усмехнулся:

– Живи.

– Вятич, я не просто так. Я действительно влюбилась в Романа в первый же день в Рязани.

– Чего ты оправдываешься-то? Взрослая женщина же.

Все равно я чувствовала себя словно в чем-то виноватой перед ним.

Мы уходили на юг, уводя за собой войско Батыя. Это было не все войско, часть все же затерялась где-то в стороне Новгорода. Но мы не могли добраться и туда тоже, оставалось лишь не позволить Батыю повернуть на подмогу своим. Пусть лучше он завязнет под Козельском, и другие придут на помощь своему начальству.

Дразнили и дразнили татар, наскакивая и убегая, понемногу, по десятку верст в день, но увлекали их за собой. И куда? К своему Козельску, который без нашего вмешательства татары, может, и прошли бы стороной! Иногда мне становилось страшно, тогда я привычно шла к Вятичу, тот спокойно и вежливо объяснял, что в Козельске готовы, что все идет, как задумано…

Это был тот же и одновременно не тот Вятич, между нами словно выросла стеклянная преграда, все видно, но ничего не слышно. Вежливый, внимательный и… какой-то отстраненный. Ну почему?! Неужели из-за князя Романа? Временами накатывала злость, я что, его собственность, или ему поручили следить за мной? Но сам сотник не давал ни малейшего повода ни мне, ни Роману его в чем-то обвинить. Лучше бы выругал, честное слово! Я напрашивалась на ссору сама – ничего не получалось. Пыталась выяснить отношения – он не желал разговаривать на личные темы: «Это твое дело».

Правда, долго страдать мне не пришлось, впереди был ставший уже родным Козельск. Мы подходили почти так же, как уходили, – с севера, пройдя мимо небольшой крепости Серенска. Князь отправил туда двух дружинников, рассказать, что их ждет впереди, чтобы успели уйти, как это сделали в Стародубе. Как потом оказалось, не только не ушли, но и предпочли героическую гибель.