В Стамбуле ничего не изменилось, так же галдел город, на улицах толчея, у ворот дворца молчаливые янычары, тишина уже во втором дворе… Рустема встретил Анас-ага, евнух султана. Хотелось спросить, не знает ли чего, но паша сдержался, не годится спрашивать.

– Рустем-паша, рады вас видеть! Проходите, проходите. Для вас готовы покои и все остальное.

– Что остальное, Анас-ага?

– Слуги. Мы выделили двоих, зная, что вы приедете со своими. Ваш гарем скоро прибудет?

– Я без гарема, Анас-ага.

От сердца отлегло, забота о слуга и гареме означала, что голову рубить не собираются, во всяком случае сразу.

– Скажу по секрету, Рустем-паша, – зашептал евнух, – о вас тут такие слухи ходят…

Рустем рассмеялся; показалось, что и солнце засветило ярче, и не так уж тихо во втором дворе Топкапы, даже птицы вон поют.

– Какие, Анас-ага?

– Что вы там прямо на золоте едите и золотом ступеньки дворца выстлали! – Кажется, шепот аги услышали все во дворе. Во всяком случае, Рустем заметил, как несколько человек повернулись в их сторону. Ему закивали, приветствуя.

– Лгут напрасно! Нет никакого золота, хотя доход есть.

– Рустем-паша, вы ли это?

Этот звонкий голос он не мог спутать ни с каким другим. Голос принадлежал единственной дочери султана, бывшей воспитаннице самого Рустема, которую тот в должности мирахура учил свободно держаться в седле. Талантливая ученица.

– Я, султанша…

Рустем даже не сразу узнал Михримах Султан, не сразу понял, что вот эта гибкая, как тростинка, девушка, нижняя половина лица которой закрыта яшмаком, и есть его беспокойная ученица. А когда понял, невольно тихонько рассмеялся. Принцесса заметила, дернула плечиком (она, конечно, она! Кто еще может вот так фыркать?).

– Почему вам смешно, Рустем-паша?

– Впервые вижу вас с яшмаком, султанша.

– Что в этом смешного?

– Мне не смешно, просто понял, что вы повзрослели.

Она не знала, что ответить, а он смотрел и смотрел. Рустем прекрасно помнил ее лицо, помнил, как поджимает принцесса губки, когда не знает, как возразить, хотя такое бывает редко, как раздуваются от возмущения ноздри маленького носика… Это все казалось таким далеким и родным, словно в детство вернулся. А ведь отсутствовал всего год с небольшим…

Оказывается, он соскучился по строптивой красавице.

– Султанша, вы ездите верхом?

– Езжу.

В голосе досада, значит, что-то не так.

– Ваша любимая кобыла в порядке?

– Нет! За ней недоглядели.

Вот оно что…

– Я подарю вам новую. Есть на примете красавица, строптивая немного, но хороша…

Он уже знал, что обязательно купит и подарит Михримах ту лошадь, которую видел вчера, сколько бы продавец ни запросил.

Договорить не дали, Анас-ага торопил:

– Рустем-паша, вас ждет Повелитель.

Только поклонился, она ответила кивком…

По пути в султанский кабинет успел отправить человека к торговцу в Измит, сказать, чтобы не продавал вчерашнюю лошадь, мол, еще раз посмотрит и поторгуется… а еще чтобы намекнул, что если сговорятся, то лошадь может попасть в султанскую конюшню и имя поставщика прозвучит там же…

Рустем никогда не тратил денег зря и умел наживать их. Диярбакыр весьма прибавил за год в состоятельности, новый бейлербей оказался изворотливым хозяином.

Повелитель принял его с улыбкой:

– Рустем-паша, мы рады вас видеть. Наслышаны о ваших успехах в Диярбакыре.

– Повелитель, для меня высшая награда – ваша похвала.

Сказал и удивился сам себе. Всегда произнести льстивые, как считал, слова было тяжело, душу воротило. Но сейчас это не лесть, чувствовал, что и впрямь рад видеть султана, счастлив его похвалой. Повелитель на шесть лет старше его самого, но словно отец.

Долго беседовали о том, что еще нужно сделать на восточных границах, как укрепить, чтобы шах Тахмасп не тревожил восточные рубежи, что вообще нужно не только Диярбакыру, но и всей Анатолии – азиатской части империи.

Закончилась беседа и вовсе неожиданно для Рустема-паши.

– Мы решили, что вы достаточно разобрались с делами в Диярбакыре, а потому можете стать бейлербеем всей Анатолии.

– Восточной Анатолии? – осторожно поинтересовался Рустем.

– Я же сказал: всей, – усмехнулся Сулейман.

Рустем почему-то обратил внимание на это «я», обычно Повелитель произносил «мы». «Я» означало особое положение.

– Всей азиатской части. Других бейлербеев не принижайте, но в делах разберитесь. Сумейте понять, что какому санджаку нужно, чего где не хватает и в обороне, и в повседневных делах, и в развитии. Год даю на такое разбирательство.

Рустем хотел спросить, почему год и что потом, но кто же задает вопросы султану? Промолчал.

Сулейман внимательно наблюдал за своим ставленником, почему-то кивнул, видно, Рустем оправдал какие-то его ожидания, посоветовал:

– Семью перевезите в Стамбул. Дворец найдем. Все равно год придется провести в разъездах.

– У меня нет семьи, Повелитель.

Бровь султана чуть приподнялась.

– Нет детей?

– Нет.

– Почему?

– Трое сыновей, рожденных наложницами, умерли в младенчестве, а сейчас и гарема нет. Я не стал заводить в Диярбакыре.

– Хорошо, здесь заведете.

– Повелитель, – неожиданно для себя вдруг попросил Рустем, – разрешите подарить Михримах Султан новую лошадь. Султанша сказала, что ее кобылу загубили…

Сулейман внимательно посмотрел на Рустема-пашу, кивнул:

– Разрешаю. Вы успели узнать, как дела на конюшне?

– На конюшне нет, Повелитель, сразу отправился сюда. Но встретил Михримах Султан, она сказала о своей лошади. У меня есть на примете в Измите.

Сулейман усмехнулся:

– Дарите.

– А… поездить рядом с ней можно? Я не знаю нрава лошади.

– Что за конь?

– Текинская кобыла. Двухгодовалая, молодая совсем. Немного строптива. Видел вчера, сегодня отправил, чтобы купили для султанши.

Сулейман рассмеялся:

– В тебе так и говорит бывший мирахур. Хорошо, только возьми с собой шехзаде.

И снова Рустем поразился почти родственному тону султана.

Рустем метнулся на другую сторону Босфора, в Измит, где поставщик ахалтекинской породы лошадей от туркменов готовил животных к поездке в Стамбул. Не жалея денег, купил еще трех красавцев помимо той кобылки, чтобы без обид подарить и троим шехзаде.

Торговец все цокал языком и нахваливал товар, но Рустем быстро указал на недостатки двух других коней, которых отверг, и тот сник, поняв, что перед ним знаток. Но тут же взбодрился, потому что знатоку всегда приятно поговорить с себе подобным.

– Ахалтекинцы не боевые лошади, скорее для красоты, для удовольствия. Или для скачек…

– Знаю, – кивнул Рустем, – для принцев беру.

– Ух ты! – невольно ахнул торговец. И тут же осторожно уточнил: – А… кобылку?

– Для принцессы.

За обещание назвать в султанской конюшне имя поставщика ахалтекинцев и за то, что Рустем взял сразу четырех коней, торговец существенно скинул цену.

Еще через день подарки были со всяческими предосторожностями переправлены в Стамбул и приведены во дворец. Не желая скрывать природную красоту животных, Рустем даже не стал накидывать на них попоны.

Михримах обомлела, увидев тонконогую красавицу, нервно прядущую чуткими ушами. Как зачарованная, подошла к лошади, осторожно провела пальцами по лебединой шее, коснулась высокой холки… У текинцев великолепная, словно атласная кожа, практически нет гривы, большие влажные, чуть раскосые глаза, длинные тонкие ноги и высокий рост, но особенно хороша лебединая шея, их ни с кем не спутаешь.

Туркменское племя теке строго следит, чтобы порода не смешивалась ни с какой другой, оно того стоит, даже арабские скакуны менее изящны. Если и дарить султанше лошадь, то именно такую. Тем более Михримах, хорошей наезднице, способной оценить не только экстерьер, но и скаковые качества кобылы.

Под атласной кожей ходуном ходили бугры мышц, на лбу белая звездочка…

– Какая… как ее зовут?

Имя у лошади подходящее – Юлдуз, то есть Звезда.

– Юлдуз… – Осторожно, словно боясь поранить нежную кожу, снова погладила шею своей лошади Михримах.

Кобыла только покосила глазом на новую хозяйку. Евнух подал принцессе кусочек хлеба, та протянула подарок лошади. Юлдуз осторожно приняла хлеб, дважды кивнула, словно благодаря за внимание.

А шехзаде разглядывали своих коней. Все хороши! Рустем постарался, у каждого принца лошадь своей масти: у старшего, Мехмеда, вороной красавец, у Селима серый в яблоках, у Баязида изабелловой.

Баязид блестел глазами на Рустема-пашу.

– Рустем-паша, это в Диярбакыре такие лошади?

Тот рассмеялся.

– Нет, я купил их в Измите. Решил, что шехзаде и султанше нужны красивые, выносливые в беге кони. Это текинская порода из местечка Ахал.

Михримах уже пришла в себя и прислушивалась к разговору младшего брата с пашой. Баязиду досталась белая лошадь, сквозь тонкую кожу которой просвечивали вены. На такую даже садиться страшно.

– Паша, а поездить на ней можно?

Рустем рассмеялся.

– Конечно, шехзаде, для того и подарена. Только сначала подружись. Текинцы – лошади очень выносливые и преданные хозяину, но строптивые, с ними обязательно нужно подружиться.

Султан тоже вышел посмотреть. Цокал языком, восхищенно блестел глазами…

– Повелитель, вам привезут текинца, только скажите какой масти.

– Гнедой, как у Михримах Султан.

– С белой звездочкой?

– Можно без звезды. Хороши текинцы все же!

До вечера возились с лошадьми. Рустем объяснял, что текинцы своих лошадей не купают в воде, делают это в песке.

– Почему? – ахнул Баязид. – Лошади любят воду.

– Не все. Эти выведены там, где воды мало, а песок куда чище, вот и позволяют коням валяться в песке. От этого кожа только глаже становится.

– А почему у них грива маленькая?

– Порода такая.

Шехзаде Мехмед покачал головой:

– Даже не верится, что эти лошади столь выносливы, как вы твердите, паша.

– Убедитесь сами.

Управлять всей Анатолией – дело не просто хлопотное, оно не оставляло времени ни на что другое и требовало бесконечных разъездов. Рустем чаще отсутствовал, чем присутствовал в Стамбуле, но как только возвращался, спешил в конюшню не столько лошадей посмотреть, сколько узнать, кто из шехзаде и как часто ездил.

Чаще всего выезжал Баязид; мальчик стремился догнать старших, его не так давно пересадили в большое седло после детского, навыков еще нет, но за лошадью ухаживал истово, даже песок для его Бараката («Дара») с побережья привозили.

А вот принцесса свою Юлдуз, видно, гоняла где попало, лошадь занозила ногу. Ни хозяйка, ни недотепа конюх сразу не обратили внимание, и теперь Юлдуз хромала сильно.

Когда Рустем впервые после своего дара зашел на конюшню, то застал там именно младшего из шехзаде. Самый маленький из принцев, Джихангир, еще слишком слаб, чтобы ездить верхом, у мальчика сразу после рождения повреждена спина, она изогнулась, но не горбом, как ходили слухи по Бедестану, а вбок, потому и рост меньше обычного, и мышцы слабоваты. Малышу восьмой год, он умненький, схватчивый, но ясно, что навсегда изуродован. Жаль…

Джихангир тоже крутился в конюшне, он старался быть рядом с братом. Лала Мустафа, наставник младших принцев, приветствовал это, но для Баязида Джихангир обуза, и Баязида тоже понять можно, он рвется доказать отцу, что ничуть не хуже Селима, который всего на год старше, потому тянуть за собой Джихангира принцу в тягость.

– Рустем-паша! – обрадовались оба принца.

Баязид тут же повел показывать своего Бараката, хвалиться, что не допустил ничего, что могло бы ухудшить состояние коня.

– А у меня когда-нибудь будет своя лошадь? – тихонько поинтересовался Джихангир.

Рустем почувствовал укол в сердце, принц ведь не виноват в своей болезни.

– Конечно, шехзаде. Скоро привезут и вашу. Просто подберут невысокую лошадку…

Баязид фыркнул.

– Как для девчонки!

Паша продолжил, словно не заметив этого уточнения:

– …и я научу вас хорошо держаться в седле.

– Правда?!

– Да, сегодня и начнем.

– Лошадь привезут сегодня?! – снова ахнул несчастный малыш, глаза которого горели, как уголья.

– Нет, лошадь привезут позже, но в седле можно учиться держаться и на моей. У меня хороший конь, он не сбросит.

– Я буду ездить на лошади паши!

Баязид обиженно фыркнул.

– Тебе бы на осле ездить, а не на лошади.

– Шехзаде, – покачал головой Рустем, – если вы хотите учиться у меня, то выбросите из головы глупости.

В тот день он довольно долго занимался с обоими принцами. Несмотря на увечье, Джихангир довольно крепко держался в седле даже на большой лошади. Баязид и того лучше, он уже слился со своим конем, всадник и лошадь понимали друг друга с малейшего движения. Текинцы – очень умные и преданные кони, они строптивы, но если такой конь принял хозяина, то никогда не сбросит, не станет капризничать даже себе в ущерб.

На следующий день покататься верхом решили все, в том числе Михримах.

Едва завидев Рустема, принцесса заявила:

– Ваша кобыла хромает!

– У меня жеребец, султанша, а хромает ваша кобыла Юлдуз. Я уже видел и сказал, как лечить ее ногу.

На Михримах спокойствие Рустема-паши действовало, словно пощечина. Невозможность вывести визиря из себя выводило из состояния равновесия (а бывало ли оно?) саму принцессу. Один вид спокойного, рассудительного Рустема-паши бесил Михримах сильней любых оскорблений. И ничем его не пробьешь! Это спокойствие заставляло султанскую дочь снова и снова задевать визиря и даже грубить ему.

А еще она ревновала. Сама себе не сознаваясь, ревновала пашу к братьям, особенно к Баязиду, которого тот во время своего пребывания в Стамбуле учил верховой езде. Лала Мустафа, наставник младших шехзаде Селима и Баязида, был рад свалить с себя такую ношу, он уже немолод. Тем более шехзаде Баязид не знал покоя, желая доказать, что он не слабее не только Селима, но и Мехмеда, который старше на четыре года.

Султан распорядился выезжать самим, намереваясь догнать детей чуть позже.

Не слушая совета Рустема и конюхов пока оставить Юлдуз в конюшне и сесть на другую лошадь, Михримах выехала на своей, чуть прихрамывающей.

Ехали медленно: впереди старшие Мехмед и Михримах, за ними Селим, Баязид и Рустем-паша, внимательно прислушивающийся к беседе принцев. Разговор у Мехмеда и Михримах шел о предстоящем походе султана, в который строптивая принцесса намеревалась отправиться вместе с отцом и ничуть не сомневалась, что тот возьмет ее с собой.

– Я тоже пойду в поход с Повелителем! – по-мальчишечьи звонко почти выкрикнул Баязид.

Ему двенадцать, голос ломался, солидные басовитые нотки сменялись петушиными руладами. Братья засмеялись: Мехмед добродушно, Селим насмешливо.

Михримах недовольно покосилась на Баязида: вечно этот мальчишка путается под ногами у взрослых! Она и Селима не признавала, для принцессы существовал только старший Мехмед, с которым стоило соперничать, на кого равняться.

– Ты сначала в санджак отправься! – фыркнула Михримах.

Баязид горячился:

– Мехмед и Селим тоже не руководят санджаками! Я поеду вместе с отцом! Он обещал.

– Поедешь, поедешь! – жестоко рассмеялась в ответ принцесса. – Только обрезание сначала проведут… лет через пять…

– Хэй! – не выдержал издевательств Баязид, пустив своего галопом. Умный жеребец, словно почуяв обиду юного хозяина, взял резво. Текинцы – прекрасные скаковые лошади, только пыль полетела из-под тонких копыт, и белый хвост взвился…

Михримах с досадой фыркнула, ее Юлдуз еще нельзя пускать галопом, не настолько зажила нога.

– Эй, – кивнула принцесса Селиму, – ты допустишь, чтобы Баязид обогнал тебя?

– А почему меня? Вон есть Мехмед, пусть он и догоняет.

– М! – раздраженно выкрикнула Михримах. От этого Селима толку никакого, а Баязид все больше отдалялся. – Мехмед?!

Старший брат пожал плечами.

– Зачем, сестра? Пусть Баязид порезвится.

Зло сжав зубы, Михримах хлестнула свою кобылу. Бедная Юлдуз, не ожидавшая такого обращения, в первое мгновенье вздыбилась, но послушала хозяйку и пустилась почти в галоп, основательно припадая на одну ногу.

– Загубит лошадь! – Мехмед тоже тронул вороного, но его уже опередил Рустем-паша.

Конечно, Михримах не удалось догнать Баязида; во-первых, тот ускакал слишком далеко, во-вторых, ее быстро догнал Рустем и схватил поводья несчастной Юлдуз.

– Стой!

Кобыла послушала не хозяйку, а Рустема-пашу, который развернул лошадей и вынудил постепенно снизить скорость бега.

– Ты!.. Ты!.. – заскрипела зубами Михримах, пытаясь вырвать повод у Рустема, но тот держал крепко, не обращая внимания на разъяренную принцессу.

Они не видели, что за всем наблюдает уже подъехавший султан.

Ко времени возвращения к остальным обе лошади шли шагом, Михримах сидела прямо, не глядя ни на Рустема, ни даже куда едет Юлдуз снова сильно прихрамывала. Подъехав к всадникам, Рустем спрыгнул на землю, быстро поклонился султану.

– Повелитель…

И тут же подставил сложенные руки, чтобы могла спрыгнуть на землю Михримах. Оставаться на лошади было нелепо, принцессе пришлось уступить, но, воспользовавшись услугой Рустема, она не упустила возможности уколоть визиря:

– Только на это и способен.

Тот тихонько ответил:

– Вы не способны и на это.

Не обращая внимания на обомлевшую принцессу, он снова поклонился султану.

– Повелитель, шехзаде Баязид пробует мощь своего коня. А лошадь султанши несколько дней назад поранила ногу, ей нужен хороший отдых. Вы позволите отправить лошадь султанши в конюшню и догнать шехзаде?

– Да, Рустем-паша.

Рустем кивнул слугам, подхватившим поводья Юлдуз. Вскакивая в седло своего коня, Рустем все же услышал, как султан укорил дочь:

– К чему загонять лошадь, которая хромает?

Что ответила султанша, он уже не слышал, потому что галопом мчался к точке на горизонте. Белый атласный конь Баязида, конечно, хорош, но сам шехзаде пока неразумен, может загнать красавца без толку.

Баязид и сам понял, что гоняет зря, оглянувшись и поняв, что ни братья, ни сестра его не преследуют, сбавил бег коня. Когда Рустем все же догнал обиженного принца, Баязид огрызнулся:

– Вы зачем здесь?!

– Шехзаде, Повелитель приехал. Нужно вернуться.

– Повелитель рассержен?

– Пока нет. Я сказал, что вы решили проверить бег своего коня. Давайте я вам кое-что покажу.

И Рустем, словно ничего не произошло, принялся учить юного принца правильно посылать коня в галоп.

– У вас хороший конь, шехзаде, не хуже, чем у братьев. Постарайтесь не загубить, он вам еще пригодится.

– Рустем-паша, Повелитель действительно не разгневался?

Рустем понимал, что мальчику невыносимо и пренебрежение со стороны братьев и сестры, которое тот постоянно испытывает, и гнев султана, который может вызвать его собственная несдержанность. Но как справиться этому почти ребенку со своими эмоциями, если отец его почти не замечает, братья не считают равным, а сестра и вовсе изводит своими придирками?

– Шехзаде, достойный человек должен уметь сдерживать свои эмоции, чего бы это ни стоило. Внутри горите праведным гневом, но внешне воли чувствам не давайте. Повелителю скажем, что вы убедились в достоинствах своего коня, а на братьев и особенно сестру старайтесь не обращать внимания. Если хотите, я поучу вас секретам верховой езды. И некоторым другим тоже.

– Хочу! – заблестел глазами Баязид.

– Вот и договорились. Догоняйте!

Они примчались голова к голове коней. Конечно, Рустем просто позволил младшему принцу это сделать, но опытный взгляд султана должен был заметить, что особо поддаваться визирю не пришлось; для своих двенадцати лет шехзаде держался в седле прекрасно.

– Повелитель, Рустем-паша подарил мне прекрасного коня!

Соскочив на землю без помощи слуг, Баязид подошел к султану и поцеловал подол его халата. Сулейман снизошел до похвалы:

– Ты прекрасно держишься в седле, Баязид. Кто учил тебя?

– В последние дни Рустем-паша. На этом коне он.

– Рустем-паша не забыл своей службы мирахуром? – рассмеялся султан. – Не забывайте и об основных обязанностях, Рустем-паша. Нам пора возвращаться, во дворце много дел.

Вот и вся похвала.

Михримах, вынужденная сесть на запасную лошадь, насмешливо посмотрела на младшего брата.

– Ты забыл попроситься в поход, Баязид. Самое время.

Тот начал набирать воздух в легкие, чтобы сказать что-нибудь резкое в ответ, но встретился с предостерегающим взглядом Рустема и… всего лишь усмехнулся:

– Всему свое время, сестрица. Я еще наберусь опыта, чтобы соревноваться не только с тобой, но и с самим Повелителем. Ты так и не смогла догнать меня?

Не обращая внимания на ее слова о захромавшей Юлдуз и том, что гоняться за мальчишками недостойно, Баязид снова пустил Бараката вскачь. Рустем обратил внимание на взгляд, которым султан проводил сына. Любви в отцовском взоре не было… Почему Повелитель не любит Баязида? Конечно, с Мехмедом тому не сравниться, вернее, пока не сравниться, но Баязид сейчас умеет и знает куда больше, чем знал и умел его старший брат в те же годы, все же между ними четыре года разницы, а в таком возрасте это немало.

Рустем вспомнил о том, что шехзаде до сих пор не устроили обрезание. Чего Повелитель ждет – взросления младшего из шехзаде? Но пока Джихангир войдет в нужный возраст, Баязиду будет пора жениться.

Решив, что нужно поговорить с наставником шехзаде Лалой Мустафой, Баязид вернулся мыслями к лошади принцессы.

– Султанша, вашей Юлдуз нужно позволить просто постоять в конюшне неделю. Но и потом месяц щадить. Если вы доведете все до сильной боли, можете потерять дружбу с лошадью, это обернется бедой. Юлдуз – лошадь строптивая, но преданная, не испытывайте эту преданность без нужды.

– Я помню об этом, – с досадой ответила Михримах. Она действительно досадовала на себя за то, что поддалась ненужному порыву и обидела лошадь. Глупо получилось, но к чему этот паша выговаривает, словно она сама не понимает! Раздражение на себя переросло в раздражение на Рустема. Вечно он прав!

– Помните об этом не только когда лошадь хромает, но и когда вы в ее седле.

Рустем не стал выслушивать фырчание Михримах, отъехал к султану, на ходу пересказывая новости, которые требовали пусть не серьезного, но хотя бы мимолетного внимания Повелителя. Тот слушал кивая, но потом вернулся к вопросу о детях.

– Рустем-паша, я смотрю, вы наладили отношения с шехзаде Баязидом.

– У меня хорошие отношения со всеми шехзаде, Повелитель.

– Когда у вас найдется время, присмотрите за его занятиями.

– Вы хотите, чтобы я стал Лалой шехзаде Баязида?

– Нет, но я хочу, чтобы вы помогли с ним Лале Мустафе.

Рустем склонил голову.

– Как прикажете, Повелитель. Лала Мустафа знает об этом?

– Я скажу ему.

– Чем именно мне заняться с шехзаде? Верховой ездой?

Рустем прекрасно понимал, что чиновнику до мозга костей Кемальзаде Мустафе, к тому же пишущему историю Османов, куда больше по душе сидение в библиотеке, чем забота о лошадях или звон мечей.

Так и есть.

– Можете мечом. Шехзаде должны держать меч лучше кого-либо другого. Пока меч в руке султана поднят, головы его врагов опущены.

– Как прикажете, Повелитель.

Рустем не стал напоминать, что Баязид держит учебный меч вполне уверенно, пожалуй, хуже, чем Мехмед, но лучше Селима.

– С вашего позволения. – Он поклонился султану и пустил своего коня вскачь, догоняя шехзаде.

Баязид, узнав, что Рустем будет учить его выездке и владению мечом по распоряжению султана, пришел в восторг.

– Паша!..

– Шехзаде, вот первый урок: не выдавать свои чувства. Можете внутри кричать от восторга, но внешне оставайтесь спокойным.

Уже на следующий день начались занятия, доставлявшие обоим большое удовольствие. Довольно быстро окружающие заметили, что Баязид стал много сдержаннее. Он во всем старался походить на своего нового наставника и больше не кричал от восторга и не топал ногами, если злился на Селима. Зато все чаще отвечал насмешливо.

Роксолана радовалась: паша оказывает хорошее влияние на этого сына. Сулейман был осторожен. Баязид и без того скрытен; если Рустем научит шехзаде держать мысли при себе, кто знает, что получится. Михримах злилась: ее бывший наставник теперь вытирал сопли младшему шехзаде!

Принцесса откровенно ревновала Рустема-пашу к Баязиду, хотя и сама не сознавала это. И хотя умная принцесса умело скрывала свою ревность, это чувство временами прорывалось приступами раздражения.

– Разве теперь визири моего отца нянчат мальчишек?

Рустема таким не возьмешь. Он спокойно кивнул.

– По поручению Повелителя я даю уроки верховой езды и меча шехзаде Баязиду. Если вы желаете присоединиться, султанша, я буду рад.

– Присоединиться к Баязиду?! – задохнулась от возмущения Михримах.

Он не стал спорить, лишь склонил голову.

– Я предложил…

Михримах подумала, что у Рустема ловко получается выказывать уважение так, что это уважение не всегда безобидно. Паша славился своим острым языком, он высмеивал всех и везде, даже пашей в Диване, потому его боялись, а те, кто чувствовал, что может оказаться объектом насмешек, даже не любили. Но Рустем-паша никогда не позволял себе шутить над султанской семьей, даже над шехзаде. Однако насмешка, которая частенько сквозила в его глазах, придавала совсем иной смысл произнесенным словам.

– А вы только шехзаде учите? – неожиданно для себя произнесла Михримах. Она еще сама не успела осознать мелькнувшую задумку, а язык уже произносил нужные слова.

Рустем удивленно посмотрел на принцессу.

– Я же только что предложил вам…

– Не меня – Эсмехан Султан!

Конечно, Рустем знал племянницу Повелителя – дочь его сестры Шах Султан Эсмехан Султан, но никогда не слышал, чтобы та увлекалась владением мечом.

– Султанша желает учиться владеть оружием?

– Оружием? – нахмурила брови Михримах. – Нет, ездить верхом. Она сидит в седле, но не так хорошо, как … – хотела сказать «я», но произнесла иное, – …ваш любимец Баязид.

Рустем с трудом сдержал улыбку. Султанша готова заставить его заниматься верховой ездой с кем угодно, только бы отвадить от Баязида.

– Да, султанша, если позволит Повелитель.

– Позволит! – ехидно пообещала Михримах.

Если честно, то Эсмехан вовсе не собиралась учиться ездить в мужском седле, а в женском и без Рустема-паши держалась хорошо. Но разве можно отбиться, если Михримах что-то задумала?

– Зачем мне мужское седло?

– Я хочу, чтобы Рустем учил тебя, а не Баязида!

– Михримах… – застонала Эсмехан.

Они ровесницы и двоюродные сестры: мать Эсмехан Шах Султан, прозванная Хурбан за светлый цвет волос, и Повелитель – брат и сестра. Но насколько же девушки разные!

Вот и сейчас Эсмехан меньше всего интересовала перспектива превратиться в лихую наездницу. Михримах даже губу кусала с досады, понимая, что заставить Эсмехан раз за разом взлетать птицей в седло или поднимать коня на дыбы будет просто невозможно. Либо на это уйдет столько времени, что задумка потеряет смысл.

– Ладно, будешь ездить в женском седле. Или я научу тебя сама!

Подруга только промычала что-то маловразумительное, едва ли осознав перспективу стать ученицей Михримах.

– Эсмехан, на кого это ты смотришь? – подозрительно прищурилась Михримах.

Она никогда не видела подругу столь взволнованной и смущенной одновременно. Та, прикрыв лицо яшмаком, осторожно выглядывала с балкона второго этажа вниз, где во дворе Абас-ага, евнух Роксоланы, беседовал с каким-то рослым красавцем.

– Кто это?

Михримах пожала плечами.

– Шехзаде Мустафа.

На следующий день Михримах буквально вытащила Эсмехан на конную прогулку, но толку было мало: подруга рассеянна, и ее мысли заняты чем угодно, только не выездкой. И все же Михримах вынудила Эсмехан усвоить несколько уроков.

На счастье Эсмехан, Михримах отвлекли другие дела, несколько дней подруга могла пожить спокойно, но эти дни привели к неожиданному результату…

Эсмехан не ела, не пила, она лежала в постели, не желая никого видеть и ничего делать. Присматривавшая за принцессой Анвер-хатун даже перепугалась.

– Вай! Что с вами? Вы больны?

– Нет, отстаньте от меня.

Через день, отчаявшись уговорить принцессу принять хотя бы лекарство, Анвер-хатун отправилась к Михримах.

– Михримах Султан, нужна ваша помощь. Эсмехан Султан в депрессии.

– Какая еще депрессия, у нее жизнь спокойная, как у рыбки в пруду. Хорошо, я завтра зайду проведать принцессу.

Правда, завтра Михримах намеревалась поехать с братьями верхом, причем на сей раз должны отправиться все шехзаде, включая приехавшего из Манисы Мустафу. Конечно, сам Мустафа не поехал бы с братьями ни за что, но Повелитель тоже намеревался присоединиться и приказал быть.

У Мустафы сложные отношения с остальными шехзаде, вернее, он старательно не замечал братьев, словно тех и не было. Но отказать Повелителю не посмел. Его время не подчиняться еще придет, а тогда, в 1538 году, не рисковал.

Додумать о завтрашней поездке Анвер-хатун не позволила.

– Сейчас!

Михримах изумленно смотрела на калфу, она что, с ума сошла – приказывать принцессе?!

– Эсмехан Султан очень плохо, а Шах Султан в Стамбуле нет. Мне к Хуррем Султан идти? Но вы же с Эсмехан Султан подруги, может, вам расскажет, в чем дело?

– Хорошо, пойдем.

Эсмехан действительно выглядела несчастной и безучастной ко всему. На расспросы ответом были простые слезы.

– Вот видите, видите! – суетилась Анвер-хатун.

– Выйдите все прочь. Быстро! – крикнула Михримах.

Слуги вылетели за дверь и плотно прикрыли ее за собой. Ослушаться принцессу не рисковал никто, Михримах не племянница, а любимая дочь Повелителя, которой позволительно все.

Михримах присела на постель возле несчастной подруги, взяла ее безвольную руку.

– А теперь рассказывай, что стряслось.

– Ничего, – замотала головой Эсмехан, но полные слез глаза говорили совсем другое.

– Если ты будешь врать мне, я обижусь. Ты…

И тут она сообразила.

– Ты влюблена?!

– Да, – еле слышно прошептала Эсмехан.

– Влюблена…

Михримах с трудом сдержалась, чтобы не закричать от восторга. Надо же! Их Эсмехан влюбилась!

– Это замечательно!

– Нет, – последовал поток слез.

– Почему? Кто он?

В ответ только слезы.

– Ладно, – попробовала зайти с другой стороны Михримах, причем в буквальном смысле, потому что Эсмехан отвернулась от нее и зарылась лицом в подушку. Пришлось обойти постель и присесть с другой стороны. – Как его зовут?

Голос почти вкрадчивый: мол, я готова помочь.

– Мустафа, – прошептала несчастная влюбленная.

– Мустафа… – почти мечтательно повторила Михримах, словно пробуя имя на вкус.

Озарение сегодня приходило рывками, перед глазами возникла картина взволнованной Эсмехан, осторожно разглядывавшей кого-то внизу.

– Шехзаде Мустафа?!

– Да…

Михримах просто плюхнулась на постель. Нашла в кого влюбиться! У Мустафы гарем, он двоюродный брат, он заносчив… Красив, конечно… Да, не будь он братом, Михримах и сама могла бы влюбиться.

Нет, не могла бы! Таких зазнаек, как Мустафа, принцесса терпеть не может!

Ладно, свое отношение к старшему брату можно оставить в покое, а вот что делать с этой ревущей дурехой, которая не просто намочила все подушки, но и отказывается есть?

– А чего ты плачешь?

– Меня никогда не отдадут ему. И он меня даже не замечает.

– Мустафа никого не замечает. А он тебя видел?

– Да, я проходила по саду…

– Просто прошла мимо?

– А что нужно было сделать?

– Прекрати реветь, поешь что-то, хорошенько поешь, сходи в хаммам и чтобы к завтрашнему утру была готова ехать кататься верхом!

В Михримах проснулась деятельная натура.

– Зачем? – Глаза несчастной Эсмехан смотрели сквозь слезы, но уже с надеждой.

– Завтра все мы – шехзаде и я – едем с Повелителем кататься верхом. Мустафа тоже. Ты поедешь с нами!

– Но Повелитель меня не звал.

– Я зову, этого достаточно. Все, перестань реветь, кушай и пойдем в хаммам. Я с тобой.

Было непонятно, к чему относится это «с тобой» – то ли к походу в хаммам, то ли вообще.

Михримах решила все же сходить к султану. Она была одной из немногих, кто имел право выхода за ворота, конечно, в сопровождении евнуха и охраны, но все же.

Принцессу заметила Роксолана.

– Куда ты собралась, Михримах?

– Повелитель завтра едет со всеми шехзаде покататься верхом, хочу попросить у него разрешение поехать и Эсмехан Султан. Что ей сидеть одной?

– Ты к Повелителю? Подожди, я тоже пойду, у меня есть дела.

Так даже лучше, при матери отказать отец не сможет. Да и без того не должен бы.

Стоило войти в главный сад, почти сразу увидели Мустафу, который беседовал с Хадимом-пашой. Михримах пригляделась внимательней. Раньше никогда не задумывалась о том, каков старший брат, просто помнила, что хорош собой. Но если Эсмехан влюбилась, значит, есть во что.

Роксолана с тревогой наблюдала, с каким откровенным интересом разглядывает Мустафу дочь.

– Михримах, почему тебя интересует шехзаде Мустафа?

– Валиде, он красивый?

– Да, а почему ты спрашиваешь? – Тревога в материнском сердце росла, как облака в грозу.

– В него можно влюбиться?

– Ты влюблена в шехзаде Мустафу?!

– Нет, что вы! Я просто оцениваю его как мужчину.

– Михримах, прекрати говорить глупости. Повелитель дал тебе слишком много воли.

Почуяв, что дело может закончиться плохо, Михримах быстро зашептала матери:

– Это не для меня! В него влюблена Эсмехан Султан.

К тому времени они почти поравнялись с Мустафой. Игнорировать двух султанш сразу Мустафа не мог. Не мог, не имел права, все же перед ним была главная султанша… Но сделал это, он продолжил говорить с Хадимом-пашой, в то время как сам паша склонил голову перед султаншей.

И тут же поплатился. Голосок Михримах зазвучал громко и, как всегда, насмешливо.

– Шехзаде Мустафа, вы стали плохо видеть?

Мустафа только зубами заскрипел от наглости сестрицы, но вынужден был хотя бы кивнуть султанше.

– Хуррем Султан… Михримах Султан… Извините, я действительно вас не заметил, беседуя.

Всем своим видом шехзаде давал понять, что не заметить такую мелочь, как Михримах, нетрудно. Но Михримах этим не возьмешь; пользуясь тем, что большинство находившихся поблизости придворных обернулись или хотя бы прислушались, она также звонко продолжила:

– Хвала Аллаху! А то я забеспокоилась, что вы в своем санджаке совсем забыли правила приличия. Если вас, конечно, им вообще учили…

Зеленые глаза смотрели с вызовом.

Не давая брату опомниться, она тут же поинтересовалась:

– Вы завтра едете верхом, как пожелал Повелитель?

– Я еще не знаю. Возможно. – Мустафа откровенно злился из-за невозможности ответить ей резко. – Извините, султанша, у меня дела. Хуррем Султан…

Михримах бросила ему вслед:

– Мне сказать отцу, что вы не желаете кататься с ним и шехзаде?

Чертова девчонка! Мустафа даже зубами заскрипел. Знала, чем взять. Отказаться от приглашения Повелителя нельзя, это оскорбление султану. Обернулся:

– Я такого не говорил. Я сказал, что пока не знаю.

Михримах кивнула.

– Хорошо, я передам, что вы пока думаете, принять ли приглашение Повелителя.

Роксолана почти потащила дочь подальше.

– Хватит уже злить его, Михримах.

А вслед им неслось:

– Я поеду!

Михримах довольно кивнула.

– Вот теперь я точно знаю, что он поедет. Это чтобы не тащить зря Эсмехан, она, конечно, уже уверенно сидит в мужском седле, но не очень его любит.

– Что?! Ты и Эсмехан посадила в мужское седло?!

Михримах только плечами пожала.

– В женском она сидела и без нас с Рустемом-пашой.

Роксолана только вздохнула.

– Повелитель знает?

– Нет, мы сейчас ему об этом сообщим…

– Михримах, – зашипела мать, – закончится тем, что тебя саму посадят под замок.

Принцесса остановилась, ее бровь надменно приподнялась.

– Валиде, как вы думаете, зачем Повелитель позвал и меня кататься? Чтобы показать этим олухам шехзаде, и Мустафе в том числе, что прекрасно держаться в седле может даже девушка. Чтобы пристыдить их. А если и Эсмехан справится, то Селиму останется только рвать на себе волосы от позора.

– Он плохо ездит?

– Он ленивый тюфяк! Хорошо, что ему не грозит стать султаном, иначе империя просто заснула бы от такого падишаха. Вы поможете мне убедить Повелителя, что Эсмехан стоит ехать в мужском седле.

Эти переходы тоже в стиле Михримах. Роксолана только покачала головой.

– Кто возьмет тебя замуж…

– Тот, кого я сама выберу! – объявила строптивая принцесса.

У султана в это время был Рустем-паша. Услышав, что пришли Хуррем Султан и Михримах Султан, Повелитель кивнул:

– Гель! (входи)

Он тепло приветствовал жену и дочь, улыбнулся, кивая на Рустема:

– Мы как раз говорили о завтрашней поездке. Твоей лошади уже залечили ногу, но обещай не пускать ее галопом, чтобы не вылететь из седла.

– Хорошо, отец, – подластилась Михримах. – А вы обещайте, что Эсмехан тоже сможет поехать с нами…

– Пусть едет, я буду рад видеть племянницу, – рассмеялся султан и тут же получил продолжение.

– …в мужском седле.

Роксолане показалось, что только привычка скрывать свои эмоции и держать руки сложенными на виду не позволила Рустему-паше схватиться за голову.

– В мужском седле?! – ахнул Сулейман.

– Повелитель, она прекрасно держится. Конечно, не как я или Мехмед, но получше Селима. Пусть братцу станет стыдно, глядя на принцессу.

– Кто ее научил ездить верхом в мужском седле? – Султана не собьешь льстивыми речами, хотя разумность рассуждений дочери он отметил.

– Я! – объявила Михримах, твердо глядя в лицо отца.

– Ты?

– Я, Повелитель.

Но глаза Сулеймана смотрели требовательно, он очень не любил лжи. Пришлось со вздохом добавить:

– Ну, и Рустем-паша помогал… советами! – Михримах посмотрела на Рустема с вызовом; мол, без твоих советов могла бы и обойтись.

Султан не выдержал:

– Хуррем Султан, ты ошибочно родила это создание девочкой. Ей следовало быть шехзаде. Иди, не мешай мне.

– Так Эсмехан едет? Михримах упертая, если что-то задумала, лучше согласиться. Даже Повелителю.

Тот притворно вздохнул:

– Если она свернет себе шею, виновата будешь ты. Идите уже, мне нужно поговорить с Хуррем Султан.

Дождавшись, когда за дочерью и Рустемом-пашой закроются двери, Сулейман вздохнул уже не притворно:

– Хуррем, за кого ее можно будет выдать замуж? Язык словно жало.

– Она сегодня сказала, что только за того, кого выберет сама.

– Она выберет…

Рустем за пределами кабинета Повелителя осторожно поинтересовался:

– Султанша, зачем вам нужна Эсмехан? Действительно чтобы укорить шехзаде Селима? Но он не раз видел, как ездит принцесса.

– Это не мне нужно, это ей.

Михримах ходит так, что только накидка за спиной развевается. Конечно, рядом с матерью или кем-то из женщин она выступает степенно, но Рустема-то можно не стесняться, он свой.

– Ей? А ей зачем, похвастать перед Повелителем?

– Нет, перед…

Михримах вовремя прикусила язычок, остановилась, сверкнула зелеными глазами на своего наставника:

– Это женские тайны, паша!

Обдала его зеленым огнем и отправилась прочь, высоко подняв головку. Рустем невольно расхохотался вслед. Женские тайны… нет уж, как женщину он ее не воспринимал совсем. Конечно, Михримах выше матери, тонкая, стройная, он прекрасно знал, что красивая, поскольку рядом с наставником принцесса не закрывала лицо яшмаком, понимал, что она уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж и скоро выйдет, но…

И вдруг Рустема обожгло: а что «но»?

Хороша? Да. Умна? Да.

А еще страшно строптива, даже задириста, беспокойна, ловка и любознательна. Она знает почти все, что знает шехзаде Мехмед, который гордится своим образованием. Хорошо владеет клинком и прекрасно держится в седле, стреляет из лука…

Это все Рустему знакомо давно, сам многому учил или хотя бы тренировал. Но сейчас впервые осознал, что Михримах девушка – красивая, стройная, с заливистым, очень похожим на материнский смехом и звонким голосом …

И глаза у нее зеленые… а губы алые, небольшие… шея высокая с нежной кожей… и на щеке кожа тоже нежная, как у персика, вызревшего на ласковом солнышке…

Сердце паши вдруг застучало как-то… Нет! О Михримах таким образом даже думать нельзя! Нет, она только ученица – способная, даже талантливая, она строптивая принцесса и все тут!

Но перед глазами стояли насмешливые зеленые глаза, и в ушах звучал серебристый голосок, объяснивший ему о женской тайне…

Рустем так задумался, что вздрогнул, услышав голос Хуррем Султан:

– Рустем-паша, зачем вы взялись обучать верховой езде еще и Эсмехан Султан? Одной проблемы мало?

Кивок султанши в сторону ушедшей – вернее, умчавшейся – дочери показал, кого Роксолана считает проблемой. Губы Рустема чуть тронула усмешка:

– Нет, султанша, я не учу Эсмехан. Да и Михримах уже не учу тоже, она прекрасно держится в седле.

Михримах никуда не ушла, она стояла снаружи, беседуя с приехавшей и Эдирне, дочерью Фатьмы Султан Ханзаде Султан, еще одной племянницей Повелителя.

– Я говорила Ханзаде Султан, что мы завтра едем кататься верхом. Она тоже просится.

Ханзаде вдова, недавно потерявшая мужа, избавиться от которого мечтала с первого дня замужества. Потому у султанши любой мужчина моложе шестидесяти вызывал интерес.

– Рустем-паша, я слышала, что вы теперь третий визирь?

– Да, султанша, – кивнул изумленный Рустем. Ей-то какое дело? Для Рустема существовала султанская семья, состоящая из самого Повелителя, его пятерых сыновей и дочери и Хуррем Султан как единственной жены, и весь остальной мир, до которого дела не было. Ханзаде Султан в понятие султанской семьи не входила.

– Я тоже хочу поехать покататься завтра.

Михримах напряженно наблюдала, как двоюродная сестра блестит глазами на Рустема-пашу. Вот еще! Будет тут на их Рустема заглядываться! Принцесса дернула плечиком.

– Вон там спроси разрешения! – кивнула назад в сторону кабинета Повелителя.

– Да, я спрошу у Повелителя. Как раз иду к нему передать письмо от матери.

– Могла бы и евнуху отдать, – пробормотала под нос Михримах.

Настроение было испорчено. Объяснить почему принцесса не смогла бы и сама. Испорчено, и все тут.

– Рустем-паша, вы теперь и ее будете учить ездить?

Рустем удивленно покосился на принцессу.

– Я учил только вас и ваших братьев.

– Ладно, мне пора, пойду обрадовать Эсмехан.

Глядя вслед стремительно удалявшейся дочери (всегда было забавно наблюдать, как следом за принцессой семенят ее евнухи), Хуррем покачала головой.

– Достается вам от нее, Рустем-паша?

– Я привык…

Глаза у дочери, как у матери, ум такой же, в кого характер? Рустем почему-то подумал: неужели и Хуррем Султан была такой же строптивой в молодости? Как же Повелитель с ней справился?

И осадил сам себя: тебе-то какое дело?

Рустем не заметил, как за ним внимательно наблюдает султанша. Хуррем усмехнулась: да, эти всплески возмущения не зря…

Вечером она осторожно сказала мужу:

– Сулейман, мне кажется, что эти двое неравнодушны друг к другу.

– Кто?

– Михримах и Рустем-паша.