К Дивногорью
И снова, налегая на оглобли, натужно замычали волы, заскрипели колеса возов, подставили свои плечи сильные мужчины, помогая повозкам сдвинуться с места. Обоз отправился вперед в неизвестность. Обратного пути теперь уже не было. Каждый чувствовал, что скорее пропадет там, в чужих землях, чем повернет обратно. И каждый верил, что именно его минет тяжелая Доля, что он сможет выжить и привести своих детей в заветные Земли за далекими горами.
Постепенно мысли о цели их похода заслонил сам поход. То колесо попадало в яму, то с воза что-то падало, то снова и снова начинал верещать поросенок, его визг подхватывали несколько других, то приходилось решать, с какой стороны обходить перелесок, что виднелся на пути… Ежеминутные заботы поглотили все внимание идущих.
Наладить движение не так легко, только опытный и разумный сможет поставить возы с толком, чтобы впереди оказались самые толковые и упорные, чтобы не было отставших, чтобы не пропустили нежданную угрозу ни с какой стороны. Трудно родовичам, но еще труднее князьям.
Рус еще с тремя выезжал вперед, разведывая дорогу, оглядывал округу, пытаясь понять, нет ли кого чужого поблизости. Кто-то забирался на высокие деревья, выглядывая вдали дымы костров. Пока никого не видели, первый день шли по пустым землям. Надолго ли?
Словен держал под собой середину и хвост обоза, кого подгоняя, кому помогая крепким плечом. Время от времени раздавалась его команда «Сто-о-ой!» и цепочка останавливалась. Это означало, что случилось что-то серьезное – соскочило колесо, треснула у воза ось… Оставлять человека самого справляться с поломкой опасно, все же не дома. Вот и вставал весь обоз. Иногда справлялись быстро, иногда, когда, не выдержав тяжести, ломалась ось повозки и ее приходилось менять, стояли долго.
Пока одни разгружали воз, другие быстро вырубали ближайшее крепкое деревце, ошкуривали его, укорачивали до нужной длины и насаживали новую ось. Выходило небыстро, многие даже волов распрягали, позволяя попастись на сочной после двухдневных дождей травке.
Однажды это едва не закончилось бедой. Хорошо, Ратай заметил вола, упорно углублявшегося в лес, не то потеряться бы тому и стать добычей неотступно следующих за обозом волков. Упрямый вол ни в какую не желал возвращаться под ярмо, пришлось звать на помощь сородичей. Хозяин настырного животного тихий Извек только руками разводил:
– Да как же это он… да что же это он…
Рус хохотал:
– Не снимай с него ярма и по ночам, не то удерет к Рипейским горам сам без тебя!
Словен не смеялся, наоборот, строго выговорил нерадивому хозяину. Потеря вола и впрямь дело серьезное, один долго не протянет, значит, семья останется без воза и весь скарб с него придется тащить другим. Извек слушал князя, низко опустив голову, понимал свою неправоту.
Один из возов, колесо которого попало в глубокую яму, перевернулся. Все бы ничего, поднять не трудно, только на возу оказалась куча горшков, и от большинства остались одни черепки. Хозяйка всплескивала руками, причитала, обливалась слезами, но что можно поделать с этой горой ненужных теперь обломков? Остались лежать, отмечая пройденный путь.
Словен приказал внимательно смотреть под ноги волов, а не по сторонам. Стало ясно, что на привале придется основательно перетрясти возы, чтобы потеря одного не стала бедой для всех.
Двигались медленно, очень медленно, до вечера успели уйти не так уж далеко. И все же остановиться решили задолго до сумерек, надо было понять, что в движении не так, загодя заготовить валежник для костров, распределить охранников на предстоящую ночь.
Словен распорядился поставить повозки в круг, чтобы было легче охранять и от непрошеных гостей, и от хищников. Круг получился довольно большой, места хватило и для костров, и для волов, и для лошадей. В первую ночь не рискнули никого оставлять снаружи.
Женщины занялись разбором скарба, необходимого для приготовления еды, несколько человек отправили за валежником к ближайшему леску, другие ушли за водой. Князья объезжали обоз, когда кто-то вдруг закричал, что вдали всадники!
Затрубивший рог быстро позвал обозников под защиту возов, но спрятаться не успели. Стало видно, что по их следам едут двое всадников, причем на одной из лошадей сидели двое. У Руса мелькнула шальная мысль, что это Хазар решил присоединиться к братьям! Но оказалось все не так.
Беспокойство обозников рассеялось, когда раздался крик Славуты:
– Отец! И Уля!
Как мальчишка смог разглядеть родных на таком расстоянии, непонятно, скорее не увидел, а почувствовал.
Так и было, это догонял обоз отец названого сына князя Руса. Именно он сидел на спине одной из лошадей, бережно прижимая к себе дочку. Оказалось, что жена умерла, не дожив даже до утра, он попросил сородичей похоронить и бросился вслед за ушедшими. Успел вовремя, Хазар со своими людьми плот еще не отпустил и велел переправить бедолагу на этот берег и даже помочь догнать обоз:
– Пешим ходом может не догнать. И сам пропадет, и дочку погубит. Везите!
Сопровождавшего всадника долго уговаривали остаться на ночь, но тот отговаривался другом, ждущим у плота. Дали на дорогу снеди и снова долго смотрели, как превращается в точку последняя связь с родимым градом…
Чуть в сторонке, обнявшись, горько плакали двое малышей Ратмира. Отец прижал их головки к себе и, гладя, уговаривал:
– Матушка в Ирии. Ей не больно, не страшно, ей хорошо. Не плачьте, она вас видит и тоже плачет.
К нему подошла Илмера, обняла маленькую Улю, подхватила на руки:
– Пойдем, я тебе козочку покажу.
А перед Славутой присел Рус:
– Эй, ты не девчонка, не должен плакать. Крепись.
Малыш шмыгнул носом, растирая горькие сиротливые слезы по лицу.
– Ратмир, а мы с тобой ныне братья, про то ведаешь?
– Как это, князь? – насторожился вдовец.
– Я Славуту вчера сыном назвал. Выходит, и ты мне брат.
Отозвался Словен:
– А мы все братья! У нас других сородичей более нет, потому друг за дружку крепко держаться должны.
Обозники согласно загалдели. Они не просто сородичи, а братья. Ни чужих детей, ни чужой боли теперь нет, все общее – и радость, и беда, и заботы. Пока не дойдут до заветной цели, каждый должен стоять за всех и все за каждого. Только так можно выдержать, только так сохранить Род.
От сознания, что они едины и сильны, стало легче и веселее. Быстро развели костры, женщины резали и бросали в котлы коренья для варева, ощипывали набитых на ближайшем озерце уток, кто-то кормил и укладывал спать уставших детей, кто-то чинил возы, кто-то обихаживал волов… Все были при деле, и все готовы отдать свою силу, свой ум для общего дела.
Это очень понравилось Словену, хотя тот сомневался, что такого настроя хватит надолго.
Безмерно уставший Тимар разбрасывал прутья вербы, пытаясь понять, все ли так, как надо. Гадание раз за разом подтверждало, что все идет хорошо.
Заметив, что волхв закончил, к нему подсел Рус:
– Тимар, а как мы найдем нужную реку?
– Боги подскажут.
– А она далеко?
Тимар усмехнулся: какой из Руса пока князь? Он совсем мальчишка! Ничего, время все расставит по своим местам, в трудные годы люди взрослеют быстро…
– Дойдем, увидим.
– Расскажи о Рипейских горах…
У волхва от усталости и язык не ворочался, но, понимая, что слушает не один Рус, пересилил себя, начал говорить. Постепенно к их костру подсело большинство обозников. Остались только те, кто охранял стоянку снаружи.
В черное ночное небо с россыпями звезд летели искры костра. Они едва вырывались за пределы светлого круга и гасли. Стояла душная июньская ночь, а люди с восторгом слушали о сверкающих горах, покрытых снегом, реках, текущих в золотых берегах, множестве животных, заполонивших леса этих гор, о птицах, гнездящихся в таком числе, что и в гнезда садятся по очереди, о рыбе, от которой весло в воду не опустишь… Всего вдоволь у Рипейских гор и за ними…
– Это ж какая красотища должна быть!.. – закрутил головой Ворчун. – Чтоб реки в золотых берегах… Сам себе позавидуешь!
На миг стало тихо, потом кто-то поинтересовался:
– Почему себе-то?
– Я увижу такую красоту, а кто дома остался, нет.
Вокруг рассмеялись.
И нестрашными казались годы пути, снега неведомых гор, чудища неведомых лесов.
Наконец Словен скомандовал, что пора спать. Все верно, если каждый раз сидеть до полуночи у костра, то как днем идти?
Большинство, даже сильно устав, долго не могли уснуть, и снились им высокие сверкающие вершины и золотые берега рек…
Дальше двигались с такой же умопомрачительной скоростью, а потом и вовсе встали на целых три дня! Медлительность сводила Словена с ума, но ему возражали: мы куда торопимся? Все одно за это лето не дойти, к чему губить людей и волов?
Встали по просьбе… женщин! Приближалась купальская ночь, и Илмера потребовала от брата, чтобы обоз задержался для сбора трав.
– Что?! – возмутился князь. – Мы травки собирать будем или горы Рипейские искать?!
– Рипейские горы никуда не денутся, а без трав нам не выжить зимой!
Илмера была непреклонна, Словен и сам понимал, что она права, у трав самая сила в купальскую ночь, это лучшая ночь и лучший рассвет в году, упускать его нельзя. Но почему нужно стоять три дня?! Неужели мало одной купальской ночи?
Сестра возразила:
– А где мы искать травы будем? Бегать по округе перед рассветом?
Словен вздохнул, и снова она была права, травы нужно сначала приглядеть, чтобы собирать потом споро и безошибочно. Он слышал, как все предыдущие дни Илмера учила девочек, показывая каждую травинку, попадавшуюся на пути. Дивился: и как она столько помнит? Сродни ей только Тимар, но тот волхв, ему положено…
Илмера действительно старалась обучить девочек и молодых девушек всему, что знала сама, а знала она многое.
Женщины разошлись по округе разыскивать травы. Удаляться одним было опасно, потому их сопровождали крепкие мужчины. Сначала Рус увязался с Илмерой, хотелось послушать ее, помнил, что сестра знает много полезного, но потом все же вернулся в стан.
А Илмера принялась объяснять Поруси:
– Смотри, плакун-трава. Видишь, на листочках словно капельки висят, слезки. Эта травка успокаивает, а особо хороша против всякого колдовства, лучшей защиты нет. Там, где плакун растет, нечисти не место. Давай немного нарвем и где рвали, запомним…
Девочка кивала, но запоминала мало что. Не потому, что была бестолкова, просто все ее внимание сосредоточилось на князе; пока Рус ходил рядом с ними, Порусь была точно во сне. Но стоило ему начать зевать и отправиться прочь, как девочка проснулась. Илмера только покосилась на юную помощницу, но ничего не сказала.
Вечером она долго сидела над своими камешками и веточками, потом, хитро улыбаясь, убрала их в заветный мешок, к которому, как и Тимар к своему, никого не допускала, и с того дня стала куда усердней учить Порусь, словно знала про нее что-то наперед.
Пока женщины приглядывали травы, чтобы собрать их в купальскую ночь, мужчины решили, что пора и поохотиться. Но не на мелочь, какую стрелой взять нетрудно, а на крупную добычу. Охотиться тоже надо с умом и по закону. Нельзя брать молодняк, как бы ни было мягко его мясо. Нельзя трогать старых животных, если добегал олень до старости, значит, уважай ее. Бить можно только тех, кто способен защититься или убежать, а это самые сильные и молодые. Тогда охота будет честной.
Но к сильным и молодым труднее всего подобраться, их тяжело убить, а раненых догнать. Раненого зверя догнать и добить надо обязательно. Негоже оставлять истекать кровью того, кого не смог убить легко. Конечно, в лесу всегда найдутся желающие поживиться свежатинкой, но это позор для охотника.
Рус с Ратаем и Инежем выбрали для охоты оленье стадо. Было видно, что зверь непуганый, людей не боится, но и к себе не подпустит. Ратай вдруг потянул за собой и лошадь.
– Это зачем?
– Спрячусь.
Рус невольно фыркнул: боится, что ли? Но бывалый охотник знал, что делал. Он легонько подтолкнул лошадь в сторону пасущихся оленей, подходя к ним с подветренной стороны. Ветерок легкий, но запах все равно донесет. И тут Рус понял: Ратай прикрывается запахом коня, чтобы не учуяли его собственный!
Но охотник и прятался за конским крупом тоже. Сначала олени уставились на мирно пасущуюся лошадь, пытаясь понять, не опасна ли она. Ратай выдержал, не выдав себя ничем. И только оказавшись на расстоянии полета стрелы, наконец заглянул под брюхо своей кобылы, потом резко выглянул и… Олени метнулись в сторону, но было поздно, самый крепкий уже нес в шее смертоносную стрелу! И выпущена она точно – перебила самую нужную жилу, далеко не убежит.
Рус с Инежем бросились вслед удиравшему оленю. Но тот сдаваться не собирался, он несся, несмотря на кровь, капающую из раны. Далеко в лес заходить нельзя, все же места чужие, потому Русу пришлось послать еще одну стрелу. Эта сделала свое дело.
Нашли оленя совсем неподалеку, упал, бедный, и смотрел на подходивших людей большими грустными глазами. Добив животное, чтоб не мучилось, его подхватили и потащили в стан. Вокруг крутились собаки, чуя свежую кровь, слизывали капли с земли, норовили ухватить и с самой шкуры. Рус пнул одну из них, обиженная псина отлетела в сторону, заскулив. Остальные отошли, понимая, что получат тоже. Не хватало, чтобы собаки попортили хорошую шкуру!
Вечером родовичи лакомились свежатинкой. В другой охоте – на кабана – участвовал Ворчун. Все приготовились потешаться над его рассказами, но, к удивлению Руса, сколько князь ни поддевал старика, тот расписывать свои заслуги не стал. Посмеяться не вышло.
После обильной трапезы Тимар поманил Руса за собой. Присев чуть в стороне, он неожиданно стал рассказывать о человеке, жизнь которого поделилась пополам. В молодости он был сильным и удачливым, хорошим охотником и балагуром, которого любили все. Но случилось так, что они с будущим князем полюбили одну девушку, и та выбрала князя. Горе ли сказалось, но на охоте случилась беда, после которой человек долго лежал недвижим. Встав на ноги, он ушел куда глаза глядят. Смог ходить и даже жить как все, но уже не был ни таким хорошим охотником, как раньше, ни удачливым человеком. А ведь так хотелось быть не хуже других…
И тогда человек стал придумывать себе эту удачливость. В своих рассказах он обретал то, чего не было в жизни. Люди понимали это и смеялись, забывая о том, что человек добр и не жаден, что готов прийти на помощь слабому и отдать последнее, что у него есть… Как иногда слепы люди, не замечая главного, а видя только то, что унижает.
Рус опустил голову:
– Я понял…
– А я и не сомневался, что поймешь, иначе не стал бы с тобой говорить.
Когда на следующий день кто-то снова попытался посмеяться над Ворчуном с его охотничьими успехами, князь вдруг схватил насмешника за грудки и прошипел:
– Если еще слово против Ворчуна скажешь…
– Ты что, Рус? Он же болтун!
Рус, которому Тимар многое поведал о том, каким был Ворчун в молодости, расхохотался:
– Да он и малой толики не рассказал о том, что с ним и правда было! Ворчун в молодости быка к земле прижимал руками! И стрелу посылал дальше всех!
Если бы это сказал сам Ворчун, хохотали бы до упаду, но против Руса никто не посмел возразить. Да и не врал Рус никогда. Кто-то все же усомнился:
– С чего ты взял?
– А мы его много слушаем? Только начнет говорить, сразу хохот. Мне Тимар рассказал, он врать не станет.
После этого Ворчун бочком подошел к Русу и пробормотал:
– Ты… это… благодарю. Хочешь, научу наконечник особый делать, как у меня когда-то был?
– Хочу, – кивнул князь.
Хороший урок преподнес Русу Тимар: не всегда человек таков, каким ты его представляешь, нужно уметь увидеть нутро и поверить в лучшее, что есть внутри. Несколько дней Ворчун ходил за Русом как привязанный, угождая во всем, пока тот не рассердился:
– Ты мне ничем не обязан! Я сказал правду, все послушали. И перестань в глаза заглядывать!
– Рус, можно я в твоем Роду буду?
– Какая разница, мы же все вместе.
– Я лучше в твоем.
Словен, узнав о происшедшем, посмеялся:
– Ты никак себе нового приятеля нашел?
– Словен, смотри, какие у него наконечники!
Оружие князь ценить умел, пригляделся внимательней, велел позвать Ворчуна. Тот подошел перепуганный, но увидев Руса, успокоился, теперь он верил, что молодой князь его никому не даст в обиду.
– Это ты делал?
– Я.
– Как?
– Покажу, если хочешь.
– Научи охотников, пусть посмотрят.
У Ворчуна началась новая жизнь. А ведь он не раз уже пытался объяснить, что наконечник можно чуть переделать и бить он будет куда надежней. Теперь старик ходил важный и довольный собой. А на Руса по-прежнему смотрел с обожанием.
С первых дней жизнь обозников изменилась не только потому, что шли и шли, но и в том, что пришлось быстро забыть о разделении по семьям. Когда-то Словен сказал, чтоб женщины договорились меж собой про горшки да котлы. Но сговариваться пришлось обо всем. Теперь не было твоих или моих посудин, волов, возов, не было чужих детей, не было чужих забот. Только топоры да ножи, да еще одежда и амулеты на шеях оставались у каждого разные.
Деды сказывали, что так бывало раньше, когда жили все одной огромной семьей, детей только заводили каждый своих, а растили вместе, охотились, кормились, любую беду и радость переживали вместе. Но как построили дома да города, так и стали считаться: мой двор – твой двор, моя овца – твоя овца, мой котел – твой котел. Теперь поневоле все общее, и от этого только спокойней и надежней. Сломалась ось у воза или соскочило колесо – родовичи тут как тут, подсобят. Не смог поохотиться – накормят, не тянет вол – подтолкнут, часть скарба заберут на другой воз. Но и силы каждого требовались тоже всем, стыдно было лениться или увиливать от работы. В обозе не то что в городе, здесь каждый человек на виду, быстро приметят и высмеют, если отлынивать.
Да только оказалось, что, когда все вместе, и работа не так трудна, и путь не так тяжел.
Обоз снова встал на два дня – решили дать отдых волам и попасти овец, которые уже устали трястись на возах со связанными ногами. Неподалеку озерцо, в ложбинке ручей со сладкой водой, травы вокруг – хоть заешься! Женщины занялись скарбом, котлами, мужчины пасли скотину, чинили то, что требовало починки, понемногу охотились, ловили рыбу. Словен с помощниками осматривал округу, чтобы не было неприятных неожиданностей.
К вечеру все устали так, что хоть вались и спи посреди степи. Родовичи сидели, глядя на заходящее солнце, и тихо беседовали о предстоящем и трудностях пути.
По всему стану раздавался стук дерева о дерево – Рус в стороне учил Третьяка, сына Инежа, биться на жердинах. Мальчишка старательно размахивал своей, пытаясь попасть молодому князю по ногам, но тот ловко отбивал одну за другой его попытки. Сначала не очень получалось у самого Третьяка, потом наловчился, движения стали уверенней, но одолеть Руса, конечно, не мог.
Внезапно на помощь приятелю пришел Воймир, он тоже схватился за жердину и осторожно подбирался к князю сзади, чтобы подсечь того под колени. Это заметил Славута, заверещал так, словно били его самого. Рус только чуть повел глазом в сторону новой опасности, легко отскочил и тут же выбил оружие из рук Третьяка. Тот растерянно замер. А вот Воймир сдаваться не собирался, тоже отскочил, уходя от жердины князя, и выставил свою вперед, мол, не боюсь.
Рус хмыкнул:
– Ишь ты!..
«Бой» разгорелся с новой силой. Воймир был старше, а потому ловчее и сильнее Третьяка, но одному с Русом не сладить, вот-вот полетит наземь и он. Князь сделал знак, чтобы остановился, но прекращать забаву явно не собирался. Снова махнул Третьяку:
– Бери свою, нападайте с двух сторон.
Вокруг уже собрались любопытные, интересно посмотреть, как ловко уворачивается и бьет, в свою очередь, Рус. Родовичи качали головами:
– И ничего ему, бугаю, не делается! Точно и не пер со всеми целый день, не ломал спину, вытаскивая возы, не носился по округе, когда другие уже отдыхали…
Сила и выносливость Руса нравились родовичам, добрый князь… будет. Пока никто не воспринимал его настоящим князем, только что считались в его Роду, а заправлял всем Словен.
Особенно любили Руса мальчишки. Кто еще мог по вечерам на привале часами показывать, как мастерить всякую всячину, учить делать стрелы, метать ножи и дротики, незаметно подползать в глубокой траве к выбранной жертве, подражать голосам птиц?.. У большинства взрослых попросту не оставалось сил и времени на это, а Руса и усталость не брала, и охота возиться с мальчишками не пропадала. Он был рад, что его выносливость и умения пригодились Роду. Зато и младшие родовичи ходили за ним табуном, точно за своим пастухом, и глядели с обожанием.
При этом никто не обращал внимания на тоненькую светленькую девочку с толстой косой, которая тоже не спускала с молодого князя глаз. Видя, как тот ловко уворачивается, а потом еще и со смехом валит нападавших на него мальчишек в большую кучу, Порусь почти завистливо вздыхала. Как бы ей хотелось тоже быть мальчишкой! Она сильная и ловкая и мальчишкой была бы таким же. Увидеть восторг в синих глазах Руса – это казалось самым главным в жизни.
Но кого интересовала совсем еще не оформившаяся девочка… К Русу так и льнули взрослые девушки и молодые женщины. У родовичей не принято корить за любовь или держать силком, а уж отправившиеся с обозом девушки без старших и вовсе чувствовали себя вольными. Кто знает, как бы повернуло, будь Рус менее разборчив, но синие глаза князя одинаково спокойно смотрели и на прелести молодых вдовушек, и на тонкие станы юных дев. Где уж тут Поруси – голенастой и большеротой, только одни глазищи на лице и заметны… Но глазищами такого разве заманишь? Девочке оставалось только вздыхать.
Странно чувствовал себя Словен. Уже много лет с самой смерти отца он страстно желал взять под себя Род, себе же в этом не сознаваясь. Нет, он не хотел мешать Хазару, Словену был нужен свой Род. И когда стало понятно, что придется уходить, принял это решение с легким сердцем, был готов. Только вот куда – не знал, может, потому и тянул раньше. Даже вставая перед людьми с призывом выделиться, куда идти, не ведал.
Нежданное предложение Руса вдруг все поставило на свои места. Так просто – идти искать Землю предков! Как же это ему самому не пришло в голову? Но такое придумать мог только горячий, порывистый Рус.
И теперь все было по желанию Словена. Он хотел получить Род, он его получил. Хотел увести куда-нибудь – увел. И цель нашлась достойная – горы Рипы и Земля предков.
Почему же ему так тяжело? Нет, Словен не жалел об уходе. Только править таким Родом оказалось трудно. Одно дело, когда жизнь налажена и определена на многие годы вперед, когда все происходит по обычаям предков, каждый знает, как поступить в том или ином случае, что скажут родовичи, не осудят ли старшие… Если чего не знаешь – научат, запутался – подскажут, оступился – поправят. Всегда были старшие в Роду, за кем мудрость предков, опыт многих поколений. Главная у трепольцев – женщина, ей поклоняются, ее оберегают, ее слово всегда самое сильное.
А теперь? Мужчины вдруг осознали, что отныне, пока не завершен путь, они главные, им решать. Это непривычно, слово хозяйки очага всегда было решающим.
У очага распоряжаются по-прежнему женщины, но в остальном они вдруг стали не первыми. Кто тянет волов, кто без конца вытаскивает застрявшие возы? Кто разведывает путь впереди? Основная тяжесть легла на мужские плечи. Что могут посоветовать женщины, если нужно сменить ось у повозки? Разве их даже самые сильные руки и плечи вытащат возок из ямы или поднимут, если тот перевернется?
В обозе почти нет стариков, а если и есть, то такие, как Ворчун, с ним советоваться, что кричать в бурю против ветра – никакого толка. Мудр один Тимар, но не все же взваливать на волхва. И он, Словен старший, сам вызвался, ему решать за всех.
Молодые ретивы, им все легко, а думать за них кто будет? Получалось, что князь. Один за всех. И ответственен тоже один за всех. Словен сознавал эту тяжелую ношу, был одновременно и рад ей, и озабочен. Раз принял, то хотелось, чтобы все делалось по его воле, и ничего, что эта воля все чаще была слишком жесткой!
Трудно, но благодаря неожиданному предложению Руса у Словена появилась большая цель, настолько большая, что он готов посвятить ей всю свою жизнь, пожертвовать чем угодно. И князь не жалел ни себя, ни людей. Каждый миг этой новой жизни он отдавал мечте, требуя, чтобы то же самое делали и остальные.
Первой перемену почувствовала Полисть. Словен стал не просто невнимателен к жене, он легко раздражался, даже приходил в ярость от ее попыток хоть как-то упорядочить жизнь.
К чему заботиться о пропитании и удобстве для сна? К чему вообще о чем-то заботиться?! Какая разница, разбит ли горшок, порвана ли одежда, набит ли живот, люди валятся с ног от усталости? Вот дойдем до Рипейских гор, там и будем отдыхать, вкусно есть и много спать. А пока все силы нужно бросить на то, чтобы идти скорее…
Слушая такое, Полисть содрогалась. Однажды она осторожно спросила, что будет, если поход продлится долго, очень долго, ведь Тимар сказал, что пройдет много лет… Словен расхохотался в ответ:
– Значит, много лет будем спать под возами и есть сырое мясо! Потерпи!
– А если… мы совсем не найдем…
Договорить не успела. Словен, словно обезумев, схватил ее за руку, подтащил к себе и зашипел в лицо:
– Не смей сомневаться, слышишь?!
Испуганная Полисть закивала, мысленно клянясь больше никогда не задавать мужу таких вопросов.
Но перемены в нраве Словена заметила не только его жена, все обозники почувствовали, что князь стал резким, иногда даже злым. Тимар решил поговорить со Словеном.
– Почему ты не собираешь сход? К чему все решать самому? Один ум хорошо, а несколько лучше.
– Кого собирать? Ворчуна? Или, может, Славуту?
– И без Ворчуна есть кого. Ратмира, Горобоя, Колоту, Инежа… Почему с братом не советуешься?
– С Русом? Он совсем мальчишка!
– Но он многое примечает и хорошо соображает.
Словен решил высказать свою боль:
– Тимар, я о другом думаю. Род – это несколько поколений. Это старики, люди средних лет, молодежь и дети. Старики – мудрость предков, средние – опыт живущих ныне, а у нас их почти нет, в обозе много молодежи. Без стариков ими трудно управлять, кто передаст им знания, научит жить?
– И ты об этом задумался?
– А кто еще?
– Рус давно уже задавал мне эти вопросы. Вы правы: хорошо, что в обозе много молодых, так легче идти, но плохо, что их некому учить… Исправить ничего нельзя, потому придется учить нам с тобой. И новому Роду нужен новый волхв.
– А… ты?
– Я уже стар, Словен, а чтобы стать волхвом, одного лета недостаточно.
– Кого? – просто поинтересовался князь, хорошо понимая, что старик уже все продумал.
– Хочу твоего сына Волхова. Он мальчишка способный, знает уже многое, если захочет, из него выйдет сильный волхв. Слово отца…
Конечно, самому бы князю волховать, но Словена никогда к этому не тянуло, а сын – это хорошо, потому согласно кивнул.
Немного поговорили о Волхове, потом князь все же поинтересовался:
– Почему Рус спрашивал тебя?
– Он тоже князь и заботится о Роде.
– Князь… – рассмеялся Словен. Нет, о Роде придется многие годы заботиться только ему.
– Ты почему Полисть обижаешь невниманием?
– Это она тебе пожаловалась? – У Словена заходили желваки.
– Ты плохо знаешь свою жену, Словен. Она никогда не станет жаловаться. И без жалоб вижу.
Не зная, что ответить, князь поморщился:
– Это с чего?
– У счастливой женщины глаза блестят, и она их блеск прячет, чтоб не сглазили. А у несчастной не блестят, но тоже прячет, чтобы не заметили.
– Так какая разница?
– Я заметил.
– Тебе показалось.
– Словен, Полисть хорошая женщина, если она тебе не нужна, отпусти к Русу.
– К кому?! – вытаращил глаза князь.
– Брату отдай.
– Зачем она ему?
– Рус давно на Полисть заглядывается, неужто не видишь?
– Он сам подсказал мне на ней жениться…
– Чтобы девушку от смерти спасти. Он не мог жениться без позволения князя как старшего брата, а ты мог, ведь ты был вдовцом.
Словену стало досадно. Полисть ему нравилась, хотел взять за себя, но не хотелось враждовать из-за жены с Хазаром. Но чтоб девушка и Русу нравилась, такого не замечал. Была еще одна причина досады – ревность к брату. Строптиво проворчал:
– Но и Полисть ко мне тянуло, сама говорила.
– Вот и не упускай этого. Не порть жизнь Полисти и себе, другой такой тебе не найти.
Тимар уже пожалел, что сказал Словену о Русе, теперь князь будет маяться ревностью. Но если сделанное можно переделать, то сказанного не воротишь, как ни жалей. Оставалось надеяться на разумность Словена.
– Князь, ты хоть со мной почаще советуйся, подскажу. Не бери все на себя, слишком тяжкая ноша. И не требуй от людей невозможного.
Трудно сказать, что из услышанного понял Словен, наверное, все, но запомнил больше слова о брате и своей жене. Вот это беспокоило Тимара. Позвал к себе Илмеру.
О чем так долго беседовали волхв и сестра князей, не знал никто, но, видно, были причины.
Когда куда-то отходил мальчишка, все взрослые, заметившие это, с тревогой следили за ним глазами, все же вокруг чужие земли. Если взрослый человек – глядели спокойней. А когда на берег реки удалился Тимар, никто и внимания не обратил. Волхву людская толпа помеха, ему одиночество нужно, чтобы с богами говорить. Он да Илмера уходили и появлялись вдруг и жили словно своей жизнью. Она не была отдельной от обоза, но оба никого в нее не пускали. Даже Волхова, который теперь вечно крутился подле Тимара.
Волхв действительно удалился от людей, чтобы вести неспешные беседы с себе подобными. Усевшись на камне, он достал из кожаного мешка какие-то фигурки, разложил, некоторое время внимательно смотрел на них и переложил иначе. Если бы кто-то подсмотрел со стороны, показалось бы, что Тимар разговаривает сам с собой. Он спрашивал, снова переставлял фигурки, к чему-то прислушивался, еще и еще раз перекладывал… В конце концов достал из мешка старательно свернутый длинный кусок коры и принялся что-то выводить на нем угольком.
– Здесь я тебя подожду…
Казалось, это был только шепот ветра, колышущего кусты неподалеку, но Тимар кивнул:
– Я постараюсь, Молибог. Я очень постараюсь…
Зря Тимар думал, что его никто не видит: стоило старику взяться за свой мешок, как от обоза в ближайшие заросли ужом скользнул Волхов. Дождавшись, пока его учитель отправится на берег, мальчик поспешил следом, таясь и прячась, но не упуская Тимара из вида. До камня на берегу Волхову удалось добраться незамеченным, но только тогда, когда волхв уже заканчивал. Правда, мальчик все же услышал имя Молибог. Кто это? Любопытно, но как спросить у Тимара? Поймет ведь, что подглядывал, и больше не станет учить. А Волхову уже очень понравилось знать то, чего не знают остальные, уметь больше других, но главное, понравился тот страх, который появлялся в глазах мальчишек, стоило ему напомнить, что учится у волхва. Тимара любили и не боялись, а вот Нубуса побаивались, Волхов хотел стать таким, как Нубус. Однажды он спросил у Тимара, кто сильнее, он или Нубус. Волхв долго смотрел в глаза мальчика, не позволяя отвести взгляд, потом покачал головой:
– Не о том мысли держишь, Волхов… Всяк волхв по-своему силен, кто в чем, да только есть те, кто всем правит. И те, кто им супротив.
– Как это?! – ахнул мальчик.
– Светлые силы есть и черные. Волхвы со светлыми знаются, а потому и страха перед ними не должно быть. Страх, он спутник черных сил.
Значит, черные сильнее! – решил для себя Волхов. Это была первая ошибка Тимара, ему бы почувствовать ненужный интерес мальчика к темному, но волхв, хотя и опытный, не разглядел червоточину в душе ребенка, которому давал в подчинение огромные силы… Наступит время, и он едва сам не погибнет от этой силы. Но до этого было еще много лет…
А тогда Волхов возвращался от реки, уже не таясь. Если кто и заметит, то решат, что ученик был с учителем. Сам Тимар быстрым шагом достиг возов и скрылся в своем шатре – прятать заветный мешок. Волхов едва успел подумать, что надо бы как-нибудь заглянуть в сам мешок, хотя Тимар запрещал его даже касаться, и вдруг вскрикнул от боли и неожиданности! Пожалуй, больше от второго.
Его левое ухо цепко держали пальцы Илмеры, а голос шипел:
– Ты куда это ходил, племянник?!
– Ой-ой-ой!.. Я… у реки был…
– За Тимаром подглядывал?
– Нет, что ты, нет!
– Врать можешь отцу, он во все верит. Мне не смей! Тимару говорить пока не буду, но еще раз увижу – пеняй на себя!
Волхову хотелось огрызнуться, мол, что ты со мной сделаешь? Но Илмера сообразительная, добавила:
– Обездвижу, чтоб лежал на возу бревном, пока не поумнеешь!
В стан Волхов вернулся с красным от выкручивания ухом, полыхающими щеками и раздувающимися от злости ноздрями. Понимал, что против тетки никто, злился, что попался, что теперь придется оглядываться и на подозрительную Илмеру, и обещал сам себе, что наступит время, и тетке придется пожалеть о своей резкости!
Им повезло: чужаков видели лишь издали, было их немного и напасть не решились. Конечно, после этого внимание утроили, но все шло спокойно. Степь пропускала через себя искателей далеких земель, словно действительно понимая, что они не захватчики и садиться на чужой территории не собираются.
Родовичи приносили щедрые дары Солнцу, Небу, Матери-Земле, Воде и Богине-Матери, прося у всех заступничества и помощи в трудном пути. Их оберегали, если не считать поломок и мелких неприятностей, каких в любом пути, даже не очень дальнем, множество, больше ничего плохого не было.
Обоз тащился уже вторую луну. Куда идти, указывал Тимар. Первое время он позволял обходить все холмы и густые леса, уклоняясь на полудень. Каждый рассвет Тимар встречал одинаково: стоя лицом к восходящему солнышку с вытянутыми вперед раскрытыми ладонями, словно ждал подсказки и помощи. Наверное, так и было. Губы волхва шептали то ли просьбу, то ли обещание.
Однажды, внимательно посмотрев на большой кусок бересты, вытащенный из кожаного мешка, он вдруг объявил, что пора постепенно заворачивать на полуночь, иначе не попадут на нужную реку.
Огула посмеялся:
– Такую реку, как Дон, мы не пропустим.
– Нам ни к чему выходить просто на Дон, нужно прийти в Дивногорье.
– Куда?
– Нам нужна речка, которая выведет в Дивногорье.
Больше Тимар ничего объяснять не стал.
Снова шли и шли, постепенно чуть поворачивая на полуночь. В тот день задолго до рассвета Тимар не просто был на ногах, он явно из-за чего-то волновался. Рус попробовал осторожно поинтересоваться:
– Случилось что?
– Где-то неподалеку начинается Тихая Сосна.
– Что начинается?!
– Озеро заветное найти нужно, Рус.
– А как оно выглядит?
– Длинное такое с нашего края. Берега топкие.
Русу много объяснять не нужно, только его еще с двумя такими же беспокойными и видели. Не успел обоз приготовиться к движению, откуда-то примчался младший князь, глаза блестели:
– Тимар, там!.. – он показал в сторону восхода.
Словену надоели игры в тайну, осадил брата:
– Что ты искал, Рус?
– Озеро.
– Какое?
– Я не знаю, Тимар сказал.
– Ты искал не знаешь какое озеро, но нашел?
Рус чуть смутился, действительно все выглядело ребячеством, но они и правда успели облазить всю округу, и длинное озерцо оказалось одно-единственное. К чему оно Тимару, Рус не знал, но понимал, что это важно.
Выручил молодого князя сам волхв:
– Словен, мы должны найти озеро. Если это то, что видел Рус, то очень хорошо. Остается пойти и проверить.
Князь вздохнул, волхву надо подчиняться… но когда они наконец выбрались к какому-то едва заметному озерцу, только покачал головой. Зато Тимар радовался сверх меры:
– Вот оно!
– И что это, Дивногорье?
– В другом конце озера начинается речка, которая и выведет нас к Дивногорью.
Словен смотрел на узкое, уходящее вдаль озеро и не мог понять, почему волхв так уверен, что это именно оно. Но сомневаться в Тимаре не приходилось, он никогда не ошибался, потому двинулись вдоль.
Это оказалось нелегко, берега топкие, возы то и дело проваливались, тяжело приходилось и волам, и людям. Тимар успокаивал, мол, скоро речка станет пошире, можно будет сесть на плоты и сплавляться вниз по течению.
Рус смеялся, что плоты поцарапают дно реки. Действительно, идти вдоль в ожидании достаточной глубины и ширины пришлось долго. Мало того, речка сильно петляла, а уходить от нее Тимар не рисковал.
Поэтому, когда в конце концов стало можно делать плоты и сплавляться, вымотаны оказались все – и люди, и животные. Измученные волы даже не упирались, когда их тянули на качающиеся бревна.
Пришлось снова и снова останавливаться на ночлег, это было не всегда удобно, потому как сыро. И все же Тимар радовался с каждым днем все больше, это означало, что они на верном пути. Сам волхв явно переживал, к нему не рисковали обращаться, даже любопытный Рус молчал, хотя так хотелось расспросить! Князь едва сдерживался во время вечернего отдыха на многочисленных стоянках.
Сплав оказался очень долгим, речка извивалась, поворачивая то на полудень, то, наоборот, на сивер, но неуклонно стремилась в сторону восхода. Привыкшие к постоянным изгибам, люди были удивлены, когда она вдруг потекла прямо и ровно. Слабое течение тащило плоты ничуть не быстрее медлительных волов, потому многие попросту отдыхали от тяжелого труда последних дней.
Но радовались недолго, немного погодя снова начались бесконечные повороты, река, казалось, огибала малейший холмик на своем пути. Рус плыл на первом плоту, внимательно вглядываясь вперед, чтобы вовремя повернуть и не врезаться в берег.
Словен со своим возом был на шестом. Позади тащилось еще больше двух десятков. По сторонам почти не смотрели, едва успевая даже при медленном течении уворачиваться на поворотах, чтобы не столкнуться между собой.
Вдруг с первого плота раздался крик! Не успели на следующих испугаться, как Рус посигналил, чтобы готовились причалить к берегу. Что это?!
Но, выплывая друг за дружкой из-за очередного поворота, люди на плотах издавали такой же вопль восторга, смешанного с ужасом. Первым ахнул сам Рус:
– Тимар, что это?!
Волхв не отрываясь смотрел на огромные белые глыбы, стоящие на правом берегу, сколько было видно глазу. Его собственные глаза блестели, на них даже навернулись слезы радости.
– Дивногорье! Это стоят Дивы. Значит, я не ошибся.
Голос Руса разнесся далеко по округе, предупреждая изумление следующих за ним:
– Дивногорье-е-е!..
Некоторое время плоты стояли, приткнувшись к противоположному берегу, люди были просто не в состоянии двинуться дальше. Тимар устал отвечать на вопрос каждого подплывавшего: «Это и есть горы Рипы?» – слишком потрясающим было зрелище.
Словен сделал знак, что надо устроить стоянку. Тимар возражал, что можно проплыть дальше и встать там, но его никто не слушал. Требовались срочные объяснения, не Рипейские ли это горы.
– Кто поставил этих Дивов?
– Никто не знает. Наверное, здесь когда-то жили великаны, если они смогли перетащить такие огромные глыбы на высокие горы. Это удивительное место, о котором мне говорил перед уходом Нубус. Он советовал остановиться в Дивногорье на зимовку, а потом идти дальше по большой реке.
– Нет! – в два голоса воскликнули оба брата.
– Нет, мы пойдем дальше! Какая зимовка, Тимар, еще только осень! – Словен даже слышать не хотел о какой-то остановке.
Рус противился по другой причине:
– Разве можно здесь жить?! Это же место, где обитают духи!
– Словен, Рус, люди устали, у нас многое не так, как должно быть. Если мы не подготовимся к зиме, то немногие ее перенесут. Впереди земли, где живут люди, нужно быть осторожными.
– Откуда ты знаешь? Разве ты бывал здесь?
– Я бываю много где во сне.
Рус впился взглядом в лицо волхва:
– А в Землях предков был?!
Тимар только помотал головой.
– А… здесь?
– Здесь да. И знаю, что мы будем здесь зимовать.
Когда все наконец успокоились, Тимар рассказал, что Дивов поставили великаны в незапамятные времена и в пещерах гор тоже когда-то жили предки, но это не Рипы и не те земли, что они ищут. К Рипейским горам придется либо плыть по большой реке, которая ниже по течению этой, либо пробиваться через густые леса. Именно потому надо здесь зазимовать, чтобы по весне снова двинуться в путь.
Если плыть, нужны лодки, против течения на плотах с тяжелыми возами не справиться. Да и на лодках будет трудно. Предстояло решить, что делать с волами, вола не втащишь в лодку, шарахнется и перевернет. И по глухому лесу такому животному не пройти, а рубить просеки для волов слишком долго и тяжело.
Вот теперь обозники поняли, что трудностей-то совсем и не видывали, топкие берега петляющей речки уже казались ровной дорогой. Расставаться с волами страшно, но люди понимали, что придется, мало того, делать это надо осенью, пока те не растеряли нагулянное за лето мясо и не стали похожи на скелеты, обтянутые кожей.
– А кто же тогда потащит весь наш скарб?
– Мы.
Голос Словена тверд и жесток. Он не мог предложить ничего другого.
Чуть помолчали, потом Радок помотал головой:
– Тогда надо плыть…
Оставалось решить, где устраивать зимовку. Тимар показал почти на сивер:
– Большая река там. Мы можем пройти до нее и встать на берегу.
Действительно, оказалось недалеко, прошли и встали. Но сквозь лес пришлось прорубаться, возы едва не несли на себе, а упиравшихся волов тащили. Теперь все соглашались с Тимаром, что волы в лесу будут не просто обузой, а неподъемным грузом. И что самим придется плыть. Оставался вопрос: как долго? Тимар мрачно ответил:
– Долго. А потом еще и пробираться лесами. Я не обещал легкого пути.
Может, люди и приуныли бы, но раздумывать не позволял тяжелый труд с рассвета до первых звезд на небе. А утешили красивые берега широкой вольной реки, очень похожей на их собственную Непру.
Такая же река, такой же лес, и никого вокруг…
Многие усомнились: а не остаться ли здесь? Но Словен и мысли такой не допускал, теперь он был одержим мечтой найти Рипейские горы. Однако согласился остановиться на зимовку.
Снова застучали топоры, смутился пустой лес, тревожно встрепенулись его звери и птицы.
На лесной поляне над рекой росла весь. Городились из толстых ветвей стены, обмазывались глиной, накрывались другими ветвями. Все похоже, все как дома. Это успокаивало, вселяло надежду, что жизнь наладится, получится задуманное…
Но не успели построиться, как однажды Тимар вдруг замер, глядя в сторону Дивногорья:
– Там люди!
Как мог волхв увидеть то, что скрыто за лесами? Только мысленным взором. Но Тимару верили, а потому Словен немедленно отправил к реке троих поглядеть, нет ли дымов. Ответить на вопрос, что за люди, Тимар не мог, не знал.
Возвращения разведчиков ждали напряженно, все же земли чужие, мало ли что… Те сказали, что на другой стороне на холмах и впрямь дымы, но на реке никого не видно.
Утроили число дозорных, спали вполглаза, то и дело замирали, напряженно вслушиваясь. К реке, сменяя друг друга, уходили поглядчики, чтобы не пропустить чужих. Хотя кто был чужим, не они ли сами?
И все же проглядели!
Когда перед опешившими людьми появился невесть откуда взявшийся старик, у большинства рты так и не закрылись, впору снизу рукой поддерживать. Первым опомнился Словен, шагнул вперед, низко склонился, коснувшись земли правой рукой, заговорил:
– Здрав будь, добрый человек.
Конечно, не ждал, что незнакомец поймет сами слова, но уж поклон-то должен?
Ничего не изменилось в лице пришельца, однако из его узких губ донеслось:
– И ты будь здрав…
То, что их поняли, да еще и ответили, потрясло сильнее, чем само нежданное появление старца!
Словен сделал жест, приглашая к костру. Старец спокойно шагнул. Сколько ни оглядывались, никого больше не заметили. Один, что ли, пришел? И не боится в одиночку идти к чужим людям. Хотя чего ему бояться, небось столько лет землю топчет, что и помирать не страшно.
Похожие мысли вихрем пронеслись в голове у каждого. Старик словно услышал их, усмехнулся:
– Кого мне бояться?
Голос скрипучий, словно потрескавшийся от старости. Но сам прямой, посох в руке вроде только для порядка. Волхв, что ли?
– Откуда ты здесь?
– Я-то? Я живу… А вот вы откуда? Тимар с вами?
Вот теперь даже Словен содрогнулся. Откуда старик знает о Тимаре?! Едва выдавил из себя:
– Здесь…
А волхв уже сам спешил на поляну. Низко поклонился пришедшему:
– Ждали тебя, Молибог.
Глаза из-под седых бровей сверкнули насмешкой:
– Ждали? А охрану для встречи выставили?
Не дело вмешиваться в разговор двух волхвов, а никто уже и не сомневался, что старик тоже волхв, одно имя чего стоило, но Словен не выдержал:
– Мы в чужих землях, как без охраны?
Постарался, чтобы слова прозвучали необидно. Старик усмехнулся:
– Да я не против. Твоя охрана меня не увидит, коли захочу пройти.
– Как?
– То мое дело. Не бойся, князь, ни тебе, ни твоим людям плохого не сделаю. И помочь смогу. До Рипейских гор далеко, стоит ли идти? Здесь, – старик обвел взглядом вокруг, – тоже жить можно и места много.
– Откуда ты знаешь, что мы ищем Рипейские горы?
– Я всю ведаю.
– А наш язык откуда знаешь?
– Я все языки знаю. С птицами говорить могу, со зверями… – Волхв вдруг посвистел, откликнулась какая-то птица, потом застрекотала сорока. – Они говорят, что спят твои дозорные сладким сном под большой сосной на берегу.
– Спят?! – взвился Словен.
– Не шуми, князь, то я их усыпил, чтоб не мешали.
– Ты колдун?
– Волхв, как и ваш Тимар, только сильнее. Оставьте нас, поговорить нужно.
Голос старика из насмешливого вдруг стал жестким, и все, даже Словен, подчинились не споря.
Князь тут же сам отправился проверить, что с дозорными. Остальные занялись своими делами, точно и не было необычного гостя.
На берегу реки под сосной и впрямь сладко посапывали обязанные зорко стеречь покой Родов! И это те, кому Словен доверял. Как надеяться после этого?! Но сколько ни пытались разбудить, ничего не получалось, вроде и не в беспамятстве люди, а просыпаться не желали. Рус, отправившийся вместе с братом, и за плечо Инежа тряс, и водой из речки поливал, и в ухо кричал, ничего не помогало.
– Зря стараешься, князь. И не кори людей, когда проснутся, их вины нет.
От неожиданного голоса старца вздрогнули оба брата. Он что, бежал за ними следом, что ли? А тот снова услышал мысли князей, усмехнулся:
– Мне бегать ни к чему, это вы землю медленно топчете… – Он вгляделся в лица братьев, кивнул, словно сам с собой соглашаясь: – Славны будете оба, каждый своей славой. Только вместе держитесь, чтобы не пропасть поодиночке. Все, что нужно, я Тимару сказал. Здесь до весны стойте, потом пойдете. Опасайтесь встреч с кудесниками, если не хотите с дороги сбиться.
– Как мы узнаем, куда идти?
– Боги подскажут…
Рус готов был поклясться, что старик попросту… растаял в воздухе! Но Словен тут же показал на другой берег:
– Смотри!
Фигура в светлом одеянии подняла посох, приветствуя их оттуда. Глаз у Руса зоркий, он прекрасно разглядел те же седые космы, густые брови и насмешку синих глаз. Стало не по себе.
У кустов завозились просыпавшиеся дозорные. Уселись, протирая глаза и ошалело глядя на князей у кромки воды.
– Что случилось?
Словен только махнул рукой и бросился обратно к веси. Рус коротко объяснил:
– Спали вы!
– Спали?! – ахнул Инеж. – И правда вдруг сон сморил, да такой, что глаз не открыть.
– Это вас волхв усыпил.
А Словен уже расспрашивал Тимара:
– Кто это был?
– Дивногорский волхв Молибог. Я же говорил, что там люди.
– Чего он от нас хочет?
– Ничего. Сказал, как дальше идти.
– Откуда он тебя знает?
Тимар только плечами пожал:
– Он волхв, я тоже. Он нас от самой Непры вел к Дивногорью, порадовался, что не заплутали.
– А если он нас невесть куда заведет?
– Ты, князь, говори, да не заговаривайся! – Тимар выпрямился и вдруг стал вроде даже выше самого Словена. – Волхв людям никогда плохого не сделает, а вот от кудесников не зря предостерег, про то помнить надо.
– А кудесники – это кто? – не выдержал Волхов.
Тимар оглянулся на ученика и чуть усмехнулся:
– Кудесники тоже разные бывают. Те, кто со светлыми силами знается, они как волхвы, а вот кто с темными…
– Их бояться надо?
– Их надо.
– Они сильнее?
– Темные силы не могут быть сильнее светлых, Волхов. Только человек не всегда ведает, когда они его себе подчиняют. Чтобы светлым служить, свою воля надобна, они обманом не берут. А вот черные исподволь, незаметно под себя тянут и взамен душу требуют.
Тимара слушал не один сын Словена и подошедший Рус, но и все, кто оказался рядом, в том числе Илмера. Она добавила:
– Можно и не успеть понять, как во власти черных сил окажешься и им помогать станешь.
Стало страшно. Кто-то шепотом поинтересовался:
– А как сделать, чтоб они не тронули?
– Живи по совести, не желай никому зла, не завидуй, не замышляй дурного, а как помыслил что плохое, тут же душу очисть, вот темные силы и не тронут. Чистые души им не под силу совратить, а завистливые да злые – их добыча.
Рус во все глаза смотрел на сестру. Она говорила, как Тимар, словно знала не меньше. Илмера заметила это удивление брата, чуть улыбнулась:
– Я, Рус, тоже волховица. Но основную силу получила, когда ты за меня большую жертву принес…
Князь только раскрывал рот, не в силах что-то вымолвить.
– А волхв тот с Дивногорья нам в помощь прислан и чтобы предупредить.
– О чем?
– О колдунах, что на пути встанут.
У многих мелькнула мысль: а может, лучше остаться здесь? Под защитой того же волхва с Дивногорья как-то спокойней… Но вспомнили, как появился старик ниоткуда и исчез никуда, и снова стало не по себе. Вот они, чужие земли…
