РАЗЛАД

А с самой Жанной во дворце происходили несколько странные вещи… Она вдруг почувствовала откровенный интерес к себе со стороны… королевы-тещи, той самой, что вздыхала об утерянных радостях жизни для Жанны, пока она дева.

Королева Иоланта задумчиво смотрела на девушку. Вспомнилось ее неведение в любовных делах и смущение. Карл по-своему увлечен девчонкой, но он пока видел Деву только в мужской одежде, как и все остальные. И ценит только за то, что выполнила обещание короновать в Реймсе! Иоланта видела другое. Конечно, хорошо, что Карл коронован по всем правилам, но жизнь коронацией не заканчивается, надо думать, как жить дальше. Вот об этом «дальше» королева-теща и задумалась.

Карл даром что соня и нытик, в Венериных утехах шустр неимоверно. Это трудно предположить, глядя на нерешительного и щуплого новоиспеченного короля, но это так. Даже склонная к любовным удовольствиям королева Мария, дочь Иоланты, уже устала. А еще она устала рожать ежегодно и терять детей одного за другим. Дети не проживали и нескольких дней, а потому королева была вечно в трауре, что ее вовсе не красило, как и бесконечные роды. И Иоланта задумалась, как помочь дочери.

Что здесь можно было сделать? Только переключить внимание короля на какую-нибудь красотку, чтобы Мария отдохнула от своего неугомонного мужа. Наследник Людовик у них уже есть, так что не грех и воздержаться бы. Только на кого можно обратить внимание Карла? Кандидатуры придворных дам Иоланта отбросила одну за другой – та старовата, та некрасива, та слишком любит подарки и, пожалуй, задвинет саму Марию в уголок… Негоже, чтобы король делил ложе с некрасивой, это плохо отразится на репутации королевы, будут говорить, мол, предпочел дурнушку. Позже королева Иоланта «подсунет» зятю прелестную Агнессу Сорель, которая станет первой в истории Франции официальной фавориткой. При этом матери удастся убедить дочь не только не противиться «дружбе» супруга с Агнессой, но и… подружиться с любовницей! Это тоже будет впервые – жена и любовница станут близкими подругами.

Но тогда Агнессы еще не было при дворе, и королева-теща только размышляла, что делать с излишним сексуальным пылом зятя-короля. И вдруг поняла – вот же она! Деревенская неискушенная девчонка, которой король восхищается, пока как предводительницей, но это поправимо. Королева Иоланта помнила упругую грудь девушки, ее стройные ножки… Почему бы не обратить внимание Его Величества на такие качества девушки, не все же восторгаться полководческими данными. Да и связь с Девой, даже при том, что она из деревни, не будет унижать ни короля, ни его супругу.

Дочь сначала просто не поняла задумку матери, она искренне возмутилась:

– Вместо того чтобы следить за верностью короля супружескому долгу, вы станете потакать ему в изменах?!

– Глупая! Лучше самой найти себе замену на то время, пока ты носишь под сердцем дитя либо просто не желаешь близости, чем с горечью кусать губы, узнав, что муж нашел ее без тебя! Пусть девчонка развлекает Карла в постели, в остальном эта деревенщина тебе не соперница, напротив, пообщавшись с грубой овцой, Карл станет больше ценить твои изящество и разумность!

Поразмышляв, Мария поняла, что мать права, умная женщина сама находит «помощницу» в постели для мужа, а не страдает из-за его собственного выбора. Оставался вопрос: как доставить девчонку в эту самую постель короля, все же Карл не заваливал каждую юбку, предпочитая жену. Королева Иоланта успокоила дочь:

– Я придумаю. Она для нас наиболее безопасный вариант, потому ее нельзя отпускать от двора, и надо все же хоть чуть обтесать, чтоб была похожа на даму.

Вот уж чего никак не могла заподозрить Жанна, это настойчивости королевы Иоланты! Девушка искренне не понимала короля Карла, державшего ее при дворе, она выполнила свою миссию и могла бы удалиться в Домреми, чего давно и страстно желала. Конечно, жаль расставаться с боевыми друзьями, но девушка устала, ее ужасал вид крови, пугали любые человеческие жертвы, иногда очень хотелось заснуть и проснуться уже дома, где-нибудь в их саду или у Смородинового ручья под Буком. Но, открывая глаза, каждое утро видела одно и то же – военный быт, который ее стараниями сильно изменился, но все равно оставался военным.

Прошла коронация, шли день за днем после нее, не дождавшись дочь, уехал отец, отправился домой и дядя, при Жанне остался брат Пьер, с которого Жак Д’Арк взял слово, что не оставит сестру ни на миг. Жак не просто просил, он заставил сына поклясться, точно чувствовал что-то нехорошее. От этого отцовского настроения становилось еще тяжелее. Девушка и сама рвалась домой, но пока король не отпускал и даже не обсуждал эту тему. Приходилось ждать…

Королева Иоланта любовалась новым большим перстнем, ей часто делали подарки понимающие люди. К таковым Иоланта относила сознающих, что теща не просто вертит зятем в повседневной жизни, но и основательно влияет на все его политические решения. А как же иначе, если армия и даже придворные балы содержатся большей частью на ее средства. Некоторое время деньги давал барон Жиль де Ре, а еще его кузен шамбеллан Тремуйль. Но у первого то ли источник иссяк (Иоланта подумала, что надо разузнать, отчего это барон стал скрягой), то ли просто надоело кормить ораву дармоедов, а второй никогда не давал просто так, все в долг и под основательные проценты. Зато теща была поистине золотой, она тоже давала не просто так, но о процентах ежедневно не напоминала, сама будучи ярким напоминанием, потому зять ходил шелковым и все делал с оглядкой на Иоланту.

Одним из понимающих людей был епископ Реймсский Реньо де Шартр. Они с Иолантой при Карле как два ядовитых паука в сосуде, стоит одному напасть, и оба умрут страшной смертью. Именно это удерживало умных противников от любых действий друг против друга. Прекрасно понимая зависимость, королева и епископ даже старались выработать единую тактику поведения, например, против того же Тремуйля. Но теперь де Шартр выбывал из игры, он получил свое епископство и меньше всего желал бы оставаться при дворе короля в Пуатье или Шиноне, а Парижа у Карла пока не было, и неизвестно, когда будет.

Перстень прислал именно епископ. Иоланта ломала голову над вопросом: почему? Просто в знак благодарности за проведенные рядом с Карлом годы? Никогда де Шартр не был столь сентиментален, чтобы разбрасываться без необходимости дорогими подарками, и едва ли изменился за последние недели. Значит, ему что-то нужно. Что?

Епископ не заставил себя ждать, он постарался объяснить все сам, явившись для этого к королеве-теще. Иоланта смотрела на сухощавое умное лицо прелата и вдруг поняла, что ей будет не хватать такого соперника. Это как в шахматах, играть интересно с тем, кто не слабее и кто умеет скрывать свои ходы, просчитывая ходы соперника далеко вперед. У Тремуйля все его замыслы написаны на лице до самого конца партии, с ним скучно. Вот и сейчас королева, как опытный шахматист, пыталась просчитать возможные варианты интереса епископа и… не могла! Впервые за несколько лет она не понимала, чего еще может быть нужно Реньо де Шартру, все, что мог, он от Карла уже получил. Большего сам король пока не может, а загадывать на долгий срок не стоило, слишком все шатко и неясно, надежней какое-то время пересидеть тихо, иначе можно потерять все, только что завоеванное.

Людям, прекрасно знающим друг друга, не нужны долгие предисловия, епископ был откровенен:

– К чему вам девчонка?

Если честно, то прелат удивил королеву-тещу. Она ожидала чего угодно, только не заботы о Деве, а еще никак не думала, что ее интерес к девчонке заметит де Шартр.

– А вам?

Не отвечая на встречный вопрос, епископ задал следующий:

– Куда ее теперь девать? Свое предназначение выполнила…

– Чем вам мешает Дева?

Глаза епископа чуть сузились. Какого они цвета? Никогда Иоланте не удавалось взглянуть в глаза де Шартра, если честно, то не очень хотелось, казалось, что там скрыт вход в преисподнюю.

– За ней чернь, которую не удовлетворит только Реймс и какие-либо договоренности с тем же Бургундцем. Значит, с армией нужно идти против Бедфорда до конца, а это еще годы войны и расходов. Если этого не сделать, то масса бездельников, у которых в руках оружие, превратится в настоящее бедствие.

– Неужели вас беспокоит безопасность за пределами дворца?

– Ничуть, но я не желаю, чтобы завтра бушующая толпа черни ворвалась в мой дом. – Епископ встал, взволнованно прошелся по комнате, остановился у окна, задумчиво глядя на кружащих горластых ворон. – Раскаркались! Нужно придумать, как все осторожно свести на нет. Англичане и Бургундец согласятся на определенные уступки, уже готовы согласиться, но эта девчонка… Чувствует моя душа, что мы с ней еще наплачемся.

Королева молчала, она была не готова к такому разговору, никогда не задумывалась столь серьезно о последствиях достигнутого. В эту минуту она поняла, насколько поверхностны были ее собственные суждения и со сколь серьезным соперником имела дело в последние годы. Прелат рассуждал словно сам с собой:

– Конечно, самой лучшей была бы ее героическая гибель в бою, но девчонка действительно словно заговоренная! Несколько раз ранили, а убить не могут. И не отравишь… Даже скомпрометировать не удается, чиста, как слеза ребенка!

Невольно подивившись поэтическому сравнению в устах епископа, Иоланта вдруг усмехнулась:

– Убить… отравить… Глупо. Чем вы собирались ее компрометировать? Небось объявить, что она тайно служит годонам? Что бы ни твердили, но мужчины куда более примитивные создания, чем женщины. Компрометировать можно иначе, куда изящней и безопасней.

– Как?

Епископ уже понял, что в голове королевы родилась какая-то идея.

– Предоставьте это мне (так я тебе и рассказала!). Только постарайтесь не мешать и во всем положитесь на мой опыт.

Да уж, опыта у Ее Величества королевы-тещи Иоланты, сестры четырех королей, не занимать…

– Не скажете?

Иоланта с улыбкой махнула на епископа веером:

– Нет, вы только все испортите своим мужским грубым вмешательством!

– Девчонка зарвалась, – все же попробовал объяснить де Шартр, – она считает, что без нее победа была бы невозможна.

Иоланте очень хотелось возразить, что так оно и есть, но спорить королева не стала:

– Я помню о заслугах и недостатках Девы. Мне они совершенно неважны… Дева все же женского, а не мужского рода, а потому либо я ее отвлеку от военных утех совсем другими, либо…

Уходя от Иоланты Арагонской, епископ Реньо де Шартр мысленно выругался, упрямая теща Карла так и не сказала, что задумала, даже намека не подала! Ох и хитрая женщина! С такой тягаться было одним удовольствием, только как бы теперь все не испортила… Девчонка действительно стояла у де Шартра поперек горла, ее влияние на людей было столь сильным, что Церкви оставалось находиться при этой деревенщине на вторых ролях. Это хорошо, когда нужно вести солдат в бой, но не все же время! Епископ был с королевой откровенен, он действительно боялся излишнего влияния «посланницы Господа», как она себя звала, и куда теперь девчонку девать, попросту не представлял.

Беспокоился не один он, все, кто не ходил с Девой в атаки, не мерил Францию ногами, не переплывал реки, не бросался с мечом на врага, ломали головы над будущим девчонки из Домреми. Даже те, кто был с Жанной в Орлеане или в Жаржо, кто собирал войско в Блуа, тоже думали. Это Ла Гир жил одним днем и интересовался только делами в армии, а вот прекрасный герцог уже несколько разочаровался во всем. Победы – это хорошо, но деньги для выкупа тестя и возврата собственных долгов все равно не появились. Кажется, герцог Алансонский начал понимать, что особой благодарности от короля не дождешься, придется рассчитывать на собственные силы… И он все чаще поглядывал в сторону своих земель, Деве все равно, ей достаточно доспехов и коня, кулака под головой и куска хлеба с водой, а герцогу нужно многое. От супруги неслись письма с просьбами поскорее возвращаться. Жан понимал, что сказывается и ревность к Деве, женщинам не понять, как мужчина может находиться рядом с крепкой красивой девушкой и не желать ее. Это способны осознать только те, кто побывал рядом с Девой, особенно в бою или походе, а женщин среди таковых не наблюдалось. Дева единственная, ее даже язык не поворачивался назвать Евиной дочерью, она Дева, и этим все сказано! Но Жан Алансонский чувствовал, что оправдываться придется, и это заметно снижало его рвение.

Да и к чему рваться? Орлеан освободили, Реймс взяли, Карла короновали… Неужели она верит, что Карл собирается брать Париж? Герцог подозревал, что, не будь самой Девы, новоиспеченный король и вовсе ушел бы за Луару и сидел в своих замках, слушая мессы, охотясь и плодя детей. Может, так и надо?

Но время шло, от безделья началось брожение в армии, сама Дева мучилась, не получая разрешения вернуться в Домреми и не зная, чем заняться.

Изменилось отношение к Жанне и у простых людей, встречавших ее в городах как святую. Если сначала в Вокулёре, а потом в Шиноне, Блуа и Орлеане на нее смотрели как на освободительницу, за которой нужно идти в бой против годонов, то теперь норовили коснуться, чтобы излечиться, подсовывали детей, просили явить чудо… Сколько ни объясняла, что она не святая, что с таким же успехом сами матери могут излечить прикосновением своих детей, что она не показывает чудес, потому как не для того пришла, ничего не помогало! Иногда Жанну брало отчаяние. Ну почему они не понимают, что она просто служит делу, порученному ей архангелом Михаилом и святыми Екатериной и Маргаритой, она не сама, она лишь орудие?

Понял, кажется, только Жиль де Ре, но и тот осуждал, напоминая, что Дева уже выполнила свою миссию, значит, пора домой. Жанна отчаивалась:

– Если я уйду, король бросит все.

Барон был мрачен:

– Я тебе советовал не спешить в Реймс!

Карла начала раздражать Дева. Пока он сам себе не желал в этом признаваться, но в глубине души уже понял. И даже понял почему.

Давно ли дофин твердил, что без нее у него не хватит сил? Это была правда, действительно без понимания, что там впереди есть Дева, посланная Господом, знающая, куда вести и как идти, и берущая на себя ответственность за решения, Карл бы не справился. Он признавал Жанну едва ли не поводырем своим, был ей благодарен за коронацию, готов выполнить любую просьбу и даже несколько сразу… Что изменилось? Перед королем все та же Дева, все так же призывающая к освобождению Франции и изгнанию годонов, но Карл уже не мог слышать ее призывы! Почему?

Беда в том, что эта неугомонная девчонка не просто не собиралась останавливаться сама, она требовала, чтобы вот так же, забыв обо всем, забыв налаживающуюся спокойную жизнь, и король жертвовал собой, штурмуя бастионы! Ей казалось нормальным, чтобы Карл, забросив свои любимые занятия, жил только войной и горел праведным огнем против годонов, воодушевлял французов на подвиги. Это хорошо, но до определенных пределов. Для войны есть маршалы, адмирал, капитаны наконец, вон ее приятеля де Ре в маршалы возвел, пусть старается, не королю же в палатке спать и только о несчастных нормандцах думать?!

Дева так не считала, решив, что, короновав Карла, она переложила на его плечи заботы об остальной неосвобожденной Франции. Жанна искренне не понимала, почему теперь-то Карл тянет и тянет. Какие могут быть переговоры с годонами или отход за Луару?! Не ради одной коронации и обретения де Шартром епископства они так рвались в Реймс! Пока хоть один годон живет на земле Франции без приглашения, нельзя успокаиваться! Жанна горела ненавистью ко всем захватчикам и ожидала этого же от остальных, тем более от коронованного Карла.

А тот не желал жертвовать своей жизнью и спокойствием ради сомнительного удовольствия быть впереди армии на коне и со знаменем в руке. Карл не воинственен, он склонен все решать советами и договорами, а то и не решать вовсе, авось как-нибудь решится само. Пока Дева так и поступала – решала сама, все шло хорошо, но теперь она требовала от самого короля деятельного участия, причем участия вроде своего собственного – жертвенного! Это королю казалось полной глупостью, Карл любил Францию, но не до такой степени, чтобы жертвовать собственной жизнью. Да и дело ли короля нести знамя впереди штурмующих?!

Когда из деревни в Шинон явилась простая пастушка и принялась требовать, чтобы ей позволили совершить чудо, дофин хотя и сомневался, но легко пошел на это, согласие не требовало от него самого никаких особых усилий, пусть совершает. Тогда он мог просто отмахнуться, теперь это невозможно, теперь она не просто пастушка из Домреми, это Дева, за которой идет народ.

Карл крутился с боку на бок без сна уже половину ночи, пытаясь придумать, что бы такое сделать, чтобы Дева уж как-нибудь сама по себе… без его героического участия… Но в голову ничего путного не приходило. Она желает штурмовать Париж. Неплохо бы, там живет старая королева Изабо, ввергнувшая Францию в войну, а самого Карла во многие годы неуверенности и сомнений. Заманчиво увидеть мать молящей о пощаде и милостиво разрешить ей быть подле его трона. Но на короля постоянно давит епископ Реньо де Шартр, напоминая, что, пока Дева освобождала Орлеан, она выступала против годонов, а вот Париж придется отбирать у Бургундца. Ссориться же с Филиппом Добрым не стоит, он в ответ может напасть в любую минуту, отрезав юг, и тогда положение не спасет никакая Дева.

– Что же делать? – вздыхал Карл.

– С Филиппом Бургундским надо договориться, переговоры почти идут. Он не станет удерживать Париж, отдаст добром в обмен на кое-какие другие уступки. А штурмовать бастионы Парижа – гиблое дело, они почти неприступны, погибнет много людей с обеих сторон, а ведь там тоже французы… Король не должен забывать и о тех, кто по ту сторону крепостных стен.

Карлу очень хотелось сказать, что эти французы могли бы и открыть ворота, но он промолчал. Упоминание о переговорах и добровольной сдаче города ему понравилось куда больше, чем призывы Девы штурмовать Париж. Король схватился за эту мысль. Пока идут переговоры, можно ничего не делать, живя своей спокойной, размеренной жизнью. А Дева? Ну, что Дева, тоже пусть немного поживет такой жизнью. Одно плохо – вернуться на левый берег Луары в любимые замки не удастся до конца переговоров, но Карл решил потерпеть.

К утру королю стало казаться, что это он сам придумал выход с переговорами, и довольный Карл наконец заснул. Однако Жанна не просто не поняла его задумки, но и яро воспротивилась:

– Ваше Величество, как можно вести переговоры о чем-то с теми, кто воевал против вас?! Они должны только сложить оружие и уйти из городов Франции, еще и заплатив за принесенный ущерб! Филипп Бургундский ничем не лучше годонов, кто звал его на наши земли?! Пусть убирается в свое герцогство безо всяких уступок!

В тот момент Карл словно стал выше ростом, деревенская девчонка, пусть и зовущая себя Девой и спасительницей, смеет диктовать ему, королю Франции, как себя вести?!

– Вы забываетесь, милочка, разговаривая с королем!

Другая бы усмехнулась, напомнив, кто именно сделал его королем. Другая, но не Жанна, для нее это мелочи, возразила так, что у Карла на мгновение проснулась совесть:

– Ваше Величество, я помню, что вы король, именно потому и взываю к вам, чтобы освободили Францию от годонов, взяв под свою власть все королевство, а не часть его!

Как у нее все легко и просто! Разговаривая с Девой, Карл переставал сомневаться, она точно знала, что именно надо делать и почему. Но, оставшись один или с тем же епископом, король тут же начинал думать иначе. Зачем идти на Париж, если город сам придет к нему?

– Нет!

Девушка не сдавалась:

– Ваше Величество, вы должны предпринять хотя бы осаду города.

– Зачем?

– Чтобы переговоры шли легче, с осажденными легче договариваться.

Это была хитрость, но Жанна решила хотя бы хитростью выманить у короля решение идти на Париж, а там как Господь даст. Она забыла об одном – став королем, Карл хоть и изменился, но не слишком, он остался нерешительным и по-прежнему был готов советоваться и советоваться… Снова начались бесконечные разговоры и сомнения, а время шло.

Хотелось спросить, что делать, но кто мог ответить? И Голоса молчали, это все больше убеждало Жанну, что де Ре прав. Но уйти не получалось, от двора категорически не отпускали. Жиль все пропадал в своем поместье, с прекрасным герцогом Жанна давно не советовалась, а Бертран или Жан и вовсе в таких вопросах не разбирались, для них близость к королю сама по себе значила полный успех.

Еще хуже стало, когда королева Иоланта пригласила ее на ужин, причем в узком кругу королевской семьи. Для этого потребовалось надеть женское платье! Жанна, и без того никогда не носившая красивых нарядов, ведь домашнюю работу проще делать в простой юбке из грубого полотна, а за время похода совсем отвыкшая и от юбки вообще, растерялась. Но королева настаивала, пришлось подчиниться.

Девушку причесали, правда, забрать неотросшие волосы под головной убор не удалось, кончилось тем, что Жанна мотнула головой, рассыпав все воткнутые шпильки, и объявила:

– Хоть прическа останется привычной!

А вот платье не примерить не смогла, слишком оно было красивым. Нежный шелк переливался, так и маня провести по нему рукой, богатая отделка казалась воздушной, блестки бросали солнечные зайчики по стенам… Никто в Домреми не представлял, что такое волшебство возможно! Платье принадлежало королеве Марии в те времена, когда она еще не надела траур по умиравшим один за другим детям. Жанна была немного выше, но откуда ей знать, что платье коротковато? Сообразила наряжавшая ее Маргарита Ла Турульд, в доме которой девушка жила:

– Ах, это мы сейчас исправим!

Немедленно пришитая оборка к подолу только добавила прелести в наряд.

И вот Жанна впервые в настоящем, пусть не бальном, но парадном платье крутилась перед большим зеркалом, притащенным по распоряжению той же Маргариты в комнату. Дева и зеркала-то такого не видела, а уж себя в нем тем более. Платье сдавливало талию, впечатляюще подчеркивало грудь и падало красивыми складками с бедер. Глаза Жанны сияли не меньше блесток в отделке. Такой красоты она никогда не носила!

И вдруг… Зеркало отразило барона де Ре, прислонившегося к косяку двери. Жиль разглядывал Жанну, и в его глазах не было ни насмешки, ни осуждения. Девушка смутилась, словно сделала что-то недостойное.

– Тебе очень идет такой наряд. Ты красивая. И не смущайся.

Жанна слегка развела руками:

– Я не умею этого носить…

– Ну и что?

– Надо мной будут смеяться.

– Кто, королева? Зато она не умеет носить латы и биться мечом.

– Я что-то делаю не так? – Голос чуть дрогнул, и Жиль понял, как она соскучилась по нормальной жизни без доспехов, без крови, брани, лязга железа… Бедная девочка, принесшая в жертву другим целый год своей юной жизни!

– Ты прекрасна и все делаешь правильно. Только постарайся не стать добычей короля, он большой любитель молоденьких девушек.

В глазах Жанны метнулся испуг, она, которая не боялась подниматься во весь рост, призывая в атаку, под стрелами врагов, перепугалась одного предположения, что король может обратить на нее внимание как на женщину! Жиль улыбнулся, взяв девушку за подбородок, как делал когда-то, в самом начале их странной дружбы:

– Хочешь дам совет, как этого избежать? Будь сама собой и не старайся понравиться.

Он надеялся, что откровенность Девы быстро отобьет у короля охоту за ней ухаживать, теперь уже можно не называть его милым дофином и не нужно жалеть, как бедного родственника. Карл больше не чувствовал себя несчастным и обделенным судьбой.

– Жанна, ты очень красивая, куда красивей королевы и всех остальных дам, а по душевным качествам их даже сравнить с тобой нельзя, потому ничего не бойся. А женское платье тебе очень идет, и когда закончится весь этот кошмар, я сам подарю тебе роскошный гардероб.

Дева вдруг… расхохоталась:

– Где я его буду носить, в Домреми так не ходят!

– Думаю, найдется немало желающих предложить тебе руку и сердце и без Домреми.

Жанна вдруг грустно покачала головой:

– Нет, барон, я пастушка из Домреми, туда и вернусь. Все эти красивые наряды не по мне. Только примет ли меня родной дом? Или погибну…

Последние слова она прошептала, но Жиль расслышал, резко повернул ее к себе:

– Что?! Не смей такое даже думать! Ты забыла, что мы должны умереть одной смертью?! Сама ведь говорила. Я не согласен помирать, в жизни еще много интересного.

Он старался быть шутливо-строгим, но эта бравада Жанну не обманула, она чуть улыбнулась:

– Я не сказала, что мы умрем одновременно.

– Тьфу ты, успокоила!

Неизвестно, чем закончилась бы эта странная беседа, которую Маргарита слушала с ужасом, но за Жанной пришли, ей пора на ужин в королевскую семью.

– Ну вот, ты уже ужинаешь с королем…

– Лучше бы дома.

– Ничего, девочка, будет и дома.

Сказал и вдруг отчетливо понял, что не будет! Не знал почему, но твердо знал, что нет. Видно, она тоже, ответная улыбка была чуть растерянной.

Правы оказались и королева Иоланта – в богатом платье Жанна была чудо как хороша и привлекла внимание Карла, и Жиль де Ре – все старания королевы-тещи Дева свела на нет за один-единственный вечер. Жанна не придумала ничего лучше, чем использовать неожиданно появившуюся возможность, чтобы… убедить короля наступать на Париж, не давая спуску годонам!

Некоторое время Карл терпел, потом сделал замечание, мол, он за ужином дела не обсуждает. Жанна в долгу не осталась:

– Но Ваше Величество избегает меня в остальное время, приходится говорить сейчас.

Вечер оказался безнадежно испорчен. Карлу уже была не нужна красивая девушка с ее несносной привычкой диктовать, что делать! Король забыл, что совсем недавно сам просил у Девы совета, правда, тогда он был дофином и в ее помощи очень нуждался. Теперь король предпочитал, чтобы подданные, даже весьма заслуженные, считались с его желаниями. Прекрасно начавшийся ужин завершился довольно быстро и мрачно.

Возвращаясь в свою комнату, Жанна увидела Жиля де Ре и почти бросилась к нему:

– Жиль, он не захотел меня слушать!

– Кто, король?

– Да, – на глазах у Девы довольно привычные слезы. Ну что за воительница, чуть что – в рев!

– А что ты ему сказала?

– Пора идти на Париж.

Жиль де Ре расхохотался:

– Узнаю Деву! Раз в жизни быть приглашенной на королевский ужин и начать за столом воспитывать хозяина! Больше не позовут. Не переживай, платье я тебе куплю другое и даже краше!

Но Жанна всхлипнула.

– Что еще?!

– Я не из-за платья… Я пойду на Париж сама! У меня есть немного денег, найму солдат и пойду! Остальные поддержат!

Барон нахмурился, вот неугомонная!

– Ну, денег я тебе дам, а вот на Париж идти не советую. Это не Орлеан, Париж простым штурмом не возьмешь, а мощной артиллерии у нас нет.

– Господь поможет!

– Это тебе Голоса сказали?

– Нет, – опустила голову девушка.

– Жанна, ты уже шла против их воли, ничего хорошего из этого не получилось. Остановись, ты можешь погибнуть.

– Пусть, это неважно! Если нужно помочь милой Франции, это неважно!

– Ты уже помогла милому дофину. Его благодарность не знает границ.

– Я не из-за благодарности, я должна…

Так ни до чего и не договорились, Дева твердила одно: «Я должна!»

Барон только покачал головой: упрямая девчонка погубит себя, но что он мог поделать?

А Жанна принялась воплощать замысел в жизнь.

Жиль снова и снова пытался убедить ее выкинуть из головы Париж, туда можно было наступать сразу после Орлеана, когда был запал, были силы и люди. Но не сейчас, когда все распылено по огромной территории, когда не знаешь, откуда ждать беды, но главное, когда дофин уже стал королем и теперь не имеет ни малейшего желания воевать за север Франции. Мало того, по некоторым признакам Жиль догадывался, что за спиной боевых капитанов ведутся переговоры с Бургундцем, переговоры, которые ничего хорошего не принесут. Карл просто стремился обезопасить свою Луару от вторжения, остальное его мало интересовало. Епископ Реймсский, видно, успел договориться о своем собственном статусе даже после ухода Карла с войсками и теперь не только этому не препятствовал, но и всячески лил воду на мельницу бургундцев.

– Жанна, тебя предадут, понимаешь? Король не собирается брать Париж, это слишком хлопотно и ненадежно. И делать это нужно было до Реймса.

Девушка возражала:

– Нет, как может король не желать попасть в столицу собственного государства?

В конце концов барону надоело, он поставил вопрос ребром:

– Я уеду в свой замок! Ты выполнила свое предназначение и короновала Карла, может, поедешь со мной? Там тебе будут рады, у меня замечательные дед и жена, я много о тебе рассказывал.

Жанна растерялась:

– Барон, вы покинете Францию в такое ответственное время?

– Какое? Когда было ответственное, я сражался в Орлеане, а теперь я кому нужен? Да и ты тоже кому нужна? Остановись, если не хочешь со мной, езжай домой, я дам тебе людей, чтобы проводили. Дома ты будешь героиней, и, поскольку еще не слишком насолила герцогу Бургундскому, он тебя, пожалуй, простит и твою Домреми не тронет.

Жанна не могла представить, что вернется домой и будет жить, как раньше. Кроме того, оставалось еще столько занятых годонами городов!

– Нет!

– Глупо.

– Нет!

Барон только пожал плечами:

– Оставайся…

На Париж она отправилась от Компьеня. Королевский двор присутствовал там, потому что велись переговоры между Карлом и Бургундцем. Эти переговоры якобы сулили простую передачу столицы от Бургундца королю и даже безо всяких условий. Никто в возможность этого не верил, но все делали вид, что верят.

Жанне надоело, и она скомандовала прекрасному герцогу:

– Милый герцог, поднимайте своих людей, я хочу увидеть Париж.

Поход получился странным, бургундцы спешно закрыли все ворота и приготовились к длительной осаде, хотя очень надеялись, что высадившиеся в Кале англичане скоро придут на выручку. Жанна подошла к Парижу вопреки запрету короля и только с отрядами, подчиненными герцогу Алансонскому. После того штурма, когда герцог попросту струсил, он чувствовал себя рядом с Жанной виноватым и подчинялся ей беспрекословно.

28 августа герцог Алансонский показывал Деве Париж с высоты Монмартра. Кажется, только теперь Жанна поняла, во что ввязалась. Это не Реймс и не Орлеан, такого громадного города она никогда не видела и даже не представляла, что такие бывают. От Монмартра ей были видны всего трое ворот – Сент-Оноре, Монмартр и Сен-Дени. Другой конец города за Сеной терялся в дымке, из которой выглядывали верхушки соборов. Если соборы видно так далеко, какого же они размера?!

Крепостные стены не сравнить ни с Орлеаном, ни с Турелью, а ворота укреплены так, что проще перебраться через стену, чем штурмовать их. Но Жанна не привыкла отступать, штурм все равно нужен, если парижане не согласятся на сдачу города добром. Она прекрасно понимала, что не согласятся.

Девушка не знала еще об одном. В то время как она разглядывала Париж, пытаясь понять, где у него самые уязвимые места, в Компьене король Карл подписывал договор с герцогом Бургундским. Нападение Девы на столицу Франции превращало весь договор в пустую бумажку, потому Карл, узнав о самовольстве Жанны, пришел в ярость. Бургундец ни за что не поверит, что это была ее личная инициатива. Да если и поверит, что Карл за король, если у него какая-то девчонка творит, что захочет?! Как с таким можно о чем-то договариваться?

Но после подписания договора в Сен-Дени все же отправился, однако вовсе не помогать неугомонной Деве.

Жанна выбрала место штурма и назначила штурм на следующий день. Жанну попытались отговорить, ведь это праздник – День Рождества Богородицы! Что случилось с девушкой, которая у Орлеана отказалась бить вышедшие из укреплений отряды Толбота только потому, что был тоже праздник? А теперь стояла на своем. У многих на сердце заскребли кошки, не стоило бы так уж грешить-то, тем более Деве…

Но Жанна знала одно – в Сен-Дени прибыл король, еще немного, и он скомандует отвести войско от стен города! Штурм и только штурм, бургундцы тоже его не ждут, причем именно по причине праздника!

На рассвете отряды вышли из лагеря к воротам Сент-Оноре, именно неподалеку от них Дева намеревалась пойти на штурм стены. Герцога с его частью войска Жанна предусмотрительно оставила на Монмартре в качестве резерва. Свои отряды Жанна повела через предместья ко рву. Приданная ей артиллерия без устали била по стене неподалеку от ворот. Сначала все шло прекрасно, ров оказался сухим, и всех захлестнула радость от предстоящего, как казалось, легкого штурма. Бегом выбрались на насыпь, Жанна, как всегда, впереди, держа знамя. И тут их ожидал настоящий удар.

С высот Монмартра можно было видеть первый ров, высокую насыпь и за ней стену, но насыпь скрывала за собой главный сюрприз для наступающих – за ней был еще один ров и теперь уже полный воды! Пересечь его без подручных средств не представлялось возможным, а со стены били орудия парижан и неслись стрелы арбалетчиков.

Жанна замерла всего на мгновение, казалось, штурм должен захлебнуться, но девушка вдруг подобралась к кромке воды, измерила древком глубину рва и приказала нести все, что найдется, чтобы переправиться. Легко сказать, да трудно сделать. Солдаты тащили любые попадавшиеся средства для переправы. Вместе со всеми бегала через насыпь туда-сюда и Жанна. Но шли час за часом, а нужного количества досок, бревен, дверей, сорванных с петель в предместье, все не набиралось.

Парижане с ужасом следили за этой титанической работой, не забывая стрелять по копошившимся у рва французам. Скоро вечер, а начать переправу было невозможно, под огнем парижан уже погибло немало штурмующих, но работа продолжалась. Жанна была уверена, что завтра обязательно возьмет город, хотя и не слишком представляла его размеры. Дева не понимала, что переправившихся ее людей просто недостаточно, чтобы захватить огромный Париж, солдат по одному перестреляют на улицах и переулках города.

Неизвестно, чем бы все кончилось, но девушка вдруг почувствовала, как что-то сильно обожгло ногу. Ничего, к ранам ей уже не привыкать, голова цела и то ладно. Но по ноге текла кровь, а боль из-за раны не позволяла наступить.

Нет, даже если она не сможет бежать, пусть штурмуют сами, нужно брать город сейчас, пока не стемнело окончательно! Ведь готова переправа, можно нести штурмовые лестницы и карабкаться, карабкаться, пока защитники не дрогнут и не отступят.

К самой Деве подскочили солдаты, попытались подхватить на руки, чтобы вынести подальше и перевязать. Она отбивалась так, словно ее тащили в пекло, кричала, что нужно продолжить наступление, что еще чуть-чуть, и Париж будет взят…

Но на поле боя уже опустились сумерки, в такое время никакой штурм невозможен… Ничего, завтра все начнется сначала, только за ночь нужно подготовить еще средства для переправы, чтобы к стене разом смогло подойти много солдат! Жанна была готова сама всю ночь таскать эти доски и бревна, несмотря на сильную боль в ноге.

Однако назавтра начать штурм не удалось, несмотря на весь пыл юного полководца. Король под давлением своего Совета решил, что одного дня бестолкового топтания у рва и массы убитых и раненых достаточно, и приказал войскам отойти! Мало того, король вообще отводил войска от Парижа согласно договоренности в Компьене и… уходил за Луару!

Это был не просто удар, это было крушение всех надежд. Сорван штурм Парижа, получилось, что Жанна погрозила и ничего не смогла сделать. Впервые удача отвернулась от Девы, сразу заговорили, что это потому, что решила штурмовать в большой праздник. Все отвоеванные города практически возвращались бургундцам! Столько сил и жизней пожертвовано зря! К чему тогда и ходить на Реймс? Что же это, как не предательство? Кто теперь поверит в ее призыв снова и снова подниматься на штурм крепостей?

Жанна переживала так, что на нее было страшно смотреть. Именно в те дни ее покинули многие боевые соратники. Уехал в свои владения прекрасный герцог, он уже поостыл и больше не горел желанием воевать за свободу Франции, при том что все тут же отдается бургундцам. Поссорилась Дева и со своим наставником бароном де Ре. В ответ на ее жалобы тот лишь процедил сквозь зубы:

– Я тебе не советовал идти на Реймс и говорил, что Париж несколькими отрядами не возьмешь! Но ты слушаешь только прекрасного герцога.

Это была правда и неправда, барон даже на Париж вместе с ней не пошел, но советы герцога она не слушала по простой причине: тот их не давал.

– Барон, вы тоже уезжаете?

– Да. Не вижу больше надобности в своем присутствии, королю я не нужен, теперь у него есть деньги и друзья и без меня. Тебе тоже, ты стала слишком самостоятельной.

Она едва не крикнула: «Да! И справлюсь без всех вас, предателей!»

С Жанной остался Ла Гир, которому было все равно, с кем воевать, лишь бы против годонов.

Оставались несколько городов, отказавшихся подчиниться договору между королем и герцогом Бургундским. Среди таких был Компьень, в котором этот договор и заключали. Жанна решила, что ее место именно там, она не могла оставаться при дворе, где все ее дело предали, не могла уехать, как герцог Алансонский или барон де Ре, в свои владения, она могла либо вернуться домой, либо продолжить воевать бок о бок с теми, кто не желал подчиняться предательству.