Последний день Помпей
Беспокоилась не одна Юлия, куда тревожней было в Помпеях и по всему побережью.
Позже потомки, раскопавшие Помпеи, напишут, что день 24 августа 79 года начался для жителей города обычно, мол, был ничем не примечателен, день как день.
Но это не так. Он не мог быть обычным, уже в предыдущий день стало ясно, что что-то должно произойти. Вулканалии явно не удались, как и все предыдущие праздники, в воздухе словно висело что-то страшное.
В Помпеях всю ночь выли собаки и рвались с привязи лошади. Отпущенные на волю собаки уносились стремглав, забыв о своих хозяевах. Лошади продолжали метаться в конюшнях и утром. Из города вдруг исчезли все кошки. Все до единой, кошек не привяжешь, как собак, и не запрешь, как лошадей в конюшне.
А еще ночные охранники рассказывали об ужасе, который испытали, увидев удиравшие полчища крыс. Словно крысы сообща решили покинуть город, как покидают тонущий корабль. Они удирали сквозь небольшие щели закрытых городских ворот, переползали через них и даже через самих охранников. Причем ползли, и очень быстро, на восток.
А утром не запели птицы… Привыкшие, что восход солнца встречает пение птиц, люди были ошеломлены. Пусть в городе птиц немного, но сады Помпей словно опустели за ночь. Так и было, ни одного воробья или горлинки, никакой другой птички.
Те, кто помнил землетрясение семнадцатилетней давности, твердили, что в прошлый раз было похоже, но не так страшно. Когда от Везувия в сторону все того же востока полетели птичьи стаи, по городу прокатилось: это конец. Конец чего, не знал никто, но уверенность в окончании земной жизни росла.
Помпеи притихли в ожидании грядущего ужаса.
Но долго ужасаться люди не умеют, прошло уже четыре часа нового дня, а конец света не наступил, и тогда город зашевелился снова. К землетрясениям привыкли, бояться почти надоело, Помпеи занялись обычными делами. Вернее, принялись обсуждать, куда именно удирать лучше.
Птицы и крысы выбрали направление на юго-восток, но оно никому не показалось правильным. Что на юго-востоке? Молочные горы, а горы – это всегда опасно, куда лучше отправиться в Геркуланум, в Неаполь или даже Мизену.
Но и отправиться решили не все. Птицы пусть улетают, их гнезда никто не займет и не ограбит, а людям как быть?
Те, кто осторожней, спешно закрывали свои дома и отправлялись кто в порт, чтобы уплыть поскорей, кто на дорогу к Неаполю, чтобы переждать беду там.
– Неаполь всегда трясет меньше! – убеждал свою семью Марк Нонний Галл, вольноотпущенник Марка Нонния Бальба. – Побудем там и вернемся, когда трясти перестанет.
– Но как же дом? – слабо возражала его супруга Пинна, совсем недавно впервые в жизни обретшая собственный дом весьма приличных размеров.
– Рабы останутся сторожить. Все будет в порядке.
Над ним смеялся Марк Нонний Пупий, тоже вольноотпущенник того же хозяина. Богатый проконсул Марк Нонний Бальб позволил выкупить волю полусотне рабов, которые поселились в Геркулануме и в Помпеях, потому Марков Нонниев в обоих городах было много.
Пупий не собирался бежать, он не боялся землетрясения, зато боялся воров, прекрасно понимая, что, когда вокруг будет трястись все, и рабам будет не до хозяйского добра, а потому решил стеречь свое недавно и таким трудом нажитое добро сам.
Остались очень многие, ведь до Неаполя далеко, да и к землетрясениям привыкли. Нужно только выйти на берег моря, чтобы не привалило какой-нибудь рухнувшей колонной. Люди сетовали на одно – невозможность запастись питьевой водой, она вся противно пахла серой. Жители города пытались пить вино, но, неразбавленное, оно быстро опьяняло, это тоже помогало не бояться.
Если бы не разлившаяся в воздухе тревога, продолжился бы праздник Вулканарий, который не удался в предыдущий день.
Утром на улицах даже раздавались шуточки, что в новом землетрясении виноваты те, кто сорвал вчерашний праздник, увезя гладиаторов в Неаполь.
– Так они и поплатятся!
Несколько богатых горожан открыли большие амфоры с вином, конечно, не фалернским по четыре асса за кубок, а что-нибудь за один асс, но желающих выпить бесплатно устроило и это. Конечно, пить с утра не дело, но лучше уж слушать вопли пьяниц, чем собачий вой.
Те, кто рисковал ходить на гору, говорили, что там появляются словно трещины, из которых сочится газ, быть долго рядом с ними невозможно, начинается рвота, нападает бессилие, а кое-кто и вовсе сходит с ума.
По городу ползло: прогневили, прогневили… задобрить…
Кто-то предлагал поставить колонну, но большинство решило привычно: принести обильные жертвы. Когда человек просит у бога защиты, он всегда старается делиться лучшим, что имеет. Только богам ни к чему золото, потому делились кровью жертвенных животных, маслом и вином. У Помпей есть чем делиться, лучшие вина здесь, одно фалернское чего стоит.
Было решено принести обильные жертвы Нептуну – бог морей и землетрясений явно был Помпеями недоволен.
На берег вынесли большущую статую бога, принесли множество амфор с оливковым маслом, связанных, блестевших от ужаса глазами жертвенных животных, отдельно амфоры с лучшими винами. Когда дело касается богов, лучше отдать лишнее, чем недодать, может хуже обернуться.
Весь город пришел к месту принесения жертв. Люди напуганы, потому что земля трясется слишком часто, а животные ведут себя так, словно скоро всеобщая погибель.
Жертвы принесли действительно обильные, в море ручьем текла кровь огромных быков, овец, птицы… лилось вино, сплошным слоем растекалась по поверхности пленка из оливкового масла…
Может, примет грозный Нептун, может, будет милостив?
Жрецы ходили и на Везувий, носили туда его статую и жертвы, в жерло вулкана бросали все то же – мясо, масло, вино, зерна… Тоже просили милости, просили не губить.
Но землетрясения не прекращались, все дрожало почти не переставая.
Самые отчаянные начали говорить, что нужны человеческие жертвы, без них не обойтись. Мол, или мы сами принесем, или боги отберут, только уже без разбора.
Такие жертвы когда-то приносили и в Риме, но давным-давно такого не бывало. Умники сообразили: а гладиаторские бои – это вам что?
Такая мысль очень понравилась, особенно если биться без пощады, когда побежденному только смерть! А крови сколько на арене прольется? Собирай с нее песок и неси что в море, что в жерло вулкана!
Эта мысль так понравилась горожанам, что к Калену пришла целая делегация:
– Выпускай на арену всех, кто только остался. Нужна такая кровавая битва, какой не только Помпеи, но и весь Рим не видел!
Он оправдывался тем, что лучших бойцов продал, мало осталось.
Требовали выпустить всех, сколько есть, пусть бьются все со всеми, город не забудет. Город отблагодарит. Но чтобы зрелище кровавое получилось.
В конце концов договорились, что большой бой устроят в день праздника урожая, в день Опс, то есть завтра. Кален только вздохнул, школа перестанет существовать. Но он решил схитрить, подарил гладиаторов Помпеям, чтобы использовали по своему усмотрению, на резню так на резню, а сам собрался уезжать, якобы за новыми.
Дар приняли, объявили о невиданном бое с участием сотни гладиаторов, где все со всеми. Нашлись и вольные граждане, пожелавшие принести свою кровь в жертву на арене 25 августа.
Боги словно прислушались, утро 24 августа было почти спокойным, земля дрогнула всего пару раз, а ведь, бывало, пару раз трясло за час. Не успевали клепсидры переворачивать и упавшие вещи поднимать.
Перепуганная Клодия убеждала Калена уехать в Неаполь:
– Присмотрим пока там новых рабов взамен тех, которых купил Порций. Ты уже решил, кого сделаешь наставником?
– Луция, больше некого. Остальные сами недавно стали гладиаторами.
– Кален, может, ты зря продал сразу столько гладиаторов, к тому же не имея опытного наставника?
Тот только вздохнул в ответ.
– Ладно, завтра отправимся в Неаполь покупать новых рабов.
– Сегодня, – неожиданно заупрямилась Клодия.
– Чего это?
Кален мог вытерпеть от жены многое, но только не командный или истеричный тон. Клодия отличалась завидным спокойствием, даже хладнокровием, она легко переносила все трудности жены ланисты, причем жены-помощницы, не крутила носом из-за запаха крови, не морщилась при виде рваных ран, могла дать толковый совет… Кален подумал, что если Клодия что-то чувствует, то надо прислушаться, но ехать в полуденную жару не хотелось…
И все-таки они отправились, Клодия настояла:
– Доберемся до Геркуланума, а там побудем до завтра у сестры и утром дальше.
Между супругами было своеобразное перемирие, они старательно делали вид, что ничего в доме Лидии не произошло, что они вообще не знают такую. Желая, чтобы все скорей забылось, Клодия и тянула мужа в Геркуланум. Даже сама себе она не желала признаваться, что ей понравилось то, чем они занимались с Лидией и остальными. Боясь выдать свои мысли, Клодия принялась за домашние дела с утроенным рвением.
Правда, длилось это всего одно утро. Проснувшись задолго до рассвета с больной головой и настоящим страхом в сердце и обнаружив, что мужа рядом нет, Клодия не на шутку перепугалась. Кален вполне способен выкинуть ее из дома. Куда тогда деваться?
С трудом поднявшись и приведя себя в порядок, Клодия попыталась понять, пахнет ли от нее вином. Наверное, пахло, потому что они купались в вине, но человек к собственному запаху привыкает и перестает его чувствовать.
Вымыться бы, но Августа нормально так и не заработала, вода течет плохо и пахнет отвратительно. Женщина усмехнулась: разве что вместо вина буду пахнуть серой.
Она размышляла о том, выполнит ли свое обещание Лидия, ведь не вина Клодии, что явился папаша этого Порция. Правда, и Кален тоже явился… Кто им сказал, где они? Что-то тут не так…
Все утро она ластилась к супругу, как лиса, и своего добилась. Хотела даже полученные от Лидии деньги отдать, но потом решила, что не стоит этого делать. А вот уехать уговорила.
Клодии действительно было не по себе, словно запах серы возвещал о скорой гибели. Кален согласился уехать вовсе не из-за покупки гладиаторов, он надеялся, что Порций выполнит свою часть договора и отдаст все деньги за купленных гладиаторов, тогда можно будет навсегда уехать из Помпей с их землетрясениями и серным запахом.
Кален, оставляя вместо себя Луция приглядывать за рабами, наказывал:
– Дверей не открывать, никого никуда не пускать. Если начнет трясти, не бойтесь, стены здесь крепкие, все предыдущие землетрясения выдержали.
Луций с трудом сдержался, чтобы не задать вопрос, почему тогда уезжает сам хозяин, но благоразумно промолчал, для себя решив, что если трясти будет очень сильно, двери все равно открыть и всех выпустить на волю.
– Особенно держи этих… Даже если стены будут рушиться, пусть сдохнут под обломками.
Ясно, о ком говорил ланиста – об Аттике и Дециме. Жене блуд уже простил, а тем, кого она вынудила этим заниматься, нет. Если уж кто и виноват в произошедшем, так это Клодия, но не Децим или Аттик. Если бы Гай был в Помпеях, он бы не позволил посадить на цепь своих лучших гладиаторов.
Луций осознал, каково им будет, если Гай уедет. В последние годы жили спокойно, Кален, понимая ценность Гая, не перечил наставнику, как тот говорил, так и делали, а Гай спускал с них три шкуры, но это ради дела, а заботился лучше отца родного. Оставалось только надеяться, что Гай вытащит и их с собой.
Говорили, что Кален продал почти всех этому Порцию, потому Децима и Аттика и не отправили на каменоломни, а пока оставили в карцере на цепи. Это тоже унизительно, но лучше, чем рудники.
Проверяя помещения школы, Луций размышлял о том, как хорошо, что Кален уезжает, не то заставил бы тренироваться и во время землетрясения, с него станется…
Школа полупустая, в Капуе хозяину никого купить не удалось, слишком дорого, потому и едет в Неаполь покупать новых рабов. А кто их учить будет, если уедет и Гай? Сам Луций на такое не способен, у него терпения не хватит, как у Гая, показывать каждому новичку, как держать меч и щит.
От мыслей о будущем школы Калена Луция отвлекла странная картина – над Везувием вдруг рванулся вверх столб дыма, причем так высоко, словно стремился проткнуть небесный свод. Мелькнула опасливая мысль, что будет, если и впрямь проткнет?
Ничего хорошего, решил для себя Луций. Богам такое не понравится. А когда боги сердятся даже друг на друга, страдают люди.
Да, так и будет, Вулкан недоволен неудачными Вулканариями, эта вот штука, что неуклонно с грохотом стремится в небо, проткнет небесный свод и невзначай поранит задницу Юпитеру, тот разъярится на Вулкана, а из-за стычки богов у людей снова трясется земля.
Но это было не все. Столб вдруг начал на самом верху расширяться в стороны, наподобие кроны дерева, а потом ветер понес эту тучу в сторону Помпей.
Дождя, конечно, давно не было, хорошо бы, но что-то подсказывало, что это не простая туча. Мало того, в середине столба уже был не только дым, но и проблески огня. Ох, что-то слишком разошелся Вулкан в своей подземной кузнице…
Разраставшаяся от верха столба из Везувия туча больше не была белой, в ней явно виднелись грязные прожилки. Дождем это не пахло, да и где это видано, чтобы из вулкана принесло дождь?
Народ высыпал на улицы и стоял, задрав головы вверх. Туча достигла Помпей, и сразу же раздались крики, потому что вниз лился дождь, но какой! Это были маленькие камешки. Пупий поймал один на ладонь и с изумлением воскликнул:
– Это же пемза! Вулкан решил полить наши виноградники пемзой вместо воды?
Но все оказалось не так весело. Во-первых, эта самая пемза сыпалась, словно выпущенная из пращи, она больно ударяла по телу и голове, во-вторых, ее было слишком много, тротуары сразу покрылись этими катышками, сандалии скользили по ним, прохожие начали попросту падать.
Большинство поспешило спрятаться от нежеланного дождя в домах, но почти сразу жители снова показались на улицах. Грохот от Везувия доносился такой, что спокойно не усидишь. Сверху продолжала сыпаться пемза, туча из белой, а потом грязно-серой превратилась вообще в черную и почти закрыла солнце. Стало темно, словно в пасмурный вечер зимы.
Постепенно горожан начала охватывать паника, многие то убегали в дома, то возвращались, не зная, на что решиться. Самые пугливые поспешно собирали пожитки и устремлялись к воротам, ведущим к порту. Лучше уплыть подальше от рассерженного Везувия, как это сделали самые предусмотрительные еще утром, отправившись в Геркуланум или Стабии.
Все дело в ветре, на Помпеи он часто дует со стороны Везувия, Геркулануму повезло больше, от него всегда относит в сторону. Вот и сейчас в той стороне чистое небо, а над ними словно разверзся сам небесный свод. Оставалось либо убегать, либо утешать себя, что все скоро закончится.
Пемза сверху все же лучше сильного землетрясения. Нужно только спрятаться в домах и переждать, если уж остались… Правда, она погубит сады и виноградники… и выгребать придется много… и крыши побьет… и фонтаны засыплет… и акведук тоже пострадает, а без Августы город не город…
В римские города вода доставляется прямо с гор в изобилии. Во все без исключения, независимо от того, большой город или маленький. К маленьким просто делают отводы от акведуков. Акведуки – водные артерии Римской империи – гордость римских инженеров. Они, как и дороги, словно демонстрируют победу человека над природой.
Но если дороги прокладывают, невзирая на все препятствия, по пути, обходя разве что высокие горы и вот таких шутников, плюющихся пемзой и камнями, как Везувий, то акведуки прокладывают после точнейшего расчета, учитывая малейшие препятствия. По дорогам двинутся люди и повозки, которые будут толкать, тянуть или просто подстегивать, а вода по акведукам должна течь сама, причем с определенной скоростью и в нужном направлении.
Конечно, за акведуками следят, их чистят, ремонтируют, но воду не подгонишь, есть уклон – она потечет, нет уклона – хоть плачь. Но и уклон должен быть не абы какой, потому что при большом вода перехлестнет через край, а при недостаточном попросту остановится и станет вонючей.
Но у римлян такого не бывает, за расчеты и точность исполнения, а также за хорошее состояние акведука исполнители отвечают головами. И то, что в последние дни вода вдруг стала пахнуть серой, говорило лишь о загрязнении главного источника, но никак не о недоработке людей.
Однако пемза не только не перестала сыпаться, куски становились все крупней и горячей. Теперь получить удар было не просто неприятно, а больно, очень больно.
В Помпеях началась паника.
Теперь жители уже не думали, стоит уезжать или не стоит, все, кто только мог ходить, бросились прочь из города. Никто не бежал в сторону Стабий, потому что ветер гнал тучу именно туда. Большинство устремилось к воротам в сторону порта и к тем, что вели на запад к Геркулануму.
Паника ужасна тем, что бессмысленна. Люди метались просто потому, что что-то надо было делать. Те, кто поддался панике, давили друг друга на узких улицах города, устроили огромную свалку в самих воротах, упавшие имели мало шансов подняться на ноги, потому что по ним бежали, как по камням мостовой.
Убедившись, что ни лодок, ни судов покрупней на берегу нет, а сам берег приобрел странный вид – море словно отступило от него, оставив вместо воды всякую всячину от морских животных, не успевших вслед за своей стихией, до всякой дряни, нападавшей с лодок и просто с берега. Люди сначала замерли, не зная, что предпринять, к тому же пемза покрыла и воду тоже, а поскольку она не тонула, то самой воды не стало видно вовсе.
Спасения на море искать не приходилось, сильный ветер со стороны Везувия гнал большие волны, и из тучи, в которой не было дождя, но была одна только пемза, в море вдруг одна за другой начали бить молнии.
Молнии сверкали и над самим Везувием. Из его жерла вместе с огромным столбом, переставшим быть белым, теперь рвались и снопы искр, летели раскаленные до красноты камни. Жар от взбесившегося вулкана ощущался уже и на таком большом расстоянии.
Осознав, что на берегу спасения нет, жители бросились обратно в город, чтобы либо уйти в сторону Геркуланума, либо спрятаться в домах и переждать весь ужас в своих подвалах.
Людской поток возвращавшихся с берега столкнулся с теми, кто туда спешил. В воротах образовалась страшная давка, слышались крики пострадавших, женский визг и детский плач. Город обезумел, никто не знал, что делать, куда бежать и где прятаться. Толпы кричащих от ужаса людей метались по улицам, сталкиваясь, сбивая с ног самых слабых или просто замешкавшихся.
И только растущий слой пемзы и пепла заставил постепенно большинство вернуться под свои крыши. Но ненадолго, потому что в Помпеях, как на всем побережье, у многих крыши плоские, на них хорошо проводить летние вечера, когда жара уже спадает, а крупные звезды на небесном своде кажутся совсем близкими и доступными.
Но с плоских крыш не скатывается не только вода, но и пемза. Это легкий камень, однако, когда ее слишком много, крыши все равно могут не выдержать. К тому же с неба сыпалась уже не только пемза, но и более тяжелые горячие камни, иногда величиной с кулак. Такой способен убить.
Первыми не выдержали крыши верхних этажей, те, которые сооружали над комнатами рабов, только чтобы защитить дом от дождя. Сквозь грохот извержения не сразу услышали треск балок некоторых домов, но к этому добавился и грохот рушившихся колонн, потому что извержение не только не отменило землетрясение, но и усилило его.
Кажется, повторялся кошмар семнадцатилетней давности, когда трясущаяся земля разрушила большинство зданий Помпей, только тогда Везувий не плевался пламенем и не засыпал Помпеи пемзой.
Из-за поднятой пыли и пепла в воздухе становилось все трудней дышать.
И тогда последние сомневающиеся бросились прочь из города к Геркулануму, потому что ветер нес тучу в противоположную сторону – к Стабиям. Они уже не пытались спасти свое имущество, разве что брали драгоценности, на которые потом можно будет купить хоть кусок хлеба, укрывали тело и головы большим количеством одежды, как бы ни было жарко, обували зимнюю обувь, чтобы не ранить ноги, потому что дороги превратились непонятно во что.
В Помпеях остались только те, кто по каким-то причинам не мог или не желал уходить.
В доме Гавия Руфа решали вопрос, что делать, когда Флавия объявила, что у нее начались роды. Это были ложные схватки, но кто мог возразить? Гавий сказал, что никуда не пойдет, распорядился приготовить воду в подвале дома, достаточно факелов, чтобы можно переждать ночь, и устроить для Флавии ложе поудобней.
– Я сам перережу пуповину своему сыну, если понадобится. Вы все можете уходить.
Но слуги отказались уходить без хозяина. Отказалась и мать Гавия, понимавшая, что без него ее просто затопчут на ближайшем перекрестке. В дом примчался Кальв:
– Вы не уходите?
– Нет, – голос Гавия Руфа был спокоен, словно снаружи и не падали с неба камни. – Флавия рожает, а потому мы будем сидеть в подвале дома.
Кальв чуть сник, но старался держаться бодро:
– Ладно, тогда я с вами.
– Ты не обязан оставаться с нами, – слабо возразила Флавия. – Уходи, здесь становится опасно.
– Мне не опасней, чем тебе.
Кальв просто не представлял, куда можно уйти. Лодок у берега нет, дороги на Геркуланум забиты беженцами настолько, что оказались непроходимыми. Из-за большого количества камней возы застревали, при каждом новом взрыве и грохоте лошади и ослы сходили с ума, рвали упряжь, вставали на дыбы и, если удавалось освободиться, мчались неизвестно куда.
Сходили с ума и люди, им начинало казаться, что они не те, кто есть на самом деле. Кто-то кричал, что он император, и требовал выслушать новый указ, кто-то прикидывался ребенком и просился на ручки…
В городе был ад, но и вне его стен не лучше. Мир сошел с ума, а потому следовало найти норку поглубже, чтобы пересидеть это сумасшествие. Дом Руфов для этой цели вполне подходил.
Руфы перебрались в подвал, не подозревая, что он и станет могилой для всей семьи.
Некоторые рабы пользовались возможностью и убегали от хозяев, другие, наоборот, растерянно смотрели своим хозяевам в рот, не представляя, что будут делать, если те вдруг исчезнут.
Главными чувствами сначала были растерянность и паника. Но после того, как с городских улиц схлынули паникеры, в Помпеях остались те, кто не хотел или не мог бежать, как Руфы с беременной Флавией или прикованный к стене Децим.
Когда начался кошмар, Луций сделал то, что счел нужным, он открыл все комнаты, выпуская гладиаторов:
– Выходите и бегите куда сможете.
Но бежать оказалось некуда.
В двух камерах сидели на цепи Децим и Аттик. И только тут Луций сообразил, что ключ Кален увез с собой.
– Ладно, сейчас найду что-нибудь покрепче, чтобы разбить ошейник.
Децим помотал головой:
– Оставь. Принеси воды побольше и факел и уходи. Я пересижу здесь. Если боги позволят выжить, значит, выживу…
Аттик вообще молчал. Он был словно не в себе после той вечеринки. Луций ругался: такого гладиатора погубили!
Он не успел уйти, когда во дворе появилась… Лидия.
– Ты откуда здесь?! Уходи немедленно!
Женщина вцепилась в Луция, блестя полубезумными глазами:
– Где Децим?!
Пришлось показать. Луций снова пообещал найти инструменты кузнеца, чтобы освободить Децима, но Лидия отмахнулась:
– Уйди.
Обиженный Луций удалился. Децим и Лидия остались вдвоем. Факел пока горел, но это ненадолго.
Лидия присела к нему, провела рукой по волосам:
– Я знала, что сегодня умру, мне так предсказали. Мы все умрем. Вот тут сок цикуты, это сильный яд. Две амфоры – тебе и мне. Мы не будем мучиться. А пока давай займемся тем, чем нам не позволили заняться вчера.
– Что там наверху? – хрипло поинтересовался Децим.
Лидия отмахнулась:
– А! Камни с неба сыплются. Скоро весь город засыпет.
Она прижалась к парню, жарко приникла к губам. Несмотря на всю ненормальность ситуации, опасность быть заживо погребенными и угрозу задохнуться, Децим почувствовал, как растет желание. Он обнял Лидию, ответил поцелуем, устроил удобней… Даже цепи не помешали им заняться любовью. Они так и погибли – в объятиях друг друга, не успев выпить сок цикуты, зато успев познать радость обладания…
Флавий решил уходить сразу, потому что понимал: с его полнотой он дальнейшего ухудшения погоды просто не выдержит, и без того тяжело дышать, еще чуть и задохнется.
Его лектику обычно несли не четыре, а восемь рабов, но сейчас рабы попросту разбежались. Четверо оставшихся совершенно не годились для такого тяжелого труда, к тому же нужны запасные, потому что стоит одному упасть или что-то себе повредить, и сам Флавий останется беспомощным, как жук, которого перевернули кверху лапками.
Но было мало надежды, что и эти четверо останутся рядом с хозяином. Рабы воспользовались хаосом и бежали в разные стороны. Оставались только те, у кого заметно хозяйское клеймо, таким бежать опасно.
Поняв, что нести его некому, Флавий вернулся в дом, приказал принести побольше вина и масла для светильников, плотней закрыть дверь и ставни на окнах и уселся читать. Когда через какое-то время понадобилось долить вина, Флавий позвал слугу, то никто не откликнулся. Позвал громче – никакого ответа. Пришлось встать и долить самому.
По крыше колотили мелкие и средние камешки, временами где-то грохотало, что-то рушилось, но Флавий не обращал внимания. Он улегся спать и сладко проспал так долго, что даже светильник почти погас.
Немного пожевал мяса, оставленного на подносе, запил остатками вина и снова улегся. Спать не хотелось, к тому же было подозрительно тихо, звуки доносились словно издалека, хотя время от времени что-то где-то громыхало. Но Флавий и тут оставался спокоен.
Всполошился только тогда, когда у него самого в доме что-то треснуло и загромыхало. Слуг не дозваться, и он снова сам отправился посмотреть. Неужели крыша второго этажа? Это плохо… Но дверь в небольшой перистиль не открывалась. Вернее, она поддавалась, но чуть. Флавию стало не по себе, он принялся кричать, звать слуг и просто молить о помощи. Расшатав дверь, насколько возможно, он обнаружил, что если все-таки сломает ее, то комната окажется засыпана пемзой, камешками и пеплом, потому что в перистиле их в половину человеческого роста.
Метнулся к окну, пытаясь открыть ставни. Но и за окном была сплошная пемза. Выйти из комнаты невозможно, он оказался просто замурован в своей спальне! Будь кто-то в доме, снаружи Флавия откопали бы, но все разбежались. Он тяжело опустился на ложе. Если ничего не изменится и никто не придет на помощь, то смерть будет страшной, потому что можно задохнуться.
Снова метнулся к двери, закричал от ужаса, застучал изнутри, потом вернулся к окну. Каким-то чудом Флавия услышали. Тощий раб, вполовину тоньше самого хозяина, бросился откапывать сначала дверь, потом проход для немалой туши Флавия.
Выбравшись в перистиль и ужаснувшись количеству выпавшего пепла, Флавий задумался. А что дальше? Перистиль будет засыпать все время, возвращаться в комнату нельзя, погибнешь…
– Где остальные?
Раб скорее догадался, чем понял вопрос, развел руками, мол, никого.
Флавий показал в сторону вестибула:
– Копай.
Выход из дома только там, иного нет. Раб принялся копать, было темно, масло в светильнике закончилось совсем, местоположения раба Флавий определил только по звуку отбрасываемых камней. Но скоро ухо перестало улавливать эти звуки, видно, раб попал внутрь дома. Почти сразу раздался треск, и крыша над вестибулом рухнула. Где-то внутри кричал придавленный раб, но кричал недолго. Флавий с ужасом осознал, что остался совсем один, заперт в своем доме, у него ни воды, ни масла для светильников, ни еды… Вернуться в комнату – значит быть засыпанным, но и сидеть на пемзе в перистиле невозможно, сверху сыпется и сыпется пепел, падают горячие камни, один такой угодил на руку, и волосы едва не загорелись.
Флавий решил, что погибать лучше все-таки на ложе. Он сумел пробиться в большую по размеру спальню, зажег светильник там, собрал все, какие нашлись, но хватило ненадолго. Дышать становилось все трудней. Снова выбрался наверх, повернулся к Везувию посмотреть, что там, и последнее, что увидел, – катящийся вал из пепла и пыли. Он даже ужаснуться не успел, вал накрыл Флавия, и в одно мгновение вся его долго откармливаемая плоть сгорела в огромной температуре потока.
Гай с Марком и Авлом примчались на виллу возле Сарно, когда столб над Везувием давно превратился в тучу, которая принялась посыпать все вокруг кусочками пемзы и более тяжелых камней. На всем вокруг уже лежал толстый слой серого пепла.
Тит узнал того, кого приводил к Юсте для беседы, раб был рад увидеть знакомое лицо, а узнав, что Гай только что из Геркуланума и там пока все в порядке, и вовсе восхитился:
– Госпожа всегда знает, как сделать лучше. Вот куда нужно было уезжать! А здесь вон что творится…
Прекрасный уютный сад виллы погиб безвозвратно, все покрыто толстым слоем пепла, безжизненно.
Старик ворчал:
– Скорей бы уж все это закончилось. Такого никогда не бывало.
– Где Юста?
– В доме, где же ей быть?
Девушка, увидев Гая, бросилась к нему:
– Гай, что происходит?!
– Отсюда надо уходить. Обязательно.
– Здесь крепкие стены, – возразил Тит. – Они выдержали землетрясение 62 года без единой трещины.
– Это не землетрясение, это много опасней. Пепел и камни только начало, может быть гораздо хуже. Я читал описание извержений Этны, если начнут сходить потоки лавы, то погибнет все. Но и до того можно задохнуться.
– А куда идти, в Геркуланум к бабушке?
– Нет, мимо Помпей не пройти, к тому же и Геркулануму не избежать участи Помпей. Нужно уходить за Молочные горы, туда, куда лава не дойдет. И подальше от самого Везувия, скоро будет совсем нечем дышать.
– Здесь есть подземный ход на берег. Там лодки…
Марк усмехнулся:
– Если на них уже не уплыли.
Пока беседовали, Гай распорядился надеть как можно больше одежды и обуть толстую зимнюю обувь.
Вместе с Юстой и Титом на вилле оказались только две родственницы Юсты, Фульвия и Оливия, причем у Оливии была подвернута нога. Рабы разбежались, забыв о хозяевах. Неудивительно, в начинавшемся аду каждый за себя, тут уже не было хозяев и рабов, были только желавшие что-то делать для своего спасения и беспомощно ждавшие гибели.
Люди не понимали, что творится, а потому не знали, что делать, как защищаться, куда бежать. На большую часть побережья посреди дня опустилась почти ночная тьма, солнце закрыла черная туча, из которой сыпались камни и громыхали молнии, из жерла Везувия уже вылетали снопы огня, дышать становилось все трудней.
В этой паникующей толпе находились те, кто никуда не бежал, просто стоял и смотрел, сложив руки. Эти понимали, что все равно погибнут, и не желали тратить на пустую суету последние мгновения своей жизни.
И уж совсем мало нашлось тех, кто пытался поступать осмысленно. Гай и его товарищи оказались такими немногими. Гладиаторская закалка не позволяла терять голову и помогала быстро оценивать ситуацию.
Оливию подхватили на руки, и немного погодя вся компания спешила по подземному тоннелю в сторону моря.
По пути Тит попытался еще раз намекнуть, что можно бы переждать и здесь… Гай прикрикнул на него:
– Из этого ада нужно убегать, а не устраиваться умирать с удобствами.
Когда выбрались на берег моря, увидели множество людей, надеявшихся спастись при помощи лодок. Но это было просто невозможно. Лодки были – моря не было!
Тучи сыпали бесконечным дождем кусочки пемзы, на земле они уже образовали слой почти по колено, в воде вся эта масса плавала на поверхности, закрывая верхний слой насколько хватало видимости. Куда и как плыть, непонятно. Но люди все равно садились в лодки, бестолково крутились, пытаясь выбраться из этого ада.
А позади махина Везувия продолжала изрыгать столбы пламени и дыма, в небе сверкали молнии, громыхало, все сильней пахло серой, было тяжело дышать. Но сильней всего давил ужас от непонимания, что делать, где искать спасение, от сознания своей беспомощности перед волей богов.
И все-таки умирать даже по воле богов никому не хотелось, люди метались по берегу, садились в лодки, гребли, кто-то возвращался, поняв, что уплыть не удастся…
Сколько это продолжалось, непонятно, скорее всего, колебания Гая были недолгими, он повернулся к Марку:
– Ты ведь был пастухом и знаешь Молочные горы?
Тот кивнул:
– Да, знаю.
– Забирай Юсту, Фульвию, Тита и Авла и уходите в горы. Только не останавливайтесь столько, сколько будете в состоянии передвигать ноги. Слышишь, уходите за Стабии, не останавливаясь даже ночью. Хотя сейчас все равно ночь или день.
– А ты?
– Мы с Непотом попытаемся вывезти Оливию морем, она идти не сможет. Встретимся в Сорренто. Если удастся, конечно. Поспешите, нам тоже пора. Только заклинаю: не останавливайтесь, даже если почувствуете себя в безопасности, до самого Сорренто не останавливайтесь.
– Но там берегом не пройти.
– Я тебя зачем спросил о Молочных горах? Пойдете горами, за Стабиями сразу ищи проход.
К ним подошла Юста, которая тем временем устраивала Оливию поудобней.
– Гай, нужно скорей или уплывать, или уходить. Нас может совсем засыпать пемзой. Может, спрячемся на вилле? Там потолки крепкие…
– Юста, я слышал рассказы об извержениях Этны. За пемзой могут последовать камни побольше и вообще расплавленные камни. Я только что сказал Марку, что нужно разделиться: вы бегом отправитесь через Молочные горы. Будете двигаться так быстро, как сможете, и без остановок. С вами пойдут Фульвия, Тит и Авл. Мы с Непотом попытаемся вывезти Оливию морем.
– Гай…
– Мы еще встретимся, слышишь? Или в Сорренто, или, если разминемся, в Риме. На открытии новой арены Флавиев будут биться мои гладиаторы, которых купил Порций. Вот там и увидимся. Прощай. Поспешите.
Юста смотрела в любимые глаза, изо всех сил стараясь сдерживать слезы.
– Если это конец всего мира, я хотела бы быть рядом с тобой.
– Нет, это не конец всего мира, но может стать концом для многих. Мы теряем время, Юста.
– Я люблю тебя.
Он взял ее лицо в свои руки, заглянул в глаза:
– Надеюсь, ты говоришь это не из ожидания конца. Повторишь в Риме?
– Да!
– Тогда до встречи. – Его губы всего на мгновение прижались к ее губам. Несмотря на ужас положения и жар Везувия, который ощущался даже на таком большом расстоянии, Юста почувствовала, как горячи губы Гая. – Поспешите.
– Оливия, – Юста склонилась к женщине, – Гай и Непот повезут вас морем, потому что идти вы не сможете. А мы пойдем берегом.
– Не берегом, Юста, а горами! Марк знает проходы, он здесь пас овец. Поспешите. Оливия, я понесу вас.
– Пойдем, – Марк потянул Юсту, – Гай прав, начинается что-то нехорошее. Дороги засыпало пеплом, идти будет плохо. Поспешим.
Юста оглянулась на Гая, сажавшего в лодку Оливию, к ним присоединилась еще девушка, Непот залез в лодку, а сам Гай толкал ее уже по пояс в воде, вернее, в пемзе, плававшей на поверхности. Гай оглянулся, махнул ей рукой, девушка скорее догадалась, чем услышала, как он прокричал:
– Беги, Юста!
Бежать было тяжело, ноги вязли в кусочках пемзы, как в песке, каждый шаг давался с трудом, где дорога – понять невозможно, потому что освещали округу только вспышки молнии и огонь, вырывавшийся из жерла Везувия.
– Нужно держать море на виду, до Стабии не так далеко! – прокричал Марк.
– Там мы сможем укрыться и переждать? – с надеждой поинтересовалась Фульвия.
– Нет, Гай прав, нам нужно уйти в горы!
Обсуждать дальнейший путь оказалось просто некогда, да и невозможно, грохот извержения заглушал любые слова.
Фульвию практически тащили Марк и Авл, а Юста бежала, уцепившись за рослого Тита. Они не представляли, сколько прошло времени, как они далеко от виллы, целью были Молочные горы на горизонте, казалось, спрятаться в их лесах означало спрятаться от самого гнева вулкана.
Кажется, прошла целая вечность, пока они просто выбрались на то место, где когда-то была дорога. Но идти легче не стало, ноги разъезжались или проваливались в пемзе, сверху по-прежнему сыпались горячие кусочки, горло пересохло, но если бы и сумели зачерпнуть воды в Сарно, толку от этого не было, сплошная грязь с сильным вкусом серы.
Полторы мили от виллы до Стабий Юста обычно проходила шутя. В Стабиях она знала хорошую лавочку, где торговали амулетами и разными поделками, и бывала в маленьком городке частенько. Но сейчас идти было очень тяжело. Сверху сыпались горячие кусочки пемзы, они были маленькие, но летели быстро и ударяли очень больно, черная туча полностью закрыла солнце, стало темно, как в безлунную ночь. Ветер задувал факелы, не позволяя им разгореться. В воздухе стоял сильный запах серы и еще чего-то, приходилось прикладывать ко рту и носу ткань, потому что просто дышать невозможно.
Они спешили, очень спешили, выбиваясь из сил, падая и поднимаясь. И не было различия между патрицианкой, плебейкой, гладиаторами и рабом, помогали подняться, тащили друг друга вперед, подбадривали.
Первой не выдержала Фульвия, она уселась прямо в пемзу и объявила, что дальше не пойдет.
– Все равно это последний день для всего мира, какая разница, где и как погибать?
– Пойдем, – потащила ее за руку Юста. – Смотри, вон там, – она показала в сторону Мизены, – почти светло, значит, это не конец всего мира, это только Везувий и его окрестности. А Молочные горы совсем рядом, мы прошли половину пути, разве можно останавливаться?
Но Фульвия мотала головой, отказываясь. При попытках поднять ее под мышки воздевала руки вверх, как делают дети, не желая слушаться, и выскальзывала обратно на землю, вернее, в слой пемзы, который рос буквально на глазах.
Марк попытался поднять ее, чтобы взвалить на плечо и нести, но было понятно, что они просто упадут, а если и сумеют двигаться, то слишком медленно.
– Юста, вы с Титом и Авлом уходите вперед, я понесу Фульвию. Пусть медленно, но понесу.
И тут Юста вышла из себя. Камнепад усиливался, нужно было уже не идти, а бежать, а эта размазня намерена сидеть или ехать у Марка на плечах?!
Девушка ухватила подругу за одежду и рывком поставила на ноги. Наверное, будь вокруг тихо или даже шуми римский форум, все содрогнулись бы от ее крика, но голос наполовину заглушил грохот вулкана, и все же Фульвия услышала:
– Ты пойдешь! Так же быстро, как все! И не надейся, что тебя бросят или понесут, сама пойдешь!
Выражение лица у Юсты не обещало ничего хорошего, и подруга согласно закивала:
– Да, пойду…
– Бегом! – Юста первой бросилась дальше.
Марк и Авл подхватили Фульвию под руки и потащили следом. Они не сразу заметили, что упал Тит, видно, ногу подвернул. Случайно оглянулась Юста. Поняв, что слуги нет рядом, она беспокойно закрутила головой:
– Марк, Тит пропал!
Гладиатор быстро метнулся обратно. Округа освещалась только огнем, вырывавшимся из жерла вулкана, но он сумел найти старого слугу, подхватил того и потащил вперед, не обращая внимания на протесты и увещевания оставить его и спасаться самим.
Юста молила Юпитера только о двух вещах: успеть добраться до Молочных гор, пока дороги окончательно не засыпало пемзой, и чтобы успел Гай. Мелькнула мысль о бабушке, но девушка видела, что весь кошмар несется на Помпеи и в сторону Стабий, значит, в Геркулануме спокойно. Невольно удивилась: почему крысы выбрали это же направление, ведь проще было бы в Геркуланум?
Но размышлять некогда, мрак сгущался, грохот усиливался, как и паника у всех, кого они встречали по пути. Люди метались между желанием спрятаться от града мелких камней где-нибудь в подвале дома и страхом оказаться погребенными под руинами в результате землетрясения.
Немного погодя добавился страх оказаться засыпанными пемзой в собственных домах. Это уже была реальная угроза, туча никуда деваться не собиралась, слой пемзы все рос, если закрыться в доме, то немного погодя можно оказаться буквально погребенными под этим слоем.
Нет, Гай прав, лучше уж уходить в горы, там этот кошмар на склонах не удержится, хоть как-то сойдет вниз…
Юста уговаривала сама себя: вперед, только вперед! Потом принялась считать шаги десятками, сотнями, тысячами… Тысяча по щиколотку, а то и по колено в пемзе, под градом мелких камней, в темноте, при грохоте, ветре и трясущейся земле – это очень много. Но только многие тысячи таких героических шагов, которые складывались в стадии, могли приблизить их к Молочным горам.
В Стабиях люди тоже были на берегу, пытаясь выбраться на лодках и судах хоть куда-то, но это никому не удавалось. Море вдруг отступило, причем довольно заметно, оставив на берегу множество не успевших за ним морских животных. Людям было не до несчастных звезд или ежей.
Земля под ногами ходила ходуном, временами не только идти, но и просто удержаться на ногах удавалось с трудом. В самых старых и слабых зданиях уже трещали балки, не выдерживающие веса камней на крышах.
Здесь жители вилл тоже разрывались между желанием спрятаться в домах и страхом быть раздавленными или заживо погребенными. Удары падающих сверху камней становились все ощутимей, теперь они уже не просто щелкали, а больно били, несмотря на наброшенную сверху одежду.
– Вперед, вперед! – командовал Марк. – Только не потеряйтесь!
– Нужно связаться веревкой, иначе мы действительно потеряемся в темноте.
Это была хорошая мысль, Марк согласился с Юстой. Веревку быстро скрутили из поясов, связаться ею не получилось, но можно хотя бы держаться, если что-то случится с одним, кто-то из остальных заметит.
Тит уже опомнился, Авлу удалось вправить его вывихнутую ступню, старик ковылял хоть и со скрипом, но не отставая. Фульвия шла сама, видно поняв, что ничего другого просто не остается.
Они перегруппировались, теперь первым шел Марк, он знал дорогу. За ним, вцепившись одной рукой в веревку, а второй в одежду Марка, Фульвия, следующей встала Юста, заставив точно так же вцепиться в себя Тита, и замыкал их маленькую колонну Авл.
Было непонятно, сколько прошло времени, вообще день или ночь на земле, как они далеко ушли и сколько еще нужно пройти, чтобы оказаться в безопасности. Юста помнила только наказ Гая: идти, даже когда сил уже не будет даже на то, чтобы пошевелить рукой или ногой.
Никто ни на кого не обращал внимания, люди в лучшем случае стояли группками, видно, семьями или рядом с соседями, ожидая непонятно чего. Возле одной такой группы Юста попыталась покричать, чтобы шли за ними в горы, там спасение, но ей не ответили.
Пытался убедить беспомощных людей и Марк, но никто не слушал. Кто-то молился, вознося руки к небу, кто-то кричал проклятья в том же направлении, но большинство либо стояли в оцепенении, либо глазели на Везувий, по-прежнему изрыгавший в небо столб пламени и камней. Эта черная туча упорно ползла к Помпеям и Стабиям.
Они не знали, как долго шли, делали каждый следующий шаг, просто чтобы не стоять, цепенея от ужаса. Движение придавало хоть какой-то смысл их жизни, вернее, существованию.
Юста скорее догадалась, чем почувствовала, что они уже поднимаются в гору. Да, это так, Марк сумел вывести их к Молочным горам, и теперь маленькая упорная группа из пяти человек углублялась в проход между двумя отрогами, чтобы оказаться по ту сторону и не видеть махины Везувия, решившего погубить Помпеи и Стабии.
У Юсты снова мелькнула мысль, что бабушка удачно уехала в Геркуланум, там безопасно.
Пемза под ногами теперь осыпалась, они съезжали, таща за собой остальных, поднимались сами и поднимали друг друга, но упорно ползли дальше и дальше от сошедшего с ума Везувия.
Старания не пропали даром, стало чуть тише, видно, Марк сумел увести своих товарищей по несчастью довольно далеко между гор. В какой-то миг, оглянувшись, Юста едва не закричала от радости – Везувий даже не был виден!
Но здесь пемзы тоже достаточно, к тому же начавшийся дождь, который совсем недавно так ждали, грозил превратиться в грязевой поток, и если не смоет их в море, то просто собьет с ног. Марк скомандовал, что нужно попытаться хоть немного выбраться вверх, чтобы не идти по дну ложбины, это опасно.
Ночью, почти во мраке, он с трудом узнавал места, которые не так уж давно знал лучше линий на своей ладони. Они уходили и уходили, огибая небольшую гору. Возможно, это и спасло им жизнь.
Наступил момент, когда даже Юста почувствовала, что больше идти не в состоянии, Фульвия просто висела на Марке, Тит из последних сил старался не свалиться, его попеременно поддерживали то Авл, то Юста.
– Марк, надо передохнуть хоть немного.
Они устроились на небольшой площадке под выступом скалы, куда не слишком долетали камни. Отсюда Везувий был все же виден, во всяком случае, если подняться на ноги. Виден и Неаполитанский залив, на его другой стороне тоже было темно. То ли и до Мизены дошла черная туча, то ли уже ночь.
Несчастные люди сбились в кучку, хотя было совсем не холодно, дрожали, словно на ледяном ветру.
– Марк, – Юста кивнула на залив, – туча засыпала все вокруг? Темно всюду.
– Нет, думаю, просто уже ночь. Видишь, вдали огни Мизены. Там люди зажгли светильники в домах и факелы на улицах. Где-то есть почти нормальная жизнь, а значит, и нашим бедам придет конец.
– У тебя такое хорошее зрение? Я ничего не вижу так далеко.
– Поверь, я не лгу. А зрение у меня хорошее, потому что я пастух, все пастухи хорошо видят вдаль и плохо вблизи.
– Марк… как ты думаешь, Гаю удалось уплыть?
Юста задала этот вопрос, прекрасно понимая, что именно ответит гладиатор, а также то, что он не может знать ответ. Но ей была необходима чья-то уверенность, чтобы поддержать свою. Марк ответил, как ожидалось:
– Думаю, да. Гай никогда не отступал. Нам тоже нельзя, мы должны добраться до Сорренто, чтобы с ним встретиться.
Юста смотрела на черный залив, слушала грохот Везувия, стряхивала с себя падающие камешки и пыталась поверить.
Она не знала, что Гаю удалось доплыть только до Стабий, камней с неба сыпалось столько, что вся поверхность моря была ими покрыта слишком толстым слоем, чтобы можно было грести. К тому же саму лодку просто заваливало пемзой. Вместе с пемзой начали падать и более тяжелые камни, это означало, что они довольно скоро просто пойдут ко дну под грузом «подарков» Везувия.
Девушки выбирали и выбрасывали камни, но это помогало мало, Везувий оказался сильней их усилий.
В Стабиях пришлось пристать к берегу и выбраться на землю. На это ушло много времени и еще больше сил. Девушек вынесли на своих спинах, однако, почувствовав под ногами твердую землю, обе категорически отказались двигаться дальше. Не помогали ни уговоры, ни попытки нести на себе.
Гай разозлился:
– Если вы не хотите, чтобы вас несли, то мы уйдем в горы одни!
В конце концов так и пришлось поступить. Оливия увидела знакомую семью, которая решила вернуться в свой дом, очистить крышу от камней и переждать остаток ночи там. Почему-то все верили, что утром кошмар прекратится. Увязавшаяся с ними девушка осталась с Оливией, а Гай и Непот отправились в горы сами.
– Знать бы еще, где Марк с остальными и что с ними…
Непот сделал вид, что попросту не расслышал сказанного Гаем. Неудивительно, в таком грохоте сам себя не слышишь…
Юлия Пизония металась на своей вилле, ломая руки, она не могла дождаться, когда же вернется Порций и привезет Юсту. Женщина не подозревала, что несостоявшийся супруг ее внучки давным-давно уехал в сторону Неаполя.
– Тина, посмотри, никого не видно на дороге?
Хозяйка задавала этот вопрос в десятый раз за последние несколько минут. Рабыня делала вид, что узнает, и возвращалась, разводя руками:
– Нет, госпожа. Как только будет что-то известно, мы сразу оповестим вас.
Юлия пыталась подсчитать, сколько времени нужно Порцию, чтобы добраться до виллы у Стабий, вызволить из неволи Юсту и привезти в Геркуланум. Выходило довольно много, к тому же девушка строптива, могла и не поехать сразу, просто не поверив бывшему жениху.
– Я на ее месте тоже не поверила бы! – зачем-то вслух заявила Юлия Пизония и тут же принялась укорять себя за то, что не отправила Юсте какой-то знак с Порцием, чтобы та поняла, что это бабушкина воля, а не попытка бывшего жениха украсть ее.
После очередного вопроса «Ну где же этот Порций?!», который задавался каждые полминуты, Попилий не выдержал и рассказал о том, что видел и слышал раб у ворот.
Несколько мгновений Юлия сидела, оглушенная таким известием, потом стала медленно соображать.
– Но за девочкой поехал этот гладиатор, так?
Да, Гай Корнелий, и с ним двое.
– Значит, он спасет ее. Он любит, значит, спасет! – уверенно заявила женщина. – Так даже лучше. Хоть этот гладиатор и отказался когда-то жениться на моей девочке, он уже давно пожалел об этом, пусть женится.
Покосившись в сторону Помпей, где творилось что-то невообразимое, Попилий подумал о том, что сейчас едва ли Юсте и ее спасителю будет нужно разрешение бабушки жениться. Да и вряд ли им до того…
– Пойдем со мной в кабинет! – распорядилась Юлия.
Там она объявила, что решила переписать завещание. После ее смерти Юста получит все, но так, чтобы ни один муж не смог воспользоваться этим наследством.
– Вот так, – довольно хмыкнула Юлия, – теперь пусть попробуют!
Но что попробуют, объяснять не стала.
Она заставила Попилия быстро переписать текст:
– Да пиши красиво и без ошибок.
Проверив, подписала и приложила свой перстень в знак подлинности.
– Теперь собирайся, и быстро.
– Куда?
– Повезешь это в Рим моим адвокатам. Я хочу знать, что девочка в безопасности.
Попилий подумал, что безопасность в том месте, где сейчас находится Юста, заключается несколько в другом, но привычно промолчал.
Уже через полчаса конь уносил его в сторону Рима. Попилий попрощался с хозяйкой, не подозревая, что больше никогда не увидит ее, как и самого Геркуланума. Отправив секретаря с заданием из Геркуланума, хозяйка спасла ему жизнь. Но в отличие от Плиния Младшего, видевшего все со стороны, Попилий не написал о том, что видел и испытал. Ему было не по себе от одной мысли, что его хозяйка и многие, многие другие оказались погребены под толстым слоем пепла.
Задание он выполнил, а вот возвращаться было некуда – в ту ночь Геркуланум перестал существовать. Как и Помпеи. И Стабии. И все, кто был на побережье и что на нем было.
К вечеру подземные толчки в Геркулануме стали ощутимей. Уплыть морем некуда, да и невозможно. А туча захватила уже и Геркуланум. Те, кто не успел уйти, больше не могли оставаться на улице, но и находиться в зданиях тоже было опасно.
Тогда поступили так, как делали обычно при землетрясениях, – женщин, детей и стариков собрали под крышей прочных лодочных хранилищ. Они были построены на совесть и выдержали уже много землетрясений без единой трещины.
Конечно, для более четырех сотен человек места мало, но лучше так, чем под открытым небом и градом камней. Мужчины остались снаружи, укрываясь кто чем мог.
Геркуланум, как и его старшего брата Помпеи, медленно, но неотвратимо засыпало пеплом и камнями. И все же не так обильно, как Помпеи. Пока не так.
На вилле Юлия не спала, размышляя о том, где внучка и сумеет ли Гай доставить ее в Геркуланум до завтрашнего утра. Очень хотелось бы уехать в Рим, надоела эта тряска и страх.
В полночь с вулканом что-то произошло. Никто этого не понял и не увидел. Не увидели, потому что было темно, и многие спали, не поняли потому, что не могли понять, такого не видел никто и никогда. Вернее, видевшие просто не выживали – выжить в том, что было дальше, невозможно.
Верхушка вулкана словно просела, огромный столб дыма, пламени и летящих вверх камней больше ничто не сдерживало, он тоже просел. Везувий прекратил выбрасывать все из себя вверх на сумасшедшую высоту и отправлять облаком в сторону, зато теперь все словно растеклось по склонам и окрестностям.
Поток раскаленных газов, пепла и горячего воздуха со страшной скоростью устремился вниз. В этом ревущем, безудержном потоке температура была такой, что все в него попавшее сгорало мгновенно. В том числе и люди.
Потомки назвали такой поток пирокластическим.
Геркуланум попал под него первым. Женщины и дети внутри здания, мужчины на улицах, оставшиеся в домах люди, те, кто еще надеялся утром продолжить свой путь к спасению, Юлия Кальпурния Пизония и ее слуги на вилле, как и хозяева и рабы множества других богатых и не очень вилл и домов… все они сгорели мгновенно, даже не успев ничего почувствовать, понять или испугаться.
В Помпеях также сгорели Флавия с восьмимесячным ребенком, так и не появившимся на свет, ее брат Кальв, столь популярный у женщин, Гавий Руф, их слуги и родственники, Аттик, прикованный к стене в школе гладиаторов, Децим и Лидия, так и не успевшие выпить яд цикуты, зато продолжавшие обниматься, и еще многие другие, кто остался в городе или вышел за пределы городских стен, пытаясь уплыть или уйти как можно дальше от ада, который по воле богов творился на земле.
В самих городах – Помпеях и Геркулануме погибло не так много, большинство жителей предпочли не рисковать под рушащимися от обилия камней крышами, а выйти на берег или просто брели по засыпанным камнями дорогам, сами не зная куда, только бы подальше от этого огнедышащего чудовища, не жалевшего никого – ни сильных, ни слабых, ни старых, ни молодых, ни женщин, ни мужчин, ни детей.
Но Везувий не позволил им уйти, догнав смертоносной лавиной – пирокластическим потоком, спалив за секунды и засыпав тоннами пепла.
Все побережье превратилось в сплошное кладбище, где под слоем от четырех до двадцати метров пепла и камней были похоронены останки тех, кто стал жертвами вулкана.
Никто не знал день или ночь, сколько времени прошло и что вообще творится там, откуда они сумели выбраться.
Но Юсту терзал вопрос, где Гай. Она не сомневалась, что бабушка сумела уехать из Геркуланума, там ей делать нечего, но Гай… он мог пропасть в этом аду. Однако сердце упрямо подсказывало, что Гай жив, что он вообще где-то недалеко. Девушка беспокойно оглядывалась, хотя рассмотреть что-то можно было только при вспышках молний или при отблесках огня, вырывавшегося из жерла вулкана.
Как Юста при свете вспышек молний и искр, летящих из Везувия, смогла узнать, угадать в двух едва заметных точках, карабкавшихся по склону горы Гая и Непота? Только сердцем.
– Марк, смотри, Гай!
Марк подскочил к ней:
– Где?
– Во-он…
В этот миг стало совсем темно, а когда последовала новая вспышка молнии, точки исчезли. И все же Юста закричала во весь голос:
– Га-а-ай!..
Как смог Гай услышать ее голос так далеко среди грохота и рева? Только сердцем.
Две точки остановились на прогалине, и при очередной вспышке стало видно, как они замахали руками.
Теперь Юста и Марк кричали уже в два голоса:
– Гай!
Они махали руками, кричали, пока не почувствовали, что практически охрипли.
Разжечь бы огонь, но у них ни кресала, чтобы его развести, ни сухого валежника, чтобы поддержать. Оставалось надеяться, что Гай и Непот найдут их по памяти.
Потянулись тяжелые минуты ожидания. Потеряться сейчас, когда они почти спаслись и нашлись так неожиданно, было совсем обидно. Юста и Марк пытались еще кричать, пока не услышали, как Гай откликается совсем близко.
Когда Гай, а за ним Непот шагнули на небольшую площадку, где прятались под навесом небольшой скалы беглецы, у Юсты совсем не осталось сил. Гаю пришлось подхватить ее, чтобы не упала.
– Гай…
– Юста, дорогая, самое страшное позади, не бойся. Главное, мы встретились…
Он был прав и не прав одновременно. Главной была их встреча в этом аду, не просто счастливая, а невозможная, непостижимая, невероятная.
Но самое страшное оказалось впереди.
Они еще стояли в обнимку, а Непот рассказывал о Стабиях и отказе Оливии двигаться дальше, когда окрестности сотряс новый грохот. Сидевшие вскочили на ноги, все головы повернулись в сторону грохотавшего Везувия.
Вспышки молний осветили невиданную картину – вулкан словно провалился сам в себя. При этом столб, поднимавшийся до самого небесного купола, тоже просел и принялся растекаться по округе широким облаком с невиданной скоростью.
Беглецы стояли, потрясенные увиденной картиной, не в силах двинуться с места и даже кричать.
Огромное облако, которое теперь стелилось по земле, словно потекло с горы и захватывало побережье. Оно было далеко, очень далеко, но просто представляя, что творится там, все почувствовали удушье.
– Геркуланум… Помпеи… – в отчаянье прошептала Юста.
Гай прижал ее голову к себе:
– Они успели уехать, Юста, успели. Когда я уезжал, твоя бабушка уже была готова. Она обещала Порцию, что подождет тебя в Неаполе. Гавий Руф тоже не так глуп, чтобы оставаться с Флавией в Помпеях во время такого… Мне кажется, я их даже видел, когда пробирался к вашей вилле, но не стал терять их и свое время, потому не остановился.
Она понимала, что Гай просто пытается ее успокоить, но ему так хотелось верить!
– Если уж мы умудрились уйти в таком аду, то наши родные и друзья тем более.
Но, несмотря на собственные бодрые слова, Гай выглядел озабоченным.
– Нам нужно уходить как можно дальше, заслониться горами от вот такого облака. Оно может быть не одно. При извержении Этны во времена Цезаря облако это было то, чего нужно больше всего бояться. Оно очень горячее и убивает любого, кто в него попал. Нужно уйти дальше…
– Куда, Гай? – почти в отчаянье воскликнула Фульвия. – Мы уже и так в горах, не идти же до самого Салерно!
– Если нужно, пойдем до Салерно. Пока есть хоть какие-то силы, нужно уходить от Везувия как можно дальше. Будем надеяться, что наши родные успели выбраться из этого ада, но если не успели, то мы им ничем не поможем. Помочь можем только самим себе. Вперед. Нужно зайти за гору и немного спуститься. Утром увидим, куда двигаться дальше.
Они пробирались на ощупь, падали, вставали, брели, хватаясь за стволы деревьев и кусты, помогали друг другу… Тропа была очень узкой, к тому же заваленной падающими камнями и пемзой.
Это было безумством – пытаться уйти от вулкана, но они уходили, доказывая, что людская воля и желание жить могут быть сильней воли богов. За то время, пока они двигались, окрестности сотрясали взрывы, подобные тому, что они увидели, еще дважды.
Марк обещал:
– Дальше есть хорошая пещера, там рядом ручей. Не думаю, что вся вода в округе воняет серой, мы сможем напиться.
Они смогли добраться до небольшой пещеры и даже напиться, потому что родничок хоть был совсем слабым (без подсказки Марка ни за что не заметили бы, даже случайно наткнувшись), но это все же вода, которой так не хватало все последние дни!
Пили жадно до бульканья в животах, потом сидели, привалившись к стенам и вытянув ноги. Было решено до утра оставаться на месте. От гнева Везувия они укрылись горой, но что делать дальше, как выбираться из этого ада и где искать людей, не знал никто.
Гая и Марка волновала возможность лесного пожара, ведь камни падали горячие, и молнии били сухие, без дождя. Если загорится лес вокруг, то не спасет никакая пещера. Но здесь они были бессильны что-то противопоставить. Даже если бы после перенесенного оставались силы идти дальше, сгустившаяся тьма не позволила бы разглядеть не только тропинку, но и Аппиеву дорогу. Провалившись сам в себя, вулкан перестал выбрасывать вверх столб огня, а тучи пыли и пепла заслонили небесный свод настолько, что ни луны, ни звезд, ни даже солнца, если бы оно было в небе, не видно.
Мрак, дрожащая земля под ногами, все еще падающие камни, забивавшая горло и нос пыль и полная неизвестность… Но Юста не боялась, теперь рядом Гай, теперь не страшно. Вернее, страшно, очень страшно, но… не страшно!
Гай привалился спиной к камням и укрыл Юсту в своих объятиях. Она свернулась калачиком, прижалась к его груди и затихла, прислушиваясь к стуку его сердца. Неужели нужны были вот такие потрясения, чтобы эти двое были вместе? Юста понимала, что, если выживет, никогда больше не пожелает слышать разговоры о замужестве с другим.
Видно, об этом же думал и Гай. Он поцеловал девушку в голову и тихонько сказал на ухо:
– А ведь ты моя невеста. Помолвка не была расторгнута официально.
– Что?!
– Документ сохранился у моей матери в доме. Порций узнал, что его не уничтожили и не опровергли официально, но не знал, где этот документ. Я сам не знаю, мать спрятала. Потому Порций и примчался ко мне. Ему не гладиаторы были нужны, а официальное расторжение нашей с тобой помолвки. Он и меня с собой увез для этого.
– Ты хотел расторгнуть официально?
– Ну, уж нет! Но я понимал, что он попытается меня убить, если не соглашусь. Нужно было добраться до Рима и предстать перед отцом с повинной, сказав, что больше всего в жизни я сожалею о своем непослушании и готов жениться, как было оговорено. Ваша помолвка с Порцием недействительна.
Марк, сидевший рядом (они вынуждены расположиться почти вплотную), усмехнулся:
– А убить тебя должен был я.
– Что?!
– Угу. Порций обещал большие деньги и свободу. Гай, хочешь узнать, сколько ты стоишь?
– Не хочу. Ты получил деньги?
– Ты жив, значит, нет. У Порция порядочный и честный отец, он сам бы уничтожил сына, узнав о его намерениях.
Гай усмехнулся:
– Ты раб, тебе не поверили бы.
– У меня есть свидетель, которому бы поверили. Но теперь это безразлично. Все погибло, так что если хотите считаться мужем и женой, то поспешите.
– Ну нет! Я еще перенесу тебя через порог своего дома, а ты смажешь его жиром и обовьешь шерстью, как полагается молодой жене, – возразил Гай, укрывая Юсту от всех страхов мира своими сильными руками.
– Обязательно… – прошептала девушка.
Гай взял ее руку, пальцы наткнулись на браслет.
– Тот? Ты носишь?
– Не снимаю, и он часто бывает горячим.
– Угу, – пробормотал Гай, целуя ее ладонь, потом запястье. – Еще каким горячим, я совершенно бесстыден в своих фантазиях. Если бы ты только знала…
– Гай, – укоризненно прошептала девушка.
– Но мы их обязательно воплотим в жизнь, эти мои фантазии.
По ту сторону горы снова что-то громыхнуло, словно обвалилось. Юста невольно вздрогнула. Гай обнял ее крепче.
– Не бойся.
– Я с тобой ничего не боюсь.
– А вот это зря. Меня самого бояться стоило бы.
– Ты такой страшный?
Он шепнул ей совсем на ухо:
– Я ненасытный.
Горячим был не только браслет на руке Юсты, но и ее щеки. Хорошо, что никому не видно, как она покраснела…
– Но тебе понравится, обещаю, – снова зашептал Гай ее на ухо.
Они не знали, что творилось в заливе и на побережье, не знали, что будет дальше, не представляли, куда денутся, когда все успокоится, если вообще успокоится, но они были единым целым – группа из семи человек, решивших противопоставить Вулкану свое мужество и желание жить.
Утром, хотя уже никто не понимал, утро или вечер, сколько дней или даже недель прошло с того времени, как они ушли из виллы у Стабий, послышался грохот такой силы, что проснулись даже Фульвия с Титом. Невольно все вскочили на ноги, но почти сразу попадали, потому что Молочные горы тоже ходили ходуном.
Было слышно, как где-то движется огромная лавина – с грохотом и зловещим шипением. Вулкан больше не выбрасывал в небо огненные столбы и камни, но там происходило что-то другое. По беспокойству Гая стало ясно, что именно этого он и боялся.
Противопоставить было уже нечего, оставалось только ждать.
И они ждали, сгрудившись в крошечной пещере, прижавшись, чтобы сохранить не тепло, потому что не было холодно, но уверенность, что вместе, что поддержат и помогут друг другу, не оставят в этом кошмаре пропадать поодиночке.
Казалось, пока они вместе, Везувий с ними не справится. Наверное, так и было.
Эта волна не дошла до них. И самого страшного в их положении – лесного пожара – тоже не случилось.
Через много столетий потомки, раскопав Помпеи, Геркуланум, Стабии, обследовав отложения, вызванные извержением Везувия, придут к выводу, что после многих часов извержения (с полудня 24 августа 79 года до полуночи на 25 августа) вершина Везувия просто провалилась внутрь, кратер сильно увеличился в размерах и столб раскаленных газов и пепла, выбрасываемый вверх, «провалился» тоже. Теперь эта смесь с температурой от 200 до 400 градусов «потекла» сплошным потоком с конуса вулкана по его склонам со скоростью быстрее ураганного ветра – до 200 км в час.
Пирокластический поток возникает при извержениях редко, только в случае провала жерла вулкана, но если уж возникает, то шансов выжить у тех, кто попал под такое месиво, нет никаких.
Нет, жители Помпей, Геркуланума и Стабий не задохнулись в облаках пыли, они не хватали ртом воздух, часами корчась от невозможности дышать. Разве только те, кто оказался засыпанными толстым слоем пемзы и пепла в своих домах, но таких археологи обнаружили совсем немного, к тому же эти люди были явно ранены и, возможно, погибли раньше под обломками рушащихся зданий.
Основная масса жителей, видно, успела покинуть опасные, засыпанные камнями и пеплом дома. Но легче от этого не стало. Море отступило, к тому же его поверхность была покрыта толстым слоем пемзы, которая в воде не тонет. Да и куда плыть? Ураганный ветер не позволял поставить паруса, летящие с неба раскаленные камни грозили сжечь любое суденышко, которое рисковало выйти в море, преодолеть в таких условиях Неаполитанский залив становилось невозможным.
Конечно, были те, кто рискнул, их останки наверняка нашли свое упокоение на дне залива.
История не знает выживших после этой трагедии, единственные воспоминания написаны Плинием Младшим, который все видел из Мизены – города на другом берегу залива. А его дядя Плиний Старший, известный исследователь природы и писатель, погиб в Стабиях именно под пирокластическим потоком.
Современные исследователи убеждены, что таких потоков сходило с Везувия за ночь 24–25 августа целых четыре, один страшней другого. Хотя людям вполне хватило первого. Первый поток убил всех живых в Помпеях и Геркулануме, следующие добили Стабии и редких выживших на берегу.
Невозможно остаться в живых в облаке раскаленного газа и пепла температурой в 400 градусов. Люди сгорели мгновенно, не успев не только понять, что происходит, но и как-то отреагировать. Вскинутые к лицу руки не от удушья, а просто последняя судорога уже мертвого организма. Все погибшие найдены в одном слое пепла, все в достаточно спокойных позах, никто из них не рвал тунику на груди, задыхаясь. Они просто не успевали этого сделать.
Нашлись даже те, кто в это время был в объятьях друг друга или сидел в нужнике. Едва ли этим станешь заниматься, задыхаясь.
Жители Помпей, Геркуланума и Стабий, а также мелких городков и деревень на побережье Неаполитанского залива у подножья Везувия (а таких было много, из-за хорошего климата и очень плодородной почвы люди селились здесь густо) погибли мгновенно, практически сгорев изнутри и снаружи. Даже микроорганизмов на поверхности скелетов не осталось, настолько высокой была температура, мгновенно спалившая плоть.
От высокой температуры взрывался мозг, единой вспышкой сгорало тело.
От жителей Помпей, которых засыпало пеплом, превратившимся в единую массу и зацементировавшим останки погибших на века, остались только пустоты в этом пепле. Исследователи заливают эти пустоты гипсом и получают слепки тел. Жители Помпей, оставшиеся внутри домов, погибли от раскаленного газа, попавшего в дыхательные пути.
От жителей Геркуланума и тех, кто собрались на берегу в надежде выбраться из кромешного ада, остались только скелеты. Остальное сгорело.
В Помпеях найдены останки семьи, которая не ушла, потому что одна из женщин была на восьмом месяце беременности… останки гладиатора, который не смог уйти, потому что был прикован цепью к стене, видимо, в наказание за что-то, рядом останки его возлюбленной – богатой дамы, не пожелавшей покинуть его в минуты гибели… мужчин и женщин, стариков и детей, которых смерть застала за самыми разными делами… собаки, которую хозяева, уходя, забыли отвязать, она пыталась карабкаться по пемзе, пока хватало длины крепкой веревки… забытых в конюшне лошадей…
В Геркулануме основные находки на берегу. Скелеты женщин и детей, сгрудившихся в тесных помещениях для лодок, и мужчин, которых смерть настигла рядом с этими ангарами снаружи… Мать, прижимающая свое дитя… мальчик, взявший с собой не игрушки или еду, а щенка, которого в страхе прижимал к груди… рабыня, последним своим движением заслоняющая маленькую девочку, видно, свою воспитанницу…
Радует только одно: они не мучились. Смерть была страшной, но мгновенной.
Несомненно, не меньше скелетов было бы найдено и на берегу близ Помпеев и Стабий, но, во-первых, берег отступил далеко в море, столько пепла и камней накидал Везувий во время этого и последующих извержений, во-вторых, проводить раскопки на побережье просто невозможно, никакие извержения (а Везувий очень активный вулкан) не могут вынудить людей уйти из этих мест. Побережье плотно заселено, все останки просто под ногами у ныне живущих, надежно укрытые толстым слоем вулканических выбросов, накопившихся за время многочисленных извержений (только в ХХ веке Везувий сильно извергался дважды – в 1906 и 1944 годах, а небольшие «показательные выступления» в виде лавы или выброса пепла без пирокластических потоков устраивает, как и другой вулкан – Этна, почти ежегодно).
Есть те, кто оспаривает месяц извержения: не август, а октябрь, потому что уже было готово вино… те, кто оспаривает сам год: не 79-й, а 1631-й, и ставит знак равенства между Помпеями и Аннунциатой просто потому, что Помпеи были морским портом, а нынешние раскопки далеко от побережья… оспаривает саму возможность гибели двадцатитысячного населения Помпей, четырех тысяч Геркуланума и еще многих и многих тысяч на побережье и на склонах горы…
На все это можно возразить. Почва вокруг Везувия была столь плодородна, что позволяла собирать даже не два, а три и четыре урожая в год! Фактически круглый год вулкан подогревал землю, а слои прежних вулканических отложений – богатейшая кладовая минералов, это даже лучше сапропеля и чернозема. Потому и урожай собирали почти круглый год, и вино делали тоже.
Помпеи были морским портом, потому что за время, прошедшее после этого извержения (а оно далеко не первое), Везувий выбросил такое количество породы, что море именно в месте расположения Помпей отступило далеко в залив. Со Стабиями так не получилось, потому что они расположены практически на скале.
А несчастным двадцати тысячам людей было просто некуда деваться. К тому же никто не понимал настоящей опасности, к постоянным землетрясениям привыкли, научились быстро восстанавливать города и строить все более сейсмически крепкие дома. А вот о пирокластическом потоке никто и слыхом не слыхивал, он образовывается достаточно редко, только если конус вулкана в процессе сильного извержения проваливается сам в себя. Такого до тех пор на людской памяти не бывало, потому и были несведущи…
Но как бы ни спорили, факт извержения (и не одного) неопровержим, гибель людей тоже, то, что они погибли именно от пирокластического потока и лишь потом были засыпаны пеплом, доказано.
Но этот же пепел сохранил для потомков почти нетронутой жизнь далеких предков. В Геркулануме обуглились от высокой температуры, но остались целыми предметы мебели, многочисленная домашняя утварь, даже свитки роскошной (1800 томов!) библиотеки одной из вилл, предположительно виллы, построенной Луцием Кальпурнием Пизоном – третьим тестем Юлия Цезаря.
Не все удается восстановить, временами откопанные с огромным трудом здания попросту рушатся, потому что вода и ветер за несколько лет способны уничтожить то, что пролежало под слоем пепла почти две тысячи лет.
Но люди все равно помнят жертвы Везувия, в каком бы веке они ни случились, потому что вулкан до сих пор опасен и шутки с ним плохи! Не только с Везувием, любой вулкан опасен. Именно вулканы, а не потепление способны уничтожить жизнь на прекрасной планете Земля, хотя именно они эту жизнь в большей степени и стимулировали, и создали миллионы лет.
