РОМАН С ВОРОБЫШКОМ
Любовь без учета партийной принадлежности
Если верить Хэлу Вогану, барон Ганс Гюнтер фон Динклаге был левой рукой Гитлера. Правой, как известно, у фюрера был Йозеф Геббельс. А может, фюрер левой рукой Динклаге? Во всяком случае, из книги «В постели с врагом...» следует, что Ганс Гюнтер, которого прозвали Шпатцем, то есть Воробышком, будучи в Берлине, запросто заскакивал к Гитлеру на огонек.
Как же Шанель угораздило влипнуть в столь примечательную и опасную любовную связь? Что за женщина: то у нее наследник российского престола, то самый богатый человек Англии, то почти приятель Гитлера!
Неясно одно: почему у этой левой руки фюрера не хватило влияния, чтобы освободить из лагеря для военнопленных (не Освенцима, не Дахау или Бухенвальда, а куда проще) не еврея Андре Паласса, ни в чем таком, кроме службы во французской армии, перед нацистской Германией не запятнанного? Слабая рука какая-то...
Конечно, никакой ни левой, ни правой, ни средней рукой Гитлера Динклаге не был, судя по всему, он вообще был мелкой-мелкой сошкой, озабоченной только одним – не попасть на глаза кому не нужно, чтобы не отправили на страшный Восточный фронт, но при этом старательно изображать бурную деятельность. Задача, надо сказать, не из легких – ничего не делая, казаться при деле. В гестапо тоже не простачки, на Восточный фронт не хотелось никому.
И все же как в жизни Мадемуазель появился Ганс Гюнтер фон Динклаге и зачем он ей (ну, кроме любовной страсти, конечно) нужен? Когда они вообще познакомились? Сама Шанель говорила, что знали друг друга много лет.
Встречается версия, что со времен «муленской банды», то есть когда сама Шанель была приятельницей Бальсана и егерей 10-го полка. Чтобы понять, что этого просто не могло быть, достаточно вспомнить: Ганс Гюнтер фон Динклаге на тринадцать лет моложе Шанель, то есть во времена Мулена и Руайе был просто мальчишкой! И хотя Ганс Гюнтер заядлый «лошадник», пожалуй, до 1928 года – времени, когда он приехал на работу в Париж, их пути вряд ли пересекались. Жермен Домерже, проработавшая у Шанель горничной тридцать лет, утверждала, что Мадемуазель познакомилась с Динклаге в Сент-Морице.
Динклаге не был чистокровным немцем, его мать англичанка, чем Ганс Гюнтер весьма гордился. Поговаривали, что прозвище Шпатц Ганс получил от высшего начальства. Снова не стоит подозревать в этом Гитлера или Геббельса, под начальством которого служил на заре своей шпионской карьеры Динклаге. Это вполне мог быть кайзер Вильгельм II, бывший в 1914 году командиром королевского уланского полка, в котором вместе с отцом воевал на Русском фронте Динклаге-младший. Несмотря на то что служба проходила вполне достойно (братья по оружию ничего дурного о нем вспомнить не могли), желания попасть еще раз на фронт с его опасностями Ганс Гюнтер больше не испытывал, он предпочел дипломатическую карьеру.
В двадцать пять лет женился на чудесной девушке Максимилиане, приятной внешне, сильной, здоровой и, что немаловажно, весьма небедной. Высокий, спортивный, красивый, блестящий танцор, умеющий очаровывать дам, Динклаге вовсе не собирался хранить верность супруге, а еще... жить экономно. Постоянная нужда в деньгах, думается, сыграла не последнюю роль в заключении в 1933 году контракта с Министерством пропаганды Третьего рейха под началом Йозефа Геббельса. Не думаю, что это означало личную встречу с самим Геббельсом и уж тем более с Гитлером, слишком мелкая сошка советник пресс-атташе по пропаганде. К тому же контракт сроком всего на год и, похоже, не возобновлялся.
Однако Динклаге в Париже понравилось, сам он парижскому обществу тоже, а потому последовало возвращение. При этом верная супруга осталась блюсти покой домашнего очага. Пропагандой Ганс Гюнтер больше не занимался, а вот что делал в действительности – загадка по сей день. Конечно, подозрений много, недаром Воробышек попал в поле зрения французской полиции еще со дня своего первого приезда во Францию в 1928 году, а уж когда «пропагандировал» нацистские идеи Геббельса, тем более.
Теперь Ганс Гюнтер фон Динклаге числился просто бизнесменом, правда, никто не знал, каким именно бизнесом он занимается. Какая разница, если человек красив, приятен в общении и не просит взаймы?
Но тут у Шпатца ребром встал семейный вопрос. Нет, его супруга вовсе не набралась смелости закатывать сцены ревности (хотя имела все основания), просто у нее вдруг обнаружилось «немного еврейской крови», что, сами понимаете, было неприятным сюрпризом и поводом для развода. Динклаге раньше не подозревал, что девушка отчасти еврейка? Конечно, знал, но пока у нее имелись деньги, а у него еще не складывалась карьера, стойко «терпел» такой «позорный» для истинного арийца факт. Пришло время, надобность в Максимилиане отпала, необходимость терпеть неподходящую родословную суженой тоже, и он развелся. Не он один, так поступали многие и многие, но это все равно не делает чести нашему «герою».
Если поискать ненавистников Воробышка, то таковыми сплошь и рядом окажутся особы женского пола, он многих обидел.
Женщин он использовал как своих помощниц безо всякого зазрения совести. Если нужны – соблазнял, если больше не пригождались – бросал. И шантажировал тоже спокойно. Судя по всему, так же спокойно он шантажировал после войны и свою «военную любовь» – Шанель. Коко долго содержала его сначала в Швейцарии и на вилле «Ла Пауза» тоже, а потом помогла перебраться на Ибицу, где потерявший финансовую поддержку плейбой практически обнищал.
Несмотря на свое прозвище, у дам Динклаге оставался в памяти надолго. Примечателен случай, когда в Париже он встретился с одной из бывших подруг. Узнавшая его дама с изумлением поинтересовалась, что он тут делает, ведь он журналист из Варшавы? Шпатц спокойно пожал плечами:
– Шпионю...
То есть открыто сознавался, что он шпион! Дама все свела к шутке, а ведь человек сказал правду! Это ставят во главу угла: вот же, сам сознался, что нацистский шпион! Сознался, да только в том, что шпион, а вот чей...
Биограф Шанель Эдмонда Шарль-Ру сетовала, что сколько ни искали по самым разным картотекам и архивам, никаких документов на шпиона Ганса Гюнтера фон Динклаге не нашли, мол, специалисты только разводили руками:
– Ничего нет.
Чем же действительно занимался Динклаге в Париже? У Хэла Вогана нет никаких сомнений: разведкой! Вполне возможно, даже скорее всего так, но в таком случае он был законспирирован просто идеально. Пьер Галант, который сам был во время войны связан с разведкой, только французской, утверждал, что Динклаге работал под начальством полковника Ваага. Ну и что? А то, что полковник Вааг – племянник адмирала Канариса и служил в его ведомстве, то есть в абвере. При этом ни в каких абверовских документах обнаружить следы Динклаге не удалось, а ветераны абвера от служебного «родства» с Воробышком открещиваются обеими руками.
Значит, либо Динклаге был просто супершпионом, о каком знала пара-тройка высших начальников (Вааг, Канарис, Геббельс и сам Гитлер), либо вся история со Шпатцем-шпионом попросту придумана. Если он супершпион, то зачем держать такого в оккупированной и почти смирной Франции, не против бойцов Сопротивления же его использовали. При всем уважении к движению Сопротивления приходится признать, что с его участниками куда легче было расправиться с помощью нескольких предателей, чем внедряя супершпиона. Но и Сопротивление Динклаге своим ни за что не признает.
И все-таки что-то же он делал, если сразу после освобождения Парижа поспешил «унести ноги», в отношении барона было принято постановление о высылке, которое до смерти Воробышка так и не отменили. Это не помешало Динклаге благополучно бывать во Франции после войны, например, на вилле «Ла Пауза» у своей любовницы Шанель.
Ну и где логика?
На минутку вернемся к Ваагу и его доброму дяде, который тоже «честных правил» – Канарису. К чему нам Канарис? Просто в Главном управлении имперской безопасности и в абвере рядом с ним вовсе не было тихо, удержаться «на плаву» бывало сложнее, чем вернуться живым с Восточного фронта.
Когда Канарис возглавил военную разведку и контрразведку, ему было сорок восемь лет, но выглядел Фридрих Вильгельм много старше, потому что был совершенно сед. За ним тут же закрепились клички Седой и Старец. Разведка в том виде, в каком она предстала в начале Второй мировой войны, была настоящим детищем Канариса и называлась «Управление Аусланд/абвер/ОКВ». Тот самый знаменитый абвер («отражение, защита»). В 1940 году Гитлер произвел Канариса в адмиралы флота, все же Фридрих Вильгельм был заслуженным флотским офицером, до абвера успел и подводной лодкой командовать, и крейсером, кстати, очень успешно. Возникло знакомое нам сочетание: «адмирал Канарис».
Огромное четырехэтажное здание абвера на Тирпицуфер, 74/76 стали называть «лисьей норой», а самого хозяина «хитрым лисом». Кабинет Канариса в «лисьей норе» ничем не напоминал помпезные огромные залы кабинетов остальных руководителей рейха, он был на редкость скромным, почти спартанским, потому что Канарису явно все равно где работать. Обязательным оставался только потертый кожаный диван, походная железная кровать, на письменном столе макет крейсера, которым адмирал когда-то командовал, и статуэтка, изображающая трех обезьян – одна прислушивалась, вторая приглядывалась, а третья закрывала рот лапой (символ разведки – все слышать, все видеть и держать язык за зубами). Еще обязательными были фотография любимой таксы Сеппла на камине и присутствие самой таксы, а то и двух в кабинете. Собаки вели себя вполне по-хозяйски, не стесняясь поднимать ноги на углы шкафов или делать лужи просто посреди старого, вытертого многими ногами ковра. Канариса это не смущало.
Вильгельм готов работать двадцать пять часов в сутки, но, к сожалению, природа отпустила их всего двадцать четыре. Несмотря на военно-морское прошлое, адмирал был совершенно не военным человеком, форму надевал только в особых случаях и не любил тех, кто ходил в форме и четко щелкал каблуками, кивая головой или выбрасывая правую руку в партийном приветствии. Он вообще не любил людей и не доверял никому из подчиненных или коллег.
Зато обожал собак и лошадей. В связи с этим забавный случай: в 1936 году Канарис по подложным документам проник в Испанию, но у испанцев контрразведка тоже работала, а потому все телефонные разговоры адмирала-конспиратора прослушивались. Дешифровальщики испанской полиции головы сломали, пытаясь разгадать хитроумный код переговоров с Берлином – Канарис ежедневно интересовался... здоровьем больной собачки! Что бы это могло значить?! Перебрали все возможные варианты, подняли на ноги всех своих агентов, справляясь о самочувствии руководителей рейха, но так и не поняли. Испанской контрразведке в голову не пришло, что просто любимый пудель Канариса съел что-то не то...
Главным врагом адмирала стал руководитель Главного управления имперской безопасности Рейнгард Гейдрих. Тут были две причины, во-первых, у Гейдриха в управлении была своя разведка – СД (один из отделов которой возглавлял Вальтер Шелленберг), что страшно мешало людям Канариса. Во-вторых, Гейдрих постоянно «копал» под «старого лиса». Что делал в ответ Канарис? Конечно, собирал досье на самого Гейдриха. Оба преуспели.
Внешне они не просто соблюдали приличия, но и изображали весьма крепкую дружбу, Гейдрих даже купил дом неподалеку от «приятеля», чтобы проводить воскресные вечера вместе за стаканчиком вина и неспешными разговорами. Два разведчика представляли собой занятную пару: Канарис невысокий, седой, чуть мешковатый, и Гейдрих – почти двухметровая орясина с внешностью интеллигентного пруссака, всегда в форме, подтянут, гладко выбрит и готов крикнуть «Яволь!».
«Невоенному» Канарису удалось то, что не удалось Гейдриху – блестящая служба на флоте. Если Канарис заслуженный офицер и моряк, то его «закадычный враг» на том же флоте дальше лейтенантского звания не пошел, проворовался и был с треском изгнан. Тут вовремя подоспел Адольф со своими идеями, не то разносить бы Гейдриху газеты...
Так что же было у «закадычных врагов» друг на дружку?
У Канариса в совершенно секретной папке лежал документ, подтверждающий, что прадед Гейдриха носил имя Аарон (со всеми вытекающими отсюда последствиями)... При случае это могло пригодиться. Гейдрих об этой папке если не знал, то догадывался.
А что имелось против самого Канариса?
Дело в том, что у верхушки рейха были у каждого свой каналы для связи с верхушкой Великобритании, причем связи достаточно тесные. Но если Гитлер, Геринг, Альфред Розенберг и даже сам Гейдрих связывались скорее с аристократией и через нее выходили на окружение премьер-министра и самого Черчилля, то Канарис был связан с МИ-6 – британской разведкой. И, похоже, «сливал» туда немало информации.
Двум разведкам рядом (СД и абверу), двум паукам в одной банке (Гейдриху и Канарису) тесно, вопрос состоял только в том, кто кого опередит. Когда Гейдрих вдруг в 1942 году собрался в Чехословакию, стало ясно, что он идет на опережение, ведь именно там у Канариса было «лежбище» МИ-6. Счет пошел на часы...
На Гейдриха в Праге чешскими подпольщиками совершено покушение. Довольно странное – сначала сменили водителя на машине, потом два нападавших выбежали на дорогу перед самым автомобилем, начали стрелять и бросили под машину бомбу. Водитель, вместо того чтобы дать газу и проскочить это взрывное устройство, напротив, практически остановился, в результате погиб от кровопотери сам и погубил шефа. Правда, Гейдрих умер не от ран, а через три дня от глупейшего сепсиса.
Но суть всей операции в том, что врага Канариса взорвали чехи, обученные в... Лондоне и по прямому жесткому приказу МИ-6. Чехи пытались отказаться от ненужного теракта, понимая, что немцы жестоко отомстят пражанам, но МИ-6 потребовала неукоснительного выполнения. Немцы отомстили – деревня Лидице перестала существовать вместе со своими жителями.
Как вы думаете, кому помогала МИ-6 в данном случае? Конечно, Канарис на похоронах пустил слезу, мол, «потерял друга...» и т.п., но многие могли заметить, что он вздохнул с облегчением. Правда, и папку с заветным документом про Гейдриха тоже уничтожил, теперь она была ни к чему.
На место Гейдриха заступил Кальтенбрунер, которого Канарис уже не боялся. Однако реальным руководителем абвера стал Гиммлер, и он не собирался уступать дорогу Канарису. Война разведок внутри рейха продолжилась.
Самого Канариса «свалили» позже – в 1944 году, а повесили в концлагере на фортепианной струне вообще в апреле 1945-го.
К чему так подробно о Канарисе и Гейдрихе?
Просто в деятельности Ганса Гюнтера фон Динклаге очень многое зависело, в какой компании работал именно он – у Ваага, значит, у Канариса, или у Шелленберга, значит, у Гейдриха и Гиммлера. А может, был двойным агентом? Тогда с какой стороны основным? Шанель он позже повез к Шелленбергу, то есть в СД, в управление имперской безопасности, VI отделом которого руководил Вальтер. А как же тогда Вааг и Канарис, который еще был в силе? Или это своеобразный «подарок» Шелленбергу в связи с его будущим усилением? Тогда Динклаге настоящий ухарь, способный заранее предусмотреть падение (чужое) и соломки подстелить (себе).
Почему Динклаге не сумел сам вытащить Андре из лагеря, а привлек для этого своего старинного приятеля Теодора Момма? Считается, потому что Момм отвечал за всю французскую текстильную промышленность и имел большие связи. Теодор Момм служил с Динклаге еще в Первую мировую, потом жил у родственников в Бельгии, потом вернулся в Германию. В Бельгии его семья владела текстильными фабриками, считается, что во Франции Теодор Момм отвечал за восстановление текстильного производства как почти специалист.
С Моммом Шанель начала общаться в середине 1943 года. Что-то поздновато, ведь Динклаге стал ее любовником осенью 1940-го. Это означает, что либо самого Момма не было в Париже, либо он действительно никакого отношения к попыткам спасти Андре не имел. Но восстанавливать промышленность стали сразу после оккупации, немцам было нужно французское текстильное производство. Согласно версии самой Шанель, Теодора Момма заинтересовали ее остановленные текстильные фабрики.
У Шанель, как всегда, несколько версий: то она утверждает, что Момм просто-таки потребовал от нее восстановления фабрик взамен на освобождение Андре Паласса, то заявляет, что она очень кстати предложила своего племянника в качестве нового руководителя предприятий, мол, никто лучше Андре не сумеет справиться с фабриками, то говорит, что предложила возглавить фабрики самому Момму.
Но во время допросов после войны Андре Паласс, отвечая на вопросы английских следователей, говорил только о Вофленде, не упоминая никакого Момма. Кроме того, он был освобожден в 1941 году, а Момм появился в поле зрения Шанель, как вы помните, в 1943-м.
Так кто же освобождал Андре и зачем был нужен Теодор Момм Шанель, а сама Шанель Момму?
Теодор Момм вообще загадочная личность во всей этой истории. Что связывало Динклаге и Момма, кроме старой дружбы? Почему Шпатц рискнул знакомить свою подругу с Моммом, мало ли что...
Это не пустые вопросы, потому что одним из главных действующих лиц в последующей операции «Модная шляпа» с участием Шанель будет именно Теодор Момм. Именно он поедет в Берлин к Шелленбергу и убедит шефа СД (внешней разведки) доверить престарелой даме из Парижа попытку связаться с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем.
На фотографии у Теодора Момма вполне добродушный вид чиновника невысокого ранга, ничего особенного.
Но есть еще одна загадочная личность во всей этой истории – барон Луис Вофленд. Судя по приведенным Хэлом Воганом документам, Вофленд – агент абвера, имел номер 7667 и кличку Рыбак. Был протеже Динклаге и занимался вербовкой новеньких.
Но вообще-то вербовкой ведали совсем другие люди, сразу после оккупации Парижа была создана целая служба, отбирающая материалы полиции, которые могли заинтересовать абвер, вербующая французов (помните, было нужно 32 000 агентов, которых набрали очень легко). Но допустим, Вофленд именно этим и занимался, тогда при чем здесь Шпатц?
Если Шпатц резидент абвера, как на это намекают, то во время оккупации при столь масштабном увеличении численности агентов в строго законспирированном резиденте явно отпадала надобность. О нем забыли, что ли?
Если это так, то понятно, почему Воробышек тихо сидел в квартирке на рю Камбон и даже в Берлин вместо себя отправил Теодора Момма.
Шанель твердила, что ничем таким (кроме любви) они не занимались, ездили пару раз на виллу «Ла Пауза», вроде для того, чтобы проверить, все ли в порядке. Жюстин Пикарди утверждает, что там встречались с архитектором Робертом Штрейцем (помните, он «Ла Паузу» и строил, то есть знал там каждый уголок). Штрейц состоял в местной группе Сопротивления, он попросил посодействовать освобождению из гестапо друга – профессора физики, Шанель с готовностью обещала. Выяснилось, что в саду (видимо, в бывшем домике четы Ломбарди) целая база для размещения евреев, которых потом переправляли через итальянскую границу. А в погребах виллы... тайное укрытие и радиопередатчик!
Не знаю, освободили ли профессора физики, но никаких данных, что «...на вилле «Ла Пауза» накрыли группу Сопротивления...», нет. И Штрейц остался жив-здоров.
Хороша пособница нацистов и антисемитка, у которой на вилле прячут евреев и работает радиопередатчик? А Ганс Динклаге куда смотрел? Он был настолько влюблен, что старательно отворачивался в сторону при виде евреев и затыкал уши, когда Штрейц рассказывал о передатчике? Или они сознательно ездили на виллу, зная, что именно там увидят?
Судя по тому, что после первого визита деятельность Сопротивления продолжилась, хозяйка все же не была против.
Странная эта нацистская шпионка Шанель, ей-богу, странная!
Или не шпионка? Или не нацистская?
Ну любила она Ганса Гюнтера Динклаге, что тут поделаешь, не все себя в шестьдесят со счетов списывают, некоторые еще и влюбляются. И Шпатц был к ней неравнодушен. Тоже вполне может быть. Когда после войны на допросе Шанель спросили, почему она спала с немцем, она сначала возмутилась:
– Он не немец, у него мать англичанка!
А потом фыркнула:
– Мне столько лет, что, когда появляется любовник, я не спрашиваю у него паспорт!
Хорошо, что допрашивающий не подозревал, что Шанель со Шпатцем знакомы давно, еще с довоенного времени.
Жили себе и жили все годы оккупации тихонько-тихонько, даже на виллу ездили осторожно, чтобы местное Сопротивление не спугнуть.
Но ведь была операция «Модная шляпа», ездила Шанель в Мадрид, передавала письмо английскому послу в Испании Сэмюэлю Хору для Черчилля! Значит, была нацистским агентом.
Ну, положим, в Мадрид она ездила не один раз, первый вообще в 1941 году с тем же Вофлендом и вовсе не ради шляпы, а в попытке организовать продажу своих духов в Испании, жить-то на что-то надо.
И позже виза ей выписывалась дважды – в декабре 1943 года и в марте 1944-го.
Запомните эти даты, потому что, по официальной версии, «Модная шляпа» проводилась в январе 1944 года. К чему тогда мартовская виза?
А теперь про ту самую «шляпу», о которой столько разговоров.
